ПОПОВ А. Н.

ПУТЕШЕСТВИЕ В ЧЕРНОГОРИЮ

Юридический быт Черногории, очерк государственного, уголовного, гражданского и семейного права

Не одними военными подвигами Владыка Петр заслужил необыкновенную любовь народа. Столько, если еще не более важны его труды для внутреннего устройства и управления Черногориею. Обратим внимание на эту сторону его действий.

Во время Черноевичей мысль о свободе и независимости Черной горы, не только не вошла в общее сознание, но даже не была в инстинкте народа. Искони привыкла Черногория быть одною из областей покорных Сербскому Царству. Она дралась с Турками, за то, что Турки погубили Царя Лазаря и Сербию и за то, что Турки гнали православную веру. Князь был лицем уважаемым или простым предводителем войска, нисколько не сознавая своего Государственного значения. Потому с одной стороны он ищет опоры и покровительства в других Государствах. Во время Черноевичей и последующее за ним нет [124] данных, из которых можно бы заключить что Черногория останется и окрепнет, как область не зависимая. Напротив легко ей было подчинится другому Государству, также как подчинялась она Сербии. Мысль об этой зависимости еще не прошла. С другой стороны положение Черногории оторванной от Сербии, не приставшей ни к какому другому Государству, требовало развития внутри ее понятий государственных. И они развились и вошли в общее сознание в смысле государственного значения каждого Черногорца, мысль, которая в последствии перешла в понятие о равенстве в братстве всех Черногорцев. Это, если можно так выразиться, только личное сознание государственных понятий, войдя в семейное устройство Черногорцев, общее им со всеми Славянами, произвело понятие о роде, – родовое устройство. Каждый род получил значение Государства. В чем же могло заключатся общее средоточие Черногории, что соединяло эти роды, эти многочисленные государства в одно целое? Единство происхождения, народность; но это единство было им общим и с другими Сербами, покорными власти Турок и Венециян! Вера; – но и Вера Православная принадлежала всем Сербам; однако у покоренных сербов Православная вера потеряла свое изключительное значение. В областях Турецких Магометанство, в областях Венецианских Латинство, занимали первое место в общественной жизни. И так не собственно вера, исповедание, но ее значение в общественной жизни, ее так сказать государственная сторона, власть церковная – вот что могло [125] сосредоточивать, разрозненные члены Черногории. Прекращение Княжеской власти в Черногории представляет любопытное историческое явление. Последний Черноевичь как бы сознавая, что власть Бана вовсе не может иметь государственного значения в Черногории и быть средоточием общественной жизни – добровольно отказывается от власти и удаляется в Венецию. Вместе с тем, тоже как бы подвигнутый тайным сознанием что единственно Церковная власть может быть средоточием Черногории, ставит на свое место, по общему согласию народа, Митрополита. Так начинается духовная власть в Черногории, власть Владык.

Владыка Петр, рассказывая об отречении последнего Черноевича, замечает: по необходимой нужде стал Митрополит Черногорский владетелем Черной Горы, не по властолюбию или славолюбию, как думают те, которые не малейшего не имеют понятия о состоянии Черногории и значении ее Митрополита ⁹⁴. Бесспорно не жажда власти поставила Митрополита Черногорского Владыкою народа, но внутренняя необходимость их общественного быта. Какого же рода было его значение, в чем состояло его действие?

С того времени как Митрополит сделался Владыкою Черногории, общим средоточием ее общественной жизни и потому получил некоторым образом государственное значение – его власть стала в противоположность с государственною властию рода. Такая [126] противоположность вместо сосредоточения разрознила общественный быт и породила борьбу, которая должна была кончиться или победою рода или власти Митрополита; двух государственных средоточий быть не могло. Ни то, ни другое последствие не было в духе Славянского племени.

Победи род, то в первое время мысль о средоточии уничтожилась бы совершенно. Ибо род никогда не существует как нечто общее и единое, напротив всегда предполагает многие роды и с равными правами. Разумеется мысль о средоточении жизни не могла бы исчезнуть, а потому в первое время взаимная вражда была бы первым следствием преобладания мысли о роде в общем устройстве общественного быта. Усиление некоторых родов на счет других, более или менее тесный их союз между собою, аристокрация была бы дальнейшим следствием – явление противное Славянству.

Победи власть Митрополита значение родов, – вся власть государственная соединилась бы с духовною, произошло бы явление похожее на власть пап на Западе – явление противное Христианству.

И так противоположность между родом и властию Митрополита должна была разрешиться и примириться в новом среднем понятии, и таким понятием был закон.

Обратим внимание на историческое появление и движение мысли о законе в Черногории.

Власть Владыки зделавшись средоточием общественного быта, в первое время появления почти [127] незаметна и бездействует в отношении государственном. Ее влияние на жизнь остается по прежнему чисто религиозным и нравственным.

С другой стороны сильно начинает развиваться родовое устройство. Роды ростут и умножаются, одни начинают преобладать над другими. Каждое село и община получают родовые названия (сохраняющиеся и до сих пор), что указывает на родовое их происхождение, звания Сердарей и Князей становятся наследственными. Взаимное соперничество родов выражается в кровавой мести.

Во все это время брожения государственного значения рода, власть духовная остается в стороне и не выступает на поприще действия. Наконец следствием постоянной вражды родов между собою было ослабление внутренней связи и единства жизни. Многие из племен подпали под власть Турок, другие признали их покровительство, и внутрь всей Черногории сильно прокралась Магометанская пропаганда и нравственно разобщила Черногорцев. Власть Владык не могла уже более бездействовать; борьба из области государственной перешла в область нравственную и грозила разрушением религиозных убеждений народа. Тут является Митрополит Даниил и истребление всех потурченков внутри Черной Горы. С этой минуты начинается новая эпоха во внутреннем развитии Черногории.

Мысль о народном единстве, основанном не на случайных судьбах исторических, но на единстве народного убеждения, ярко обрисовывается в это [128] время и делается основною мыслию последующей истории. Истребление потурченков имело большое влияние. Во 1-х оно заставило выразится мысль об единстве народном. Но эта мысль не доходит далее простого народного инстикта. Будучи сознана она получила бы государственное значение и, действуя на быт общественной, породила бы другую – мысль о независимости, сознание того что в жизни народной есть зерно, способное развиться в государство. Во времена Даниила Черногория пришла в сношение с Россиею, следствием этих сношений, было признание Черногорцев себя Русскими подданными. Из этого мы видим, что народ еще не достаточно сосредоточился внутри себя и ищет внешней опоры, – мысль о внутреннем единстве не достигла полного сознания. Последующая история представляет ряд постепенного сознания этой мысли. Во 2-х, истребление потурченков произведено влиянием Владыки. Этот случай представлял ему полную возможность сосредоточить в своем лице все государственное значение. Но, как мы сказали что нет ничего противнее значению Православного Епископа, как внешняя государственная власть; потому Владыка Даниил не берет на себя значение этого подвига. Он собирал прежде народное собрание, которое решилось на меру истребления потурченков. С этого времени является народное собрание средоточием государственным. Но во всяком случае главным лицем в народном собрании представляется Владыка. Стало быть ему предстояла снова возможность приобресть всю власть государственную. Чтобы окончательно [129] отстранить от себя такую возможность, приемник Даниила ставит светского Председателя народного собрания, избираемого самим народом, Губернатора. Значение Владыки определяется окончательно как чисто нравственнорелигиозное. В 3-х, народное собрание становится в противоположность с родовым устройством. Но те же представители и члены родов составляют и народное собрание. На этом основывается, с одной стороны необходимое движение вперед общественной жизни, с другой медленность этого движения. Народное собрание противоположно исключительному, государственному значению рода. Народное же собрание было простою совокупностию тех же родов. И так борьба введена внутрь самого рода, он сам восстает на себя. В следствие этого родовое устройство обессилило и дало возможность развитию новых начал. С другой стороны члены родов входя в состав народного собрания вносили в него убеждении о государственном значении рода. Столкновение этих убеждений только обессиливало одно другое; но не могло произвести новых убеждений. Они должны были привзойти извне. Нравственное влияние Владык, стремление их распространить образование и тем изменить народные убеждения, медленно начинает вводить новый порядок вещей.

Народные собрания часто созываются и это помогает усилению их значения, вместе с тем убеждения собрания еще так шатки, что оно долго не сознает своего государственного значения. Потому и кровавая месть остается во всей силе, и народ беспрерывно [130] ищет государственного единства вне самого себя, и бежит за каждым знаменем. Этим объясняется и появление и сила Самозванца Стефана Малого, и его чисто произвольные действия в отношении к внутреннему устройству и управлению народа, – и возможность видимой измены, так Губернатор Черногорский хочет подчинить ее, по смерти Митрополита Саввы, Австрийской Империи; так партии Черногорские, перессорясь между собою, призывают на помощь Турок и поддаются им.

Мысль о народном единстве не совпадает с мыслию о независимости, живет в народе как простой инстинкт, не достигая государственного сознания до времен Владыки Петра. С сего времени народное собрание получает окончательную силу. Каждое его решение записывается и утверждается как закон. В понятии о законе народное собрание сознает себя и получает силу, которой должны покориться частные роды. Чтобы закон имел силу, само народное собрание, во 1-х, клятвою обещается исполнять его; во 2-х, устроивает суды для приведения в исполнение закона, и для наказанию преступников. Таким образом, частный суд и расправа, кровавая месть уничтожаются, вместе с падением государственного значения родов. Вот мысль, которую вносит в общественное сознание Владыка Петр. Просвещенный и знакомый с устройством и управлением других Государств Европейских, он желал, чтобы Черногорцы унаприед можемо управляти на изглиед прочие народах од свиета, но вместе с тем, [131] сознавая вполне святость народной свободы и ничтожность законов противоречащих нравам и обычаям, стремился к установлению законного порядка, полезного и приложимого к жизни народной. Поводом такого стремления был Судебник, о котором говорит Г. Милаковичь: этот Судебник написан по следующему правилу: Законе треба принаровляти на родима, а не народи законима ⁹⁵. Рассмотрим характер народных собраний в Черногории, их отношение к Власти Владык и значение закона, потом приступим к гражданскому и семейному быту.

Понятие о внутреннем единстве ясно высказано в заключении Судебника: «обязанность всякого сына отечества, говорит ему и побуждает быть верным и преданным своему отечеству. Ни какое благо, ни богатство не может разлучить его с ним, ни подкупить сделаться отступником и изменником. Эту обязанность должны исполнять все мы, рожденные и воспитанные в одном отечестве. Но к несчастию не многие из нас равно познают эту прекрасную и великой чести достойную обязанность. Потому дай Боже, чтобы она наконец вошла в общее сознание и все мы впредь совокупно и нераздельно могли бы называться истинными сынами, преданными своему отечеству». Эта мысль об единстве народном, выражается в народных собраниях, значение же народных собраний, в законе. При Владыке Петре часто повторялись народные собрания. В 1790 году, когда Берда просила [132] помощи у Черногорцев, народное собрание отвечало грамотою и обещалось помогать. В 1796 году 5-го августа, после первого поражения Кара Махмуда, собрано было народное собрание, которое постановило законы противу кровавой мести в 16-ти статьях. Через два года, в 1798 году октября 18-го, народное собрание, бывшее в монастыре Станевичь, распространило эти законы. Наконец собрание, 17-го августа 1803 года в Цетине, привело их в большую полноту и составило некоторым образом полную систему законодательства.

Сюда собрались, как говорит заглавие самого Судебника: Главари и Старшины и стала наша брача, свободне Области Црнегоре и Брдах наединокупный собор и виечу. Народное собрание было под председательством Владыки, с целию установить единогласно и договорно закон и уредьбу. Владыка и Старшины предлагали статьи на общее суждение народа, потом собирались голоса и единогласие утверждало постановления.

Слово договорно, употребленное в Судебнике, имеет полное значение. Закон представляется здесь не иным чем, как договором народа между собою и с его Правительством, в лице Старшин и Владыки. Ни един народ не може быти честит, ни сречен, у коему законитого суда и доброго правительства нема, и ни едно правительство без помочи народне стояти не може, говорит тот же самый судебник. Это общее правило служило основанием новому законодательству, потому (ст. 16) самые законы часто называются [133] договорами (по овому нашему состанку и договору). Не менее того значительно и слово единогласно. Единогласие в решениях составляет одну из отличительных славянских форм, в противоположность западно-Европейскому большинству голосов.

Это народное собрание окончилось торжественною клятвою. Все клялись под знаменем Черногории, целовали крест, Евангелие и мощи Св. Пантелеймона, в том, что будут строго исполнять все постановления Судебника.

Для наблюдения за исполнением закона и для того, чтобы держать суд и расправу, устроено было высшее судилище под именем Кулук и низшие. Общий состав народного суда назывался судом Земским (суд Земальски).

Народное собрание 1808 года 17 августа, для содержания судей постановило подать. Так говорит об этом ст. 19-я: «Все народы в свете платят известную дань, не для кого нибудь другого, но для себя самих. Чтобы на эти деньги правительство содержало судей и войска, которые бы защищали их от неприятельских нападений и оберегали от всякого зла и опасности. Потому и мы постановляем, чтобы каждый дом платил ежегодно 60 динаров. Преосвященный Петр I дает ежегодно весь доход от принадлежащих ему земель Цетинского монастыря. Каждый Князь или Главари должны сбирать эту подать с своей общины и ежегодно в день Рождества приносить в Цетин, или туда где будет находиться правительство. От правительства они получают свидетельство, [134] которое могли бы показать общине, в удостоверение того, что заплатили деньги. На эту дань будут содержимы люди, которые бы судили по закону». Этим постановлением наносился последний и решительный удар государственному значению рода и потому было чрезвычайно трудно привести его в исполнение. Не смотря на то, что закон постановлен был общим согласием народа, он почти не был исполняем или исполнялся неопределенно и не всеми. Черногорцы видели в нем ограничение своей свободы; если платить дань, говорили они, то почему же не платить ее Туркам, чтобы чрез это жить с ними в мире. Почти постоянно продолжавшиеся войны во все последнее время Владычества Митрополита Петра препятствовали решительному введению податей. Потому ропот народа не ярко высказывался, чему способствовало и необыкновенное уважение народа, которым пользовался Владыка.

Следствием неисполнения этого закона было то, что и законы о кровавой мести тоже неправильно исполнялись и суд не был правильно устроен. В последние годы, когда наконец прекратились войны, Владыка снова было обратил внимание на внутреннее устройство, но вскоре занемог и умер (окт. 1830). Незадолго перед смертию он собрал народ в Цетине и увещавал их оставить месть и исполнять законы, ими же постановленные. Наконец в своем завещании он просил народ, чтобы за всю Черногорию, за все нахии, племена и села они дали обещание при его мертвом теле прекратить все ссоры и не [135] мстить друг другу до Юрьева дня. Закон не имел достаточной силы и Владыка должен был прибегнуть к своему нравственному влиянию на народ. И народ послушался увещания любимого Владыки, дал слово и свято сдержал его. Владыка говорил после Юрьева дня, суд вами же устроенный, примирит и рассудит вас. Но лишь только прошел срок, кровавая месть загорелась сильнее прежнего.

Наследник Петра I, Петр II, теперешний Владыка, решился привести в исполнение намерение своего предшественника и дяди. Он собрал народ, уговаривал враждующих прибегнуть к суду и помириться. Но меры оставались без действий, – так силен был старый обычай, – не смотря на желание большей части народа. Часто собравшись в Цетине, чтобы заключить мир, враждовавшие партии начинали войну перед домом Владыки. Никакие средства прекратить бой не удавались. Тогда в средину битвы являлся сам молодой Владыка, и предлагал слабейшей стороне войти в его дом и там защищаться. На дом Владыки не дерзал идти ни один Черногорец, и так на время прекращался бой. Наконец Владыка собрал собрание, и умолчав на время о законе о податях, объявил, что закон о прекращении кровавой мести и устройстве судов должен быть приведен в исполнение. Большая часть согласилась, но Рецкая нахия взбунтовалась. Все средства преклонить ее к миру были напрасны, должно было прибегнуть к военным действиям. Сама нахия разделялась на партии, и одна только из них бунтовала. Владыка [136] призвал другую партию и ей поручил усмирить собратий. Любопытно до какой степени был силен обычай мести и вместе с тем уважение к Владыке. Враждовавшая партия беспрерывно присылала послов к Владыке просить, чтоб он прекратил своим словом войну и не вводил закона об уничтожении мести. Самая высокая степень просьбы в Черногории состоит в том, что Черногорцы посылают просить жен с грудными детьми. По 50 и 60 грудных детей приносили ежедневно перед дом Владыки – умоляли оставить принятые им меры. Но эта просьба не могла поколебать Владыку, – он исполнял завет предшественника и ясно видел необходимость и пользу закона. Не против Владыки восставал народ, это не была война за частные выгоды, но вражда начал – родового и общественного. Наконец она прекратилась и Владыка приступил к окончательному устройству судов.

Этому предшествовало действие, которое уменьшило значение партий в Черногории, усилило значение Владыки и тем помогло водворению внутреннего порядка – это уничтожение звания губернатора. В последнее время он явился соперником Владык и стремился к уничтожению их власти, но его действия были открыты, и народ осудил его как изменника и выгнал со всею семьею из Черной Горы. Образовано было новое место, соответствующее Губернатору – место Председателя Сената, которое занимает теперь брат Владыки, Георгий Петровичь (в 1831). Высшее судилище, устроенное при Владыке Петре I, [137] преобразовано и названо Сенатом. Он состоит из 16-ти членов, избираемых по всем нахиям самим народом и утверждаемых Владыкою. Первоначально они менялись через год, теперь срок иногда продолжается долее; но вообще это звание временное. Каждый из них получает по 100 гульденов жалованья. Вместо низших судов введена гвардия, состоящая из 150 человек. Они находятся в каждом селе и племени, и также избираются народом и утверждаются Владыкою. Каждый из них получает по 30 гульденов жалованья. Кроме того учреждено было 15 переников, составляющих свиту Владыки. Теперь они умножены до 30; в их число избираются самые храбрейшие из всех нахий и племен. Каждый из них получает по 40 гульденов. В след за устройством судов, Владыка требовал исполнения закона о податях. Это требование встретило такие же трудности как и первое. Снова зашевелились партии и племя Пиперов взбунтовалось. Но твердая воля Владыки преодолела препятствия и подати были введены. Теперь каждый Черногорец платит подать от одного цванцигера до 6-ти гульденов, смотря по имуществу. Таким образом устроился внутренний порядок в Черногории, которого характер мы постараемся изложить в обших чертах.

Предшественники теперешнего Владыки определили свою власть как чисто религиозно-нравственную, отрешив от всякой светской власти.

Постоянным стремлением Владыки Петра было придать государственное значение народному собранию [138] и в нем сосредоточить общественный быт Черногории. Смысл собрания выразить в законе и силу закона привести в действие устройством судов. Новое устройство исполнило ли эти требования или изменило их? Не возросла ли власть Владык на счет всего остального и не изменила ли первоначального своего характера? Последния решительные действия Владыки принуждают нас сделать этот вопрос. Но эти действия были исполнением законов, постановленных самим народным собранием. Потому действия Владыки в этом случае не представляются произвольными, но прямым исполнением закона. Святость закона соблюдена во всей его силе и стало быть значение народного собрания. Народное собрание представляется средоточием государственным – оно избирает Владык. Правда со времени митрополита Даниила, Владыки избирались с одним только исключением из рода Негошей, но это избрание совершалось народом. Последний Владыка был назначен по завещанию Петра I, но народ же признал его и приветствовал как Владыку. Общее народное собрание созывается всегда при объявлении войны. И так, оно составляет главное средоточие в управлении Черногории. Каждое село и племя образуют самостоятельные общины и соединяются в частные собрания, имеющие право избирать чиновников. Общее собрание почти всегда соединяется в Цетине, как внешнем средоточии страны, не смотря даже на то, там нет в это время Владыки. Разумеется, эти собрания совершаются без всяких особенных форм. [139] Черногорец не любит формальности и видит в ней стеснение своей свободы. Каждый может говорить и говорящего слушают внимательно. «Вообще, – говорит Вук Кораджичь, – красноречие высоко ценится в Черногории. Начальник не красноречивый ничего не значит, а самый бедный и ничтожный, но красноречивый человек может занять его место, сделаться Главарем Нахии или Племени».

В лице Владыки сосредоточивается вся нравственно-религиозная власть, его титул: Владыка Черногорский и Бердский. Первоначально они посвящались в разных местах, последний Владыка посвящен в Петербурге Св. Прав. Синодом, в 1833 году, в Митрополиты Черногории. Народ называет его иногда Господарем. Этот титул он получает как высшее лицо во всей Черногории и как представитель ее в отношении к другим землям, но не потому чтобы заключал в себе светскую власть. Он присутствует в Сенате и утверждает решения, также как главное лицо во всей Черной Горе. Сенат имеет особого председателя. В решениях дел уголовных, Владыка, как лице духовное, не участвует и они предоставлены вполне Сенату. Усмирение последних бунтов предоставлено было тоже народу и суду. Владыка только отлучил от церкви возмутителей.

Он главный представитель Черногории в отношении к другим землям – ведет переговоры и заключает трактаты. В последнее время Владыка достиг того, что если не сама Порта, то уполномоченные ее визири в трактатах называют Черногорию [140] свободною и независимою областью. Уже самое заключение трактатов свидетельствует о молчаливом признании независимости Черногории. Австрия в 1832 году тоже заключила трактат с Черногориею о границах. О заключенном трактате объявляется народу. Вот объявление о мире с Герцеговинским пашею, заключенном в 1842 году, в Рагузе.

Послиед дугога зла и кровопролича, кое е было мечу нама и Турцима Херцеговачкиема, Я и Али – Паша, Везир Херцеговачкий состадосмо се у Дубровнику око свашта се лиепо разговорисмо и мечу собом мир и яко приятельство утвердисмо; ради тога дае се на знане вама, кои сте по границы Херцеговачкой, да не бы кои задио чоека, кои е под власть Али-Пашину, ербо знадите добро ко бы и каква зла учинио на границы Везира Херцеговачкога, та нека држи, да га чини мени, и да му места у моиой земльи быти нече. Тако-знадите и да сте здраво!

Переники составляют свиту Владыки, они посылаются иногда для объявления народу желаний Владыки, для приведения в исполнение приговоров суда и т. под. В переники принимаются только те, которые отличились каким нибудь храбрым поступком. Вместе с тем они составляют начало постоянного войска. Но этот последний характер переников [141] исчезает в воинственном характере всей Черногории. Со времен падения Сербского Царства и до сих пор, Черногория постоянно ведет войну. Черногорец родится воином, и начинает носить оружие с 10 лет и даже paнеe. Простая и полная славянская природа видит в государстве такое явление как он сам, как его семья. И если чужое племя, чуждое государство лишает его своей независимости, он смотрит на него как на внешнюю силу, которой можно или противоборствовать или покориться. Покорность представляется ему совершенною потерею своей народности, потерею самого себя. Потому Сербов покорных Туркам, Черногорцы не называют иначе как потурченками, не смотря на то, сохраняют ли они свой язык и веру. Борьба с этою силою не составляет простой борьбы за политическую независимость, но борьбу за свое существоввние в полном смысле, государственное самосохранение. Такая борьба иначе и быть не может как на жизнь и смерть, и столетия маленькое племя Черногорцев боролось и борется с силою Турок,

Ради свете вере Праваславне
И свободе свога отачаства

как повторяют многие песни. Мысль о договорном отношении к чуждой власти непонятна Черногорцу. Потому мира с Турками, в собственном смысле, не может быть. Турки оторвали Черногорцев от единства с Сербиею, разрушили и покорили Сербское Царство. Черногорец до сих пор считает себя [142] Сербом. Мысль отомстить Туркам за Косово поле, составляет постоянную народную мысль Черногории. Во всех случаях жизни, Черногорец называет себя Черногорцем, но когда дело идет о войне, то всегда употребляется имя Серб. Почти во всех песнях о военных действиях они называются Сербами –

Од Србаля мало ко погибе
Од Турака мало ко утече
Славу Богу Срби задобише.

Так оканчивается одна из новых песен. В своей войне с Турками Черногорец видит войну всей Сербии, потому она не может окончиться прежде полного освобождения Сербов. Таков общий характер войны Черногорцев и Турок, но он изменился и изменяется по мере изменения внутреннего быта самой Черногории.

В первое время, когда еще жила в народе мысль о подданстве Сербии, Черногорцы дрались с Турками за Сербов. Когда потом мысль о государственном значении превратилась в мысль о роде, и каждый отдельный род заключал в себе значение государства, тогда и война, не изменив своего существенного характера, раздробилась и получила более вид частной мести, нежели войны в собственном смысле. Образовался особый род войны – четами. Каждый Черногорец считал себя обязанным начинать войну, как месть с Турками и быть представителем народным в этом случае. Этот род войны особенно развился [143] по границам. В последнее время когда мысль о самостоятельности Черногории развилась и окрепла, война получила более определительный характер. Явилась возможность если не полного мира, то по крайней мере перемирия. Война сделалась общим делом всей Черногории, потому четоводство, хотя не уничтожилось совершенно, однако изменило свой характер. Нападение на Турцию без особенной причины считается уже преступлением и судится. Чета допускается только в том случае, когда она отмщает Туркам за оскорбление, нанесенное кому нибудь из Черногорцев. Четовство стало собственно частною местью. Месть уничтожена внутри Черной горы, но еще сохранилась в отношении к Туркам.

В наибольшей связи с развитием государственных начал в Черногории было уголовное право.

При родовом устройстве понятие о преступлении не может образоваться и быть понято в его истинном смысле, потому что нет преступника. Преступник является в деле общественном представителем целого рода и следовательно только род может совершить преступление. Наказание точно также падает не на лице совершившее преступление, но на целый род. То или другое лицо будет наказано, все равно для обиженного. Отношение между родами не определяется никакими юридическими условиями, а потому и наказание и его степень, произвольны, – месть.

Часто мстили не тому кто оскорбил, но лучшему из членов того рода, к которому принадлежал оскорбивший. И месть почти никогда не [144] останавливалась на одном, но многие падали жертвою за обиду, причиненную одним.

Только с той минуты, когда преступление соединяется с лицом его совершившим и наказание становится делом государственным образуется понятие об уголовном праве.

Выразить и утвердить эти начала и было делом судебника. Все постановления народного собрания 1796 г. 16 Августа относились к уничтожению мести. Главное требование нового законодательства состояло в следующем: да не будет самосуда и самоуправства в Черной горе. Так в ст. 8-й говорится: да не чини бой и самовольна освета и в ст. 16-й: истец без суда не может взять у ответчика своей вещи, и сам да не узима ништа без руке од суда. В постановлениях следующего народного собрания это правило распространено и на Приморье, не смотря на то, что Приморцы не принадлежат к Черногории, а подчинены Австрийскому Правительству. В отношении к соседним Туркам, можно сказать что принимается тоже самое правило, но оно не соблюдается и не может быть соблюдено. Причины этому заключаются в исконной вражде и ненависти к Туркам и в самих Турках пограничных Черногории, которые не имеют никакого правильного устройства и управления и сами постоянно нарушают это правило. Я был свидетелем нескольких подобных тяжб. Обиженные Турки почти всегда приходят на суд к Владыке и, если по разборе дела окажутся виновными Черногорцы, то он присуждает их к пени. Это уже [145] доказывает что самоуправство не позволено и в отношении к Туркам, но оно также часто бывает, как и походы чет, не смотря на мирное время.

В судебнике исчисляются следующие роды преступлений:

1) Убийство, будет-ли оно совершено из мести или нет, во всяком случае оно считается преступлением.

Убийство разделено на несколько видов: а) Умышленное убийство, – без нужде, него од силе и опачине. За такое убийство преступник должен быть повешен, или камнями добит и расстрелян. (2) Если преступник уйдет за границу, тогда оценивается все его имущество и, из той части которая принадлежит ему, половина отдается семье убитого, а другая в казну. (3) Если бы он когда нибудь возвратился в Черногорию, то всякий Черногорец безнаказанно может убить его. (5) Тот же кто примет его и будет держать у себя, или укажет ему путь, подвергается такому же наказанию, как и самый убийца. (4)

b) В Черногории был обычай, из мести и чаще просто из удали, вызывать друг друга на поединок. Убийство на поединке наказывается одинаково с злоумышленным убийством.Чаще же случалось что поединщики созывали к себе на помощь и когда вокруг завязывался бой, удалялись. Таковых предписано предавать суду, как возмутителей тишины народной (25), равно и тех которые начинают ссору на базарах и у Церквей. (19)

c) Убийство неумышленное. Например у кого [146] нибудь случайно выстрелит ружье и убьет или ранит другого, тогда суд обязан смягчать наказание.

d) Кто убьет человека защищаясь от нападения, тот наказывается также, как неумышленный преступник. (10)

е) Кто убьет вора или ранит во время кражи, тот вовсе не наказывается и это не считается преступлением (13).

Законы о наказании за убийство приведены в исполнение только при теперешнем Владыке. За всякое умышленное преступление теперь существует только одно наказание – расстреливание. Собирают как можно более Черногорцев из всех нахий и все стреляют в преступника. Это устроено для того, что иначе народ, не отвыкший еще от мести, считал бы себя в праве мстить, тому кто стрелял в преступника. Тут и наказывает и исполняет наказание не кто либо отдельно, но весь народ и потому сама собою прекращается возможность мести.

2) Раны. За нанесение раны преступник наказывается денежною пенею (глоба). В этом, отношении различаются два случая:

a) Если ранит один другато в ссоре, суд разобравши дело и открыв виновного, смотря по обстоятельствам, налагает пеню (6).

b) Если же ранит без всякой причины, – нода се юнак назове, то пеня двойная (7).

3) Удар. Высочайшею обидою в Черногории считается ударить другого ногою или чубуком. Эта обида наказывается высокою пенею. Если же [147] обиженный не вынесет обиды и убьет обидившего, то он не считается преступником, как тот, кто убил вора на краже (8).

4) Воровство. Народное собрание 1796 года постановило судить воровство по прежним обычаям (14). Этот обычай состоял в плате, за украденную вещь в семь раз более того, чего она стоила. В последствии решением Земского Суда 1797 года, которое было признано законом, это постановление развито в отношении к частным видам покражи и пени увеличены. Например за вещь которая стоит грош, платили 15 (ст. 14). В последствии 1808 г. снова подтверждены эти постановления и усилены. «Наибольшее зло и кровопролитие в нашей земле бывает от воровства и в этом особенно виновны родители, которые не воспитывают детей своих на добрые и полезные дела и не держат в страхе Божием, но напротив сами учат красть и грабить имущества других,» говорит судебник (17). Понятие о воровстве вовсе не считалось преступлением в Черногории и ловко украсть вещь у другого, было делом храбрости, которою хвастались. Очевидно, что такие понятия развились в следствие первоначального, враждебного отношения между родами. Потому закон советует родителям учить своих детей, жить в мире и уважать неприкосновенность чужой собственности. В противном случае грозит наказанием. Эти наказания увеличены и распространены не только на покражу в Черной горе, и Берде, но и в Приморье. [148]

За покражу коня или вола, такое же наказание, как и за злоумышленное убийство.

За покражу барана или вещь равную ценою барану, пеня на основании прежних законов, т. е. 15 талеров (14) если покража совершена в 1-й раз, за повторение того же преступления, казнь.

В денежных наказаниях судебника различаются две платы, – одна, которая платится обиженному, она называется осудбина, и другая, которая платится суду, она называется глоба. Глоба почти всегда вдвое более осудбины.

Такими строгими законами уменьшено гораздо воровство в Черногории, они соблюдаются до сих пор. Только в присуждении наказаний предоставлена большая свобода суду.

5) К числу преступлений судебник причисляет: похищение чужих жен и дочерей. В последствии мы скажем о побудительных причинах такого закона. Преступник изгоняется из Черногории, и с его имуществом поступают также, как с имуществом злоумышленного убийцы. Священник, повенчавший на чужой жене или похищенной девице, лишается священства и изгоняется из Черной горы.

Таковы постановления об уголовном праве.

Судебное устройство заменило самоуправство в Черногории. Первоначально каждый Черногорец считал себя вправе или мстить или прибегнуть к суду. В последнем случае суд бывал Третейским. Теперь также остался и Третейский суд, но рядом с ним существует земский, заменяющий месть. [149]

Статья 16 судебника говорит: всякий ищущий чего либо на другом: долг или покражу или заем и проч. обязуется искать судом и законом, сам же без воли суда да не расправляется, иначе подвергается наказанию.

Земский Суд состоит из двух инстанций – нижней – гвардии и высшей – Сената. Недовольные первою инстанциею, могут переносить дело в Сенат.

Скажем несколько слов о ходе судопроизводства, общего как в гражданских, так и уголовных делах. В судебнике находятся следующие узаконения о судьях, постановленные народными собраниями:

Всякий Черногорец и Берчанин должен повиноваться судьям, уважать и любить их, как людей, ими же самими по общему согласию избранных и постановленных, судьями (26). С своей стороны судьи обязаны: 1) Соблюдать мир и со тщанием отправлять свою должность. Если же какой нибудь судья затеет ссору или несогласие, тогда сей час же отрешается от должности и отсылается в свое племя, которое обязано на его место избрать добродетельна и у дружину погодна чоека. Также поступают с непослушным или ленивым судьею (28).

2) Так как судьи и правители получают жалованье из податей платимых народом, потому и должны быть только народными, земскими заняты делами, а не своими частными. Вследствие этого они не могут [150] отлучаться и заниматься домашними делами, до истечения срока их службы (29).

3) Если судья возмет с кого либо из подсудимых взятку (Мито), – такой да се има от суда безчестно прогнан и подвергается суду и наказанию (24). Равно и тяжущийся, давший, или обещавший взятку судье (25).

4) Когда судьи сядут на место суда, должны: а) вспомнить, что они избраны всем народом и потому должны судить, как истинно любящие свое отечество, а не как наемники.

b) Должны молить Бога чтобы дал им просвещениe разума и силу мудрости для уразумения, того что справедливо.

c) Должны вспомнить свое обещание и клятву, судить не по пристрастию и подкупу, но по правде (22).

Таковы по судебнику предписания судьям. Там же определяется и порядок суда следующим образом: Истец и ответчик являясь перед судом, словесно излагают свое дело. Судьи обязаны выслушивать по порядку доводы той и другой стороны и наблюдать за ходом спора, который должен идти без шума и ссоры. Когда говорит один, другой не имеет права перебивать и вмешиваться в речь. Судьи могут переспрашивать то, что не ясно было сказано или непонятно. Один из судей должен записывать речи. Потом, когда тяжущиеся объявят что они все высказали, они удаляются и судьи полагают приговор. Приговор пишется, один экземпляр отдается тяжущимся, другой вносится в книгу, находящуюся при суде (22). [151] Если при положении решения один из судей начнет защищать кого нибудь и без всяких доводов, наперекор всем настаивать на своем мнении, тот объявляется подкупленным, лишается звания судьи и предается суду (23).

Дела решаются по единогласию, большинство голосов допускается только, как исключение. Потому меньшая партия должна поклястся, что защищает свое мнение не по частным видам, но по убеждению (27).

Точно тот же порядок судопроизводства и теперь. Только не всегда записываются речи подсудимых; большею частию одно решение, которого форма следующая:

Да се зна и да е верована, ова данас учинеиа сентенция пред Господаром и свакиам правием судом, да бы было потребито приказати .... следует решение и потом заключается: и овако мы суд и обе стране довольны были за увечный век и Амин. К каждому решению прикладывается народная печать. Таким образом характер судопроизводства чисто обвинительный, как в гражданских так и в уголовных делах. В последнем случае есть некоторые особые формы. Например если в покраже или в лихоимстве судьи (этот случай упоминается в 25 ст. судебника) нет доказательств, которые бы прямо уличали вора или лихоимца, тогда истец объявляет что у него пропала такая-то вещь и вызывает свидетеля за плату, который бы открыл перед судом преступника и уличил его; этого рода свидетель называется сок (от глагола сочити, отыскивать), обыкновенно [152] он не прежде является, как сговорившись наперед в плате с истцом. Потому после объявления посылает к нему кого нибудь сказать: если он даст такую-то сумму, тогда он скажет и обличит вора. Часто эта плата в несколько раз превышает цену вещи. Если сок откроет преступника, то уже преступник обязан ему выплатить сумму, обещанную истцом; если же не докажет, то сам платит все убытки истцу и суду. Обыкновенно если кто либо подозревается в краже и истец найдет сока, то прежде явления его перед судом, он посылает к подозреваемому сказать что есть сок, чтобы наперед признался. Если он признается, то частною сделкою решется дело, если же нет, то начинается процесс.

Кроме земского суда бывает и суд третейский; в маловажных делах большею частию Черногорцы прибегают к третейскому суду. Поссорившиеся избирают третьего, которого решению повинуются. Часто тяжущиеся Черногорцы приходят к Владыке и прежде всякого суда передают ему свое дело, он решает и потом всегда отправляет в Сенат, который только записывает это решение. В этом случае Владыка представляется третейским судьею, и суд только как бы признает его решение. В делах уголовных также существует обычай похожий на третейский суд – это обычай примирения. Когда враждующие партии хотят помирится, то избирают третьев или являются в земский суд. Каждая партия исчисляет обиды, нанесенные ей другою. Судья сводит обиды одной с другою, голову за голову, кражу за [153] кражу и т. д. и старается показать что партии равно виновны друг перед другом, ни одна не должна другой. Тогда в церкви они клянутся прекратить ссору и мирятся.

Это движение государственных понятий в Черногории отозвалось и в гражданском и семейном быте.

В родовом устройстве изчезала мысль о личности и не имела самостоятельного значения. Каждое лице являясь деятелем в общественной жизни, действовала не от себя, но как представитель рода. До тех пор пока не выработалось понятия о личности, – основы гражданского быта, не могло быть и гражданского права в собственном смысле. Точно также и семейные отношения изчезали в отношениях родовых и понятие о семье не могло войти в его настоящие пределы; стало быть и собственно семейного права быть не могло. Мы не хотим сказать, чтобы при родовом устройстве вовсе не было ни семейного ни гражданского быта; был и тот и другой, но не имел юридического значения. Каждое отношение семейное и гражданское, тогда только имело какое нибудь значение, когда соприкасалось с отношением родовым, которое давало ему место в общественном быте. Так мысль о родстве семейном в родовом устройстве получает значение в мысли о родовом старшинстве; мысль о власти родительской, во власти родовой, которая часто противоречит семейным началам. Мысль о гражданской личности получала значение в следствие права лица быть представителем рода. [154]

Только с того времени, как род потерял государственное значение и рядом с ним стало народное собрание, представилась возможность выразиться понятию о гражданской личности. Род, потеряв значение государства, распался на семьи, семья заменила место рода в общественном быте. Народное собрание сосредоточивало отдельные семьи и давало им государственное значение. Но семья непосредственно не может входить в состав народного собрания, в ней есть известные отношения, естественные и нравственные, которые условливают необходимость ее исключительного, полного и замкнутого в себе самом, быта. Это самостоятельное значение семьи заставляет ее участвовать в государственной жизни, в народном собрании, не иначе как посредством своих членов. Таким образом с того времени, как семья получает свое самостоятельное значение, необходимо должно развиться понятие о лице. Семейное и гражданское право появляются в одно и тоже время.

В борьбу родовых начал с государствами постепенно развивается значение личности. В судебнике Петра I-го встречаем следующие постановления:

«Если случится какой нибудь убыток потрава хлеба, сена или винограда и т. п. без особенного насилия, тогда Князья и Главари общины должны сами рассудить, без отношения к суду Земскому» (30). И так признается значение судебное старшин общины в некоторых случаях, не смотря на существование общего земского суда. Теперь такие дела судит гвардия или третейский суд. [155]

При этом должно вспомнить слова Вука Караджича, который был в Черногории в тo время, когда еще яснее слышались отголоски родового устройства, он говорит, что одним из препятствий к введению общего суда были частные общины, которые считали стыдом выдавать своих преступников, чтобы их наказывали посторонние люди, считая это своею собственною обязанностию. Из этого мы видим что между семьей и общим народным собранием, стремилось образоваться понятие о частных общинах с самостоятельным государственным значением. Они заняли бы место рода в общественной жизни и уничтожили бы значение общего народного собрания. Все управление было бы делом владыки в противоположность с которым стала бы власть общин. Мы видели, что почти все села и общины образовались из родов. Потому частные oбщины образовавшиеся на родовой почве, выразили бы прежнюю борьбу рода с государством, только измененную сообразно новым требованиям. Родовая власть сердарей и князей удержалась бы в прежней силе и стеснила бы права других.

Но эта борьба частных общин, наследниц родов, окончилась в пользу общего и единого государственного средоточия. Понятие о личности не потерялось в значении частной общины, но выразилось окончательно.

Каждый Черногорец свободен и не подчиняется никакой власти кроме власти государственной в лице закона, им же самим постановленного и власти [156] духовной Владыки, в делах церковных. Эта мысль о свободе Черногорцев искони была путеводителем их общественной жизни. Она родилась в следствие завоевания Турками соплеменников Черногории, в противоположность к которым они считали себя свободными. Но эта мысль о свободе не имела государственного значения. Потому внутри Черногории в отношении к каждому из ее членов порознь, она не вполне прилагалась; родовые отношения, сила и значение некоторых отдельных родов, стесняли гражданскую свободу лица. С падением рода мысль о свободе государственной перешла в мысль о независимости, а свобода получила гражданское значение.

В следствие этой свободы каждый Черногорец вполне равен другому и может участвовать в общественном управлении, по мере способностей. Титла Князей и Сердарей с которыми прежде соединились должности, теперь суть простые титла. Если сын сердаря не способен быть сердарем, то без малейшего затруднения избирается другой, более способный. От того часто встречается по нескольку сердарей в нахии, но только один из них отправляет должность. Под влиянием такой одинаковости прав каждого Черногорца развилось понятие о братстве в судебнике, в песнях и в общественной жизни Черногорцы не называют себя иначе как брача Црногорцы. Черногорец горд против своих собратий, покорных чуждой власти, а Славянина, независимого как он сам, считает вполне братом. Оттого такая привязанность к Русскому, Русский и Черногорец братья – [157] это слышит каждый Русский от каждого Черногорца, как постоянное приветствие. При таком широком определении личности, могло развиться гражданское право. Но оно еще не выразилось в законе и большею частию существует, как обычай. В судебнике встречаем только одно постановление о продажи имущества.

Кто вздумает продать какое бы то ни было недвижимое имущество, то прежде должен спросить при свидетелях родственников, не хотят ли они купить, потом смежных соседей (мрчинян). Если они откажутся, тогда он может продать кому хочет из своего села или племени. Это постановление показывает еще на исключительное значение частной общины, которое теперь не строго соблюдается. Если состоится продажа, то должна быть при 3-х свидетелях заключена купчая, с подписанием года, месяца, числа, и уплаты денег (15). Такая купчая служит в последствии обеспечением перед судом права собственности. Вообще право собственности также неприкосновенно в Черной Горе, как и право личности, но основывается только на обычае. Собственность передается наследственно. Часто Черногорцы делятся еще при жизни отца и всегда по ровну. Дочери получают только часть движимого имущества; но когда нет сыновей, получают все, кроме дома и огорода, которые идут ближним родственникам. Причина этого заключается в прежнем родовом устройстве, ибо право мстить и месть падала на ближайших родственников, а не на женщин, которым не мстят. [158] При делении братьев, дом всегда получает меньшой сын – обычай общеславянский.

Договоры заключаются совершенно свободно; единственным ручательством в исполнении договора (погодьбы) служит честное слово. Вообще честное слово имет сильное значение в Черногории и держится свято.

Чтобы определить характер семейного устройства в Черной Горе, обратим внимание на отношения мужчин и женщин, главных основ семейства.

Постоянная война Черногорцев была одною из главных побудительных причин к развитию особого характера семейных отношений. Всякий Черногорец воин; он вооружен с того времени, как только может носить оружие, и дерется с врагами. Этот военный характер Черногорца придает ему особенное значение в общественном быту, ярко отличное от значения женщины. Как воин за свободу и независимость родины, каждый Черногорец считает себя свободным и независимым и внутри Черногории. Сначала как представитель рода, потом как член общинного устройства, он участник в государственной жизни Черногории. Все отношения его семьи к другим семьям и к государству принадлежат ему, – он ее государственный представитель. Женщина, как не воин, не входит в эти отношения; ее деятельность ограничена кругом семьи. При родовом устройстве женщина не имела обязанности [159] мстить ⁹⁶, равно и мщение никогда не падало на женщину. Во время самой жестокой мести и междуусобных битв, женщина всегда безопасна. Свободно [160] ходят оне во враждебные села, встречаются с врагами, никогда рука Черногорца не подымется на женщину. Любопытен ответ Владыки на вопрос одного русского путешественника, от чего в Черногории нет ни одного постановления об оскорблении женщин; он отвечал: Не нужно. – Ну, а если кто оскорбит женщину? – Это было бы то же, еслиб вы сказали, если кто вспрыгнет на луну. – Так сильно уважение к женщине, что скорее свою обиду простит Черногорец, нежели обиду жене или дочери; на каждое дерзкое слово один ответ, кинжалом или пулею. Даже соседние Турки соблюдают этот обычай; во время самых жарких войн женщине всюду свободный путь: оне свободно ходят в Турецкие крепости на торги ⁹⁷. Строгое разграничение семейных [161] обязанностей и военный характер Черногорца кладет особый отпечаток на отношения мужчин к женщинам и условливает некоторые обычаи, которые кажутся странными с первого взгляда; думают видеть в них какое-то рабство и угнетение женщины; между тем как, всматриваясь внимательнее в особенные начала их быта, это поверхностное предубеждение исчезает само собою.

Г. Милаковичь в описании Черногории говорит: Црногорац сам свою жену слабо почитуе, али други ко опет не смие е ни наймане увриедити, ер бо главом платио. Точно, Черногорец мало заботится о семейственных занятиях; почти все работы, домашнее устройство, принадлежат жене. Женщины цалуют руку у мужчин и не называют иначе мужей своих, как господарь. Но с другой стороны, Черногорка может иметь свое имущество; ее личность обеспечена более еще нежели личность мужчин. Права мужчин и женщин одни и те же и нет никакой зависимости, кроме нравственной. Но Черногорец воин и член государства, общественное управление и война, вот его дело; в отношении к семье он государственный [162] охранитель и представитель ея. На этом основывается уважение женщин к мужчинам и неучастие Черногорца в делах семейных, которые все предоставлены женщине. Черногорка дика и робка вне своего дома, но за то нет гостеприимнее и услужливее хозяйки, как Черногорка дома. Точно, во время сильного развития родового устройства, судьба женщин унижалась. Каждый член одного рода, соперничая с другим, стыдится просить себе жену в другом роде. Если нравилась ему девица, то просто похищал ее и тайно венчался. Этот обычай особенно был распространен в Берде. Иногда похищали и чужих жен. Но с уничтожением родового устройства это изменилось. Судебник Петра определил строгие наказания за подобные дела и теперь подобный случай почти невозможен. При таком похищении жен, естественно поколебалась тишина семейного быта: явилась возможность многих несчастливых браков, и в то же самое время возникла свобода развода. В этом случае жена подносила пояс мужу и если он его перерезывал, то брак оканчивался. Жена брала свое имущество, приданое, и если была замужем 10 лет, то муж обязывался ежегодно давать ей известную сумму на содержание, которая определялась миром. Свобода развода в эту эпоху доказывает самостоятельность женщины в общественном быту. В последствии, и особенно теперь, разводы сделались реже, потому что браки заключаются не иначе, как по взаимному согласию.

Значение семьи и все отношения семейные, чисто, [163] строго и свято сохраняются в Черногории. Быт семейственный и общинное устройство, под охраною и просвящением Православной Церкви – вот основы, на которых зиждется вся жизнь Черногории, – вот начала, которые защитили это маленькое племя от страшно-грозной силы Турок и коварства Венеции и других. Но недавно прочно устроился быт Черногории; защитив свою независимость, она перешла в ту эпоху жизни, когда сильно ощущается потребность просвещения, духовного сознания тех начал, которые ярко выразились в ее быту. Грознее, опаснее силы Турок предстоит Черногории новая опасность, влияние нравственное чуждых начал. Сколько славянских племен, не покоренных открытою силою, чрез нравственное влияние чуждых начал, нравственною изменою народным убеждениям, замолкли в истории и подпали чуждой власти. Бедная, небольшая область Черной Горы, отделенная от моря, не имея достаточно средств к развитию промышленности и народного богатства, по внешней необходимости, должна быть в зависимости от других. Легко, поэтому, проникнуть чуждым началам в Черногорию. Надеясь, что племенам славянским суждено, и может быть скоро, выдти на поприще дел исторических, наследовать племенам германским, не должно однако же безусловно предаваться этой надежде. Пожелаем, чтобы новое просвещение в Черной Горе создалось на основании Православной веры и славянской народности. Владыка завел школу в Цетине, и вероятно школы распространятся по всей [164] Черногории. Достигнув собственною силою до независимости внешней, достигнуть и до независимости духовной, независимости просвещения, – достойно Черногории, племени нам однородному, маленькому племени, которое столетия вело войну,

Ради свете вере православне
И свободе свога отачаства.

Комментарии

94. Грлица 1835 г. стр. 66 пр.

95. Грлица 1835 г. стр. 52.

96. Иногда встречаем примеры мести женщин, в отношении к Туркам. Народная песня воспевает подвиги одной Черногорки Кристины Станишиной. Ее муж пошел на четованье и долго не возвращался. Кристина отправилась искать его и на дороге встретила раненного юношу, который ей сказал: только что сейчас Турки на них напали и убили ее мужа. Кристина взяла у него оружие и спряталась впереди на дороге, где должны были проходить Турки. Когда они показались, Кристина выстрелила и убила Хасан Агу. Возвратись домой, она получила письмо от его жены:

Чуй Кристина Станишина люба,
Ты си мене очи извидала
Господаря моего убила;
Я сам була Aгe Хасан Aгe;
Но яко права Црнгорка,
Айде с’ютра на равне пржине,
Да видимо коя ч’быти боля.
Не мой мене учинить невере,
Да некажешь брату ни деверу;
Но да додешь сама на пржине
И я була сама без никога.

Слушай Кристина, жена Станишина, ты у меня выколола глаза убивши моего мужа, я жена Асан Аги; но как истинную Черногорку зову тебя: выходи завтра в поле, да увидим кто из нас сильнее: смотри, не обмани меня, не говори об этом ни брату, ни деверю, но приходи одна и я приду также одна.

Получив такой вызов на поединок, Кристина, надела платье Аги, села на его коня и отправилась в назначенное место. Но жена Аги изменнически поступила с нею, пригласив с собою его брата. Но Черногорка его убила и взяла ее в плен.

Те е узе дома за момиму
Да иoй депу у бешику ласка
И држа е петнаесть годинах,
Пак е посла нека доме иде.

Взяла ее на дом нянькою, чтобы качала в люльке детей; так продержала пятнадцать лет и потом отпустила домой.

97. Во время войны они присутствуют и перевязывают раны больным, и своим присутствием, – говорит Г. Милаковичь (Грл. 1835, стр. 54), – поощряют к битве, упрекая тех, которые побежали бы назад. С презрением встретит мать струсившего в битве сына, но не тужит о смерти храбро сражавшегося

Нека гину веселе им майке,
Пьихове е душе царовати.
Ер су живот за поштене дали
И о свету браче и племена,
Оти Турчина стара безверника.

Так оканчивается одна прекрасная песня о войне племени Кучи с Турками (Грл. 1836, стр. 110).

Турки охотно берут в плен Черногорок и женятся на них. Черногорцы никогда не женятся на Турчанках: ввести Турчанку в быт семейный Черногорец считает преступлением против семьи. Напротив Турки женятся на Черногорках, и приклонить ее к Исламу считают святым долгом. Почти всегда, требуя дани, Турки просят несколько девиц. Разумеется Черногорцы отказывают. В одной из новых песен о битве при Мораче, говорится: Турки рубят головы Черногорцем; это еще можно бы простить им;

Него робе хайдучке невесте,
Те их турчи Турчин на намазу
И узима за верене любе.
Те му яде опростить не могу,
Ту несреча доста за Турака.

Это одна из причин постоянной войны.