Похвала епископу Диодору, который предварительно проповедовал и восхвалял (Иоанна Златоуста ¹).

1. Недавно этот мудрый и доблестный учитель, оставив болезнь телесную и восшедши на это седалище, говорил обо мне в начале своей беседы и назвал меня Иоанном Крестителем и гласом церкви, и жезлом Моисея, и кроме того многими другими названиями. Он тогда хвалил меня, а вы восклицали; я же, сидя вдали, горько воздыхал. Он хвалил, выражая свое чадолюбие; вы восклицали, выражая свое братолюбие, а я воздыхал, тяготясь бременем тех похвал. Ведь великость похвал обыкновенно угрызает совесть не менее грехов; как тот, кто, не сознавая за собою ничего доброго, но слыша как другие приписывают ему многие и великие добрые дела, помышляет о настоящей молве и будущем дне, когда все будет обнаружено и открыто и когда Судящий будет судить не по мнению многих, но по самой истине дел, — потому что Он не по слове судити имать, говорит пророк, ниже по глаголанию [818] обличить (Ис. XI, 3), — так и я, представляя все это, скорблю при похвалах и добром мнении многих, видя великое различие между им и будущим приговором. Ныне мы прикрываемся мнением многих, как бы какими-нибудь масками, а в тот день, когда будут сняты эти маски, мы, стоя пред престолом Судии с обнаженною головою, не в состоянии будем получить никакой пользы от здешней молвы для такого приговора, но по тому самому мы и будем наказаны еще более, что, получая от многих много похвал и много одобрений, мы и от этого самого не сделались лучшими.

2. Итак, помышляя обо всем этом, я горько воздыхал. Потому и теперь я поспешно встал для того, чтобы от вас, слышавших те похвалы, отстранить такую молву. Ведь и венец, когда он бывает больше головы венчаемого, не касается висков и не держится на голове, но, как слишком широкий по величине своей, ниспускается чрез глаза до шеи и оставляет голову неувенчанною. То же самое испытал и я, так как венец похвал оказался больше достоинства моей головы; и однако, не смотря на это, отец, по свойственной ему любви, не воздержался каким бы то ни было образом от возложения его на меня. Так поступают часто и цари, взяв принадлежащую им диадему, они возлагают ее на головы детей; потом увидев, что детская голова меньше венца, удовлетворившись таким наложением, простым и сделанным как-нибудь, наконец берут и возлагают его на самих себя.

3. Поэтому, так как и отец возложил на меня приличествующий ему венец, который оказался больше моей головы и которого он не решался возложить сам на себя, то теперь я, сняв его с себя, возложу его обратно на голову отца, которой он принадлежит. Ведь хотя имя Иоанна у меня, но мудрость — у него; хотя имя это получил я, но любомудрием владеет он. Поэтому и самое это имя справедливее было бы носить ему, нежели мне, потому что соименность обыкновенно зависит не от сходства имен, но от сродства дел, хотя бы имена были и различны. И Писание любомудрствует об этом не так, как сведущие в мирской философии. Те не считают людей соименными, если не находят в них вместе со свойствами и сходства имен; а Писание не так, но когда оно видит великое сходство в любомудрии, то, хотя бы принадлежащие одинаковым по образу жизни людям имена были различны, называет их одним я тем же названием. Доказательства этого не нужно искать далеко, но можем указать на этого самого Иоанна, сына Захарии. Когда ученики спросили (И. Христа), придет ли опять Илия, то [819] Он отвечал: и аще хощете прияти, той есть Илия хотяй приити (Матф. XI, 14). Он назывался Иоанном, но так как имел нравы Илии, то и получил одинаковое с ним название; так как он владел духом Илии, то получил и имя Илии. Оба они обитали в местах пустынных; один одевался в милоть, а другой в волосяную одежду; и трапеза у них была одинаково скудна и проста; один из них был служителем первого пришествия (Христова), а другой будет служителем будущего. Поэтому, так как и образ жизни, и одежды, и местопребывание, и служение были у них одинаковы и все было у них сходно, то Христос и дал обоим одно имя, выражая, что и тот, кто носит другое имя, может быть соименным тому, кому он подражает в образе жизни.

4. Итак, если таково несомненное правило и таково определение соименности в божественном Писании, то покажем, что мудрый наш отец подражает и образу жизни Иоанна, дабы вы знали, что справедливее можно бы приписать ему и это имя. У того не было ни стола, ни постели, ни дома на земле; и у этого ничего такого никогда не было. Свидетели — вы, как он проводил все время, показывая жизнь апостольскую, не имея никакой собственности, но получая пропитание от других, а сам непрерывно пребывая в молитве и служении слова (Деян. VI, 4). Тот проповедовал за рекою, пребывая в пустынях; и этот выводил некогда за реку весь город и преподавал здравое учение. Тот жил в темнице, и отсечена ему голова за ревность о законе; и этот часто был удаляем из отечества за ревность о вере, и ему часто была отсекаема голова по той же самой причине, если не на самом деле, то в намерении. Враги истины, не вынося силы языка его, со всех сторон строили бесчисленные козни, но от всех их Господь спасал его. Будем же слушать этот язык, чрез который он и подвергался опасностям и спасался. Не погрешил бы тот, кто сказал бы о нем то же, что Моисей сказал о земле обетованной. Что же он сказал о ней? Земля текущая млеком и медом (Исх. III, 8). То же можно сказать и об его языке; это — язык, текущий молоком и медом. Итак, чтобы нам и насладиться этим молоком и насытиться этим медом, прекратим здесь наше слово и послушаем его лиры и трубы. Когда я представляю приятность его слов, то называю голос его лирою; а когда представляю силу мыслей, то — некоторою воинственною трубою, такою, какую имели иудеи, когда разрушали стены Иерихона. Как тогда звук труб, поражая камни сильнее огня, все разрушал и истреблял, так и теперь голос его, не менее тех труб [820] поражая укрепления еретиков, низлагает помышления и всяко возношение, взимающееся на разум Божий (2 Кор. Х, 5). Но чтобы вам узнать это не от нашего, но от его языка, прекратим наше слово, воссылая славу Отцу, подающему таких учителей; ибо Ему слава во веки веков. Аминь.

Комментарии

1. Здесь разумеется Диодор, епископ тарсийский, бывший некогда учителем св. Иоанна Златоуста, а самое слово в похвалу ему произнесено святителем, как полагают, в 382 году по Р. Хр.