ПАНЕГИРИК АВГУСТУ КОНСТАНТИНУ

(Pan. lat. IX) ¹

(Окончание. Начало см. ВДИ. 1996. № 3. С. 210-221; № 4. С. 255-263; 1997. № 1. 244-252.)

I. Откуда я взял бы столько самонадеянности, святейший император, чтобы осмелиться произнести речь после столь многих красноречивейших мужей, которых ты выслушивал и в священном городе, и здесь ², если бы не считал, что этого нельзя не сделать, и не боялся бы, что будет как бы святотатством, если я, кто всегда воспевал совершенные твоей божественностью подвиги ³, умолчу об этих, превосходящих все бывшие ранее, в результате которых была сохранена не какая-то часть государства, но возвращено все оно целиком? 2. Ведь я знаю, насколько наши ⁴ способности ниже природных дарований римлян, поскольку те от рождения говорят и на латыни, и красноречиво, а мы достигаем этого трудом, и если, случается, и говорим литературным языком, то добиваемся этого именно благодаря своему (упорному) труду. 3. Но хотя я знаю о присущей мне от рождения беспомощности и чувствую себя в этом виде искусства скорее учеником, чем зрелым мастером ⁵, я все же не могу хранить молчания и не попытаться самому сказать что-нибудь о вновь обретенном городе и Римской империи, наконец-то окрепшей после [256] продолжительных потрясений ⁶, так что среди голосов стольких красноречивых ораторов будет, возможно, услышан и мой слабый голос. 4. Ибо если на военной службе и в самих сражениях раздавались, как говорят, звуки не только труб и горнов, но и спартанских флейт (я верю этому, ибо чтобы окрылить великие души, достаточно даже скромной мелодии), то почему я должен сомневаться в твоей благосклонности ко мне; в том, что ты оценишь мою речь скорее по тому рвению, с каким я почитаю тебя, чем по моим скромным возможностям? 5. Итак, по мере своих сил я попытаюсь (пусть твои уши и так уж переполнены) хотя бы вполголоса сказать что-нибудь, не смея соперничать с прославленными ораторами, а желая лишь подражать им.

II. И прежде всего я коснусь того, о чем, как я думаю, до сих пор никто не осмеливался говорить: сначала я расскажу о твердости, с которой ты совершил этот поход ⁷, а уж потом прославлю твою победу. 2. Ибо теперь, когда окончилось действие предсказанного несчастья и наступило избавление от него ⁸, я воспользуюсь свободой, позволяющей изъявить нашу любовь к тебе; любовь, которую тогда мы испытывали наряду со страхом и мольбами за государство. 3. Вспомни, император: ты настолько сумел предвидеть все в своей душе, что первым устремился в войну ⁹, развязанную такими силами, (обнаружившую) столь огромные притязания со стороны всех (ее участников), такую готовность к преступлениям, такое неверие в возможность прощения, – а ведь союзники твоей власти ¹⁰ в то время оставались безучастными или медлили. 4. И какой бог, какая столь благосклонная сила ¹¹ повелели, чтобы ты сам (хотя все твои военачальники и приближенные не только молчаливо колебались, но и явно боялись), сам, вопреки советам людей и предсказаниям гаруспиков понял, что именно тогда ты должен был приступить к освобождению города? 5. Конечно. Константин, ты имеешь какое-то таинственное согласие с этим божественным разумом, который, препоручив заботу о нас младшим богам, соизволил открыться только тебе. Тем не менее, храбрейший император, поразмысли об этом и после того, как ты одержал победу. 6. Хотя ты оставил Рен ¹² в безопасности, поскольку разместил войска на всем его протяжении, мы все же испытывали за тебя тем больший страх, что ты заботился скорее о нас, чем о себе, и скорее обеспечил мир для нас, чем счастливый исход начатой тобою войны для себя.

III. И все же, император, из-за своей безмерной любви к нам, ты поведя за собой не все (свои) армии, не смог позаботиться о нас в должной мере: ведь залогом нашего спасения является сохранение твоей жизни. 2. Да и так ли уж нужны были Рену построенные в боевой порядок сухопутные и морские войска, если страх перед твоей доблестью уже давно защитил его от варварских племен? Может, ты захотел показать свою проницательность, разделив войска таким образом, чтобы одно охраняло мир, а другое вело войны? Или же из чувства пустого тщеславия ты захотел доказать, что для освобождения города тебе [257] достаточно даже небольшого войска? 3. Ведь ты перешел через Альпы едва ли с четвертью своей армии, (противопоставив) ее ста тысячам врагов ¹³ для того, чтобы внимательно следящим за твоими действиями людям (но это ускользнуло от нас, трепетавших из-за любви к тебе) стало ясно, что ты не сомневался в грядущей победе, которая была обещана тебе по воле богов. 4. Ранее привел огромное войско Север и, будучи вероломно покинут, вооружил своего противника ¹⁴; впоследствии еще большие силы приводил с собою Максимиан (Галерий), но, обессиленный перебежчиками, сам, казалось, был счастлив спастись бегством ¹⁵. Наконец, тот человек, который считался его (Максенция) отцом, разорвав багряницу сына и попытавшись сорвать ее с его плеч, понял, до какого бесчестия он сам опустился ¹⁶. 5. Собранные за тысячу шестьдесят лет ¹⁷ по всему свету богатства это чудовище ¹⁸ отдало в протянутые к гражданскому разбою руки. 6. К тому же, без разбора предоставляя чужих жен, головы и имущество невиновных, он привязал к себе этих обреченных на смерть убийц; всех же или тайно борющихся против него, или открыто пытающихся сделать что-нибудь в защиту свободы он казнил или подавил при помощи войск. 7. И среди этого он пользовался величием захваченного им знаменитого города, а всю Италию заполнил своими готовыми на любое преступление сообщниками.

IV. Император! Хотя все это ты понимал, знал и видел; хотя ни (унаследованная) тобою отцовская уравновешенность, ни твой собственный характер не позволяли тебе действовать безрассудно, скажи, я прошу: неужели в основе твоего решения лежало что-либо помимо божественной воли? 2. Не внушил ли тебе этот разум (ведь для каждого богом является его собственное благоразумие), что в столь неравной борьбе не может не победить более правое дело, и что, хотя тот выставил на свою защиту бесчисленные полчища, на твоей стороне сражалась справедливость? 3. Действительно, дабы опустить то, чего не следует сравнивать, а именно: что он был подмененным сыном Максимиана ¹⁹, а ты – сыном благочестивого Констанция; он отличался смехотворно маленьким ростом, уродливой и кривой фигурой, и само имя его было исковеркано, так как, собственно [258] говоря, не принадлежало ему ²⁰, а ты (и достаточно сказать лишь об этом) – столь великий и такой, каков ты есть; (4) повторяю, чтобы не говорить об этом, достаточно упомянуть лишь о том, что за тобой, Константин, следовала любовь твоего отца, за ним (чтобы мы не завидовали его выдуманному происхождению) – нечестивое (отношение к своему отцу); за тобой – милосердие, за ним – жестокость; за тобой – целомудренность, принадлежащая одной супруге, за ним – похоть, запятнанная всяческим развратом ²¹, за тобой – божественные наставления, за ним – грязные суеверия ²². Кроме того, за ним следовали кары за разграбленные храмы, убитых сенаторов и умирающий от голода римский плебс, за тобой – благодарность за прекращение клеветнических обвинений, запрещение доносов, спасение осужденных и наказание убийц ²³. 5. При рассмотрении столь различных причин, лежащих в основе ваших поступков, ты, император, благодаря божественному (то есть твоему собственному) побуждению принимал в расчет не количество воинов, а заслуги и прегрешения обеих сторон.

V. Александр Великий, хотя помимо своих македонян он мог набрать бесчисленное войско по всей Греции и Иллирику, тем не менее никогда не приводил с собой больше сорока тысяч воинов, полагая, что военачальнику тяжело руководить более многочисленной армией и что это будет скорее толпа, а не войско. 2. А ведь ты меньшими силами начал гораздо более тяжелую войну, будучи настолько же (несомненно, благодаря своей доблести) могущественнее, насколько он был богаче количеством воинов. 3. Причем когда он воевал против изнеженных мидийцев, и миролюбивых сирийцев, и вооруженных стрелами парфян, и стремившихся переменить свое рабство азиатов, ему потребовалось лишь одно-единственное сражение, чтобы одержать победу; тебе же – о ужас! – пришлось побеждать воинов, еще недавно бывших римскими, вооруженных всевозможным оружием наподобие граждан первого разряда ²⁴; воинов, которые, осознав свои преступления, решили биться до конца. 4. Это с самого начала доказало упорство тех, кто, удерживая у самых подножий Альп укрепленнейший (конечно, благодаря своим стенам и местоположению) город ²⁵, осмелились сопротивляться, когда ты уже был поблизости, и запереть ворота: ведь, насколько мне известно, они не верили, что это был ты сам. 5. Да и кто бы поверил, что император со своим войском столь быстро пройдет расстояние от Рена до Альп! И все же они должны были бы пасть не только увидев твою божественность в непосредственной близости от себя, но и при одном упоминании твоего имени. 6. Итак, они тотчас же понесли наказание за свое безумие, поскольку отклонили предоставленное им твоим милосердием прощение. Ведь осада началась не с того, как была возведена насыпь, вырыт ров и подземные ходы, и подведены стенобитные машины, а в городских стенах появились бреши, произведенные ударами таранов, но с того, что тотчас же ворота охватил огонь, а к укреплениям были приставлены лестницы; когда же издалека были выпущены дротики и другие метательные снаряды, а затем (в ход пошли) копья и мечи, операция, едва [259] успев начаться, была закончена, а попытки разбойников сопротивляться тут же прекратились.

VI. Юлий Цезарь за один день захватил фессалийский город Гомфы, отказавшийся ему подчиниться ²⁶. Однако он напал на ничтожных греков ²⁷, а ты – на приальпийских жителей; он – на мирное население, а ты – на военный гарнизон; он не смог оградить жителей захваченного города от грабежей, а ты смог внушить милосердие своим одержавшим победу воинам. 2. И все же этот разгром жителей Гомф послужил уроком для остальных, а ты вскоре после этого дал другое сражение на Тавринатских полях ²⁸, причем не испуганным твоей победой мятежникам, но душам гневным и горящим жаждой мщения, которые должна была остудить перемена судьбы. Действительно, тебе пришлось сражаться не с рассеянными там и сям врагами, которых легко можно было уничтожить по частям, (3) но с войском, построенным в боевой порядок, с отведенными далеко назад флангами, которые, если бы ты яростно набросился на передовую линию, обошли и окружили твоих не готовых (к такому повороту событий) солдат. 4. Однако ты, заранее предвидя это, с обеих сторон выслал им навстречу воинов, чтобы они тотчас же отбрасывали скрытых в засаде врагов; сам ты, опрокинув, несмотря на сопротивление, передний край и обратя в бегство весь строй, учинил, продвигаясь вперед, резню тем большую, что этот фланг был усилен мощными подкреплениями ²⁹. 5. Таким образом, разбитые и отогнанные к самым стенам Таври-на враги, натолкнувшись на запертые жителями городские ворота, завалили их грудой своих тел.

VII. Чего иного мог ожидать для себя ты, жалкий воин, ты, кто находился тогда в плену собственной чудовищной мерзости? Ибо я уже не насмехаюсь, а скорблю. 2. Ты вынудил Константина пролить столько крови, что его (ведь он не смог добиться того, чтобы вы сами принесли себе спасение) почти не обрадовала сама победа. 3. А вот тавринаты и жители остальных городов Италии повели себя по-иному: трепеща от радости, они наперебой приглашали тебя, император, к себе. 4. Ото всех были направлены посольства, отовсюду привезено продовольствие, чтобы стало очевидным, как долго они тосковали по тому, кому столь смело доверились, хотя война еще не была окончена. 5. Как прекрасен был тот день, когда ты вступил в Медиолан! ³⁰ Какая радость охватила правителей города! Как рукоплескал народ! В какой безопасности находились взиравшие на тебя матроны и девы, которые наслаждались вдвойне, поскольку и любовались видом прекраснейшего императора, и не боялись его похотливости! 6. Все плясали от радости, не испытывая никакого страха от того, что война еще не окончилась, и рассматривали твою будущую победу как уже одержанную: (7) казалось, была освобождена не Транспаданская провинция, а сам Рим. Ибо кто бы мог поверить, будто что-то помешает твоим столь крупным успехам и что не все войска доверятся твоему милосердию: ведь они уже испытали на себе твою доблесть? 8. Ты силой захватил город, явно победил в сражении: кто казался таким безумным, чтобы рискнуть или подвергнуться осаде, или вступить в сражение, особенно когда ты, остановившись на несколько дней в Медиолане, всем предоставил время поразмыслить о том, чего они могли ожидать от тебя?

VIII. И ведь эта несчастная и еще ранее, когда я был вполне взрослым человеком, оскверненная кровью гражданской войны Верона ³¹ была захвачена огромным войском врагов, решительными военачальниками и опытным префектом, как видно, для того, чтобы ее, которую некогда в качестве колонии вывел Гней Помпей, разрушил Помпеян ³². 2. О достойное сожаления поражение веронцев, погибших не столько в результате твоей осады, сколько из-за того, что они были изнутри захвачены этими пособниками! Ибо знаменитый [260] Атес ³³, труднопроходимый из-за огромных камней, изобилующий водоворотами и обладающий стремительным течением, не давал возможности предпринять атаку и защищал от вторжения всю лежащую за ним местность. 3. Однако твоя прозорливость сделала так, что больше он не смог помочь неприятелю: в лежащем выше по течению месте, где река более спокойна, а враги менее бдительны, ты, переправившись, несмотря на двойную опасность, с частью своего войска, вынудил запертых и осажденных врагов немедленно испробовать силу оружия, и так разгромил тех, кто попытался совершить вылазку, что сам их предводитель с частью своего войска вышел им на помощь из городских стен ³⁴. Несчастный, он намеревался привести подмогу, чтобы увлечь за собой на гибель еще большее число своих сторонников! 4. Причем в это время проявилась твоя, император, особенная проницательность и величие духа, поскольку ты предпочел скорее с небольшой частью войска вступить в сражение с выступившим тебе навстречу противником, чем прервать осаду, чтобы не дать запертым передышки, не позволить им убежать или угрожать тебе с тыла.

IX. И прежде всего, как я слышал, ты выстроил свою армию в две линии, а затем, предвидя количество неприятелей, приказал, чтобы по фронту были тотчас же развернуты шеренги и более широко расставлены войска: конечно, ты судил о храбрости всех своих воинов по собственной смелости. Ты считал, что если бы даже войско противника было более многочисленным, оно могло быть разбито натиском меньшего количества твоих воинов. 2. Но ты, император, думаешь, что я прославляю все, что ты сделал в этом сражении? А я вновь жалуюсь. 3. Ты все предусмотрел, все устроил, исполнил все обязанности верховного главнокомандующего: но зачем же ты сражался сам? Зачем ты врывался в самую гущу врагов? Зачем ты подвергал благополучие государства столь большой опасности? 4. Неужели ты полагаешь, будто мы не знаем, как, охваченный чрезмерным рвением, ты ворвался в самую середину вражеского войска и, если бы не проложил себе дорогу, разя (врагов) направо и налево, обманул бы надежды и чаяния всего человеческого рода? 5. Ведь ты носился столь стремительно, что был похож на бурную реку, увлекающую с собой вырванные с корнем деревья и целиком вывороченные глыбы. 6. Что общего у тебя, император, с людьми более низкой судьбы? Сражаться следует тем, кому на роду написано или победить, или быть убитым; но зачем же подвергаться какой-либо опасности тебе, от жизни которого зависит судьба всех? Зачем метаться среди стольких копий и мечей? Кто требует этого от тебя? Неужели кто-нибудь сможет перенести, если превратности войны обернутся против тебя? Нужно ли тебе, император, самому поражать врага? – тебе даже не пристало делать это.

X. Ксеркс наблюдал за морским сражением с высокой горы ³⁵. Август, занятый другими делами, победил у Акция ³⁶. Был даже и такой полководец, который, будучи поднят на связанных одна с другой лестницах, издали смотрел на сходящиеся армии, чтобы и не подвергаться опасности, и руководить сражением ³⁷. 2. «Все это, – скажешь ты, – примеры, свидетельствующие о трусости». Но страх за тебя, подвергавшегося опасности, сильнее всей радости от победы. 3. После того, как были разбиты и обращены в бегство враги и убит сам их предводитель, не порицали ли тебя сами твои спутники и трибуны, обливаясь слезами и обняв твою тяжело дышащую грудь и окровавленные руки: ведь именно таким ты как бы вынырнул из ужасной кровавой сечи? Не кричали ли со всех сторон: «Что ты сделал, император? Какую судьбу ты уготовил бы нам, если бы тебя не спасло твое божественное мужество? Что это за нетерпение? Зачем же тебе наши руки, если, напротив, ты сам сражаешься вместо нас?» 4. Я не говорил бы об этом, император, и не вспоминал бы о том, что говорили другие, если бы не уверенность в твоем добром отношении (к нам): ведь благодаря своей отваге в бою ты подвергаешься куда большей опасности, нежели мы из-за своих дерзких речей. 5. Ибо ввиду какой-то переменчивости характера и неуравновешенности присущих тебе качеств ты являешься настолько же самым неистовым в сражении, насколько самым спокойным после миновавшей опасности.

XI. Ведь после того как, предоставив осажденным врагам время для раскаяния, ты [261] принял из рук посланных к тебе с мольбою послов Аквилею ³⁸ со всеми ее жителями, спасенными благодаря твоей осаде, ты простил всех их и даровал им жизнь, на которую они не надеялись. 2. Кроме того, ты приказал им сложить оружие, чтобы тем более надежно охранить их благодаря своему милосердию победителя. Однако чтобы они все-таки понесли наказание за свое упорство, ты приказал схватить и связать их, но не для наказания, а для сохранения жизни: чтобы они не разбежались, мучаясь угрызениями совести, не совершили тяжкого проступка и не вынудили (тебя) спасать их в очередной раз, если бы они уже не были спасены. 3. Однако откуда можно было взять столько оков для столь огромного множества людей, чтобы сковать ими еще недавно вооруженные руки воинов? 4. Поражались конвоировавшие их солдаты, отказывались брать на себя их охрану и совершенно не знали, что им делать: и даже те, кто входит в твой совет, и сам префект были в замешательстве, когда ты, следуя божественному внушению, приказал приладить к их рукам двойные кандалы, изготовленные из их же мечей, чтобы сдавшихся в плен врагов охраняло то же самое оружие, которое не смогло защитить их в бою.

XII. О прекраснейший триумф твоей доблести и милосердия; триумф, который должен стоять перед глазами каждого! Ведь человеколюбию того, благодаря чьему мужеству у врагов было отнято оружие, следует приписать и то, что сдавшиеся (в плен воины) были для их же блага закованы в железо таким образом, чтобы ежедневно раскаиваться в том, что прежде они поднимали его против тебя. 2. Тот меч, который обратил против тебя нечестивый враг, сам удержал руку своего господина и, будучи предназначен для убийств, стал охранять жизнь. 3. Некий великий поэт, описывая распространение войн по всему свету и подготовку к этим войнам, говорил, что «и изогнутые серпы перековывают в обоюдоострые мечи». Слишком печально то время, когда предназначенные для добывания корма скоту орудия обращались в средства убийства людей. 4. А сейчас эти острые и смертоносные мечи согнуты в несущие спасение цепи, которые не убивают, а сдерживают обезоруженного человека, и сдавшихся врагов охраняют их обагренные кровью и притупившиеся мечи, которые не смогли принести им никакой пользы, даже когда были целыми и острыми.

XIII. Таким образом, император, по твоему решению все виды оружия служат разным целям. Для тебя побеждают мечи и для тебя же они оберегают; они разят противника, когда ты сражаешься, и охраняют тебя, когда ты даруешь прощение. 2. Как знаменитый бог, создатель и господин вселенной, с помощью одной и той же молнии посылает и печальные, и радостные вести, так и по твоему приказу одно и то же оружие отличает врагов от молящих тебя (о спасении), губя одних и охраняя других. 3. Император! Ты отнял мечи у своих противников, чтобы никто из них в отчаянии не убил себя, но возвратил их же, уже безвредные, их рукам, дабы удовлетворить и свое милосердие, и свою жажду мести: ты сокрушил оружие тех, чью жизнь пощадил. 4. Ибо если есть такая возможность, следует беречь жизнь людей, процесс рождения которых столь долог: легко найти меч, но применять его можно по-разному. Поэтому ты расплавил то, чему можно было придать новую форму, и сохранил то, чего нельзя восстановить. Говорят ли мифы о чем-либо, столь же радующем нас? 5. Человеческие тела превращаются в родники, или в животных, или в птиц: но низменно и постыдно такое превращение. Меч, превращенный в кандалы – то же, что безопасность после страха, прохлада после зноя: изменение уничтожило блеск, но в то же время притупило острие.

XIV. Твоя благожелательность и человеколюбие, император, побуждали нас до сих пор изливать свое ликование в столь обильных словах. Однако пора уж нам перейти к более важным темам. 2. После того, как была полностью отвоевана Италия по сю сторону Пада ³⁹, молящие руки протянул к тебе и сам Рим, в котором засел этот выродок, ничего не осмеливавшийся предпринять при стольких известиях о своих поражениях. Ведь этим ничтожнейшим человеком овладело малодушие и, как было сказано, его низменную душу поразил страх. 3. Это глупое и ничтожное создание никогда не осмеливалось выступить за пределы городских стен. Ибо до такой степени удерживали его то ли его чудовищные преступления, то ли предчувствия угрожавшей ему гибели ⁴⁰. 4. О позор – император, [262] находящийся под защитой городских стен! Ведь он не стремился на Марсово поле, не упражнялся в воинском деле, не глотал пыль: он был достаточно хитер по крайней мере для того, чтобы не вызывать презрения у людей, наблюдавших, как он старается выполнять присущие мужчинам упражнения. Он прогуливался только по знаменитому дворцу с мраморными стенами; ведь считалось, что прогуливаться в Саллюстиевы сады ⁴¹ – значит совершать походы и путешествия! 5. И все то время, что он был в Риме, он предавался одним лишь удовольствиям и этим скрывал свой позорнейший страх. Ведь он хотел казаться не бессильным, а счастливым, не малодушным, а находящимся в безопасности. 6. Сколько раз собирал он воинов, хвалясь, что только он является их императором, а другие сражаются для него на границах: «Наслаждайтесь, – говорил он, – кутите и бражничайте». Таково было преходящее и краткое счастье этих несчастных.

XV. И даже тогда, когда он узнал о стольких неудачных для своей армии сражениях, он не попытался выступить тебе навстречу, чтобы, оказывая сопротивление, воспользоваться руслом Пада или Апеннинскими кряжами, но утаивал донесения, в которых говорилось о его поражениях, а подчас открыто желал, чтобы враги дошли до самых городских стен, не понимая, что величие знаменитого города, которое прежде привлекло на свою сторону приведенные к нему войска, сейчас, обесчещенное его позорными поступками и согнанное с места своего пребывания, перешло к тебе; не понимая, что никакими подарками он не сможет подкупить тех, кого помимо твоей щедрости и верности воинской присяге привязала к тебе слава столь многочисленных побед. 2. Ибо какой воин, столь счастливо сражавшийся под твоим началом и руководством, вверил бы свои раны ему? Кто ушел бы к нему в самом конце войны? 3. И ты, чувствуя по пылу всего войска, что именно таковы были чувства (солдат), без всякого колебания и промедления, без всяких остановок поспешил ему навстречу кратчайшим путем через область венетов ⁴², подражая в своих действиях знаменитой быстроте Сципиона и Цезаря, которых в свое время так ждал Рим. 4. Вот она – уверенность, присущая непобедимому и полагающемуся на разум своих воинов императору: не колебаться и не затягивать войну, но определить ближайшее и единственно верное для победоносного сражения время. 5. Ибо тебе не надо было, как Квинту Максиму с Ганнибалом, идущим от победы к победе, после неудач ловить благоприятный момент и место для сражения ⁴³, но следовало развивать свои успехи и не прекращать победы, и как можно скорее прийти на помощь Риму. 6. Ведь при неблагоприятных обстоятельствах мудрому военачальнику свойственно не торопясь принимать решения, а в благоприятных для него ситуациях – не упускать удачу.

XVI. Таким образом, опасались лишь того, как бы он, устрашенный такими силами, совершенно упавший духом и поставленный в безвыходное положение, не счел за благо отсрочить положенные ему за преступления против государства наказания, подвергшись осаде. Ибо после разорения всей Африки, которую он поклялся уничтожить, и опустошения всех островов ⁴⁴ он свез в Рим рассчитанные на неопределенно долгий срок продовольственные запасы. 2. Однако божественный разум и вечное величие знаменитого города лишили нечестивца рассудка, так что он сбросил свое долгое оцепенение и внезапно вышел из позорнейшего убежища и, проведя шесть лет в бездействии, отметил своей лютой смертью сам день своего рождения, чтобы не осквернить это священное и благочестивое число «семь» хотя бы вступлением в новый год (своего правления) ⁴⁵. 3. И каким же образом построил свой боевой порядок этот раб, в течение стольких лет носивший [263] пурпурную мантию? Конечно же, он выстроил его таким образом, чтобы никто не мог убежать, чтобы никто – как это обыкновенно бывает – не мог отступить ни на шаг и возобновить сражение, поскольку спереди его теснило оружие, а с тыла – Тибр ⁴⁶. 4. При этом, клянусь Геркулесом, он думал не о необходимости оказать сопротивление, но о скором отступлении, если только, уже зная о том, что пришел роковой для него день, он не захотел для облегчения своей смерти увлечь за собой побольше людей, дабы спутниками его кончины стали все те, кто был участником его преступлений. 5. Ведь не следует думать, будто на что-то другое надеялся тот, кто, потрясенный (и это воистину так!) кошмарными сновидениями и гонимый ночными мстительницами, уже за два дня до этого ⁴⁷ покинул дворец, добровольно переселившись с женой и сыном ⁴⁸ в частный дом, чтобы ты, ожидаемый в течение столь долгого времени, вступил в эти священные покои после их долгого очищения и принесения искупительной жертвы. 6. Настолько трезво оценил он обстановку и заранее подчинился тебе, хотя и поднял против тебя оружие: ведь, уйдя из дворца, он уже отказался от власти!

XVII. Таким образом, при первом же взгляде на твое величие и при первом же натиске твоего столь часто побеждавшего войска, все остальные враги, приведенные в ужас, обращенные в бегство и запертые на узком Мульвиевом мосту ⁴⁹, без раздумий бросились в реку, так что наконец-то уменьшили сечу, утомившую руки твоих воинов; что же касается главных вдохновителей этого разбоя, то они, не имея надежды на прощение, покрыли своими телами выбранное для сражения место. 2. После того как Тибр поглотил преступников, тот же самый Тибр затянул в водоворот вместе с конем и знаками воинских отличий и его самого ⁵⁰, тщетно пытавшегося спастись по отвесному противоположному берегу, чтобы не возникло никаких слухов о том, будто это столь гнусное чудовище приняло смерть от меча или копья какого-нибудь доблестного мужа. 3. И хотя стремительно катившая свои воды река унесла прочь тела и оружие остальных врагов, она оставила на том же самом месте, где он погиб, его труп, чтобы римскому народу не пришлось долго сомневаться в случае возникновения слухов о том, будто бегством удалось спастись тому, доказательств смерти которого искали.

XVIII. Священный Тибр, ты, кто некогда предупредил пришельца Энея, а затем спас подброшенного тебе Ромула ⁵¹, ты не мог терпеть, чтобы в течение долгого времени жил Лже-Ромул и чтобы убийца города спасся вплавь. Ты, кто кормит свой Рим, доставляя ему продовольствие, кто защищает его, обтекая городские стены, ты (вполне) заслуженно захотел принять участие в победе Константина таким образом, чтобы он низверг в твои воды своего противника, а ты убил его. 2. А ведь ты не всегда бываешь бурным и стремительным, но, если необходимо, можешь быть и спокойным. Будучи спокойным, ты I доставил обратно вооруженного Коклеса; твоим тихим волнам доверилась дева Клелия ⁵²; а сейчас, неукротимый и бурный, ты поглотил врага государства и, чтобы твое послушание [264] было очевидно, отдал назад исторгнутый тобою труп. 3. Итак, после того как нашли и растерзали его мертвое тело, весь римский народ воспылал радостью и мщением, и по всему городу, везде, где проносили насаженную на копье голову этого нечестивца ⁵³, не прекращались издевательства; причем, поскольку во время триумфа разрешаются насмешки, смеялись и над тем, кто нес его голову, хотя он получал оскорбления, заслуженные другим.

XIX. Но зачем же мне приводить эти насмешки здесь? Как я слышал, куда бы ни направлялась, с трудом прокладывая себе путь, твоя божественность, всюду, казалось, двигались сами крыши и еще выше поднимались кровли домов: таково было стечение народа и обилие сенаторов, которые подталкивали тебя вперед и одновременно задерживали тебя. 2. Тех, кто видел тебя в непосредственной от себя близости, называли счастливчиками люди, находившиеся сзади; те, мимо кого ты проехал, были недовольны своими местами. Все поочередно или спешили подойти к тебе поближе, или следовали за тобой; бесчисленные колышущиеся толпы людей толкали друг друга, пытаясь пробиться в разные стороны, и удивлялись, что после ужасной резни, продолжавшейся в течение шести лет, уцелело такое количество народа. 3. А некоторые даже осмеливались просить, чтобы ты задержался, и жаловаться, что ты так быстро добрался до дворца, а после того, как ты вошел в него, отваживались не только следовать за тобой взглядом, но и чуть ли не вступать на священный порог. 4. Затем, заполнив все дороги, по которым ты уезжал, они ждали, высматривали, желали и надеялись, так что казалось, будто они осаждали того, благодаря чьей осаде были освобождены. 5. И пусть наилучший оратор гордится (и притом заслуженно) тем, что возвратился на родину, несомый на плечах Италии ⁵⁴: тебя же, Константин, куда бы ты ни отправлялся, и в тот день, и в последующие сенат и римский народ еще и жадно провожал глазами ⁵⁵. 6. И в дни гладиаторских игр и других состязаний люди не могли смотреть ни на кого, кроме тебя; на то. каково было сияние твоих глаз, какое величие присуще было всему твоему телу, какое достоинство было написано на твоем челе. Все радовались тому, что затягиваются представления, и приветствовали хорошо знакомых им актеров лишь потому, что те старались выказать свое искусство в твоем присутствии.

XX. А что я могу сказать о твоих выступлениях и действиях в курии? Ими ты возвратил сенату былое влияние; ты не поставил себе в заслугу спасение, которое он обрел благодаря тебе; ты поклялся, что в глубине своего сердца ты всегда будешь помнить о нем. 2. Я мог бы сказать еще больше о твоих божественных речах, о милости, скорее предоставленной, чем вымоленной у тебя, если бы не предпочел обойти молчанием речи, спеша перейти к прославлению поступков. И хотя нам неизвестны произнесенные тобой в сенате слова, слава твоего милосердия открыла, каковы они были. 3. О Рим, наконец-то счастливый победой в гражданской войне! Некогда в тебя ворвался неистовый Цинна и гневный Марий, которые не насытились убийством одного лишь консула Октавия ⁵⁶, но, уничтожив тех, кто составлял цвет города, оставили примеры, которым последовал тот, кого ты терпел в течение шести лет. 4. Затем у Коллинских ворот для тебя одержал победу Сулла, которого могли бы назвать Счастливым, если бы он не мстил столь жестоко: но ведь он заполнил форум головами многих твоих жителей ⁵⁷. Константин же, закончив сражение, тотчас же прекратил и наступающий после победы произвол; он не позволил, чтобы мечи были хотя бы обнажены для убийства тех, кого ты требовал наказать ⁵⁸.

XXI. Тот же Сулла уничтожил на Марсовом поле сдавшийся ему и разоруженный легион [265] и убедил потрясенный стонами умирающих сенат не бояться того, что было сделано по его приказу ⁵⁹. 2. А этот победитель не только врагов, но и своей победы, сохранил для тебя (Рима) всех уцелевших в войне солдат. Ибо для тебя опять сражаются те, кого он, лишив их нечестивого оружия, вновь вооружил против врагов-варваров. 3. Уже забыв о наслаждениях Большого цирка и театра Помпея, и о прославленных купальнях, они дают отпор врагу на Рене и Данувии ⁶⁰, стоят на страже, подавляют мятежи; наконец, они, побежденные в гражданской войне, соревнуются со своими победителями в сражениях с врагом. 4. И это не может показаться удивительным, ибо своим примером, император, ты каждого воина делаешь наихрабрейшим. 5. Ведь устав от сражений и будучи переполнен победами, ты не предался, как велит природа, отдыху и покою, но продолжая тот натиск, в результате которого ты вернулся в свои Галлии, дошел до границ Нижней Германии ⁶¹ и после годичной экспедиции (подумать только, как много времени понадобилось, чтобы пройти столь небольшое расстояние!) тотчас же начал войну {на всем пространстве) от Тибра до Рена. Мало того, в соответствии с предзнаменованием, таящимся в сходстве названий, и величием твоей, император, души, ты намеревался раздвинуть пределы государства от тускской Альбулы до германской Альбы ⁶².

XXII. Так что же это за столь продолжительное рвение? Что за божественность, усиливающаяся непрерывным движением? Ведь все имеет перерывы. 2. Поля отдыхают под паром; говорят, что иногда останавливаются реки; само солнце отдыхает по ночам – ты один, Константин, неутомимо ведешь одну войну за другой, одерживаешь победу за победой. Подобно тому, как уходит из памяти воспоминание о прошедших делах, если они не продолжаются в настоящем, и ты полагаешь, что не победил, если не продолжаешь побеждать. 3. Перемирие было нарушено ненадежным и вероломным варварским племенем ⁶³, и, так как (его предводители) ввиду своей мощи и храбрости были избраны руководителями вторжения, было объявлено, что это оно угрожает Рену. Ты тотчас же отправился навстречу и устрашил их своим присутствием, так что они не отважились переправиться через реку. 4. И казалось даже, будто ты действуешь вопреки своим желаниям, ибо, поскольку наступление было остановлено, не было повода для победы; тем не менее, приняв неожиданное решение об отступлении (5) (ибо был распущен ложный слух о еще большем мятеже на границе Верхней (Германии)), ты предоставил этим глупым и диким людям возможность вторгнуться в наши пределы, тайно оставив военачальников, чтобы они напали на врагов, считавших, что они находятся в безопасности. 6. Поэтому когда они вступили в наши области, твой план увенчался успехом. После того, как все русло Рена было заполнено судами, ты, спустившись вниз по течению, опустошил их территорию, их печальные и скорбные жилища и нанес такое сокрушительное поражение этому вероломному племени, что едва ли от него сохранится хотя бы имя.

XXIII. А сейчас идите на нас, если вам угодно, все варварские племена, и совершайте губительные для вас попытки: пример у вас есть. 2. Ибо хотя наш император принимает заверения в послушании со стороны дружественных ему царей, и славу победы увеличивает само то, что его боятся и почитают знатнейшие цари ⁶⁴, все же он радуется, что слава его доблести увеличивается всякий раз, как ему бросают вызов. 3. Ведь что может быть прекраснее этого триумфа, при котором для нашего удовольствия используется даже смерть врагов; триумфа, который увеличивает великолепие праздничных игр уцелевшими от разгрома варварами и бросает на растерзание зверям такое количество пленных ⁶⁵, что неблагодарные и вероломные люди от насмешек над собой испытывают не меньше горя, [266] чем от самой смерти? 4. Вот почему они, даже имея возможность отсрочить смерть, спешат умереть и подставляют свои тела смертельным ранам. По одному этому ясно, как велика победа, одержанная над людьми, которые так мало ценят свою жизнь.

XXIV. Легко побеждать робких и неспособных к войне, тех, кого рождают прекрасная Греция и изнеженный Восток, кто с трудом терпит легкие паллии ⁶⁶ и шелковые одежды, носимые для защиты от солнечных лучей, и кто в случае опасности забывает о свободе и молит о том, чтобы им было позволено жить в рабстве. 2. Но сколько усилий требуется, чтобы победить или захватить римского воина, такого, каким его сделала военная дисциплина и закалила верность воинской присяге, или свирепого франка, наполняющего свой желудок одним лишь мясом диких зверей и презирающего свою жизнь из-за ее убожества? Это совершил ты, император: недавно в Италии, а вскоре после того – в самих варварских землях. 3. Таким образом, все без исключения виды войн и все люди подчиняются одному лишь тебе; тебе присуши все проявления доблести, о которых испокон веков хранит память история. 4. Однако ты превзошел деяния не только древних диктаторов, консулов, наконец, великих принцепсов, но и совсем недавние и прекраснейшие подвиги своего божественного отца (ибо стыдно сравнивать с тобой других (правителей) недавнего времени); (деяния) самого, я повторяю, божественного Констанция ты возвеличил еще больше своими славными подвигами, совершенными уже в первое пятилетие твоей власти!

XXV. Возможно, ты выслушиваешь мои слова против своей воли, император, однако пока мы говорим, он (Констанций) радуется с небес и, уже давно вознесенный к звездам ⁶⁷, до сих пор возвеличивается в сыне и поднимается по ступеням твоей славы. 2. Он освободил Батавию, изгнав врага-чужеземца, а тебе сдались исконные жители отдаленнейших варварских стран ⁶⁸. Он на кораблях пересек Океан, а ты – завоевал и Альпы своими сухопутными войсками, и италийские порты – своим флотом ⁶⁹. Он освободил от плена Британнию, а ты – известнейшие острова Африканского моря, бывшие провинциями римского народа ⁷⁰. Да простит это, я повторяю, сам божественный Констанций! 3. Но что я могу сравнить с Италией, Африкой, Римом? 4. Итак, Константин, сенат по заслугам посвятил тебе недавно статую, изображающую тебя в виде бога ⁷¹, а затем Италия – щит и корону, целиком сделанные из золота, чтобы хоть в какой-то мере воздать тебе то, чего, как они понимают, ты достоин. Ибо и сейчас, и всегда будет положена золотая статуя твоей божественности, щит – твоей доблести, а корона – благочестию.

XXVI. Вот почему, верховный творец всего, тебя, кто имеет столько имен, сколько говорящих на различных языках народов ты захотел создать (ибо мы не можем знать, каким именем ты хочешь называть себя сам); тебя, кто является то ли некоей силой и божественным разумом, который, будучи разлит по вселенной, перемешивает стихии и без всякого толчка какой-то внешней силы движется по своим собственным законам, то ли некоей мощью, находящейся над всеми небесами и с самой высокой точки взирающей на это творение своих рук, – тебя, я повторяю, мы молим и просим о том. чтобы ты сохранял нашего принцепса в течение всех веков. 2. Ибо для такой доблести и такого благочестия недостаточно самого продолжительного времени, какое имеет человеческая жизнь. 3. Кроме того, тебе несомненно присуща высшая справедливость и высшая власть; и точно так же, как тебе следует желать того, что справедливо, нет причин в чем-либо отказывать: ведь ты можешь все. Ибо если ты не можешь должным образом наградить тех, кто заслужил этого, то (значит) тебе не хватает или власти или справедливости. 4. Итак, сделай же, чтобы то прекрасное, что ты дал человеческому роду, сохранилось навечно, и чтобы в течение всех веков Константин жил на земле. 5. Ибо, непобедимый император, хотя твое [267] божественное потомство ⁷² уже отвечает чаяниям государства и есть надежда, что впоследствии оно будет еще многочисленнее, все же (наши) потомки будут действительно счастливы лишь в том случае, если после того, как ты доверишь управление всем миром своим детям, ты все равно для всех останешься верховным императором.

Комментарии

1. Произнесен неизвестным оратором в конце лета – начале осени 313 года в г. Августа Треверов (совр. Трир).

2. Соответственно в Риме и Трире.

3. Сведений о других речах оратора не сохранилось.

4. Автор панегирика был жителем Галлии и, возможно, галлом по происхождению.

5. Традиционный мотив о недостаточных ораторских способностях панегириста: ср. III.1; IV. 1; V. 1; 3. 1; VII. 1. 1-3; VIII. 1. 4; X. 1. 1; XI. 1; XII. 1 (здесь и далее в примечаниях римская цифра отсылает к номеру панегирика в сборнике, а арабские – к главе и параграфу).

6. Намек на недавнюю гражданскую войну между Константином и Максенцием.

7. Имеется в виду поход Константина из галльских провинций через Альпы на Рим. где правил Максенций. Этот поход следует датировать, скорее всего, началом 312 г.

8. Намек на шестилетнее правление Максенция в Риме (306-312 гг.).

9. Панегирист неоднократно подчеркивает, что Константин первым начал войну с Максенцием (h. l.; IX. 5. 2; 7. 2). В то же время данные источников на этот счет разноречивы: Лактанций (De mort. peis. 43. 3) и Зосим (II. 14. 1) говорят, что войну развязал Максенций, мстя за смерть своего отца, Максимиана Геркулия. Назарий. автор панегирика 321 г., утверждает, что Константин хотел избежать гражданской войны и старался заключить мир с Максенцием, но действия последнего вынудили его начать военные действия (X. 8. 1; 9. 3; 10. 3; 13. 4; ср. также: Eutrop. X. 3; Zonar. ХІII. 8). Сообщения Назария и Евтропия, видимо, ближе к истине и не опровергают, а уточняют данные панегирика 313г.

10. quiescentibus cunctantibusque tunc imperii tui sociis. – Говоря о «союзниках», панегирист имеет в виду августов Востока Лициния и Максимина Дайю, которые были заняты собственной борьбой за раздел власти после смерти Галерия в 311 г. и открыто не вмешивались в конфликт Константина и Максенция. Панегирист, однако, намеренно неточен, так как союзником Константина в то время можно было назвать лишь Лициния, с которым был заключен союз, скрепленный его помолвкой с сестрой Константина Констанцией (Lact. De mort. pers. 43. 3).

11. Для панегириста характерно нарочито туманное обозначение некоей «высшей силы», покровительствующей Константину: deus, praesens maiestas (2. 4), mens diuina (2. 5; 16. 2), diuinum numen (4. I), illa ratio (4. 2), diuinum consilium (4. 5), deus ille mundi creator et dominus (13. 1), summus rei stator, quaedam uis mensque diuina, aliqua supra omne caelum potestas (26. 1).

12. Совр. p. Рейн.

13. По словам панегириста, стотысячной армии Максенция противостояли много меньшие силы Константина (h. l.; IX. 3. 1; 4. 2; 5. 2), не превышавшие сорока тысяч человек (5. 1), что составляло четверть всей его армии (ср. Lact. De mort. pers. 44. 2). Зосим дает другие цифры – девяносто восемь тысяч человек у Константина и сто восемьдесят восемь тысяч у Максенция (Zos. II. 15. 1-3), что, вероятно, является преувеличением. В то же время численность всей армии Константина, видимо, была сопоставима с численностью армии Максенция, поскольку четверть воинства Константина во всяком случае насчитывала менее сорока тысяч человек.

14. В 306 г. август Галерий послал своего соправителя Флавия Севера с большой армией против Максенция. годом ранее провозгласившего себя в Риме императором. Максимиан Геркулий, призванный Максенцием на помощь, переманил большинство солдат Севера, ранее служивших под его началом, на свою сторону; в результате Север был вынужден сдаться на милость Максимиана и Максенция и был ими убит.

15. После похода Севера весной 307 г. начался поход Галерия (его полное имя – Гай Галерий Валерий Максимиан), который привел с собой еще более сильное войско и дошел до Рима. Однако большая часть воинов Галерия также перешла на сторону противника, а остальные колебались; поэтому Галерий был вынужден уйти из Италии.

16. Намек на попытку Максимиана сорвать пурпурную мантию с плеч своего сына Максенция. Попытка окончилась неудачей, и Максимиан был вынужден уехать в Галлию к Константину (ср. Lact. De mort. pers. 28. 2-3; 29. 1; Zonar. XII. 33; Eutrop. X. 3).

17. Тысяча шестьдесят лет – время, прошедшее от легендарного основания Рима (754 г. до н.э.) до провозглашения Максенция императором (306 г.).

18. На протяжении всей речи Максенций ни разу не назван по имени, а лишь иносказательно и очень оскорбительно: monstrum illud (h. l.), miles infelix (7. 1), portentum illud (14. 2), homo uilissimus (14. 2), stultum et nequam animal (14. 3), homo nefarius (16. 2), uernula purpuratus (16. 3), deforme prodigium (17. 2), falsus Romulus (18. 1), hostis rei publicae (18. 2), caput ille peculiare (18. 3).

19. erat ille Maximiani suppositus... filius – Максенций являлся сыном Максимиана и сириянки Евтропии (II. 14. 1; Aur. Vict. Caes. 40. 5; [Aur. Vict]. Epit. 40. 12; Oros. VII. 28. 5; Lact. De mort. pers. 18. 9; Eutrop. X. 2. 3; Anonym. Vales. 3. 6; Zos. II. 9. 2). Версия о его внебрачном рождении появилась лишь после разрыва Константина с династией Геркулиев и, возможно, была им инспирирована.

20. nomine ipso abusiua appellatione mutilato – слова довольно трудны для понимания. Скорее всего, оратор употребляет глагол mutilare «обрезывать, укорачивать, уменьшать» в данном контексте для того, чтобы усилить впечатление от нарисованого им карикатурного портрета Максенция, который действительно был непохож на крупного, величественного Максимиана (ср. Lact. De mort. pers. 18. 9; [Aur. Vict]. Epit. 40. 14).

21. Тенденциозность панегириста очевидна. Что касается «целомудренности» Константина (об этом же см. VI. 4. 1), то многие источники утверждают, что до своей свадьбы с дочерью Максимиана Геркулия Фаустой в марте 307 г., чему посвящен pan. lat. VI, Константин был женат или жил вне брака с некоей Минервиной, от которой имел сына Криспа ([Aur. Vict]. Epit. 39. 1; 41. 4; Zos. II. 20. 2; Zonar. XIII. 2). С другой стороны, многие источники говорят о необыкновенном сладострастии Максенция (X. 14. 2; Aur. Vict. Caes. 40. 19; Euseb. VC. 33. 1-2; idem. Hist. eccl. VIII. 14. 2; Zonar. XII. 33; Socr. I. 1.2; 2. 7), однако следует учитывать, что за исключением Аврелия Виктора все это – христианские авторы, ненавидевшие язычника Максенция.

22. В магии и колдовстве обвиняют Максенция и другие источники (Euseb. Hist. eccl. VIII. 14. 5; idem. VC. I. 36; Zonar. XIII. 8), однако это может быть очередным преувеличением христианских авторов; известно, что Максенций был приверженцем староримской религии и римских традиций вообще: например, он носил титул Pontifex Maximus (CIL IX. 6059; 6066; XI. 6957).

23. Об этом же см.: X. 8. 3; 31. 1; 33. 1: Eutrop. X. 4. 3; Aur. Vict. Caes. 40. 24; Zonar. XII. 33; Euseb. Hist, eccl. VIII. 14. 4; X. 6. 7; idem. VC. I. 35; Socr. I. 2. 7; CTh. X. 10. 2; XVI. 2. 1. 7.

24. Намек на установленное при Сервии Туллии различие в экипировке воинов в соответствии с принадлежностью их к различным разрядам (классам) на основе имущественного ценза.

25. Город Сегусий (совр. Suse). – Подробнее см.: X. 17. 3; 21. 1: 22. 2.

26. Намек на осаду и взятие г. Гомфы Гаем Юлием Цезарем, что вызвало капитуляцию всех остальных городов Фессалии, кроме Лариссы.

27. Graeculos homines adortus est.

28. Область в окрестностях совр. Турина. – Описание битвы очень отличается от ее изображения панегиристом 321 г. (X. 22. 2-4).

29. Уникальное свидетельство о тактике Константина в этом сражении (ср. X. 22-23).

30. Совр. Милан.

31. Видимо, речь идет о событиях весны 285 г., когда император Карин убил в сражении выступившего против него correctorem Venetiae М. Аврелия Юлиана ([Aur. Vict]. Epit. 38. 6).

32. Колонию Верона вывел Помпей Страбон. отец Гн. Помпея Великого (lex Pompeia de Gallia citeriore 89 г. до н.э.). Руриций Помпеян – префект претория Максенция, погибший в описываемом сражении (о нем же см. IX. 8. 3; X. 25. 4, 7).

33. Совр. р. Адидже.

34. Намек на победу Константина над кавалерией Максенция, вышедшей на помощь веронцам из Бресции (совр. Брешия). См. также: X. 25-26; Anonym. Vales. 4. 12; Avr. Vict. Caes. 40. 20.

35. Ксеркс наблюдал за сражением у Саламина (сентябрь 480 г. до н.э.) с холма в Аттике (Herod. VIII. 90).

36. В морском сражении у мыса Акций 2 сентября 31 г. до н.э. решающую победу над М. Антонием одержал полководец Октавиана Августа М. Випсаний Агриппа.

37. Что имеет в виду панегирист, не известно.

38. Город на востоке совр. области Венеция. О капитуляции Аквилеи говорит и Назарий (X. 27. 1).

39. omni cis Padum Italia – по отношению к оратору, произносившему речь в Трире, Северная Италия была Циспаданской, по отношению к Риму – Транспаданской. Пад – совр. р. По.

40. Максенций боялся покинуть Рим, поскольку, по предсказанию оракула, должен был погибнуть после выхода из городских стен.

41. Саллюстиевы сады (северо-восточная часть Рима) названы по имени их первого владельца, историка Гая Саллюстия Криспа; в 21 г. до н.э. они стали государственной собственностью. – Утверждение о полной бездеятельности Максенция является ораторским преувеличением. Ср. X. 35. 4; Aur. Vict. Caes. 40. 26.

42. breuissimum per Venetos iter est – в рукописи содержится слово eos, отредактированное издателем Ливинеем и сохраненное в издании Эд. Галлетье как Venetos, в то время как в издании Арнтцена предложено чтение Veios (Panegyriques latins. Т. 2. P., 1952. P. 135).

43. Кв. Фабий Максим (Кунктатор), римский полководец периода Второй Пунической войны (218-201 гг. до н.э.), придерживался тактики изматывания сил Ганнибала в мелких стычках и уклонения от решительного сражения; он был противником наступательной стратегии Сципиона.

44. В связи с обострением голода в Риме в первой половине 311 г. Максенций напал на африканские провинции и после их завоевания издал указ о разграблении Карфагена (Aur. Vict. Caes. 40. 19). Под островами имеются в виду Сицилия и Сардиния.

45. Максенций пришел к власти 28 октября 306 г., следовательно, шестилетие его правления завершалось 28 октября 312 г.

46. Здесь и далее (IX. 17-18) описывается решающее сражение Константина и Максенция, завершившееся на Мульвиевом мосту 28 октября 312 г. (ср. Aur. Vict. Caes. 40. 23; Lact. De mort. pers. 44. 4-9; Eutrop. X. 4. 3; Lib. Or. LIX. 20; Socr: I. 2).

47. Максенций покинул Палатинский дворец 26 октября, вопросив гаруспиков об исходе битвы с Константином. Узнав из Сивиллиных книг, что погибнет враг государства, он отнес эти слова к Константину и выехал из Рима к своему войску (Lact. De mort. pers. 44. 8-9; Zos. II. 16. 1; Zonar. XII. 1).

48. Максенций был женат на дочери Галерия Валерии Максимилле, от которой имел сыновей Валерия Ромула (к тому времени уже умершего) и еще одного, не известного по имени, о котором говорится здесь (Lact. De mort. pers. 18. 9; 26. 6; 27. 3; [Aur. Vict]. Epit. 40. 14; Anonym. Vales. 3. 7 etc.).

49. По свидетельству ряда источников, Мульвиев мост был занят воинами Константина, и бегство солдат Максенция проходило по выстроенному по его приказу мосту из поставленных вплотную друг к другу судов: [Aur. Vict]. Epit. 40. 7; Euseb. Hist. eccl. IX. 9. 5-6; Zos. II. 15. 6.

50. Об этом же см. X. 30. 1; Zos. II. 16. 6; Euseb. VC. I. 37-38; idem. Hist. eccl. IX. 9. 5-7; Oros. VII. 28. 16; Zonar. XIII. 12; Anonym. Vales. IV. 12. Cp. [Aur. Vict]. Epit. 40. 7.

51. Намек на сон Энея, во время которого ему явился бог реки Тибр и посоветовал отправиться на Палатин, чтобы просить помощи у царя этих мест – аркадца Эвандра (Verg. Aen. VIII. 31-65). По преданию, царь Альбы Лонги Амулий приказал бросить в Тибр божественных близнецов Ромула и Рема, опасаясь их будущего мщения за то, что он сверг их деда Нумитора. Тибр вынес братьев на берег, где они были вскормлены волчицей.

52. Коклес и Клелия – легендарные римские герои периода борьбы римлян с этрусским царем Порсенной, которым Тибр помог спастись от казавшейся неминуемой гибели.

53. Об этом же см. X. 31. 4-5.

54. Цицерон после возвращения из ссылки в сентябре 57 г. до н.э. заявил в своей речи: me... Italia cuncta paene suis humeris reportauit (Post redit. 15).

55. te, Constantine, senatus populusque Romanus... et oculis ferre gestiuit. – Дословный перевод фразы («страстно стремился нести тебя глазами») невозможен.

56. Воспоминание о гражданской войне 88-82 гг. до н.э. – После антисулланского переворота в Риме в 87 г. Л. Корнелий Цинна и Г. Марий начали резню своих политических противников, в числе которых одним из первых погиб коллега Цинны по консульству Г. Октавий.

57. После победы Л. Корнелия Суллы в 83 г. до н.э. у Коллинских ворот над марианцами началась жестокая расправа, сопровождавшаяся бесчисленными убийствами и казнями.

58. После вступления в Рим Константин казнил лишь жену и сына Максенция, а также его ближайших сподвижников. Посаженные Максенцием в тюрьму были освобождены, сенаторы восстановлены в правах, а все бывшие солдаты Максенция включены в армию Константина (IX. 21. 2-3; X. 31. 1; Zos. II. 17. 3; Aur. Vict. Caes. 41.3: Euseb. Hist. eccl. IX. 9. 11).

59. После победы Суллы над марианцами на Марсовом поле были, в частности, перебиты несколько тысяч пленных самнитов, сторонников Мария. Когда крики избиваемых достигли храма Беллоны, где заседал сенат, Сулла призвал сенаторов хранить спокойствие, объяснив, что по его приказу наказывают нескольких мерзавцев (Plut. Sulla 30).

60. Совр. р. Дунай.

61. Константин покинул Рим в конце января 313 г., отправившись в Милан на свадьбу своей сестры с Лицинием. В начале апреля он снова был на Рейне для борьбы против франков.

62. Альбула – древнее название Тибра; Альба – совр. р. Эльба.

63. Ср. X. 17-18. 1.

64. amicorum regum... a nobilissimis regibus, – вероятно, речь идет о вождях германских племен.

65. По окончании похода Константина против франков (IX. 21-22) в Трире были устроены гладиаторские игры, сопровождавшиеся жестокими казнями пленных.

66. Паллий – римская мужская верхняя одежда, сделанная из шелка, льна или шерсти.

67. uocatus ad sidera. – Об этом же говорится и в речи 310г. (VII. 7. 2-3).

68. Намек на изгнание франков, союзников Караузия, с земель батавов (IV. 7. 4; 8; V. 18. 3; VI. 4. 2; VII. 5. 3) и, вероятно, на разгром германцев (IX. 22-23).

69. Намек на экспедицию Констанция в Британнию (IV. 9. 5; V. 18. 3; VI. 4. 3; VII. 5. 4-6) и на морские операции Константина, призванные блокировать усилия Максенция по доставке военных подкреплений и продовольствия из Африки в Рим (IX. 16. 1).

70. Об освобождении Британии см. IV. 17-20; острова – Сицилия и Сардиния.

71. Ср. Euseb. Hist. eccl. IX. 9. 10-11; Aur. Vict. Caes. 40. 28.

72. В 313 г. «божественное потомство» (diuina suboles) Константина ограничивалось сыном Криспом.

(пер. А. Ю. Шабага)
Текст воспроизведен по изданию: Panegyrici latini. Латинские панегирики // Вестник древней истории, № 2 (221). 1997