159. К АСХОЛИЮ, ЕПИСКОПУ ФЕССАЛОНИКИЙСКОМУ (164).

Благодарит за письмо и за присланные им мощи св. мученика Евтихия, пострадавшего у варваров за Истром, и которого Асхолий поощрял к страданию; изъявляет скорбь свою о настоящем положении Церквей на востоке, и просит молитв Асхолиевых. (Писано в 374 году).

Каким веселием исполнило меня письмо твоего преподобия, не без труда мог бы я изобразить сие по немощи слова выражаться ясно; но ты и сам собою должен догадаться о сем, заключая по красоте своего письма. Ибо чего не заключало в себе оно? Не изобразило ли и любовь ко Господу, и удивление мученикам, так живо описав самый род подвига, что события сии представляются у нас перед глазами, а наконец почтение и расположение ко мне самому? Не изобразило ли так, как мог бы сказать разве кто из превосходнейших писателей? Почему, когда взял я письмо в руки, прочел его несколько раз, и приметил обильно [293] струящуюся в нем благодать Духа, тогда подумал, что живу в древние времена, когда процветали Церкви Божии, укорененные в вере, соединенные любовью, при взаимном единомыслии различных членов, как бы в едином теле, когда явны были гонители, явны и гонимые; подвергавшиеся вражеским нападениям делались многочисленнее, и кровь мучеников, орошая Церкви, воспитывала большее и большее число подвижников благочестия; потому что последующие исполнялись ревностью предшественников. Тогда мы христиане хранили между собою мир, тот мир, который оставил нам Господь, которого теперь нет у нас и следа; – с такою жестокостью отгнали мы его друг от друга!

Впрочем душа моя перенеслась к древнему оному блаженству, когда издалека пришло письмо, цветущее красотою любви, и от варваров, живущих за Истром, прибыл к нам мученик, проповедуя собою о неповрежденности веры, там водворившейся. Кто опишет душевное наше веселие при этом? Какую изобрести силу слова, чтобы могла она ясно высказать тайное расположение нашего сердца? Когда увидели мы подвижника, ублажили того, кто поощрял его к подвигу, и сам от праведного Судии приимет венец правды, укрепив многих для подвига за благочестие.

Поелику же ты привел мне на память и блаженного мужа Евтихия, и почтил наше отечество, так как оно доставило семена благочестия; то возвеселил меня напоминанием древнего, и вместе опечалил обличением видимого. Ибо никто из нас не уподобляется Евтихию в добродетели: не только не укрощаем мы варваров силою Духа и действенностью дарований, но даже чрезмерным множеством грехов своих приводим в дикость и кротких нравом. Ибо себе и грехам своим приписываем [294] причину того, что разлилось так могущество еретиков. Ни одна почти часть вселенной не спаслась от запаления ересей. Твои сказания – подвижническое противоборство: тела, строгаемые за благочестие, ярость варваров, презираемая людьми, у которых сердце не знает страха, различные истязания, изобретаемые гонителями, во всем противоборство подвизающихся, древо, вода, окончательные страдания мучеников. Каковы же наши сказания? Любовь охладела; разоряется учение отцев; частые крушения в вере; молчат уста благочестивых; люди, изгнанные из молитвенных домов, под открытым небом подъемлют руки к небесному Владыке. И хотя скорби тяжкие, но нигде нет мученичества; потому что притеснители наши имеют одно с нами именование.

Сам умоляй о сем Господа, и всех мужественных подвижников Христовых собери на молитву о Церквах, чтобы, если только остается еще сколько-нибудь времени стоять миру сему, и не все уклонилось в противную сторону, умилосердившись над Своими Церквами, возвратил их Бог к древнему миру.