ПАЛЛАДИЙ

ПАЛЛАДИЯ, ЕПИСКОПА ЕЛЕНОПОЛЬСКОГО, ЛАВСАИК

ИЛИ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ЖИЗНИ СВЯТЫХ И БЛАЖЕННЫХ ОТЦЕВ

Был еще и другой монах, живший в дальней пустыне и много лет подвизавшийся в добродетели. Наконец уже в старости подвергся он искушению от демонов. Подвижник любил безмолвие. Он проводил дни в молитвах, песнопениях и созерцании, за что удостоился иметь несколько божественных видений, как в бодрственном состоянии, так и во сне. Он уже почти достиг бестелесной жизни: не возделывал земли, не заботился о пропитании, не искал в растениях и травах пищи для тела, не ловил ни птиц, ни других каких животных. Исполненный упования на Бога, он с тех пор как поселился в пустыне, уже не заботился о пропитании своего тела. Забыв все мирское, он все свое желание устремил к Богу, в ожидании смертного часа. Питался же более всего сладостью видений и надежд. Между [106] тем тело у него не слабело от напряжения, и душа не теряла бодрости – такой твердый навык приобрел он в благочестии!

Впрочем, Бог, милуя его, в определенное время посылал ему на трапезу хлеб на два или на три дня, которым он и питался. Всякий раз, когда он ощущал голод, он входил в свою пещеру и находил там пищу. Помолившись, он подкреплял себя пищею и потом услаждался песнопениями. Молитва и созерцание были его постоянным занятием. Так совершенствовался он с каждым днем и, подвизаясь в настоящем, постоянно ближе становился к ожидаемому будущему. Он был почти уверен в спасении своем, и эта уверенность была причиной того, что он едва не пал от постигшего его затем искушения.

Когда он дошел до такой уверенности, в сердце его незаметно вкралась мысль, что он выше других и что он знает и имеет больше других. В таких мыслях он уже стал полагаться на себя. От этого зародилась в нем беспечность, сначала небольшая, но постепенно выросшая до заметных размеров. Не с такою бодростию, как прежде, начал вставать он от сна на молитву. Он стал лениться и пение его перестало быть продолжительным. Душа его захотела покоя, ум пал долу, а мысль его стала блуждать. Беспечность втайне была уже им любима, и только прежний навык, как оплот, несколько останавливал подвижника в этом стремлении и охранял его до времени. По вечерам, после обычных молитв, входя в пещеру, он еще иногда на столе находил хлеб, посылаемый ему Богом, и питался им, но не изгонял из ума негодных мыслей тех и не думал, [107] что невнимательность губит труды его, не обращал внимания на растущее в нем зло. Небольшое уклонение от обязанностей ему казалось маловажным. И вот похоть страстная, овладев его мыслями, стала звать его в мир. Но он пока еще удерживался. Однажды, проведя день в обычных подвигах, он вошел после молитвы и песнопений в пещеру, и там по-прежнему нашел хлеб, но уже не так тщательно приготовленный и не такой чистый, как прежде, а с сором. Он удивился и несколько опечалился этому, но однако хлеб съел и укрепил себя им. Настала ночь, и зло утроилось. Ум его еще больше предался любострастным помыслам, и воображение представляло ему нечистые мечты так живо, как бы они сбывались на самом деле. Несмотря на это, он, однако, еще и на другой день продолжал свои подвиги: молился, пел псалмы, но уже не с чистым расположением и часто оборачивался, смотря по сторонам. Доброе дело его прерывали разные мысли. Вечером, почувствовав потребность в пище, вошел он в пещеру и хотя нашел на обычном месте хлеб, но как бы изъеденный мышами, а вне пещеры сухие остатки. Тогда начал он стенать и плакать, но не столько, сколько нужно было бы для укрощения нечистой похоти. Хоть и не столько, сколько ему хотелось, он все же вкусил хлеба и стал успокаиваться. Тогда множество помыслов обрушилось на него и победило его ум. Они, как пленника, повлекли инока в мир. Он бросил свою пустыню и ночью пошел в селение. День застал его еще в пути, а до селения было все еще далеко. Инок, палимый зноем, изнемог и начал смотреть вокруг себя, нет ли где монастыря, в котором бы ему можно [108] было отдохнуть. Не вдалеке действительно виднелся монастырь.

Благочестивые и верные братья того монастыря приняли его, как родного отца, омыли ему лицо и ноги. По молитве они предложили ему трапезу, прося его принять с любовью то, что у них было. После трапезы братия просили его преподать им слово спасения, как избегать сетей диавола и как побеждать нечистые помыслы. Беседуя с ними, как отец с детьми, он поучал их быть мужественными в трудах и уверял, что они скоро обратятся для них в великое наслаждение. Много еще весьма назидательного говорил им старец о подвижничестве. По окончании наставления он невольно подумал о себе самом и стал думать о том, как он, вразумляя других, сам оставался невразумленным. Тогда увидел он свое поражение и немедленно возвратился в пустыню оплакивать свое падение. «Аще не Господь помогл бы ми, – говорил он, – вмале вселилася бы во ад душа моя (Пс. XCIII, 17); совсем было погряз я во зле и вмале не скончаша мене на земли (Пс. CXVIII, 87) ». И сбылось над ним Писание: брат от брата помогаем, яко град тверд (Притч. XVIII, 19) и как стена неподвижная. С того времени он во всю жизнь плакал. Не получая больше пищи от Бога, он своими трудами доставал себе пропитание. Заключившись в пещере и постлав на полу вретище, он до тех пор не вставал с земли и не прекращал своего плача, пока не услышал голос ангела, говорившего ему во сне: «Бог принял твое покаяние и помиловал тебя; только смотри не обольщайся. Тебя придут посетить братья, которых наставлял ты, и принесут [109] тебе на благословение хлебы; раздели их вместе с ними и всегда благодари Бога».

Это рассказал я вам, дети, для того, чтобы вы более всего упражнялись в смиренномудрии, хотя бы подвиги ваши казались уже великими. Оно есть первая заповедь Спасителя, Который говорит: Блаженни нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф. V, 3). Блюдите, чтобы вас не обольстили демоны какими-либо мечтаниями. Когда приходит к вам кто-нибудь, брат, или друг, или жена, или отец, или мать, или учитель, или сын, или слуга, прежде всего прострите руки ваши на молитву, и, если это призрак, он исчезнет. Если так же будут обольщать вас демоны или люди ласкательством и похвалами, то не внимайте им и не возноситесь мыслью. И меня часто обольщали демоны призраками, так что иногда всю ночь не давали мне ни молиться, ни отдыхать, а поутру кланялись мне и говорили с насмешкою: «Прости нас, авва, что мы всю ночь утруждали тебя». Но я отвечал им: «Отступити от мене, вси делающии беззаконие (Пс. VI, 9), не искусите раба Господня». Так и вы, посвятив себя созерцанию, всегда храните безмолвие, дабы во время молитвы к Богу иметь вам чистый ум. Хорош и тот подвижник, который, живя в мире, всегда творит добрые дела, оказывая братолюбие, страннолюбие, подает милостыни, благодетельствует приходящим к нему, помогает больным и блюдет себя от соблазнов. Это добрый, истинно добрый подвижник: он на деле исполняет заповеди, хотя не чужд и земных попечений. Совершеннее и выше его тот, кто, посвятив себя созерцательной жизни, от житейских дел востек к созерцанию и, [110] предоставив заботиться о них другим, сам, отвергшись и забыв себя, занимается небесным; кто, отрешившись от всего, предстоит Богу и никакою другою заботою не отвлекается назад. Такой с Богом соединяется и с Богом живет, всегда восхваляя Его непрерывными песнями.

Такие и многие другие наставления давая нам в продолжение трех дней, каждый день до девятого часа, блаженный Иоанн врачевал наши души. Потом, преподав нам благословение, велел идти в мире и сказал еще пророчество, что сегодня пришла в Александрию весть о победе благочестивого царя Феодосия и поражении мятежника Евгения, также что император умрет своею смертью. Точно так и случилось. Когда мы посетили многих других отцов, пришли к нам братия с вестью, что блаженный Иоанн скончался некоторым чудным образом: он заповедал, чтобы три дня никому не позволяли входить к нему, - и преклонив колена на молитву, скончался и отошел к Богу, Которому слава вовеки. Аминь.

42. О Пимении

Он же (Иоанн) не показался в лице даже рабе Христовой Пимении, приходившей к нему для свидания. Однако блаженный открыл ей нечто сокровенное. Он приказал ей на возвратном пути из Фиваиды не плыть в Александрию, иначе впадет в искушение. Но Пимения или пренебрегла, или забыла предсказание Великого и поплыла в Александрию, может быть, из любопытства, чтобы посмотреть город. На пути, близ Никополя, суда ее пристали к берегу [111] для отдыха. Слуги вышли на берег, поссорились с местными жителями, людьми буйными, и в довершение всего подрались с ними. У одного евнуха отрубили палец, другого убили, а святого епископа Дионисия даже бросили в реку, впрочем по неведению. Пимению же саму осыпали ругательствами и напугали угрозами, а остальным слугам нанесли ранения.

Видели мы в Фиваиде и другого мужа, по имени Аммона. Он был отцом около трех тысяч монахов, коих называли тавеннисиотами. Они соблюдали великий Пахомиев устав, носили милоти, пищу принимали с покрытым лицом, опустив глаза вниз, чтобы не видеть, как ест близ сидящий брат, и все хранили такое строгое молчание, что, казалось, находишься в пустыне, потому что каждый исполнял свое правило втайне. За трапезу они садились только для виду, чтобы скрыть друг от друга свое постничество. Одни из них раз или два подносили к устам руку, взявши хлеба, или маслин, или чего-нибудь другого, что было предложено на трапезе, и, вкусив от каждого яства по одному разу, тем и были довольны. Другие, съевши немного хлеба, ни до чего больше не дотрагивались; а иные довольствовались только несколькими ложками кашицы. Всему этому справедливо подивившись, я не преминул и для себя извлечь отсюда пользу. [112]

Видели мы и другого старца, который своею кротостью превосходил всех людей, – авву Вина. Братия, жившие с ним, уверяли, что он никогда не божился, не лгал, ни на кого не гневался и никогда никого не оскорбил даже словом. Жизнь его была самая тихая. Он был нрава кроткого и ангельского свойства. Велики было и смирение его, и самоуничижение. Долго мы упрашивали его сказать нам что-нибудь в назидание. Наконец, он едва согласился предложить несколько слов о кротости. В одно время бегемот опустошал соседние поля. Земледельцы обратились за помощью к этому святому. Он стал у реки и, увидев зверя огромной величины, сказал ему кротким голосом: «Именем Иисуса Христа повелеваю тебе не опустошать более этой страны». Животное, как прогнанное ангелом, совсем скрылось. Так точно в другой раз прогнал он и крокодила.

45. Об авве Феоне

В пустыне, недалеко от города Александрии, видели мы и другого святого мужа, по имени Феона. Он заключился в тесной келье один и в продолжение тридцати лет упражнялся в молчании. Чудеса его были так многочисленны, что жители Александрии называли его пророком. Ежедневно приходило к нему множество больных, и он через отверстие возлагал на них руки и отпускал их здоровыми. Лицо у него было как у ангела, взгляд веселый и весьма ласковый. [113]

Однажды в глубокую ночь напали на него разбойники, с тем чтобы убить его, в надежде найти у него много золота. Святой помолился, - и разбойники до утра остались недвижимы у дверей его. Собравшийся на утро народ хотел сжечь их. Святой, вынужденный крайностью, сказал народу: «Отпустите их невредимыми! Если не отпустите, от меня отступит благодать исцелений». Народ послушался, ибо никто не дерзал прекословить ему, а разбойники тотчас пошли в соседние монастыри к монахам. Раскаявшись в прежних своих делах, переменили они жизнь свою.

Авва Феона свободно читал на трех языках - римском, греческом и египетском, как узнали мы от многих и от него самого. Когда же он узнал, что мы чужестранцы, то сотворил о нас благодарную молитву, написав ее на дощечке. Ел он только невареные семена. Сказывают, что по ночам он выходил из своей кельи и поил собиравшихся к нему диких животных водою, какая была у него. Действительно, около его кельи видны были следы буйволов, диких ослов и коз, о которых он всегда радовался.

В пустыне близ Антинои, главного города Фиваиды, видели мы и другого старца, ста десяти лет от роду, по имени Илию. На нем, говорили, почил дух пророка Илии. Он знаменит был тем, что прожил в этой пустыне семьдесят лет. Пустыня была столь страшной и [114] дикой, что ужасы ее не поддавались описанию. Здесь-то на горе жил Илия, никогда не сходя с нее в обитаемые места. На узкой тропинке, которая вела к нему, повсюду выдавались острые камни, едва позволявшие ступать по ним. Пещера, в которой жил старец, находилась под скалою, так что и видеть его было страшно. Он весь дрожал от старости. Каждый день совершалось им много знамений, он не переставал исцелять больных. Отцы говорили, что никто не помнит, когда он поселился на горе. В старости он ел вечером три унции хлеба и три маслины, а в молодости ел лишь раз в неделю.

47. Об авве Аполлосе

Видели мы и другого святого мужа, по имени Аполлос, в Фиваиде, в пределах Ермиполя. В этот город приходил Спаситель с Девою Мариею и праведным Иосифом, исполняя пророчество Исаии, который говорит: Се, Господь седит на облаце легце и приидет во Египет, и потрясутся рукотворенная египетская от лица Его и падут на землю (Исаии 19, 1). Видели мы там и капище, в котором все идолы пали лицом на землю, когда Спаситель вошел в город.

Так сего-то мужа видели мы в пустыне, где под горою он имел монастырь и был отцом около пятисот монахов. Он приобрел славу в Фиваиде; дела его были велики, и Господь творил чрез него великие чудеса. Он совершал весьма много знамений. Еще с детства являл он великие подвиги, и уже в старости [115] получил такую благодать. Будучи восьмидесяти лет, он устроил у себя великий монастырь из пятисот мужей совершенных, которые почти все могли творить чудеса. Пятнадцати лет удалился он от мира и сорок лет провел в пустыне, где тщательно подвизался во всякой добродетели пока, говорят, не услышал глас Божий, говоривший к нему: «Аполлос! Аполлос! Через тебя низложу Я мудрость египтян и разум разумных язычников. Вместе с ними ты погубишь и мудрецов вавилонских и истребишь всякое служение бесовское. Теперь же иди в мир: ты породишь Мне люди избранны, ревнители добрым делом». И опять был к нему голос: «Ступай, потому что все, чего ты ни попросишь у Бога, - получишь». Услышав повеление Божие, он тотчас пошел в мир. Это было в царствование Юлиана. Через некоторое время пришел он в ближнюю пустыню. Заняв одну небольшую пещеру под горою, он стал в ней жить.

Все занятие его состояло в том, что, стоя на коленах, постоянно возносил он молитвы к Богу – сто ночью и столько же днем. Пища его тогда, как и прежде, чудным образом посылалась ему Богом: ее приносил ему в пустыню ангел. Одежду его составлял Левитон, который иные называют коловием, и небольшой плат на голове. И это одеяние у него в пустыне не ветшало. В этой пустыне, рядом с которой была заселенная местность, совершал он силою Духа дивные чудеса и исцеления, которых всех и пересказать невозможно, так дивны были. Об этом нам рассказывали старцы, которые жили вместе с ним и сами были совершенны и управляли многими братьями. [116]

Таким образом сей муж скоро сделался славным, как бы новый пророк и апостол, явившийся в наше время. Как только распространилась о нем великая молва, все монахи, жившие в окружности по разным местам, стали непрестанно приходить к нему и предавали ему свои души, как родному отцу. Одних он призывал к созерцанию, других убеждал совершать деятельную добродетель, и сам же на деле показывал то, к чему других склонял словом. Часто, показывая им пример подвижничества, он вкушал с ними пищу только по воскресным дням, и притом питался лишь одними овощами, которые сами по себе вырастали из земли, и не употреблял ни хлеба, ни бобов, ни даже плодов древесных и ничего вареного.

Однажды (это было в правление Юлиана) услышав, что брат, взятый в воинскую службу, сидит связанный в темнице, Аполлос с братиею пришел к нему посоветовать и внушить ему мужественно переносить труды и презирать угрозы и опасности. Он говорил брату, что для него теперь настало время подвигов и что этими искушениями испытывается душа его. В то время, как он утешал брата и укреплял его душу, тысяченачальник, уведомленный кем-то о пришедших братьях, прибежал туда и в порыве злобы приказал закрыть двери темницы замками, оставив в ней Аполлоса и бывших с ним монахов, как способных к воинской службе. Приставив к ним довольно стражей, он ушел домой, не пожелав даже выслушать их просьб. В полночь явился стражам светоносный ангел и озарил светом всех бывших в темнице, так что стражи сделались безгласны [117] от ужаса. Придя в себя, они отворили двери и просили, чтобы все братья вышли. «Лучше, - говорили они, - умереть за них, чем оскорбить свободу, свыше дарованную заключенным безвинно». Утром пришел тысяченачальник с другими начальниками и усердно просил этих выйти и даже оставить город. «Потому что, - говорил он, - от землетрясения упал дом мой и задавил лучших из моих слуг». Услышав об этом, иноки возблагодарили Бога и возвратились в пустыню, где и пребывали потом все вместе, имея, по апостольскому слову, одно сердце и одну душу (Деян. V, 32).

Аполлос учил их, чтобы они ежедневно украшались добродетелями и коварные действия диавола на помыслы отражали тотчас при самом их начале. «Когда у змия, – говорил он, – сокрушена глава, то и все тело его мертво, и Господь заповедует нам сокрушать главу змия. Это обязывает нас к тому, чтобы мы не только исторгали из ума своего постыдные мечтания, но и вначале не допускали в душу свою худых и нечистых помыслов». Он учил также, чтобы братия старались превзойти друг друга в добродетелях, дабы никто не казался ниже другого по совершенствам. «Свидетельством успеха вашего в добродетелях, – говорил он, – да будет приобретение бесстрастия и воздержания от пищи, потому что это есть начало даров Божиих. А когда кто получит от Бога силу творить чудеса, - не гордись, как бы уже имеющий всего довольно, не надмевайся мыслью, будто ты выше других, и не показывай всем, что получил такую благодать. В противном случае ты обольщаешь себя и, уловленный помыслами, лишаешься благодати». [118]

Такое высокое учение было в его беседах. Впоследствии и мы часто от него слышали то же. Но в делах он совершал еще более, ибо все, что он просил, Господь давал ему. Он имел и некоторые откровения, например, видел своего старшего брата, который с ним долгое время жил в пустыне, по жизни был совершеннее, нежели сам он, и в пустыне же скончался. Во сне представилось ему, будто брат его пребывает в лике апостолов, оставил ему в наследство свои добродетели и молится за него Богу, прося скорее преставить его от земли и с ним упокоить на небесах. Но Спаситель сказал ему, что Аполлосу надобно еще несколько пребыть на земле для достижения совершенства, пока много будет ревнителей его жизни, ибо ему будет вверено великое множество монахов и некое воинство благочестивое, дабы он получил от Всеблагого славу, достойную своих трудов. Что он видел, то и случилось. По слуху о нем, стеклись к нему отовсюду многие монахи и, послушные его учению и беседам, совершенно отрекались мира. Таким образом, у него на горе составилось общество до пятисот братий, имевших общежитие и одну трапезу. Казалось, это был стройный полк ангелов, облеченных во все доспехи, и исполнились на них слова Писания: возвеселися пустыня жаждущая (Исаия XXXV, 1). Расторгни и возопий неболевшая, яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа (XLIV, 1). Хотя сие пророческое слово исполнилось и на Церкви из язычников; однако оно сбылось и на египетской пустыне, которая представила Богу больше чад, нежели страны заселенные. Где в городах такое множество [119] спасающихся монахов, сколько их предстоит Богу в пустыне египетской? Сколько в городах народа, столько там, в пустынях, монахов. И мне кажется, что и над ними исполняется апостольское слово: идеже умножися грех, там преизбыточествова благодать (Рим. V, 20). Преумножилось некогда в Египте, больше, нежели в других странах, многоразличное и нечестивое идолослужение: почитали собак, обезьян и некоторых других животных; обожали и чеснок, и лук, и многие другие ничтожные растения. Об этом сам святой Аполлос рассказывал мне и объяснял причину прежнего многобожия. «Жившие прежде нас язычники, – говорил он, – обоготворяли вола за то, что, при помощи его обрабатывая землю, выращивали хлеб; а воды Нила – за то, что они орошали все поля; да и самую землю свою обожали они за то, что она была плодоноснее всех других стран. Наконец, и прочие мерзости, как-то собак, обезьян и других негодных животных и растения чтили они потому что будто, во время исхода Израиля из Египта некоторые из египтян не погнались вместе с фараоном за евреями и не погибли с ним, только по той причине, что были удержаны или каким-либо делом, или одним из этих животных или растений. Потому они явились как бы причиною их спасения. Кто чем был занят и не пошел за фараоном, то и обоготворил, говоря: «Это сегодня стало для меня богом, потому что благодаря этому я не погиб с фараоном”». Вот что говорил святой Аполлос. Но преимущественно пред словами надобно описать, что приобрел он в делах.

Неподалеку от него прежде жили язычники и по всем местам почитали демонов. В [120] одном из селений было огромное капище и в нем знаменитейший идол. Он был сделан из дерева. Нечестивые жрецы торжественно носили его по селениям, неистовствуя вместе с народом. Праздник этот совершается так же, как и в честь нильской воды. Случилось в это время проходить там святому Аполлосу с несколькими братьями. Как только он увидел народ, неистово бесновавшийся, преклонил колена пред Спасителем и вдруг сделал язычников неподвижными. Как ни толкались они, все же не могли сдвинуться с места. Палимые зноем, простояли они, не понимая, отчего с ними это могло случилось. Тогда жрецы сказали, что это сделал с ними один христианин, живущий в пустыне в их пределах, именно Аполлос, и стали просить его, чтобы избавил их от беды. Между тем жившие по соседству с ними, услышав их крики и плачевные вопли, пришли к ним и стали спрашивать: «Что такое случилось с вами? Отчего это с вами произошло?». Одни отвечали, что не знают, а только подозревают одного человека, и что его нужно просить о помиловании. Некоторые из них уверяли, что будто видели, как он проходил мимо, и просили пришедших оказать им скорее помощь. Последние привели волов и покушались сдвинуть идола, но он вместе с самими жрецами оставался неподвижным. Наконец, не находя никакого средства к избавлению, они послали соседей своих сказать Аполлосу, что если он избавит их, то они оставят свое заблуждение. Когда они сказали об этом, человек Божий как мог скорее пошел к ним. Помолившись о них, он всех их освободил от уз. После сего они все единодушно уверовали в Спасителя всех и [121] чудодействующего Бога, а идола предали огню. Огласив их всех, он присоединил их к Церкви. Многие из них до сих пор живут в монастырях. Таким образом везде пронеслась о нем слава, и многие уверовали в Господа; так что уже не было и имени язычников в пределах тех.

Спустя немного времени два селения заспорили между собой из-за пахотной земли и подняли междоусобную войну. Как только известие об этом дошло до святого мужа, он тотчас пошел к ним, чтобы склонить их к миру. Одна из противных сторон не соглашалась и противоречила ему, надеясь на какого-то начальника разбойнической шайки, человека очень храброго на войне. Аполлос, увидев, что он противоречит, сказал ему: «Если ты, друг, послушаешься меня, то я умолю моего Владыку простить тебе грехи». Разбойник же, услышав это, немедленно бросил оружие и, пав к ногам его. Примирив обе стороны, он убедил всех разойтись по домам. Когда они, примирившись, ушли, тогда знаменитый разбойник последовал за святым мужем, требуя от него исполнения обещания. Блаженный Аполлос взял его с собою и в ближайшей пустыне убеждал и просил потерпеть, говоря, что Бог может даровать ему прощение. Настала ночь, и во сне они оба видели, будто стоят на небе перед престолом Христовым и смотрят, как ангелы вместе с праведниками поклонялись Богу. Когда же и они, падши вместе, поклонились Спасителю, к ним был глас от Бога: «Кое общение свету ко тьме? или кая часть верну с неверным? (II Кор. 6, 14, 15). Для чего и этот человекоубийца, недостойный такого видения, стоит вместе с праведником? Впрочем [122] ты, Аполлос, можешь идти; человек, так поздно обратившийся, дарован тебе». Увидев весьма много и других чудес, которых не может и не дерзает ни слово изречь, ни ухо выслушать, они пробудились и рассказали о том бывшим с ними. Всех до крайности удивлял рассказ обоих об одинаковом видении. И прежде бывший человекоубийца с того времени стал жить вместе с подвижниками. До самой смерти занимаясь исправлением своей жизни, из волка сделался незлобивым агнцем. И на нем исполнилось предречение пророка Исаии: «пастися будут вкупе волк со агнцем, и лев аки вол будет ясти плевы (Ис. XI, 6, 7). И правда, там можно было видеть, и эфиопов, подвизающихся вместе с монахами и многих превосходящих в добродетелях. И над ними сбылось слово Писания: «Ефиопия предварит руку свою к Богу (Псал. LXVII, 32).

Однажды язычники спорили с христианскими поселениями о своих границах. С обеих сторон явилось множество вооруженных. Аполлос пришел к ним, чтобы примирить их. Но предводитель язычников, человек жестокий и свирепый, воспротивился ему и с упорством говорил: «Не помирюсь до смерти». - Аполлос сказал ему: «Да будет с тобою то, что ты избрал себе. Никто другой, кроме тебя, не погибнет, и, когда ты умрешь, земля не будет твоим гробом, но чрева зверей и коршунов наполнятся тобою». Это слово тотчас же и сбылось: ни с той, ни с другой стороны никто, кроме этого предводителя, не погиб; его зарыли в песок и поутру нашли, что гиены и коршуны растерзали его на куски. Язычники, увидев [123] такое чудо и исполнение сказанного, все уверовали в Спасителя, Аполлоса же провозглашали пророком.

Еще прежде сего святой Аполлос жил в пещере одной горы с пятью братиями, которые были первыми учениками его, когда он только что вышел из пустыни. Когда однажды настал день св. Пасхи, они, совершив в пещере служение Богу, хотели вкусить пищу, какая найдется. А было у них только немного сухих хлебов и овощей. Аполлос сказал им: «Дети! Если мы верные и истинные чада Христовы, то попросите каждый у Бога пищи, какой кому угодно». Но они все предоставили ему, считая себя недостойными такой благодати. Когда же он сам с радостным лицом совершил молитву и все рекли: «Аминь», – тотчас явились у пещеры какие-то неизвестные люди, сказавшиеся пришельцами издалека, и принесли с собою всего, о чем братия даже и не слыхали и что не растет в Египте, а именно: всякого рода плодов садовых – винограду, гранатовых яблок, смокв и орехов, – всего такого, чему поспеть было тогда еще не время, и медовых сотов, и сосуд свежего молока, и десять больших чистых и теплых хлебов – все такое, что родится в чужой стране. Люди, принесшие это, сказав, что все это прислал им какой-то знатный богатый человек, поспешно удалились. Пищи было столько, что хватило братии до Пятидесятницы. Все они дивясь говорили, что воистину все было им послано от Бога. Один из монахов просил авву тут же помолиться за него, чтобы ему сподобиться какого-нибудь благодатного дара. Когда сей помолился, ему дан был благодатный [124] дар смиренномудрия и кротости, так что все дивились, как он стяжал великую кротость. Об этих чудесах Аполлоса рассказали нам отцы, жившие с ним, и засвидетельствовали многие братья.

Незадолго перед тем сделался голод во всей Фиваиде. Жители городов, не раз слыхали, что жившие с Аполлосом монахи неоднократно уже получали пищу чудесным образом. С женами и детьми все они пошли к нему просить благословения и пищи. Нимало не опасаясь, что не хватит пищи для братии, он давал всем приходящим столько, чтобы каждому хватило на день. Когда же остались только три большие корзины с хлебом, а между тем голод усиливался, он велел принести и эти корзины, из которых монахи тогда хотели взять для себя хлеба, и громко, чтобы все слышали, сказал: «Неужели рука Господня не может наполнить эти корзины? Вот что говорит Дух Святой: не оскудеет хлеб в корзинах сих, доколе все не вкусят нового хлеба». Ходившие туда в самом деле утверждали, что всем доставало хлеба в продолжение четырех месяцев.

То же самое совершил он над елеем и пшеницею. Тогда сатана предстал ему и сказал: «Разве ты Илия или другой кто из пророков и апостолов, что делаешь это?». Аполлос отвечал ему: «А разве не люди были святые пророки и апостолы, которые предали нам сие делать? Или тогда был Бог, а ныне нет Его? Бог всегда может делать это. Для Него нет ничего невозможного. Если же Бог благ, то зачем ты зол? И разве не должно нам говорить, что мы [125] видели, то есть что продающие хлеб приносили братьям на трапезу полные корзины и опять брали их назад полными, по насыщении пятисот братий?».

Надобно еще сказать, как изумились мы, увидев и другое чудо. Трое нас, братий, пошли к нему. Его братия узнали нас, увидев еще издалека, потому что еще прежде слышали от Аполлоса о нашем приходе к нему. Поспешив нам на встречу, они встретили нас с пением, по обычаю, принятому у них в отношении ко всем монахам. Поклонившись лицом до земли, они облобызали нас, говоря друг другу: «Вот и пришли те братия, о которых отец наш за три дня предсказал нам, что придут к нам трое братий из Иерусалима». Одни из них шли впереди нас, другие за нами, и все пели, пока мы не пришли к самому Аполлосу. Авва Аполлос, услышав пение, вышел к нам навстречу, как он обыкновенно делал это в отношении ко всем братьям. Увидев нас, он первый поклонился нам до земли, облобызал нас, потом пригласил войти к нему. Помолившись и собственными руками умыв нам ноги, авва Аполлос просил нас отдохнуть. Так поступал он со всеми приходящими к нему братьями.

Жившие с ним братья принимали пищу не прежде, как приобщившись Евхаристии Христовой. Это делали они в девятом часу дня. По принятии пищи они садились слушать его, и он поучал их всем заповедям до сумерек. После того одни из них уходили в пустыню и там читали наизусть священное Писание целую ночь; другие оставались там, непрестанно восхваляя Бога песнопениями до наступления дня. Я сам своими глазами видел, как они начинали с вечера свое песнопение и не переставали петь [126] даже до утра. А многие из них только в девятом часу сходили с горы и, приняв Евхаристию, опять восходили на гору и довольствовались одною духовною пищею до другого девятого часа. Так некоторые из них поступали в продолжении многих дней. При всем том они, как можно было видеть, радовались, живя в пустыне: никто здесь, на земле, не указал бы подобной радости и веселия телесного. Между ними никого не было скучного и печального. Если бы кто и показался когда печальным, авва Аполлос тотчас спрашивал его о причине скорби и открывал, что было у каждого в тайне сердца. «Не должно, – говорил он, – на пути спасения скорбеть тем, которые имеют наследовать Царство Небесное. Пусть стенают язычники, плачут иудеи, скорбят грешники, а праведники должны радоваться. И если помышляющие о земном в земном находят радость, как же нам, удостоенным толикой надежды, не радоваться непрестанно, когда и Апостол побуждает нас всегда радоваться, непрестанно молиться и о всем благодарить (ср.: I Сол. V, 16–18)»?

Впрочем, кто может изобразить сладость бесед аввы Аполлоса и прочие его добродетели, о которых мы умолчали по причине их чрезвычайной чудесности, хотя и слышали от него самого и от других. Часто, беседуя с нами наедине о подвижничестве, он говорил о том, как принимать братию, то есть что нужно кланяться приходящим братьям, «ибо, - говорил он, - ты кланяешься не им, а Богу; видя брата твоего, ты видишь Господа Бога твоего, - и это приняли мы от Авраама» (Быт. гл. XVIII). «Еще, - говорил он, - должно братию [127] усиленно приглашать к отдохновению, – этому научились мы у Лота, (Быт. гл. XIX), который принуди ангелов. Монахи должны, если могут, приобщаться каждодневно Святых Таин, потому что кто уклоняется от Святых Таин, тот удаляется от Бога. Например, кто постоянно приобщается, тот всегда принимает в себя Спасителя, ибо Сам Спаситель говорит: ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин. VI, 36). Итак, полезно монахам постоянно воспоминать спасительное страдание и ежедневно быть готовыми удостоиться принятия святых и небесных Таин, ибо таким образом мы удостаиваемся отпущения грехов. Также непозволительно, – говорил он, – нарушать без всякой нужды всеобщие посты, ибо в среду Спаситель предан, а в пятницу распят. Поэтому, кто нарушает пост, тот вместе с врагами предает и распинает Спасителя. Если в пост придет к тебе брат, имеющий нужду в отдохновении, предложи трапезу ему одному; если ж ему не угодно, не принуждай, ибо все мы имеем общее предание о посте».

Много порицал он тех, которые носят оружие и отращивают волосы, ибо такие люди, по его словам, тщеславятся и стараются нравиться людям. Им должно бы постом изнурять свое тело и делать добро втайне, а они, напротив, выставляют себя перед всеми. Впрочем, что говорить много? Все наставления его точно соответствовали его жизни и достойным образом ни пересказать, ни описать их невозможно.

Таким образом, побеседовав с нами о многом несколько раз, в продолжение целой [128] недели, он, отпуская нас, сказал: «Мир имейте между собою и на пути не отлучайтесь друг от друга». Когда же он предложил бывшим при нем братьям проводить нас до других отцов, почти все они изъявили свою готовность идти с нами. Тогда святой Аполлос избрал из них трех мужей, сильных в слове и в жизни и знавших языки – греческий, римский и египетский и, отпуская их с нами, велел им не оставлять нас, пока мы не увидим всех отцов (только кто пожелал бы увидеть их всех, тот не сумел бы сделать этого во всю жизнь). Наконец, он благословил нас и отпустил со словами: «Да благословит вас Господь от Сиона, и узрите благая Иерусалима во вся дни живота вашего (Псал. CXXVII, 6). Когда мы шли по пустыне в полдень, вдруг увидели огромного дракона, как бревно, ползущего по песку. Увидев его, мы сильно испугались. Но провожавшие нас братья убеждали нас не бояться, а быть спокойными и идти за драконом. «Увидите, – говорили они, – веру нашу». Они надеялись убить его своими руками. «Мы уже убивали руками много и драконов, и аспидов, и керастов», – говорили они. На них исполнилось Писание: «Се дах вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию (Лук. X 19). Но мы, по неверию, а еще более из-за страха, просили их идти не по следу дракона, а по прямой дороге. Тогда один брат из числа их, оставив нас на месте, с великою отважностью устремился в пустыню по следам зверя. Найдя невдалеке его логовище, он громко кричал нам, что дракон в пещере, и звал к себе посмотреть, что будет; между тем как другие братья [129] убеждали нас не пугаться. Когда мы с великим страхом пошли посмотреть зверя, то увидели идущего нам на встречу брата. Ухватясь за нас руками и преграждая нам путь, он умолял нас не ходить туда, ибо мы не сможем снести ярости зверя, тем более, что никогда не видали его раньше. Пригласив нас в свой монастырь, он рассказал, что часто видал это животное, что оно чрезвычайно велико и имеет больше пятнадцати локтей. Приказав нам остановиться, сам он пошел к тому брату и просил его оставить пещеру, но тот не хотел выходить оттуда, не убив дракона. Однако же он упросил его и привел к нам, а тот укорял нас в маловерии. Отдохнув у брата сего в монастыре, отстоявшего на милю от того места, мы достаточно подкрепили свои силы.

48. Об авве Аммуне

Этот брат рассказывал нам, что в том месте, где он жил, был один святой муж, у которого он учился, по имени Аммун, совершивший в том месте весьма много чудес. К нему часто приходили разбойники и забирали у него хлеб и пищу. Но однажды он пошел в пустыню, привел с собою оттуда двух больших драконов и велел им стоять на страже у своей двери. Разбойники пришли, по обыкновению, и, увидев чудо, онемели от ужаса и пали ниц. Когда Аммун вышедши из кельи и увидел, что они немы и почти полумертвы, поднял их и стал укорять так: «Посмотрите, сколько вы свирепее зверей; вот они ради Бога повинуются нашей воле, а вы и Бога не боитесь, и [130] христианского благочестия не уважаете». Потом ввел их в свою келью, предложил им трапезу и увещевал переменить жизнь. Оставив прежнюю жизнь, они оказались лучшими из многих, других, а чрез несколько времени и сами стали совершать такие же знамения.

«В одно время, - рассказывал тот же брат, - большой дракон опустошал соседнюю страну и истреблял множество животных. Тогда жившие близ пустыни все вместе пришли к авве и просили истребить в их стране этого зверя. Но он, будто не умея ничего сделать для них, отпустил их в печали, а сам, вставши наутро, пошел по следам зверя. Когда авва трижды преклонил колена для молитвы, - зверь пришел к нему с сильным свистом, испуская страшное дыхание, надуваясь, шипя и издавая зловонный запах. Авва нимало не убоялся и, обратясь к дракону, сказал: «Да поразит тебя Христос, Сын Бога живого, имеющий сокрушить великого зверя». Как только он сказал это, дракон тотчас расселся, изблевав изо рта весь яд вместе с кровью. Придя на другой день и увидев это великое чудо, поселяне никак не могли стерпеть запаха от дракона и засыпали зверя песком. Тут же с ними находился и авва, ибо они одни не смели приближаться к дракону, хотя он был уже мертв.

«А прежде, - продолжал брат, - когда дракон был еще жив, вдруг увидел его один отрок, пасший стадо. Испугавшись, он упал замертво и целый день лежал бездыханный на поле близ пустыни. К вечеру родственники нашли его и, заметив, что он еще немного дышит, только весь расшибся, они принесли [131] его к авве, не зная между тем отчего это случилось. Когда авва помолился и помазал отрока елеем, он встал и рассказал виденное им. Это особенно и побудило сего мужа решиться истребить дракона.

49. Об авве Коприи пресвитере

Один пресвитер по имени Коприй, имел неподалеку оттуда монастырь в пустыне. Это был муж святой, почти девяноста лет, настоятель пятидесяти братий. Он делал также весьма много чудес: врачевал болезни, совершал много исцелений, изгонял демонов, творил много знамений, и некоторые в наших глазах. Увидев и помолившись о нас, он умыл нам ноги и спрашивал нас, что делается в мире. Но мы просили, чтобы он лучше рассказал нам о добродетелях своей жизни и о том, как Бог ниспослал ему дары и каким образом он получил сию благодать. Он без всякой гордости стал нам рассказывать о жизни своей и своих предшественников, великих мужей, из коих многие превосходили его, и которых жизни подражал он. «Дети, – говорил он, – нет ничего удивительного в моих делах в сравнении с подвигами отцов наших».

Между тем, как пресвитер Коприй еще рассказывал об этом, один из наших братьев, не веривший его словам, задремал; и видит, что в руках у того мужа находится дивная книга, исписанная золотыми буквами, и что какой-то седой муж подошел и грозно сказал ему: «Что же ты не внимаешь чтению и дремлешь?». Устрашенный брат тотчас по латыни [132] рассказал нам слышанное и виденное им. Еще он говорил нам об этом, как пришел один поселянин с корзиной, наполненной песком, и, приблизившись, ожидал, пока брат кончит свой рассказ. Мы спросили пресвитера, чего хочет этот поселянин с песком. Авва сказал нам в ответ: «Дети, не надлежало бы нам хвалиться перед вами и рассказывать о славных делах отцов, дабы, возгордившись умом, мы не лишились награды. Но поскольку вы пришли к нам из столь отдаленной страны, то за такую ревность и искание пользы я не лишу вас назидания, но в присутствии братий расскажу, что Бог устроил чрез нас.

Соседняя нам страна была бесплодна, и владевшие ею поселяне, посеяв хлеб, едва собирали его вдвое против посеянного; ибо червь, зарождаясь в колосе, повреждал всю жатву. Земледельцы, оглашенные нами и сделавшиеся христианами, просили нас помолиться о жатве. Я сказал им: ”Если вы имеете веру в Бога, то и этот пустынный песок будет приносить вам плоды”. Они немедленно набрали вот этого песка, по которому мы ходим, и принесли к нам, прося нашего благословения. Когда я помолился, чтобы было по вере их, они посеяли песок на полях вместе с хлебом, и вдруг земля их стала плодоноснее всякой земли в Египте. Таким образом, привыкнув это делать, они ежегодно приходят к нам с прежнею просьбой».

«Еще одно великое чудо, – продолжал авва, – Бог сподобил меня совершить в присутствии многих. Однажды пришел я в город [133] и встретил одного манихея, который обольщал народ. Так как я не мог убедить его при народе, то, обратясь к толпе, сказал: ”Зажгите на площади большой костер; мы оба войдем в огонь, и, кто из нас останется невредим от него, того и вера хороша”. Это было исполнено: народ поспешно зажег костер и потащил манихея вместе со мною в огонь. Но манихей сказал: ”Пусть каждый из нас порознь войдет в огонь, и первый должен вступить ты сам, приказавший это сделать”. Когда же я, знаменовав себя именем Христовым, взошел на костер, то пламень расступился на две стороны и нимало не повредил мне, хотя я пробыл в нем полчаса. Народ, увидев чудо, поднял крик и заставлял манихея войти в огонь. Но он устрашился и не хотел этого сделать. Тогда народ схватил его и поволок в средину огня. Он тотчас охвачен был пламенем и немедленно с бесчестием был выгнан из города при крике народа: ”Сожгите обманщика заживо!”. А меня народ взял под руки и, прославляя Бога, проводил до церкви.

В другое время, когда я проходил мимо одного капища, несколько язычников приносили жертву своим идолам. Я сказал им: ”Для чего вы, существа разумные, приносите жертвы неразумным? Через это вы становитесь неразумнее, чем они”. И так как мои слова были верны, то они последовали мне и уверовали в Спасителя.

Некогда был у меня недалеко в поле сад для приходивших к нам братий, и один бедный человек обрабатывал его. Однажды какой-то язычник украл там овощи. Принеся их домой, он в продолжение трех дней не мог сварить их, так как они в котле оставались [134] такими же, какими были взяты, ибо вода не нагревалась. Тогда этот человек, пришедши в себя, взял овощи и принес их нам, умоляя простить ему грех и сделать его христианином, что и было исполнено. В это самое время пришли к нам странники-братия, и для них специально были тогда принесены овощи. Вкусив их, мы возблагодарили Бога за двойную радость, то есть за то, что и человек спасен, и братия укрепились пищей».

50. Об авве Сурусе

Однажды авва Сурус, авва Исаия и авва Павел, мужи благочестивые и подвижники, сошлись вместе, чтобы посетить великого исповедника авву Анувия. Он жил от них на расстоянии трех дней пути. И говорят они друг другу: «Пусть каждый из нас покажет свой образ жизни, и как он почтен от Бога здесь, на земле». Авва Сурус сказал им: «Прошу у Бога дара, чтобы силою Духа достигнуть нам до того места без утомления». - И только лишь он помолился, тотчас явились готовое судно и благоприятный ветер, и в одно мгновение они очутились на месте, хотя плыли против течения.

51. Об авве Исаии

Тогда же в пути авва Исаия сказал авве Павлу и авве Сурусу: «Что удивительного, друзья, если встретит нас муж, который перескажет нам жизнь каждого из нас?». [135]

Павел же сказал: «А если и нам Бог открыл, что чрез три дня Он возьмет Анувия к себе?». Когда пошли они вперед к месту жительства Анувия, сей муж, выйдя к ним навстречу, приветствовал их. Павел сказал ему: «Расскажи нам свои дела, ибо ты послезавтра отойдешь к Богу».

53. Об авве Анувии

Авва Анувий сказал им: «Благословен Бог, известивший и меня об этом, так же как и о вашем прибытии и подвижничестве». Рассказавши о подвигах каждого из них, далее он стал говорить о своих подвигах следующим образом: «С того времени, как я исповедал на земле имя Спасителя, не исходила ложь из уст моих. Я не питался земною пищею, ибо ангел ежедневно питает меня пищею небесною. В сердце мое никогда не входило желание ничего иного, кроме Бога. Бог не скрывал от меня, что делается на земле. Свет не заходил от глаз моих: я и днем не спал, и ночью не отдыхал, ища Бога, и ангел всегда был при мне, показывая силы мира. Свет ума моего не погасал. Все, что просил я у Бога, скоро получал. Многократно видал я тьмы ангелов, предстоящих Богу; видел лики праведников; видел сонмы мучеников; видел, как все они восхваляют Бога; видел сатану, предаваемого огню; видел ангелов его, терпящих наказание; видел праведников, вечно веселящихся». Рассказав это и многое другое в продолжение трех дней, авва предал [136] душу. Ее тотчас приняли ангелы и лики мучеников и понесли на небеса, а братия видели это и слышали их песнопения.

54. Об авве Эллине

Другой авва, по имени Эллин, с детства подвизавшийся в добродетели, приносил часто к братиям, жившим в соседстве с ним, огонь за пазухой, возбуждая и в них желание показывать знамения. Он говорил им: «Если вы поистине подвизаетесь, то покажите знамения добродетели».

Однажды, когда он был один в пустыне, ему захотелось меду. Скоро нашел он под камнем соты и сказал: «Удались от меня необузданное похотение; ибо писано: духом ходите и похоти плотския не совершайте» (Гал. V, 16) – и, оставив соты, удалился.

Еще, постившись в пустыне три недели, он нашел разбросанные плоды и сказал: «Не буду есть и не прикоснусь к ним, да не соблазню брата моего, то есть душу мою, ибо писано: не о хлебе единем жив будет человек» (Мф. IV, 4). Пропостившись еще неделю, он наконец заснул. Ангел явился ему во сне и сказал: «Встань и ешь, что найдешь». Он встал и, осмотревшись вокруг, видит источник, около которого выросли роскошные растения. Он принял питие и пищу из растений и утверждал, что ничего приятнее в жизни не вкушал. Найдя на том месте небольшую пещеру, он пробыл там несколько дней без пищи. Наконец, когда почувствовал нужду в пище, он, преклонив колена, [137] стал молиться – и тотчас ему предложены были всякие яства, теплые хлебы, оливки и различные плоды.

Некогда он посетил своих братий и, преподав им много наставлений, поспешно удалился в пустыню, взяв с собою некоторые нужные вещи. Увидев на пастбище несколько диких ослиц, он сказал им: «Во имя Христово, пусть одна из вас придет ко мне и возьмет на себя мою ношу». И тотчас одна прибежала к нему. Положив на нее свои вещи, он сел на нее и в один день прибыл к пещере.

Однажды, когда он разложил на солнце хлебы и плоды, подошли к ним звери, обыкновенно приходившие на источник, и, лишь только коснулись хлебов, тотчас умерли.

В один воскресный день он пришел к некоторым монахам и спросил их: «Почему вы ныне не собрались к богослужению?». Когда же они ответили, что не пришел пресвитер (живший на противоположном берегу), - он сказал им: «Пойду, призову его». Они сказали, что нельзя перейти поток по причине глубины его. «Притом же, - говорили они, - в этом месте живет огромный зверь, крокодил, истребивший много людей». Он немедленно встал, пошел к потоку, и вдруг зверь, взяв его на свою спину, перенес на другой берег. Нашедши пресвитера в поле, он просил его не оставлять братии. Сей, видя, что он одет в рубище, сшитое из многих лоскутов, спросил у него, где он взял рубище, и прибавил: «Брат, одеяние души твоей прекрасное!» - и, подивившись его смиренномудрию и убожеству, последовал за ним к реке. Но тут они не нашли лодки, и авва Эллин громким [138] голосом стал звать крокодила. Крокодил тотчас явился по его зову и подставил спину. Авва Эллин приглашал и пресвитера сесть с собою, но сей, увидев зверя, испугался и отступил назад. Он и братия, жившие на том берегу, с ужасом смотрели, как авва переплывал поток на звере. Вышедши на сушу, он привел с собою зверя и сказал, что ему лучше умереть и понести наказание за погубленные им души. Зверь тотчас упал и умер.

Пробыв у братий три дня, авва все это время учил их заповедям и открыл им сокровенные намерения каждого. Тот, говорил он, терпит беспокойство от помыслов блудных, другой от тщеславия, третий от сластолюбия, иной от гнева; одного называл кротким, другого миролюбивым; в одном обличал пороки, в другом хвалил добродетели. Слыша это, они удивлялись и говорили, что это правда.

Затем он сказал им: «Приготовьте нам овощей, ибо ныне придет к нам много братий». Действительно, братия пришли еще во время приготовления и облобызали друг друга.

Один из сих братий, желая жить с аввою в пустыне, просил его об этом. Когда же авва говорил, что ему не перенести искушений демонских, тот с настойчивостью стал утверждать, что все перенесет. Авва Эллин принял его и велел ему жить в другой пещере. Демоны сперва много смущали его срамными помыслами; потом, явившись ночью, начали душить его. Он бежал из пещеры и рассказал авве Эллину о случившемся. Авва, очертив то место, велел ему впредь пребывать на нем без боязни. [139]

Однажды, когда у них в пещере недостало хлеба, ангел пришел в образе брата и принес им пищу. В другое время десять братий искали его по пустыне и семь дней оставались без пищи. Наконец, авва встретил их и велел им отдохнуть в пещере. Когда они напомнили ему о пище, он, не имея ничего предложить им, сказал: «Бог силен уготовать трапезу в пустыне», – и тотчас явился благообразный юноша и постучал в двери в то время, как они молились. Они отворили дверь и увидели юношу с большою корзиною, наполненною хлебами и оливками. Приняв это, они вкусили пищи и возблагодарили Господа; а отрок тотчас стал невидим.

Авва Коприй, рассказав нам это и много другого удивительного и обласкавши нас, привел в свой сад и показал нам пальмы и другие плодовитые деревья. Он сам насадил их в пустыне, возбужденный верою поселян, которым он сказал, что и пустыня может приносить плоды тем, кто имеет веру в Бога - «ибо когда я увидел, что они засеяли песок и поле их стало плодоносно, – говорил он, – то и сам сделал то же и имел успех».

55. Об авве Апеллесе пресвитере

Видели мы и другого пресвитера, по имени Апеллес. Он сперва занимался ремеслом медника, а потом обратился к подвижничеству. Однажды, когда к нему пришел диавол в образе женщины, он, в то время как раз делал медные вещи для монахов, нарочно схватил рукою раскаленное железо и обжег женщине все лицо [140] и тело. И братия слышали, как она кричала в келье. С того времени этот муж всегда берет рукою раскаленное железо без всякого вреда. Он принял нас дружелюбно и вот что рассказывал о живших с ним богоугодных мужах, которые живы еще и ныне.

56. Об авве Иоанне

«Есть в этой пустыне, - говорил он, - брат наш Иоанн, не нашего, впрочем, века человек; ибо он превосходит добродетелями нынешних монахов. Найти же его скоро никто не может, потому что он всегда ходит по пустыне с места на место».

«Он сперва три года стоял под одной скалой, проводя все это время в непрестанной молитве, никогда не садился и не ложился спать и лишь стоя имел несколько сна; только в воскресные дни принимал Евхаристию, которую приносил ему пресвитер, и более ничего не ел.

«Однажды сатана, приняв на себя образ пресвитера, поспешно приходит к нему и показывает вид, будто хочет преподать ему Причастие. Но блаженный Иоанн, узнав его, сказал ему: «Отец всякого обмана и всякого лукавства, враг всякой правды! Ты не только непрестанно обольщаешь души христиан, но и дерзаешь ругаться над самыми святыми Таинствами». Диавол отвечал ему: «Едва не удалось мне уловить тебя. Этим способом я обольстил одного из твоих братий и, лишив его рассудка, довел до сумасшествия. Многие праведники много молились за него и едва возмогли привести его в разум». Сказав сие, демон удалился от него». [141]

Когда же от продолжительного стояния у него растрескались ноги и стали гноиться, тогда явился ангел и, коснувшись уст его, сказал: «Господь будет для тебя истинною пищею и Дух Святый – истинным питием; но теперь пока достаточно для тебя духовного пития и пищи, чтобы иначе, от пресыщения, ты не изверг их», – и, исцелив его, свел с места. После этого он стал странствовать по пустыне и питаться растениями. В воскресный же день являлся на прежнее место для принятия Причастия.

Выпросив у пресвитера несколько пальмовых ветвей, он делал из них поясы для животных. Когда один хромой решился отправиться к нему для исцеления, то едва только сел он на осла и ноги его едва только коснулись пояса, сделанного святым мужем, он тотчас исцелился.

Иногда авва посылал больным благословение, и они тотчас освобождались от болезни. Однажды он получил откровение о своих монастырях, что некоторые из братий ведут недобрую жизнь. Тогда написал он чрез пресвитера ко всем им послание, в котором было сказано, что такие-то из них нерадят, а другие ревнуют о добродетели. Открылось, что это было так. Написал он и к отцам, что некоторые из них нерадят о спасении братий, а другие довольно наставляют их; притом объявил, каких наказаний и почестей достойны те и другие. Еще, призывая иных к высшему совершенству, он внушал им, чтобы, удаляясь от чувственного, они восходили к духовному, так как уже время вести такую жизнь. «Мы, – говорил он, – не [142] должны навсегда оставаться детьми и младенцами, но должны восходить к совершеннейшему разумению, достигать мужеского возраста и возвышаться до самых великих добродетелей».

Много еще другого рассказывал нам отец об авве Иоанне. Но все эти рассказы были настолько чудесны, что мы, боясь вызвать маловерие и малодушие у читателей, воздержались написать их полностью. Сами же мы совершенно убеждены в истине сего, так как нам тоже самое рассказывали многие и великие мужи, бывшие очевидцами всего.

57. Об авве Пафнутии

Видели мы и другое место, где жил Пафнутий отшельник, муж великий и добродетельный, который недавно скончался в окрестности Ираклеи Фиваидской. Многое рассказывалось о нем. После продолжительного подвижничества, Пафнутий молил Бога открыть ему, кому бы из совершенных по святости он был подобен. Ангел явился ему и сказал: «Ты подобен такому-то флейтисту, который живет в городе». Поспешно отправился Пафнутий к тому флейтисту и расспрашивал его об образе жизни и делах. Флейтист сказал ему, что он (как и в самом деле было) человек грешный, нетрезвой и развратной жизни и что он недавно перестал разбойничать и сделался флейтистом. Когда же Пафнутий стал выпытывать у него, что доброго сделал он когда-либо, флейтист отвечал, что не знает за собой ничего доброго, кроме того, что однажды, будучи еще разбойником, ночью [143] избавил он от разбойников одну христианскую деву, которую они хотели обесчестить, и проводил ее до селения.

«В другой раз, – продолжал флейтист, – встретил я красивую женщину, блуждавшую по пустыне. Она бежала от служителей градоначальника и от судей из-за того, что муж ее был должен казне, и оплакивала свое странствование. Я спросил ее о причине ее слез. Не спрашивай меня ни о чем, господин, – сказала она, – и не любопытствуй о несчастной, но возьми меня и веди, куда хочешь, как рабу свою, ибо после того, как мужа моего много раз били в продолжение двух лет за то, что он должен казне триста златниц, и заключили в темницу, а трех моих любезнейших сыновей продали, я спасаюсь бегством, перехожу с места на место и, так как меня часто ловили и каждый раз били без пощады, брожу теперь по пустыне и вот уже третий день остаюсь без пищи. Я сжалился над нею и привел ее в пещеру, дал ей триста златниц и проводил до города. Так я освободил ее с детьми и с мужем».

Пафнутий сказал ему: «Хотя я не знаю за собою, чтобы сделал что-нибудь подобное, но ты, без сомнения, слыхал, что я славен подвижничеством, ибо не в беспечности провел жизнь свою. И вот Бог открыл мне о тебе, что ты нисколько не ниже меня по добрым делам. Посему, когда Бог так печется о тебе, брат, ты не оставляй души своей в пренебрежении, на волю случая».

Флейтист тотчас же бросил из рук флейты и, променяв благозвучие музыкальной песни на духовное сладкопение, последовал за Пафнутием в пустыню. В продолжение трех [144] лет подвизался он, сколько мог, проводя жизнь свою в пении псалмов и в молитвах; наконец перешел на небо и почил, сопричисленный к ликам святых и чинам праведных.

Проводивши к Богу сего усердного подвижника добродетели, Пафнутий стал вести жизнь более совершенную в сравнении с прежнею и опять молил Бога открыть ему, кому из святых он подобен. Опять был к нему глас Божий: «Ты подобен старшине ближайшего селения». Пафнутий немедленно отправился к нему. Когда он постучался к нему в дверь, тот, по обычаю, вышел и принял гостя. Омыв ему ноги и предложив трапезу, он просил его вкусить пищи. Но Пафнутий стал у него расспрашивать о его делах и говорил: «Расскажи мне свой образ жизни, ибо ты превзошел многих монахов, как открыл мне Бог». Тот отвечал ему, что он человек грешный и недостойный даже имени монаха. Однако Пафнутий стал настоятельно расспрашивать его, и он отвечал так: «Не следовало бы мне рассказывать о своих делах, но поскольку ты говоришь, что пришел по повелению Божию, то поведаю тебе о себе.

Вот уже тридцатый год, как я разлучился со своею женою, прожив с нею только три года. Бог дал мне трех сыновей, которые помогают мне во всех делах моих. Я до сих пор не оставлял страннолюбия. Никто из поселян не похвалится, что он принял странника прежде меня. Бедный или странник не выходил из дома моего с пустыми руками, не получив сперва всего необходимого для пути. Не пропускал я бедного или удрученного несчастиями, не утешив его. Не был я лицеприятен [145] к своему сыну на суде. Чужие плоды не входили в дом мой. Не было вражды, которой бы я не примирял. Никто не обвинял моих сыновей в неприличных поступках. Стада мои не дотрагивались до чужих плодов. Не засевал я первый своих полей, но, предоставляя их другим, сам пользовался только тем, что оставалось. Не допускал я, чтобы богатый притеснял бедного. Во всю жизнь мою никого я не огорчал, никого никогда не осуждал. Вот что, как помню, сделал я по воле Божией».

Услышав о добродетелях сего мужа, Пафнутий облобызал его голову и сказал: «Да благословит тя Господь от Сиона, и узриши благая Иерусалима. Тебе недостает еще главной из добродетелей – многомудрого познания о Боге, которое не можешь ты приобрести, если не отвергнешься мира, не возьмешь креста и не последуешь за Спасителем». Услышав сие, тот немедленно, не сделав даже никаких распоряжений касательно своего имущества, последовал за этим мужем в гору. Когда же они пришли к реке и не нашли тут никакой лодки, Пафнутий велел ему идти через реку, которой никто никогда в этом месте не переходил по причине глубины ее. Они перешли так, что вода была им только по пояс. Тогда Пафнутий оставил его в одном месте, а сам, разлучившись с ним, молил Бога, чтобы ему быть лучше подобных людей. Немного времени спустя Пафнутий видел, что душу сего мужа взяли ангелы, славя Бога и говоря: Блажен, его же избрал еси и приял, вселится во дворех Твоих (Пс. 64, 5). Святые же ответствовали им и восклицали: Мир мног [146] любящим закон Твой (Пс. CXVIII, 165). Тогда узнал Пафнутий, что муж сей скончался.

Продолжая неусыпно молиться и еще более подвизаясь в посте, Пафнутий опять молил Бога открыть ему, кому он подобен. И опять сказал глас Божий: «Ты подобен купцу, ищущему хороших жемчужин. Встань же и не медли: с тобою встретится человек, которому ты подобен». Он пошел и увидел одного александрийского купца. Это был человек благочестивый и христолюбивый, торговал на двадцать тысяч златниц, имея сто кораблей, возвращался из верхней Фиваиды. Он все свое имущество и всю свою прибыль от торговли раздавал бедным и монахам. В этот раз он со своими сыновьями нес Пафнутию десять мешков овощей. «Что это, любезный?» – спросил его Пафнутий. Тот отвечал, что это плоды торговли, приносимые Богу для подкрепления праведных». «Почему же ты, ты не принимаешь нашего имени?» – вновь спросил его Пафнутий. Когда же тот признался, что очень желает сего, Пафнутий сказал ему: «Доколе ты будешь заниматься земною торговлею и не примешься за небесную куплю? Предоставь это другим, а сам, пока время так благоприятно, последуй за Спасителем, к Которому немного позже придешь и ты». Купец, нисколько не медля, приказал своим сыновьям разделить между бедными все, что у него оставалось, а сам отправился в гору, заключился в том месте, где до него подвизались двое, и постоянно молился Богу. Прошло немного времени, и он, оставив тело, соделался небожителем.

Пафнутий, предпослав и сего мужа на небо, наконец, и сам, не имея сил продолжать подвижничество, стал отходить. Тогда явился ему [147] ангел и сказал: «Наконец пойди и ты, блаженный, в вечные селения. Пророки пришли принять тебя в свой сонм. Это прежде не было тебе открыто, чтобы ты, возгордившись, не лишился всех своих заслуг». - Прожив еще один день и рассказав все пресвитерам, пришедшим к нему по откровению, он предал дух. Пресвитеры ясно видели, как он принят был ликами праведных и ангелов, восхвалявших Бога.

58. О мучениках Аполлонии и Филимоне

Был в Фиваиде монах по имени Аполлоний. Он показал много чудесных опытов своей святости и удостоен был диаконства. Преуспев во всех добродетелях, которыми прославились многие мужи во время гонения, он ободрял исповедников Христовых и многих наставил на мученичество. Наконец, он сам был взят под стражу и заключен в темницу. Туда к нему приходили самые негодные язычники и говорили ему оскорбительные богохульные речи.

Между ними был один музыкант, человек известный своими злодеяниями. Он пришел и начал поносить Аполлония, называя его нечестивцем, наветником, обманщиком, и говорил, что все его ненавидят и что ему надо бы поскорее умереть. Аполлоний сказал ему: «Да помилует тебя Господь и да не поставит тебе в грех того, что ты сказал». Услышав сие, музыкант, которого звали Филимоном, поражен был до глубины души словами Аполлония. [148]. Он тотчас пошел в судилище, стал пред судьей и сказал ему при народе: «Несправедливо поступаешь ты, судья, наказывая благочестивых и невинных мужей. Христиане ничего худого не делают и не говорят. Они даже благословляют врагов своих». Слушая его, судья сначала подумал, что он притворяется и шутит, но, видя, что он не перестает говорить то же самое, сказал ему: «Ты, верно, лишился ума». - «Несправедливый судия! – отвечал он, - я не безумный, я – христианин». Тогда судья с народом стал склонять его на свою сторону различными ласками. Но, видя его непреклонным, подверг всякого рода мучениям.

Судья, велевший схватить Аполлония, всячески поносил и мучил его, как обманщика. Но Аполлоний сказал ему: «Желал бы я, судья, чтобы ты и все присутствующие здесь последовали мне в моем заблуждении». Как скоро он сказал это, судья велел его и Филимона бросить в огонь в глазах всего народа. Когда оба они были в огне и судья еще оставался на месте, блаженный Аполлоний громко, чтобы всем было слышно, воззвал к Богу: «Не предаждь, Господи, зверем души, исповедующияся Тебе (Пс. LXXIII, 19), но явно покажи нам Себя». И вот сошло облако, подобное росе и светлое, покрыло сих мучеников и угасило огонь. Удивленные судья и народ воскликнули: «Один Бог, христианский!». Но какой-то злонамеренный человек донес об этом александрийскому градоначальнику, который, выбрал грубых и жестоких чиновников и воинов и послал их привести связанными судью и Филимона. С ними повели Аполлония [149] и некоторых других исповедников. Во время пути снизошла на Аполлония благодать, и он начал учить воинов. Воины не смогли противиться благодати Божией. Умилившись, они все уверовали в Спасителя, и явились на суд узниками. Видя их непоколебимость в вере, градоначальник, велел бросить всех их в глубину морскую. Это было для них символом крещения. Родственники, найдя их тела, выброшенные на берег, устроили для них общую гробницу, от которой много совершается чудес.

Такова была благодать в Аполлонии: о чем бы он ни попросил, всегда бывал услышан. Так почтил его Спаситель! Мы видели его и других мучимых вместе с ним, и молились во время их мучения, а после поклонились Богу и облобызали тела их в Фиваиде.

59. Об авве Диоскоре пресвитере

Видели мы и другого пресвитера в Фиваиде, по имени Диоскора, отца ста монахов. Когда они готовились приступить к божественным Тайнам, он говорил им: «Смотрите, чтобы никто из вас, имевших ночью нечистые сновидения, не дерзал приступить к святым Тайнам и чтобы никто не засыпал с нечистыми мечтами. Что бывает без мечтаний, то бывает не по произволу каждого, а зависит от природы, от избытка вещества, и потому не вменяется в грех. А мечты зависят от произвола и свидетельствуют о нечистоте души. Итак, монах должен побеждать и закон природы и не предаваться никакой плотской нечистоте; но надо [150] измождать плоть и не допускать, чтобы она тучнела. Старайтесь истощить тело продолжительными постами, иначе оно будет возбуждать нас к нечистым пожеланиям, а монаху нельзя никак допускать себя до них, ибо чем же он будет отличаться от мирян? Мы часто видим, что и миряне воздерживаются от удовольствий для здоровья тела или по другим каким причинам: не должно ли тем более монаху заботиться о душе и о здравии ума и духа?».

60. О нитрийских монахах

Пришли мы в Нитрию, где видели многих великих отшельников. Одни из них были местные жители, другие – пришельцы. Они друг друга превосходили в добродетелях, с ревностью упражнялись в подвижничестве, показывая всякую добродетель и превышая один другого в образе жизни. Одни из них занимались созерцанием, другие вели деятельную жизнь. Некоторые из них, видя, что мы издалека шли через пустыню, вышли нам навстречу с водою, другие мыли нам ноги, третьи чистили нам платье, иные приглашали нас к трапезе, иные внушали учиться добродетелям, другие – заниматься созерцанием и познанием Бога. Чем кто мог, тем и старался нам услужить. И как пересказать все их добродетели, когда мы часто бываем недостойны даже говорить о них? Они живут в пустыне, и кельи их одни от других на таком расстоянии, что нельзя из одной увидеть или услышать, что делается или говориться в другой; все они живут особо в затворе. [151] Только в субботу и воскресенье они собираются в церквах и принимают друг друга. Многие из них часто по четыре дня не выходили из кельи, так что видели один другого только в церковных собраниях. Некоторые из них приходили в собрание за три или за четыре версты: так далеко жили они друг от друга! У них такая любовь друг к другу и к прочим братьям, что если кто изъявлял желание спасаться вместе с ними, каждый из них спешил отдать ему свою келью для упокоения.

61. Об авве Аммонии

Видели мы там одного отца, по имени Аммоний. У него были прекрасные кельи, двор, колодезь и прочие необходимые принадлежности. Когда приходил к нему какой-либо брат, желавший спасаться, и говорил ему, чтобы он нашел ему келью для жительства, Аммоний тотчас выходил, приказав ему дотоле не выходить из своей кельи, пока он не найдет для него удобного жилища; и, оставив ему свою келью со всем, что в ней было, сам уходил далеко и заключался в какой-нибудь малой келье. Если же приходило много желавших спасения, он собирал всю братию. Тогда один приносил камни, другой – воду, и кельи выстраивались в один день. Тех, которые должны были жить в сих кельях, братья приглашали к общественной трапезе для утешения, и, пока они еще были в трапезной, каждый брат брал в милоть или корзину из своей кельи хлеб или что-либо из необходимых вещей, относил [152] в новые кельи, так что никому не было известно приношение каждого. К вечеру, будущие обитатели келий, войдя в них, вдруг находили там все нужное. Многие из тех братий не вкушали ни хлеба, ни плодов, а только зелие. Некоторые не спали всю ночь, но сидя или стоя проводили время до самого утра.

62. Об авве Исидоре

Видели мы в Фиваиде и монастырь некоего Исидора, огражденный большою каменною стеною и имевший в себе тысячу монахов. В нем были и колодцы, и сады, и все, что только нужно; ибо никто из монахов никогда оттуда не выходил. Привратником у них был пресвитер, который никого не выпускал и не впускал, разве только кто объявит желание безвыходно жить там до своей смерти. Тех, которые приходили к воротам, он принимал и угощал в небольшой гостинице, а поутру, преподав благословение, отпускал в мире. Два только пресвитера, которые заведовали делами братий, выходили и приносили им все нужное. Стоявший при воротах пресвитер говорил нам, что живущие в монастыре достигли такой святости, что могут совершать знамения, и что никто из них не бывал болен до смерти. Когда же приходило время преставления которого нибудь из них, он, предварительно возвестив об этом всем, ложился и умирал. [153]

63. Об Аммоне

Есть и другая пустыня в Египте, на берегу моря, но пристать к ней весьма трудно. В ней живут многие и великие отшельники. Она лежит недалеко от города Диолка. Там видели мы пресвитера, святого отца, весьма смиренного и многократно видевшего видения, по имени Аммона. Однажды, во время службы Божией, он видел ангела, который, стоя по правую сторону жертвенника, отмечал братий, приступавших к Евхаристии, записывал их имена в книгу и изглаждал имена тех, которые не пришли в церковь. Они через три дня умерли. Его часто мучили демоны и доводили до такой слабости, что он не мог стоять пред жертвенником и приносить дары. Но являвшийся ангел брал его за руку, и силы тотчас возвращались к нему силы. Ангел ставил его здоровым пред жертвенником. Братия, видя его страдания, изумлялись.

64. Об авве Иоанне

Видели мы в Диолке и другого авву, Иоанна, настоятеля монастырей. Он имел вид Авраама, браду Аарона, совершал чудеса и исцеления, и возвратил здоровье многим расслабленным и страдавшим подагрою. [154]

65. Об авве Питирионе

Видели мы в Фиваиде высокую гору, лежащую при реке, весьма страшную и утесистую. Там в пещерах жили монахи. У них был настоятелем некто по имени Питирион, один из учеников Антония, третий из бывших на этом месте. Он успешно изгонял бесов, часто совершал и другие знамения; ибо, наследовав место Антония и ученика его Аммона, достойно наследовал от них и дары благодатные. Он много беседовал с нами и с особенною силою рассуждал о различении духов, говоря, что некоторые бесы наблюдают за нашими страстями и часто обращают оные ко злу. «Итак, чада, – говорил он нам, – кто хочет изгонять бесов, тот должен сперва поработить страсти; ибо, какую страсть кто победит, такого и беса изгонит. Мало-помалу должно вам поработить страсти, чтобы изгнать демонов этих страстей. Например: бес действует посредством чревоугодия. Если вы преодолеете чревоугодие, то изгоните и демона его». Этот муж ел два раза в неделю, в воскресенье и четверг, мучную похлебку и, привыкши к ней, не мог принимать никакой другой пищи.

66.Об авве Евлогии пресвитере

Видели мы и другого пресвитера, по имени Евлогия, который во время принесения Богу даров получал такую благодать ведения, что узнавал мысли каждого из приходивших монахов. Часто, бывало, заметив, что какие-нибудь [155] монахи хотят подойти к жертвеннику, он удерживал их и говорил: «Как вы осмеливаетесь приступать к святым Тайнам с худыми мыслями? Вот, в эту ночь имел ты нечистую мысль». Иной, - говорил он, - размышлял в уме своем, что нет никакого различия в том, грешником или праведником приступит кто к святым Дарам. Другой имел сомнение касательно самых Даров и думал: освятят ли они меня, когда я приступлю к ним?. Итак, удалитесь на некоторое время от святых Таинств и покайтесь от души, чтобы получить отпущение грехов и сделаться достойными общения со Христом. Если же не очистите сперва мыслей, то не можете приступить к благодати Христовой.

67. Об авве Серапионе пресвитере

Видели мы в пределах арсинойских пресвитера по имени Серапион, настоятеля многих монастырей и игумена многого братства, числом до десяти тысяч. Он через братию собирал множество хозяйственных припасов; ибо во время жатвы все они сносили к нему свои плоды, которые получали вместо платы за уборку полей, каждый ежегодно по двенадцати артаб хлеба, что равняется сорока нашим мерам (modios гр.). И все это употреблял авва на вспомоществование бедным, так что никто не терпел нужды в окрестности. Хлеб отсылаем был бедным даже в Александрию. Впрочем, и вышеупомянутые отцы, жившие по всему Египту, не пренебрегают такою же распорядительностью: от трудов братии они посылают бедным в Александрию [156] корабли, наполненные хлебом и одеждою, потому что у них редко кто терпит нужду.

68. О Посидонии

Дела Посидония Фивянина, мужа весьма опытного в жизни и терпеливого, так многочисленны, что нельзя и пересказать. Он был так кроток, такой строгий подвижник и столько имел незлобия, что не знаю, встречал ли я подобного ему. В Вифлееме, когда он имел пребывание свое по ту сторону Пимения, я жил вместе с ним один год и видел многие его добродетели. Однажды он мне рассказал из своей жизни следующее: «Прожив один год в месте, называемом Порфирит, я во весь этот год не встречал ни одного человека, не слыхал человеческого голоса и не вкушал хлеба, а питался или небольшими финиками, или дикими травами, если где-нибудь находил их. Как-то, когда у меня не стало пищи, вышел я из пещеры с намерением идти в места населенные. Пробыв целый день в пути я, едва отошел от пещеры на две мили, и когда оглянулся кругом, то увидел всадника в воинской одежде, с шлемом, в виде венца на голове. Предполагая, что это воин, я возвратился опять к пещере и, войдя в нее, нашел корзину с виноградом и недавно сорванными фигами. Я с радостью взял их и прожил в пещере два месяца, питаясь сею приятною пищею».

А в Вифлееме досточудный Посидоний совершил вот какое чудо: одна беременная женщина была одержима нечистым духом и, когда [157] ей пришло время родить, она страдала, испытывая мучение и от духа. В то время, как женщина бесновалась, муж ее пришел к святому Посидонию и просил его прийти к нему. Он пришел и стал на молитву. Вместе с ним пришли и мы помолиться. После второго коленопреклонения он изгнал духа и потом, вставши, сказал нам: «Помолитесь вы теперь, прошу вас; когда выйдет нечистый дух, должно быть какое-нибудь знамение, дабы мы убедились, что он в самом деле вышел». И вот бес, вдруг вышедши, обрушил всю стену дома от основания. Женщина эта не говорила шесть лет, а по изгнании беса, родила и стала говорить.

Я узнал и пророчество этого мужа, то есть славного Посидония. Жил в тех местах один пресвитер, Иероним, который был украшен великими познаниями в римской словесности и отличными талантами, но имел такую зависть, что она помрачала все достоинство его учености. Прожив с ним много дней, св. Посидоний сказал мне на ухо: «Хотя благородная Павла, которая печется о нем, умрет, как я думаю, нисколько не пострадав от его зависти, однако из-за этого человека ни один святой муж не будет жить в сих местах. Зависть его коснется даже его собственного брата». Так и случилось. Он выгнал оттуда и блаженного Оксиперенния Италийца, и другого, некоего Египтянина, также Петра и Симеона, мужей чудных, о которых я уже говорил. Это мне рассказывал Посидоний, самый строгий подвижник добродетели, сорок лет не вкушавший хлеба и не помнивший никогда зла даже и до полдня. Такие-то подвиги и знамения совершал славный подвижник Христов [158] Посидоний, обладавший предведением – даром превосходнейшим из всех. И среди таковых подвигов настал славный конец жизни блаженного.

69. О Серапионе

Был некто по имени Серапион, родом египтянин, прозванный Синдонитом, потому что никогда не носил ничего, кроме синдона (льняной одежды). Он очень много упражнялся в нестяжательности, за что и назывался бесстрастным. Хорошо выучившись грамоте, он наизусть читал все Божественное Писание. По своей нестяжательности и ревности к слову Божию он не мог оставаться в келье, чтобы не увлечься земным, но с любовью проводил жизнь апостольскую. Путешествуя по населенным местам, он так усовершился в подвиге нестяжательности, что приобрел совершенное бесстрастие. С таким расположением он родился, ибо у людей различны бывают расположения, а не самая природа. Отцы рассказывали, что он, взяв к себе в подвижники одного из сверстников своих, в одном городе продал себя за двадцать монет комедиантам-язычникам. Запечатав эти деньги, он хранил их при себе. До тех пор он оставался у них, не вкушая ничего, кроме хлеба и воды, непрестанно проповедуя слово Божие, пока не сделал комедиантов христианами и не убедил их оставить театр. Пробыв таким образом у них долгое время, блаженный сперва обратил самого комедианта, потом жену его и, наконец, все семейство их. Пока они его [159] еще не знали, он обоим им умывал ноги. Приняв же крещение, они оставили театр, начали жить честно и благочестиво. Весьма почитая Серапиона, они говорили ему: «Теперь, брат, мы отпустим тебя на волю, потому что ты сам освободил нас от постыдного рабства». Тогда великий Серапион отвечал им: «Поелику Бог мой устроил, а вы содействовали, чтобы ваши души были через меня спасены, то я скажу вам всю тайну этого дела. Сжалившись над вашими душами, которые были в великом заблуждении, я, свободный подвижник, родом египтянин, ради вашего спасения продался вам, чтобы вы освободились от великих грехов. И теперь я радуюсь, что Бог совершил это через мое смирение. Возьмите же свое золото; я оставляю вас и пойду помогать другим». Они настоятельно просили его остаться и говорили: «Мы будем всегда почитать тебя отцом и владыкою душ наших, только останься с нами». Но, не сумев убедить его, сказали: «Отдай бедным это золото; оно было залогом нашего спасения». Серапион отвечал им: отдайте его вы, ибо оно ваше, а я не раздаю нищим чужих денег. После того они просили, чтобы он, по крайней мере, через год, навестил их.

Сей святой раб Христов, постоянно путешествуя, прибыл однажды в Грецию, и в продолжение трех дней, которые он пробыл в Афинах, никто не подал ему хлеба, а он не имел денег. У него, бедного, не было ни милоти, ни жезла и совершенно ничего такого, кроме одного синдона, которым одет был. Наступил уже четвертый день, и он, не ничего ев в эти дни, сильно взалкал. Став на одном холме города, куда собирались чиновные особы, он начал кричать и сильно [160] рыдать, с рукоплесканием говоря: «Афиняне, помогите!». – Все, носившие плащи и виры, подбежали к нему и спрашивали: «Что с тобой? Откуда ты? Чем страдаешь?». Он отвечал им: «Родом я египтянин, по образу жизни монах. Удалившись из своего отечества, я впал в руки трех заимодавцев. Из них двое оставили меня, потому что получили долг и не имели причины обвинять меня, но третий не отстает, и мне нечем удовлетворить его». Окружившие Серапиона люди, любопытствуя о заимодавцах с намерением удовлетворить их, спрашивали его: «Где же эти люди, которые беспокоят тебя, и кто они? Покажи нам их, чтобы могли мы помочь тебе!». - Тогда он отвечал им: «От юности моей мучили меня - сребролюбие, плотское вожделение и чревоугодие. От двух я освободился – от сребролюбия и вожделения, ибо у меня нет ни золота, ни другого какого-либо имущества, я не наслаждаюсь и удовольствиями, которые поддерживают недуги. Посему эти страсти уже не беспокоят меня. Но от чревоугодия я никак не могу освободиться: вот теперь уже четвертый день остаюсь без пищи, и жестокий заимодавец – чрево непрестанно мучит меня, требуя обычного долга и не позволяя мне жить, если я не заплачу ему». Тогда некоторые из философов подумали, что весь этот рассказ намеренно придуман, однако дали ему одну златницу. Серапион снес ее в хлебную лавку и, взяв один хлеб, тотчас удалился из города и более в него не возвращался. Тут узнали философы, что этот человек ведет истинно добродетельную жизнь, и, заплатив, стоимость хлеба, взяли назад златницу. [161]

70. О некоем манихее

Удалившись оттуда в окрестности Лакедемона, блаженный Серапион услышал, что один из первых людей города, муж добродетельный, по вере, со всем своим семейством, был манихей. Сей наилучший из монахов продал себя этому человеку и в два года успел отклонить от ереси его самого и его жену со всем домом его и присоединил их к Церкви. Они полюбили его не как раба, но более чем родного брата и отца; содержали его в великой чести и вместе с ним прославляли Бога. Преподав им многие наставления, Серапион, сей духовный адамант, через некоторое время удалился от них, отдав своим хозяевам деньги, за которые продал себя, и, не имея с собою решительно ничего, сел на корабль, как будто ему следовало плыть в Рим. Корабельщики, смотря на Серапиона, полагали, что он уже перенес на корабль свои пожитки и что станет платить за все золотом, и потому без расспросов приняли его. Отплыв от Александрии на пятьсот стадий, они по захождении солнца стали обедать. Видя, что Серапион не ест, они решили, что путешественник этот получил страдает от плавания и получил отвращение к пище. То же самое повторилось и на другой день, и на третий, и на четвертый день. Наконец, на пятый день во время общего обеда, они не выдержали и спросили его: «Почему ты ничего не ешь, любезный?». «Мне нечего есть», – отвечал он им. Услышав это, корабельщики стали спрашивать друг у друга, кто взял его запасы на корабль. Когда же узнали, что никто не брал (ибо ничего у него не было), то начали бранить его и говорить: «Как ты [162] вошел сюда без всяких запасов? Чем будешь кормиться в продолжение пути? Чем заплатишь нам за перевоз?». Он равнодушно отвечал им: «У меня ничего нет. Отвезите меня и бросьте там, где взяли». Корабельщики говорят ему: «Что ты сердишься? При настоящем попутном ветре мы не согласимся сделать это, хотя бы ты дал нам и сто золотых». Таким образом, Серапион беззаботно проделал до Рима весь путь, во время которого корабельщики кормили его. Прибыв в Рим, раб Христов осведомился, кто в этом городе лучший подвижник или подвижница.

(пер. Е. Орлинского)
Текст воспроизведен по изданию: Палладия епископа еленопольского Лавсаик или повествование о жизни святых и блаженных отцев. Свято-Троицкий Ново-Голутвин монастырь. 1992