Первое прошение еретиков, посланное к императору из Халкидона.

Необходимо было просить о том, чтобы слово благочестия не было извращаемо кем-либо чрез нелепые толкования, в особенности теми, которые присвоили себе священство и управление церквами, которых, не знаю каким образом, честолюбие и властолюбие и некоторые неважные награды довели вдруг до презрения всех христианских заповедей, с тою единственною целью, чтобы угодить человеку, который мечтает и надеется, что он и все ему помогающие поступают во всем справедливо. Говорим о Кирилле александрийском, который одним пустословием внес в святые Божии церкви еретические догмы и надеется утвердить их доказательствами и избежать наказания за грехи, с помощью Мемнона и упомянутого выше заговора епископов. Посему мы, любящие молчание и желающие в прочих делах поступать любомудро, ныне, считая это молчание и упражнение в этой мудрости [358] вредом для веры, обращаемся с прошением к вам, единственным, после высшей силы, хранителям мира, зная что вам в особенности прилично заботиться о благочестии, так как до сего времени вы его охраняли и сами взаимно им были охраняемы. Представляем вам это прошение так, как если бы нам нужно было излагать наше оправдание пред самим святейшим Богом, дабы не подумали, что мы менее других ревностны к вере, но заботясь о благочестии, мы в защиту его слагаем слово. Ибо во времена христианские нет ничего приличнее для священников, как свидетельствовать о вере пред таким верным царем, хотя мы тысячекратно готовы были бы для веры подвергнуть опасности жизнь свою. Посему именем Бога, который все видит, и Господа нашего Иисуса Христа, который будет судить всех в правде, и Св. Духа, благодатью коего вы управляете царством, избранных ангелов, которые вас сохраняют и которых вы увидите некогда предстоящими страшному престолу и приносящими Богу то страшное освящение, которое ныне некоторые стараются ниспровергнуть, молим ваше благочестие, уловляемое хитростью некоторых утверждающих привнесенные в веру еретические главы, совершенно чуждые правым догматом и сходные с еретическими мнениями, да повелено будет, чтобы тот, кто подпишет эти главы, или согласится с ними, и после данного повеления не будет опровергать их, был пред всеми обнаружен и подвергнут церковным наказаниям. Этим лучше всего ты можешь ратовать за благочестие. Ибо нет, о царь! ничего царственнее того, что ты поспешил произвести войну с персами и другими варварами: Христос даровал тебе славные победы за эту твою ревность к Нему. Молим же, да будет позволено нам изложить письменно вопросы пред твоим благочестием. Ибо таким образом лучше будут узнаны заблуждающие и обличены для всего последующего времени. Если же кто, по нерадению, пренебрегая повелениями, вздумает поступать против заповеди истинной веры, то твоей справедливости и суду нужно будет исследовать, не отвергают ли и самое наименование учителей те, которые, вводя нечто в догматы, отказываются подвергаться испытанию и не хотят подчиняться прежде проповеданному учению, чтобы не быть обличенными в том, что они поступали нечестиво, и не считают этого достойным опровержения, чтобы не остался бесполезным их умысел. Ибо уже ясно видно, что некоторые из них упражнялись в таком нечестии, чтобы заслужить почестей, и придумали некоторые другие цели. И это обнаружится еще яснее, и твое благочестие увидит, что спустя немного времени они будут делить награду своего предательства, как добычу Христовой веры. Но из нас некоторые, определенные еще благочестивейшим Ювеналием, епископом иерусалимским, живут [359] в глуши; следовало бы по крайней мере защищать каноны, чтобы не показаться заботящимися о своей славе. И ныне их такие старания и обманы не безызвестны в Финикии и счастливой Аравии. Поистине, об них нет нужды заботиться нам, которые в самых городах, где служение нам запрещено, столь же охотно желали для веры лишиться своей жизни, как и этих выгод. Но против их происков мы поставляем суд Божий и вашего благочестия. А теперь просим только о том, чтобы сохранено было одно благочестие, чтобы свет православной веры, который наконец едва только воссиял при святом Константине, утвержден блаженнейшими вашими отцом и дедом, а твоим величеством распространен даже между другими, варварскими, народами и в народе персидском, не помрачился внутри самого царского двора твоего и пред вашею светлостью. Не два разные порядка ты, император, вводишь в Персиде; и наши дела не могут быть чем-нибудь великим, когда мы будем усиливать раздор и когда не будет у них никого рассуждающего; никто не будет следовать двоякому учению и таинству; никто не может справедливо отступить от стольких отцев и непорочных святых; и не должно предоставлять выгоды тем, которые разногласят между собою, чтобы не явилось от этого какое-нибудь дерзновение у врагов благочестия. И кто может исчислить бесчисленные вредные последствия их раздора? Если же кто разумение небесных предметов считает маловажным, тому нужно быть лучшим того, кому Господь дал всю власть мира. Мы же просим о том, чтобы получить суд от твоего благочестия. Да направит Бог твой ум к уразумению того, что исследуется. Наконец, если ныне что-нибудь препятствует тебе (ибо нам не могут быть известны все дела твоего благочестия), просим твою светлость о том, чтобы нам можно было возвратиться домой благополучно и безопасно. Ибо мы видим, что города, порученные нам, немало терпят от такой медленности, по вине тех, которые и в делах благочестия, по-видимому, хотят только спорить без всякой нужды.