ПРЕДИСЛОВИЕ

В Советском Союзе исключительно велик интерес к истории и культуре народов стран Азии и Африки. Это и понятно. В Программе КПСС указывается: “мир переживает эпоху бурных национально-освободительных революций... Мощный вал национально-освободительных революций сметает колониальную систему, подрывает устои империализма. На месте бывших колоний и полуколоний возникли и возникают молодые суверенные государства. Их народы вступили в новый период своего развития. Они поднялись как творцы новой жизни и активные участники международной политики, как революционная сила разрушения империализма” (“Программа коммунистической партии Советского Союза. Принята XXII съездом КПСС”, М.,1961.).

Великий Октябрь открыл эру освобождения угнетенных народов. Полная и окончательная победа социализма в Советском Союзе и образование мировой социалистической системы создали исключительно благоприятные условия для торжества национально-освободительных революций и краха колониальной системы империализма.

Крепнут и плодотворно развиваются основанные на полном равноправии и взаимной выгоде отношения между Советским Союзом и вновь обретшими свою независимость государствами Азии и Африки.

Великая Октябрьская социалистическая революция, навсегда ликвидировавшая национальный и социальный гнет на территории бывшей Российской империи, обеспечившая возможность всестороннего и свободного развития всех народов братской многонациональной семьи Советского Союза, открыла и новый период в отношениях с государствами и народами Востока. Социалистическая держава, внешняя политика которой зиждется на ленинских принципах мирного сосуществования интернационализма и глубокого уважения к правам всех народов, больших и малых, с первых дней своего возникновения оказала активную поддержку боровшимся за независимость государствам Азии.

После Великой Октябрьской революции расцвела в нашей стране и поднялась на принципиально новую ступень востоковедная наука. Достижения ее неоднократно высоко оценивались советской научной и политической общественностью. За последние годы на ряде [6] международных научных конгрессов мировые научные круги, в том числе стран Азии и Африки, признали авторитет советского востоковедения.

Развивающееся на непоколебимой основе марксистско-ленинского учения советское востоковедение отличается строго объективным и творческим характером, проникнуто глубоким уважением к историческому прошлому народов Востока и горячей верой в их светлое будущее. Советские ученые изучают страны Азии и Африки по комплексному принципу — исследуют их современное политическое и экономическое положение, их языки и культуру, их историю с древнейших времен до наших дней, ставя в центр внимания изучение жизни народных масс — подлинных творцов истории, их борьбу за национальное и социальное освобождение. Они уделяют также большое внимание выявлению исторических корней дружбы между нашим народом и народами Азии и Африки и сложным, противоречивым путям, по которым развивалась эта дружба в условиях реакционного царского режима.

За годы советской власти наша археография накопила большой опыт публикации архивных источников по самым различным отраслям исторической науки, в том числе и по истории внешней политики и международных отношений. В первые же годы существования Советского государства была обнародована серия секретных дипломатических документов, разоблачающих империалистическую колониальную политику царской России и западных держав. Осуществлявшаяся с тех пор систематическая публикация архивных документов по внешней политике (например, многотомное издание “Международные отношения в эпоху империализма”; “Внешняя политика России XIX и начала XX века”, серия I, т. I) снискала советским изданиям этого рода почетную известность в научном мире. Однако названные выше публикации при всей своей ценности содержат лишь ограниченное число материалов, связанных с политикой держав в Азии вообще и в Юго-Восточной Азии в частности, или охватывают очень короткий отрезок времени. Такова, например, публикация материалов по колониальной политике и внутреннему положению в Сиаме (А. Попов, К истории возникновения русско-сиамских отношений, — “Новый Восток”, 1924, кн. 6, стр. 51—42.).

За последние годы вышли публикации документов по истории русско-индийских, русско-китайских и русско-монгольских отношений (“Русско-индийские отношения в XVII в. Сборник документов”, М., 1958; “Русско-китайские отношения 1689—1916. Официальные документы”, М., 1958; “Русско-монгольские отношения 1607—1636. Сборник документов”, М., 1959.).

Эти публикации несомненно содействуют изучению подлинной истории взаимоотношений России со странами Востока. Они кладут конец многим нарочитым концепциям, изображающим царскую Россию как главную и решающую силу реакции и колониальных вожделений в отношении народов Азии, от Ближнего до Дальнего Востока. Отнюдь не направленные на реабилитацию царизма, его колониальной деятельности и реакционной внешней политики, эти публикации позволяют [7] установить подлинную историческую перспективу, раскрывают действительные размеры и возможности царской колониальной политики, ее удельный вес в истории борьбы “великих” держав за колонии.

Продолжая традицию подобных публикаций, Институт народов Азии АН СССР и Главное архивное управление при Совете Министров СССР предприняли большую работу по выявлению в наших архивах всех материалов, относящихся еще к одному обширному району Востока, а именно к Юго-Восточной Азии. В результате было обнаружено значительное число ранее не публиковавшихся документов. В отличие от вышедших сборников документов, в которых преимущественно отражены непосредственные связи России с сопредельными странами, представленные в настоящем издании документы по Юго-Восточной Азии, характеризуют главным образом колониальную политику западноевропейских держав в этих районах, ее отражение в международных отношениях, и освещают отношение царского правительства и русской дипломатии к этой политике и порожденным ею конфликтам.

 * * * 

Выявленные документы относятся ко времени от второй половины XVIII в. до начала XX в., охватывая, таким образом, применительно к европейским странам период промышленного капитализма и начальный этап эпохи империализма — вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции. В настоящем сборнике вниманию читателей предлагается та часть документов, которая относится к периоду от 60-х годов XVIII в. до 60-х годов XIX в. включительно. В последующем будут опубликованы документы, освещающие политику держав в Юго-Восточной Азии в период завершения процесса становления империализма, территориального раздела мира и первых империалистических войн за передел колоний, а затем и в период сложившегося империализма и первой мировой войны.

Начальная граница публикации определяется изменением обстановки в Юго-Восточной Азии после Семилетней войны (1756—1763), в ходе которой немалая роль принадлежала борьбе за колониальные владения. В этой войне, положившей начало колониальной гегемонии Англии и надолго ослабившей колониальную экспансию Франции, в значительной мере были решены судьбы Индии, нанесен удар по монопольному господству голландской Ост-Индской компании в Индонезии, обнаружились все пороки и уязвимость испанского колониального управления Филиппинами. Последующие события мировой истории, прежде всего Французская революция и утверждение капитализма в передовых странах, сделали еще более острой борьбу этих стран за колониальные рынки. Попытки Голландии и Испании найти какие-то формы сохранения своего монопольного господства в колониях вызывали не только обострение их противоречий с Англией, но и в новой обстановке как бы, вновь воскрешали голландско-испанскую борьбу. Все эти события, [8] выходя за рамки локальных столкновений, оказывались в центре международных отношений и, естественно, привлекали к себе внимание царской России. Вместе с тем именно после Семилетней войны, в которой Россия принимала деятельное участие, русская внешняя политика значительно активизируется и усваивает новые, более эффективные методы дипломатии. С укреплением международного положения России, приобретшей решающий голос в европейских делах, заметно возросла роль внешней политики в государственных делах Российской империи. В этих условиях все возраставшее значение колониальной политики европейских держав в странах Юго-Восточной Азии стало привлекать более пристальное и напряженное внимание России. Этим и объясняется наличие в русских архивах материалов по истории Юго-Восточной Азии за рассматриваемый период.

Другим фактором, обусловившим наличие в архивах данных материалов, явилось возникновение в самой России со второй половины XVIII в. определенного интереса к странам Юго-Восточной Азии (прежде всего к Филиппинам и Индонезии) с целью установления с ними непосредственных торговых связей, интереса, который был вызван осуществлявшейся в это время русской колонизацией северной части бассейна Тихого океана (см. раздел VIII).

При этом на характере публикуемых документов сказывались такие обстоятельства, как, например, удельный вес той или иной страны Юго-Восточной Азии в системе колониальных интересов метрополии, роль данной европейской державы во внешней политике России и характер дипломатических отношений с ней, упорядочение (с начала XIX в.) русской дипломатической службы и, наконец, личные качества русских дипломатов — их опыт, связи, осведомленность, умение быстро ориентироваться в сложной политической обстановке и т. д. Естественно, что сам отбор фактов и событий из области колониальной политики и колониальных противоречий в известной мере предопределялся оценками их значимости со стороны дипломатических чиновников царской России. Однако совершенно бесспорно, что первоочередную роль играло здесь отношение к этим событиям правительственных кругов и общественности тех стран, где находились соответствующие представители России. Именно те события, которые волновали правящие классы метрополий и были связаны с обострением международных отношений и внутреннего положения, приковывали к себе внимание и русских дипломатов.

Только при учете совокупности указанных фактов можно объяснить особенности состава русских дипломатических документов — их неравномерное распределение по отдельным странам Юго-Восточной Азии в различные хронологические промежутки и их неодинаковую историческую ценность.

Если в пределах рассматриваемого периода наиболее полно и систематично (особенно с 20-х годов XIX в.) представлены документы о колониальной политике европейских держав на Индонезийском [9] архипелаге, то это объясняется, с одной стороны, интересом русской дипломатии к положению Нидерландского королевства в системе англо-французских противоречий в Европе, а с другой — особым значением для Голландии в этот период индонезийских колоний.

Сосредоточение в русских архивах исключительно ценных материалов о Филиппинах второй половины XVIII — первой трети XIX в. проистекает как из торговых интересов России, которая учредила здесь даже свое консульское представительство, так и из места Испанской монархии во внешнеполитических планах царизма в ту эпоху. Прекращение же в начале 30-х годов XIX в. нормальных дипломатических отношений с Испанией надолго положило конец какому-либо интересу русской дипломатии к Филиппинским о-вам.

Вместе с тем заметно меньшее количество материалов о колониальной политике в Бирме объясняется той незначительной ролью, которую в охваченный сборником период играла эта страна в отношениях между европейскими державами в Юго-Восточной Азии. Колониальное проникновение Англии в Бирму только начиналось, а Россия не проявляла еще такого пристального внимания к британскому продвижению на Восток, как это стало позднее, в период возникновения острых англо-русских противоречий на Ближнем и Среднем Востоке. Вместе с тем на ранних этапах экспансии в Бирму у Англии не возникало настолько острых столкновений с Францией и другими западными державами, чтобы они привлекли к себе внимание русской дипломатии.

Наконец, отсутствие в настоящем сборнике материалов по Индокитаю может быть понято, если учесть факт самоизоляции в этот период Сиама и других стран Индо-Китайского п-ова, что временно ограничивало интенсивное проникновение в этот район европейских держав. Единственное исключение — французские попытки использовать внутреннюю борьбу во Вьетнаме и выступить на стороне свергнутого народным восстанием тэйшонов феодального рода Нгуэнов — не нашло своего отражения в документах наших архивов. Очевидно, грандиозные события Французской революции и сложные перипетии международных отношений конца XVIII— начала XIX в. заслонили от русской дипломатии подписанный накануне революции в Версале франко-вьетнамский договор и возглавленное энергичным французским миссионером епископом Адранским вмешательство во внутриполитическую борьбу во Вьетнаме.

Помимо неопубликованной дипломатической и ведомственной переписки в данную публикацию включены также материалы, являвшиеся приложениями, которые пересылались при дипломатических донесениях для ориентации русского правительства. В качестве таких приложений фигурировали законодательные акты иностранных государств, вырезки из газет, политические памфлеты, листовки и тому подобные материалы. В подавляющем большинстве эти материалы, отпечатанные в свое время в небольшом числе экземпляров, являются уникальными изданиями не только для советских, но и для зарубежных книгохранилищ и архивов.[10] В качестве примера такого рода можно указать на полный текст эдикта 1785 г. о создании Королевской Филиппинской компании (док. № 227). Этот эдикт — очень важное и интересное свидетельство испанских попыток подойти к более интенсивному использованию Филиппин в интересах метрополии — публикуется на русском языке впервые. О редкости документа свидетельствует тот факт, что даже в наиболее полной 55-томной публикации документов по истории Филиппин Блейр и Робертсона (E.H. Blair and J.A. Robertson, The Philippine Islands (1493-1898), Cleveland, Ohio, 1907.) текст эдикта не содержится. Вместе с тем лишь ознакомление с полным текстом документа позволяет понять как характер и особенности испанской колониальной политики на Филиппинах в этот период, так и порожденный этим актом испано-голландский конфликт, также отраженный в документах наших архивов.

Ценность публикуемых материалов как исторических источников предопределяется объективно сложившимся в рассматриваемую эпоху положением России по отношению к странам Юго-Восточной Азии. Колониальные тенденции во внешней политике России, только со второй половины XVIII в. вступившей в полосу разложения феодально-крепостнического строя и активного вызревания капиталистических отношений, были выражены значительно слабее, нежели во внешней политике ряда европейских государств, внутреннее экономическое развитие которых уже с эпохи позднего средневековья толкало их на путь широкой колониальной экспансии.

В то время как колониальная политика западноевропейских держав (Португалия, Испания, Голландия, Англия) с самого начала отличалась морским, океаническим характером, колониальная политика Российской империи была преимущественно континентальной. Дальневосточное и тихоокеанское направления политики России играли в то время неизмеримо меньшую роль и находились в подчиненной зависимости от общей политической ситуации в Европе и “восточного вопроса”. Поэтому в отличие от западноевропейских держав, которые еще с XVI— XVII вв. стали проникать в Юго-Восточную Азию и основывать там свои колонии, Россия в этом крайне отдаленном от ее границ районе и подавно не могла иметь в рассматриваемый период никаких специфически колониальных интересов. Не говоря уже об ограниченных возможностях России для развития непосредственных связей со столь отдаленными районами, нельзя забывать, что все страны Юго-Восточной Азии в этот период либо уже являлись колониями европейских держав, отношения с которыми, даже чисто торговые, строго контролировались властью метрополии, либо, подобно Сиаму, до 40-х годов XIX в. были закрыты для европейцев. Слабость русских возможностей колонизации заокеанских территорий была продемонстрирована, в частности, широко известной судьбой русских владений в Америке и деятельностью Российско-американской компании. [11]

Публикуемые документы проливают известный свет на эту ограниченную возможность колониальной экспансии и развития торговых связей даже в том случае, когда они сулили выгоды сбыта русских товаров и более дешевого получения колониальных продуктов.

Характерно, что начиная с 30-х годов XIX в. попытки расширения торговых связей России с европейскими колониями в Юго-Восточной Азия исходили, как правило, не от России, а только лишь от стран-метрополий, рассчитывавших этим путем расширить сбыт своих товаров на русском рынке и обеспечить себе наиболее выгодные возможности получения русского сырья. Однако в правящих кругах России не нашли одобрения ни инициатива испанского правительства, предлагавшего России установить торговые связи с Филиппинами, ни предложение нидерландского правительства о заключении соглашения, предусматривающего регулярные поставки в дальневосточные владения России (Камчатку, Приморье) продовольствия из Индонезии. Такая же участь постигла предпринятые нидерландскими подданными с одобрения королевского правительства попытки создать русско-голландскую компанию по торговле с Индонезией (док. № 90, 91, 286—288) (См. также: АВПР, ф. Канц., д. 871, лл. 202, 203, 207.). Само по себе проявление подобной инициативы со стороны испанского и нидерландского правительств весьма примечательно, если учесть период, когда эти предложения делались.

Нидерланды, получившие после Венского конгресса свои колониальные владения в Индонезии, временно захваченные Англией, столкнулись с немалыми трудностями в извлечении доходов из эксплуатации архипелага. Конкуренция с опередившими Нидерланды в своем экономическом развитии державами, и в первую очередь с Англией, в обстановке, когда возврат к прежним монопольным методам Объединенной Ост-Индской компании был невозможен, затрудняла использование Индонезии как рынка сбыта. Поиски наиболее эффективных методов эксплуатации индонезийских ресурсов и населения еще не привели к ощутимым результатам. Между тем на доходы от колонии возлагались основные надежды как на источник средств для погашения государственного долга, для покрытия громадных расходов, связанных с подавлением народной войны на Яве и отделением Бельгии.

Попытки расширения торговых связей Индонезии с Россией были подсказаны поисками новых источников дохода. При этом нидерландская буржуазия, пытавшаяся в этот период бороться с проникновением иностранных товаров и капитала в Индонезию, трезво учитывала, что со стороны России ей не грозит опасность конкуренции и экономической экспансии. Очевидно, и испанское правительство, которое, как известно, лишь с большой неохотой, под дипломатическим и экономическим нажимом, вынуждено было приоткрывать двери в свою колонию европейским державам и США, имело в виду незаинтересованность России в экспансии на Филиппины и относительную экономическую ее [12] отсталость, когда в 1833 г. выступило с инициативой организации русско-филиппинской торговли.

Еще более показателен, с точки зрения отсутствия специфических колониальных интересов у России в Юго-Восточной Азии, более ранний кратковременный эпизод, связанный с учреждением российского генерального консульства в Маниле (см. раздел VIII).

Не скованные в отношении стран Юго-Восточной Азии ни скрытыми политическими намерениями, ни прямой тенденциозностью, дипломатические представители России, несмотря на свою классовую ограниченность, имели возможность освещать происходившие там события в относительно более беспристрастных тонах и давать им более трезвые и откровенные оценки.

Во многих случаях представители самодержавно-крепостнической России обнаруживали в своих оценках и комментариях колониальной политики (Нидерландов, Испании, Англии) куда большее, нежели, например, голландская буржуазия, понимание обреченности попыток цепляться в XIX в. за отжившие методы эксплуатации колоний, характерные для эпохи привилегированных монопольных компаний, обнаруживали трезвый учет международной обстановки и реального соотношения сил борющихся колониальных держав.

Это, конечно, не означает, что в оценке тех или иных событий или общественных явлений не сказывается классовая ограниченность царских дипломатов. Особенно показательна их солидарность с колонизаторскими интересами в борьбе против освободительных движений народов Юго-Восточной Азии. Бедственное положение колониальных народов, жестокости колониальной эксплуатации, борьба против колонизаторов сами по себе мало интересовали царских чиновников. А если и интересовали, то прежде всего с точки зрения их последствий для страны-метрополии, возможности их использования соперниками. Но именно поэтому представляются особенно важными их, пусть и немногочисленные, свидетельства и суждения по этим вопросам. Так, довольно характерны для отношения царской дипломатии к антиколониальному движению слова русского представителя в Гааге Мальтица в его донесении от 16/28 августа 1840 г.: “...досадно узнать, что существуют ростки недовольства среди 8-миллионного народа, который считали совершенно преданным голландскому правительству и который, открыв секрет своей силы, может поддаться искушению и добиться независимости” (док. № 102).

И если мы редко можем встретить у царских чиновников сочувствие этой борьбе, понимание ее смысла и целей, то многие сообщаемые ими сведения представляют несомненную ценность. При этом информация царских дипломатов, не заинтересованных в сокрытии многих фактов, весьма нелестных для колониальных хозяев, проливает зачастую свет на события, о которых предпочитала умалчивать официальная пресса и которые до сих пор замалчиваются в буржуазной историографии. [13]

***

Предлагаемые вниманию читателей документы, за малым исключением, печатаются впервые. Однако научная ценность настоящей публикации этим одним еще не ограничивается — ее значение состоит, как нам представляется, также в том, что она является во многих отношениях и первым в своем роде изданием. Ни в русских, ни тем более в зарубежных изданиях никогда не делалось попытки опубликовать материалы архивов, в том числе и архивов внешних сношений, относящихся к колониальной политике в Юго-Восточной Азии, с такой полнотой, систематичностью и за такой обширный период.

В многотомных изданиях дипломатических документов, появившихся в разное время в западноевропейских странах и США, конечно, можно найти некоторые материалы, характеризующие деятельность держав в их колониях. Но колониальная политика в этих изданиях занимает в общем незначительное и подчиненное место, она присутствует лишь в той мере, в какой была отражена в международных отношениях и дипломатии.

Имеющиеся специальные публикации, связанные с отдельными конфликтами в колониях (например, французские и английские официальные издания документов, относящихся к борьбе за Индокитайский п-ов в 80—90-х годах XIX в.) (“France. Ministere des affaires etrangeres. Documents diplomatiques.”, Paris, [Affaires du Tonkin”, vol. 2, 1883; “Affaires du Tonkin”, 1884; “Affaires du Chine et du Tonkin”, 1885; “Affaires du Siam et du Haut-Mekong”, 1893, 1896; “Affaires du Haut-Mekong et du Siam”(Livre jaune”), 1902]; “Great Britain, Foreign office, Correspondence affecting the affaires of Siam”, London, 1894.), неизменно преследуют цель обелить и оправдать политику соответствующего правительства и опять-таки концентрируют внимание на военно-дипломатических аспектах споров.

Известные английские “синие” и “белые” книги и другие издания подобного рода касаются отдельных периодов или событий, в связи с которыми они были изданы, при этом их ценность снижается все той же задачей, которую неизменно ставят перед собой их составители, — оправдать политику колонизаторов. Имеющиеся в зарубежных странах систематические публикации документов за значительный период обычно представляют собой издания договоров и соглашений. Не приходится спорить, что капитальный труд, начатый под руководством Хеереса и охватывающий все договоры, заключенные Голландской Ост-Индской компанией в Индонезии с первого появления голландцев и до ликвидации компании в 1800 г. (“Corpus diplomaticum Nederlando-indicum. Verzameling van politieke contrakten en verdere verdragen door de Nederlanders in het Oosten gesloten…Uitgegeven en toegelicht door I. E. Heeres”, de I — ‘s – Gravenhage, 1907.), представляет большую ценность для изучения этого аспекта голландской колониальной политики. Однако во всех подобного рода публикациях не отражаются, да и не могут в полной мере [14] отразиться, ни мотивы тех или иных соглашений, ни ход переговоров об их заключении, ни тем более последствия этих соглашений для народов Юго-Восточной Азии, внутренние процессы в стране в колониальный период и т. д.

Обширные публикации источников по истории Филиппин — 5-томная испанская (W. E. Retana, Archivo del bibliofilo Filipino, tt. I-V, Madrid, 1895-1905.) и 55-томная американская (E. H. Blair a. J. A. Robertson, The Philippine Islands (1493-1898), vol. 1-55, Cleveland, Ohio 1903-1909.) — дипломатических документов не содержат, не считая текстов некоторых международных договоров. При этом публикация Блейр и Робертсона дает все документы не в оригинале; а лишь в переводе на английский язык, что существенно снижает научную ценность издания (В библиотеках СССР, к сожалению, отсутствует редкая 15-томная публикация документов, относящихся к Филиппинам, изданная всего в 500 экземплярах: “Coleccion general y Catalogo de los documentos relativos a las islas Filipinas existentes en el Archivo de Indias de Sevilla”, vol. 1-15, Barcelona, 1921.).

***

Учитывая все вышесказанное и оценивая в целом публикуемые в данном томе документы, необходимо прежде всего отметить их значение для исследования конкретных особенностей колониальной политики различных держав в эпоху победы и утверждения капитализма. Общие закономерности эволюции колониальной эксплуатации и расширение охвата ею колониальных стран в связи с новыми требованиями, которые предъявляли капиталистические державы к колониям как источникам сырья и рынка сбыта промышленной продукции, выступают при этом с полной отчетливостью. Зависимость форм и темпов, в которых проявлялись эти общие закономерности, от уровня экономического развития метрополий и удельного веса промышленной буржуазии в определении колониальной политики в XIX в. наглядно прослеживается в публикуемых документах на примере деятельности Голландии в Индонезии или Испании на Филиппинах.

Судорожные попытки отставшей в своем экономическом развитии на рубеже XVIII и XIX вв. Голландии цепляться за сохранение привилегированной монопольной компании противопоставлены фритредерству Рафлза, отражавшему интересы английской промышленной буржуазии. Однако связанное с уровнем развития Голландии торжество “системы принудительных культур” могло лишь задержать неизбежный переход к новым методам эксплуатации, но не предотвратить его. Примечательно поэтому, что даже в этой феодально-крепостнической системе принудительных культур, в ее методах, определявшихся интересами монархии и торгово-финансовой олигархии Нидерландов, сказывались уже и попытки использования Индонезии не только как источника колониальных продуктов потребления, но и колониального сырья. Однако в полной [15] мере новые методы колониальной эксплуатации Индонезии стали возможны лишь тогда, когда требования мирового капиталистического хозяйства и интересы вскормленной на колониальной дани голландской промышленной буржуазии привели к ликвидации системы принудительных культур.

Поиски Испанией новых методов извлечения доходов от филиппинской колонии и их эволюция, связанная с потерей испанских колониальных владений в Америке, также свидетельствуют об экономической отсталости испанской реакционной монархии. Вынужденная отказаться от политики изоляции Филиппин, Испания не в силах была длительно противостоять проникновению в свою колонию более мощных и экономически развитых стран, в первую очередь Англии, а затем США. Вся противоречивая и непоследовательная политика испанских колонизаторов, все их стремления по-прежнему сохранить Филиппины как испанский заповедник были обречены на провал. Особенности колониальной эксплуатации Филиппин, всесилие алчных монашеских орденов, превратившихся в мощную силу на архипелаге, лишь обострили внутренние противоречия в испанской колонии, переплетавшиеся и с усилением борьбы держав за проникновение на острова.

Значение публикуемых документов состоит также в том, что они предоставят в руки историка, придерживающегося подлинно научной методологии, новые факты и аргументы для разоблачения различных фальсификаций истории колониальной политики в Юго-Восточной Азии, борьбы “великих” держав за колонии, национально-освободительного движения порабощенных народов. Известно, что за последние десятилетия в связи с распадом колониальной системы и ростом антиимпериалистической борьбы народов Востока в реакционной научной и политической литературе усилилась тенденция к приукрашиванию истории ранних этапов колониальной экспансии. Так, в Голландии появились работы, апологетически рисующие деятельность таких одиозных фигур, как Кун и Спеллман, известных своими кровавыми злодеяниями в Индонезии (H. T. Solenbrander, Jan Piterszoon Coen, ‘s-Granvenhage, 1934; F. W. Stapel. Kornelis Janszoon Spellman, ‘s-Gravenhage, 1936.). Не избежал приукрашивания колониальной политики и такой крупный историк, как Холл (Д. Холл, История Юго-Восточной Азии, М., 1958.), пытающийся обелить деятельность Англии в странах Юго-Восточной Азии.

Документы, относящиеся к Индонезии, занимают в сборнике наибольшее место и достаточно систематично и последовательно (особенно с 20-х годов XIX в.) освещают основные этапы и эволюцию методов голландской колониальной политики и колониального соперничества держав на Индонезийском архипелаге, начиная от англо-голландского конфликта 60-х годов XVIII в. и кризиса Ост-Индской компании и кончая крахом системы принудительных культур, период господства которой отражен в публикации весьма полно. [16]

Приводимые в документах факты и их оценки русскими дипломатами ясно показывают причины введения и последующего кризиса этой государственно-крепостнической системы колониальной эксплуатации. Последствия перекачки колониальной дани системой “колониального долга” и “активного сальдо” для развития производительных сил метрополии, для роста промышленности и усиления экономического и политического влияния промышленной буржуазии убедительно прослеживаются в документах. Вместе с тем русские дипломаты откровенно отмечают чудовищные последствия системы принудительных культур для индонезийского населения.

Несмотря на то что официальные чиновники царской России с явной враждебностью оценивают выступления голландской либеральной оппозиции и антиправительственные статьи либеральных “газеток”, донесения русских дипломатов в известной мере освещают объективные причины роста оппозиции и те силы, которые ее порождали. Материалы сборника подводят исследователя к пониманию неизбежности отказа от системы принудительных культур и перехода к новым методам эксплуатации, характерным уже для периода перерастания капитализма в его империалистическую стадию.

Некоторые события, отраженные в публикуемых донесениях русских дипломатов, более или менее широко освещены в работах и исследованиях зарубежных авторов. Это, например, полностью относится к подробным донесениям русского посольства в Гааге, касающимся положения в Ост-Индской компании и острой борьбы внутри правящих классов Нидерландов в связи с попытками ее реорганизации. Однако даже в данном случае не только многие детали, почерпнутые из не рассчитанных на опубликование бесед с крупными государственными деятелями, но и оценки русским послом внутреннего положения в стране, перспектив компании, взаимоотношений между правительством и компанией представляют несомненный интерес. Не всегда сведения, которыми располагали русские дипломаты или, во всяком, случае, которые они считали нужным сообщать в Петербург, были достаточно полными. Так, вряд ли только на основании публикуемых документов можно было бы воссоздать всю сумму обсуждавшихся спорных вопросов и длительные перипетии прерывавшихся англо-голландских переговоров, завершившихся подписанием Лондонского трактата 1824 г. Но это не так существенно, поскольку они неоднократно исследовались голландскими и английскими историками. Зато оценки русской дипломатией этого соглашения, а также правильное понимание дальнейшего развития англо-голландских противоречий, далеко не ликвидированных этим разграничением сфер влияния, несомненно интересны и для специалиста.

Приходится лишь с осторожностью относиться к традиционным убеждениям русской дипломатии, стремившейся видеть “руку Англии” в каждом антиголландском выступлении индонезийского населения, даже в таком мощном, как восстание под руководством Дипонегара (док. № 87). [17]

Документы, помещенные в части “Филиппины”, — бесспорно, одни из наиболее интересных в сборнике, Хотя они и не воссоздают картину колониальной экспансии и противоречий держав с такой полнотой, как документы в части “Индонезия”, тем не менее они освещают некоторые очень важные и малоизученные эпизоды колониальной политики Испании на Филиппинах и ее столкновений с другими державами.

Весьма подробные донесения относительно испано-английских споров и претензий, связанных с английским нападением на Филиппины в период Семилетней войны и с капитуляцией Манилы, представляют интерес как сообщаемыми фактами, так и, в особенности, оценками со стороны современников перспектив этого спора, соотношений сил на международной арене после Семилетней войны и некоторыми деталями, рисующими колониальные нравы XVIII в.

Ценные и обширные материалы публикации характеризуют и образование Королевской Филиппинской компании, и обострившиеся в связи с этим испано-голландские противоречия.

Ряд документов содержит свежие и интересные сведения, относящиеся к попыткам наполеоновской Франции поставить Филиппины под свой контроль, используя воцарение Жозефа Бонапарта на испанском престоле.

Наконец, значительную историческую ценность представляют богатые материалы о более чем 30-летней истории попыток установления русско-филиппинских торговых связей, об истории учреждения и кратковременной деятельности российского генерального консульства в Маниле — первого и в то же время единственного официального представительства России не только в Юго-Восточной Азии, но и вообще на Дальнем Востоке. Важно отметить, что весь комплекс событий, связанных с данным сюжетом, оставался до сих пор неизвестным зарубежным историкам, а в советской научной литературе получил освещение лишь после обнаружения в наших архивах соответствующих документов (А. Губер, А. Узянов, Г. Левинсон, А. Тартаковский, Колониальная политика западных держав в Юго-Восточной Азии в свете русских архивных источников, — “XXV Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР”, М., 1960; А. А. Губер, Филиппинская республика 1898 года и американский империализм, изд. 2, М., 1961, стр. 44—45.).

Документы, публикуемые в части “Бирма”, немногочисленны, но и они имеют существенный интерес как исторические источники. В них нашли свое отражение наиболее важные моменты английского проникновения в Бирму от первых экспансионистских устремлений Ост-Индской компании во второй половине XVIII в. до событий 1-й и 2-й англо-бирманских войн.

Следует отметить, что в документах данного издания почти не нашли своего отражения колониальные устремления буржуазии США в страны Юго-Восточной Азии. Они уже имели место в данный период, хотя и были первое время менее активными, чем устремления [18] “старых” колониальных держав. Для царских дипломатов, например, остались почти незамеченными такие факты, как усиление американского проникновения в Индонезию (прежде всего на Суматру), хотя общеизвестно, что именно под давлением США нидерландское правительство впервые вынуждено было пойти на учреждение иностранных консульств в своей колонии.

В этом сказывалась недооценка внеконтинентальных колониальных интересов американских экспансионистов. Эта недооценка и непонимание колониальных планов США сохранялись в представлениях европейских и японских дипломатов вплоть до завершения испано-американской войны и захвата Филиппин в 1898 г.

Вместе с тем нельзя пройти мимо и того обстоятельства, что борьба народов Юго-Восточной Азии за свое освобождение, которая, как уже указывалось, не привлекала, да и не могла привлечь к себе особого внимания царских дипломатов, оказалась сравнительно слабо освещенной документами настоящего сборника.

Между тем для народов Юго-Восточной Азии период, охватываемый документами данного сборника, был полон драматических событий. Колонизаторы силой оружия стремились поработить еще остававшиеся независимыми земли. Английские войска вели захватнические войны в Индонезии, вторглись в Бирму, заняли Сингапур; Франция захватила часть Кохинхины; голландские колонизаторы подчинили себе всю Яву и ряд других районов архипелага и продолжали захват новых территорий; Испания посылала одну за другой военные экспедиции для покорения мусульманских племен на юге Филиппин. На территориях, попавших под иго колонизаторов, значительно усиливалась грабительская эксплуатация местного населения. На смену эксплуатации колоний монопольными правительственными компаниями постепенно шла непосредственная эксплуатация их крепнущей торгово-промышленной буржуазией. Под влиянием этих процессов не только усиливался гнет старой, феодальной, эксплуатации, но и начали внедряться новые, капиталистические методы колониального грабежа.

Народы Юго-Восточной Азии героически сопротивлялись колониальным захватчикам. В рассматриваемый период освободительные восстания и войны вели народы Бирмы (1-я и 2-я англо-бирманские войны), Индонезии (восстание Дипонегара, сопротивление народов Суматры и Бали и др.), Филиппин (восстания в Илокосе, Тайябасе, на о-ве Самар и в других районах). Значительный отзвук имели в Юго-Восточной Азии освободительные движения в соседних великих странах — восстание тайпинов в Китае и народное восстание 1857 г. в Индии.

Хотя некоторые из этих событий и нашли свой отзвук в публикуемых документах, содержащих немалое число сведений об антиколониальной борьбе в Индонезии и Бирме, тем не менее ясно, что освободительное движение отразилось в них явно недостаточно, особенно, если учесть тот размах, который это движение имело в действительности. [19]

* * * 

Первый сборник документов советских архивов по странам Юго-Восточной Азии рассчитан на советских и зарубежных историков колониальной политики и международных отношений, а также и на востоковедов, специально изучающих этот район Азии.

Введение в научный оборот публикуемых в этом сборнике архивных документов, несомненно, будет способствовать расширению и углублению научных исследований по истории Юго-Восточной Азии, что поможет делу разоблачения и полного уничтожения позорной системы колониализма.

А.А. Губер