Публикуемые документы тематически близки помещенной в настоящем сборнике статье «Из истории освободительной борьбы в Западной Македонии и Косове в 1878—1881 гг.». Публикация состоит из донесений русских консулов, служивших в различных пунктах Европейской Турции. Эти донесения содержат интересный и ценный материал для глубокого и детального изучения истории борьбы населения Западной Македонии и Косова за освобождение от турецкого ига в конце 70-х и начале 80-х годов XIX в. Они рисуют яркую картину повстанческого движения, содержат совершенно неизвестные данные о стремлении славянского и албанского населения к совместной борьбе против турецкого феодального государства.

Особую ценность представляет отчет драгомана русского нице-консульства в Битоли А. Лаппе о судебном процессе над участниками Охридского заговора, готовившими весной 1881 г. восстание против турецкого правительства. Отчет этот ценен не только точными данными, но и описанием обстановки, в которой проходил судебный процесс в Битоли, и того сочувствия, с которым относилось население к подсудимым.

Однако при несомненной ценности, с точки зрения содержащихся в них фактов, донесения русских консулов требуют критического отношения. Это касается прежде всего даваемых русскими консулами оценок характера, целей и перспектив освободительного движения в Европейской Турции. Многие консулы считали македонское повстанческое движение в 1878—1881 гг. несвоевременным и губительным для населения. Отряды повстанцев-четников именуются в донесениях «шайками», а четники — «разбойниками». Иногда такая терминология объяснялась действительной неосведомленностью (как это было с консулом в Салониках М. А. Хитрово в случае с отрядом воеводы Коста-Кока — [263] см. док. 8), но чаще она была вызвана свойственной царским чиновникам враждебной предубежденностью по отношению к народному движению.

Славянское население Македонии русские консулы называли «христианами», «македонскими болгарами», «болгарами», «македонцами».

В документах сохранены имена собственные и географические названия в русской транскрипции того времени. Опущенный текст документов, не относящийся к теме публикации, обозначен многоточием в квадратных скобках. Сохранена датировка по старому стилю или двойная датировка.

Повстанцы же между тем удалились в горы Морихово, отделив от себя 50 человек, появившихся в горах близ Гевгели; [264] 14-го числа из Солуни послано против них 150 человек. Вали Халиль Рифат-паша и командующий здешним округом Сали-паша совершенно растерялись и требовали из Константинополя войск, в чем им, ходит слух, отказали. В Солуни находится в настоящее время не более одного батальона плохо обученных солдат.

Смуты и неурядицы начинают все более и более проявляться в Македонии. [...]

Вот в таком, положении находится Македония, бедные жители пришли в совершенное отчаяние и разорение.

С глубочайшим почтением и пр.

М. Ульянов

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 2275, лл. 120-121. Подлинник

2

1879 г. апреля 22. — Донесение М. К. Ульянова А. Б. Лобанову-Ростовскому

Милостивый государь князь Алексей Борисович!

Шайка повстанцев, перешедших Вардар, и о которых я имел честь доносить Вашему сиятельству 15 апреля, № 85, окончательно утвердилась в горах Морихово и занимает пространство от Демир-Капу до Прилепа. В настоящее время повстанцев насчитывают до тысячи человек, они разделены на две партии. Одна, человек в 500, находится собственно в горах Морихово, главные ее предводители: Караискаки, Хаджи Ставро, Бесвилис, Каракоста и Стефан; вторая находится в Тыквеше между Иштибом и Неготином в 400 человек под предводительством известного в Македонии Попа Коста из села Буф, просидевшего 15 лет в тюрьме в Солуне. По словам людей, видевших повстанцев, вожди их одеты в военные костюмы, солдаты же имеют разнообразное платье, но все носят кресты на шапках. Проходя по селам, они ободряли христиан, говоря, что за ними идут много других. Ходит слух, что болгарский епископ Нафанаил находится в Малеше во главе значительных сил. Болгарское население относится весьма сочувственно к повстанцам; так, например, город Прилеп снарядил на свой счет 20 человек и послал их к главной шайке.

Некоторые из болгарских деятелей рассчитывают, что как бы незначительно восстание ни было, оно может принести большую пользу Македонии; народ же с жадностью обращает взоры к России, ждет оттуда ободрения.

Турки, видя, что повстанцы ведут себя смирно, не тревожат их, хотя я сосредоточили против них незначительные силы. Кроме того, они роздали по селам мусульманам ружья и удвоили наблюдение за мостами и вообще переправами. Но башибузуки, как и [265] всегда, сумели извлечь выгоду и теперь, разорив села: Дрен, Коприщница, Чемерево, Драчевица (Верхнее и Нижнее), Рачня и Конопища [...].

Новый Монастырский вали Мухтар-паша хотя и прибыл в Би-толию, но не вступил еще официально в отправление своих обязанностей.

С глубочайшим почтением и пр.

М. Ульянов

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 2275, лл. 127-128. Подлинник

3

1879 г. мая 6. — Донесение М. К. Ульянова А. Б. Лобанову-Ростовскому

Милостивый государь князь Алексей Борисович!

В дополнение к донесениям моим о повстанцах, появившихся в центре Македонии, имею честь доложить Вашему сиятельству, что, по сведениям, полученным мною из Битолии, видно, что вследствие несогласия, возникшего между вождями, необыкновенных холодов, стоящих и по настоящее время здесь, а также теснимые со всех сторон турецкими войсками, повстанцы вынуждены были разделиться на четыре отдельные шайки; три из них, под начальством Стефана, Караискаки и Каракоста, удалились через горы Флорины в Касторию и Пресбу; четвертая же, в 300 человек, преимущественно македонцев, под начальством Стояна, блуждает пока в окрестностях Флорины и не замедлит, конечно, разбрестись.

Но важнее всего то, что между повстанцами находилось 26 человек молодых людей, уроженцев Болгарского княжества. Многие из них состояли в шайках, перешедших в Касторию, и, не желая следовать за ними, остались близ Флорины, в надежде соединиться с шайкой Стояна, но незнание местности и энергические преследования турок заставляют их искать спасения в лесах и пещерах гор, и они рискуют со дня на день попасться в руки турок.

Несчастные эти горько жалуются на своих начальников, а главное, на болгарского охридского епископа Нафанаила, находящегося в Кюстендиле, который, по их словам, вербуя их, уверял, что восстание в Македонии уже совершенно подготовлено и организовано и что при первом появлении их тысячи македонцев придут на помощь им.

Рассказы эти подтверждаются одним молодым болгарином из Охриды, по имени Ванчо Наум, 22 лет, взятым турками в плен. В показаниях своих, данных перед флоринскими властями, он [266] покровительством епископа Нафанаила, который раздавал волонтерам ружья системы мартини, платье и деньги, и состояла вначале из 600 человек, под начальством шести капитанов, но что 200 человек остались в Малеше, а остальные перешли Вардар и что все это делалось с согласия русских властей в Болгарии. Цель повстанцев была — освобождение Македонии — и что 15 000 человек уже готовы в Болгарии следовать их стопам; в каждом городе Македонии, по его словам, находятся болгарские комитеты, деятельно работающие об освобождении их отечества. Ванчо Наум, приведенный в Битолию, повторил свои показания, кроме одного, именно, что восстание подготовлялось с ведома русских властей [...].

Всматриваясь ближе в причины, повлекшие к столь печальному исходу затеи болгарского епископа Нафанаила, нельзя не сознаться, что организаторы этого движения действовали без заранее обдуманного плана и сделали непростительную ошибку, бросив горсть неопытных людей в страну, неподготовленную заранее к движению и переполненную турецкими войсками, не говоря уже о том, что выбор в предводители пал на людей, далеко не пользующихся симпатиями христиан, ибо Стефан и ему подобные личности, не далее как в прошлом году, наводили террор как на мусульман, так и христиан Македонии своими разбойничествами.

Если бы Македония хотя сколько-нибудь была раньше подготовлена к мысли о восстании или даже если бы движение это велось несколько осмысленнее, то немудрено, что оно могло бы поднять на ноги все население, благодаря нынешнему крайне невыносимому ее положению. Даже теперь, при первом известии о переходе Вардара повстанцами в количестве будто бы нескольких тысяч человек и что будто бы вся Восточная Македония, по ту сторону р. Вардара, восстала, западные македонцы весьма сочувственно отнеслись к этому известию и готовы были уже, очертя голову, примкнуть к движению, но вскоре они сами заметили, что движение это не имеет ничего серьезного, и приостановились в своих патриотических порывах.

Кроме того, развитию движения помешало еще то обстоятельство, что греческие шайки, находящиеся по ту сторону реки Индже-Кара-Су, между Кожани и Сельфидже, обещавшие македонцам свое содействие, не сдержали обещания, извиняясь, что необыкновенное разлитие рек помешало исполнению их намерения. Все эти обстоятельства заставили македонцев удержаться от восстания и тем самым спастись от больших несчастий.

С глубочайшим почтением и пр.

М. Ульянов

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 2275, лл. 179-181. Подлинник [267]

4

1879 г. июля 9. — Из донесения М. К. Ульянова А. Б. Лобанову-Ростовскому

Мухтар-паша, генерал-губернатор Монастырского вилайета, чтобы отделаться поскорее, ввиду компликаций на греческой границе, от болгарских повстанцев, блуждавших еще, хотя и небольшими шайками, около Флорины, объявил полное прощение тем из них, кто добровольно сложит оружие. Повстанцы сначала отнеслись к этому недоверчиво и вначале только отдельными личностями изъявляли покорность, но вскоре, убедившись в добросовестности исполнения правительством данного обещания, повстанцы массами стали изъявлять повиновение. Так что этим даже воспользовался главный предводитель болгар Стоян, который также добровольно явился в Битоли перед турецкими властями и принес повинную; в обеспечение же его будущего поведения от него только потребовали ручательства некоторых известных граждан.

Отнесясь столь добросердечно к повстанцам, сложившим добровольно оружие, Мухтар-паша намерен поступить по всей строгости законов с теми из них, кои перед тем были взяты с оружием в руках и число которых простирается до 50 человек.

5

1879 г. мая 12. — Из донесения М. К. Ульянова А. Б. Лобанову-Ростовскому

Шайка болгарских повстанцев, остававшаяся в окрестностях Флорины, о чем я имел честь доносить Вашему сиятельству от 6 мая, № 111, почти разошлась, не будучи в состоянии противостоять высланным против нее силам. Повстанцы, оставив горы, вернулись по своим домам, но турки, зная их почти наперечет, ежедневно арестуют их один по одному, и их находится уже около 20 человек в тюрьмах Битолии.

Военный суд, специально снаряженный в Битолии, чтобы судить этих повстанцев, деятельно ведет свои допросы, а вали Мухтар-паша хлопочет, чтобы приговор над повстанцами произнесен был по всей строгости военных законов и чтобы они были примерно наказаны [...].

АВПР, ф. СПб. ГА, V-А₂, д. 909, л. 85. Копия [268]

6

1879 г. июня 25. — Донесение М. К. Ульянова А. Б. Лобанову-Ростовскому

Восстание болгар в Северо-Восточной Македонии ознаменовалось за последнее время, как слышно, рядом небольших стычек, бывших между, турецкими регулярными войсками и повстанцами. Шайки болгар в 300 и 400 человек занимают всю горную местность от Джумы до Драмы; они в редких случаях атакуют турецкие войска и занимаются исключительно разбойничеством и вербовкою в свои ряды людей. Турки, по-видимому, не в силах совладать с восстанием, ибо они несколько раз пытались послать свои войска для занятия Джумы, но они ни разу не решились проникнуть до нее. Даже 16 июня из Солуни посланы были три полных батальона с тем же намерением, но они не достигли своей цели.

Комитеты болгарские, заправляющие этим восстанием и находящиеся в Кюстендило, состоят в сношениях с греческими шайками Фессалии, ибо на днях в Кастории арестованы были четыре человека, только что вернувшиеся из Кюстендила, за то, что на одном из них найдено было письмо от одного из предводителей болгарского восстания, адресованное к известному капитану Караискаки. начальнику одной из греческих шаек.

С глубочайшим почтением и пр.

М. Ульянов

7

1879 г. января 14. — Из частного письма драгомана русского вице-консулъства в Битоли А. Лаппе к заведующему Дипломатической канцелярией при главнокомандующем русской армии М. А. Хитрово

Милостивый государь Михаил Александрович!

Я прибыл в Битолию только 7-го декабря, потому что я должен был ждать в Солуни визиральное письмо, без чего тур[ецкая] власть не признавала бывших драгоманов. 12-го же декабря приехал г. Ульянов и присутствовал при открытии здешнего генерального] консульства. Через неделю он возвратился в Солунь, поручив мне здешнее генеральное консульство.

Здесь довольно много работы, потому что положение страны очень жалкое. Тур[ецкая] власть почти безвластная. Из Албании ничего важного нет, но видно, что там приготовляется что-то, так как третьего дня был арестован здесь и отправлен в Константинополь албанец Саид-бей из Тираны. Он принадлежит к семейству, считающемуся потомками Скандер-бея. Говорят, что [269] правительство захватило письма его к албанцам с приглашением учредить албанское княжество, присоединив всю Албанию в одну |...]. Не знаю, отправлены ли брошюрки Юсуф-бея ¹. Хорошо было бы иметь и здесь несколько экземпляров [...].

8

1880 г. марта 3. — Из донесения русского генерального консула в СалоникахМ. А. Хитрово поверенному в делах в Константинополе М. К. Ону

[...] В юго-восточной окраине Македонии дела начинают принимать весьма серьезный характер. Снова начинают ходить слухи о восстании македонских болгар и о возобновившейся деятельности болгарских комитетов.

Я не верю в возможность серьезного восстания, но весьма опасаюсь, чтобы появление болгарских шаек не навлекло на несчастную эту страну, находящуюся уже без того в крайне бедственном положении, новых мнений и новых несчастий. Нельзя не пожалеть, если появившиеся в Драмском санджаке шайки действительно поддерживаются из Болгарии и весьма было бы желательно, в особенности в настоящее время, воздержать болгарские комитеты от всяких опрометчивых действий. Воспользовавшись верною оказиею, в этом смысле писал я на этих днях дипломатическому агенту нашему в Болгарии по поводу событий, составляющих предмет настоящего донесения.

Уже несколько времени тому назад начали проявляться некоторые симптомы довольно тревожного свойства. Таким образом, по доходившим до меня сведениям, некоторые болгары, подрядившиеся на летние работы на здешних чифтликах, возвратили владельцам [270] задатки, говоря, что в будущее лето едва ли представится возможность мирно обрабатывать землю. Но это были одиночные случаи.

Дней пятнадцать тому назад произошел первый переполох в Сересе. Там появилась под самым городом шайка какого-то Косто-Кока, именующего себя болгарским воеводою.

При самом въезде в город, близ строящейся кофейни, разбойники схватили некоего Морули, германскоподданного, управляющего значительным имением, приобретенным в Сереской казе немецкою компаниею. Морули был приведен к начальнику шайки и им отпущен под обещанием выслать в течение суток теплого платья и разных припасов стоимостью на сто турецких лир. Возвратившись в Серее, Морули исполнил данное обещание.

Но, извещенные о случившемся, местные власти поспешили выслать против разбойников единственную, имевшуюся налицо вооруженную силу, состоящую из 18 заптие. Заптие были встречены со стороны разбойников под самым городом ружейными выстрелами. Отступая, они в беспорядке с офицером во главе вбежали в город и произвели там полный переполох [...].

Впредь до получения вполне обстоятельных и верных сведений, которых я ожидаю в непродолжительном времени, я воздерживаюсь пока признать за Косто-Кока политический характер, которым он себя прикрывает. Но, во всяком случае, выдавая себя за болгарского воеводу, поддерживаемого болгарскими комитетами, он в известной степени, по-видимому, располагает в свою сторону местных болгар-поселян и без сомнения навлечет на этих несчастных гонения и преследования со стороны турок.

Из Тыквешского и Малешского округов, равно как и из окрестностей Велесы, тоже доходят слухи о появлении там болгарских и албанских шаек [...].

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 2276, лл. 46-46 об., 47 об.-48. Подлинник

9

1880 г. апреля 14. — Из донесения М. А. Хитрово М. К. Ону

Милостивый государь Михаил Константинович!

[...] Из Восточной Македонии продолжают доноситься известия самого тревожного свойства. Там гайдучество быстро развивается и начинает принимать вид народного восстания.

Вся местность между Сересом, Драмою, Неврокопом и Мельником переполнена шайками, почти исключительно болгарскими. Народ из деревень уходит в значительном числе, присоединяясь к четам. По доходящим слухам, повстанцы вообще хорошо экипированы и вооружены скорострельными ружьями, большею частью генри-мартини. Между четами, очевидно, общая связь и некоторая дисциплина. До сих пор они воздерживаются [271] от простых грабежа и разбойничества, стараясь не возбуждать против себя местных народонаселении [...]. Четы, как видно, имели уже несколько мелких стычек с войсками, но до сих пор не слышно, чтобы сии последние где-либо одерживали значительный над ними перевес [...].

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 2276, л. 123 и об. Подлинник

10

1880 г. апреля 10. — Донесение русского консула в Призрене И. С. Ястребова М. К. Ону

5-го сего апреля при входе в г. Призрен арестован был некто Сергей Иванов, выдававший себя по пути из Вранья до Призрена за русского. Начальник полиции не замедлил лично представить его мне и паспорт, имеющийся у него.

Из паспорта, выданного турецкой миссией в Белграде 1/13 марта сего 1880 г., явствует, что Сергей Иванов родом с острова Килии, турецкий подданный, получил этот паспорт для проезда в Призрен через Вранье по своим торговым делам.

Между тем, как начальник полиции ходил с докладом к губернатору о подозрительности явившегося с турецким паспортом из Белграда Сергея Иванова, этот последний объявил мне, что он не Сергей Иванов, а сотник казачьего полка Адам Иванов Калмыков, что он сражался против турок в Сербии в качестве волонтера, потом в Болгарии, где будто бы спас великого князя Владимира Александровича от неминуемой погибели, а после войны был орудием князя Дондукова-Корсакова в македонском восстании и затем явился в Белград для обсуждения общего нлана действий в Македонии и Старой Сербии с членами славянского комитета и деятелями, как он, как-то: Алекса Якшич, Любобратич и Молчанов (корреспондент «Нового времени», выдающий себя за агента генерала Черняева), и что он по выбору этого комитета послан сюда для собрания надлежащих сведений для организования между албанцами восстания против Австрии.

Ввиду этого он для большего успеха запасся турецким паспортом в Белграде, а насчет нужных для тех целей денег он рассчитывает на меня. В ответ на все это я посоветовал Калмыкову (если он не Сергей Иванов) скорее удалиться отсюда подобру-поздорову, пока не случилась с ним какая-либо беда.

Но не прошло и несколько часов после этого совета, как его арестовали как человека, скитающегося без определенной цели. На допросе Калмыков показал, что он Сергей Иванов и турецкий подданный, но по происхождению русский и что он переплетчик из Килии. В неясных ответах на вопрос, как он из русского подданного сделался турецким, турки констатировали в нем действительно подозрительную личность. Между прочим, он на [272] предложение допрашивающих препроводить его в Россию заявил, что он желает лишиться головы скорее в Турции, чем в России. Подобные ответы Калмыкова-Иванова побудили здешнего губернатора отправить его в Битолию к центральной вилайетской власти для дальнейшего и более подробного допроса. Калмыков вчера отправлен был туда под конвоем одного жандарма.

Авст[рийский] мой коллега, по рассказам своих шпионов и наружности арестованного и шрамам на лице, признал в нем Калмыкова, с которым он состоял в приятельских отношениях в бытность свою консулом в Софии. Г. Вальдхардт сказал мне сегодня, между прочим, что Калмыков этот вел себя в Болгарии чрезмерно зазорно и так, что сам князь Дондуков-Корсаков принужден был выслать его из Болгарии в Румынию, и что Калмыкову грозит неминуемая смерть чрез повешение, если турки откроют его настоящее имя, потому что Калмыков им чересчур известен своими разбойничьими деяниями в Македонии.

АВПР, ф. СПб. ГА, V-А₂, д. 675, л. 41 и об. Копия

11

1880 г. апреля 14. — Донесение М. А. Хитрово М. К. Ону

Консул наш в Призрене шифрованною телеграммою меня уведомил, что там был арестован сотник Калмыков с курьерским паспортом на имя Сергея Иванова и что он был отправлен под конвоем в Битоли.

На запрос мой по телефону Няга мне отвечал, что ему о сем ничего неизвестно и что он будет следить за этим делом.

Никаких иных сведений я пока не имею.

Примите и т. д.

АВПР, ф. СПб. ГА, V-А₂, д. 910, л. 102. Копия [273]

12

1881 г. февраля 8. — Донесение русского вице-консула в Битоле Л. Няги Е. П. Новикову

1881 г. февраля 8. Монастырь. – Господин посол,

В продолжение к моей шифрованной телеграмме, которую я имел честь послать Вам вчера, считаю своим долгом добавить, что албанцы Дибры, изгнав Мехмед-бея, местного мутесаррифа, заменили его тремя личностями: Абдуль-беем Фрашери, Фаик эфенди и сыном Абдулах-паши. Все трое — албанцы по происхождению.

Среди тех троих, кто в настоящий момент возглавляет администрацию в санджаке Дибра, Абдуль-бей уже известен своим путешествием по Европе, которое он совершил два года назад для того, чтобы выразить протест против передачи территории Греции.

Кроме того, уверяют, что албанцы Охрида готовы ввести у себя тот же режим, что и в Дибре, и есть опасения, что их примеру последуют и в Монастыре.

Несмотря на эти беспорядки, власти в Битоли сохраняют полное спокойствие, и это позволяет предполагать, что албанцы действуют не иначе, как по инструкции константинопольского правительства. Последнее хочет, по-видимому, запугать христианское население для того, чтобы помешать этому населению в случае войны объединиться с греками.

Можно предполагать еще, что другим побудительным мотивом, который заставляет Оттоманскую Порту подстрекать албанцев к вооруженному выступлению, является возможность выдвигать их в решающий момент в качестве довода при всех уступках [территории], держать албанцев всегда готовыми энергично защищать их землю.

С этой целью, без сомнения, транспорты с ружьями и другими военными материалами ежедневно отправляются из Монастыря в Албанию на виду у всех.

Копия настоящего донесения сообщена в императорское министерство.

Имею честь и т. д. [274]

13

1881 г. февраля 28. — Донесение Л. Няги Е. П. Новикову

1881 г. февраля 28. Монастырь. — Господин посол,

В моем донесении от 8 февраля сего года № 16 я имел честь сообщить Вашему превосходительству, что албанцы Дибры, изгнав Мехмед-бея, местного мутесаррифа, заменили его Абдуль-беем Фрашери и К⁰.

Назавтра, однако, дибриоты разделились: одни приняли сторону законных властей и, возглавляемые местным муфтием и Садык-пашой, склоняли население Дибры к тому, чтобы признать вновь мутесаррифа, которого изгнали накануне; другие по настоянию Фрашери и Абдуллах-паши выступали против этого.

Это неопределенное положение продолжается до настоящего момента; власти в Монастыре, наконец, вчера решили выслать в Дибру некоего Омер-бея, албанца с Юга, для того, чтобы склонить дибриотов подчиниться законным властям. Вероятно, что эта миссия удастся, учитывая, что среди окрестных албанцев нет сторонников Фрашери.

Копия настоящего донесения сообщена в императорское министерство.

Имею честь и т. д.

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 1433, лл. 12-13. Подлинник. [275]

14

1881 г. марта 31 (апреля 12). — Донесение Л. Няги Е. П. Новикову

1881 г. марта 31 (апреля 12). Монастырь. — Господин посол,

На прошлой неделе Дервиш-паша, проехав из Салоник в Приштину с четырьмя батальонами, которые он привез из Константинополя, для того чтобы успокоить волнения албанцев Призрена, Джаковицы, Ипека и Люмы, сконцентрировал между Качаником и Призреном свои войска вместе с другими 8 батальонами, которые уже находились там.

Предвидя упорное сопротивление четырех вышеупомянутых округов, руководимых их главою — Али-пашой Гусинским, при котором находится известный Абдуль-бей Фрашери, Дервиш-паша, прежде чем применить силу против упрямцев, попытался сначала прийти к примирению. С этой целью он пригласил по телеграфу нотаблей Дибры: Ильяз-пашу, Садык-пашу и муфти приехать в его квартиру для того, чтобы быть посредниками в предстоящих переговорах с Али-пашой Гусинским.

Преданность Ильяз-паши и Садык-паши правительству позволяет надеяться, что Дервиш-паше удастся успокоить это частичное волнение албанцев, тем более что другая часть албанцев спокойна и, кажется, предана Порте. Ильяз-паша, который находится в Монастыре, ожидает только денег на дорогу для того, чтобы последовать приглашению мушира.

Копия настоящего донесения сообщена в императорское министерство.

Имею честь и т. д.

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 1433, лл. 26-27. Подлинник [276]

15

1881 г. апреля 11 (23). — Донесение Л. Няги Е. П. Новикову

881 г. апрель 11 (23). Монастырь. — Господин посол,

Монастырский генерал-губернатор сообщил мне сегодня, что Дервиш-паша, посланный недавно против албанцев Севера, наконец, достиг цели и вошел в Призрен 9-го числа текущего месяца после незначительной стычки у прохода Штимле.

Между тем всеобщая молва гласит, что при этой стычке с обеих сторон было до тысячи убитых. Несмотря на это, по словам здешнего вали, жители Призрена не оказали никакого сопротивления вступлению Дервиш-паши в город, а, напротив, навстречу ему вышло все население, кроме албанских руководителей, которые удалились в округ Джаковицы.

Копия настоящего донесения сообщена в императорское министерство.

Имею честь и т. д.

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 1433, л. 28. Подлинник

16

[... ] Что касается судебных властей в Монастыре, то они действуют активно для того, чтобы доказать существование комитаджиев и скомпрометировать честных людей. Генеральный прокурор, руководствуясь [277 ] показаниями сидящих в тюрьме людей, дал санкцию на арест нотаблей: доктора Роби из Охриды (он является одной из главных жертв), а также шести других: двоих братьев Спространовых, Лимончева, Манова и двоих Белевых. Все эти нотабли из Охрида приведены вчера непосредственно в тюрьму Монастыря.

Несмотря на это, генерал-губернатор настойчиво убеждает меня, что во всех этих случаях ареста дело идет о простом разбойничестве [...] [282]

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 1433, лл. 51?52. Подлинник

17

1881 г. июня 12(24). — Отчет А. Лаппе, представленный Л. Няге, о судебном процессе над участниками Охридского заговора

Будучи послан Вами присутствовать на суде над 19 обвиняемыми в политическом заговоре, я имею честь представить на Ваше усмотрение резюме судебных дебатов, которые имели место на открытом заседании апелляционного суда (уголовной секции) Монастырского вилайета на этой неделе: в понедельник — 8 июня, во вторник — 9 и сегодня — 11 июня.

Заседание было открыто в понедельник в 6 часов по турецкому времени председателем суда Хасаном Тахсин-эфенди. Членами суда были: Зекирия-эфенди и Ибрагим-эфенди (турки), Георгий Цали (грек), Морено Кальдерон (еврей) и секретарь суда Бекир-эфенди.

На скамье подсудимых сидели обвиняемые: Спасе Ангелов из деревни Спространи (каза Монастыря), Велиан Стефов из Вельмей (каза Охриды), Христо Попов из Годивие (каза Охриды), Яне Коджабаши из Брежани (каза Монастыря), Христо Боюклю из Сливево (каза Монастыря), Атанас Блаев из Вельмевци (каза Охриды), Яне Самарджи, Ангел Спространов, Петр Спространов, Зафир Белев, Златен, брат епископа, Наум Филев, школьный учитель, Коста Манолов, Коста Лимончев, доктор Константин Робев, Коста Писин, Кристан Блаев, Кристо Момев — все из Охриды. Иван Паунчев (из Охриды) — отсутствовал.

После соблюдения формальностей, состоявших в том, что, по обычаю, были записаны имена и другие данные об обвиняемых, секретарь прочитал обвинительный акт, содержание которого сводилось к следующему.

«Прошедшей зимой некий капитан Илья из деревни Илино, казы Монастыря, явился в Охриду, и на собрании в доме Яна Самарджи вышеназванный капитан прочитал письмо (прокламацию), написанное по-болгарски и потурецки, исходящее от охридского епископа Натанаила, в настоящий момент председателя революционного болгарского комитета в Софии. В этом письме епископ якобы предлагал заговорщикам присоединиться к капитану Илье для того, чтобы поднять болгар этой области и, использовав приближающуюся греко-турецкую войну, истребить мусульманское население Македонии и присоединить эту провинцию к Болгарии. С этой целью 10 000 ружей и необходимое количество патронов, а также деньги должны были быть посланы со временем в Градско (станция на железной дороге Митровица — Солунь) для раздачи их русским консулом в Монастыре.

Кроме того, капитан якобы показывал присутствовавшим на собрании в качестве рекомендации фирман царя и во время своего трехдневного пребывания в Охриде имел множество встреч с обвиняемыми. Покидая город, он унес с собой два ружья, нож, 210 патронов и 30 турецких лцр, которые даны были ему Робевым, Спространовым и Златаном».

Помимо этого, они обвиняются в том, что составили петицию, на которой были поставлены печати болгарской общины Охриды, а также 24 печати [окрестных ] деревень. Лимончев, Белев, Златан и Попов якобы отвезли ее в Монастырь для того, чтобы вручить русскому консулу. В петиции они просили представить им 10 вьюков ружей, которые они надеялись использовать против банд из Дибры, наводнявших казу Охриды. Консул якобы, прочитав петицию, бросил ее в огонь, заявив при этом Лимончеву, Белеву, Златану и Попову, чтобы они занимались своими делами и что сейчас время совсем неподходящее для подобных дел.

Таково, в сущности, обвинение, которое основывается на показаниях, сделанных на предварительных опросах Спасом Ангелевым, Велианом Стефовым, Ристо Поповым и Яне Самарджи и подтвержденных частично Белевым, Златаном, Филевым и Спространовым.

После всего этого начался допрос.

Первый допрашиваемый — Спасе Ангелев — своим ответом произвел сенсацию. Он сказал, что под влиянием пыток, которым он подвергся во время своего ареста со стороны колагасы, и под давлением со стороны Риза-бея он приложил свой палец под протокол следствия. Но теперь, находясь перед [283] публичным судом, он заявляет, что все написанное во время следствия есть нуль и не соответствует действительности потому, что он подчинился лишь под влиянием силы ради того, чтобы спасти себя от пыток.

Второй допрашиваемый — Велиан Стефов — также все отрицал и с большим волнением описал пытки, которым он подвергся со стороны колагасы и Риза-бея. Он рассказал, как чауш (унтер-офицер) тянул его за голову, колагасы его бил, а Риза-бей силой заставил его подписать протокол следствия. Третий — Ристо Попов — также все отрицал, рассказав: как был схвачен в деревне, приведен в Охриду, а оттуда в Монастырь. При этом он был туго связан, а на его шее была привязана веревка с двумя концами, за которые два солдата волокли его, как собаку. Четвертый — Яне Самарджи — заявил, что после своего ареста и во время всего заключения был тяжело болен и не знает ничего из того, что ему приписывают в первом протоколе следствия. Пятый допрашиваемый— Зафир Белев — также все отрицал, добавив при этом, что если он и признал что-либо из обвинения, то сделал это для того, чтобы спасти себя от «шкафа», в который был помещен и в котором он стоял по колено в угле и экскрементах.

После опроса этих пятерых председатель неожиданно бросил на стол документ, который он держал, и, обращаясь к генеральному прокурору, заявил ему, что он должен завтра представить контрдоказательства против этих, все отрицающих показаний обвиняемых. Затем он закрыл заседание, назначив продолжение дела на вторник, 6 часов.

Это внезапное, без предварительной консультации с членами суда решение председателя произвело неприятное впечатление на аудиторию: турки были огорчены, в то время как христиане радовались. К тому же все это произошло в присутствии генерал-губернатора, драгоманов всех консульств и множества зрителей.

Во вторник, 9 июня, еще с утра по городу разнесся слух, что прошедшей ночью агенты генерального прокурора и судебного следствия пытались склонить некоторых из обвиняемых вернуться к прежним показаниям, обещая при этом им, естественно, оправдание, и что удалось склонить к этому только Яне Самарджи.

Заседание этого дня открылось в 6 часов турецкого времени. Президент обратился к генеральному прокурору с вопросом о контрдоказательствах. Тот ответил, что он возражает против появления в суде членов судебного следствия, пользующихся доверием правительства, и что нельзя принимать во внимание отказ обвиняемых, которые уже признали обвинения во время предварительного следствия и которые отрицают теперь свои первые показания. После этого заявления прокурора председатель начал вновь опрос тех, которых допрашивали накануне.

Спасе Ангелев, Велиан Стефов и Ристо Попов повторили то, что они сказали на первом заседании, т. е., что только под пытками их вынудили дать вымышленные показания, которые были продиктованы им следователями Риза-беем и Хаджи Салих-эфенди, что они вовсе не знают тех лиц, которых они оговорили [в своих показаниях], и что следователи показали им через окно на доктора Робева и других.

Подобно этому, ответы других обвиняемых были полностью отрицательными, за единственным исключением — Яне Самарджи, который накануне на заседании также отвечал отрицательно и слух о котором гласил, что под давлением и под влиянием обещаний, которые ему были сделаны накануне ночью, он взялся повторить свои первые показания. И действительно, спрошенный председателем, он заявил, что капитан Илья в сопровождении Спасе, Велиана, Ристо Лимончева и Паунчева приходил в его дом и что Паунчев читал письмо Натанаила, но что он, свидетельствующий [Яне Самарджи], не понял содержания этого письма. А вышеназванные лица в тот вечер отправились в один дом недалеко от города для того, чтобы совещаться, а он спустя полчаса покинул этот дом и вернулся к себе и не причастен к тому, что произошло после его ухода. [284]

Опрашиваемые на основе предыдущего рассказа, все обвиняемые квалифицировали его как чистый вымысел и вновь заявили о своей невиновности Опрос был закончен и слово было дано генеральному прокурору; он поддержал обвинение и потребовал применения против всех обвиняемых 58-й статьи турецкого уголовного кодекса.

Адвокаты со своей стороны указали на абсурдность обвинения и высказались за оправдание своих клиентов. Один из защитников утверждал что предварительный допрос был совершен неправильно и против всех предписании кодекса судебной процедуры, который требует, чтобы следствие было проведено одним следователем, а не множеством членов и в присутствии шефа полиции и генерального прокурора, которые задавали вопросы обвиняемым как это имело место в данном деле.

Другой выступал против обвинения, основываясь на том, что предварительные показания обвиняемых отличаются одно от другого. В то время, как первые показания не содержат ничего, кроме отрицаний, во вторых — содержится частичное признание. Адвокат запросил суд, какие из этих показании суд принимает. На его взгляд, нужно принять первые и оправдать обвиняемых. Но если принять вторые, то почему тогда не признать последних показании, сделанных на публичном заседании главными обвиняемыми с исключительной настойчивостью, что компрометирующие их показания были вырваны у них при помощи ужасных пыток?

Третий адвокат выступал с аргументами из области юриспруденции указывая на то, что нельзя базироваться на утверждениях той или иной личности и на показаниях обвиняемых, чьи свидетельские показания недопустимы, тем более что обвинение не подтверждено никакими вещественными доказательствами.

После этого председатель заявил о прекращении дебатов оповестив что на следующем заседании, в четверг, И июня, в 8 часов пополудни, приговор обвиняемым будет подписан.

Заседание в четверг, И июня, не имело себе равного в судебных анналах Монастыря. В 8 часов с четвертью суд вошел в зал, и секретарь прочитал решение суда, который приговорил Зафира Белева, 3латана, брата господина Натанаила, Косту Лимончева и Христо Попова, согласно статье 58 на пожизненное заключение в крепости. Спасе Ангелов, Велиан Стефов Наум Филев, Яне Коджабаши, Ангел Спространов, Петр Спространов, Коста Манолов, Кристиан Блаев и Кристо Писин были приговорены к 5 годам заключения в крепости. Обвиняемые доктор Константин] Робев, Христо Боюклю, Атанас Блаев, Христо Момев и Яне Самарджи были оправданы и освобождены.

Сообщение решения суда вызвало громкий протест со стороны приговоренных. Они испустили крики отчаяния, возмущенные несправедливостью суда, приговорившего их к заключению. Велиан Стефов упал в обморок и был вынесен из зала. Спасе Ангелов начал срывать с себя одежду, чтобы напомнить [суду и присутствующим] о тех пытках, при помощи которых Риза-бей заставил его поставить свою подпись под протоколом следствия, на основании которого его только что осудили. Зафир, со своей стороны, подошел к генеральному прокурору и обещал ему дать сто турецких лир в том случае если он [Зафир Белев] еще раз вернется к своим первым показаниям которые он дал для того, чтобы спасти себя от «шкафа».

И публика, прежде всего христиане, свидетельница всего хода дебатов на этом судебном процессе и торжества турецкой жестокости, разошлась удрученная мыслями о женах и детях тринадцати осужденных, чьей единственной опорой они [осужденные] были.

Имею честь ...

АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 1433, лл. 66?71. Подлинник

Комментарии

1. Личность упомянутого в письме А. Лаппе Юсуф-бея представляет большой интерес. Юсуф-бей — албанец из Дебара, в конце 1878 г. написал брошюру на турецком языке, в которой выступал против сохранения турецкого ига над народами Балканского полуострова и призывал угнетенные народы Турецкой империи бороться за свое освобождение. В брошюре Юсуф-бей писал о необходимости создания независимой Албании, о союзе албанцев с македонцами. Краткий пересказ текста брошюры содержат документы из архива М. А. Хитрово (РО ИРЛИ, ф. 325, д. 671). Там же имеются документы, свидетельствующие о том, что в январе 1879 г. Юсуф-бей приезжал в Адрианополь, в ставку главнокомандующего русской армии и вел переговоры с М. А. Хитрово об издании брошюры (там же, д. 198, 199). Пока не удалось установить, была ли издана брошюра Юсуф-бея (предполагалось издать ее на турецком и болгарском языках). Почти ничего неизвестно и о дальнейшей судьбе Юсуф-бея. В 1879-1881 гг. он был в эмиграции в Болгарии (там же, д. 671). В книге «Албанско възраждане», изданной в 1909 г. в Софии, Юсуф-бей назван в числе албанских политических эмигрантов, живших в начале XX в. в Болгарии. Дальнейшее изучение деятельности Юсуф-бея может дать, несомненно, интересный материал о связях македонского и албанского освободительного движения.