РУССКО-ЮГОСЛАВЯНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII В.

№ 6. 1766—1767 г. апреля 5.— Журнал, составленный подпоручиком Севского полка М. Тарасовым о пребывании в Черногории

Журнал, держанной Севского полку подпорутчиком Михаилом Тарасовым во время бытности его в Черной Горе 1766 года.

Июля 12-го числа по отправлении моем из Сант-Петербурга в Черную Гору с возвращавшимся тогда в свое отечество находившимися в свите умершаго в Сант-Петербурге черногорского митрополита Василия Петровича черногорцами иеромонахом Иосифом Вукичевичем и иеродьяконом Петром Петровичем и с приданным мне киевской губернской канцелярии толмачем Иваном Шеферовым следовал я до Москвы и, 20-го числа того ж месяца прибыв туда, по силе данной мне инструкции явился в контору государственной Коллегии иностранных дел, в которой приказано было мне притить святейшего Синода в контору же для истребования в оной следующих к отвозу в черногорской Цетинской Рождественнской монастырь в милостыню 500 рублев.

Июля 23-го, получив оные деньги серебреною монетою, взнес в помянутую государственной Коллегии иностранных дел кантору, из которой 25 июля же дан был мне для вручения пребывающему в Вене российскому господину генерал-порутчику полномочному министру и кавалеру князю Голицыну приканцелярской цидуле на те 500 рублев вексель.

Июля 26-го выехал из Москвы и, продолжая свой путь, 7 августа прибыл в Киев, где начал делать потребные распоряжения к дальнейшему моему за границу пути, к которому 13-го числа того ж месяца совсем был в готовности, но вышеписанныя черногорцы иеромонах v иеродьякон на то не согласилиси, объявляя, что они еще не готовы и что прежде 10 дней изготовиться не могут, по причине чего я принужден был до изготовления к пути их дожидаться и между тем их просил, чтоб они поприлежнее о том старались. Ведая же, что они делают оное только по одной лености и своевольству, и не смея понуждать их собою, просил господина генерала-аншефа, киевского генерал-губернатора и кавалера Воейкова, чтоб он яко главной в [252] Киеве командир изволил дать им знать, дабы они из пути без потеряния летняго времени изготовлялись, ибо ежели оное упустят, то принуждены будут как в найме лошадей претерпевать убыток, так и от осенних непогод в пути великое безпокойство, а особливо на море вследствие чего от оного господина генерал-губернатора им о том знати дано. Итак, они принуждены были прилежнее к пути изготовиться.

Августа 20-го обще с ними и с показаным толмачем я выехал из Киева и того же числа к ночи прибыв в пограничное польское село Три-лесы, где на другой день находящейся тамо польской таможни главным командиром спрашивай был, с какою комиссиею и куда я послан, на что я ему, показав данной мне из государственной Коллегии иностранных дел паспорт, объявил, что я послан в Черную Гору для отвозу оставшихся после умершего в России черногорского митрополита Василия Петровича пожитков и для препровождения бывших при том митрополите иеромонаха и иеродьякона. Причем просил на оное пропуск, но он ответствовал, что не только пропуску дать, но в силу таможенного их устава вышеписанных вещей далее в Польшу без осмотру впустить не может. И так я принужден был отворить с оставшимся после смерти помянутого митрополита Василия имуществом сундук, испрося притом, чтоб другаго (в котором положено было всемилостивейше от ея и. в. пожалованное митрополиту Савве архиерейское облачение) сундука не отворил, поверя мне, что и в сем, кроме старых вещей, более ничего нету. Причем от меня ему дана была вам положенным в помянутые сундуки вещам подробная роспись. И так он, будучи в том удостоверен, дал мне для свободного везде пропуску билет с тем изъяснением, что он в Трилесской таможне показанныя вещи осматривал и что между оными новых, также и на продажу вещей не нашлось, в чем он подписался и приложил к сундукам и к билету королевскую печать.

Августа 22-го, продолжая путь через городы — Паволоч, Бердичев, Константиновы, Янполь, Броды, Жолкву, Ярославланцут (Так в тексте), Тернов и Краков, 12 сентября прибыл в пограничной цесарской город Билас, в котором в таможне, показав данной мне в трилесской таможне билет, без задержания пропущен был. И следуя оттуда чрез Ялмиц и другия места, прибыл в 18 день сентября в столичной цесарской город Вену, в котором от первой при въезде в город заставы послан был со мною солдат для препровождения меня с вещами в главную таможню, по прибытии в которую объявлено мне было, что находящияся при мне вещи ставить должно для осмотру в таможне. Сему я повиновался. Потом явился вышеписанному прибывающему в Вене российскому господину генерал-порутчику и кавалеру князю Голяцыну [253] и вручил ему объявленной вексель, причем я донес ему о порученной мне комиссии и о удержанных в таможне вещах, так же и о данном мне из означенной трилесской таможни билете и притом испрашивал себе наставления о способнейшем и безопасном моем проезде в Черную Гору, такжа и для того паспорта.

Сентября 19-го его сиятельство князь Голицын приказал означенной билет перевести с польского на немецкий диалект, послал со мною своего партикулярного секретаря в вышеписанную таможню для возвращения мне помянутых сундуков, вследствие чего в той таможне, подписав на оном билете пропуск и без осмотру запечатав сундуки печатью, отдали их мне обратно.

Сентября 22-го я, получа от его сиятельства по упоминаемому векселю последующий в вышеписанной цетинской монастырь в число 500 рублевого пенсиона 209 цесарских червонных и 63 крейцера, так же до Черной Горы и обратно до Вены немецком и латинском диалектах паспортов, выехал из Вены и, продолжая путь чрез городы Грац и Лабах, октября 4-го числа прибыл в пограничной приморской цесарский город Триест.

8 октября, нагрузясь в нанятое мною судно с бывшими со мною иеромонахом и иеродьяконом и толмачем, пустился Адриатического моря заливом в Черную Гору и, следуя туда, плыл мимо приморских венецианских городов, яко-то: Капо-де-истрия, Парменча, Ровина, Оссора, Шибеника, Лезина, Корчулы, так же Рагузийской республики (которая, как я от венециан слышал, ежегодно платит турецкой Порте по 40 000 левков за то, что помянутой двор оную республику под своею протекциею содержит), и паки венецианских же городов — Кастельново. А, наконец, и к Будве, лежащему от Черногорских границ разстаянием на две италианские мили, ноября 5-го числа приплыл, у которого в гавани выгрузясь с судна и наняв лошадей, того ж числа с упоминаемыми иеромонахом и иеродьяконом и толмачем прибыл в состоящее на оных границах черногорского митрополита Саввы зимнее подворье, имянуемое Майна, из которого далее в горы следовать не мог, для того что живущий в оном подворье иеромонах мне объявил, что по их обыкновению каждой в Черную Гору едущий иностранец без позволения митрополита туда выехать не может. Сверх того вышеписанный митрополит в то время был в Цермницкой нахии или уезде для собрания милостыни (которая составляет почти все его доходы), по уведомлении чего я помянутого иеромонаха просил, чтоб он их митрополиту о моем приезде дал знать, почему того же числа к нему нарочной послан был.

6 ноября на другой день я, уведомясь о пребывании митрополита в летнее свое подворье Станевичи, намеренно послал к нему, толмача Шеферова испросить позволения мне быть к нему. На что в ответ от него получил, что он сам незамедля будет в Майну. И как он [254] туда в 10 часов поутру прибыл, то я, получив с ним свидание, говорил ему предписанное мне объявление: что по высочайшему ея и. в имянному указу я прислан из государственной Коллегии иностранных дел в Черную Гору единственно из особливой ея и. в. милости к черногорскому народу, так же и к нему, митрополиту яко главному правителю для вручения ему с черногорским обществом ея в. императорской грамоты, из которой он, митрополит, с начальниками и народом пространно усмотрят усугубленно продолжающияся ея и. в монаршия щедроты, и для доставления ему, митрополиту, в знак высочайшего ея и. в. своего черногорскому народу и к нему, митрополиту, благоволения, архирейскаго облачения с полным прибором и митрою (которое по кончине его, митрополита, имет остаться вкладом в тамошней их соборной церкви). Так же и в Цетинской Рождественской монастырь определенныя милостыни за прошедшия 1764, 1765 и нынешний 1766 годы 500 рублев, и, наконец, для сохраннейшаго препровождения и отдачи оставшагося по смерти бывшаго в Санкт-Петербурге их митрополита Василия имущества, которое мною ему, митрополиту, в собрании народа и их начальников по данной мне росписи с рук на руки и отдано будет. При том же мне поведено, чтоб и бывшим в Санкт-Петербурге в свите покойного преосвященного митрополита Василия иеромонаху Иосифу Вукичевичу и иеродьякону Петру Петровичу в обратном их пути возможное от меня вспоможение и призрение показывать и с ними вместе до их отечества дорогу продолжать, что я и исполнил и оных в пути завсегда при себе имел.

А как все вышеобъявленное послано со мною при граммате ея и. в. к нему, митрополиту, и вообще ко всему черногорскому народу, и притом мне поведено оное все ему, митрополиту, вручить при собрании народа и их начальников, то я, оное высокое повеленье исполняя, его, митрополита, прошу, чтоб для того такому народа собранию и их начальников по их-де обыкновению быть приказом и меня бы о том предварительно уведомил, в которое время я все то ему, митрополиту, и вручить имею.

По окончании чего митрополит Савва, мне на сие ничего не ответствуя, свидетельствовал ея и. в. свое всенижайшее благодарение с холодностию, и, помолчав несколько минут, сказал, что у него голова болит, что я, услыша, от него вышел. После чего в обыкновенное время обеда пригласил меня к своему столу, за которым было из духовных начальников 4 человека. Я потчиван был особо для меня приготовленным кушаньем, как-то: супом с вареною курицею и жареною бараниною, а для митрополита с прочими духовными поставлены были разно изготовленная зелин, также сыр, масло и несколько свежих и вяленых рыб, причем подавано было стаканчиками ординарное красное вино, родящееся в Майне. Стол продолжался не [255] более одного часа, по окончании которого митрополит пошел в свой покой для отдыхновения, а я возвратился в назначенную для меня комнату. И хотя я ввечеру паки у него был, однакож, он о исполнении порученной мне коммисии ничего не говорил, а жаловался наедине на покойного митрополита Василия, «что он был человек беспокойной и ему, митрополиту Савве, при всяких случаях старалси делать досады, также и между народом для собственной своей корысти делал великия раздоры, которыя неоднократно между ими производили и смертноубийвствы. С жалованных же ея и. в. черногорскому народу денежных дач ни ему, ни народу не объявлял, а употреблял оныя на подкупление своевольных черногорцов, чтоб они с живущими в соседстве турками и венецианами всегда ссоры заводили, отчего оные соседы находилися во всегдашнем безпокойстве, а митрополит Василий по безпримерному своему честолюбию оное почитал себе за великое удовольствие. Без денег же де он не мог бы иметь в оных вредных замыслах никакого успеху, потому что, наш-де народ никого без платы не слушает. В которое время митрополит Савва с своей стороны принужден был от правления народа отказаться, показывая к тому неспособностию старые свои леты и слабость здоровья, и в таком состоянии жить до его, Васильева, в Россию отъезда. По отъезде же де его весь народ, получа паки прежнее свое спокойствие, и по сие время живет в совершенной тишине и согласии». После чего пошли мы к вечернему столу, за которым поставлено было такое же кушанье, как и за обеденным столом.

7 ноября митрополит Савва, пришед ко мне поутру в комнату, между разговорами просил меня, чтоб я вручил ему наедине все мною привезенное оставшееся по смерти архиерея Василия имущество и милостынную дачу, а граммату и ризницу в присудствии только нескольких начальников, и притом говорил, что хотя-де в граммате все вами привезенное изъяснено, но главари или народные начальники содержания оной невыразумеют, в чем-де вы положитесь на меня. О получении ж-де ея и. в. грамматы, ризницы, милостинной дачи и оставшегося после брата моего Василия имучества и о прежде жалованных грамматах я обстоятельно ея и. в. донести честь иметь буду. Я, слыша таковое странное и совсем мною не ожидаемое его требование, вознамерился было на оное учинить ему ответ, но он не допустил меня говорить и, приметив свою ошибку, зделал оборот, говоря таковым образом: «Мой сыне, я сие средство избрал для того, что ежели-де здешний дикой народ привезенныя вами такой величины сундуки увидит, то непременно подумает, что в оных из России присланы были для всего народа деньги, как-де то прислано было чрез господина Пучкова. Сверх того народ-де об утаенных Васильем при-сыланных через него от ея и. в. в бозе опочивающей государыни императрицы Елисавет Петровны денежных обществу дач[ах] [256] несколько уже известен, почему будучи-де в мнении, что и я присланный им деньги, согласясь с тобою, утаил, а вместо оных положил в сундуки старое свое одеяние и одну из прежде пожалованных ризниц, по своему необузданному самовольству взбунтуется, и тем обще Haiv нанесет весьма великую опасность».

Напротив чего я ему, митрополиту, сказывал, что привезенная мною пожалованная ему ризница, также определенная на Цетинской Рождественской монастырь милостыня и оставшееся по смерти митрополита Василия имущество присланы со мною при граммате ея и. в., о чем я ему, митрополиту, и при первом свидании обстоятельно объявил, и должны не иначе ему, митрополиту, вручены быть, как в собрании народа и их начальников, и что я иным образом сделать не могу, потому что мне точно также из государственной Коллегии иностранных дел и учинить повелено. По выслушании чего митрополит Савва мне вспыльчиво сказал, что хотя бы он от народа возмущения и не опасался, то для одной грамматы и облачения народа збирать не хочет и тем причинит себе немалой убыток, ибо-де оной народ должен ко мне зайти на моем коште. Сверх того-де я всем, пришедшим для слушания грамматы черногорцам по их обыкновению обязан дать трактамент. И когда-де ты по моему требованию сделать не хочешь, то, взяв все с собою привезенное, сей час поезжай из моего дому обратно в Россию и скажи пославшим тебя, что митрополит Савва в Черногории их приказам не подвержен.

По окончании чего он хотел было из комнаты выйти, но я, прося его остановиться, ему сказал, что в таких обстоятельствах я собою ничего зачать не могу, а о сем приключении чрез руки пребывающего в Вене ея и. в. полномочнаго министра немедленно в государственную Коллегию иностранных дел рапортовать буду. На что в непродолжительном времени и резолюцию получить надеюсь. До получения оной я его, митрополита, прошу дозволить мне остаться в его доме. После чего он, не сказав ни слова, от меня вышел в свою комнату, где (как я после уведомился) с своим архидияконом, двумя иеромонахами и одним приходским попом советовал[ся], каким бы образом до того меня довести, чтоб я на их требование согласился. В котором совете архидиакон давал свое мнение, чтоб устрашить меня немедленною высылкою, чему он-де действительно уверясь, и не имея себе нигде прибежища, принужден будет на требование наше согласиться, на что не токмо иеромонахи, но митрополит охотно согласились. Помянутой же поп старался их от того отвратить, митрополиту представляя, что он сим поступком не токмо не получит желаемого, но еще наведет на себя от Российской империи великой гнев, а от народа за таковое его корыстолюбие ненависть. Что митрополит Савва, приняв во уважение, вознамерился учинить порядочным образом и для того, пришед ко мне в комнату, сказал, что он, сожалея [257] меня, соглашается так зделать, как должно, и что он теперь едет на Станевичи, а меня просит прожить в Майне не более 3 дней, по про-шестии которых он пришлет под вещи и под меня лошадей, почему вы-де приедете ко мне на Станевичи, откуда купно поедем на Цетинь, где собран будет народ с их начальниками для слушания ея и. в. грамматы. Потом, простясь, поехал, прося меня, чтоб я, покуда у них пробуду, никакого в пище попечения не имел, как-то в самом деле во всю мое тамо бытность довольствовался я с толмачем, в мясоед как пищею, так и вином по преждеписанному. В постные же дни оливка-ми ис деревянным маслом приготовленным зельем, также и сарачин-скаго пшена кашею, а иногда и вяленою рыбою, именуемою пастерма.

Ноября 10-го присланы были от митрополита ко мне лошади с тем, чтоб приехал к нему на Станевичи, почему я того ж числа туда и прибыл, откуда на другой день обще с митрополитом переехали в Цетинский Рождественский монастырь, называемой резиденсиею митрополитов черногорских.

Ноября 13-го по данному оным митрополитом к черногорскому народу о приезде моем известии, того ж числа пополудни пред монастырскими воротами собралося более 200 человек вооруженных черногорцов с их начальниками. Митрополит Савва, по их обыкновению к собравшемуся народу выходя, просил меня дождаться его возвращения в его комнате, (ибо в то время я у него был), а потом, вышед к черногорцам, говорил им (как я после того от оных же черногорцов о том был уведомлен) следующее: что он просил их к нему собраться единственно для того, что прибыл-де из России в Черную Гору один российский офицер и привез оттуда известие о смерти брата моего Василия и оставшееся по смерти его в Сант-Петербурге имущество, которое-де состоит в нескольких рясах и шубах, сверх того прислана еще с ним оттуда книга (что на славянском языке значит письмо) и по прошению-де моему, архиерейское облачение, которое-де стоит, как я от Викучевича (Так в тексте, следует: Вукичевича) слышал, не более 100 червонных. На что тамошний сердарь, будучи от митрополита подкуплен (о чем я после достоверно известился), говорил митрополиту, что ежели б он знал, что кроме того более ничего нет, то б для того маловажнаго дела к нему, митрополиту, и не был; что и некоторые из легковерных черногорцов подтвердили. Напротив чего митрополит, якобы оправдал себя, им отвечал, что не мог он от прибывшего офицера по усильному его о собрании народа прошению отговориться. По чем хотя роптавшие и хотели было в свои дома возвратиться, но прочие, несколько уже ведая об учиненных митрополитами неоднократных народу обманах, желали говорить со мною и для того митрополита просили, чтоб он приказал позвать меня в собрание. И как я туда пришел, то [258] митрополит, объявя мне требование народа, отговорился некоторым недосугом и возвратился в монастырь. По отсутствии его народ, став вокруг меня, спрашивал через одного знающаго по-российски Катунской нахии болярина, имянуемого Кустодия, о причине моего приезда, на что я по их прошению с помощью своего болярина объявил им следующее: что я прислан в Черную Гору единственно из особливой ея и. в. милости к черногорскому народу для вручения их митрополиту, с черногорским обществом ея в. грамматы, которую ея и. в. весь черногорской народ о продолжительном ея в. императорском своем благоволении и милости уверять изволит. Напротив чего всемилостивейше ожидает, что оной народ, чувствуя таковыя продолжительно оказуемыя к нему ея в. монаршие щедроты, все свои силы употребит на старание оных и впредь быть достойными, должным своим к Российской империи усердием и верностию, на что несколько человек ответствовали, что ежели б они на милосердие и покровительство ея надежды не имели, то б уже давно потурчилися.

Потом я продолжал, что прислано со мною их митрополиту назначенное прежде покойному митрополиту Василию в знак высочайшаго ея в. императорского своего к черногорскому народу и к оному митрополиту Савве благоволения стоющее великой суммы архиерейское облачение с полным прибором и митрою, которое по кончине его имеет остаться вкладом в тамошней их соборной церкви, так же и в Цетинской Рождественской монастырь определенный милостыни за прошедшие 1764, 1765 и нынешний 1766 годы 500 рублев. Причем народ мне сказывал, что они от архиереев своих слышали, что хотя-де и определено было государем императором Петром Великим на помянутый монастырь в каждые 3 года выдавать по 500 рублев, по несколько-де тому лет, как в выдаче оной в России отказано. А я же с моей стороны их уверял, что как прежде выдавано было, так и в 1762 году на 1761, 1762 и 1763 годы с подполковником и майором Петровичами прислано было. И, наконец, объявил, что прислано со мною все оставшееся по смерти умершаго в Сант-Петербурге митрополита Василия имущество и прежде жалованныя черногорскому народу от всепресветлейшаго всероссийскаго императорскаго дому грамматы, а митрополитам панагии, чему всему данную мне из государственной Коллегии иностранных дел роспись имею, по которой я при собрании их митрополиту Савве все мною привезенное и вручить имею.

По окончании чего за таковое ея и. в. о черногорском народе милосердное попечение, некоторые из них старшины благодарили и сказывали мне вышеписанное митрополитом Саввою учиненное в тот день несправедливое им объявление, притом свойственникам его грозя (которые уповательно для опасности и в собрании не были), за утаение ими обще с митрополитом присланных с ними в 1762 году на [258] 1761, 1762 и 1763 годы определенныя милостыни 500 рублев, называя их обманщиками, ложными офицерами и несвойственниками архиерейскими.

Между тем митрополит Савва, уведомясь, что народ уже о всем мною привезенном известился, сверх того услышав на свойственников своих угрозы, прислал ко мне иеромонаха, чтоб я был к нему, почему я тотчас и пошел, куда и народ последовал за мною, и пришед туда хотя требовал, чтоб не только прочтена была привезенная мной новая ея и. в. высочайшая граммата, но и преджде присыланныя. Однако помянутой сердар последнее их требование отсоветовал оставить, что услыша, митрополит Савва приказал мне исполнять порученную комиссию, почему я вручил ему в собрании народа и их начальников ея и. в. высочайшую граммату с уверением о непременном ея и. в. ко всему черногорскому народу и к нему, митрополиту, высочайшем благоволении и милости. После чего одним иеромонахом чтена была граммата, при чтении которой некоторые были с открытыми головами, но и то по данному мною им о том знаку, а прочие все в шапках и курящие табак. Потом вручена была ризница и митра, так же вышеписанные 209 цесарских червонных и 63 крейцера и все оставшееся по смерти митрополита Василия имение по данной мне росписи. При вручении же пожалованного от ея и. в. митрополиту Савве архиерейскаго облачения и митры приметить было можно, что все вообще на оное смотрели завистливыми глазами и уповательно сожалели только о том, что ни одному из них оная в добычу не достанется.

По вручении всего вышеобъявленного оному народу дан был от митрополита по неприменному тамошнему обыкновению стол, по окончании которого все, встав к митрополиту не благодаря, требовали, чтоб он дал им за полученную от ея и. в. высочайшую милость из милостынной дачи 100 червонных, притом говоря, что когда-де мы из оных денег и ничего не возьмем, то-де они на монастырь употреблены не будут, но митрополит с монахами по себе разделят. Сверх того, какая-де нам польза,— что облачение без употребления лежать будет.

А митрополит Савва с своей стороны их увещевал, чтоб они устыдились отнимать церкви принадлежащее и, продолжая, говорил, что и он от российского двора прежния милости не видит, потому что, кроме облачения, более ничего ему не прислано, и что по бедности его благодарнее бы он был, получа 1000 червонных, нежели оное облачение, и хотя он об оном и просил, однако ж думал, что сверх того и деньгами пожалован забыт не будет. И проговоря сие, пошел к себе в покой. Но несколько забияк, на оное невзирая, воору-женныя вошли к нему и неотступно требовали именем всего собравшегося народа вышеписанной суммы, а ежели не даст, то грозили за вышеписанной обман не признавать его за владыку, что видя, [260] митрополит принужден был их просить, чтоб они убавили требуемого числа денег.

На что они по прошествии двух часов, пребывая во все то время в безпрестанных безчинствах на 44 червонных к миру склонились которые в то же время и получили, сверх того еще несколько вина. И как уже было не менее 8 часов пополудни, то оные черногорцы все остались ночевать, несколько внутри, а прочие вне монастыря. В числе оставшихся в монастыре, был цетинской воевода имянуемой Степо, который, будучи в тот вечер несколько от вина весел, спрашивал у меня таковым образом: «Для чего-де ты, москаль, не привез нам денег на свинец и на порох, чтоб-де мы имели чем от неприятеля обороняться, ибо мы заслужили оные деньги кровью, пособляя против турков государю императору Петру Великому. А о присланном-де ныне архиерею облачении в России объяви, чтоб их более нам не присылали, потому что и прежде присыланные лежат-де без употребления. Ибо мы своего митрополита и в 3 года одиножды в архиерейском облачении не видели». При окончании сих слов вошли к нам некоторые из его товарищей два человека и, запретя ему о сем говорить, вышли с ним вон.

14 ноября, на другой день, оные черногорцы имели паки пред монастырем собрание для примирения цетинцов с цермичанами. Ссора же у них состояла в следующем. Назад тому 4 года, как цетиняне у пастровичан выпросили для паствы своих овец гору (в том числе были и архиерейские). Цермничане, с пастровичанами в соседстве живущие, взяли без позволения цетинцов на ту же гору и свое стадо, за что цетинские пастухи с цермницкими поссорились, в которой цетинского пастуха церминцкие застрелили; по какой причине цетиняне с цермничанами и поныне в великом междуусобии пребывают. В оные же прошедший 4 года считается с обоих сторон убитых уже до 30 человек. И хотя митрополит Савва в то собрание всевозможно старался испросить у цетинян цермничанам мира, но никакого в том успеха не имел, для того что цетиняне почитали себя обиженными, ибо цермничане подали причину к ссоре, к тому же были и зачинщиками оной. Причем цетиняне сказали, что они прежде довольны не будут, пока двух или трех церминичан еще не застрелят, хотя-де с цермницкой стороны и больше уже побито.

Того ж числа ввечеру при мне духовные разделили привезенную мною на монастырь милостыню. Митрополит на свою особу взял 100 червонных, на всех находящихся иеромонахов дал 24 червонных, щитая каждому по 2 кроме пастровинских и гербельских 4 монастырей. А о остальной части оных денег я уведомился, что оставлены для митрополитских сродников, и его архидьякона Марошевича.

Ноября 15-го с Цетина я обще с митрополитом переехал на Станевичи, откуда 17-го числа по приказу его возвратился в Майну. Как [261] туда на другой день и сам Митрополит хотел приехать, но 19-го чиcа прислал ко мне сказать, что он заболел и что как только ему легче будет, то он в Майне со мною увидеться не преминет.

Ноября 21-го прибывший со мною в Черную Гору упоминаемый черногорской иеромонах Вукичевич, живший тогда со мною в одном архиерейском подворье, сего числа ввечеру требовал у меня (уповательно с согласия своего митрополита), чтоб я показал ему данную мне из государственной Коллегии иностранных дел инструкцию, на что хотя я и ответствовал, что оной мне не дано, однако ж он, не веря, объявлял; что конечно-де и ты имеешь такое ж повеление о разведании нашего состояния, как и бывший пред сим в Черной Горе брегадир Пучков, которой-де по возвращении своем в Россию Сенату ложно нас описал вовсе непотребными людьми и не имеющими усердия к Российской империи, и потому угрожал мне, что когда я добровольно оную инструкцию ему не покажу, то насильно ее у меня возьмет, как то и самым делом, хотел было тогда у меня разломать сундук естли б бывшими притом черногорцами оттого не отговорен был. И хотя я о сем приносил жалобу митрополиту Савве, но он ответствовал, что в сем случае по тамошнему неограниченному их своевольству никакой над ним власти не имеет. И как при вышеписанной инструкции дана была мне из государственной Коллегии иностранных дел (с известными при оной приложениями) копия с учиненного посыланным пред сим в Черную Гору господином брегадиром Пучковым о состоянии черногорцов описания, дабы я, к тому применяясь, лутче в состоянии был узнать поведение и склонности тех черногорцев, в котором описании о состоянии и обращениях их весьма ясно изображено было, то я, будучи по предписанному в великой опасности, чтоб оно каким-либо образом в черногорские руки не осталось, так же зная, что мне оттого по их свирепству непременно последовало лишение жизни, принужден был оное описание истребить, а инструкцию с оставшимися приложениями как оные на том для черногорцов важны, скрыть в подушку, и тем избегнуть от угрожаемой мне опасности, после чего однако ж я от вышеписанного иеромонаха требования оной инструкции не слыхал.

Ноября 25-го митрополит Савва прибыл в Майну, где я ему объявил, что я намерен при первом благополучном ветре воспринять обратный путь, на что и он согласился, но только просил меня обождать из Гербельской нахии его возвращения, объявляя, что он туда должен ехать для некоторой необходимой нужды (о чем я после проведал, что он туда ездил для собрания милостыни), на против чего я ему объявлял, что ежели я потеряю благополучное время, то принужден буду по причине частых в зиму на море непогод прожить у них до весны, что и он, подтверждая, меня уверял, что он для отправления меня всеконечно поспешит возвращением. Куда 26-го числа из [262] Маины поехав, прожил тамо по причине учинившагося в Церминицкой нахии и в соседстве с Гербельскою нахиею находящемся селе Лущиц морового поветрия (от которого поветрия в помянутой Церм-ницкой пахии до 60 семей померло), даже до 17 декабря месяца; и так я принужден был во все то время ожидать его в Майне.

Декабря 17-го митрополит Савва по присечении в вышеписанном селе Лущиц морового поветрия, от которого умерших до 5 человек щитается, сего числа прибыл в Майну, где вручил мне на высочайшее ея и. в. имя письмо, и притом к его высокопревосходительству господину действительному тайному советнику сенатору и высочества государя цесаревича и великого князя Павла Петровича обер гофмейстеру и разных орденов кавалеру Никите Ивановичу Панину и к его сиятельству господину тайному действительному советнику кавалеру и государственному вице-канцлеру князю Александру Михало-вичу Голицыну, и его высокопривосходительству господину генералу-аншефу, сенатору и обоих российских орденов кавалеру Ивану Федоровичу Глебову, и к преосвященному Гаврилу епископу Тверскому и кашинскому, и Святотроицкой Сергиевой лавры к отцу архимандриту, и ея и. в. к духовнику протоиерею Дубянскому, и к господину бригадиру Черноевичу, и к господину канцелярии советнику Курбатову письмы ж, причем подарил мне обветшалое старинное турецкое ружье, имянуемое джефердар, а бывшему при мне толмачу два червонныя. После чего возвратился он на Станевичи, а я, дождавшись способного ветра, 22 декабря выехав оттуда и сев в нанятое мною судно, отправился в Россию, и продолжая обратный мой путь, следовал мимо вышеписанных же венецианских городов Будвы, Кастель-ново, так де же Рагузинской республики, и паки венецианских городов Корчуян, Лозина, Шибеника, Оссора, Ровина, Порича и Капо де Истрии.

1767 году.

Февраля 8-го дня приплыли к пограничному цесарскому городу Фиуму и при въезде в гавань спрошен был директором порта, из каторого места я следую. На что в ответи ему от меня знать дано (по предписанному мне в наставлении объявлению) о порученной мне комиссии и объявленно о данном мне от его сиятельства князя Голицына паспорте. И как там тогда было определено, что все из Албании и Венецианской Далмации приезжающие по причине продолжающегося тамо морового поветрия выдерживали 42-дневный карантин, то я с упоминаемым толмачем в силу того определения того ж числа в тамошний карантинный дом введен был.

Марта 22-го по выдержании вышеписанного карантинного срока, продолжая обратной свой путь чрез городы: Лабаух и Грац, 29-го числа того ж месяца прибыл в Вену. [263]

Марта 29-го числа явился у вмшеупоминаемого господина генерал-порутчика полномочного министра и кавалера князя Голицына, и просил о даче мне оттуда до Киева паспорта. Апреля 3-го, получа от его сиятельства вышереченной паспорт, того ж числа выехал из Вены и, следуя через вышеписанные места, Ольмиц, Билск, Краков, Тернов, Ланцут, Ярослав, Жолкву, Броды, Янпол, Константинов, Бердичев и Паволочь, сего месяца 5-го числа благополучно прибыл в Киев.

Севского полку подпорутчик

Михаила Тарасов

АВПР, ф. Сношения России с Черногорией, on. 95/1, 1765—1769 гг., д. 15, л. 135—154 об. Подлинник.

№ 7. 1770 г., январь (Дата, автор и адресат установлены по сопутствующим документам.) — Рапорт командира корпуса генерал-поручика X. В. Штофельна главнокомандующему 1-й армией генерал-аншефу П. А. Румянцеву о победе, одержанной отрядом под командованием И. М. Подгоричанина под Фокшанами и особо отличившихся в сражении бригадире П. А. Текели, поручике А. Давидовиче, прапорщике Станковиче, поручике И. Вукотиче и др.

Двумя рапортами от 3-го и 4-го сего месяца генерал-майор и кавалер граф Подгоричани доносит мне:

1-м, что 3-го числа в половину дня неприятель начал приближаться к поставленным от него впереди пикетам, где и перестрелка началась. Сколь скоро о том ему знать дано, переправился он с тремя гусарскими полками чрез реку Милку, принимая вправо, чтоб неприятеля атаковать или отрезать от реки Рыбны, а господин генерал-майор Потемкин с двумя батальонами и пушками в след за оным маршировал; но по весьма трудной переправе чрез оную реку, он за им усмотреть не мог, то и пошел он, генерал-майор Подгоричани, с гусарскими полками к реке Рыбне, где неприятель находился со всею своею силою. И хотя он намерен был ожидать пехоты в подкрепление, но усмотря, что неприятеля некоторая часть конницы мимо его левого фланга чрез реку Милку перебралась и начала перестрелку с волонтерами и оных гнать, даже до сделанных батарей под местечком Фокшанами, видя он, генерал-майор Подгоричани, опасность для оного места, також и себя между двумя реками неприятелем окруженного, приказал гусарам, коих за раскомандированием не больше шестисот человек находилось, атаковать всю неприятельскую силу, стоящую на сей стороне реки Рыбны, где больше сорока [264] знамен больших видно было. И когда неприятель увидел на себя атаку, вдруг от Фокшан обратился в бег, за которыми волонтеры гнались и сколь скоро гусары на них же напали, то неприятель нимало стоять »е мог, тотчас ретировался до самой реки Рыбны, оставя больше ста человек убитых на месте и три взяты в полон. После чего к неприятелю в сикурс пришло немалое число конницы и пехоты, где великое сражение до самой ночи происходило. Но по превосходящим неприятельским силам принуждены были гусары ретироваться до реки Милки, коих неприятель преследовал, но и тут гусарами паки в бегство обращен и принужден перейтить чрез реку Рыбну, где над оною в лежащих деревнях Слобожаи и Крецулчи расположился. При сем сражении убито наших вахмистров два, квартермистр один, капрал один, гусаров двадцать одного, арнаутов три, безвестно пропало гусаров пять; ранено: капралов два, гусар три; лошадей убито семнадцать, безвестно пропало три; неприятелем же за усталью отбито четырнадцать, ранено семнадцать. Выше писанные пленники объявили что тут было больше двух тысяч конницы и восемьсот пехоты, одиннадцать пушек. Предводитель их был Авды-паша, который командует всем войском, находящимся в Браилове, а пред сим оной паша был Учтукли-паша в Белграде. Взятые в полон три турка во время марша гусарами срублены. При оном сражении взято от неприятеля одно большое пашинское знамя.

Рекомендует оной генерал-майор Подгоричани бригадиров князя Юрья Трубецкого и Текели, что они с отменного храбростью и неустрашимостью при сем сражении поступали, тоже Харьковского гусарского полку полковника Чорбу, да Сербского поручика Давидовича, прапорщика Станковича, Ахтырского поручика Вукотича, да вахмистра Савву Коленчица, которой при том сражении сам шесть тур-ков срубил и сей, что честь имеет нашему сиятельству сие поднесть, вахмистр Георгий Петкович отлично от реченного генерал-майора графа Подгоричани рекомендован.

2-м, что 4-го числа неприятель в двух тысячах пехоты, до шести тысяч конницы с девятью пушками под командою Сулинсам-паши, Румели-Валиси, сераскир Авды-паши сын Агмет-паши и Алы-паши, находящийся в Фокшанах деташамент атаковал, но оной отбит и больше пятнадцати верст преследован был, причем боле тысячи человек с неприятельской стороны убито, несколько знатных знамен и пушек и две фуры с порохом взяты, о чем впредь обстоятельнее ре-портовать будет. Во время сего дела рекомендует в отличной храбрости и неустрашимости генерал-майора Потемкина, бригадиров Текели и Ржевского, коих так как и вышеписанных я в милостивую протекцию вашего сиятельства препоручить осмеливаюсь.

ЦГВИА, ВУА, д. 1868, л. 12—13 об. Копия. [265]

№ 8. 177и г. июня 20.— Аттестат, выданный генерал-майором It. А. Текели полковнику Харьковского гусарского полка Н. И. Чорбе с подтверждением его боевых подвигов во время русско-турецкой войны

Аттестат

1770 году июня 20-го дня дан сей Харьковского гусарского полка г[осподи]ну полковнику Николаю Чорбе в том, что он, будучи с полком Харьковским всегда в первой гусарских полков линии, прошлого [ 1 ]769 году при переходе первой раз чрез реку Днестр под Хотином апреля 17-го, когда неприятель атаковал и, хотя в превосходных силах был, прогнат, 17-го, также и 21-го чисел при прогнании приходившего под Хотин на сикурс Абазы-паши, по переходе обратно в Польшу под Каменец-Подольским июня 19-го числа, по переходе ж в другой раз под Хотин июня 30-го, июля, 2-го, которого числ вся неприятельская конница, вышедшая от Хотина навстречу армии, гусарскими в том числе и Харьковским полками прогната под самой Хотин до шанцов и 22-го числа, а в Польше августа 6-го и 29-го и сентября 5-го числ, когда Ахтырской и Венгерской гусарские полки неприятелем немалым числом были атакованы и гнаты, то ему, полковнику Чорбе, от командующего тогда гусарскими полками г[ocпo-ди]на генерал-майора и разных орденов кавалера князя Прозоровского приказано с его полком те полки сикурсовать, где он, неприятеля атаковав, с своим полком обратил в бегство и прогнал, за что от оного г[осподи]на генерал-майора тогда же он, полковник Чорба, и весь полк получил похвалу и благодарение. Сего году в Молдавии и Мунтянии генваря 3-го и 4-го, при Фокшанах 17-го и 18-го при Браилове и во истреблении его турецкого города и июня 17-го числа в прогнании из лагеря неприятеля, которой г[осподи]н полковник в вышеписанные числа с неприятелем турком в сражениях с полком Харьковским, будучи при присутствии моем действительно находился, и поступал храбро и неустрашимо, так как верному ея и. в. рабу и честному полковнику надлежит, заслуживая себе по отличности от других похвалу. И из вышеписанных бывших сражениев за некоторые получили гусарские полки, в том числе и его Харьковской, от ея и. в. благоволение, а за другие от главной команды благодарность, в чем свидетельствуя, подписуюсь.

Генерал-майор Петр Текелли

ЦГВИА, ВУА, д. 1868, Л. 503. Подлинник. [266]

№ 9. 1784 г. февраля.— Обращение сербских КНязей к Р. А. Потемкину (Адресат установлен по сопутствующим документам.) Таврическому с просьбой о содействии в защите от гнета султанской Турции и переселении в Россию Новая Варош

Светлейший княз, милостивейший государь и благодетель.

Как ваша светлость удостоиваете принимать всех иностранных в высокую свою милость и покров, будучи к тому побуждены, благочестивою и богоподражательною, завсегда в сердце вашем пылающею любовию к странным (иностранцам), то мы, во-первых, щитаем себя обязанными принести вам искреннейшую нашу благодарность. И тем более, что добродетель ваша, вдохновенная в сердце ваше духом святым, требует от нас такой жертвы, которая б столько свету почтения нашего к вам засвидетельствовала, сколько благость и провидение всевышняго украсили вас добродетелию и достоинством. Но когда за любовь к странным (иностранцам), предуготована вам награда от Христа спасителя, то мы, оной по-возможности подражая признательностию и благоговением, осмеливаемся нижайше представить светлости вашей нужду нашу тем надежнее, что милость и доверенность к вам ея и. в., известная всему свету, не сокрыта и от нас. При том и особливое благоволение ваше к народу сербскому, славимое во всех странах наших земель Российской и Моравской, побудило нас, князей, владельцов сербских в Рашке и Мораве, приехать в Россию и просить чрез вашу светлость милосердия у защитницы рода человеческаго, всемилостивейшия и великия государыня.

Известно, что мы от многих имели свои привилегии, служа до сего времени турецким императорам, страдали по наветам, плативали им не сносныя и тяжелыя подати, кои отдавали с плачем и с великим притеснением. От чего, хотя турки во время последния войны, окончанныя с толикой славою победоносным оружием ея и. в., несколько было и воздержалися, но по счастливом заключении мира, оставшись турки в покое, напали на нас, как голодные волки на овец. Умножили несказанныя харачи, подати и ябеды, возложили на нас великия порабощения, которые описать неможно. И с того времени народ впал в убожество так, что, кроме одного живота, ничего в собственности своей не имеет. Причем мы лишены всей надежды, сетуем и проводим жизнь нашу в великой скорби и несказанной печали под игом агарянскаго рода, от котораго церкви и олтари наши низринуты, имения наши разграблены, а жены и дети по ябедам напрасным отведены в тяжкую неволю.

Подлинно, что естьли бы отцы наши в прошлую войну толь сильно огорчены были как ныне, то бы мы на турков тогда же [267] устремились и не находились б теперь в сем плачевном состоянии, быв тогда по манифесту ея и. в., обнародованному отцам нашим и ныне у нас еще имеющемуся, со всем к тому в готовности со всем нашим народом и со всем нашим имуществом. От сего подвига были мы тогда только удержаны ожиданием пришествия российских войск под крепость Видин по бывшей о том писменной повестке, чего, однако же, по нынешним наши»! горестным обстоятельствам мы не имели бы терпения дожидаться, но напали бы со всеми силами нашими на турок, дабы избавиться несноснаго их ига, естьли бы только ныне хотя одна искра войны в краях наших показалася, действуя со всяким единодушием и верностию. В сем надеемся мы, что могли бы с помощию божиею успеть, потому что в городах наших на одного турка будет по 4 християнина, а по селам и деревням — и того больше. Но после сего надлежало бы единожды навсегда утвердить нашу безопасность и благоденствие, доколе небо не пошлет нам лучшей участи, како-выя несчастный народ сербский уже от нескольких сот лет себе ожидает, дабы возмог быть годен ко службе единодушной и усердной ея и. в.

За сим молим вашу светлость принять милостиво нашего обр-кнеза Семена Рашковича и кнеза Димитрия Иорговича, и чрез них писменно нас обнадежить продолжением вашей милости и предстательства у великой государыни, каковое, вы и прежде наряду сербскому являли. Буде же в прочем ныне не приспело еще время к нашему освобождению, то показать между тем отеческое милосердие и испросить нам у ея и. в. позволение поселиться с домами и семействами нашими в ея пределах, исходатайствовав нам нужныя здесь средства к пропитанию. За что готовы мы покинуть до времени наши отчины и отважить животом нашим, подвергался опасностям переселения.

Сего нашего прошения не отриньте, светлейший князь! За что мы обязаны — из рода в род наш будем молить за вас всевышняго и в благодарность служить ея и в. и. пресветлым ея потомкам до последния капли крови.

В сей надежде пребываем вашей светлости всепокорнейшие слуги:

Обер-кнез Константин Рашкович

Кнез Авраам Симонович

Кнез Теофил Костич

Кнез Радивое Иованович

Кнез Иован Остоич

Кнез Милутин Иованович

В Новой Вароши февраля... (Пропуск в тексте) 1784

ЦГАДА, ф. 15, on. 1, д. 215, л. 4—6 об. Перевод, современный подлиннику. Подлинник, там же, л. 7—8. [268]

№ 10. 1787 г. октября 6.— Письмо русского консула в Далмации А. Палладоклиса канцлеру А. А. Безбородко (Адресат установлен по сопутствующим документам.) о возможных торговых связях России с Далмацией и Боснией

Копия с письма г-на Палладоклиса от 6 о[ктя]бря 1787.

Снисходительный вашего превосходительства о мне отзыв, не от заслуг моих, но единственно от великодушия вашего и любоотечественнаго к верным слугам России усердствования происходящий, воспаляет долженствуемую мою к оной ревность и воскрыляет ползаю-щия мысли к посильному достижению того, чего возложенная должность требует, и отверзает двери к чаянию чрез исходатайствование ваше монаршаго благоволения для вящшаго успеха в упражнениях сего звания. В чем благонадежнее, я тем, что господа коллежские члены ко мне довольно милостивы, а его превосходительство г. Аркадий Иванович Морков продолжает ко мне свое покровительство со времяни константинопольскаго князя Репнина посольства, при коем он был секретарем, а я переводчиком. Но можно ли без посеву урожая, а без заслуг наград каких ожидать! Мне совестно и то, что наслаждаюсь и сею высочайшею милостию без заслуг, получая жалованье за праздность.

Правда, я, прибыв сюда, не преминул принять все сообразныя обстоятельствам сея области и моей возможности меры к свойственным званию сему выгодам, но предмета своего достигнуть не возмогли. Здешним предлагаю безпрестанно, сколь полезно завести с Россиею торговлю, могущую удобно просветить и обогатить сих жителей, но скудность сих мест зачатию сего немалым бывает препятствием, кое, однако, надеюсь преодолеть.

Имел я также нарочитой случай видеться с старшиною черногорцев по их желанию, возбудил я в них охоту по высочайшему манифесту с намерением его сходную и об оной его сиятельству цыфрою доложил дважды. Объехал все приморские города и острова сея области с издержкою более 300 червонных, весьма по моим недостаткам чувствительною, но нужною для приобретения некоего познания в произрастениях торговли ея и способных людей к нужной по должности переписке и поопешествованию российским подданным. Потом доложил я в Комерц-коллегию о количестве и качестве и расходе товаров, здесь родящихся и от других мест привозимых; и что, как сия область изобилует в товарах, России надобных, как-то: в разных винах, водках, деревянном масле, в доброй овечей шерсти и в других родах, а в российских товарах, как-то: в пеньках, холсте, льне, софтах и других кожах, хлебе и прочем имеет она нужду; и что она лежит посреди Адриатическаго залива, куда все корабли, по оному [269] плавающие, неминуемо заходят, как-то: в остров Лезину, славный своими пристаньми, а город Спалатр, неподалеку лежащий, имеет немалый торг с Босниею, и товары же, коих разпродать в оной по ея скудности трудно, можно отвозить в иные, других держав, сего же залива города, для сходной продажи, то не безполезно было бы учредить здесь торговую компанию, иметь добрые магазины для благовременнаго и исправнаго приуготовления товаров к отправлению и для принятия привозимых, для произведения чего прислать из России двоих или трех пожилых купцов, кои участвовали бы и в торговле такой компании для вящей верности и тщания; и оную производить как Черным морем, так и океаном на всякое время без ущербу. Но как ныне из Греции известных родов товаров в Россию чрез Черное море привозить не можно, а из здешних мест удобнее чрез океан оные доставлять под каким флагом безопаснее будет, то я неусыпным вашего превосходительства о пользе Отечества попечением и ко мне снисходительством поощрен будучи, приемлю смелость из должной ревности о вышепомянутом заведении торговой компании в сей области всепокорнейше донести.

А поелику Истрия венецианская смежна с сею областию, избыточествует в лутших винах, в масле деревянном и в чернильных орехах, довольно нужных для российских фабрик, не меньше же в торгах и торговых людях как ближе к Триесту и Венеции и тем к сему предмету довольно способна, то не выгодно бы сему званию было благоволить совокупить ее с здешним консульством с пожалованием меня генеральным консулем в сих обоих областях, отлича повышением чина или другим, чем соблаговолено будет, что необходимо в сем вельможеправлении.

А чтоб сим благоволением воздвигнуть в недрах благодарности всегдашнюю достопамятность вашего великодушия и ко мне доброжелательства, отваживаюсь я сие посвятить вашей опеке и покровительству, коему за счастие себя почитаю с достодолжным высокопочитанием преданнейшим быть навсегда.

АВПР, ф. Сношения России с Венецией, 1787 г., д. 156, л. 34. Копия.

№ 11. 1788 г. марта 10.— Письмо черногорского митрополита Петра I Петровича Негоша русскому посланнику в Венеции А. С. Мордвинову (Адресат установлен по сопутствующим документам.) с просьбой о присылке оружия и боеприпасов

Копия с письма архиепископа черногорскаго от 10 марта 1788. Письмо ваше минувшаго февраля 4-го числа (Документ не публикуется) получил я чрез господина коллежскаго ассесора Савы Мирковича и на оное сим ответствую. [270]

Черная Гора со времян еще предков наших имела и имеет чрезмерное усердие к России и во всяком случае не упускала оное показывать, когда только российские дела того требовали, и теперь по нещастию нашему всегда были оставлены, обвинены и забвению преданы. Но ревность наша не престает пылать к оказанию услуг наших России и в настоящем случае и тем паче возборяется, чем скорее помышляем по единоверию и единокровию нашему с тем народом, за коего мы умереть готовы.

Должность звания моего велит мне откровенно и чистосердечно с вами говорить, в чем меня извинить можете.

Кесарь (Так в тексте) прислал к нам, и мы приняли офицеров его, порох, свинцу, ружей, хлеба и денег для воевания на сих стран, что мыв нынешних обстоятельствах из рук наших упустить никак не можем, не получа от России ничего, кроме однаго письма вашего, дабы напоследок во посмеянии, в поругании не остались; тем менее в присудствии помянутых офицеров собирать народ против вернаго его, уговаривать полезно было бы. Известно же нашего народа усердие и ревность его ко благочестивой России твердейшею мне не меньше же (Так в тексте.) Я и мои доверенныя, некоторыя нашего народа старейшими (Так в тексте. Следует, вероятно: старейшины.) порукою, что как скоро от России послано будет к нам и нашим соседам от всеавгустейшей монархини обыкновенная грамата, порох, свинец, хлеб, буде возможно, несколько малых пушек и ружей, также офицеров русских, не минуя инаго наших единоземцов, а имянно: Рафаила Петровича (Рафаила Петровича подчеркнуто. На полях помета: NB.), Дрония Марушевича, Ивана Живковича и выше помянутаго Мирковича, с нескольким числом на то потребных денег, народ наш немедленно оставит всякую другую сторону, какова бы она ни была, и готов следовать туда, куда ему от командиров приказано будет, жертвовать даже до последней капли крови своея для оказания привязанности своей к России.

Ваше превосходительство тем паче в сем уверить могу, чем совершеннее мысли и сердца не токмо черногорцов, но и всех окольных наших единоверцов и единонародних в сем деле мне известны. При том же прошу не медлить в сем деле, дабы не упустить случая, котораго я предвижу, но поспешать как наискоряе возможно присылкою на перьвый случай пороху, свинцу, хлеба и несколько денег на сего коллегии ассесора Мирковича, коего мы нарочно при себе задержали, чтоб тем уверить народ и с оным до прибытии прочего по возможности действовать.

По нарочно посылаемому племяннику моему и подателю сего Ивану Ивановичу, человеку надежному, которому тайну поверить [271] можете, прошу дать мне обстоятельное известие о принятии надлежащих мер в сем случае. Ибо хотя вышеписанныи офицеры и принесли от повелителя своего манифест и до войны все нужныя вещи, также и по уговариванию соседов наших полныя наставления, однако ж, по сие время без действия стоят.

В надежде скораго ответа чрез нарочнопосланнаго Ивана Ивановича пребываю.

АВПР, ф. Сношения России с Венецией, 1788 г., д. 169, л. 27—34. Копия.

№ 12. 1788 г. сентября 24.— Записка, представленная в Коллегию иностранных дел сербом на русской военной службе генерал-майором Д. Г. Неранчичем о принятии Черногории под протекцию России и формировании воинских подразделений из черногорцев и других соседних народов для борьбы против Порты

Мнение генерал-маэора и кавалера Неранчича о черногорцах и прочих соседственных им народах Народы черногорские по единоверию и единокровному славян происхождению из давних времен России были преданы и, питая к ней свое усердие, никогда не преставали показывать следов своей верности и доброжелательства. В доказательство чего и в память потомству их удостоены они блаженныя славы от государя императора Петра Великого грамотою, которую хранят яко залог, обещевающий им покровительство России, не оставляли они никогда своего намерения в искательстве сего блаженства, как то и опытами доказывают, что многие из них, оставя свое отечество и посвятив себя здесь служению в глазах предводителей, отличились храбростию и мужеством. Взирая на подвиг своих однонационов за услуги России че-стию награжденных, искали они лестнаго и неоцененного для их покровительства великия монархини: ибо в 779 году по бытности моей в чужих краях тамошние главари или начальники просили о том моего совета, после присылали и в Россию нарочных, убеждая меня о преподании им способов к достижению сего щастия, кое всему на свете они предпочитают, но при всем том имев о сем переписку по 785 год и не получа в намерении своем желаннаго действия, остались в молчании, через это и кажутся погружены доселе в отчаяние.

Может статься, что тогдашние обстоятельства препятствовали удовлетворить сему их желанию. Теперь настоит время ощастливить их тем и доставить им чрез протекцию благоденствие. Нет в том сумнения, чтобы народы сии когда-либо переменили свои мысли. Они непременны в желании, постоянны в усердии, тверды в обещаниях, непоколебимы в верности, храбрые и неторопливые воины, готовые жертвовать жизнию в исполнении всего того, что узаконит новая их благодетельница; имев же к тому положением мест своих способы, [272] конечно, могут открыть сильный диверсии, а потому я, возобновляя здесь добрые их намерения, осмеливаюсь представить на рассмотрение, коль ценна благодеянию от России будет велика, и напротив, какую пользу Россия приобресть может принятием их под высочайшую протекцию.

Как только осенит сей народ издавна ожидаемое им покровительство великия государыни, и зделано будет о сем им преложение, то неукоснят они торжественно утвердить прошением, что они с потомством клятвенно обещают быть верными и послушными навсегда.

При сем случае первое их требование будет, чтоб оставить их воле избрание начальника такового, которому они вверить себя пожелают, в чем их и удовлетворить должно, а одобрение на первый раз от е. в. оказанной столько поселит в них мужества и ревности, что они в следующую весну, не ожидая подкрепления от войск наших, принесут плоды благодарности непреоборимым супротивлением врагу христианства, к которому они чувствуют врожденное омерзение и ненависть, как последующие обстоятельства откроют.

Недолжно однакож пропустить того, чтобы начальник сего народа был довольно сведущ о положении тамошних мест не меньше, как о нравах и обычаях тамошняго народа, ибо естли предводительство его будет согласоваться с народными намерениями, то надеяться можно больше успехов в рвении их и во всех предприятиях.

Черногорцев в горах и на подошве оных обитающих, которые не зависят ни от кого, собирается всегда под ружье по нужде собственной защитить от 7 до 10 тысяч, которые от нападения защищают свои границы, и для того, кто туда будет назначен начальником, того должность главная учредить 3 тысячи лутчаго из черногорцев войска, и первое свое распоряжение обратить на собрание и устройство оных, с коими бы можно было не только охранять безопасность границ, но в случае надобности, выступя вне оных, миль за несколько, противоборствовать неприятелю, могущему иногда нападать на границы их. Войску сему для поощрения должна производима быть плата, полагая на каждого человека в месяц по 5-ти гульденов цесарских, или по толикому ж числу турецких левов, считая тут все содержание месячное, кроме военных припасов, как-то пороху и свинцу, которые они у соседей своих за деньги покупают; а начальникам, над ними по-ставлеными, к удержанию в них согласия, ревности и должного повиновения необходимо определить некоторое годовое содержание против тамошних войск соседних, или по положению наших офицеров соответствующее пользе из того предвидимой и их рачению. Естли устроить на таком основании 3 тысячи войска из черногорцев, то соседи их ближайшие, обитающие на берегу Адриатического моря, далмациане и паштровичи, видя щастливых своих единоплеменников легко обратятся к ним и вступят в службу, а как только и сих 3 тыс. [273] на положении черногорцев соберется, то уже другие соседственные народы, как-то албанцы и прочие без сумнения им последуют; и так в самом начале предприятия, собрав 10 тыс. войска удерживать его должно уже на все военное время к употреблению готовым. Они находиться будут у защищения границ на безпрестанной службе, а на случай надобности выступая вперед делать сопротивление неприятелю, а когда сии от границ удалятся, то закрывать будут вместе их остав-шияся в домах черногорцы и протчие народы каждой по способности в своих местах, коих можно почесть действующих до 40 тыс. Сим уже не нужна плата, а только их офицеры или главари содержаны быть должны на основании таком же, как и первые при 10 тысячах, но однако ж им необходимо снабдение припасами, как-то порохом и свинцом, а на содержание всех сих 10 тыс. войск с их начальниками не выдать более по примерному положению как 50 тыс. рублей с небольшим на каждую тысячу.

Хотя ж иногда надобность потребует и больше издержки, то польза, предвидимая от вооружения сих народов, несравненно превосходить оные будет, ибо соединение сих народов, обитающих на одном почти положении, столько турков приведет в смятение, что чрез то откроются сильные диверсии по нижеизьясненным неоспоримыми причинами.

Далмациане, о которых я выше говорил, зависящие от венецианской республики, будучи с черногорцами одних нравов и обычаев и свойством сопряженными, без сумнения восхотят войтить в их землю, тогда отлучка их из отечества в знатном числе понудит оставшихся в домах их сотоварищей быть в собрании готовыми в своих границах, опасаясь, чтобы турки за отлучку к черногорцам их товарищей не учинили нападения на оных.

Нечаянное собрание сего народа может поколебать турков и при-весть в смятение Скутарского пашу, который, видя явную опасность, должен разделить свои силы в разныя стороны, то есть против черногорцев и далмациан, а из сего есть уже диверсия немалая.

У паши Скутарского почитатся всего подвластного ему войска 5 частей христиан, а шестая турков, христианские войска составлены из народов, называемых подгорицы, кучи, пипери, клименти и часть, подпадшая к их влиянию, черногорцев. Упражнение сего, паши как уже известно, большею частию состоит в возмущении сих союзных народов и в произведении в них междоусобия, которое они, нередко начиная, наконец приходят в раскаяние, что польза из того не относится к их благополучию, но и собственному спокойствию и безопасности Порте; итак, примирившись с собою, хотя ощущают отвращение к нарушителю их тишины, но был без защиты от христианских держав под игом насилия варварского принуждены повиноваться сему извергу. По сим причинам без сумнения надеяться должно, что [274] часть христианского войска, увидя черногорцев в новом состоянии обратятся к первому своему бытию, паша ж тогда окружен будучи опасностию от соседей и устрашен возмущением своих подвластных может статься, лишась всех средств, и сам с оставшимися народами будет искать того, чтобы быть с черногорцами единомысленным. Естли б же он сего и не похотел, то, быв противным, должен искать от Порты подкрепления к удержанию и успокоению подданых ея, а сие самое и обещает сильную диверсию.

На сие смотря, албанцы, живущие между границ венецианских со стороны Парги и Теревизи и близ лимана Ларти, которые ведут жизнь, подобную запорожцам, и называются арматолини, кои служат обоим сторонам за деньги также и цымариоты называемыя, хотя из них некоторая часть другова языка, но имев закон один с черногорцами и упражняясь всегда у соседственных народов из найму в морской службе, могут за деньги наниматься на Российской флот, и ежели соберется их до 3 тыс., то удаление их из домов понудит турков, живущих вместе с ними, угнетать их сродников, там оставшихся, а сии, отделившиеся на наш флот для освобождения кровных, не пощадят жизни и, производя страшные возмущении, заставят многих живущих там между ими турков быть в домах своих безисходно и в страхе, что также не бесполезно.

Диверсии сии могут быть чрезвычайны, и здесь только изяснена одна поверхность оных, но когда сии народы щастливы будут ободрением всеавгустейшей монархини, тогда усугубят они все меры и возможности показать державе, покровительствующей христианам, что для славы ея нещадят они жизни.

Естли сие мнение мое от вышняго начальства удостоено будет апробации и признано полезным, то занужно нахожу присовокупить, что произведением онаго в действо недолжно медлить и, конечно, начать зимою, дабы к будущей весне, уверив сей народ о непременном к ним благоволении е. и. в., можно было устроить нужныя войска и снабдить их всем тем, что военныя действия требуют.

Давыд Неранчич

ЦГАДА, ф. 15 (Дипломатический отдел), д. 217, л. 28—34 об. Подлинник.

№ 13. 1798 г. мая 19.—Прошение митрополита Петра Петровича от имени черногорского народа Павлу I об оказании покровительства, открытии училищ и т. д.

Всепресветлейший, державнейший, великий государ император Павел Петрович, самодержец всероссийский, государ всемилостивейший!

Просят преосвященный православного восточного исповедания смиренний митрополит Петр Петрович и все черногорское и бердское [275] общество единогласно, духовние, военнокоммандующие и мирские граждане, в чем тому следуют пункты:

1. По силе воспоследовавших высочайших е. и. в. безсмертнославнаго прародителя в. и. в. пресветлейшаго самодержца всероссийскаго престола царя государя императора Петра Перваго, возбудителных граммат, когда существовала первоначално с Российскою империею и Портою Оттоманскою в 1709 и 710 и 711 и прочая годах война, коими возбуждая приглашал общество черногорскаго народа к подъятию оружия в помощ е. в. противу всеобщаго врага супостата и гонителя веры христовой, приемников магометовых, возвещая за подвиг победителям высокомонаршее благоволение и неотъемлемую во веки приверженность и соединение; по чему народ черногорский чрез нарочнаго посланныка от имени е. и. в. полковника и кавалера Михаила Милорадовича получа таковые в 1711 году возбудителные грамматы при жизни тогда зде бывшему преосвященному митрополиту Даниилу Стиепчеву Петровичу Негошу, со всевозможным усердием единогласно, принося жертву благодарения всемогущему богу, запечатлен оное клятвенным обещанием на верность благочестивейшему монарху всероссийскому, а по нем впред и его законным наследникам и приемникам высокославнаго того священнаго престола, что без отлагателно восприяли все возможныя тогда меры, к ратоборст-венному супротивлению, воздвигли свое оружие, продолжая оное на собственном иждивении чрез толикое время; а когда между обойма империями возстановлен под Прутом в 1712 годе договор мирнаго трактата, тогда Порта, обрати свои на отечество наше силы, причинила великое разорение и опустошение. О чем как за подвиг сего народа, а паче за верност и усердие ко всероссийскому скиптру, е. в. сугубою в 1715 годе благоизволил почтить грамматою, присвояя оною к себе в неотторженное соединение, с которых в. и. в копии при сем прилагается.

2. После же блаженныя кончини е. и. в. по возшествии на всероссийский престол наследственная его любезнейшая законная дщер Елисавет Петровна, ревнуя примеру отеческаго предания, чрез досто-верност вящщими за усердие сего народа и ревностние подвиги трудов, высоко монаршими признат благоизволила в 1744 и 754, 758 и 759 годах грамматами, утверждая тако ж де и присвояя в число верных сынов российских, равно же и блаженно почившая родительница в. и. в. великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, когда существовалы между империею Российскою и Блистательною Портою Оттоманскою двакратние военные действия, теми же мерами возбуждаеми и приглашаемы с приверженностию к пособию и помощи противу онаго же агарянина общаго неприятеля; двумя, первою в 1766 и 769 годех за подписом государственных канцлеров и сенаторов, а последнею состоящею в 1788 году марта от 14-го числ [276] собственно ручным подписом всемилостивейше благоволила утвердить за усердную и ревностную здешнего народа верност к трону всероссийскому от многих лет вооружающихся ратоборственную на собственном иждивении услугу изъявляя то вожделеннейшее и усерднейшее матернее к нам свое благоволение, и навсегда неотъемлемую благост, которые со стороны нашей действително приемлются за святые и непоколебымие.

3. И для того ревнуя ныне оному высочайшему благоволению, обязан будучи моею истинностию равным образом соответствовать и последовать самою вещию примеру стоп бывших зде святопочивших архиереев; но при случаю сего не постояннаго и оревратнаго времене, общество народа черногорскаго, избегая нарушения предками нашими учиненнаго обета на верност всероссийским монархам, просит ко-нечнаго и основательнаго к подкреплению от многих лет чаемаго покровителства и совершенной защиты, что по всей возможности сил наших, а по согласию единоверыя, спомоществоват и защищат от всеобщего врага, и инными разнимы мерами, касающимиеся до всеобщей ползы державы Российской не отъемлемое стремление во всех народах черногорских и бердских, и других питающихся благочестивым закона злаком, и желающых разрешится от бремене и озлобления угнетающих иноверными владычества; соединит сердца и душы, и совокупить оружие воедино, ко отмщение и правой свободе от агарянскаго навета чает щастливаго дне и времене онаго.

4. Все общество черногорское, которое представляет на себе вид самовластнаго правителства, заключающее в себе Черную Гору и часть Скандарии, присовокупленную от времени, когда существовала с Россиею и Портою Оттоманскою вторычная между ими в 788 и 789 годех война; в коих по изчислению действително находится воинства выборнаго на собственном оружии более нежели 12 000; все сии единогласно утвердили и заключили свои намерения с ревностнейшим желанием усердно определит себе под высочайшую в. и. в. протекцию. Со откритием одной провинцыи, которая в непродолжителном времени имеет быт народа со огнедышущим оружием не устрашенных немалое количество, с тем что бы как ныне мы, так равно и потомство наше по нас пребывает в верности и исполнении высочайших повелений, во всяких военных и других, касающихся впред к ползе Всероссийской империи, самоважнейших кои имеют быт возложенны от самодержавной той власти, дел и действий; по примеру предков наших, со всякою ревностию, усердием и рачением, без всякаго роптания и прекословия, и соединит сердца свои и оружие з серцами и оружием верных сынов российских.

5. Понеже Черная Гора и присоединенная к ней часть Скандарии и паныне состоит в самовластном между собой управлении и независимою себе предвыдит от Порты Оттоманской, [277] ни же обязана к власти империи Аустрийской, которая в прошлом годе августа м[еся]це распростершие, покрила места прежде бывшей республики ве-нецианскаго владения даже до самых пределов Черныя Горы. Следо-вателно, имеет свои права и водности, коими свидетелствуемся пред лицем высокославнаго престола российскаго и прочих европейских держав не точию чтобы под властною и порабощенною себе находила, но сверх того, имея свободное военное действие, кое защищает невынность и оправдает с полным преимуществом приобретенную от древле безпреривно храброст, что не оспоримым ест и ясним тому доказателством из шедшаго 796 года двократная с Магмут-визиром албанским война, который неправилно и вероломно противу нас воз-двигнул свое оружие с таким возпоследовала вожделенным успехом нам победа, что мы, получа верх преславнаго воспеществования, от которой ни скудост провианта, ни недостаток принадлежащих к войне припасов и снарядов, ни страх многочисленнаго неприятелскаго воинства, от онаго предприятаго намерения во сиятит и отторгнут сил не имела.

6. Но хотя и имеет Черная Гора и част Скандарии границы свои с Албаниею, где правителствовал и владел самоуправно Магмут-визир албанский, полною своею силою и властию с которым частые сражении имела, что с приложеннаго при сем точнаго описания ясно и достоверно видет ест в. и. в. возможно. По причине же наглих его, визира, нападений и вероломных стремителств, по тому предлогу, что как бывшей он визир, албанский, так и умерший отец и дед его с частию Албании от Порты Оттоманской отступили и пребывали в своей полной мочи и воле, а к тому присовокупил было к себе в соединенное согласие французов, всеобщых спокойствия нарушителей, чтобы удобнее было удовлетворить желания их и распространить свои им совокупно силы в совершенное действо, а по сему и просим. Дабы высочайшим в. и. в. благоволением и милостию поведено было сие наше прошение принять и о причислении нас, Черныя Горы и Берд, под высочайшую протекцию, помощ и защиту, присовокупит, в единодержавие владычества вашего, так же и государственными утвердит правами и правилами, духовными, военными и гражданскими, с преподаянием открития наук полезных и — училищ, со статами и со утверждением пошлинных зборов, которые могут спомоществоват полным изобылием, когда будут существоват строгости и права; и с равномерным же происком рудокопных металлов, коих по видимому предмету изобылност не оскудевает. О присилки же семо от имени в. и. в. кого за благо разеудит ваша высокомонаршая верховнейшая власт, для вящщаго обозрения, и совершенной верности, с полномочным вашего священнейшаго величества наставлением и о том учинит милостивейшее благораземотрение и определение. [278]

Всемилостивейший государ, просим в. и. в. о сем нашем прошении решение учинить.

Майя 19-го дня 1798 года.

К поданию надлежит собственно о священной в. и. в. персоне.

Прошение писал по повелению его высокопреосвященства господина митрополита Петра Петровича, черногорскаго, скандарийскаго и приморскаго и всего общенародного черногорскаго совета, находящийся у производства письменных тайных дел от Российской империй диакон Алексий, который неоспоримым тому есть свидетелем для чего и подписался своею рукою.

К сему прошению православнаго восточнаго исповедания смирении митрополит черногорски, скандарийски и приморски Петр Петрович Негош за себя и за все общество черногорскаго и бердскаго народа собственноручно подписал.

Под текстом помета: При сем препровождается к поданию священноархимандрит Стефан Вукотич.

АВПР, ф. Сношения России с Черногорией, 1797—1799 гг., д. 30, л. 65—68. Подлинник.