АФАНАСИЙ ВЕЛИКИЙ. 6. ЗАЩИТИТЕЛЬНОЕ СЛОВО ПРОТИВ АРИАН . DrevLit.Ru

АФАНАСИЙ ВЕЛИКИЙ

6. ЗАЩИТИТЕЛЬНОЕ СЛОВО ПРОТИВ АРИАН

APOLOGIA CONTRA ARIANOS

1) Думал я, что, после многих доказательств, представленных в нашу пользу, враги, наконец, со стыдом скроются, и будут даже себя самих винить за то, в чем клеветали на других. Поелику же, и подвергшись такому осуждению, не обнаруживают они стыда, но, по бесчувственности своей, пресмыкаются в злоречии, признавая все требующим нового суда, не для того, чтобы им самим держать ответ на суде (этого избегают они), но чтобы потревожить нас и души людей простосердечных; то признал я необходимым оправдаться пред вами, чтобы вы не обращали больше внимания на их ропот, но судили их лукавство и клевету. И оправдываюсь перед вами, людьми искренними; я перед любителями споров осмелюсь и на обвинение их.

Дело наше не требует суда. Оно было уже судимо не раз, не два, но многократно; и во-первых — в собрании почти ста Епископов нашей области; во-вторых — в Риме, куда, по Евсевиеву писанию, призывали и их, и нас, и где собрано было более пятидесяти Епископов; в-третьих — на большом соборе в Сардике, созванном по повелению боголюбивейших Царей Констанция и Константа. На этом соборе противники наши низложены, как клеветники, определение же в нашу пользу подтвердили своими голосами более, нежели триста епископов из епархий Египта, Ливии, Пентаполя, Палестины, Аравии, Исаврии, Кипра, Памфилии, Ликии, [288] Галатии, Дакии, Мисии, Фракии, Дардании, Македонии, Эпира, Фессалии, Ахаии, Крита, Далмации, Сискии, Панноний, Норика, Италии, Пицена, Тусции, Кампании, Калабрии, Апулии, Бруттии, Сицилии, всей Африки, Сардинии, Испании, Галлии, Британии. С ними подписались свидетелями Урзаций и Валент, прежде клеветавшие на нас, а впоследствии раскаявшиеся; они не только одобрили сделанное в нашу пользу определение, но и себя, и других противников наших, признали клеветниками. Ибо принесшие такое раскаяние и подтвердившие это письменно явным образом изобличают Евсевиевых сообщников; потому что вообще с ними составляли против нас заговор. Итак, что разбирали и решили и ясно доказали столь многие достойные вероятия епископы, то, как признается всякий, напрасно подвергать снова суду, чтобы, если и теперь будет исследовано, еще не пересуживать и снова не переследовать, и таким образом не трудиться до бесконечности.

2) И голоса стольких епископов достаточно к тому, чтоб постыдить намеревающихся еще хотя чем-нибудь отмстить нам. Когда же и враги свидетельствуют в нашу пользу и против себя, говоря, что это был заговор на нас: кому уже не будет стыдно колебаться еще сомнением? Закон повелевает состояться судам при устех двою и триех свидетелей (Втор. 19, 15); и вот — такое множество свидетелей за нас, а к ним вдобавок и показание врагов. Почему и оставшиеся нашими врагами не обращают внимания на тех, кого судили, как хотели, но вынуждены уже вопреки благовидности нападать на своих обличителей. И для них всего прискорбнее это; потому что делали они скрытно, и слагали между собою втайне, а Валент и Урзаций вывели то наружу и открыли. И в точности знают они, что [289] раскаяние этих людей сколько осуждает их, столько оправдывает терпевших от них обиду. Посему-то на Сардикийском соборе были они низложены, как сказал я выше, и низложены справедливо. Так и тогдашние фарисеи, заступаясь за Павла (Деян. 23,9), обличили составленный против него ими самими и иудеями заговор; так оказалось, что блаженный Давид гоним был напрасно, когда гонитель признался, сказав: погреших, чадо Давиде (I Цар. 26, 21): так и эти, будучи побеждены истиною, признали ее, и написав это, передали Юлию, Епископу Римскому. Писали и ко мне, желая иметь мир со мною, те самые, которые столько разглашали о мне худого, и которым, может быть, и теперь стыдно; потому что, кого старались погубить, тот, как видят, по Господней благодати жив. Ария же и ересь предали они анафеме, что и следовало им сделать. Ибо узнав, что Евсевиевы приверженцы злоумышляли против меня не по иному чему, а только по собственному своему злочестию, и однажды решившись сознаться в клевете на нас, тотчас отреклись от христоборной ереси, ради которой и против меня действовали.

А что на различных соборах было писано в нашу защиту епископами и прежде всего епископами египетскими, — это предлагаем здесь:

Святый Собор, собравшийся в Александрии из Египта, Фиваиды, Ливии и Пентаполя, повсюду сущим Епископам Вселенской Церкви, возлюбленным и вожделенным братиям, желает о Господе радоваться.

3) В самом начале составления заговора против сослужителя нашего Афанасия, и по вступлении его в Александрию, могли мы, возлюбленные братия, оправдать его в том, что злоумышляли против [290] него Евсевиевы приверженцы, а их подвергнуть ответственности за все, что претерпел он от них, и обнаружить все взведенные на него клеветы. Но поелику тогда, как и сами вы знаете, не дозволили этого самые обстоятельства; теперь же, по возвращении Епископа Афанасия, думали было мы, что будут они посрамлены и постыждены своими столько явными неправдами, — и потому рассудили молчать. А между тем, и после того, как Афанасий столько потерпел, после переселения его в Галлию, после пребывания его, вместо своей стороны, в стране чужой и весьма далекой, после того, как ему, если бы не встретил человеколюбивого Царя, приходилось почти умереть от их клевет, хотя всем этим удовольствовался бы всякий, самый раздраженный и лютый враг, — они не чувствуют стыда, напротив же того, снова восстают на Церковь и на Афанасия, и негодуя на возвращение его, отваживаются на новые, большие прежних, злодеяния, легкомысленно возводят на него обвинение, и не боятся написанного в Священном Писании: свидетель лживый без муки не будет (Притч. 19, 9), и: уста лжущих убивают душу (Прем. Сол. 1, 11). По сему самому мы не в силах уже молчать, дивимся же их лукавству и ненасытному соревнованию в составлении заговоров.

Вот, снова не перестают тревожить царский слух доносами на нас, не перестают писать губительные письма к истреблению Епископа, врага их нечестию. Снова писали на него Царям, опять хотят составить против него заговор, обвиняя его в небывалых кровопролитиях; опять намереваются нанести ему смерть, обвиняя его в мнимых убийствах. Ибо и тогда довели бы его до смерти клеветами своими, если бы не было у нас человеколюбивого Царя. Скажем короче: опять стараются изгнать его в [291] заточение, притворно оплакивая бедствия заточенных, как будто им сосланы они в заточение. Оплакивают они то, чего мы вовсе не делали; но не довольствуются тем, что сами против него сделали, хотят же присовокупить вновь худшее прежнего. Столько-то они кротки, человеколюбивы и благонравны, лучше же сказать (и это будет сказано верно), лукавы и жестоки, и внушают к себе уважение страхом и угрозами, а не благочестием и скромностью, приличными епископам! Каких выражений не употребил бы ни один из светских деловодцев, такие осмелились они расточать, когда писали к Царям; и обвиняли Афанасия в стольких убийствах и кровопролитиях не перед градоначальником и не перед кем-либо высшим, но перед тремя Августами. Не задержала их отдаленность путей, только чтобы наполнить доносом своим все высшие судебные места; ибо действительно, возлюбленные, написанное ими есть донос, и донос самый тяжкий, потому что представлен в самое высшее у людей судилище. И что иное будет концом этих исследований, как не смерть, по мановению царской воли?

4) Итак не Афанасиевы, но их дела достойны слез и сетования, их иному справедливее будет оплакивать; потому что о них-то и печалиться надобно, как написано: не плачите мертваго, ниже рыдайте о нем: плачите плачем о исходящем, яко не возвратится ктому (Иер. 22, 10). Все их послание не иное что имеет целью, как смерть; если дозволят, — готовы они умерщвлять, посылать в заточение. Ибо имели уже дозволение боголюбивейшего родителя Царей наших, который и удовлетворил их раздражительности, вместо смерти, назначив изгнание.

А что такие дела несвойственны и простым христианам, редко видимы даже у язычников, и тем менее приличны епископам, обязанным других [292] учить справедливости, — это, думаем, усматривает ваша о Христе совесть. Ибо как запрещающие другим делать доносы сами стали доносчиками, и притом Царям? Как учащие миловать несчастных не успокаиваются и по заточении нашем? По признанию всех, это было общее заточение нас епископов, и все мы себя признавали изгнанниками, как теперь признаем, что вместе с Афанасием возвращены мы отечеству, и, вместо прежних о нем сетований и слез, получаем великую радость и милость, которую да сохранит Господь и да не попустит Евсевиевым приверженцам похитить у нас! Если бы и справедливый делали на него донос, то было бы это предосудительно; потому что в противность правилам христианства, после искусительного изгнания, снова восстав, обвиняют в убийствах, кровопролитиях и других преступлениях, и такие вещи об епископах доводят до царского слуха. Когда же во всем этом они лгут, во всем клевещут, и ни в устах, ни в посланиях, нет у них правды: сколько от них зла, или какими людьми признаете их?

Итак, приступим уже к делу и рассмотрим сделанные ими ныне доносы. Ибо чрез это откроется, что не хорошо они поступали, лучше же сказать, неправду говорили, когда и прежнее разглашали на соборе и в суде, да и теперь подвергнутся опять осуждению за то же самое.

5) Стыдно нам оправдываться в подобных вещах; но, поелику дерзкие доносчики готовы на все, и выставляют на вид, что, по возвращении Афанасиевом, были убийства и кровопролития, то просим терпеливо выслушать наше оправдание, хотя будет оно и длинно; потому что требует того самое дело.

Ни Афанасием, ни ради Афанасия, не было совершено никакого убийства (когда доносчики доводят [293] нас, как сказали мы выше, до такого постыдного оправдания); кровопролития и заключения в узы чужды нашей Церкви. Афанасий никого не предавал в руки исполнителю казни, и темница, сколько от него это зависело, никогда не была им потревожена. Наши святилища, как всегда, так и ныне чисты, украшены единою Христовою кровью и благочестивым служением Христу. Ни пресвитер, ни диакон не был умерщвлен Афанасием; он не был виновником ни убийства, ни заточения. И о, если бы и с ним не делали этого, заставляя изведать то действительным опытом! Никто, ради его, не был послан отсюда в заточение, кроме самого Афанасия, Епископа Александрийского, который изгнан был ими и которого, по освобождении из заточения, снова стараются они оклеветать в том же, или еще и в худшем, поощряя язык свой на всякие лживые и смертоносные речи. Ибо вот, наконец, ему приписывают действие судей; и хотя в послании явно признаются, что о некоторых сделаны приговоры египетским епархом, однако же не стыдятся опять приговоры эти ставить в вину Афанасию, который тогда не был еще в Александрии, но находился на возвратном пути из заточения и был в Сирии. Только должно ли вводить в оправдание и это в дальней стране его пребывание, когда никто другой не подлежит ответственности в том, что сделал градоначальник, или епарх Египта? Ибо, если бы Афанасий был и в Александрии, то какое отношение имели бы к нему действия епарха? Впрочем, Афанасия и на месте не было, и что сделано епархом египетским, — делалось не по церковным, а по другим побуждениям, как увидите из записи, которую, узнав написанное ими, полюбопытствовали мы видеть, и послали к вам.

Посему, когда и теперь оглашают сделанным, [294] что не им и не ради его сделано, и свидетельствуют об этом, как бы удостоверившись в столь многих худых поступках; то пусть скажут, — от какого собора узнали это? из каких обнародованных доказательств? из какого судебного решения? Если же, не имея ничего подобного, утверждают это просто; то вам предоставляем вникнуть, как делалось и прежнее, или на каком основании утверждают они это? Ибо все это не более, как клевета, вражеский навет, нерасположенная к терпимости раздражительность, злочестие за ариан с яростью устремляющееся на благочестие, чтобы православные были истреблены, а защитники нечестия могли уже небоязненно проповедовать, что им угодно. И это действительно так.

6) Когда вознечествовавший Арий, от которого получила наименование арианская ересь, извержен был из Церкви блаженной памяти Епископом Александром: тогда единомышленники Евсевиевы, ученики и сообщники его нечестия, и себя почитая изверженными, писали к Епископу Александру, много убеждая его не изгонять из Церкви еретика Ария. Поелику же Александр, по благочестивой вере во Христа, не принимал нечестивца, то вознегодовали на Афанасия, бывшего тогда диаконом; потому что, как разведали о нем и услышали, Афанасий весьма часто бывал при Епископе Александре и им уважаем. Когда же увидели и опыт его благочестивой во Христа веры на Соборе, сошедшимся в Никее, где с дерзновением восставал он против нечестия ариан: тогда еще более возросла их ненависть; и как скоро Бог возвел его на епископство, — возобновив в себе издавна питаемую злобу, страшась его православия и твердости в борьбе с нечестием (еще же более мучило Евсевия сознание того, что было ему известно), всеми мерами стали [295] злоумышлять и строить козни Афанасию. Возбудили против него Царя; неоднократно угрожали соборами; наконец, сошлись в Тире, и доныне не перестают писать против него. Они столько неумолимы, что осуждают поставление его на епископство, при всяком случае давая знать о себе, что они враги и ненавидят его, готовы говорить ложь, только бы унизить его лживыми своими разглашениями. Но тем самым, в чем лгут теперь, доказывают, что и прежнее было лживо и полно злоумышления.

Говорят, что, по кончине Епископа Александра, когда некоторые, и то немногие, напомнили об Афанасие, — рукоположен он шестью, или семью, епископами тайно, в сокровенном месте. Это писали и Царям сии люди, не отказывающиеся писать всякую ложь. Но что все множество жителей, все, принадлежащие ко вселенской Церкви, собравшись вместе и единодушно, как бы в едином теле, вопияли, взывали, требуя в Епископа Церкви Афанасия, и всенародно молили о сем Христа в продолжение многих дней и ночей, заклинали нас сделать это, и сами не выходя из церкви, и нам не дозволяя выйти, этому свидетели и мы, и весь город, и вся епархия. Ничего не было сказано против Афанасия, как ими писано; говорили же о нем все прекрасное, называя его рачительным, благоговейным, христианином, одним из подвижников и поистине епископом. И что рукополагали его многие из нас, в глазах у всех и при общем всех восклицании, — сему опять мы рукополагавшие служим более достоверными свидетелями, нежели те, которых при этом не было и которые говорят ложь. Впрочем, поставление Афанасия охуждает Евсевий, — такой человек, который, может быть, вовсе не имел законного поставления, а если и имел когда, то сам уничтожил оное. Сначала был он в [296] Вирите (Бейруте); но, оставив Вирит, перешел в Никомидию. Одну паству оставил вопреки закону, а в другую пришел также против закона; и собственную свою паству покинул по недостатку любви, и чужою правит без основания; презрел любовь первой паствы по желанию иметь другую, но и в другой раз не соблюл той, которую получил по желанию; ибо вот, и отселе удалившись, опять захватывает чужую, везде обращает жадные взоры на чужие города, и думает, что благочестие состоит в богатстве и в величии городов, ни во что же ставит Божий жребий, по которому поставляется каждый, — не зная, что идеже собрани два или трие во имя Господне, ту посреде их Господь (Матф. 18, 20), — не помышляя о сказанном у Апостола: не похвалюся в чуждых трудех (2 Кор. 10, 15), — не обращая внимания на его заповедь: привязался ли еси жене не ищи разрешения (1 Кор. 7, 27). Если же сказано так о жене; то тем паче о Церкви и об епископстве в оной надобно разуметь, что сопрягшийся с одною церковию не должен искать другой; а иначе, по Божественным писаниям, окажется прелюбодеем.

7) Но и сознавая за собою все это, когда об Афанасии все свидетельствуют с доброй стороны, осмелился Евсевий клеветать на его поставление, отваживается называть его низложенным, когда сам низложен, и во свидетельство своего низложения имеет то, что на место его поставлен другой. Как же он или Феогний могли низложить другого, когда сами низложены и уличаются в этом поставлением на их место других? Ибо в точности знаете, что на место их, после того как они за собственное их нечестие и за сообщение с арианами осуждены [297] на вселенском Соборе, поставлены в Никомидию Амфион, а в Никею Христ. Желая отринуть этот истинный Собор, замышляют они наименовать собором свое неправедное сходбище; не желая, чтоб имели силу определения того Собора, хотят дать силу своим определениям. Непокорившиеся великому Собору — свое сборище именуют собором. Не о соборе они заботятся, но притворяются озабоченными, чтобы истребить православных и обратить в ничто на истинном и великом Соборе постановленное против ариан, которых, как всегда, так и ныне, защищают они, почему и осмеливаются лгать на Епископа Афанасия.

И это подобно тому, что теперь говорят они ложно, будто бы, при вступлении Афанасия, были смятения, плач и сетование в народе, негодовавшем на его принятие. Ничего подобного тому не было, но все было напротив: радость и веселие и стечение народа, поспешавшего к вожделенному лицезрению его; веселия исполнились церкви; всюду возносилось благодарение Господу. Все священно-и-церковно-служители, взирая на него, веселились в душе, и день этот признавали из всех радостнейшим. Нужно ли описывать несказанную радость, какая была у нас — епископов? Прежде уже говорили мы, что и себя почитали страдавшими вместе с ним.

8) Поелику же дело, по общему признанию, происходило таким образом, а они разглашают противное; то какую достоверность имеют провозглашаемый ими собор или его осуждение? Которые на то, чего не видали, о чем не производили суда, и даже не собирались для этого, осмеливаются так нападать и писать об этом, как удостоверившиеся в деле, тем можно ли поверить и в таком деле, для которого, как говорят они, собирались вместе? Не вероятнее ли, напротив, что и то и это сделано [298] ими по вражде? Какой был тогда собор епископов? На каком заседании держались истины? Кто из большого числа их не был нашим врагом? Не ради ли Ариева безумия восстали против нас Евсевиевы приверженцы? Не своих ли единомышленников созывали они? Не всегда ли писали мы против них, как против держащихся арианских мыслей? Разве бывшие с нами исповедники не обвиняли Евсевия, Епископа Кесарии Палестинской, в приношении жертвы? Разве Георгий не был обличен в том, что низложен он блаженным Александром? Разве и другие не подвергались разным другим обвинениям? Как же вознамерились они собраться против нас? Как осмеливаются называть собором такое сборище, где председательствовал комит, присутствовал исполнитель казни, и куда, вместо церковных диаконов, вводил нас писарь? Комит говорил, а присутствовавшие молчали, или, лучше сказать, повиновались ему; епископов, думавших сделать какое-нибудь движение, останавливала его воля. Он давал приказания, и нас водили воины; или, лучше сказать, приказывали Евсевиевы приверженцы, и он выполнял их мысль. Одним словом, возлюбленные, какой это собор, когда концом всего было бы там изгнание и убийство, если бы утвердил Царь?

И в чем состояли обвинения? В этом особенно достойны они удивления. Был некто Арсений; и жаловались, что он убит; клеветали еще, что сокрушена таинственная чаша.

Но Арсений жив; он желает участвовать с нами в церковных собраниях, не ожидает иных свидетельств тому, что жив, но сам провозглашает это в письмах своих, пиша о том к соепископу нашему Афанасию, которого называли его убийцею. Не устыдились эти нечестивцы обвинять Афанасия, что [299] убит им человек, который был от него так далеко, разделен весьма большим пространством моря и суши, о котором Афанасий в то время не знал даже, в какой он стороне, и которого осмелились они скрыть и представить погибшим, когда ничего не было с ним худого. Если бы можно было, — они переселили бы его в другую вселенную, вернее же сказать, действительно лишили бы его жизни, только бы, или подлинным или вымышленным убийством, нанести верную смерть Афанасию. Но и в этом благодарение Божию Промыслу, который не попустил превозмочь неправде, но пред взоры всех изводит Арсения живым, и явно изобличает тогдашний их злой умысел и клевету; потому что Арсений не отвращается от нас, как от убийц, и не питает к нам ненависти, как к причинившим ему оскорбление; а напротив того, вовсе ничего не потерпев от нас, желает он быть в общении с нами, и хочет к нам быть сопричисленным, о чем и писал.

9) Но как по их умыслу обвинен Афанасий в убийстве человека, который жив, так ими же изгнан он был в заточение. Ибо не родитель Царей осудил его на заточение, но сделали это их клеветы. Смотрите, не действительно ли так было дело? Когда ничего не нашлось к обвинению сослужителя нашего Афанасия, комит был в затруднении, и много употреблял против него усилий; а Епископ Афанасий, избегая насилий, предстал к благочестивейшему Царю, искал там себе спасения от комита и от их замыслов, просил, чтобы созван был законный собор епископов, или чтобы сам Царь принял оправдание в том, что ставили Афанасию в вину. Царь с негодованием пишет, вызывает их к себе, обещается сам выслушать дело, и велит быть собору. Между тем, [300] приходят Евсевиевы приверженцы, клевещут на Афанасия, обвиняя уже не в том, что было ими разглашаемо в Тире, но в задержании кораблей и хлеба, в том, будто бы Афанасий объявил, что может воспрепятствовать подвозу хлеба из Александрии в Константинополь. Некоторые из наших, бывшие с Афанасием при Дворе, услышали об этом от разгневанного Царя. Афанасий сетовал на эту клевету, и утверждал, что это неправда; ибо возможно ли такое дело человеку простому и бедному? Но Евсевий не отказался подтверждать клевету всенародно, с клятвою уверял, что Афанасий богат и силен, и в состоянии все сделать, а сим хотел он утвердить и в той мысли, что действительно сказаны были Афанасием приписываемые ему слова. В этом-то обвиняли Афанасия почтенные эти епископы; но благодать Божия превозмогла их лукавство, и благочестие царево подвигла на человеколюбие, вместо смерти допустила одно заточение. Итак, причиною этому не иное что, а только клеветы. Ибо Царь в письме, прежде этого писанном, осуждал заговор, винил злокозненность, осуждал мелетиан, называл их неправыми, достойными проклятия, и придавал им самые ужасные наименования. Его тронуло, что за мертвого выдают человека, который жив, тронуло, что обвиняют в убийстве живого и никогда не лишавшегося жизни. Письмо это послали мы к вам.

10) Но чудные эти люди, Евсевиевы приверженцы, чтобы хотя по видимости опровергнуть истину и что было писано, — прикрываются именем собора и получают от Царя дозволение приступить к делу; заседает с ними комит, и епископов сопровождают воины; имеют у себя царские писания, понуждающие собраться всех, кого они требовали. Обратите при этом внимание, как необычайно их [301] злоумышление, как непомерна дерзость их предприятия, чтобы, каким бы то ни было способом, похитить у нас Афанасия. Если они, как епископы, себе только одним дозволяли суд; то какая была нужда в комите и воинах? Или для чего собирались по царским писаниям? А если имели нужду в царе и от него хотели получить полномочие, то для чего нарушили его решение? Или почему, когда Царь в письме своем признавал мелетиан клеветниками, неправыми, а Афанасия во всем чистым, и когда сильно выражался о вымышленном убиении человека, который остается живым, — они решили, что мелетиане правы, Афанасий же виноват, и без стыда живого выдали за мертвого? Он жив был по произнесении Царем суда, и жив был, когда собирались они, и доныне находится с нами. Довольно этого об Арсении.

11) Какая же таинственная чаша и где разбита Макарием? Они разглашают об этом повсюду. Хотя сами обвинители не осмелились бы ставить этого в вину Афанасию, если бы не были подущены ими; однако ж, на него возлагают они всю тяжесть вины, которая не должна падать и на Макария, так как он не уличен. И не стыдятся они выставлять тайны на такой позор пред оглашенными и, что еще хуже, пред язычниками, когда, по написанному, тайну цареву добро хранити (Тов. 12, 7); и Господь заповедал: не дадите святая псом, ни пометайте бисер пред свиньями (Матф. 7, 6). Не должно выставлять тайны на позор пред непосвященными, чтобы не посмевались язычники по неведению, и не соблазнялись оглашенные, став пытливыми. Однако же, какая чаша, где и у кого разбита? Обвинители в этом — мелетиане. которым вовсе не должно верить; потому что они раскольники и враги Церкви, как ныне, так и со времен блаженного Петра, [302] епископа и мученика; они злоумышляли против самого Петра, клеветали на преемника его Ахилла, обвиняли Александра даже пред самим Царем; навыкнув же этому, стали нападать потом и на Афанасия, поступая так не вопреки обычному своему лукавству. Ибо как клеветали на его предшественников, так стали клеветать и на него. Но клеветы и ложные доносы возымели силу теперь, а не прежде; потому что нашли себе содейственников и покровителей в приверженцах Евсевиевых, по причине собственного нечестия ариан, по которому составляются заговоры, как против многих епископов, так и против Афанасия. Местом, где, как говорят, разбита чаша, была не церковь; обитатель места был не пресвитер; день, в который, по словам их, сделал это Макарий, был не воскресный. Итак, если не было там церкви, не было священнодействующего, и день не требовал священнодействия; то какая же и где разбита таинственная чаша? Конечно, чаш много и в домах, и среди рынка, и кто разбивает их, ни мало не нечествует; таинственная же чаша, за которую, если произвольно будет разбита, покусившийся на это делается виновным в нечестии, должна находиться только у одних законных предстоятелей Церкви. Одно только употребление этой чаши, а другого нет. Вы законно предлагаете ее народу; вам она вверена по церковному правилу, и она — достояние только предстоятелей вселенской Церкви. Ибо вам только дозволительно предлагать в питие кровь Христову, а не кому-либо другому. Но, сколько нечестив разбивающий таинственную чашу, столько еще более нечестив, кто поругает кровь Христову; поругает же ее тот, кто сделает это не по церковному уставу. Говорим это не потому, что Макарием действительно разбита чаша, хотя бы то употребляемая раскольниками, но [303] потому что вовсе не было там чаши. Ибо могла ли она быть, когда и место было не в храме Господнем, и не находилось там служителя церкви, даже и не время было тайнодействию? Таков этот, наделавший много о себе шуму, Исхир, который не рукоположен Церковью, и, когда Александр принимал пресвитеров, поставленных Мелетием, к ним не сопричислен, а потому и там не был поставлен.

12) Итак, почему же Исхир пресвитер? Кто его поставлял? Не Колуф ли? Ибо остается предположить одно это. Но известно и никто не сомневается в том, что Колуф умер пресвитером, что всякое его рукоположение недействительно, что все, поставленные им во время раскола, суть миряне, и сходятся на богослужение, как миряне. Как же поверить, что человек частный, живущий в частном доме, имел у себя таинственную чашу? Но тогда частного сего человека назвали пресвитером, и дали ему это наименование, чтобы сделать обиду нам, а теперь, в награду за обвинение, поручают ему созидание церкви. Таким образом не было у него церкви; но в награду за злонравие и послушание, при обвинении Афанасия, приемлет ныне церковь, которой не имел, а может быть, дали ему за это и епископство; потому что Исхир разглашает это всюду, и столько гордится пред нами. Такие-то, наконец, награды предлагаются епископами обвинителям и ложным доносчикам! Так и следовало поступить тем, которые имели его содейственником, в чем хотели, — как сообщника в делах своих, удостоить подобного епископства!

Но это еще не все; благоволите выслушать, что, кроме этого, сделано ими.

13) Поелику не перемогли истины, хотя и злоухищрялись противу нее, а Исхир ничего не доказал в [304] Тире, но оказался клеветником, и клевета расстроила их замысел; то отлагают дело до новых доказательств, и обещаются послать от себя для разведания дела в Мареот таких людей, которых явно желали мы не допустить до этого по многим причинам и потому, что в образе мыслей согласны они с Арием, и нам неприязненны. И воспользовавшись властью, тайно послали они Диогния, Марина, Феодора, Македония, двоих юных и возрастом и нравом, Урзация и Валента из Паннонии. И они после дальнего пути, перенесенного ими для произведения суда над врагом, снова поспешили идти из Тира в Александрию. И судии не отказались стать свидетелями; но явно приняли на себя труд делать наветы всякого рода, подвергли себя всяким трудам и неудобствам пути, чтобы выполнить составленный умысел; епископа Афанасия оставили задержанным на чужой стороне, сами же вступили в город своего противника, как бы ругаясь над церковью и народом. А что всего противозаконнее, — взяв с собою обвинителя Исхира, не позволили следовать за ними обвиняемому Макарию, но оставили его под стражею в Тире; потому что на Александрийского пресвитера Макария приносили они всякого рода жалобы.

14) Итак, прибыв в Александрию одни с обвинителем, с которым вместе жили, ели и пили, и взяв с собою египетского епарха Филагрия, отправились в Мареот, и там одни же, с упомянутым выше обвинителем, производили исследование, как хотели, не дозволив быть при этом пресвитерам, которые много о том просили; пресвитеры же города Александрии и всего округа желали быть при следствии, чтобы подущаемых Исхиром обличить — кто они и откуда. Но, возбранив быть при этом священнослужителям, при язычниках производили они [305] исследования о церкви, о чаше, о трапезе и о святых Тайнах, и, что еще хуже, язычников призывали в свидетели, спрашивая о таинственной чаше; и о ком утверждали, что похищены они Афанасием и не могли явиться на призыв царского чиновника, даже неизвестно, где находятся, тех вводили при себе и при одном епархе; не устыдились говорить, что люди эти скрыты Епископом Афанасием, тогда как сами полагали воспользоваться их свидетельствами. Но и в этом случае, имея в виду как бы только умертвить Афанасия, опять, подражая выдуманному об Арсении, живых представляют умершими. Ибо о людях, которые живы и в своей стороне всеми видимы, вам, живущим вдали, рассказывают, что их не стало, чтобы, при такой отдаленности служащего к обличению, очернить сослужителя нашего, будто бы действует он насильственно и самовластно, между тем сами во всем поступают властительски по предстательству других. Ибо и в Мареоте дела шли опять подобно тому, что было в Тире. Как там был комит с воинами, и не позволял никому говорить или делать не по их воле, так и здесь был египетский епарх с военным отрядом, наводил страх на всех служителей церкви, и никому не дозволял свидетельствовать по всей правде; а что всего страннее, в одном и том же месте, в доме обвинителя, и жили, и производили исследования, о чем хотели, эти и судии, и свидетели, вернее же сказать — служители своего и Евсевиева умысла.

15) И на что отважились они в Александрии, — думаем, не безызвестно вам; потому что пересказывается это всюду. Заносимы были обнаженные мечи на святых дев и братий, и бичи на драгоценные пред Богом тела; от ударов хромали ногами [306] всецело сохранившие душу в непорочности и во всяком совершенстве. Против них совершались позорные поступки, — посылаемы были толпы язычников, обнажать, бить их, бесчинствовать пред ними, грозить им алтарями и жертвами, и иной бесчинник, как бы по данной уже от епарха власти, в угодность епископам, брал деву за руку и влек ее к первому встретившемуся жертвеннику, подражая тем временам, когда необходимо было принести жертву, или терпеть гонение. Вот что делалось: девы предавались бегству, язычники смеялись над церковью, между тем епископы не показывались, жили в том доме, в котором делалось это, и где, в угодность им, девы видели обнаженные мечи, всякую опасность, обиды, поругание. И все это терпели они во время поста от тех, которые в домах пировали с епископами.

16) Предвидя это и почитая немаловажным каким-либо вредом, но вражеским нашествием, сделали мы от себя представление. Ту же имея мысль, и Александр, Фессалоникийский епископ, пишет к оставшимся там, обличая заговор и свидетельствуя о злоумышлении. И если они причисляют Александра к своим и признают участником их злоумышления, то не иное что доказывают этим, как употребленное против него насилие. Ибо и сам вселукавый Исхир не без страха и принуждения решился на это дело, но по необходимости принял на себя должность обвинителя. И вот этому доказательство: сам Исхир писал к соепископу Афанасию, что ничего подобного не было там сделано, и его наустили выдумать это. И писал это тогда, как Афанасий не признал его пресвитером, тогда как не принимал он от Афанасия этого благодатного наименования, тогда как в воздаяние не получил управления [307] церковью, и не ожидал в награду себе епископства; все же это получил от Афанасиевых врагов за обвинение. Да и весь род Исхиров был в единении с нами, между тем как не стали бы они держаться этого единения, если бы хотя малую потерпели от нас обиду.

17) Все это — не одни слова, но самое дело; в том свидетели все мареотские пресвитеры, которые постоянно находились при епископе во время его путешествий и писали тогда против Исхира, и которым, как пришедшим в Тир не дозволено было говорить истину, так и оставшимся в Мареоте не дано свободы обличить клеветника Исхира. Об этом же свидетельствуют списки с писем Александра и пресвитеров, и письма Исхировы.

Но мы послали и писание родителя Царей, в котором не только выражает он негодование по делу об Арсении, а именно, что Афанасий обвиняется в убийстве человека, который жив, но и по делу о чаше изъявляет удивление по причине ухищренности и несостоятельности обвинения; потому что в разбитии чаши обвиняли они то пресвитера Макария, то епископа Афанасия. Царь также признает мелетиан клеветниками, а Афанасия совершенно чистым.

И действительно, не клеветники ли мелетиане, а преимущественно пред всеми Иоанн? Вступил он в Церковь, вошел в общение с нами, произнес на себя осуждение, и не начинал еще дела о чаше; когда же узнал, что Евсевиевы приверженцы усердствуют арианам, но не смеют содействовать им явно, стараются же употреблять в орудие другие лица, тогда предложил он себя как бы в лицедеи на позорище. Содержанием представляемого на зрелище была борьба ариан; главная цель состояла в том, чтобы доставить им успех, а для хода и обстановки действия служили Иоанн и его товарищи, [308] чтоб усердствующим об арианах, воспользовавшись этим предлогом и приняв на себя образ судей, можно было отразить врагов нечестия, утвердить злочестие и ввести ариан в Церковь. Так, желающие изгнать благочестие прилагают старание преодолеть его нечестием, и решившиеся злочествовать против Христа предприемлют истребить врагов злочестия, как нечестивцев! И выставляют нам на вид разбитую чашу, чтобы и Афанасия признали за одно с ними нечествующим против Христа.

Да и что у них за памятование о таинственной чаше? Откуда у защитников нечестия благочестивая сия мысль о чаше? Откуда не признающим Христа ведома чаша Христова? Почему представляющиеся чествующими чашу бесчестят Бога этой чаши? Или почему сетующие о чаше домогаются смерти епископа, тайноводствующего сею чашею? Да они и предали уже его смерти, сколько от них это зависело. Почему оплакивающие епископский украшенный престол домогаются гибели седящего на нем епископа, чтобы и престол не имел епископа, и народ лишен был благочестивого учения? Итак не чаша, не убийство и не что-либо из странных их разглашений привели их к этому, но упомянутое выше злочестие ариан, по которому злоумышляя и против Афанасия, и против других епископов, и доныне еще ведут они брань с Церковью. Ибо кто действительно произвел убийства и заточения? Не они ли? Кто строит козни епископам, пользуясь покровительством людей мирских? Не Евсевиевы ли более приверженцы, а не Афанасий, как они пишут? От них пострадали и он и другие; ибо в то время четверо александрийских пресвитеров, хотя не приходили они в Тир, сосланы ими в заточение.

Кто же достоин слез и рыданий? Не те ли, [309] которые и прежнее сделали, и не отказываются присовокупить последнее, во всем клевещут, чтобы погубить епископа, не уступающего злочестивой их ереси? Посему-то и вражда Евсевиевых приверженцев; посему и то, что было в Тире; посему лицемерные суды, посему ныне и без суда послания от них, как от удостоверенных в деле; посему ложные доносы родителю Царей и самим благочестивейшим Царям.

18) Ибо в чем и теперь обвиняется сослужитель наш Афанасий, нужно знать вам, чтобы и по этому судить об их лукавстве и видеть, что домогаются они не иного чего, а только смерти Афанасиевой. От родителя Царей выдаваем был хлеб для пропитания вдов, как ливийских, так некоторых и египетских. Хлеб этот все получают доныне, а Афанасию из этого нет никакого приобретения, кроме одних трудов. Но теперь получающие не жалуются, напротив того, признаются, что получают; на Афанасия же клевещут, будто бы весь хлеб продает он и обращает в свою собственность. И об этом писал Царь, выговаривая Афанасию вследствие сделанных доносов. Кто же доносившие? Не те ли, которые и прежде это делали, и в другой раз не отказываются делать тоже? Кто составители этих посланий, пущенных от царского имени? не ариане ли постарались, не они ли готовы все говорить и писать против Афанасия? Никто, обойдя тех, которые сделали уже столько, не станет подозревать других; ибо явно самое ясное доказательство их клеветы. Под предлогом доноса, стараются отнять хлеб у Церкви и доставить его арианам. Это всего более падает на виновников сего заговора и на их предводителей, которые не отказались, как обвинять Афанасия в убийствах, о которых ложно доносили Царю, так и отнять пропитание у служителей [310] Церкви, чтоб самым делом доставить выгоды еретикам.

19) Послали мы к вам и свидетельство сослужителей наших в Ливии, Пентаполе и Египте, чтобы и из сего узнали вы взведенную на Афанасия клевету. Все это делают они для того, чтобы, когда уже благочестно мудрствующих страх заставит молчать, введена была ересь злочестивых ариан.

Но благодарение вашему благоговению, возлюбленные; потому что неоднократно писали вы, предавая анафеме ариан, и не даете им места в Церкви. Обличения же Евсевиевых приверженцев искать не далеко. Ибо вот, после первых посланий их об арианах, с которых послали мы списки, явно восстановляют они против Церкви целою вселенскою Церковью преданных анафеме ариан, поставили им епископа, угрозами и страхом производят разделения в церквах, чтобы везде иметь споспешников своего злочестия. Посылают к арианам диаконов, которые явно присутствуют в их собраниях, пишут к ним и приносят от них списки, и раздирая единство Церкви, пребывая с ними в общении, рассылают всюду письма, в которых восхваляется ересь, отвергают же церковное учение, как можете видеть из того, что писали они к Римскому епископу, а может быть, и к вам.

Что это не должно остаться безнаказанным, — примечаете и вы, возлюбленные; ибо это ужасно и чуждо учению Христову. Посему-то, сошедшись вместе, написали мы к вам, прося ваше о Христе благоразумие принять это исповедание и поскорбеть о соепископе нашем Афанасии, вознегодовать же на Евсевиевых приверженцев, решившихся на такие дела, не попустить, чтобы такая их злоба на Церковь и такое лукавство имели долее силу. К вам взываем: будьте судиями таковой неправды, помня [311] Апостольское слово: измите злаго от вас самех (1 Кор. 5, 13). Ибо сделанное ими — подлинно лукаво и недостойно общения. Посему не обращайте внимания, если и снова будут писать вам против епископа Афанасия; все, от них выходящее, лживо, хотя на письмах их будут имена и египетских епископов. Ибо явно, что не мы подпишем, а мелетиане, всегдашние раскольники, доныне смущающие Церковь и производящие в ней мятежи. Они допускают незаконные поставления почти даже язычников, и делают такие дела, о которых стыдно и писать, о чем можете узнать от посланных нами вручителей этого послания.

___________________________________

20) Так писали египетские епископы ко всем и к Епископу Римскому Юлию. Но и Евсевиевы приверженцы написали также к Юлию, и думая устрашить нас, просили дозволения созвать собор, и на нем самому Юлию, если пожелает, быть судиею.

Посему, когда прибыл я в Рим, Юлий не без причины отписал и к Евсевиевым приверженцам, послав двоих своих пресвитеров, Елпидия и Филоксена. Они же, услышав о мне, пришли в смущение, потому что не ожидали моего прибытия в Рим, и стали отказываться, представляя неудовлетворительные предлоги, лучше же сказать, убоявшись, чтобы не обличили их в том, в чем признались Валент и Урзаций. Наконец, более пятидесяти епископов собралось там, где имел собрания пресвитер Витон: они выслушали мое оправдание, постановили принять меня в общение и любовь, изъявили же негодование к ним, и просили Юлия написать об этом к Евсевиевым приверженцам, которые сами писали к нему. Он написал и отправил свое послание чрез комита Габиана. [312]

ПОСЛАНИЕ ЮЛИЯ

Цанию, Флакиллу, Наркису, Евсевию, Марину, Македонию, Феодору и прочим с ними писавшим к нам из Антиохии, возлюбленным братиям, Юлий желает о Господе радоваться.

21) Прочел я письмо, принесенное пресвитерами моими Елпидием и Филоксеном, и подивился. Мы писали с любовию и сознанием истины, а вы отвечали с любопрением и вопреки приличию. Письмо доказывает презорство и высокомерие писавших, а это чуждо Христовой вере. Писанное с любовию требовало равного воздаяния, то есть, ответа, писанного также с любовию, а не с любопрением. Не признак ли это любви — послать пресвитеров, которые бы оказали сострадание к страждущим, пригласить писавших о своем желании придти, чтобы все, в скорости получив решение, могло быть исправлено, и братия наши не страдали, и на вас не клеветал кто-нибудь? Но не знаю, что расположило вас к такому поведению, которое нас заставило думать, что притворно и с какою-то насмешкою употреблены ваши изречения, которыми думали вы почтить нас. Да и посланные пресвитерии которым надлежало возвратиться с радостью, возвратились, напротив того, опечаленные тем, что видели там. И я, прочитав послание ваше, по долгом размышлении, удерживал письмо у себя, думая, впрочем, что придет кто-нибудь, и не будет нужды в письме, которое, сделавшись известными может оскорбить многих из здешних. Когда же никто не пришел, — нужно стало показать его. И признаюсь вам, все удивились и близки были к неверию, что точно вами это писано; потому что письмо показывало более любопрительность, нежели любовь. [313]

Если писавший ответ хотел отличиться искусством в слове, то подобный труд должен быть предоставлен другим; в делах же церковных нужны не отборные слова, но Апостольские правила и старание не соблазнить даже единого от малых в Церкви: уне 6о есть, по церковному слову, да жернов осельский обесится на выю, и потонет, неже да соблазнит от малых единого (Матф. 18, 6. Лук. 17, 2). Если же такое письмо произошло от того, что некоторые были оскорблены низкими друг с другом поступками (не хотелось бы сказать, что эта мысль была у всех); то приличнее было бы вовсе не оскорбляться, не попускать, чтобы солнце зашло в оскорблении вашем; по крайней же мере, не надлежало доходить в оскорблении до того, чтобы обнаружилось оно и письменно.

22) Ибо что было оскорбительного, или чем из писанного нами справедливо могли вы оскорбиться? Тем ли, что приглашали мы придти на собор? Но это скорее надлежало принять с радостью. Уверенные в том, что ими сделано, и о чем, как сами говорят, произнесен ими суд, не негодуют, если суд их подвергается исследованию других, а напротив того, не сомневаются в том, что никак не окажется несправедливым, о чем рассудили они справедливо. Посему и епископы, сошедшиеся на великом Никейском Соборе, не без Божия изволения согласились — рассуждения одного собора подвергать исследованию на другом, чтобы и судящие, имея пред очами другой будущий суд, производили исследование со всею осторожностью, и судимые были уверены, что судят их не по вражде к ним прежних судей, но по справедливости. Если же не желаете, чтобы имел у вас силу такой обычай древний, упомянутый и записанный на великом Соборе; то подобный отказ не приличен. Что [314] однажды принято в обычай Церковью и утверждено соборами, нет основания нарушать то немногим.

Но несправедливо было бы, кажется, оскорбляться и следующим. Присланные с письмом от вас, держащихся Евсевия, то есть, пресвитер Макарий и диаконы Мартирий и Исихий, прибыв сюда, не могли противостать пришедшим Афанасиевым пресвитерам, но во всем были постыждены и обличены; почему тогда же просили нас созвать собор, написать к епископу Афанасию в Александрию, написать также и к держащимся Евсевия, чтобы, в присутствии всех, мог быть произнесен справедливый суд. Тогда обещались они доказать все, что доносили на Афанасия; потому что Мартирий и Исихий всеми нами были обличаемы, и пресвитеры епископа Афанасия с уверенностью им противостояли; Мартирий же и бывшие с ним, если сказать правду, во всем были посрамлены, и потому просили составить собор. Если бы, и без просьбы Мартириевой и Исихиевой о составлении собора, предложил я побеспокоить писавших ради братий наших, жалующихся, что потерпели они обиду; то и в таком случае приглашение было бы законно и справедливо; потому что согласно это с церковными уставами и богоугодно. Когда же созвать собор просили нас те, кого сами вы, держащиеся Евсевия, признали достойными доверия; тогда следовало вам не огорчаться тем, что позваны, а скорее — охотно идти. А из этого оказывается, что негодование оскорбившихся безрассудно, и отказ не восхотевших придти не приличен и подозрителен. Жалуется ли кто, если, что сам делает и одобряет, тоже самое видит и другими сделанным? Если, как пишете, каждый собор имеет неколеблемую силу, и судившему наносится бесчестие, когда о суде его производится исследование другими; то смотрите, [315] возлюбленные, кто бесчестит собор, и кто нарушает определения прежде судивших.

Не буду теперь подвергать исследованию всего по порядку, чтобы не показаться на иных нападающим, и того, что совершено в последнее время, и о чем не без ужаса иной слышит, достаточно к объяснению всего, о чем умалчиваю.

23) Ариане, за нечестие изверженные бывшим блаженной памяти Александрийским Епископом Александром, не только отлучены от Церкви в каждом городе, но преданы анафеме всеми вместе сошедшимися на великий Собор Никейский; потому что проступок их не маловажен, и согрешили они не против человека, но против самого Господа нашего Иисуса Христа, Сына Бога Живаго. И однако ж эти, отлученные от Церкви целою вселенною и преданные позору во всей Церкви, ныне, как говорят, приемлются в общение. Об этом и вам слыша, думаю, справедливо было бы вознегодовать. Итак, кто же бесчестит Собор? Не те ли, которые ни во что обратили определения трехсот Отцев, и злочестие предпочли благочестию? Арианская ересь всеми, повсюду сущими, епископами осуждена и низложена, епископы же Афанасий и Маркелл имеют на своей стороне многих, которые говорят и пишут в их пользу. Маркелл засвидетельствовал нам о себе; потому что и на Никейском Соборе противился держащимся арианства. Засвидетельствовал также о себе и Афанасий; он и в Тире не был уличен, а в Мареоте, где составлены против него судебные записи, говорят, не присутствовал; знаете же вы, возлюбленные, что одностороннее исследование дела не имеет силы, но бывает подозрительно. Впрочем, при всем этом, для соблюдения точности, ни вам, ни писавшим в их защиту, не делая предпочтения; приглашали мы [316] из писавших придти, чтобы, так как в защиту их писали многие, все было исследовано на Соборе, и не был и невинный осужден, и виновный признан чистым. Следовательно, нанесено собору бесчестие не нами, но теми, которые приняли всеми осужденных ариан просто, не вникая в дело, против определения осудивших, из которых многие, разрешившись уже, пребывают со Христом (Фил. 1, 23), а некоторые и доныне еще испытуются в мире сем, негодуя, что иными нарушено их определение.

24) Об этом же узнали мы из бывшего в Александрии. Ибо некто Карпон, за Ариеву ересь изверженный Александром, вместе с некоторыми, также изверженными за эту ересь, приходил сюда, присланный каким-то Григорием. А также получили мы об этом сведение от пресвитера Макария и от диаконов Мартирия и Исихия; потому что они, до прибытия сюда Афанасиевых пресвитеров, убеждали нас писать в Александрию к какому-то Писту, тогда как епископом в Александрии был Афанасий. Об этом же Писте пресвитеры епископа Афанасия, пришедшие сюда доказали, что он — арианин, извержен Епископом Александром и Никейским собором, поставлен же каким-то Секундом, которого великий Собор изверг, как арианина, а против этого не спорили и пришедшие с Мартирием; И они не отрицали, что Пист поставлен Секундом. Итак, смотрите и по этому, кто справедливо подлежит порицанию: мы ли, не согласившиеся писать к арианину Писту, или советовавшие нанести бесчестие великому Собору и к злочестивым писать, как к благочестивым? А пресвитер Макарий, присланный Евсевием вместе с Мартирием, как скоро услышал, что Афанасиевы пресвитеры здесь, когда ожидали мы, что явится он к нам, [317] с Мартирием и Исихием, хотя был болен, уехал ночью; а из этого уже вправе мы были догадываться, что удалился он, стыдясь обличения касательно Писта. Ибо невозможно, чтобы поставление арианина Секунда имело силу во вселенской Церкви. И подлинно, это — бесчестие Собору и сошедшимся на оный епископам, если с таким тщанием и благоговением, как бы в присутствии самого Бога, совершенное нарушено и поставлено ни во что.

25) Итак, если, как пишете, соборные постановления должны иметь силу по примеру того, что узаконено против Новата и Павла Самосатского; то тем паче надлежало, чтобы не было нарушаемо определение трехсот Отцев, надлежало, чтобы немногие не вселенского собора. Ибо ариане — также еретики и те, и определения против них подобны сделанным против тех.

После того, как отважились на это, кто возжег пламень разномыслия? Упрекаете нас, пиша, будто мы это сделали. Ужели же разномыслие произвели мы, соболезнующие о страждущих братиях и поступившие во всем по правилу; а не те, которые упорно и вопреки правилу нарушили определение трехсот Отцев, и во всем обесчестили Собор? Ибо не только приняты в Церковь ариане, но и епископы стараются переходить с места на место. Итак, если действительно думаете, что честь епископов равная и одинаковая, и, как пишете, о епископах судите не по величине городов; то, кому вверен малый город, тому следовало бы оставаться во вверенном, а не унижать его и не переходить в другой, ему не порученный город, пренебрегши тем, что дано от Бога, возлюбив же человеческое тщеславие. Посему, возлюбленные, надлежало вам придти, а не отказываться, чтобы дело восприняло конец; этого требует самый разум. [318]

Но может быть, воспрепятствовал вам назначенный срок; ибо в письме своем жалуетесь, что определили мы близкий срок собору. Но и это, возлюбленные, один предлог. Ибо если бы назначенный день застиг кого в пути; то этим доказывалось бы краткое расстояние срока. Если же, не думая сами идти в путь, и пресвитеров задержали до самого января месяца; то это — предлог не надеющихся на себя; потому что, если бы надеялись на себя, то, как сказал я, отправились бы в путь, не смотря на дальность пути, не обращая внимания на короткость срока, но смело полагаясь на правоту и законность своего дела.

Но может быть, не пришли вы по обстоятельствам времени; ибо в письме своем дали вы также разуметь, что, взяв во внимание положение дел на востоке, нам не надлежало приглашать вас идти. Итак, если не пришли вы, как говорите, потому что таковы обстоятельства времени; то вам первым надлежало иметь в виду эти обстоятельства, и не делаться виновниками раскола, воплей и плача в церквах. Теперь же, поступив так, доказали, что причиною — не обстоятельства, но произвол не захотевших прийти.

26) Дивлюсь и этому в письме, — почему написано вами, что писал я один и к одному Евсевию, а не ко всем вам. В этом иной найдет скорее привязчивость ко всему, нежели правду. Ни откуда не получив писем против Афанасия, кроме принесенных Мартирием и Исихием, по необходимости отвечал я тому, кто писал против него. Поэтому надлежало — или Евсевию не писать одному без всех вас, или не оскорбляться вам, к которым я не писал, если написал к тем, которые сами писали. Если мне надобно было писать ко всем вам, то и вам всем надлежало написать ко мне вместе [319] с Евсевием. Теперь же, соображаясь с ходом дела, написал я только тем, которые известили меня о деле и писали ко мне письма. А если и то вас тронуло, что я один писал к нему; то следует вам негодовать и на то, что и он написал ко мне одному. Но и в этом, возлюбленные, есть только правдоподобный, а не основательный предлог.

Впрочем, нужно довести до вашего сведения, что, хотя писал я и один, однако ж мнение это принадлежит не мне одному, но и всем верным в Италии и епископам этих стран. И мне не захотелось заставлять писать всех, чтобы написанное от лица многих не было для вас тяжко. Так и теперь епископы собрались в назначенный срок, и были того именно мнения, какое снова изображаю вам в письме. Почему, возлюбленные, хотя пишу один, однако же, знайте, что это — общее всех

Итак, видно из сего, что предлоги, придуманные некоторыми из вас, неосновательны, несправедливы и подозрительны.

27) А тому, что соепископы наши Афанасий и Маркелл приняты нами в общение не по легкомыслию и не против справедливости, хотя достаточно объясняется это сказанным уже, представлю вам основание в кратких словах. Против Афанасия писал сперва Евсевий, а теперь писали и вы; но весьма многие епископы из Египта и из других епархий писали также в защиту Афанасия. И, во-первых, письма ваши против него сами себе противоречат, и нет никакого согласия в последних с первыми, напротив того, во многом первые опровергаются последними, а последние изобличаются во лжи первыми. При таком же разногласии писем, ни малого вероятия не заслуживает содержащееся в них. Потом, если желаете, чтобы верили мы писанному вами, [320] то следует не лишать доверия и писавших в защиту Афанасия, тем более, что вы живете вдали, они же на самом месте и знают Афанасия, пишут о том, что там было, свидетельствуя об его жизни и утверждая, что во всем оклеветан он по заговору. И еще говорили некогда, что некто Епископ Арсений умерщвлен Афанасием; но мы узнали, что он жив и даже в дружбе с Афанасием. О судебных записях, сделанных в Мареоте, подтвердилось, что составлены они по одностороннем исследовании дела: не были там ни обвиняемый пресвитер Макарий, ни сам Епископ его Афанасий. И это стало нам известно не из Афанасиевых только слов, но из самых записей, какие принесли нам Мартирий и Исихий. Прочитав их, нашли мы, что был там обвинитель Исхир, но не было ни Макария, ни Епископа Афанасия, ни даже Афанасиевых пресвитеров, которые желали быть, но не допущены. Если бы суд производился справедливо, то надлежало бы, возлюбленные, лично там быть не только обвинителю, но и обвиняемому. Как в Тире лично были и обвиняемый Макарий и обвинитель Исхир, и ничто не было доказано; так надлежало и в Мареот идти не одному обвинителю, но и обвиняемому, чтобы там, или лично его уличили, или, если не уличат, доказал он, что все — клевета, А теперь, поелику сего не было, обвинитель же пошел туда один, в сопровождении людей, которых Афанасий устранял от дела; то и самое делопроизводство кажется подозрительным.

28) Об отправившихся же в Мареот жаловался он, что пошли туда против его воли, ибо говорил, что послали подозрительных людей: Феогния, Марина, Феодора, Урзация, Валента и Македония; и это доказывал не своими только словами, но и письмом бывшего Фессалоникийского Епископа Александра; [321] потому что принес письмо его, посланное к комиту Дионисию, бывшему на соборе, в котором Александр открывает, что против Афанасия составлен явный заговор; Афанасий принес также подлинное собственноручное писание самого обвинителя Исхира, в котором, призывая во свидетеля Вседержителя Бога, говорит он, что не была ни чаша разбиваема, ни трапеза опрокидываема, но сам он выдумал это обвинение по наущению некоторых. А мареотские пресвитеры, пришедши, стали утверждать, что Исхир — не пресвитер вселенской Церкви, да и Макарий не виновен в таком поступке, в каком обвинял его Исхир. Пришедшие сюда пресвитеры и диаконы также не мало, а напротив того много, представили свидетельств в пользу Епископа Афанасия, утверждая, что разглашаемое против него — неправда, и что оклеветан он по заговору; и все епископы Египта и Ливии письмами подтвердили, что поставление его было законно и согласно с церковными правилами, а что вами говорено против него, все то ложно; потому что убийства не было, никто им не умерщвлен, и чаша разбита не была, но все это — ложь.

И из самых судебных записей, какие составлены в Мареоте при одностороннем исследовании дела, Епископ Афанасий показал, что один оглашенный был допрашиваем и сказал, будто бы он был с Исхиром внутри, когда, как говорят, явился на место Макарий, пресвитер Афанасия; а другие, быв допрошены, сказали — будто бы Исхир, по словам одного, в малой келлии, а по словам другого, за дверью лежал больной, когда, как говорят, пришел туда Макарий. Из сего, сказанного Афанасием, и мы справедливо выводим заключение: как же возможно, чтобы Исхир, который лежал больной за дверью, в тоже время стоял и совершал [322] священнодействие и приношение? Или как возможно, чтобы там предложено было святое приношение, где внутри были оглашенные? Ибо, если оглашенные были внутри, то значит, не настало еще время приношения.

Это, как сказано, говорил и доказывал из судебных записей Епископ Афанасий; а с ним бывшие подтверждали, что Исхир вовсе не был никогда пресвитером во вселенской Церкви, и что они никогда не принимали его в церкви за пресвитера. Ибо утверждали они, что, когда Александр, по снисхождению великого Собора, принимал пресвитеров из Мелетиева раскола, Исхир не был поименован Мелетием в числе поставленных им. А это служит весьма сильным доказательством, что Исхир и не был поставляем Мелетием; ибо если бы поставлен был во пресвитера, то и его, без сомнения, включили бы в число прочих. Кроме же того, Афанасием доказано из судебных записей, что Исхир лгал и в ином. Ибо жаловался, что сожжены были книги, когда, как они говорят, явился тут Макарий; но уличен во лжи теми, которых сам представил во свидетели.

29) Итак, после всего сказанного, когда столько было свидетелей, говоривших в пользу Афанасия, и столько представлено оправданий им самим, что должно было делать нам? Не то ли, чего требует церковное правило, то есть, не осуждать Афанасия, но скорее принять его и признать епископом, как и признали? К тому же, пробыл он здесь год и шесть месяцев, ожидая, что прибудете вы или кому угодно будет прийти; и присутствием своим всех склонил на свою сторону, потому что и не явился бы, если бы не был уверен в правоте своего дела, так как пришел не сам по себе, но будучи вызван нами и получив от нас письма, как и к вам было нами писано. [323]

И однако же, после всего этого вы порицаете нас, как поступивших против правил. Посему смотрите, кто поступил против правил: мы ли, которые после стольких доказательств приняли Афанасия, или те, которые, находясь за тридцать шесть переходов в Антиохии, нарекли епископом человека чужого и отправили его в Александрию с воинскою силою? Сего не было, когда Афанасий послан был в Галлию; ибо и тогда был бы поставлен на его место другой, если бы Афанасий подлинно был уличен. Но известно, что, возвратившись, нашел он Церковь никем не занятую и его ожидающую.

30) А теперь, не знаю, каким образом произошло случившееся. Во-первых, если говорить правду, то, когда писано нами, что надобно быть собору, — не надлежало кому бы то ни было предварять соборный суд. Потом, не надлежало допускать такого нововведения, противного Церкви. Ибо где подобное церковное правило, или где подобное Апостольское предание, — когда Церковь была в мире, и такое число епископов пребывали в единомыслии с Епископом Александрии Афанасием, послать туда Григория, который не из этого города, не там крещен и многим неизвестен, о котором не просили ни пресвитеры, ни епископы, ни народ, и который поставлен в Антиохии, в Александрию же послан не с пресвитерами, не с диаконами александрийскими, не с епископами египетскими, но с воинами? Ибо это говорили и на это жаловались пришедшие сюда. Если бы и после собора Афанасий оказался виновным, и тогда не надлежало делать поставления так противозаконно и несогласно с церковными правилами; а должно было епископом этой епархии поставить кого-либо из той же Церкви, из этого же святилища, из этого же клира, и в нынешнее время не нарушать правил, ведущих [324] начало от Апостолов. Если бы случилось это с кем-нибудь из вас, не стали ли бы вы вопиять, не потребовали ли бы наказания за нарушение правил? Как перед Богом, возлюбленные, говорим и утверждаем по сущей правде: это не благочестиво, незаконно, не по правилам Церкви.

И рассказываемое о Григориевых поступках, при вступлении в Александрию, показывает, каков чин его поставления. В такое мирное время, как рассказывали пришедшие из Александрии и как писали епископы, в церкви произведен пожар; девы были обнажаемы, монахи попираемы, пресвитеры и многие из народа терпели поругания и насилия, епископы заключаемы в темницу, многие ограблены; святые Тайны (в неуважении к которым винили они пресвитера Макария) были похищаемы язычниками и повергаемы на землю; и это делалось, чтобы некоторые признали поставление Григориево. Но все такие поступки доказывают нарушение правил. Если бы поставление Григория было законно, то не стал бы беззаконными поступками принуждать к повиновению законно ему неповинующихся. Однако же, после таких происшествий пишете, что в Александрии и в Египте великий мир; разве превращено у вас самое понятие о мире, и подобные смятения называете миром!

31) Но и это почел я нужным заметить вам: Афанасий утверждал, что Макарий в Тире был под воинскою стражей, а обвинитель один пошел с отправлявшимися в Мареот, пресвитерам же, желавшим быть при исследовании дела, это не дозволено, и исследование о чаше и трапезе произведено в присутствии епарха и сопровождавших его, при язычниках и иудеях. Этому вначале мы не поверили, когда не было это доказано из судебных записей; и подивились мы этому, а думаю, дивитесь и [325] вы возлюбленные. Не дозволяют быть при деле пресвитерам, священнослужителям Таин; а при судье мирянине, в присутствии оглашенных, и что хуже, язычников и иудеев, известных по своему нерасположению к христианству, производится следствие о крови Христовой и теле Христовом. Если был действительно сделан какой проступок, то о подобном деле надлежало законно производить следствие в церкви клирикам, а не язычникам, которые гнушаются учением и не знают истины. Сколько же велик и важен этот грех, — и вы видите, как уверен я, и видит всякий. Это сказано нами об Афанасии.

32) О Маркелле же (ибо и о нем писали вы, что нечествует против Христа) я постарался разъяснить вам, что, быв здесь, доказал он, будто бы все, о нем вами написанное, неправда. А когда потребовали мы, чтобы изложил веру, — с великим дерзновением отвечал он сам от себя, и мы признали, что ничего не исповедует он чуждого истине. Ибо исповедал он, что так благочестно мудрствует о Господе и Спасителе нашем Иисусе Христе, как мудрствует и вселенская Церковь; и он подтвердил, что не ныне только, но издавна таков образ его мыслей; а равно и наши пресвитеры, бывшие тогда на Никейском Соборе, засвидетельствовали об его православии. И он крепко стоял в том, что и тогда держался, и теперь держится мыслей противных арианской ереси, о чем и вам справедливо будет напомнить, чтобы никто не принимал такой ереси, но всякий гнушался ею, как чуждою здравому учению. Итак, поелику он правомыслен и засвидетельствовал свое православие, то как опять надлежало нам поступить и с ним? Не признать ли его епископом, как и признали, а не отлучать от общения? [326]

Это же написал я не по желанию их оправдать, но для вашего уверения, что приняли мы их справедливо и согласно с правилами, вы же упорствуете напрасно. Справедливость требует и вам употребить старание и приложить все меры, чтобы сделанное не по правилам было исправлено, и чтобы церкви умирились, да пребывает мир, дарованный нам Господом, не появляется в церквах разделений, и на вас не падает укоризна, как на виновников раскола. Ибо признаюсь вам, — что было доселе, то служило предлогом не к миру, но к разделению.

33) Не только епископы Афанасий и Маркелл пришли сюда с жалобой, что сделана им обида, но и многие другие епископы из Фракии, Килесирии, Финикии и Палестины, и немалое число пресвитеров, иные из Александрии, а иные из других мест, прибыли на здешний собор, и при всех сошедшихся епископах, сверх прочего, о чем было ими говорено, сетовали и на то еще, что церкви терпят принуждения и обиды, и подтверждали не словом только, но и делами, что и в их и в других церквах происходило подобное бывшему в Александрии. Также и теперь пресвитеры, пришедшие с письмами из Египта и Александрии, со скорбью объявили, что многие епископы и пресвитеры, имея желание прийти на собор, встретили к тому препятствия. И сказывали, что даже доныне, по отбытии Епископа Афанасия, епископы исповедники терпят побои, иные же содержатся под стражею, и мужи уже древние, весьма долгое время бывшие на епископии, предаются на исправление общенародных служб, все же почти клирики вселенской Церкви и народ подвергаются наветам и гонениям. Так сказывали они, что некоторые епископы и братия изгнаны в заточение не ради чего иного, но только [327] чтобы заставить их невольно вступить в общение с Григорием и с окружающими его арианами. А что и в Анкире Галатийской не мало случилось подобного бывшему в Александрии, — об этом слышали мы и от других; но засвидетельствовал о том же и епископ Маркелл. Кроме того, прибывшие сюда на некоторых из вас (об именах умолчу) принесли подобные и столько же тяжкие обвинения, о которых отказываюсь и писать. Но, может быть, и вы слышали об этом от других.

Потому-то особенно и писал я к вам, приглашая прийти сюда, чтобы, здесь находясь, услышали вы об этом, и чтобы все могло быть исправлено и уврачевано. Посему-то и надлежало приглашенным явиться с охотою, а не отказываться от этого, чтобы, не явившись, не навлечь им на себя подозрения в сказанном, будто бы они не в состоянии доказать того, о чем писали.

34) Итак, после этих слухов, когда церкви действительно то терпят от злоумышлений, что подтвердили извещающие нас об этом, — кем возжжен пламень разномыслия? Нами ли, которые скорбим о подобных делах и состраждем страждущим братиям, или теми, которые произвели это? Дивлюсь, почему, при таком великом неустройстве там в каждой у вас церкви, по которому и явились сюда пришедшие, пишете вы, что в церквах единомыслие. Но подобные дела служат не к созиданию, а к разорению Церкви, и радующиеся им суть чада не мира, но нестроения. Бог же наш несть нестроения Бог, но мира (1 Кор. 14, 33). Посему, как известно это Богу и Отцу Господа нашего Иисуса Христа, заботясь и о вас, и желая, чтоб церкви не были в нестроении, но пребывали, как узаконено Апостолами, признал я необходимым написать это вам, чтобы, наконец, пристыдили вы [328] тех, которые взаимною враждою довели Церкви до такого состояния. Ибо я слышал, что не велико число людей, которые виновны во всем этом.

Как облекшиеся в утробы щедрот (1 Кор. 3, 12), постарайтесь исправить, что, как сказал я, сделано не по правилам, чтобы, если и вкралось что худое, было уврачевано это вашей рачительностью. И не пишите: “общению с нами предпочел ты общение с Маркеллом и Афанасием". Такие слова — признак не мира, но упорства и братоненавидения. Для того и написал я сказанное выше, чтобы вы знали, что не вопреки справедливости приняты они мною, и прекратили бы такую распрю. Если бы вы пришли, а они были обличены, и не нашлось у них в защиту основательных доказательств; то вправе были бы вы писать таким образом. Поелику же, как сказал уже я, имеем с ними общение по правилу и не вопреки справедливости, то умоляю вас Христом, не попустите, чтобы расторгаемы были члены Христовы, не верьте своим предубеждениям, но предпочтите мир Господень. Ибо неблагочестно и несправедливо — по малодушию некоторых отринуть не уличенных и тем оскорбить Духа. Если же думаете, что можно иное доказать против них и обличить их в лице; то пусть придут желающие. Ибо они объявили нам, что готовы на это, только бы доказать и привести в ясность все, о чем извещали.

35) Дайте вам знать об этом, возлюбленные, чтобы мы могли написать и к ним, и к епископам, которые должны прийти снова, чтобы в присутствии всех обличены были виновные, и не было уже нестроения в Церквах. Ибо довольно и того, что доселе было; довольно того, что в присутствии епископов изгоняемы были епископы, о чем не должно и распространяться много, чтобы не показалось это [329] тяжким для бывших при этом деле. Ежели говорить правду, то не должно было доходить до этого и до такой степени простирать малодушие.

Пусть Афанасий и Маркелл, пишете вы, будут удалены с своих мест; что же сказать о других епископах и пресвитерах, пришедших сюда, как сказал уже я, из различных мест? И они также говорили о себе, что были изгнаны и потерпели тоже. Суды церковные не по Евангелию уже производятся, возлюбленные, но домогаются заточений и смерти. Если и подлинно, как говорите, была в них какая вина; то по церковному правилу, а не так, надлежало произвести суд; надобно было написать ко всем нам, чтобы таким образом всеми произнесено было справедливое решение. Ибо страдали епископы, страдали не малые какие Церкви, но те, которыми Апостолы лично правили. Почему же не писано было к нам особенно о Церкви Александрийской? Или не знаете, что было это обыкновение, — прежде писали к нам, и здесь уже решалось, кто прав. Итак, если падало какое подозрение на тамошнего епископа, — надобно было написать к здешней Церкви. Теперь же нам не сообщили ясных сведений, а сами сделали дело, как хотели, и наконец требуют, чтобы, не разобрав дела, подали мы один с ними голос. Не таковы Павловы постановления; не так предали Отцы; это — иной образ действования; это — новое предначертание.

Умоляю вас, перенесите это благодушно; что пишу, то служит к общей пользе. Ибо что приняли мы от блаженного Апостола Петра, то и объявляю вам. И я не стал бы писать в той мысли, что известно это всем, если бы не встревожило нас случившееся. Епископов похищают и удаляют, иные со стороны поставляются на их места, против иных злоумышляют; почему верующие о похищенных епископах [330] плачут, а из-за присланных терпят принуждение, не имея воли требовать, кого желают, и не принять, кого не хотят. Прошу вас, чтобы не было этого больше; жалуйтесь лучше на тех, которые так поступают, чтобы церкви не терпели ничего подобного, ни один епископ или пресвитер не подвергался оскорблению, или не был принуждаем, как донесено нам, поступать против своего убеждения; иначе, будут смеяться над нами язычники, а паче всего прогневаем мы Бога; потому что каждый из нас в день суда даст отчет во всем, что делал здесь. О если бы все мудрствовали по Богу, чтобы и церкви, прияв своих епископов, выну радовались о Христе Иисусе, Господе нашем! О Нем слава Отцу во веки веков! Аминь. Желаю вам, возлюбленные и вожделенные братия, возмогать о Господе.

_________________________

36) Так собор Римский писал чрез Юлия, Епископа Римского. Поелику же Евсевиевы приверженцы снова стали бесчинствовать, возмущали церкви, и многим строили козни, то боголюбивые Цари Константий и Констанс, узнав об этом, повелели епископам Запада и Востока собраться в город Сардику. Между тем Евсевий кончил жизнь. И когда собралось отовсюду много епископов, позвали мы на суд сообщников Евсевиевых. Но они, имея у себя пред очами дела свои и видя пришедших обвинителей своих, убоялись суда. Ибо, тогда как все собрались в простоте, они опять привели с собою комитов — Мусониана и Исихия Кастрисия, чтобы, по обыкновению своему, властью их делать, что им будет угодно. Поелику же собор действовал без комитов, и не было на нем ни одного воина; то, мучимые совестью, пришли они в смущение; потому что суд над ними производился, не как им [331] хотелось, но как требовал закон истины. Почему, после многих наших приглашений, после того как собор епископов пригласил их, говоря: “Вы пришли судиться; поэтому чем же удерживаетесь, пришедши сюда? Вам надлежало или не приходить, или, если пришли, не скрываться. Это служит для вас наибольшим обличением. Вот Афанасий и прочие с ним, на которых вы заочно клеветали, явились сюда, чтобы, если имеете что против них, обличили вы их лично. Если же не можете обличать, и показываете вид, что не хотите сего; то явные вы клеветники, и этот суд произнесет о вас собор". Выслушав это, и осуждаемые совестью (ибо знали, что ими сделано и вымышлено против нас), постыдились они явиться на суд, обличив тем себя в великой и нелепой клевете. Почему святый собор, осудив неблагоприличное и подозрительное их бегство, принял наше оправдание. Когда же пересказали мы, как было поступлено с нами, и предоставили свидетелей и доказательства; тогда все удивились и признали, что поэтому, вероятно, и убоялись они собора, чтобы не быть обличенными в лице; притом сказали: “пришли они сюда с Востока, предполагая, может быть, что не явятся Афанасий и прочие с ним; увидев же, что они действуют смело и вызывают их на суд, бегут теперь". Итак нас, как потерпевших обиду и оклеветанных напрасно, собор принял, и еще паче утвердили все с нами общение и любовь. А сообщников Евсевиева злоумия, показавших свое бесстыдство, именно: Феодора из Ираклии, Наркисса из Нерониады, Акакия из Кесарии, Стефана из Антиохии, Урзакия и Валента из Паннонии, Минофанта из Ефеса и Георгия из Лаодикии, собор низложил; ко всем же епископам, и в область каждого из потерпевших обиду, написали следующее: [332]

Послания собора, созванного в Сардике.

Святый Собор, по благодати Божией созванный в Сардике из Рима, Испании, Галлии, Италии, Кампании, Калабрии, Апулии, Африки, Сардинии, Паннонии, Мисии, Дакии, Норика, Сискии, Дардании, другой Дакии, Македонии, Фессалии, Ахаии, Эпиров, Фракии, Родопы, Палестины, Аравии, Крита, и Египта, пресвитерам и диаконам, и всей святой Церкви Божией во Александрии, возлюбленным братиям, желает о Господе радоваться.

37) И до получения нами писем от вашего благоговения небезызвестно, а напротив того, явно было нам, что покровители злоименной арианской ереси устрояли многое и ужасное, впрочем более на пагубу душе своей, нежели во вред Церкви. В том состояли их искусство и коварство, такого держались они убийственного всегда намерения, чтобы всеми силами преследовать и гнать всех, где бы то ни было, православных, содержащих учение вселенской Церкви, какое предано им от Отцев. На одних взводили вымышленные обвинения, других посылали в заточение, иных истомили в муках. Конечно же, своими насилиями и мучительством старались они помрачить и чистоту брата и соепископа нашего Афанасия, а потому и суд у них был без строгих исследований, без доказательств, одним словом — несправедлив. Посему, не надеясь на то, что о нем выдумали и разглашали, и сами усматривая, что не могут представить на это верных доказательств, прибыв в город Сардику, не захотели явиться на собор всех святых епископов. А этим и обнаружилось, сколько справедлив суд брата и соепископа нашего Юлия; ибо ж без осмотрительности рассудил он, но по самой строгости решил дело; почему и нимало не усомнился [333] принять в общение брата нашего Афанасия, у которого восемьдесят епископов были верными свидетелями, и которому послужило в оправдание и то, что, с помощью возлюбленных братий наших, — пресвитеров своих, и также с помощью писем, обнаружил он козни Евсевиевых приверженцев, подкреплявших себя не судом, а более насилиями. Почему все, повсюду сущие, епископы подтвердили — принять в общение Афанасия за его чистоту.

Да обратит внимание любовь ваша и на следующее: Когда Афанасий явился на святый собор, созванный в Сардике, тогда, по сказанному выше, и посланиями, и устными приказаниями, напоминали мы Восточным, и приглашали их также явиться. Но они, обличаемые совестью, под неприличными предлогами, начали уклоняться от суда, требовали, чтобы невинный, как виновный, изринут был из нашего общения, не внимая тому, что это неприлично, лучше же сказать, невозможно. И о судебных записях, составленных в Мареоте какими-то негодными и отчаянными молодыми людьми, которым никто не поверял и самой низшей степени в клире, доказано было, что произведено одностороннее исследование дела; потому что не было там ни брата нашего, Епископа Афанасия, ни обвиняемого ими пресвитера Макария. Да и допрос, лучше же сказать, лживый наговор, сделан ими самым постыдным образом; потому что были допрашиваемы то язычники, то оглашенные, не для того, чтоб сказали, что знают, но чтобы дали лживое показание, какому сами их научили. И вам, пресвитерам, которые были озабочены отсутствием вашего епископа и хотели быть при исследовании, доказать истину и обличить ложь, не сделано никакого уважения; вам не дозволили присутствовать, даже с поруганием изгнали вас. [334]

И из этого уже весьма очевидна всякому клевета. Но, прочитав судебные записи, нашли мы еще, что вселукавый Исхир, который за клевету получил от них награду — мнимое имя епископа, сам обличил себя в этой клевете; потому что в этих же записях сказал о себе, что в то время, когда, по утверждаемому ими, вошел в келлию его Макарий, лежал он больной, между тем как Евсевиевы сообщники дерзнули написать, что, когда явился Макарий, Исхир стоял и совершал Приношение.

38) Явною для всех также стала клевета и лживость доноса и в той жалобе, какую приносили после этого. Ибо говорили и неумолчно вопияли, что Афанасий совершил убийство и умертвил некоего Арсения, епископа, поставленного Мелетием; притворяясь сетующими об этом Арсении, лицемерно проливали они слезы и требовали, чтобы выдано было тело этого живого епископа, как действительно умершего. Но выдумки их не остались неузнанными; всем стало известно, что Арсений и жив, и считается между живыми. Эти же готовые на все люди, когда увидели, что обличаются во лжи, потому что сам живой Арсений доказывал о себе, что его не убивали и не умирал он, — не успокоились и после этого, но стали к прежним лживым доносам приискивать другие доносы, чтобы при помощи новых козней оклеветать Афанасия. Что же потом, возлюбленные? Не смутился брат наш Афанасий, но и в этом с великим дерзновением стал вызывать их на суд; и мы желали и приглашали, чтобы пришли они на суд и обличили Афанасия, если могут. О, какой дух преобладания! какая страшная гордыня! или лучше, если говорить правду, какая злая и виновная совесть? Это всем явно.

Посему, возлюбленные братия, напоминаем вам и убеждаем вас прежде всего содержать правую [335] веру вселенской Церкви. Ибо много страшного и бедственного претерпели вы, много оскорблений и неправд понесла вселенская Церковь; но — претерпевый до конца, той спасен будет (Матф. 10, 22). Почему, если и еще осмелятся действовать против вас, — скорбь ваша в радость будет; потому что такие страдания составляют часть мученичества, такие исповедания ваши и истязания не останутся невознагражденными, но от Бога приимете победные награды. Посему подвизайтесь наипаче, защищая здравую веру и чистоту вашего епископа и нашего сослужителя Афанасия; потому что и мы не умолчали и не вознерадели о вашем спокойствии, но позаботились и сделали все, чего требует закон любви: приемлем участие в страданиях страждущих братий наших и страдания их признаем своими собственными.

39) Почему, донесли мы об этом благочестивейшим и боголюбивейшим Царям, и обратились к ним с просьбою, чтобы человеколюбие их повелело дать ослабу доселе страждущим и угнетаемым, и узаконило, ни одному из тех судей, на которых лежит обязанность заботиться о делах только гражданских, как не судить клириков, так вообще, под предлогом попечения о церквах, ничего не предпринимать впредь против братий, чтобы каждый из братий, не подвергаясь ни гонению, ни какому-либо насилию и притязанию, жил, как желает и хочет, в тишине и мире содержал вселенскую и Апостольскую веру.

О Григории, который, как говорят, незаконно поставлен еретиками и прислан ими в ваш город, да будет известно вашему единодушию, что он, по суду всего священного собора, низложен, да и вовсе никогда не был признаваем за епископа. Посему с радостью примите возвращенного вам [336] Епископа вашего Афанасия. Ибо для этого и отпустили мы его с миром; потому всем, которые или по страху, или по чьим-либо проискам, были в общении с Григорием, советуем, после этого нашего напоминания, вняв и покорившись сему, прекратить мерзкое с ним общение и присоединиться, наконец, к вселенской Церкви.

40) Поелику же узнали мы, что и против сопресвитеров наших Афтония, Афанасия, сына Капитонова, Павла и Плутиона, составлен был заговор Евсевиевыми сообщниками, а потому одни сосланы в заточение, другие сами бежали, когда угрожали им смертью; то признали мы нужным объявить вам и об этом, да будет вам известно, что и их приняли мы и признали невинными, очень зная, что все, сделанное Евсевиевыми сообщниками против православных, сделано к славе и похвале подвергшихся их козням. Хотя Епископу вашему и нашему сослужителю Афанасию прилично было бы донести вам о них, как о своих, частным образом; но поелику для большего засвидетельствования захотел он, чтобы написал вам святый собор; то не замедлили мы, а напротив того, постарались уведомить вас, чтобы и вы, подобно нам, приняли их, как достойных похвалы; потому что и они за благочестивую веру во Христа сподобились претерпеть поругание от еретиков.

Какое же определение составлено святым собором против покровителей арианской ереси, погрешивших против вас и против других Церквей, об этом узнаете из приложенных бумаг, которые послали мы к вам, чтобы вам было из этого известно, что вселенская Церковь не оставляет без замечания погрешающих против нее. [337]

_______________________

Святый собор, по благодати Божией созванный в Сардике, епископам и сослужителям в Египте и Ливии, возлюбленным братиям, желает о Господе радоваться.

41) И до получения нами писем от вашего благоговения небезызвестно, а напротив того, явно было нам, что покровители злоименной арианской ереси устрояли многое и ужасное, впрочем более на пагубу душе своей, нежели во вред Церкви. В том состояли их искусство и коварство, такого держались они убийственного всегда намерения, чтобы всеми силами преследовать и гнать всех, где бы то ни было, православных, содержащих учение вселенской Церкви, какое предано им от Отцев. На одних изводили вымышленные обвинения, других посылали в заточение, иных томили в муках. Конечно же, своими насилиями и мучительством старались они помрачить и чистоту брата и соепископа нашего Афанасия, а потому и суд у них был без строгих исследований, без доказательств, одним словом — несправедлив. Посему, не надеясь на то, что о нем выдумали и разглашали, и сами усматривая, что не могут представить на это верных доказательств, прибыв в город Сардику, не захотели явиться на собор всех святых епископов. А этим и обнаружилось, сколько справедлив суд брата и соепископа нашего Юлия; ибо не без осмотрительности рассудил он, но по самой строгости решил дело; почему и нимало не усомнимся принять в общение брата нашего Афанасия, у которого восемьдесят епископов были верными свидетелями, и которому послужило в оправдание и то, что, с помощью возлюбленных братий наших, пресвитеров своих, и также с помощью писем, обнаружил он козни Евсевиевых приверженцев, подкреплявших себя не [338] судом, а более насилиями. Почему все, повсюду сущие, епископы подтвердили — принять в общение Афанасия за его чистоту.

Да обратит внимание любовь ваша и на следующее: Когда Афанасий явился на святый собор, созванный в Сардике, тогда, по сказанному выше, и посланиями, и устными приказаниями, напоминали мы Восточным, и приглашали их также явиться. Но они, обличаемые совестью, под неприличными предлогами, начали уклоняться от суда, требовали, чтобы невинный, как виновный, изринут был из нашего общения, не внимая тому, что это неприлично, лучше же сказать, невозможно. И о судебных записях, составленных в Мареоте какими-то негодными и отчаянными молодыми людьми, которым никто не поверял и самой низшей степени в клире, доказано было, что произведено одностороннее исследование дела; потому что не было там ни брата нашего, Епископа Афанасия, ни обвиняемого ими пресвитера Макария. Да и допрос, лучше же сказать, лживый наговор, сделан ими самым постыдным образом; потому что были допрашиваемы то язычники, то оглашенные, не для того, чтоб сказали, что знают, но чтобы дали лживо показание, какому сами их научили. И вам, пресвитерам, которые были озабочены отсутствием вашего епископа и хотели быть при исследовании, доказать истину и обличить ложь, не сделано никакого уважения; вам не дозволили присутствовать, даже с поруганием изгнали вас.

И из этого уже весьма очевидна всякому клевета. Но, прочитав судебные записи, нашли мы еще, что вселукавый Исхир, который за клевету получил от них награду — мнимое имя епископа, сам обличил себя в этой клевете; потому что в этих же записях сказал о себе, что в то время, когда, по утверждаемому ими, вошел в келлию его Макарий, [339] лежал он больной, между тем как Евсевиевы сообщники дерзнули написать, что, когда явился Макарий, Исхир стоял и совершал Приношение.

42) Явною для всех также стала клевета и лживость доноса и в той жалобе, какую приносили после этого. Ибо говорили и неумолчно вопияли, что Афанасий совершил убийство и умертвил некоего Арсения, епископа, поставленного Мелетием; притворяясь сетующими об этом Арсении, лицемерно проливали они слезы и требовали, чтобы выдано было тело этого живого епископа, как действительно умершего. Но выдумки их не остались неузнанными; всем стало известно, что Арсений и жив, и считается между живыми. Эти же готовые на все люди, .когда увидели, что обличаются во лжи, потому что сам живой Арсений доказывал о себе, что его не убивали и не умирал он, — не успокоились и после этого, но стали к прежним лживым доносам приискивать другие доносы, чтобы при помощи новых козней оклеветать Афанасия. Что же потом, возлюбленные? Не смутился брат наш Афанасий, но и в этом с великим дерзновением стал вызывать их на суд; и мы желали и приглашали, чтобы пришли они на суд и обличили Афанасия, если могут. О, какой дух преобладания! какая страшная гордыня! или лучше, если говорить правду, какая злая и виновная совесть! Это всем явно.

Посему, возлюбленные братия, напоминаем вам и убеждаем вас прежде всего содержать правую веру вселенской Церкви. Ибо много страшного и бедственного претерпели вы, много оскорблений и неправд понесла вселенская Церковь; но — претерпевый до конца, той спасен будет (Матф. 10, 22). Почему, если и еще осмелятся действовать против вас, — скорбь ваша в радость будет; потому что такие страдания составляют часть мученичества, такие [340] исповедания ваши и истязания не останутся невознагражденными, но от Бога приимете победные награды. Посему подвизайтесь наипаче, защищая здравую веру и чистоту вашего епископа и нашего сослужителя Афанасия; потому что и мы не умолчали и не вознерадели о вашем спокойствии, но позаботились и сделали все, чего требует закон любви; приемлем участие в страданиях страждущих братий наших и страдания их признаем своими собственными, со слезами вашими смешали и свои слезы. Не вы одни пострадали, братия, но и многие другие наши сослужители, пришедши сюда, сетовали об этом.

43) Почему, донесли мы об этом благочестивейшим и боголюбивейшим Царям, и обратились к ним с просьбою, чтобы человеколюбие их повелело дать ослабу доселе страждущим и угнетаемым, и узаконило, ни одному из тех судей, на которых лежит обязанность заботиться о делах только гражданских, как не судить клириков, так вообще, под предлогом попечения о церквах, ничего не предпринимать впредь против братий, чтобы каждый из братий, не подвергаясь ни гонению, ни какому-либо насилию и притязанию, жил, как желает и хочет, в тишине и мире содержал вселенскую и Апостольскую веру.

О Григории, который, как говорят, незаконно поставлен еретиками и прислан ими в ваш город, да будет известно вашему единодушию, что он, по суду всего священного собора, низложен, да и вовсе никогда не был признаваем за епископа. Посему с радостью примите возвращенного вам Епископа вашего Афанасия. Ибо для этого и отпустили мы его с миром; потому всем, которые или по страху, или по чьим-либо проискам, были в общении с Григорием, советуем, после этого [341] нашего напоминания, вняв и покорившись сему, прекратить мерзкое с ним общение и присоединиться, наконец, к вселенской Церкви.

Какое же определение составлено святым собором против Феодора, Наркисса, Стефана, Акакия, Минофанта, Урзация, Валента и Георгия, покровителей арианской ереси, погрешивших против вас и против других Церквей, об этом узнаете из приложенных бумаг, которые послали мы к вам, чтобы ваше благочестие изъявило согласие на определенное нами, и вам было из этого известно, что вселенская Церковь не оставляет без замечания погрешающих против нее.

_____________________

Святый собор, по благодати Божией созванный в Сардике, повсюду сущим епископам и сослужителям вселенской Церкви, возлюбленным братиям, желает о Господе радоваться.

44) На многое, и неоднократно, отваживались ариане против рабов Божиих, сохраняющих правую веру; внушая лживое свое учение, покушались изгонять Православных, а наконец, столько восстали против веры, что не укрылось это от благочестия благоговейнейших Царей. Почему, при содействии Божией благодати, сами благочестивейшие Цари созвали нас из разных епархий и городов, и дозволили быть святому сему собору в городе Сардике, чтобы пресечено было всякое разномыслие и, с удалением всякого зловерия, всеми соблюдаема была одна благочестивая вера во Христа.

Прибыли и Восточные епископы, вызванные благочестивейшими Царями, особливо по тому, что многократно разглашали о возлюбленных наших братьях и сослужителях — Афанасии, Епископе Александрийском и о Маркелле, Епископе [342] Анкирогалатийском. И до вас, может быть, дошли их клеветы, и ваш слух, может быть, покушались они возмутить, чтобы поверили вы всему, что говорят против невинных, а им можно было укрыться от подозрения в зловредной своей ереси. Но не долго удалось им так действовать. Ибо Покровитель Церквам — Господь, ради них и ради всех нас претерпевший смерть и Собою показавший всем нам восхождение на небо. Посему и прежде, когда Евсевиевы сообщники сослужителю нашему Юлию, Епископу Церкви Римской, писали против упомянутых выше сослужителей наших, — разумеем Афанасия, Маркелла и Асклипия, — и других стран епископы писали также, свидетельствуя о чистоте сослужителя нашего Афанасия и о том, что вышедшее от Евсевиевых сообщников — не более, как ложь, и исполнено клеветы. И хотя клевета была уже ясна, особенно из того, что не явились они на приглашение возлюбленного сослужителя нашего Юлия, а также из написанного посему самим Юлием; ибо пришли бы они, если бы полагались на то, что сделано и произведено ими против сослужителей наших: однако же, еще явственнее обнаружили свой заговор тем, что сделали во время сего святого и великого собора. Ибо, прибыв в город Сардику и увидев там братий наших Афанасия, Маркелла, Асклипия и других, убоялись они явиться на суд, и не раз, не два, но многократно приглашаемые, не послушали приглашений; хотя все мы, сошедшиеся епископы, и особенно маститый старец Осия, достойный всякого уважения и по летам, и по исповедничеству, и по стольким понесенным им трудам, ждали и убеждали их прийти на суд, чтобы лично могли они уличить сослужителей наших в том, что разглашали и писали о них отсутствующих. Но они не пришли по приглашению, как сказали мы выше, [343] доказывая тем клеветничество свое, и отречением своим вслух почти вопия о сделанном ими злоумышлении и заговоре. Кто твердо уверен в том, что говорит, тот может подтвердить это и в лице. Поелику же они не явились на суд; то теперь, хотя им хотелось бы снова обмануть, всякий уже знает, как полагаем, что, не имея чем обличить сослужителей наших, клевещут на них, когда их нет, и бегают от них, когда они перед ними лично.

(пер. под ред. П. С. Делицына)
Текст воспроизведен по изданию: Творения иже во святых отца нашего Афанасия Великого. Том 1. Свято-Троицкая Сергиева лавра. 1902

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад