Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ПАЛЛАДИЙ

ПАЛЛАДИЯ, ЕПИСКОПА ЕЛЕНОПОЛЬСКОГО, ЛАВСАИК

ИЛИ ПОВЕСТВОВАНИЕ О ЖИЗНИ СВЯТЫХ И БЛАЖЕННЫХ ОТЦЕВ

Письмо, писанное епископом Палладием правителю Лавсу.

Хвалю твое желание; ты достоин, чтобы начать письмо к тебе похвалою, потому что, когда все заняты суетными вещами, от которых не получат они пользы, ты собираешь книги и хочешь учиться.

В учении не нуждается один только Бог всяческих, ибо Он самобытен и другого не было прежде Его, а все прочее имеет нужду в учении, потому что сотворено и создано.

Первые чины ангельские имеют своим наставником Всевышнюю Троицу, вторые – поучаются от первых, а третьи – от вторых и так далее по порядку, до последних. Совершеннейшие в знании и добродетели учат несовершенных в познании.

Итак, думающие о себе, что не имеют нужды в наставниках, недугуют невежеством, которое есть мать гордости, поэтому они не покоряются тем, кои с любовью учат их. Таким людям предшествуют на пути к погибели за этот же недуг изринутые из небесного жительства демоны, так как и они отвергли небесных наставников. [2]

Но предмет учения должны составлять не слова и склады, – такое учение бывает иногда и у самых худых людей, – а добрые качества нрава: беспечалие, безбоязненность, негневливость и дерзновение во всем, которое и слова делает пламенем огненным. Если бы не так было, Великий Учитель не сказал бы Своим ученикам: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. XI, 29). Так, Он учил апостолов не красногласием, а благим нравом и никого не огорчал, кроме ненавидевших учение и учителей. Итак, душа, которая подвизается о Христе, должна или сама верно изучить то, чего она не знает, или других ясно учить тому, что узнала. Если она не делает ни того ни другого, то болит неразумием.

Начало отпадения – пресыщение наставлением и отвращение от учения, которого всегда алчет душа боголюбивого. Прощай и будь здоров, а что всего больше – да дарует тебе Бог познание Христово. [3]

1. Об Исидоре-странноприимце

(О нем говорит Сократ, церк. истор., кн. IV гл. 2; Созомен, церк. истор. Кн. VI, гл. 28; Никифор, церк. истор. кн. XI, гл. 34)

Сначала пришел я в город Александрию, во второе консульство великого царя Феодосия (ныне за свою правую веру во Христа пребывающего со Ангелами), и в этом городе встретил мужа дивного по жизни, украшенного всеми совершенствами – и словом, и нравом, и ведением. То был пресвитер Исидор, странноприимец александрийской Церкви. Первые годы юности, говорят, провел он в пустыне в трудах подвижничества. Видел я и келью его в горе Нитрийской. Ему было лет семьдесят, когда я пришел к нему. Проживши еще пятнадцать лет, он скончался в мире. Сей святой муж до самой кончины своей не носил льняной одежды, кроме покрова на голове, не ходил в баню, не касался мяса, никогда не вкушал пищи до сытости. А между тем, по милости Божией, тело его было так полно, что все, кто не знал жития его, думали, что он живет весьма роскошно. Если б стал я рассказывать подробно о каждой добродетели, то у меня недостало бы времени [4] для рассказа. Он был так кроток, человеколюбив и миролюбив, что самые враги его, которых он имел по причине своей правой веры во Христа, уважали, можно сказать, тень сего мужа за чрезвычайную его доброту. А духовную благодать святой муж сей имел столь великую и такое ведение Священного Писания и разумения Божественных догматов, что даже во время трапезы, в часы, когда с братиею, по обыкновению, принимал пищу, ум его приходил в восторг и уединял его. Когда его просили рассказать, что было во время этого восторга, он говорил: «Я странствовал мыслию, быв восхищен таким-то созерцанием». Я и сам часто видел, как он плакал во время трапезы. На вопрос мой о причине слез он отвечал: «Стыдно мне, разумному созданию, питаться бессловесною пищею; мне бы следовало быть в раю сладости и там насыщаться нетленною снедью, по данной нам от Христа власти». В Риме он был известен всему сенату и женам вельмож с того времени, как приходил туда, сперва с Афанасием Великим, а потом со святым Димитрием епископом. Он хотя имел большое богатство и изобилие в потребностях житейских, но пред смертью не написал завещания. И сестрам своим, девицам, не оставил ни денег, ни вещей, а поручил их Христу сими словами: «Бог, сотворивший вас, дарует вам и потребное для жизни, как и мне даровал». С сестрами жили в одной обители семьдесят дев. [5]

2. О Дорофее

(О нем – Созомен, книга VI, гл. 29; - Кассиодор, книга VIII гл. 1; Никиф. книга XI, гл. 35)

Когда еще в молодости пришел я к нему (Исидору) и просил преподать мне первоначальное наставление в монашеской жизни, – между тем как мне по пылкости возраста нужны были не слова, а труды телесные и изнурение плоти, – он, как искусный укротитель молодых коней, выведши меня в так называемые пустынные кельи верст за пять от города, поручает Дорофею, одному подвижнику Фивейскому, жившему около шестидесяти лет в пещере, и приказывает мне пробыть при нем три года для укрощения страстей моих (он знал, что старец сей ведет самую суровую жизнь), а по истечении трех лет опять возвратиться к нему для дальнейшего духовного наставления. Но я не мог прожить у него трех лет: сильная болезнь заставила меня оставить его раньше определенного срока. Жизнь его была самая суровая, многотрудная и строгая. Целый день, и в самый зной полуденный, собирая камни в пустыне приморской, он постоянно строил из них кельи и потом отдавал их тем, которые сами не могли строить, и таким образом каждый год строил по кельи. Однажды я сказал сему святому мужу: «Что ты делаешь, отец, в такой старости убивая свое тело на жару такими трудами?». Он отвечал мне: «Оно убивает меня, а я буду убивать его». Съедал он унций шесть хлеба день и связочку овощей да выпивал немного воды. Бог свидетель, не видывал я, чтобы он протянул ноги [6] или лег спать на рогоже или на постели – всю ночь, бывало, сидит и вьет веревки (Из которых плел корзины. См. Созом. кн. VI, гл. 29) из финиковых ветвей, на покупку себе хлеба. Думал я, что, может быть, он при мне только начал вести такую строгую подвижническую жизнь, и тщательно стал расспрашивать у многих учеников его, всю ли жизнь он так подвизается (из них иные жили отдельно друг от друга и сами уже славились добродетелью). Они сказывали мне, что он с юности жил так, никогда не ложился спать, а только разве во время работы или за столом смыкал на несколько минут глаза, так что от дремоты и кусок иногда выпадал у него изо рта. Однажды я понуждал сего святого мужа прилечь немного на рогожу; он огорчился и сказал мне: «Уговори сперва ангелов, чтобы они уснули когда-нибудь, тогда уговоришь и ревностного подвижника».

Однажды он послал меня часу в девятом на свой колодезь налить кадку, из которой все брали воду. Было уже время обеда. Пришедши к колодцу, увидел я на дне его аспида и, в испуге, не начерпавши воды, побежал к нему с криком: «Погибли мы, авва: на дне колодца я видел аспида!». Он усмехнулся скромно, потому что был ко мне весьма внимателен, и, покачивая головою, сказал: «Если бы диаволу вздумалось набросать аспидов, или змей, или других ядовитых гадов во все колодцы и источники водные, ты не стал бы вовсе пить?». Потом, вышедши из кельи, он сам налил кадку и первый тотчас испил воды, сотворивши крестное знамение над нею и сказавши: «Где крест, там ничего не может злоба сатаны». [7]

3. О Потамиене

(С вероятностью полагают, что это та самая мученица Потамиена, о которой говорит Евсевий, церков. истор. книга VI, гл. 5. Некоторые несходные черты в повествовании объясняются разностью повествователей)

Блаженный Исидор-странноприимец рассказывал мне, что он был у святого и блаженного Антония и слышал от него нечто такое, что стоит записать. Именно: одна прекрасная лицом девица, Потамиена, во время Максимина-гонителя была рабою у какого-то сластолюбца. Господин долго старался обольстить ее различными обещаниями, но не мог. Наконец, пришедши в ярость, он представил ее тогдашнему александрийскому префекту как христианку, которая хулит настоящее правительство и царей за гонения, и обещал ему довольно денег за наказание ее. «Ежели ты, – говорил он, – убедишь ее согласиться на мое желание, то не предавай ее истязанию, а, когда она по-прежнему будет оставаться непреклонною, умори ее в мучениях». «Пусть же, – говорил он, – живая не смеется над моею страстью». Привели мужественную девицу пред судилище и начали терзать тело ее разными орудиями казни, в то же время и уговаривали ее различными словами, но она оставалась непоколебимою в своей душе, как стена. Тогда судья избрал из числа орудий казни самое страшное и мучительное: он приказал наполнить большой медный котел смолою и поджигать его сильнейшим огнем. Когда смола стала клокотать и кипеть, безжалостный судья обращается к блаженной девице и говорит: «Или ступай покорись воле твоего господина, или знай, – я прикажу бросить тебя в этот котел». Потамиена отвечала: «Можно ли быть таким несправедливым судьею, чтобы приказывать [8] мне повиноваться сладострастию?». Разъяренный судья повелел раздеть ее и ввергнуть в котел. Тогда она вскрикнула и сказала: «Заклинаю тебя жизнью императора, которого ты боишься, – прикажи по крайней мере не раздевать меня, если ты уже присудил мне такую казнь, а вели понемногу опускать в смолу, и ты увидишь, какое терпение даровал мне Христос, Которого ты не знаешь». Таким образом, ее понемногу опускали в котел в продолжение почти трех часов, пока она не испустила дух, когда смола подошла к ней по горло.

4. О слепце Дидиме

(О нем говорит Иероним: «Книга о выдающихся людях», глава 109, где исчисляет важнейшие его сочинения; также Сократ, книга VI, гл. 25; - Созомен, книга VI, гл. 2; Кассиодор, истор. книг. VIII, гл. 8)

В Церкви александрийской тогда было много святых мужей и жен, достигших совершенства в добродетели и достойных наследовать землю кротких. В числе их подвизался и блаженный писатель Дидим, совсем слепой. Я сам видел его раза четыре, когда лет десять тому назад ходил к нему. Он скончался восьмидесяти пяти лет. Слепцом сделался он, как сам мне рассказывал, еще четырех лет. Грамоте он не учился, и никаких учителей не знал. Свой природный ум был для него верным наставником. Он украсился такою благодатью духовного ведения, что на нем самым делом исполнилось сказанное: Господь умудряет слепцы (Пс. 145, 8). Книги Ветхого и Нового Завета знал он все до слова, а догматы изучал так тщательно и учение в них содержащееся [9] излагал так тонко и основательно, что ведением превзошел всех древних.

Однажды он заставил меня сотворить молитву в своем доме, и так как я не хотел, то он рассказал мне вот что: «В эту келью три раза входил блаженный Антоний посетить меня, и, когда я предлагал ему сотворить молитву, он тотчас преклонял колена в сей самой келье, не дожидаясь, чтобы я повторил приглашение, – так он научил меня послушанию самым делом. И ты, если последуешь его житию, как монах и пришелец ради добродетели, брось всякое упрямство».

Он же рассказывал мне еще следующее: «В один день я размышлял о жизни гонителя, несчастного царя Юлиана. Мне так было грустно от этих мыслей, что я ничего не вкушал до позднего вечера. И вот, сидя на скамье, заснул я и вижу в видении: мимо меня скачут на белых конях всадники и кричат: ”Скажите Дидиму – сегодня в седьмом часу Юлиан скончался; встань и ешь и пошли весть епископу Афанасию на дом, чтобы и он узнал об этом”». «Я заметил, – сказал Дидим, – час и день, неделю и месяц – так и оказалось».

5. Об Александре

Рассказывал мне этот писатель Дидим об одной служанке, по имени Александра. Оставив город, она заключилась в гробнице и получала что нужно через отверстие, а сама не показывалась на глаза ни мужчинам, ни женщинам около десяти лет. В десятое лето почив, сия блаженная, говорят, сама себя приготовила к [10] погребению. Женщина, которая к ней ходила, пришедши по обыкновению, не получила ответа и сказала нам об этом. Мы отправились, открыли вход в пещеру гроба, вошли туда и увидели, что она почила.

Говорила нам о ней и приближенная Мелания Римляныня (о которой в свое время и в своем месте расскажу). «Не могла я, – говорит она, – видеть сию блаженную в лице, но, ставши у отверстия, просила ее открыть причину, по которой оставила она город и заключила себя во гробе. Она отвечала мне через отверстие: ”Один человек сходил с ума по мне. Чтобы не огорчать и не бесчестить его, я лучше решилась заключить себя живою в этой гробнице, нежели соблазнить душу, созданную по образу Божию”. Когда я сказала ей: ”Как же ты, раба Христова, выносишь это, что совсем никого не видишь, а одна ратуешь против скорби и помыслов?” – она отвечала: ”С самого утра, часа до девятого, я молюсь и с час пряду лен, в остальные часы припоминаю себе сказания о вере святых отцов и патриархов, о подвигах блаженных апостолов, пророков и мучеников. Когда наступает вечер, я, принесши славословие Господу моему, ем свою долю хлеба, а ночь всю провожу в молитве, ожидая конца своего, когда разрешусь отселе с благою надеждою и явлюсь лицу Христову”».

Расскажу теперь и о тех, которые, имея вид благочестия, жили в небрежении о душе своей, – (расскажу) к похвале достигших совершенства в добродетели, и для предостережения читателей. [11]

6. О сребролюбивой девственнице

В Александрии была одна девственница, – впрочем, по имени только; ибо хотя имела наружность смиренную, но в душе была скупа, сварлива и до крайности пристрастна к деньгам, больше златолюбивая, нежели христолюбивая: из своего имущества никогда не подавала она ни одного овола ни страннику, ни бедному, ни монаху, ни девственнице, ни несчастному, ни в церковь. Несмотря на многие увещания святых отцов, она не свергала с себя тяжести богатства. Были у нее и родные, и она взяла к себе на воспитание дочь сестры своей. Ей-то день и ночь обещала она свое имущество, отвергшись сама небесной любви. А и это есть одно из обольщений диавола, что он порождает в человеке недуг любостяжания под предлогом родственной любви. О родстве у него совсем нет заботы – это видно из того, что он научил братоубийству, матереубийству и отцеубийству, как известно из Священного Писания. Иногда кажется, он и побуждает пещись о родных, но делает сие не по благорасположению к ним, а для того, чтобы увлечь душу к неправедному делу, верно зная сказанное – неправедницы Царствия Божия не наследят (1 Кор. 6, 9). Кто водится духовным разумением и Божественною любовью, тот может, и не оставляя попечения о своей душе, помогать родным в нуждах и доставлять им различные пособия, но, кто всю душу свою поработил заботе о родных, тот подлежит суду закона за то, что мало ценил свою душу. И священный псалмопевец Давид так поет о тех, которые пекутся о душе в страхе Божием: [12] кто взыдет на гору Господню (вместо того, чтобы сказать: редкий), или кто станет на месте святем Его? Неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою (Пс. 23, 3-4). А приемлют всуе душу свою те, кои думают, будто она разрушается вместе с этою плотью, и не радят о добродетелях духовных.

Сию девственницу, носившую только это имя, а нравом чуждую подвижничества, захотел излечить от недуга любостяжания святейший Макарий, пресвитер и надзиратель богадельни для увечных, и придумал следующее средство. Надобно заметить, что в молодости своей он обделывал камни. Вот он, пришедши к ней, говорит: «Попались мне дорогие камни – изумруды и яхонты; краденые они или купленные, не умею сказать, только эти камни бесценные. Хозяин продает их за пятьсот червонцев. Если тебе угодно купить их, дай мне эти деньги. Камни ты можешь употребить на наряды для своей племянницы». Девственница, всею душою привязанная к племяннице, обрадовавшись случаю нарядить ее, падает в ноги Макарию и говорит: «Сделай милость, не отдавай их никому!». Святой муж приглашает ее к себе. «Дойди, – говорит, – до моего дома и посмотри камни». Но она не захотела этого и тут же отдала ему пятьсот червонцев, говоря: «Прошу тебя, достань их, как хочешь: мне не хочется видеться с человеком, который продает их». Святой Макарий, взяв от нее пятьсот червонцев, употребил их на нужды богадельни. Прошло много времени, а девственница стыдилась напомнить ему о камнях, потому что этот муж пользовался в Александрии большим уважением, как старец весьма [13] благочестивый и милостивый. (Он жил около ста лет, - и я еще застал его в живых). Наконец, найдя его в церкви, говорит ему: «Что ж те камни, за которые мы дали пятьсот червонцев?». Он отвечал ей: «В тот же самый день, как ты дала мне деньги, я и заплатил их за камни, и, если хочешь увидеть их, пойди в мой странноприимный дом – там лежат эти камни. Посмотри, понравятся ли они тебе; в противном случае возьми свои деньги назад». Девственница пошла с радостью. Странноприимный дом имел два отделения: в верхнем помещались женщины, а в нижнем – мужчины. Когда она пришла к дому, святой вводит ее в ворота и говорит: «Что угодно тебе сперва видеть – яхонты или изумруды?». «Что хочешь»,– отвечает она. Макарий повел ее наверх и, указывая на женщин увечных, слепых, сказал ей: «Это вот яхонты!». Потом свел ее вниз и, указывая на таких же мужчин, сказал: «А это изумруды! И я полагаю, что драгоценнее этих нигде не найти! Если они не нравятся тебе, возьми свои деньги назад». Пристыженная, девственница вышла и, пришедши домой, занемогла от великой печали, потому что сделала доброе дело не по любви к Богу, а против воли. После она благодарила старца, когда девица, о которой она заботилась, по выходе замуж, умерла бездетною, и когда она уже сама стала употреблять свое имущество как должно.

7. О нитрийских подвижниках

Посетив многих святых и прожив года три в монастырях около Александрии, где видел до двух тысяч великих, весьма [14] ревностных и доблестных мужей, украшенных всякою добродетелью, я оттуда пошел в Нитрийскую гору. Между этою горою и Александриею находится озеро, называемое Мариа. Оно простирается миль на семьдесят. Переплыв его, через полтора дня пришел я к горе со стороны полуденной; к сей горе прилежит большая пустыня, простирающаяся даже до Ефиопии, Мазиков и Мавритании. По горе живет до пяти тысяч мужей, которые ведут различный образ жизни, кто как может и хочет, так что можно там жить по одному, и по двое, и многим вместе. У них семь пекарен, в которых готовят хлебы и для себя, и для отшельников, удалившихся в большую пустыню, числом до шестисот. Прожив в сей горе целый год и получив великую пользу от блаженных и преподобных отцов, каковы Арсисий Великий, Путуваст, Агион, Хроний и Серапион, я, возбужденный многими их рассказами о древнейших духовных отцах, пошел в самую глубину пустыни. В этой горе Нитрийской только одна церковь, весьма обширная. Подле церкви находится странноприимный дом, в котором содержат странника во все время пребывания его в горе, хотя бы оно продолжалось два или три года, пока он не захочет оставить гору. Ему дозволяют жить без дела только одну неделю, а в следующие дни ему дают дело или в саду, или в пекарне, или на поварне. Если же странник человек знатный, то ему дают читать книги; но беседовать ни с кем не дозволяют до шестого часа дня. В этой горе живут и врачи и аптекари. Употребляют здесь и вино, и продают его. Платье себе делают все сами, своими руками, так что в этом отношении они не знают нужды. По наступлении вечера [15] можно стать и слышать в каждой келье хвалебные песни и псалмы, воспеваемые Христу, и молитвы, воссылаемые на небеса: иной подумал бы, что он восхищен и перенесся в рай сладости. В церковь собираются только по субботам и по воскресным дням. При этой церкви восемь пресвитеров, но, доколе жив первый пресвитер, прочие не служат, не судят и не говорят поучений, а только совосседают с ним в безмолвии.

Великий Арсисий (Об Арсии – Созомен кн. VI, гл. 30; Никиф. кн. XI, гл. 73; Руфин кн. II, гл. 30) и с ним многие другие святые старцы, которых мы видели, были современниками блаженному Антонию. Из них великий Арсисий сам мне рассказывал, что он знал и Аммуна Нитрийского, душу которого видел великий Антоний, когда ее приняли ангелы и возносили на небо. Говорил он еще, что знал и Пахомия Тавеннисского, имевшего дар пророческий и бывшего архимандритом трех тысяч мужей. О его добродетелях расскажу после.

8. Об Амуне

(О нем – Сократ, кн. IV, гл. 23; - Созом. кн. I, гл. 14; Кассиодор истор. кн. I, гл. 11; Никиф. кн. VIII)

Арсисий Великий сказывал мне, как жил Амун. Оставшись после родителей сиротою, он на двадцать втором году от роду принужден был своим дядею вступить в супружество. Не могши противиться настоятельному требованию дяди, он решился обвенчаться, сидеть при брачном торжестве и выполнить все брачные обряды. Но, как скоро вышли все провожавшие их в брачный покой, - блаженный Амун запирает дверь [16] и, севши, начинает беседовать с блаженною своею супругою и говорит ей: «Приди сюда, госпожа и сестра моя, я поговорю с тобою. В браке нашем особенно хорошего ничего нет. Так, хорошо мы сделаем, ежели с нынешнего же дня станем спать порознь. Сохраняя таким образом девство свое неприкосновенным, мы угодим и Христу». Вынув потом из-за пазухи Библию, он как бы от лица апостолов и Самого Спасителя начал читать ее юной девице, незнакомой с Писанием, изъясняя ей большую часть прочитанных мест своим богопросвещенным умом, и наставлял ее в девственной и непорочной жизни; так что она, исполнившись благодатью Христовою, сказала: «И я, господин мой, решилась с радостью проводить святую жизнь и буду делать все, что повелишь мне». «Я повелеваю и прошу, – отвечал он, – чтобы каждый из нас отселе жил особо». Но это еще было тяжело для нее, и она сказала: «Останемся в одном доме, только ложе у нас будет разное». Так жил он с нею в одном доме лет восемнадцать. День весь работал в саду и в бальзамовой роще (он занимался добыванием бальзама). Бальзамовый куст растет так же, как виноград, и, для того чтобы его возделывать и ходить за ним, требуется много трудов. По вечерам, приходя домой и помолившись, он вместе с супругою вкушал пищу, потом возносил ночные молитвы и совершал молитвословия; а весьма рано поутру уходил в свой сад. Когда таким образом оба они достигли бесстрастия – молитвы святого Амуна воздействовали, и наконец блаженная и говорит ему: «Я имею нечто сказать тебе, господин мой; если ты меня послушаешь, я удостоверюсь, что ты меня истинно по Богу любишь». Он сказал ей: [17] «Говори, что ты хочешь сказать». Она продолжала: «Ты муж благочестивый и подвизаешься в правде, и я ревную житию твоему; точно, нам лучше жить особо; многие получат от сего пользу. А теперь, когда ты непорочно живешь со мною о Господе, столь великое твое совершенство любомудрия от всех сокрыто из-за меня: это неблагоразумно». Поблагодарив ее и воздав хвалу Богу, Амун говорит ей: «Хорошо ты вздумала, госпожа и сестра моя; если тебе угодно, оставайся ты в этом доме, а я пойду построю себе другое жилище». Разлучившись с нею, он пошел внутрь горы Нитрийской – на ней в то время не было так много монастырей, – построил себе двухэтажную келью, и, прожив еще двадцать два года в пустыне и достигши высоты подвижнической добродетели, святой Аммун скончался или, лучше, почил в монашеской жизни шестидесяти двух лет от роду. Со своею сожительницею виделся он в год два раза.

Когда он жил уже один в Нитрийской горе, рассказывают, принесли к нему скованного цепями отрока, находившегося в бешенстве, которое открылось в нем от укушения бешеной собакой. От несносной боли отрок всего себя искусал до крови. Святой Амун, видя родителей его, пришедших просить о сыне, сказал им: «Что вы меня утруждаете, требуя того, что превышает мои силы? У вас в руках готова помощь! Вознаградите вдовицу, у которой вы тайно закололи вола, и отрок ваш будет здоров». Пораженные уликою, они с радостью исполнили, что было велено. И по молитве Амуна отрок стал здоров.

Однажды несколько человек пришли к нему чтобы его видеть. Святой муж, испытывая [18] их, сказал: «Привезите мне одну бочку воды, чтобы у меня ее довольно было для принятия приходящих». Они обещались привезти бочку. Но, вышедши из кельи, один из них стал жалеть, что дал обещание, и говорит другому: «Не хочу губить своего верблюда: он падет, если везти на нем бочку». Услышав это, другой запряг своих ослов и с большим трудом ввез бочку в гору. Амун шел навстречу и спрашивает его: «Отчего это пал верблюд твоего товарища в то самое время, как ты шел сюда?». Тот возвратившись действительно увидел, что верблюда растерзали гиены.

Много и других чудес совершил муж сей. О следующем чуде его рассказывает блаженный Афанасий александрийский в описании жития Антониева. Однажды ему нужно было перейти чрез реку Ликон с Феодором, учеником своим; а раздеться он стыдился, чтобы не увидеть своей наготы. Находясь в таком раздумье, он вдруг явился на той стороне реки, как бы в исступлении перенесенный ангелами. Братия же переплыли реку. Когда он пришел к Антонию, то Антоний первый ему стал говорить: «Бог открыл мне многое о тебе и о твоем преставлении возвестил мне. Потому я и приглашал тебя к себе так настоятельно, чтобы, видя друг друга, мы могли взаимно помочь один другому». Он указал ему жилище в одном самом уединенном месте и просил не уходить отсюда до преставления. И когда Амун скончался в своем уединении, блаженный Антоний видел, как Ангелы возносили душу его на небо. Таковы жизнь и кончина Амуна. Та река Ликон есть ни что иное, как глубокий рукав огромного Нила, и мне даже в лодке страшно было переправиться чрез нее. [19]

9. Об Оре

(О нем – Никиф. кн. XI, гл. 34; - Руф. кн. II гл. 2)

В сей же горе нитрийской был чудный подвижник по имени Ор; в его монастырях было до тысячи братий; вид имел он ангельский; ему было девяносто лет от роду, но тело его ничего не потеряло; лицо у него было светлое и бодрое и с первого взгляда оно внушало почтение к себе. Сначала долгое время подвизался он в дальней пустыне, но впоследствии основал монастыри в ближней и на месте болота развел деревья, - тогда как тут их совсем не было, - так что в пустыне разросся густой лес. Жившие с ним отцы сказывали нам, что там даже и куста не было, когда этот муж пришел сюда из пустыни. Развел он этот лес для того, чтобы братиям, собиравшимся к нему, не было нужды ходить по сторонам за необходимыми припасами; о них он прилагал всякое попечение, молился Богу и сам трудился ради их спасения, дабы у них не было недостатка ни в чем необходимом и чтобы никакого предлога не имели они к нерадению.

Сначала, живя в пустыне, он питался травами и сладкими кореньями, воду пил, когда находил, и все время проводил в молитвах и пении. Когда же достиг глубокой старости, явился ему в пустыне Ангел во сне и сказал: «Ты будешь в язык великий, и великое множество людей будет вверено руководству твоему. Спасется чрез тебя десять тысяч, и все, сколько ты приобретешь здесь, будут повиноваться тебе в будущем веке. Оставь всякое сомнение, продолжал Ангел: в необходимых потребностях не [20] будет у тебя недостатка до самой смерти твоей, когда только ни призовешь Бога». Выслушав слова сии, он пошел в ближнюю пустыню и, выстроив себе небольшую хижинку, жил в ней сначала один, довольствовался одними овощами, да и те вкушал в неделю часто только однажды.

Он был совсем неученый; но, по выходе из пустыни в населенное место, ему дана была от Бога такая благодать, что он наизусть знал священное Писание. Когда братия подавали ему Библию, он тотчас начинал читать, как грамотный. Получил он и другую благодать, именно изгонять бесов, так что многие из одержимых ими громко проповедовали о его житии, хотя он и не хотел того. Совершил он много и других исцелений. Поэтому стеклись к нему три тысячи монахов. Видев их, он радостно приветствовал и лобызал их. Сам своими руками умывал им ноги и потом предлагал поучение.

В Писании он был весьма сведущ, так как получил сию благодать от Бога. Изъяснив многие главы из священного Писания и преподав православное учение о вере, он приглашал их к молитвословию; ибо великим мужам обычно не прежде приступать к плотской трапезе, как уже напитав свои души духовною пищею: эта пища есть принятие Тела Христова. По приобщении и по принесении Богу славословия, Ор приглашал братий к трапезе, а сам во время стола предлагал добрые и полезные наставления и беседовал с ними о спасении.

Он славился и своею распорядительностью: так, множеству монахов, которые собирались к нему, он в один день выстраивал кельи. Для этого он созывал всю наличную братию, - и [21] один готовил у него глину, другой кирпичи, иной черпал воду. Когда кельи были готовы, приходящие получали от него все нужные вещи. Пришел к нему один лжебрат со своим собственным платьем, которое было у него спрятано, - и Ор пред всеми обличил его. Оттого никто не смел лгать пред ним: ибо все знали, какую благодать приобрел он себе своею святою жизнью. Сонм монахов, когда они были с ним в церкви, подобился ликам Ангелов, хвалящих Бога.

Вся братия свидетельствует о его великих добродетелях, а особенно раба Божия Мелания, прежде меня приходившая в сию гору. Сам я не застал его в живых. Рассказывая о великих совершенствах сего мужа, она говорила, что он не лгал и не божился, никого не злословил и без нужды никогда не говорил.

11. О Памве

(О нем Сокр. кн. IV, гл. 23; Никиф. кн. IX, гл. 14)

В нитрийской же горе жил блаженный Памво, учитель епископа Диоскора, Аммония и братьев Евсевия и Евфимия, также Оригена, племянника Драконтия, славного и дивного мужа. Множеством великих совершенств и доблестей украшался этот Памво. Но венцом великих совершенств его было такое презрение к золоту и серебру, какого требует слово Господне. Блаженная Мелания рассказывала мне, что она, вскоре по прибытии из Рима в Александрию, услышав от блаженного пресвитера Исидора странноприимца о добродетельном житии Памво, в сопутствии самого Исидора отправилась к нему в пустыню. «Принесла я с собой, говорила она, [22] ящичек с тремястами литр серебра и просила его принять это приношение от моих стяжаний. Он сидел и плел ветви и, не оставляя своей работы, дал мне только словесное благословение, сказав: ”Бог наградит тебя”. Потом сказал эконому Оригену: ”Возьми это и употреби на нужды братии, живущей в Ливии и по островам: сии монастыри скуднее прочих”; а из живущих в Египте братий никому не велел давать из этих денег, потому что страна сия, говорил он, плодороднее других». Я стояла, говорит Мелания, и ждала, что он почтит меня благословением или хотя слово скажет в похвалу за такое приношение, но, ничего не слыша от него, сама сказала ему: господин мой, да будет тебе известно, что серебра здесь триста литр. Он и при этом не показал никакого внимания и отвечал мне, даже не взглянув на ящичек: Дочь моя! Тому Кому ты принесла это, не нужно сказывать, сколько тут весу: Он взвесил горы и холмы поставил весом, - Тот паче знает вес твоего серебра. Если бы ты отдала его мне, то хорошо было бы сказать и о его количестве: но если ты принесла его Богу, Который не отвергнул и двух лепт, но еще оценил их дороже всех других приношений, то молчи и будь спокойна. Так домостроительствовала благодать Господня, говорила блаженная, когда пришла я в Гору! По малом времени раб Божий почил без болезни и без всякого страдания телесного. Он плел корзину и послал за мною. Когда вплетен был уже последний прут, он сказал мне: возьми эту корзину из моих рук на память обо мне; другого ничего не могу оставить тебе. Он отошел, предав дух свой Господу, без болезни, семидесяти лет от роду. Обвив тело святого тонким полотном и [23] положив его во гроб, я оставила пустыню; а корзину ту буду беречь у себя до самой смерти».

Говорят также, что Памво пред своею смертью, в самый час преставления, сказал стоявшим при одре его пресвитеру и эконому, Оригену и Аммонию, мужам известным по жизни: «С того времени, как пришедши в эту пустыню, построил я себе келью и стал жить в ней, не провел я ни одного дня без рукоделья; не помню, чтобы когда-нибудь съел кусок хлеба, данный кем-нибудь даром; до сего часа не раскаиваюсь ни в одном слове, которое сказал я; и теперь отхожу к Богу так, как бы еще не начинал служить Ему». Рабы Христовы Ориген и Аммоний точно подтверждали это и сказывали нам еще, что, когда спрашивали Памво о чем-нибудь из Писания или касательно жизни, он никогда не отвечал на вопрос тотчас, но говорил, что еще не нашел ответа. Часто проходило месяца три, а он не давал ответа, говоря, что еще не знает, что отвечать. Памво из страха Божия был весьма осмотрителен в своих ответах, так что их принимали с благоговением, как бы изречения Самого Бога. Этою добродетелью, то есть осмотрительностью в слове, говорят, он превосходил даже Антония Великого и всех святых.

11. О Пиоре

Между прочими деяниями святого Памво рассказывают еще следующее: однажды блаженный Пиор, подвижник, пришел в его келью со своим хлебом. Когда Памво упрекнул его, для чего он так сделал, - Пиор отвечал ему: [24] для того, чтобы тебе не быть в тягость». Памво молча отпустил его. Спустя несколько времени приходит великий Памво в келью Пиора также со своим хлебом, который был уже и размочен у него. На вопрос Пиора: зачем он принес хлеб размоченный, Памво отвечал: «Чтобы и мне не быть тебе в тягость, я сам размочил хлеб».

12. Об Аммонии

(О нем Созомен, кн. VI, гл. 30; Кассиодор. истор. кн. X, гл. 7; Никиф. кн. XI, гл. 32)

Аммоний, бывший учеником великого Памво, вместе с тремя другими братьями и двумя сестрами, достигши самой высокой степени боголюбия, поселились в пустыне и построили два особых монастыря, братья – мужской, а сестры – женский, на довольном расстоянии один от другого. Между тем Аммония в одном городе пожелали иметь епископом; ибо великий сей муж обладал ученостью необыкновенною. Посланные от города пришли к блаженному епископу Тимофею и просили его рукоположить им Аммония во епископа. Приведите его ко мне, отвечал епископ, и я рукоположу вам его. Взяв с собою довольно людей, они пошли за ним. Но Аммоний бежал. Видя наконец, что его догоняют, он остановился и стал их упрашивать. Когда же те не слушали, он поклялся им, что не примет сана и не может оставить пустыню. Когда и это не подействовало, он при всех взял ножницы, и совсем отрезал у себя левое ухо до корня, сказав: теперь вы должны увериться, что мне нельзя принять сана, к которому меня принуждаете; ибо закон повелевает не допускать того [25] к священству, у кого отрезано ухо. После сего они, оставив его, ушли и, пришедши к епископу, рассказали об этом. Тот им говорит: закон этот пусть наблюдают иудеи, а ко мне ежели приведете хотя и безносого, только достойного по жизни, я рукоположу его. Граждане пошли опять упрашивать Аммония. Когда святой муж стал отказываться, они хотели было вести его насильно. Но он поклялся отрезать и язык у себя, если станут принуждать его. После этого его отпустили и ушли.

Пищу Аммония с молодых лет до самой кончины составляли сырые овощи: он не ел ничего готовленного на огне, кроме хлеба. Знал он все книги Ветхого и Нового Завета наизусть, и многократно перечитал писания знаменитых мужей – Оригена, Дидима, Пиерия и Стефана; об этом свидетельствуют и великие отцы пустыни. Рассказывают и о его пророчествах. Назидательнее его никто другой не был для братий, живших в пустыне. Блаженный Евагрий, муж духоносный и строгий в суждении, так отзывался о нем: не видывал я человека бесстрастнее его. Во время отбытия великого Аммония в Константинополь по нуждам пустынножителей сей блаженный (Евагрий) по убеждению святых епископов, пришедших из разных областей, и здешних пустынников восприял от купели Святого Крещения Руфина, тогдашнего преторианского префекта, который сам много раз просил его об этом. Крещение совершено было в присутствии сих епископов в той церкви, которую построил сам Руфин, для положения в ней святых, на самых гробницах. Во всем послушный преподобному Аммонию, Руфин почтил Евагрия достойно его святой жизни. Аммоний спустя [26] немного времени почил и положен в храме, называемом Руфиновым. Его гробница, говорят, исцеляет от простуды.

13. О Вениамине

(О нем Созом. кн. VI, гл. 29; - Кассиодор. истор. кн. VIII, гл. 10; Никиф. кн. XI, гл. 35)

В той же горе нитрийской был один чудный муж, по имени Вениамин. Его добродетельная жизнь продолжалась восемьдесят лет. За высокие подвиги в добродетели он удостоился дара исцелений, так что только возлагал на болящего руки или давал ему елея, им благословенного, и тот выздоравливал совершенно. И, несмотря на такой дар, за восемь месяцев до успения своего он сделался болен водянкою. Тело его так распухло, что по страданиям он был другим Иовом в наши времена. Епископ Диоскор, бывший тогда пресвитером горы нитрийской, взявши нас, меня и блаженного Евагрия, сказал нам: подите посмотрите на нового Иова, который при такой болезни неисцельной сохраняет необыкновенное благодушие. Пришедши, мы взглянули на его тело: оно так опухло, что кистями обеих рук нельзя было охватить его мизинца. Не в силах будучи смотреть на такую страшную болезнь, мы отвратили от него глаза свои. Тогда блаженный Вениамин сказал нам: помолитесь, чада, чтобы не сделался болен мой внутренний человек. А от тела этого и когда был я здоров, не видел пользы, и, когда болен, не вижу вреда. В те восемь месяцев он постоянно сидел в стуле огромной широты; потому что лечь в постель не мог. И в таком [27] неисцелимом недуге он еще врачевал других от различных болезней.

Я нарочно рассказал о болезни сего святого, чтобы нам не казалось странным, если видим, что и праведных мужей постигает иногда бедствие. Когда сей великий муж скончался, то вынули порог и косяки у дверей, чтобы можно было вынести тело из кельи; – так опухло тело блаженного и досточтимого отца Вениамина!

14. Об Аполлонии

(О нем Созом. кн. VI, гл. 20; Кассиодор. кн. VIII, гл. 1; Никиф. кн. IX, гл. 14 и кн. XI, гл. 35)

Некто именем Аполлоний, из купцов, отрекшись мира, поселился в горе нитрийской. Так как, по преклонности лет он уже не мог выучиться ни ремеслу, ни чтению, то, в продолжение двадцатипятилетнего пребывания в горе, подвизался таким образом: покупая в Александрии на свои деньги, приобретенные собственными трудами, всякие врачебные и келейные потребности, он снабжал ими всю братию во время болезни. Бывало, с раннего утра до девятого часа дня ходит около обителей и монастырей по всем кущам, отворяет двери и смотрит, не лежит ли кто. С собою он носил изюм, гранатовые яблоки, яйца, пшеничный хлеб – все, что бывает нужно больному. Такой полезный образ жизни вел раб Христов до глубокой старости. Перед смертью он передал все свои вещи другому, подобному себе, упросив его проходить это служение. Так как в горе той живет до пяти тысяч монахов, то подобный присмотр и нужен в такой пустыне. [28]

15. О Паисии и Исаии

(Никиф. кн. IX, гл. 14)

Были два брата, по имени Паисий и Исаия. Отец у них был испанский купец. Разделив по смерти своего родителя оставшееся движимое имущество, которое заключалось в деньгах (пяти тысячах золотых монет), в одеждах и рабах, они стали рассуждать между собою и советоваться, какую избрать им жизнь. «Если станем продолжать торговлю, говорили они, которую вел отец наш, то и наши труды после нас останутся другим, – не говоря уже об опасностях, которые можем встретить: нападут разбойники, поднимется на море буря. Пойдем лучше в монахи; тогда мы и от отцовского имения получим пользу, и душ своих не погубим». Намерение идти в монахи обоим понравилось, но в исполнении его они поступили неодинаково. Они разделили деньги и все прочее имущество, – оба с тем намерением, чтобы угодить Богу, но различным образом жизни. Один все раздал на монастыри, церкви и темницы и, выучившись ремеслу для своего пропитания, посвятил себя подвижничеству и молитве, а другой, не истратив ничего на это, построил себе монастырь для небольшого числа братий, принимал странных, лечил больных, покоил престарелых, всякому бедному подавал милостыню, а по субботам и воскресеньям устроял три или четыре трапезы и угощал неимущих, – вот на что иждивал он свое имущество.

Когда они оба скончались, братия, похваляя их житие, пришли в разногласие между собою, так как оба они были совершенны в добродетели: по мнению одних, выше была жизнь [29] Паисия, который с самого начала отвергся всего; а по мнению других, жизнь Исаии, который благотворил нуждающимся. Когда между братиями произошел спор о различии образа жизни сих блаженных, и особенно о том, кто больше достоин похвалы, они пошли к блаженному и святому Памво и, предложив ему на суд спор свой, просили сказать, чье житие совершеннее. Памво говорит им: пред Господом оба равно совершенны; тот, который принимал всякого и покоил, совершал дело Авраама, а другой, для благоугождения Богу, возлюбил непреклонную ревность пророка Илии. Тогда они стали говорить ему: припадаем к стопам твоим, скажи нам, как можно им быть равным? Одни выше ставили подвижника и говорили, что он, продав все и раздав нищим, исполнил заповедь евангельскую и непрестанно подвизался в молитвах: всякий день, час и ночь нес крест, последуя Спасителю. А другие, напротив, говорили в пользу другого: помилуй, он показал столько милосердой любви ко всем нуждающимся – ходил по улицам и по дорогам, чтобы искать бедных, собирал их и всем довольствовал; таким образом, врачуя больных и помогая им, он успокоил не одну свою душу, но и души многих других. Блаженный Памво отвечал: опять скажу вам; - оба равны пред Господом и обе стороны должны согласиться со мною. Паисий без столь высокого подвижничества не заслужил бы того, чтобы сравнивать его с благим Спасителем нашим. Исаия, который успокаивал странников и служил бедным, тоже по возможности уподобился Господу, Который говорит: не приидох, да послужат Мне, но послужити. Исаия также служил, и хотя труды по-видимому [30] отягощали его, но вместе давали ему и успокоение. Подождите немного, чтобы мне получить откровение о них от Бога; придете после и узнаете. По прошествии нескольких дней они опять пришли к великому отцу спросить о них. Блаженный сказал им в ответ, что видел их обоих стоящими вместе пред Богом в раю.

16. О Макарии, совершившем невольное убийство

(О нем Созом. кн. VI, гл. 29; Кассиодор. истор. кн. VIII, гл. 1; Никиф. кн. XI, гл. 35)

Один юноша, по имени Макарий, лет восемнадцати от роду, пас скот близ озера, называемого Мариа, и, играя здесь со своими сверстниками, одного их них неумышленно убил. Не сказав никому ни слова, он ушел в пустыню и жил здесь три года в таком страхе к Богу и людям, что оставался все это время без всякого крова и как бы не чувствовал этого; – а земля та сухая, как всем известно, кто там бывал по какому-либо случаю или жил. Наконец Макарий построил себе келью и, живши в ней еще двадцать пять лет, удостоился такой благодати, что находил услаждение в уединении и побеждал демонов. Долго с ним живя, я спросил у него, как он думает о грехе совершенного им убийства. Он сказал: неумышленное убийство послужило для меня поводом к обращению на путь спасения. Так иногда и случайные обстоятельства ведут к добродетели, когда не хотят приступить к добру по свободному расположению: одни из добродетелей зависят от свободного избрания, а другие от обстоятельств. [31]

17. О Нафанаиле

Между древними святыми был один доблестный подвижник Христов, по имени Нафанаил. Я не застал его в живых, он почил за пятнадцать лет до прихода моего в гору. Но, встретившись с современниками и сподвижниками сего святого, я охотно расспрашивал их о подвигах сего мужа. Они указали мне и келью его, в которой никто уже не живет по причине близости к населенной стороне. Блаженный тогда еще построил ее, когда отшельники здесь были редки. Вот что рассказывали мне о его подвижничестве. Он положил себе - постоянно пребывать в кельи и никогда не отступал от этого правила. Диавол, который всех обольщает и соблазняет, обольстил вначале и его, навел на него тоску и заставил выйти из кельи. Святому показалось скучно в прежней кельи, он оставил ее и построил себе другую, ближе к селению. Когда окончил ее и прожил в ней три или четыре месяца, является ночью диавол в виде палача с ременным бичом, во вретище и делает шум бичом. Блаженный Нафанаил, разгневавшись на него, сказал ему: кто ты и как осмеливаешься делать это в моем пристанище? Диавол отвечал: я тот, который заставил тебя выйти из прежней кельи; теперь я пришел выгнать тебя и из этой. Блаженный Нафанаил, узнав, что был прельщен, тотчас возвратился под прежний кров и в продолжение тридцати семи лет ни разу не выходил за порог, противясь диаволу, который столько ему делал, чтобы заставить его выйти из кельи, что невозможно и рассказать о том. Между прочим, ненавистник добра употребил и следующую хитрость, чтобы [32] заставить подвижника отступить от принятого правила.

Семь святых епископов посетили однажды святого Нафанаила, и он едва не нарушил своего обета. Когда епископы после посещения помолились и по молитве вышли, подвижник не проводил их ни шагу, чтобы не уступить ненавистнику добра. Тогда диаконы епископов сказали святому: ты, авва, гордо поступаешь, что не проводишь епископов. Он сказал им: я уважаю владык моих епископов, и почитаю весь клир; я грешник - отребие всех людей. Но, по своему обету, я умер для всего этого и для всей жизни. У меня есть сокровенная цель, почему я и не проводил (епископов); ее знает Господь, ведающий тайны сердца моего. Диавол, таким образом не достигнув своей цели, принял снова другой вид. За девять месяцев до кончины подвижника он является в образе десятилетнего отрока и будто погоняет осла, который везет корзину с хлебами. В глубокий вечер близ кельи подвижника осел упал, и отрок закричал: авва Нафанаил, помилуй меня и подай мне руку! Авва, услышав голос отрока, отворил дверь и, стоя внутри кельи, сказал: кто ты и чего хочешь от меня? Диавол отвечал: я прислужник такого-то монаха и везу хлебы; у известного тебе такого-то брата вечеря любви, и завтра, в наутрие субботы, нужны будут просфоры. Молю тебя, не оставь меня, чтобы не съели меня гиены. (В тех местах водится много гиен). Блаженный Нафанаил стал в нерешимости; чувство сострадания сильно возбудилось в нем, сердце его возмутилось, и, рассуждая, как поступить ему, он говорил себе: я должен или преступить заповедь (о вспоможении ближним), или [33] отступить от своего правила (не выходить из кельи). Наконец, размыслив с благоговением, он сказал сам себе: лучше мне не нарушать моего правила, которое я исполняю столько лет, чтобы посрамить и победить диавола. Потом, помолившись Господу, подвижник сказал говорившему отроку: послушай, отрок или кто бы ты ни был, - я верую и служу Тому, Кто владычествует над всяким дыханием. Если ты действительно имеешь нужду в помощи, то мой Бог тебе пошлет ее и ни гиены, ни другое что не повредит тебе, а если ты – искушение, то и это откроет мне мой Бог из того, что будет с тобою. И, затворив дверь, подвижник отошел в глубину кельи. А диавол, посрамленный и сим поражением своим, обратился в вихрь и исчез с шумом, подобным тому, какой производят дикие ослы, когда бегут. Такова победа блаженного Нафанаила, таковы и подвижнические добродетели и неодолимая брань его с противником, таковы его житие и конец его славной жизни.

18. О Макарии Египетском

(О Макариях египетском и александрийском – Сокр. кн. IV, гл. 23; Созомен кн. III, гл. 14; Кассиодор, ист. кн. VIII, гл. 8; Никиф. кн. IX, гл. 14; также кн. XI, гл. 42, 43; Руф. истор. мон. гл. 28)

Опасаюсь повествовать и писать о тех многих великих и для неверующего почти невероятных подвигах, которыми наполнена добродетельная жизнь святых и бессмертных отцов, Макария Египетского и Макария Александрийского, мужей доблестных и подвижников непобедимых. Опасаюсь, чтобы не почли меня лжецом; [34] а изречение Духа Святого ясно показывает, что Господь погубит всех, говорящих ложь (см.: Пс. 5, 7).

Но я, по благодати Господней, не лгу, и ты, вернейший Лавс, не сомневайся в подвигах святых отцов, напротив, прославляй сих достославных и истинно блаженных мужей, которые и имена получили соответствующие святым трудам их в подвижничестве.

Первый подвижник Христов, по имени Макарий, был родом египтянин, а второй по времени, но первый по доблестям монашеским, называвшийся Макарием, был александрийский гражданин и продавал закуски.

Прежде расскажу о добродетелях Макария Египетского, который жил девяносто лет и из них шестьдесят провел в пустыне. Пришедши в нее тридцати лет от роду, он, хотя по возрасту был моложе других, в продолжение десяти лет так мужественно переносил труды подвижнические, что удостоился особенного отличия: его называли отроком-старцем, потому что он свыше возраста преуспевал в добродетелях. Сорока лет от роду он получил власть над духами, дар целить болезни и дух пророчества, удостоился также и досточтимого священства. Во внутренней пустыне, называемой Скитом, жили с ним два ученика: один из них был у него слугою и всегда находился при нем для приходивших врачеваться, а другой жил в отдельной кельи.

По истечении долгого времени, прозрев в будущее своим проницательным оком, святой говорит служившему при нем ученику именем Иоанн, впоследствии бывшему пресвитером на месте святого Макария (ибо Великий Макарий был [35] удостоен пресвитерства): «Послушай меня, брат Иоанн, и прими благодушно мое увещание: оно будет полезно тебе. Ты – в искушении; тебя искушает дух сребролюбия. Это открыто мне. Я знаю также, что если ты благодушно примешь мое вразумление, то будешь совершен в деле Божием на месте сем и прославишься и зло не приближится к кельи твоей; если же не послушаешь меня, с тобою будет то же, что с Гиезием (4 Цар. 5), недугом которого заражен ты». Случилось, что Иоанн, по успении бессмертного Макария, преслушал слова его, а послушал того, кто сребролюбием довел до удавления Иуду. Когда прошло еще пятнадцать или двадцать лет, Иоанн, удерживавший у себя достояние бедных, был поражен такою проказою, что на теле его не было здорового места, на котором бы можно было положить палец. Вот пророчество святого Макария!

Излишне будет и говорить о том, какие блаженный употреблял пищу и питие. Тогда не только между тамошними монахами, но и между беспечнейшими из живущих по другим местам нельзя было найти предававшихся пресыщению; причина этого - с одной стороны, недостаток в необходимом, с другой – ревность по Боге живших там, из коих каждый старался превзойти другого различными подвигами.

Расскажу и о других подвигах сего небесного мужа Макария. Говорят об этом святом, что он непрестанно приходил в восторг и гораздо больше времени проводил в беседе с Богом, нежели в земных занятиях. Рассказывают также и о различных чудесах его.

Один распутный египтянин предался любви к благородной женщине, которая была замужем. [36] Не успев обольстить ее, потому что она была верна своему мужу, за которого вышла девою, бесстыдный прибег к чародею и говорил ему: «Или заставь ее любить меня, или сделай своим искусством то, чтобы муж бросил ее». Чародей, получив от него хорошую плату, употребил свои чары и заклинания. Но, не могши возбудить любви в ее сердце, он сделал, что всем, кто только смотрел на нее, она казалась лошадью. Муж ее, пришедши домой, увидел жену свою в образе лошади. Позвав пресвитеров селения, он ввел их в свой дом и показал им ее, но и они не поняли постигшего ее несчастия. Наконец, к прославлению Бога и к явлению добродетели святого Макария, пришло на мысль мужу отвести ее в пустыню к преподобному. Когда они пришли, братия стояли у кельи святого Макария и, не допуская мужа этой женщины, говорили ему: «Зачем ты привел сюда эту лошадь?». Муж отвечал им: «Чтобы помогли ей молитвы праведного». Они сказали ему: «Что с ней случилось худого?». Он отвечал: «Эта лошадь, которую вы видите, была несчастная жена моя, и я не знаю, как она обратилась в лошадь. Ныне вот уже три дня, как она ничего не ела». Братия, услышав сие, сказали об этом рабу Христову Макарию, который молился уже об этой женщине в своей кельи, ибо, когда они еще шли к нему, ему было уже откровение от Бога. Он молился, чтобы ему открыта была причина случившегося, и во время молитвы узнал он все, как что было. Когда же братия объявили святому Макарию, что кто-то привел сюда лошадь, он сказал им: «Вы смотрите не своими глазами: это женщина, какою и создана, она не превратилась (в лошадь), а [37] только глазам обольщенных кажется такою (Руфин так передает слова Макария: «Я не вижу в ней ничего скотского; о чем говорите вы, это не в ее теле, а в глазах, смотрящих на нее. Это обольщение демонов, а не истина вещей» (истор. мон. гл. 28))». Когда привели к нему ее, он благословил воду и, облив женщину с головы, помолился над ее головою и тотчас сделал, что все смотревшие на нее увидели в ней женщину. Приказав принести ей пищу, он дал ей есть и, таким образом исцелив ее, отпустил с мужем; и они благодарили Бога. А человек Христов дал ей следующее наставление: «Никогда не оставляй посещать церковь, никогда не уклоняйся от приобщения Христовых Таин; несчастие случилось с тобою оттого, что ты уже пять недель не приступала к пречистым Тайнам Спасителя нашего».

Вот другое деяние великого его подвижничества: долгое время жизни своей он делал подземный проход, простиравшийся от его кельи на полстадии, и на конце сего прохода устроил большую пещеру. Когда очень многие беспокоили его, он тайно уходил из своей кельи в пещеру, и уже никто не находил его. Один из ревностных учеников Макария рассказывал нам, что святой, пока шел подземным ходом до пещеры, совершал двадцать четыре молитвы и столько же на возвратном пути.

О нем прошел слух, что он воскресил даже мертвого для убеждения одного еретика, отвергавшего воскресение тел (Об этом чуде подробно рассказывает Руфин. Там же). Этот слух был очень силен в пустыне.

Однажды к сему святому мужу был приведен бесноватый юноша. Привела его мать, [38] которая горько рыдала о нем. Его с двух сторон держали двое других юношей. Демон (обитавший в нем) имел такую силу, что, съевши три меры хлеба и выпивши киликийское ведро воды, то и другое извергал и обращал в пар. Съеденное и выпитое им было истребляемо как огнем. (Действительно, есть особый разряд демонов, называемый огненным. Между демонами, как и между людьми, есть различия, зависящие, впрочем, от разности не в существе, а в воле.) Упомянутый юноша, когда не получал достаточного количества пищи от матери, часто ел свое извержение и пил свою мочу. Как мать с плачем и стенаниями о чрезвычайном несчастии своего сына долго просила и молила святого помочь ему, то непобедимый подвижник Христов Макарий, взяв к себе юношу, усердно помолился о нем Богу, и чрез день или два демон перестал мучить его. Тогда святой Макарий сказал матери юноши: «Сколько хочешь, чтобы ел сын твой?». Она отвечала: «Молю тебя, вели ему есть по десяти фунтов хлеба». Святой сильно упрекнув ее за то, что она назначила много, сказал: «Что ты это сказала, женщина!». Помолившись о юноше семь дней с постом и изгнавши из него лютого демона многоядения, святой определил ему меру пищи до трех фунтов хлеба, которые он должен был употреблять, делая свое дело. Таким образом, разрушитель всякого демонского действия, подвижник Христов Макарий, по благодати Божией и богоугодному своему житию исцелив юношу, отдал его матери.

Такие-то славные чудеса совершил Бог чрез верного угодника своего Макария, которого бессмертная душа пребывает теперь с Ангелами. Я не видел сего святого, ибо за год до моего [39] прихода в пустыню почил этот победитель безумных страстей.

19. О Макарии Александрийском

Сподвижник сего (Макария Египетского) в делах веры, носивший то же достоуважаемое имя, Макарий Александрийский был пресвитером в так называемых Келлиях, когда я пришел к нему. Прожив в сих Келлиях девять лет и из них три года вместе с блаженным Макарием хранив безмолвие, я частью сам видел дела и знамения доблестного жития его, частью узнал от тех, которые жили с ним вместе, а частью слышал еще от многих других.

Однажды святой Макарий, увидев у великого отца Антония отборные финиковые ветви (он сам плел из них корзины), попросил у него одну связку этих ветвей. Антоний отвечал ему: «Писано: Не пожелай, елика суть ближняго твоего» (Исх. 20, 17) и, едва выговорил это, как вдруг все ветви засохли как бы от огня. Увидев сие, Антоний сказал Макарию: «Вот на тебе почил Дух, и ты впоследствии будешь наследником моих добродетелей».

Там же опять в пустыне диавол, встретив Макария, весьма утомленного, говорит ему: «Вот ты получил благодать Антония; – что не пользуешься своим преимуществом и не просишь у Бога пищи и силы для путешествия?». Макарий отвечал ему: «Крепость моя и пение мое Господь; а ты не искусишь раба Божия». И вот диавол представляет ему призрак: верблюд блуждает по пустыне со вьюком, в котором были всякие съестные припасы. Увидев Макария, верблюд [40] остановился пред ним. Святой, подумав, что это призрак, как и было в действительности, стал молиться, и верблюд тотчас пожран был землею.

Этот же Макарий сошелся однажды с великим Макарием (египетским) и, как нужно было им переправиться чрез Нил, то должны были взойти на большой плот, на который также вступили с великою пышностью какие-то трибуны. У них была колесница, вся обита медью, кони в вызолоченных уздах; с ними было несколько воинов-телохранителей и отроков, украшенных ожерельями и золотыми поясами. Когда сии трибуны увидели в углу монахов, одетых в ветхие рубища, стали восхвалять их убожество и один из них сказал им: «Блаженны вы, что презрели мир!». Городской Макарий отвечал им: «Так! Мы презрели мир, а вас мир презирает. Знай, что ты сказал это не сам по себе, но пророчески: действительно мы оба называемся Макариями (блаженными)». Пораженный сими словами, трибун по возвращении домой скинул мирские одежды и, посвятив себя монашеству, совершил много дел милосердия.

Однажды прислали Макарию кисть свежего винограда, а тогда ему очень хотелось есть. Чтобы показать свое воздержание, он отослал эту кисть одному брату, которому также хотелось винограду. С великою радостью брат сей получил виноград. Однако, желая скрыть свое воздержание, он послал эту кисть к другому брату, как будто ему самому не хотелось ее. Но и этот брат, получив виноград, поступил с ним так же, хотя ему и самому очень хотелось съесть его. Таким образом виноград перебывал у многих братий, и ни один не [41] хотел съесть его. Наконец, последний брат, получив его, отослал опять к Макарию, как дорогой подарок. Макарий, узнавши виноград и разведав, как все было, удивился и благодарил Бога за такое воздержание братий, и сам не захотел есть его. Таковы были подвижнические труды великого Макария, которыми поучался и я вместе со многими другими!

Если он слышал, что кто-нибудь совершил особенный подвиг, то сам с жаром непременно делал то же самое. Так, услышав от кого-то, что тавеннисские иноки во всю четыредесятницу употребляют невареную пищу, святой решил семь лет не вкушать ничего приготовленного на огне и питаться одними сырыми овощами или при случае мочеными бобами. Ничего другого не вкушал он в эти семь лет. Исполнив сей обет, он, однако же, оставил такой образ жизни. Узнав, что один инок вкушал по одной литре (унции) хлеба, сей совершеннейший монах решился подражать и ему: переломав все свои сухари и опустив их в кувшин, он положил правилом съедать не больше того, сколько достает рука. Велико было это изнурение тела. Весело рассказывал он нам об этом следующее: «Захвачу, бывало, побольше кусков, а узкое горло не дает мне вынуть их: мой кувшин совсем не давал мне есть». Целых три года подвизался он в таком воздержании, вкушая хлеба унции по четыре или по пяти и выпивая соответственное тому количество воды; а масла во весь год употреблял в пищу только шестую часть конги.

Вот еще один подвиг сего ратоборца. Замыслил этот адамант преодолеть сон. И вот [42] что он рассказал: «Целые двадцать суток не входил я под кровлю, чтобы таким образом победить сон. Днем палил меня зной, а ночью знобил холод. Я не хотел уступить сну, отчего мозг у меня так высох, что я начал приходить в исступление. По крайней мере, сколько зависело от меня, я одолевал сон, но уступил ему, как требованию самой природы».

Однажды святой Макарий сидел на рассвете в своей кельи; на ногу ему сел комар и впился в нее. Дав ему напиться крови, Макарий, когда почувствовал боль, раздавил его. Но после стал раскаиваться, что отомстил за самого себя, и за такой грех осудил себя сидеть нагим шесть месяцев при скитском болоте, которое находилось в глухой пустыне. Комары здесь величиною равняются осам и прокусывают кожу даже у кабанов. Ими он был так весь искусан и изъеден, что некоторые думали, не в проказе ли он. Когда чрез шесть месяцев он возвратился в свою келью, то по голосу только узнали, что это сам господин Макарий.

Захотелось ему однажды, как он нам сам рассказывал, сходить на могилу Ианния и Иамврия – волхвов, живших при фараоне, чтобы посмотреть на нее или даже встретиться с жившими там демонами; а это место Ианний и Иамврий силою своих волхвований населили множеством демонов, и притом самых лютых. Гробницу воздвигли сами Ианний и Иамврий, которые в то время занимали по фараоне первое место, как превосходившие всех волшебным искусством. Пользуясь при жизни своей великою властью в Египте, они соорудили это здание из четвероугольных камней, воздвигли здесь себе гробницу и положили тут много золота, насадили всякие [43] деревья и вырыли преглубокий колодезь на этом сыром месте. Все это они сделали в той надежде, что после смерти будут наслаждаться утехами в сем прекрасном саду. Так как раб Божий Макарий не знал дороги к этому месту, то и соображал свой путь с течением звезды, как делают мореходцы. Так прошел святой муж всю пустыню. Нашедши здесь несколько тростнику, он чрез каждое поприще ставил по одной тростинке, чтобы по ним знать, как воротиться назад. В девять дней он прошел всю эту пустыню и был уже недалеко от того сада, как с наступлением ночи немного заснул. Злобный демон, всегда враждующий против подвижников Христовых, в то время как Макарий спал, не далее версты от гробницы, собрал все тростинки и, положив их у самой головы его, удалился. Проснувшись, Макарий находит, что все тростинки, которые он ставил по дороге для приметы, собраны в одно место. Может быть, Бог попустил это, призывая Макария к большим трудам, дабы он полагался не на указания тростинок, а на благодать Бога, Который сорок лет вел Израиль по страшной пустыне посредством столпа облачного. Когда я стал подходить к гробнице, говорил святой, из нее вышли навстречу мне до семидесяти демонов в разных видах: одни из них кричали, другие скакали, иные яростно скрежетали на меня зубами, а другие, как крылатые вороны, бросались мне в лицо и говорили: ”Что тебе надобно, Макарий? Зачем ты пришел к нам? Ты, вместе с подобными себе, завладели нашею пустынею, вы и оттуда выгнали родственных нам демонов. У нас с тобою ничего нет общего. Зачем идешь в наши места? Как отшельник, довольствуйся пустынею; устроившие сие [44] место отдали его нам; а ты не можешь быть здесь. Зачем хочешь ты войти в это владение, куда ни один живой человек не входил с тех пор, как мы похоронили здесь братьев, основавших оное?”. И много еще шумели и жалобно вопили демоны «Но я, – говорил Макарий, сказал им: ”Пойду только и посмотрю, а потом уйду отсюда”. Демоны сказали: ”Обещай нам это по совести”». Раб Божий отвечал: «Обещаю!» – и демоны исчезли. «Вошедши (в сад), – говорил он, – я осмотрел все и между прочим, увидел медную бадью, повешенную на железной цепи над колодцем (бадья от времени покрылась ржавчиною), также яблоки, внутри совсем пустые, ибо они высохли от солнца». Затем, спокойно вышедши из сего места, святой через двадцать дней воротился в свою келью.

Только с ним случилось немалое несчастие: у него недостало хлеба и воды, которую он носил с собою; так он почти ничего не ел во все те дни странствования по пустыне. Может быть, чрез это он искушаем был в терпении, как и оказалось на деле. Когда уже он был близок к изнеможению, показался ему кто-то, как сам он рассказывал, в образе девицы, одетую в чистую льняную ткань и державшей кувшин, из которого капала вода. По словам Макария, она была от него не дальше, как на стадию. Три дня шел он и все видел, как будто она стоит с кувшином и зовет его; но он никак не мог настигнуть ее. Впрочем, в надежде утолить жажду свою святой три дня мужественно переносил усталость. После сего явилось множество буйволиц, и одна из них, с буйволенком, остановилась прямо против старца (здесь водятся они во множестве); по [45] словам Макария, из сосцов ее текло молоко. «Подошедши к ней, – говорил он, – я досыта напился молока. Но чтобы еще более показать мне милости, Господь, вразумляя малодушие, повелел буйволице идти за мною до самой кельи. Послушная Его велению, она шла за мной, кормя меня молоком и не давая сосать своему буйволенку».

Еще в другое время сей доблестный муж, копая колодец для пользы монахов (а подле колодца лежали всякие листья и хворост), был ужален аспидом (это самое ядовитое животное). Святой взял аспида руками за обе челюсти и растерзал его, сказав: «Как ты осмелился приблизиться ко мне, когда не посылал тебя Господь мой?».

Тот же великий Макарий, услышав о дивном житии тавеннисских монахов, переменил свое одеяние и в мирском платье поселянина пошел в Фиваиду. Пятнадцать дней шел он пустынею. Пришедши в монастырь Тавеннисский, святой стал искать архимандрита по имени Пахомий, - мужа весьма знаменитого, обладавшего даром пророческим. Тогда сему святому не было открыто о намерении великого Макария. Сошедшись с ним, Макарий сказал: «Молю тебя, господин мой, прими меня в свою обитель, чтобы мне быть монахом». Великий Пахомий сказал ему: «В таких престарелых летах как можешь ты подвизаться? Здесь братия подвизаются с самой юности и переносят изнурительные труды, потому что привыкли к ним; а ты в таком возрасте не можешь перенести испытаний подвижнических; ты станешь роптать, а потом уйдешь из обители и начнешь злословить нас». Так он не принял его; тоже и во второй день, даже до семи дней. [46] А старец Макарий твердо стоял в своем намерении и все время проводил в посте. Наконец он говорит Пахомию: «Авва, прими меня; и если я не стану поститься, как они, и не буду делать, что они делают, то вели выгнать меня из обители». Великий Пахомий убеждает братию принять его (а братии в одной этой обители и доныне находится тысяча четыреста человек). Так великий Макарий вступил в эту обитель. Спустя немного времени, наступила четыредесятница; старец видит, что каждый монах возлагает на себя различный подвиг, - один принимает пищу вечером, другой – через пять дней; иной всю ночь стоит на молитве, а днем сидит за рукоделием. А он (Макарий), наломавши большое количество пальмовых ветвей, стал в углу и в продолжение всей четыредесятницы, до самой Пасхи, не принимал хлеба, не касался воды, не преклонял колена, не садился, не ложился и ничего не вкушал, кроме нескольких листьев капусты, да и их ел только по воскресеньям, и то для того, чтобы видели, что он ест, и чтобы самому ему не впасть в самомнение. А ежели когда выходил он из кельи для какой-либо нужды, то как можно скорее опять возвращался и принимался за дело. Не открывая уст и не говоря ни слова, он стоял в безмолвии; все занятие его состояло в молитве сердечной и в плетении ветвей, которые были у него в руках. Увидев это, подвижники той обители стали роптать на своего настоятеля и говорить: «Откуда ты привел к нам сего бесплотного человека на осуждение наше? Или его изгони отсюда, или все мы, да будет тебе известно, сегодня же оставим тебя». Услышав это от братии, великий Пахомий начал расспрашивать о Макарии и, узнав, [47] как он живет, просил Бога открыть ему, кто это такой, - и ему было открыто, что это монах Макарий. Тогда великий Пахомий берет его за руку, выводит вон и, приведши в молитвенный дом, там, где стоял у них жертвенник, облобызал его и сказал ему: «Подойди сюда, честный старче! Ты Макарий и скрывал это от меня! Много уже лет желал я видеть тебя, потому что слышал о делах твоих. Благодарю тебя: ты смирил чад моих; пусть они не превозносятся своими подвигами. Теперь прошу тебя: удались в свое место, ты уже довольно научил нас, молись о нас». Таким образом, по желанию Пахомия и по просьбе братии Макарий удалился.

Сказывал нам сей бесстрастный муж еще следующее: «Когда прошел я все подвижническое житие, которое избрал, родилось у меня другое духовное желание: я захотел сделать то, чтобы ум мой, в продолжение только пяти дней, не отвлекался от Бога и ни о чем другом не мыслил, но к Нему одному обращен был. Решившись на это, запер я свою келью и сени перед нею, чтобы не отвечать никому, кто бы ни пришел. Начал я то с другого же дня, дав уму своему такое приказание: ”Смотри, не сходи с небес: там ты с Ангелами, Архангелами, со всеми горними Силами, Херувимами, Серафимами и с Самим Богом, Творцом всяческих; там будь, не сходи с неба и не впадай в чувственные помыслы”. Проведши так два дня и две ночи, я до того раздражил демона, что он сделался пламенем огненным и сжег все, что было у меня в келье; самая рогожа, на которой я стоял, объята была огнем, мне представлялось, что я весь горю. Наконец, пораженный страхом, [48] я на третий день оставил свое намерение, не могши сохранить ум свой неразвлеченным, и низшел к созерцанию сего мира, дабы то не вменилось мне в гордость».

Однажды я пришел к сему духовному монаху, великому Макарию, и нашел, что какой-то пресвитер из селения лежал вне его кельи. Голова у него так была изъедена болезнью, называемою раком, что самая кость в темени видна была вся. Он пришел к Макарию, чтобы получить исцеление, но сей и на глаза не хотел принять его. Я стал упрашивать Макария и говорил ему: «Молю тебя, умилосердись над сим страдальцем, дай ему по крайней мере какой-нибудь ответ». Святой отвечал мне: «Он недостоин исцеления; Господь послал ему такую болезнь для его вразумления. Если хочешь, чтобы он исцелился, так посоветуй ему с сего времени отказаться от совершения таинств». Я сказал ему: «Молю тебя, скажи, почему так?». Он отвечал мне: «Сей пресвитер совершал литургию в грехе блудодеяния и за это теперь наказывается. Если он по страху прекратит то, что дерзал делать по небрежности, Бог исцелит его». Когда я пересказал это страждущему, он обещался с клятвою не священнодействовать более. Тогда Макарий принял его и сказал ему: «Веришь ли ты, что есть Бог, от Которого ничто не скрыто?». Он отвечал: «Верю». Потом Макарий сказал ему: «Ты не должен был посмеяться над Богом». Он отвечал: «Не должен был, господин мой». Великий Макарий сказал: «Ежели ты сознаешь грех свой и наказание Божие, которому подвергся за этот грех, то исправься на будущее время». Пресвитер исповедал грех свой и обещался более не грешить и не служить при алтаре, но стать в [49] ряду мирян. Затем святой возложил на него свои руки, и он в несколько дней выздоровел, оброс волосами и возвратился домой здоровым, прославляя Бога и благодаря великого Макария.

Сей святой имел разные кельи в пустыне, в которых совершал подвиги добродетели: одну в скиту, в самой глубокой пустыне, одну в Ливии, в так называемых Келлиях, и одну в горе нитрийской. Некоторые из них были без окон, – в них, говорят, Макарий проводил четыредесятницу в темноте. Одна келья была так тесна, что в ней нельзя было и ног протянуть; и еще келья была просторнее других – в ней он принимал посетителей.

Сей боголюбивый муж исцелил такое множество бесноватых, что трудно их и перечислить. При нас принесли к сему преподобному одну благородную и богатую девицу из Фессалоники, что в Ахаии; она много лет страдала параличом. Принесшие повергли ее близ кельи Макария. Святой, сжалившись над нею и помолившись, собственноручно помазал ее святым елеем, непрестанно и более мысленно молился о ней и чрез двадцать дней отпустил ее в свой город здоровою. Возвратясь домой на своих ногах, она прислала богатые дары святым.

Также при моих глазах к святому Макарию, духовному врачу всяких безумных страстей, привели отрока, одержимого злым духом. Положив правую руку ему на голову, а левую на сердце, святой до тех пор молился о нем, пока он не повис на воздухе. Отрок раздулся, как мех, всем телом своим, сделался по весу весьма тяжелым и, вдруг, вскричавши, стал всеми чувствами извергать из себя воду. Но [50] когда это кончилось, он опять пришел в прежнюю свою меру. Затем, помазав его святым елеем и окропив освященною водою, Макарий отдал его отцу и приказал, чтобы больной и до сорока дней не касался ни мяса, ни вина, и, таким образом отпустил его исцеленным.

Однажды начали беспокоить Макария великого тщеславные помыслы, пытаясь вызвать его из кельи и внушая ему отправиться в Рим для пользы других, именно для оказания помощи тамошним больным; ибо в нем благодать Господня сильно действовала на духов нечистых. Долго беспокоили его эти помыслы, но он не слушал их. Тогда они, вооружившись на него сильнее, стали гнать его вон. И вот святой упал на пороге своей кельи; протянув ноги, выпустил их наружу и говорил демонам тщеславия: «Тащите меня, демоны, если можете; своими ногами я не пойду в другое место; если же можете так унести меня, пойду, куда вы зовете». Он с клятвою говорил им: «Буду лежать так до вечера; если не сдвинете меня, не послушаю вас». Пролежав долгое время неподвижно, он встал наконец, когда был уже глубокий вечер. Но с наступлением ночи демоны опять начали беспокоить его. Святой встал, взял корзину, насыпал в нее меры две песку и, положив ее себе на плечи, ходил с нею по пустыне. Здесь с ним встретился Феосевий, строитель, урожденец антиохийский, и сказал ему: «Что ты несешь, авва? Отдай мне свою ношу и не изнуряй себя». Но Макарий отвечал ему: «Я изнуряю того, кто меня изнуряет; не любя трудиться, он внушает мне охоту к странствованию». Долго ходил он так и возвратился в свою келью, изнурив тело.

Еще рассказывал нам раб Христов [51] Пафнутий, ученик сего доблестного подвижника. В один день, когда блаженный и бессмертный Макарий сидел в сенях кельи своей и беседовал с Богом, гиена принесла к нему своего детеныша слепого. Толкнув головою в дверь сеней, она вошла к Макарию, который в это время еще сидел тут, и бросила детеныша к ногам его. Святой Макарий взял его и, плюнув ему в глаза, сотворил молитву, и он тотчас стал видеть; а мать накормила его и ушла с ним. На следующий день гиена принесла святому и блаженному Макарию кожу большой овцы. Увидев сию кожу, святой сказал гиене: «Ты растерзала у кого-нибудь овцу: иначе откуда тебе взять кожу? Я не возьму от тебя того, что добыто несправедливостью». Гиена, опустив голову к земле, стала на колени у ног святого и подавала ему кожу. Но он говорит ей: «Я сказал, что не возьму, ежели не дашь клятвы, что не станешь больше есть овец у бедных». При этом она опять опустила голову, как будто соглашаясь на слова святого. Кожу эту раб Христов отказал святому и блаженному Афанасию Великому, - и блаженная раба Христова Мелания сказывала мне, что она брала сию кожу у святого и дивного мужа Макария под именем дара гиены. И что удивительного, если людям, распявшимся миру, и гиена, ими облагодетельствованная, приносит дары во славу Бога и в честь рабов Его?! Тот, Кто пред Даниилом пророком укротил львов, дал смысл и этой гиене.

Говорят еще о святом Макарии, что он с того времени, как крестился, никогда не плевал на землю; а теперь уже шестьдесят лет минуло, как он принял крещение. Крестился же верный раб Христов и бессмертный Макарий на сороковом году своей жизни. [52]

Видом сей непобедимый подвижник Христов был таков (я должен и об этом сказать тебе, раб Христов: быв его современником, я, недостойный, хорошо знал его). Он был согбен и сухощав. Волосы росли только на губе, да еще на конце подбородка было их немного; от чрезмерных трудов подвижнических даже на бороде не росли у него волосы.

Однажды впал я в великую тоску и, пришедши к сему святому, сказал ему: «Авва Макарий! Что мне делать? Смущают меня помыслы, говоря мне: ”Ты ничего не делаешь здесь, ступай отселе”». Святой отец отвечал мне: «Скажи твоим помыслам: ”Для Христа я стерегу стены”».

Из множества великих чудес и подвигов славного и доблестного Макария только сии описал я тебе, христолюбивый и любознательный раб Божий!

Дивный муж сей рассказывал нам еще вот какое чудо: «Во время преподания Таин Христовых (он был пресвитер), я никогда сам не подавал приношения Марку-подвижнику, но замечал, что с жертвенника брал оное Ангел и подавал ему; впрочем, я видел только кисть руки, подающей ему Причастие».

20. О Марке

(Созом. кн. VI, гл. 29; Кассиод. кн. VIII; Никиф. кн. XI, гл. 35. О нем упомянуто в конце предыдущего сказания)

Марк сей еще в юности знал наизусть писание Ветхого и Нового Завета; он был чрезвычайно кроток и скромен, как едва ли кто другой. В один день, на досуге, пошел я к нему (он был уже в глубокой старости) и, севши у дверей его кельи (как новоначальный, я считал его выше человека, и он действительно был [53] таков), стал прислушиваться, что он говорит или что делает. Совершенно один внутри кельи, почти столетний старец, у которого уже и зубов не было, - он все еще боролся с самим собою и с диаволом и говорил: «Чего еще ты хочешь, старик? И вино ты пил, и масло употреблял, чего же еще от меня требуешь? Седой обжора, чревоугодник, - ты себя позоришь». Потом, обращаясь к диаволу, говорил: «Отойди же наконец от меня, диавол, ты состарился со мною в нерадении. Под предлогом телесной немощи, заставил ты меня употреблять вино и масло и сделал сластолюбцем. Ужели и теперь еще я чем-нибудь тебе должен? Нечего более тебе у меня похитить, отойди же от меня, человеконенавистник!». Потом, как бы шутя, говорил самому себе: «Ну же, болтун, седой обжора, жадный старик, долго ли быть мне с тобою?».

(пер. Е. Орлинского)
Текст воспроизведен по изданию: Палладия епископа еленопольского Лавсаик или повествование о жизни святых и блаженных отцев. Свято-Троицкий Ново-Голутвин монастырь. 1992

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.