ПО ИСТОРИИ РУССКО-ЧЕРНОГОРСКИХ СВЯЗЕЙ В КОНЦЕ XIX—НАЧАЛЕ XX ВВ.

С начала XVIII в. Россия оказывала черногорскому народу, отстаивавшему свою независимость в борьбе против Османской империи, дипломатическую поддержку и значительную финансовую помощь. Вместе с тем между Россией и Черногорией установились тесные культурные связи. Черногорцам, как и другим славянам, обучавшимся в России, предоставлялись различные льготы: при поступлении в учебные заведения ¹. В целях облегчения получения ими образования, в 1856 г. был издан указ о том, чтобы славян, прибывавших в Россию, принимали в учебные заведения с освобождением от платы за обучение и с зачислением на казенное содержание ². В дальнейшем славянским уроженцам был предоставлен еще ряд привилегий.

Среди черногорцев усилилась тяга к образованию. Однако в Черногории, вследствие отсутствия высших учебных заведений, они могли получать лишь начальное образование. В 70-х годах XIX в. в княжестве имелась всего лишь 41 начальная школа. В 1869 г. на средства, ассигнованные Россией, в Цетинье были открыты два средних учебных заведения: Учительско-богословская семинария и Женский черногорский институт. В первой гимназии начались занятия только в 1880 г. Для завершения образования черногорская молодежь уезжала за границу, преимущественно в Россию.

По этому поводу 27 сентября 1863 г. в отношении Азиатского департамента Министерства иностранных дел России министру финансов М. X. Рейтерну за № 3133 указывалось: «Во второй половине XIX в. среди сербов и черногорцев обнаружилось замечательное стремление к образованию, но на своей родине, [287] вследствие политических обстоятельств, они могут получать в народных школах лишь первоначальное элементарное образование, а для усовершенствования в науках должны искать средств ехать за границу. Между тем, особенно в Сербии и Черногории, ощущается весьма сильно недостаток в людях, основательно изучивших технологию и могущих содействовать развитию в своем отечестве полезных ремесел, так как теперь эти княжества обязаны для всех работ платить весьма дорого иностранным мастерам» ³.

Учитывая потребность Черногории в своей интеллигенции, русское правительство, помимо ряда льгот, предоставленных им ранее для уроженцев южнославянских стран, учредило в 1863 г. в Петербургском технологическом институте две казенные вакансии, предназначенные специально для сербов и черногорцев. На содержание зачисленных на эти вакансии студентов департаментом торговли и мануфактур отпускалось ежегодно 480 руб. ⁴ В 1873 г. было решено учредить подобные стипендии в Горном институте и Московском технологическом училище ⁵. Черногорцы обучались также на льготных основаниях в университетах, Военно-медицинской академии, медицинских институтах, духовных академиях, духовных семинариях и других учебных заведениях. Россия, предоставляя возможность получить образование в своих учебных заведениях, тем самым способствовала развитию просвещения и культуры в Черногории. Одновременно, оказывая поддержку черногорским учащимся, русское правительство укрепляло свое влияние в этой славянской стране.

Значительное содействие черногорцам в получении образования оказывали славянские общества в Петербурге, Москве и других городах. В распоряжение славянских обществ поступали добровольные пожертвования, за счет которых оплачивалось обучение черногорских учащихся, выдавались им стипендии и единовременные пособия. К сожалению, общества не всегда располагали необходимыми денежными средствами, чтобы удовлетворить все просьбы желающих получить образование в России.

В данной публикации помещены письма, адресованные в Московское славянское благотворительное общество попечительным педагогическим Советом Комиссаровской технической школы от 23 ноября 1873 г., русским дипломатическим представителем в Рагузе А. С. Иониным от 25 июня 1874 г. и членом попечительного Совета Комиссаровской технической школы X. Мейеном от 14 января и 12 сентября 1874 г. В них сообщалось о предоставлении различными представителями русской общественности денежных. средств на обучение черногорцев в [288] Комиссаровской школе и других учебных заведениях. О размерах и характере помощи, оказываемой славянскими обществами черногорским учащимся, дает представление прошение черногорца Дмитрия Бакича, с которым он обратился 1 марта 1879 г. из Женевы к председателю Московского славянского комитета И. С. Аксакову ⁶, прося о высылке денег для завершения учебы и возвращения на родину. До этого Бакич, после окончания Петербургской духовной академии, в 1878 г. прослушал курс лекций в Петербургском университете. В том же году он опубликовал в русских изданиях две статьи по истории Черногории: «Черногория под управлением владык» и «Черногория новейшего времени». По возвращении в Черногорию Бакич сначала преподавал в учительско-богословской семинарии в Цетинье, затем был назначен членом Великого суда, а с 1896 г. — чрезвычайным посланником Черногории в Константинополе.

Черногорская молодежь, находясь среди русского студенчества, испытывала влияние передовой общественной мысли и воспринимала демократические идеи. Некоторые черногорцы принимали участие в студенческих волнениях. В 1900 г. был выслан из России за участие в аграрном и студенческом движении черногорский подданный Вукосавович, обучавшийся в Никитском училище садоводства и виноделия ⁷. 19 апреля 1902 г. директор департамента полиции С. Э. Зволянский направил в Министерство иностранных дел на имя Н. Г. Гартвига ⁸ запрос относительно установления биографических данных черногорского доктора Перазича, собиравшегося приехать в Россию на конференцию врачей. Департамент полиции желал установить, не является ли Перазич тем черногорским подданным, который был выслан из России за участие в студенческом движении. В запросе указывалось: Перазич — «черногорец, родившийся в 1868 году в России, в конце 80-х гг., будучи студентом Харьковского университета, привлечен был к дознанию по обвинению в государственном преступлении н по отбытии тюремного заключения был выслан безвозвратно за границу, где продолжает иметь сношения с местными революционными элементами» ⁹.

Понимал это и князь Николай, который опасался проникновения из России прогрессивных демократических идей. Для воспрепятствования этому он обратился с просьбой к русской [289] дипломатической миссии в Цетинье о запрещении въезда в Россию всем черногорским подданным, которые направлялись туда без рекомендательных писем. Рекомендации же должны были выдаваться только, русской миссией в Цетинье по специальным ходатайствам Министерства иностранных дел Черногории.

Чтобы попасть в Россию для поступления в учебные заведения черногорцы стали обращаться за визами в русские консульства, находившиеся в Турции и балканских странах, минуя русскую дипломатическую миссию в Цетинье. Об увеличении подобных просьб сообщил 23 декабря 1901 г. в своем донесении русский вице-консул в Скутари (совр. Шкодер) Г. С. Щербина в Министерство иностранных дел России. Чтобы поставить под свой контроль, выезд в Россию и тех черногорских подданных, которые пытались миновать русскую миссию в Цетинье, князь Николай одновременно с письмом в русскую миссию в Цетинье обратился с такими же письмами в русские консульства в Турции и во всех балканских странах. Черногорское правительство сообщало всем русским дипломатическим представительствам фамилии лиц, которым запрещался выезд за границу.

Вместе с тем русский министр-резидент в Цетинье М. Власов доносил в Россию, что князь Николай установил строгий полицейский надзор за лицами, окончившими русские учебные заведения, и отказывал им в предоставлении работы. В качестве примера он приложил письмо черногорских подданных Лазаря Косича и Митара Паевича, окончивших Никитское училище садоводства и виноделия, которым черногорское правительство отказало в работе, вынудив тем самым вернуться в Россию. На наш взгляд этот поступок черногорского министерства можно объяснить тем, что оно не было уверено в политических воззрениях Косича и Паевича, так как за год до их приезда был выслан в Черногорию Вукосавович, обучавшийся также в Никитском училище.

Подобными репрессивными мерами черногорское правительство не могло закрыть доступ в русские учебные заведения нежелательным для него лицам. Так, начальник Азиатского департамента министерства иностранных дел Д. А. Капнист ставил в известность директора департамента полиции генерал-лейтенанта Н. И. Петрова о самовольном приезде в Россию черногорского подданного Перо Матова Вузнича, пользовавшегося репутацией неблагонадежного. В циркуляре Первого департамента русского министерства иностранных дел от 13 ноября 1901 г. указывалось на значительное увеличение наплыва молодежи из славянских стран, не располагавшей денежными средствами.

Депеша русского посланника в Черногории С. Арсеньева, направленная в Министерство иностранных дел России, свидетельствует, что демократические идеи воспринимала в России не только черногорская молодежь, окончившая гражданские учебные заведения, по и черногорцы, обучавшиеся в русских военно-учебных [290] заведениях. Двое черногорских воспитанников, окончивших в 1905 г. курс в Одесском юнкерском училище, по возвращении на родину приняли активное участие в борьбе против самодержавного режима князя Николая.

1

1873 г. ноября 23. — Из письма Совета Комиссаровской школы в Московский славянский комитет о помощи, черногорским учащимся.

[...] Педагогический совет школы имеет честь препроводить при сем пояснительную записку в употреблении сумм, пожертвованных генерал-майором Александром Борисовичем Казаковым. Из этой записки комитет изволит усмотреть, что попечительный совет Комиссаровской технической школы, независимо от того, что в Комиссаровской технической школе несколько черногорцев получают воспитание и образование ¹⁰, постоянно изыскивал меры и средства к поддержанию и тех черногорцев, которые обучаются в других учебных заведениях Москвы и Московской губернии.

Александром Борисовичем Казаковым пожертвована сумма три тысячи руб. сереб., которая и получена советом, но сей последний, как видно из прилагаемой пояснительной записки, истратил в 1872 и 1873 годах на черногорцев не воспитанников своей школы, обучающихся в различных учебных заведениях, 3430 р. 52 коп. и, кроме того, продолжает оказывать им постоянное содействие.

[...] Попечительный совет Комиссаровской технической школы препровождает при сем на первое полугодие для студента черногорца в Киевском университете Поповича сто двадцать руб. сереб. [...]

ЦГАОР, ф. 1750/и, д. 70, лл. 43—43 об. Подлинник.

2

1874 г. января 14. — Из письма X. Мейена Н. А. Попову об обучении черногорских учащихся в России

[...] В 1870 году на средства, пожертвованные Петром Ионовичем Губониным (2000 руб.), прибыли в Москву из Черногории 11 мальчиков в Комиссаровскую техническую школу, из них трое по сие время продолжают учиться в этом заведении. Вместе с означенными мальчиками прибыли еще двое черногорцев Анжус и Княжевич, первый — для поступления в Духовную академию, а второй — в Московский университет

Выражая готовность дать воспитание 11 черногорским мальчикам в Комиссаровской школе, предполагалось, что они, поступив в заведение, наравне с прочими воспитанниками не потребуют уже никакой особенной заботливости и трат; на практике же [291] вышло, однако, совершенно противоположное. В Комиссаровской школе собственно осталось трое только, прочие, по их собственному желанию, поступили в различные учебные заведения, а один, по болезненному состоянию, был отправлен в сопровождении особого лица, которое заботилось бы о нем в пути, на родину. Пришлось, за незнанием черногорцами русского языка, нанимать репетиторов для трех черногорцев, обучающихся в Вифанской семинарии и вместе с тем содержать их и одевать, что продолжается до сего времени. Черногорцам Анжусу и Княжевичу, поступившим в Духовную академию и Московский университет, ежемесячно производилось денежное пособие и первоначально выдана некоторая сумма на одежду. Затем, кроме этих черногорцев, стали прибегать ко мне за пособием и другие их соотечественники, и им по возможности не отказывалось в помощи.

Заботясь таким образом о черногорцах и употребляя на то свои средства, я обращался за содействием и старался склонить к этому делу и других лиц; таким образом мне удалось расположить к этому делу Александра Борисовича Казакова, Ивана Павловича Шаблыкина и Василия Васильевича Епишкина. От этих лиц получено мною в различное время: от г. Шаблыкина 5000 руб., г. Казакова 2000 руб. и г. Епишкина 500 руб., всего 7500 руб. Яне умалчивал об этих пособиях, доводил до сведения черногорского правительства и хлопотал о поощрении этих лиц [. . .|

ЦГАОР, ф. 1750!и, д. 64, лл. 49 об.—50 об. Подлинник.

3

1874 г. июня, 25—июля, 7. — Письмо А. С. Ионина секретарю Московского славянского комитета Н. А. Попову 11 о поведении в Москве черногорских учащихся

Милостивый государь Нил Александрович!

Я счел полезным сообщить черногорскому правительству и затем и его светлости князю Николаю содержание письма Вашего, которое Вы благоволили адресовать мне от 10 мая сего года и заключающее сведения о предосудительном поведении черногорских воспитанников в Москве.

Его светлость, конечно, остался весьма недоволен этим поведением и приказал начальнику своей канцелярии сенатору Станко Радоничу предупредить об этом упомянутых черногорских воспитанников. Сенатор Радонич препроводил мне по этому случаю открытое письмо, коллективно адресованное всем черногорцам, находящимся в Москве, которое я считаю долгом препроводить при сем, дабы Вы сделали из него то употребление, какое сочтете нужным. [292]

Письмо это написано немного в слишком резких выражениях, но в случае необходимости оно все-таки окажется полезным, чтобы обуздать этих зазнавшихся мальчиков.

Вообще князь меня просил передать Вам, что слишком мягкое обращение с ними их будет портить и приготовит из них дурных слуг для их отечества, где дисциплина и послушание суть необходимые следствия его военной организации.

Затем я имел честь получить и отношение Ваше от 21 мая за № 97, коим-Вы извещаете меня, что г. Мейен доставил средства Врбице, Орахавцу и Калуджеровичу ¹² воспитываться в университете.

При первом случае я не премину довести до сведения его светлости о таковом великодушном поступке г. Мейена, которым князь Николай, вероятно, будет очень доволен, ибо образованные люди из университета крайне необходимы для Черногории, где уже учреждена и своя семинария, вполне могущая удовлетворить настоящим духовным потребностям страны.

С своей стороны я бы выразил желание, которое, я уверен, вполне соответствует и видам его светлости, чтобы некоторые из вновь поступивших в университет воспитывались на медицинском факультете, а другие на юридическом.

По той и другой специальности чувствуется большой недостаток на Цетинье.

Примите, милостивый государь, уверение в совершенном моем почтении и преданности.

А. Ионин

4

1874 г. сентября 12. — Письмо X. Мейена Н. А. Попову о денежном содержании черногорских учащихся

Милостивый государь Нил Александрович!

С большим удовольствием получил Ваше извещение о том, что решение мое воспитывать черногорцев: Врбица, Ора [х]оваца и Калуджеровича в университете произвело приятное впечатление в Черногории. С своей стороны я, решившись раз протянуть руку помощи, считаю обязанностию продолжать начатое. Но при всем моем желании оказывать помощь черногорцам я в настоящее время считаю для себя затруднительным жертвовать что-либо сверх положенных мною стипендий, тем более что, по моему мнению, отпускаемой ежемесячно суммы вполне достаточно для аккуратной [293] жизни. При этом считаю нужным заметить, что мною в прошлом году сделано было им полное платье.

Надеюсь, что Вы не посетуете на меня за отказ, тем более, если примете во внимание, что на моих еще плечах находится целое заведение, где также воспитываются трое черногорцев на мой счет.

Прошу Вас принять уверение в совершенном уважении и преданности, с которыми имею честь быть всегда Вашим покорнейшим слугою.

Христиан Мейен

5

1879 г. марта 1. — Прошение черногорского уроженца Д. Бакича И. С. Аксакову с просьбой о высылке денег

Окончив с степенью кандидата курс С.-Петербургской дух[овной] академии еще в 1877 году, я после этого поступил на Петербургском универзитет (Так в тексте), где в продолжении года специально изучал историю русской словесности и в то же время посещал лекции Срезневского ¹³ и Ламанского ¹⁴ по славеноведению. Кроме того, в течение этого года я занимался еще историей своего отечества, по которой и написал две большие статьи и напечатал — одну в «Журн [але] Мин [истерства] нар [одного] просвещения» за 1878 г., месяц август, а другую — в «Гражданине» за тот же год в №№ 14-22.

По окончании 1878 академического года я уехал из России и решился, ранее чем отправиться в Черногорию, прожить один год за границей с целью заняться изучением иностранных языков и особенно итальянского, так как при занятии с черногорской историей знание этого языка оказалось необходимым, потому что главные документы по этой истории написаны па этом языке. С этой-то целью в месяце июне того же года я представил в Славянское] обще [ство] в Петербурге просьбу выдать мне для этого средства, на что Славян [ское] общество, по ходатайству Ламанского, благоизволило определить мне стипендию в 300 р. в год, и в то же время выдать 50 р. на проезд. Уезжая из Петербурга, по дороге я заехал в Москву, где имел честь представить Вашему высокоблагородию свои документы вместе с просьбой. На эту просьбу Вы выдали мне 100 р. и в то же время обещались выслать в продолжение года еще 100, или, если не выслать, то во всяком случае ходатайствовать у Славянского общества в Петербурге, чтоб повысил мне [294] стипендию, так как Вы сами нашли, что с 300 р. стипендии в настоящее время, когда курс русских рублей почти наполовину упал, никак нельзя прожить год за границей.

Теперь, находясь в крайне затруднительном положении и оставшись почти без всяких средств к существованию, я, пользуясь Вашим обещанием, решился написать эту просьбу, в которой честь имею найпокорнейше просить Ваше высокоблагородие выслать мне 100 р. из сумм Вашего общества, или, если найдете это за невозможное, выхлопотатьих мне у Славян [ского] общества в Петербурге. Назад тому месяц дней я сам писал было в Петербург и просил повысить мне стипендию, но тамошнее Славян [ское] общество ответило, что, за неимением денег, не может этого сделать. Я положительно знаю, что у Петербургского Славян [ского] общества есть средства, а потому его заявление есть ничто иное, как одна отговорка. Между тем мне даже казалось было, что я как бы имею право просить у него еще 100 р., так как знаю, что Ваше общество выдает своим стипендиатам, помимо 300 р. стипендии, еще по 100 р. на одеж [д]у и книги. Вследствие этого-то я и думал, что Славянское Петербургское общество возьмет пример с Вашего, а потому и не откажет мне в просьбе.

Твердо надеюсь, что Ваше высокоблагородие примет во внимание мою покорнейшую просьбу. При этом считаю еще нужным заметить, что, если Вы не вышлете мне 100 р., в таком случае мне положительно не с чем будет отправиться в Черногорию, так как мне неоткуда достать денег на проезд.

Вместе с этой просьбой честь имею выслать Вашему высокоблагородию один экземпляр моей статьи, напечатанной в «Журн[але] министерства] нар [одного] просвещения».

Дмитрий Бакич

Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, рукописный отдел, ф. Аксакова, д. 419. Автограф.

6

1893 г. ноября 27. — Отношение начальника Азиатского департамента МИД'а Д. Капниста директору департамента полиции генерал-лейтенанту Н. И. Петрову о приезде в Россию черногорца Перо Матова Вузнича без разрешения правительства Черногории

№ 258

Милостивый государь Николай Иванович!

Наш поверенный в делах в Цетинье уведомил меня по телеграфу, что черногорец Перо Матов Вузнич, пользовавшийся в последнее время репутацией крайне неблагонадежного человека без разрешения отправился в Россию и прибыл в С.-Петербург, где [295] остановился по Пушкинской улице № 2, дом № 16. Опасаясь неблаговидных проделок и злоупотреблений Вузнича в России, князь Николай черногорский с своей стороны просил предупредить о том императорское правительство.

Передавая о сем для сведения Вашего превосходительства, пользуюсь настоящим случаем, чтобы возобновить Вам, милостивый государь, уверение в совершенном моем почтении и таковой же преданности.

На полях помета [Н. И. Петрова ?]:

Учредить особое наблюдение за Вузничем; а также собрать о нем сведения, а равно о цели его приезда в Россию, для паспорта от черногорского правительства. 28 ноября ¹⁵

7

1901 г. ноября 1. — Депеша М. Власова В. Н. Ламздорфу ¹⁶ о порядке выезда черногорских юношей в Россию для получения там образования.

Милостивый государь граф Владимир Николаевич!

В разговоре со мною 19 октября князь Николай коснулся, между прочим, вопроса о черногорских юношах, стремящихся в Россию и Европу для получения там высшего образования.

Указывая на то, что большинство юношей этих отправляются туда без всяких средств материальных и затем, как нищие, переходя из канцелярии в канцелярию, от одного высокопоставленного лица к другому и добиваясь зачисления их в учебные заведения на казенный счет, компрометируют их родину и их правительство, унижая достоинство нации в глазах чужестранцев, его королевское высочество обратился ко мне с требованием о воспрещении въезда в Россию всем черногорцам, отправляющимся туда без рекомендательных писем от императорской миссии в Черногории, которая должна выдавать таковые лишь по специальной просьбе, для каждого из них, княжеского министра иностранных дел, равно о воспрещении визы паспортов на проезд в Россию черногорцам нашим консульствам в Турции и во всех балканских странах. [296] Ранее я имел уже честь доводить до сведения императорского министерства о том, что его королевское высочество относился всегда крайне не симпатично и с нескрываемым предубеждением к молодым черногорцам, оканчивавшим курсы высших учебных заведений за границею и в особенности в России, если первые из них платились за воспитание свое тем, что по возвращении на родину оставались долго не пристроенными к местам, в то время, когда освобождающиеся вакансии замещались лицами, получившими лишь начальное образование в княжестве, за последними, помимо изложенного выше, учреждался строгий полицейский надзор, а лиц, вступивших в сношение с ними, наказывали, и тем, видимо, старались избавиться от них, как от людей неспокойных, свободомыслящих и опасных для государства, заставляя их тем поскорее покидать родину и навсегда ¹⁷.

Не долюбливая молодежь с высшим образованием и питая к ней полное недоверие за ее разумное и критическое отношение к делу, князь Николай стремится ограничить насколько возможно число ее и заодно уменьшить также и число лиц, кои, отправляясь в Россию, могли бы разносить там вести о неурядицах, безначалии и нищете, царящих в Черногории.

Донося о вышеизложенном, приемлю смелость представить при сем на благосклонное воззрение Вашего сиятельства, как образец, одно из многих прошений ¹⁸, поступающих ко мне от молодежи, оканчивающей курс в учебных заведениях России.

С глубочайшим уважением и таковою же преданностью имею честь быть, милостивый государь-, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.

М. Власов

На л. 280 помета карандашом:

копии — 1) для комиссии по образ [ованию] славян;

2) сообщить слав[янскому] обществу];

3) м[инист]ру народ [ного] просвещ[ения];

4) консулам ¹⁹

АВПР, ф. Политархив, д. 1564, лл. 280—282 сб. Подлинник. [297]

8

1901 г. октября 22. — Письмо черногорских юношей Лазаря Косича и Митара Паевича М. Власову с просьбой о выдаче денег на проезд в Россию

Ваше высокородие!

Как известно Вашему высокородию, мы — два черногорца, посланные нашим государем в Россию в Никитское училище садоводства и виноделия. Мы были посланы еще малыми детьми, с полной надеждой наших родных и нас самих, что после окончания означенного училища мы будем люди с сравнительно обеспеченным положением и мы надеялись, имея пред собой

крупное основание, а именно [.....] (Слово не разобрано, вероятно — «исключило») нас правительство, но после того, как мы прошли означенный училищный курс, когда мы взяли наши аттестаты в руки как материал, который нам давал право на кусок хлеба для нас и для наших бедных родителей, и когда мы по требованию правительства приехали в свое отечество, наши небольшие надежды рушились. Два месяца мы ходили день за днем в министерство узнать решение нашей судьбы и мы всегда получали один отпет, что для Вас служба обеспечена и что Вы люди наипотребнии в нашем отечестве, но нужно подождать, и мы действительно ждали, и опять справлялись, не теряя надежды. Хотя, быть может, не один раз мы оставались без обеда и без вечеры в означенный промежуток времени, и после всех тех обещаний нам вдруг отказали, говоря, что еще ничего не установлено и нужно подождать несколько лет, а зато время нас опять посылают в Россию с обещанием, что нас опять позовут и дав каждому из нас по пятьдесят рублей. Эта сумма денег для нас в то время была слишком мала, мы этими деньгами с трудом могли провести итог того, что потратили на необходимое в продолжение этого времени. Если бы нам как только мы приехали отказали в службе и снабдили пас означенной суммой денег, то мы не тратили бы времени на бесполезное пребывание тут, а немедленно поехали бы опять в Россию, где мы получили свое воспитание и где мы имели обеспеченный кусок хлеба.

Теперь, Ваше высокородие, наше положение ужасно, мы остались на улице, не имеем никаких средств для существования здесь, а равно также не имеем ничего, чтобы поехать в Россию. Мы обращаемся к Вам, Ваше высокородие! Обращаемся п умоляем, чтобы нам дали, если есть возможность, хотя малую помощь, с которой мы могли бы доехать хоть до границы России, а там мы трудились [298] бы и старались дойти до места, которое могло бы обеспечить наше положение. Мы всегда будем питать глубокую благодарность России за то, что она нас поставила на ноги и дала возможность дойти до куска хлеба (Подчеркнуто в тексте красным карандашом). Мы надеемся, Ваше высокородие, что Вы и теперь не оставите нас и дадите возможность выйти из этого положения.

Остаемся в надежде. С совершенным почтением окончившие воспитанники Никитского училища садоводства и виноделия Лазарь Косич и Митар Паевич.

Цетинье

22/10.1901 г.

Росписи Лазаря Косича и Митара Паевича:

От российского императорского министра в Черногории получили на возвращение в Россию (120 ф.) сто двадцать флоринов. Цетинье. 25/Х.1901 года

Лазарь Косич

Митар Паевич

На л. 283 помета Власова: 23/Х — выдать под расписку на сем просителям 120 флор. В.

АВПР, ф. Политархив, д. 1664, лл. 283—284. Автограф.

9

1901 г. декабря 23. — Выписка из донесения русского вице-консула в Скутари (совр. Шкодер) Щербины по поводу визирования паспортов черногорских подданных и опасений князя Николая перед проникновением в Черногорию свободолюбивых идей из России

№ 151

В Российское вице-консульство в Скутари за последние 5 лет неоднократно поступали просьбы черногорско-подданных, проживающих в Подгорице, Зете и других пограничных с Турциею городах, о снабжении их рекомендательными письмами для поступления в различные русские образовательные заведения, а равно о визировании их паспортов на въезд в империю. На запрос надв[орного] сов[етника] Щербины — почему они не обращаются с подобным ходатайством непосредственно в императорскую миссию в Цетинье, лица эти отвечали, что они боятся навлечь на себя таковым шагом гнев и немилость князя Николая, так как его королевскому высочеству неугодно, чтобы черногорская молодежь получала образование в России.

Таким образом, сообщенные в свое время министром-резидентом нашим в Цетинье сведения о том, что князь Николай с нескрываемым предубеждением относится к вопросу об образовании молодых черногорцев за границею и особенно в России, вполне [299] подтверждаются и наблюдениями российского вице-консула в Скутари.

АВПР, ф. Политархив, д. 1566, л. 169. Копия.

10

1901 г. ноября 13. — Циркулярное отношение Первого департамента Министерства иностранных дел в русские миссии в Сербии и Черногории, дипломатическое агентство в Болгарии и консульствов Сараеве

В последнее время замечается прилив в Россию из славянских государств молодых людей, которые, желая завершить свое образование, решаются на дальнюю поездку, не располагая необходимыми на то средствами и часто даже не имея никаких прав на поступление в высшие русские учебные заведения. Обыкновенно наибольшее число молодых славян приезжает в С.-Петербург, надеясь на то, что в столице, где сосредоточено немалое число означенных заведений, им всего легче будет добиться желаемого результата. Когда же отказ в удовлетворении возбуждаемых ходатайств вызывает необходимость возвращения на родину, прибывшие сюда славянские уроженцы по преимуществу обращаются в С.-Петербургское славянское благотворительное общество за пособием на выезд из России. Так как средства названного общества весьма ограничены, то, по необходимости, приходится отклонять большинство поступающих просьб. В свою очередь Министерство иностранных дел, имея в своем распоряжении на предмет выдачи пособий строго определенные суммы, также лишено возможности удовлетворять все представляемые ему прошения. Таким образом, молодые славяне нередко оказываются в незнакомом им городе, вдали от родины, в безвыходном положении, не имея ни средств к жизни, ни определенных занятий, найти каковые при плохом знании русского языка представляется им крайне трудным.

Ввиду изложенного являлось бы желательным, чтобы молодые славяне, имеющие желание обучаться в России, были предупреждены о тех условиях, какие им необходимы для того, чтобы они могли рассчитывать на материальную поддержку Славянского общества. В этих целях совет общества обратился в Министерство иностранных дел с ходатайством о предании возможной гласности текста прилагаемого у сего объявления.

Признавая с своей стороны подобную меру вполне целесообразной, Первый департамент имеет честь покорнейше просить сделать распоряжение о напечатании текста означенного объявления в местных органах печати.

Директор: [Гартвич].

Делопроизводитель: [Приклонский]. [300]

Объявление

Славянское благотворительное общество с самого своего возникновения заботилось об образовании молодых славян, прибывающих в Россию. В этом общество видело и видит и поныне одну из своих главнейших задач; и действительно, благодаря помощи Славянского благотворительного общества, многие молодые славяне получили в России законченное образование. Между тем в положении славянских народов Балканского полуострова произошли значительные перемены: Болгария, Сербия имеют ныне собственные правительства, способные помогать своим подданным, стремящимся к высшему образованию. С своей стороны Славянское благотворительное общество по-прежнему готово сообразно имеющимся в его распоряжении средствам споспешествовать той же высокой цели; но средства эти следует расходовать производительно; между тем количество молодых славян, являющихся за помощью в общество, постоянно увеличивается. Надежды их оказываются иногда неисполнимыми как вследствие того, что средства общества уже распределены между прибывшими ранее молодыми людьми, так в особенности вследствие полной неподготовленности этих лиц к поступлению в русские учебные заведения; многих из них приходится отправлять обратно на средства общества.

Ввиду вышесказанного желательно строго придерживаться в этом деле нижеследующего порядка:

Прежде, нежели пускаться в путь в Росрию, молодым людям необходимо заблаговременно списываться с Славянским благотворительным обществом, сообщая ему сведения как о своих летах, так и о своем образовании, и выезжать лишь по получении ответа о том, что на их воспитание и образование имеются средства и что они по степени своего образования и по своим летам могут рассчитывать на поступление в то или другое учебное заведение.

АВПР, ф. Политархив, д. 1566,, 1901 г., лл. 128—129 об. Копия.

11

1910 г. июля 13(26). — Секретная депеша С. Арсеньева А. П. Извольскому ²⁰ об увеличении приема черногорцев в русские военно-учебные заведения

Милостивый государь Александр Петрович!

Я имел честь получить предписание Вашего высокопревосходительства от 28 июня с. г. за № 564, в коем Вы изволите запрашивать мое мнение по вопросу об образовании в русских военно-учебных заведениях черногорских подданных. [301]

В приложенной к этому предписанию копии телеграммы от 12 июня с. г. за № 892/893 сказано, между прочим, следующее: Особое междуведомственное совещание пришло к убеждению, что правительства и общество в югославянских странах считают будто бы нежелательным поступление в местные армии молодых офицеров, окончивших курс в России. Несмотря на возражения представителя Министерства иностранных дел, совещание признало, что прилив в южнославянские армии офицеров русского образования не приносит пользы России, в какие бы условия образование этих будущих офицеров ни было поставлено в России. С своей стороны с этим мнением особого совещания я никоим образом не считаю возможным согласиться, насколько это мнение особого совещания касается Черногории.

В Черногории вовсе не замечается недружелюбного отношения к воспитанникам русских военно-учебных заведений ни со стороны местного правительства, ни со стороны местного общества. Напротив, ежегодный прилив черногорских кандидатов для поступления в русские военно-учебные заведения так велик, что значительно превышает число свободных стипендий.

Вводимая ныне в Черногории военная форма русского покроя пользуется здесь большою популярностию, и черногорцы гордятся мыслью, что это их еще ближе сплачивает с русскою армией, коей они считают себя как бы частью, как бы русским корпусом на Балканском полуострове.

Большинство бывших воспитанников русских военно-учебных заведений занимает в Черногории видные места по службе. Так, один из них, майор Гаттало ²¹, занимал пост военного министра; другой из русских воспитанников, майор Гойнич, состоит военным губернатором Цетинской области, трое других русских воспитанника, майоры Попович, Матанович и Меданец ²², состоят начальниками штабов дивизий. При этом следует заметить, что черногорская армия состоит всего из четырех дивизий. Из более молодых офицеров четверо, поручики Радушевич, Новакович, Вучинич и Маркович, состоят курсовыми инструкторами в Цетинской юнкерской школе. К сожалению, среди русских воспитанников четверо (все окончившие курс в Одесском юнкерском училище в 1905 году) грубым нарушением дисциплины вызвали последовавшее исключение их из черногорской военной службы. Двое из них оказались впоследствии замешанными в 1907 году в антидинастическом революционном движении, а один из них поступил на австрийскую военную службу. Подвергая каре этих четырех офицеров, его королевское высочество князь черногорский пожелал [302] подчеркнуть, что доверие его к русским военно-учебным заведениям не поколеблено, и одновременно с исключением этих четырех бывших воспитанников Одесского юнкерского училища из службы пожаловал черногорские ордена начальнику и инспектору Одесского юнкерского училища.

Предпринятую ныне реорганизацию черногорской армии немыслимо успешно выполнить без увеличения числа образованных офицеров. Если мы затрудним черногорцам доступ в наши военно-учебные заведения, то заставим их искать военного образования в Западной Европе, что вообще нежелательно, а при состоявшемся введении русских военных уставов в Черногории затруднило бы проведение реформ. Вообще желателен самый широкий прием черногорцев в русские военные училища, но с непременным обязательством по окончании курса вернуться на родину, где служебные права их точно определены законом: они принимаются на черногорскую службу тем же чином подпоручика, какой получили при окончании курса в России; затем, после двухгодичной службы в строю, производятся в поручики с правом быть командированными в одну из наших военных академий.

При этом крайне желательно, чтобы на экзаменах в наших военно-учебных заведениях относились к черногорцам без послаблений, имея в виду, что каждый прибывший из России офицер является в роли инструктора в Черногории и в случае плохой подготовки может компрометировать в глазах черногорцев постановку учебного дела в наших военно-учебных заведениях, и поэтому недопустимо было бы безучастное отношение нашего военно-учебного ведомства к прохождению черногорскими уроженцами учебных курсов.

Таков взгляд на этот вопрос нашего военного агента в Черногории полковника Потапова, с коим я вполне согласен.

С глубочайшим почтением и таковою же преданностию имею честь быть, милостивый государь, Вашего высокопревосходительства покорный слуга.

С. Арсеньев

АВПР, ф. Политархш, д. 1592, 1910 г., лл. 167—169 об. Подлинник.

Комментарии

1.См. публикацию И. Ф. Ковалева, Г. М. Наспера, А. Д. Павлюкова «О помощи России южным и западным славянам в получении образования» («Славянский архив», М., 1961).

2. Там же, стр. 200—201.

3. ЦГИАЛ, ф. 733, оп. 158, 1863—1879 гг., д. 7, лл. 1—1 об.

4. Там же, лл. 10, 99.

5. И. Ф. Ковалев, Г. М. Наспер, А. Д. Павлюков. О помощи России южным и западным славянам в получении образования, стр. 201.

6. Аксаков Иван Сергеевич (1823—1886) — известный идеолог славянофильства и публицист. Один из организаторов Московского славянского комитета. С осени 1876 г. — вице-председатель комитета и его фактический руководитель.

7. АВПР, ф. Славянский стол, д. 2200, 1900 г. К сожалению, более подробные данные отсутствуют, так как дело потеряно.

8. Гартвиг Николай Генрихович (1855—1914) — служил в Азиатском департаменте МИДа, затем был атташе в Цетинье и вице-консулом в Бургасе (с 1879 г.), в 1901—1906 гг. директор 1-го деп-та МИДа.

9. АВПР, ф. Славянский стол, д. 9223, 1902 г., лл. 2—2 об.

10. В Комиссаровской школе обучались Йован Матанович, Марко Станкович и Петр Челебач (ЦГАОР, ф. 1750/и, д. 59, л. 126).

11. Попов Нил Александрович (1833—1891) — историк, профессор Московского университета.

12. Марко Врбица, Петр Орахавац, Иван Калуджерович обучались на юридическом факультете Московского университета. Им выплачивалась стипендия в размере 25 руб. в месяц.

13. Срезневский Измаил Иванович (1812—1880) — выдающийся русский ученый-филолог, основатель школы славистов в Петербурге. Профессор Харьковского (с 1842 г.) и Петербургского (с 1847 г.) университетов.

14. Ламанский Владимир Иванович (1833—1914) — ученик И. И. Срезневского и создатель школы славяноведов. Профессор Петербургского университета, академик (с 1900 г.). Примыкал к славянофилам.

15. 30 ноября 1893 г. II. И. Петров направил отношение градоначальнику Петербурга за № 6747, в котором сообщал о приезде в Россию без разрешения своего правительства черногорского подданного Перо Вузнича и просил «сделать распоряжение] об учреждении за названным Вузничем секретного наблюдения, а также о выяснении, с каким паспортом он сюда прибыл и чем занимается, и о послед[нем] не оставить уведомлением» (ЦГАОР, ф. 102/и, оп. 91, д. 1192, 1893 г., л. 3).

16. Ламздорф Владимир Николаевич (1841—1907) — русский дипломат; в 1900—1906 гг. — министр иностранных дел России.

17. В 1899 г. подвергся преследованиям капитан Подгорицкого округа М. Джакович, получивший университетское образование в России. По возвращении на родину он высказывал недовольство существовавшими в управлении страной беспорядками и критиковал условия службы чиновников (АВПР, ф. Политархив, д. 1558, 1899 г., л. 101. Депеша министра-резидента в Цетинье К. А. Губастова от 9 сентября 1899 г., № 25). Из-за преследований правительства Джакович был вынужден эмигрировать за границу, а когда снова вернулся на родину, его посадили в тюрьму (там же, д. 1561, 1900 г., л. 34. Депеша Губастова от 30 апреля 1900 г., № 10).

18. См. док. № 8.

19. Депеша Власова № 112 была направлена для сведения в следующие русские дипломатические представительства: посольство в Константинополе, генеральное консульство в Константинополе и консульства в Адрианополе, Битоли, Призрене, Салониках, Скутари, Ускюбе, Янине; дипломатическое агентство в Софии; генеральные консульства в Софии, Варне, Рущуке, Филиппополе, Сараево и Бургасе, миссию в Белграде, консульство в Нише, посольство в Вене (АВПР, ф. Политархив, д. 1566, 1901 г., лл. 123—124).

20. Извольский Александр Петрович (1856—1919) — русский дипломат в 1906—1910 гг. — министр иностранных дел России.

21. Данило Гатало окончил Петербургское артиллерийское училище (АВПР, ф. Политархив, д. 1580, л. 175 об.).

22. Лука Гойнич, Мило Матанович, Раде Меденица и Михаил Попович окончили Одесское пехотное юнкерское училище в 1897—1898 гг. (ЦГВИА, ф. 401, д. 12, 1898, л. 3).