Послание Феодорита, епископа кирского,
из Халкидона, к епископу иерапольскому.
Не осталось ни одного рода
снисходительности, строгости, увещания,
воззвания, каким мы не воспользовались бы пред
благочестивейшим императором и именитой
консисторией, убеждать всевидящим Богом и
Господом нашим Иисусом Христом, имеющим судить
мир в правде, и Святым Духом и избранными
ангелами, чтобы не оставляли в небрежении веры,
попираемой принявшими еретические догматы, и
предписали бы принимать только то, что изложено в
Никее, и отвергнуть введенную ко вреду и погибели
благочестия ересь; но до настоящего дня ничего мы
не могли сделать. Слушатели колеблются то туда,
то сюда. Впрочем и нас ничто не могло убедить —
отстать от своего намерения; и мы, по милости
Божией, не оставили дела. Мы с клятвою убеждали
благочестивейшего императора нашего в том, что [364] нам невозможно примириться с
Кириллом и Мемноном, что мы не можем войти в
общение с ними, прежде нежели они отвергнут
еретические главы. Таково наше намерение; но те,
которые ищут своих си (Здесь не
совсем удачный перевод скрытой цитаты из
послания апостола Павла к Филиппийцам (Филипп. II,
21) - «своих си ищут, а не яже Иисуса Христа»; в
новом переводе Нового завета эта фраза
переведена как «ищут своего, а не того, что
угодно Иисусу Христу» - прим. расп.), а не
Христа Иисуса, стараются примириться с ними
против нашей воли. А мы не заботимся об этом. Бог
знает наше намерение, испытывает нашу
добродетель и не подвергает наказанию нас за то,
что происходит против нашей воли. Что касается
друга, то да будет известно твоей святости, что
если мы когда-нибудь только упомянем о нем, нас
тотчас обличают в отпадении: так сильна вражда
против него всех, здесь находящихся. И это весьма
прискорбно. Благочестивейший император
преимущественно пред всеми возмущается его
именем и прямо говорит: “никто не должен
говорить мне об нем". Однакож до тех пор, пока
мы здесь будем оставаться, мы не перестанем всеми
силами заботиться об этом отце, зная о
причиненной ему нечестивыми несправедливости.
Мы стараемся также и о том, чтобы нам
освободиться отсюда и освободить ваше
благочестие. Ибо здесь нам нельзя ожидать ничего
доброго; сами судьи надеются на деньги, и
утверждают, что одно естество (во Христе),
божеское вместе и человеческое. Но народ весь, по
милости Божией, хорошо расположен и приходит к
нам. Мы начали даже рассуждать с ними и составили
великие собрания, и в четвертый раз рассказали им
о вере твоего благочестия. Они слушали с таким
удовольствием, что не уходили даже до седьмого
часу и оставались до солнечного зноя. В большом
дворце с четырьмя портиками собралось великое
множество, и мы проповедовали сверху, с
возвышения, подле самой кровли. Но весь клир, с
добрыми монахами, показал себя сильно
неприязненным к нам, так что бросали друг в друга
камнями, когда мы возвращались от Руфиниан после
прибытия благочестивейшего императора, и многие
из мирян и монахов, бывших с нами, были изранены.
Благочестивейший император узнал, что против нас
собиралось множество народа, и встречаясь с нами
наедине, говорил: "я знаю, что вы делаете
нехорошие собрания". На это я ему отвечал: “так
как ты дал смелость говорить, то выслушай
милостиво. Еретикам, лишенным общения,
позволительно говорить в церкви, а нам, ратующим
за веру и потому лишенным от них общения, нельзя и
входить в церковь"? При этом он спросил: “что
же я должен делать"? — “То же, что сделал твой
казначей в Ефесе. Заметив, что некоторые делают
собрания, а мы не собираемся, он усмирил их,
сказав им, если не усмиритесь, я не позволю делать
собраний ни той, ни другой стороне. И твоему
благочестью надлежало бы приказать здешнему
епископу, чтобы он не позволял делать собраний,
ни нам ни им, до тех пор, пока не соберемся все
вместе и узнаем ваш [365] справедливый
приговор". На это он сказал: “я не могу
приказывать епископу"; “следовательно и нам,
отвечал я ему, не можешь приказывать, и мы возьмем
церковь и будем собираться, и ваше благочестие
увидит, что на нашей стороне больше народу,
нежели на их стороне". При этом мы сказали ему,
что наши собрания не заключают ни чтения
священного Писания, ни приношения, но одни только
молитвы за веру и за ваше величество и
рассуждения о вере. Он одобрил и после не
запрещал делать это. Таким образом увеличивается
собрание приходящих к нам и охотно слушающих
наше учение. Да молится ваше благочестие, чтобы
дело наше окончилось так, как угодно Богу. А мы,
при нерадении власти, ежедневно подвергаемся
козням клириков и монахов.
|