Я. Н. ОЗЕРЕЦКОВСКИЙ

ПИСЬМА

№ 1

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Давно уже мог бы я донести о приезде моему в Вену, но любопытство на почтах заставило меня удержаться, и, по счастию, дождался я курьера. С ним не имею я еще ничего сообщить относящегося до возложенного на меня дела, но в силу Вашего позволения и драгоценного расположения ко мне, я взял этот лист, чтобы напомнить о себе и сказать несколько слов о бесподобной Вене.

Русской, конечно, более всего бывает удивлен, когда, приехав в Вену, не может заметить, в чужой он земле или все еще на Родине. Весело видеть, как любимы и в каком уважении здесь Русские. Его Светлость князь Меттерних ¹, говоря со мною, между прочим сказал: “il n’y a pas de Pyrenees entre la Russie et l’Autriche” (между Россией и Австрией нет Пиренеев. (Пер. с фр.).). И это выражение отражается очень ясно на лицах Австрийцев.

Дом самый блистательный здесь есть нашего посла ². Наш, Русской, новый год встречен был великолепным балом у Дмитрий Павловича, на княгине Меттерних ³ было, как полагают, более нежели на 500 тысяч бриллиантов. Но здесь, кажется, все блестит и, признаюсь, что мне, простому Русскому, надобно вглядеться сперва, чтобы понять хорошо всю эту деятельную и прекрасную машину — Вену. С Божией помощью надеюсь я успехов во всем.

Мундир я не надевал, и, вероятно, не надену, потому что я здесь не что иное, как больной Русской путешественник в климате не так суровом, как наш.

Князь Меттерних поставил меня в прямое сношение с бароном de Pont, чиновником, которому вверены занятия, в которых я буду принимать участие. Теперь со всею деятельностью учусь я по-Немецки и вижу успехи, но выговор здесь очень не хорош, а в простом народе случается слышать такие наречия, которые разберешь с большим трудом.

Еще раз повторю, что Вена прекрасна, но вместе с тем признаюсь как Русской — я не могу не вздыхать иногда про себя об России, в которую я, кажется, влюблен от рождения!

Приношу покорнейшую просьбу о продолжении благосклонности Вашей ко мне и прошу принять повторение в глубочайшем почитании и преданности, с которыми имею честь быть, Милостивый государь, Вашего Превосходительства покорнейшим слугой

Яков Озерецковский

Вена, 6/18 Генваря 1836.

№ 2

Рапорт

Шефу жандармов Командующему Императорскую Главною квартирою
Господину Генерал Адъютанту и кавалеру графу Бенкендорфу

Вашему Сиятельству имею честь донести, что я прибыл в Вену 24 Декабря 1835/10 Генваря 1836, и на другой день явился Его Высокопревосходительству Дмитрию Павловичу Татищеву, который в тот же день представил меня сам Его [308] Светлости князю Меттерниху. Я удостоен был самым лестным приемом и исполнил все повеления Вашего Сиятельства в точности. Его Светлость подробно объяснил мне существо дела, которым я буду занят, и предложил содержать в совершенной тайне причину моего пребывания в Вене.

Проездом через Варшаву имел я честь представиться фельдмаршалу князю Варшавскому ⁴, вручил письмо от Вашего Сиятельства и получил от Его Светлости краткую инструкцию, в которой он предлагает мне действовать согласно с повелением Вашего Сиятельства и доставлять Его Светлости сведения, пользуясь приездом курьеров Русского посольства или через барона Унгерн-Штернберга ⁵, Русского Резидента в Кракове.

Подполковник Озерецковский

№ 3

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Как верный слуга, я предоставляю себе некоторое право облегчить себе откровенность признанием, что по сие время, уже почти месяц, как я в Вене и круглым счетом почти без занятий. Это, конечно, в силу Вашего предсказания.

Привычка быть деятельным как будто меня испортила: мне чудится, что я грешу теперь против отечества и моего благодетельного начальства. Дай Бог, чтобы впоследствии представились мне случаи быть сколько-нибудь полезным по существу моей обязанности, но до сих пор, конечно, ничего не сказал бы я нового, рассуждая о Франкфуртском журнале или злой свободе Кракова ⁶.

Всегда боялся я рассуждать там, где дела идут своим порядком. Но, несмотря на это, заранее прошу у Вашего Превосходительства позволения обратиться к Вам, если последствия окажут и подтвердят, что моя должность может состоять в том, чтобы почти ничего не делать и, может быть, приносить слишком мало пользы. Не припишите этого нетерпению или ошибке, — я постараюсь не быть скорым в своих заключениях, и конечно всегда предпочту пользу службы собственным моим выгодам.

Понемногу знакомлюсь с Веной, занятой еще до сих пор своей беспечной масляницей и беспрестанными танцами более, нежели слухом о холере, которая, как говорят, показалась в Вене.

Не совсем легко рассмотреть здесь, где зимует политика! Большая часть сословий очень довольствуется журналами, которые проникают — за завесы пяти Венских театров, не далее.

Позвольте представить Вашему Превосходительству Венский эстамп, изображающий Государя Императора, посетившего Гробницу Франца I-го ⁷, хоть может быть, вы имеете его и в Петербурге. Это посещение сделало большое впечатление на Венских жителей ⁸: они не перестают говорить об этой минуте и о Русском Царе с особенным благоговением. Во многих магазинах выставлен также (впрочем, не очень искусный) рисунок, когда Его Величество изволит ехать в монастырь капуцинов в простом фиакре № 308.

В ожидании деловых известий, которые буду сообщать из Вены, я воспользуюсь иногда позволением напомнить Вам хоть о том, что я существую, — [309] и, значит, сохраняю в себе глубочайшее почитание и истинную преданность, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства всепокорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена 26 Ген. / 1 Февр. 1836.

№ 4

<Служебная записка>

Шефу жандармов Командующему Императорскою главною Квартирою
Господину Генерал-Адъютанту и кавалеру графу Бенкендорфу.
От состоящего при Вашем Сиятельстве по особым поручениям
Подполковника Озерецковского

Секретно

Австрийский миссионер, находящийся в Париже, сообщил Его Светлости князю Меттерниху, от 25 Января н. с. касательно живущих там поляков следующие сведения:

Поляки, пишет он, заняты теперь составлением нового плана революции в Польше, для чего здесь в Bellevue, недалеко от Sevres, в улице du Potage, бывают сборища у Генерала Сиеравского.

В Лондоне глава предприятия есть Генерал Уминский, который в недавнее время с этой целью два раза ездил в Бермингам (Dèpôt (скопище, сборный пункт. (Пер. с фр.).) поляков ⁹).

Также здесь, в Париже, в улице d’Angouleme, № 25, у графа Платера ¹⁰ снова бывают сходбища по вечерам. Один из главнейших злоумышленников недавно возвратился из путешествия, которое сделал в разные города к Полякам. Он уже два раза ездил в Польшу, в качестве миссионера, через Дрезден, и предпринимает подобное путешествие в конце этого месяца. Называется он Louis Valentin, механик, уроженец из Пирны, но настоящее его имя есть Oskowski или Kozakowski, родом из Варшавы, где он был в кадетском корпусе или в Инженерном училище. Он бельведерист ¹¹; росту небольшого, волосы русые, носит подстриженные усы; на лице всегдашняя улыбка, хороший немецкий выговор, но несколько резкий и медленный. Он работал в Париже у генерала Дембинского на проектировании паровой пекарни, которая лопнула. Этот Louis Valentin в коротких отношениях с главными лицами du Comité directeur (Исполнительный комитет, директория. (Пер. с фр.).), и он посредством своего красноречия снова сблизил их с поляками, о которых не хотели они знать в продолжении долгого времени.

Немедленно по получении этого сведения я имел честь сообщить оное в подробности 31 (января) / 12 февраля Его Светлости князю Варшавскому, через русского резидента в Кракове.

Подполковник Озерецковский

№ III-й
Вена, 15/21 Февраля 1836.

На полях помета: Государь изволили читать 2 марта 1836. [310]

№ 5

<Служебная записка>

Шефу жандармов, Командующему Императорскою главною Квартирою
Господину Генерал-Адъютанту и кавалеру графу Бенкендорфу.
От состоящего при Вашем Сиятельстве по особым поручениям
Подполковника Озерецковского

Протекшего Января 28 числа н. с. приехал в Прагу доктор Варфоломей Фридрих (Bartheleme Frydrich), уроженец Варшавский. Он имел паспорт от 22 октября / 2 ноября 1835 г., данный ему от Русского посольства в Париже и прописанный там в посольстве Австрийском для проезда через Австрийские владения. Февраля 13 н. с. выехал он из Праги, через Бреславль в Варшаву.

Во время пребывания своего в столице Богемии он оказал особенное старание, чтобы осмотреть все заведения, касающиеся до его науки, а остальное время проводил со своими соотечественниками. Хоть поведение доктора Фридриха не представляло ничего предосудительного, но письмо, полученное им из Парижа от 4 Января, обратило на него внимание прагской полиции. Оно было без подписи, по содержанию своему писано было очевидно каким-нибудь лицом, весьма сведующим во всех происках польских злоумышленников, и указывало прямо, что доктор Фридрих находится в весьма коротких отношениях с лицами революционной партии.

Это сведение сообщено было мною немедленно (1 марта / 18 февр.) Его Светлости князю Варшавскому, о чем честь имею донести Вашему Сиятельству.

Подполковник Озерецковский

№ 112
Вена, 3/15 марта 1836.

№ 6

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Несмотря на усердное желание доставлять с каждым курьером в Петербург что-нибудь новое, я должен остаться только при желании! Но как новости, предоставляемые мне, по существу своему обыкновенно неприятные, то, может быть, лучше, когда их нет.

Говорить собственно об Австрии, значило бы повторять очень старое, или, вместо дельных вещей, описывать беспрестанные праздники и гулянья, которыми занята без отдыху веселая Вена. Привычка к общественным увеселениям, конечно, превратилась здесь в общую страсть всех сословий: все как будто живут на улицах и в Пратере!

Нельзя не вспомнить здесь часто о нашей воинственной прекрасной Гвардии, украшенной славою недавних побед, взглянув на Австрийского солдата в штиблетах, в зашнурованных полусапожках, треугольной шляпе, накрахмаленных брыжжах, с трубкою в зубах на улице — это прелестное войско для мирного времени.

О поляках, живущих во Франции и Англии, здесь давно уже нет ничего нового, исключая перехваченного (и уничтоженного) в начале Апреля Австрийским почтамтом одного письма, о которым считаю я почти лишним и говорить. [311] Оно было адресовано из Неверо (Nevero) в Тарнополь, в Галицию, на имя аптекаря Дамбровского, с приложением песни на польском языке под названием: “Piesn Rossyiskiego Zolnieza przyaciella Polakow”. Эта песнь, сочиненная, без всякого сомнения, поляком, есть не что иное, как образец глупейшей нелепости, какая только может войти в польскую голову, и наполнена самым низкими выражениями на счет Святой Особы Государя Императора. Она написана была с тем, чтобы аптекарь Дамбровский постарался распустить ее между крестьян и в Русских войсках, расположенных за рекой Бугом. В письме поляк говорит: “на Францию надеяться нам нельзя, но восстановление Польши зависит от друзей наших — Русских солдат” (!) Эта мысль, конечно, столько пуста, что можно, не сердясь, предоставить полякам подобную надежду; но, несмотря на ее ничтожность, она как будто напоминает, что по временам не совсем напрасно обращать взгляд на чтение солдат в войсках, расположенных по границам, что, без всякого сомнения, уже и исполняется.

В числе разных сведений прошедшего года нашел я, между прочим, одно письмо известного Маззини ¹², из Берна в Корфу, к его приятелю Emilio Usilio. По справкам, какие мог я сделать, кажется, что мысль Маззини о юной Греции ¹³ не имела последствий, а друг его, Usilio, уже давно уехал из Корфу во Францию. Впрочем, не считаю излишним представить здесь копию с этого письма, оно довольно занимательно, и может быть, Вам угодно будет присоединить его к другим сведениям подобного рода.

В заключении позвольте повторить всегдашнюю просьбу мою о продолжении Вашего расположения ко мне, которое умею ценить от полной души, и прошу благосклонно принять уверения в глубочайшем почитании и совершенной преданности, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

7/19 Апреля 1836, Вена.

№ 7

Милостивый Государь Александр Николаевич!

В дополнении рапорта моего Его Сиятельству Графу Александру Христофоровичу на счет купца Фалеева я полагаю не излишним сообщить Вашему Превосходительству сию минуту полученное мною сведение. Фалеев был теперь у меня и показал мне письмо, полученное им из Москвы, в котором уведомляют его, что дело его с братом принимает выгодный для него вид и что он, Константин Фалеев, может надеяться скоро на успешное окончание оного. Если это известие справедливо, в таком случае и самый отъезд Фалеева в Россию конечно не столько уж необходим, как прежде.

Пользуясь причиною писать к Вам, я прошу Вас принять душевную благодарность мою за принятый Вами на себя труд доставления ко мне положенного мне содержания. Впрочем, что касается до признательности моей за Ваше внимание и за множество добра, Вами мне сделанного, — то я чувствую необходимость молчать об этой статье, ибо раз перо мое возьмет волю говорить Вам все, что я чувствую, и тогда трудно поставить будет плотину! Лучше позвольте сказать [312] Вам несколько слов об одном деле, которое уже несколько времени, можно сказать, лежит у меня на сердце. Передам его Вашему Превосходительству со всею откровенностию, и — буду считать себя правым против Царя и благодетельного графа Александра Христофоровича. Я решаюсь говорить о настоящем положении князя Андрея Кирилловича Разумовского ¹⁴. Дело его, без сомнения, известное Вашему Превосходительству, заключается во взыскании с него нескольких мильонов казенного долга. Этот долг настолько значителен, что всех доходов князя с имений недостаточно для уплаты даже одних процентов. Ход этого дела в учрежденной Высшим правительство Комиссии, идет своим чередом и, следовательно, о нем говорить мне нечего. Но я считаю только долгом своим довести до Вашего сведения, что с некоторого времени князь Андрей Кириллович впал в крайнее расстройство здоровья и едва ли получит облегчение... Известие, полученное им, о худом положении его дела, ввергает его в чрезвычайное расслабление и горесть, которых не позволят ему перенести его преклонные лета. Одним словом, этот старец-вельможа теперь заслуживает совершенного сострадания, и я смею уверить Ваше превосходительство, что граф Александр Христофорович ко множеству своих благодетельных деяний присоединил бы еще, судя по человечеству, истинно доброе дело, если бы высоким своим ходатайством у милостивого Императора смягчил ход этого дела. Даже самая отсрочка взыскания с князи Андрея Кирилловича долгов не может быть продолжительна, она облегчила бы только последние минуты его жизни, за которую теперь ручаться уже поздно.

Всегда, себя и все, мною писанное поручаю я вниманию Вашему. Позвольте мне и на будущее время продолжить мое драгоценное право.

Политических новостей, кажется, нет, и вообще летом их как будто менее... Французские принцы ¹⁵ вчера (12 Июня н. с.) оставили Вену. Публика занята теперь представлением Шиллерова Вильгельма Телля. Сегодня эту пиэсу дают во второй раз, сборы предназначены на монумент, который желает воздвигнуть Германия великому своему поэту. Вот и все, что есть нового в Вене.

Поручаю себя Вашей благосклонности с совершенным почитанием и преданностию имею честь быть, Милостивый Государь, Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 31 мая / 12 Июня 1836.

№ 8

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Граф Бисмарк ¹⁶, без сомнения, уже предупредил меня отправлением своего сочинения в Петербург; но я не могу отказать себе в удовольствии доставить Вашему Превосходительству книжку, в которой иностранец обрисовал довольно верными и ясными красками наши Русские войска. Если в Вашей библиотеке еще нет этого сочинения, то позвольте мне думать, что оно напомнит Вам (боюсь сказать) а кажется забытого подчиненного!

Ничего особенного не имею я, чтобы донести Его Сиятельству Графу Александру Христофоровичу. Некоторые сведения, полученные мною частным образом о розысканиях, делаемых Австрийским правительством на счет убийц известного [313] Павловского (в Кракове 6 Генв. нынешнего года) ¹⁷ хотя и указывают на трех поляков, но улики еще слишком неясны и предположительны, почему я считаю лучшим подождать вернейших о них сведений и тогда немедленно донесу Его Светлости князю Варшавскому.

В минувшем Июне в Вене взяты полицею 12 студентов, большею частию Теологического факультета. Они польские уроженцы, имели сходбища и намерены были составить злоумышленное общество против правительства. Это сведение получено мною совершенно посторонним путем, и мне обещано доставить именной список этим людям с некоторыми объяснениями о существе их замыслов.

Вероятно в этом заговоре ничего нет важного, но он может только служить доказательством, что польские головы одинаковы везде и что не одна только Россия должна бороться с ними.

Конечно, нет никакого сомнения в дружбе здешнего правительства к нашему, и потому злые дела, случающиеся вне Австрии, если они имеют отношение к России, сообщаются мне в канцелярии князя Меттерниха, но я не смею не сказать Вашему Превосходительству со всею откровенностью, что напротив того все что, случается собственно в Австрии, хотя и могло бы быть любопытно для нас, — остается для меня тайною... Нечего делать! Я должен понемногу, тихо устраивать свою обсерваторию и ждать от времени счастия быть более полезным.

Поручая себя Вашей благосклонности, имею честь быть с глубочайшим почитанием и преданностью, Милостивый Государь, Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Июля 9/21 1836, Вена.

№ 9

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Сей час имел я честь получить письмо Ваше от 26 Июня и немедленно отправляюсь в Баден, где дай Бог, чтобы удалось мне исполнить сообщенное мне Вашим Превосходительством поручение Графа Александра Христофоровича.

Посол наш теперь в Карлсбаде, куда третьего дня уехал также и князь Меттерних, почему я переговорил о деле с Советником посольства князем Горчаковым ¹⁸ и через него сообщаю это сведение послу, ибо кстати через несколько часов отправляется курьер в Карлсбад, следовательно, оно будет известно и Его Светлости князю Меттерниху.

Князь Горчаков почти ручается за арестование упомянутых Вами лиц, если мне удастся отыскать их в Бадене. Жаль только, что известие, полученное мною от Вас, не пришло ко мне ранее, ибо теперь уже 6 Августа н. с, а намерение сказанных Вами людей было увидеться в Бадене 6 июля; но, во всяком случае, я с своей стороны последую наставлениям Вашего Превосходительства, что можно, постараюсь исполнить порядочно и о последующем донесу подробно.

С совершенным почитанием и истинною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 6 Августа / 25 Июля 1836. [314]

№ 10

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Июля 25/6 Августа, тотчас после отправления к Вашему Превосходительству письма, в котором отвечал я о получении мною от Вас выписки на счет намерения Caracelli, поехал я в Баден.

Там провел я более двух недель, в продолжение которых иногда приезжал на несколько часов в Вену, для справок об успехах, какие по тому же предмету могла делать Австрийская тайная полиция или наше посольство.

В Бадене в продолжение нынешнего лета пребывали до 4 т<ысяч> посетителей. С начала Мая до настоящих дней со вниманием перебрал я подробно все списки приезжавших на воды, не упуская их виду всех соображений на счет паспортов, страны каждого посетителя, фамилий, времени приезда и проч., и проч. Потом с утра до ночи видел, где только возможно, всю теперешнюю публику, не оставляя без точного исследования ни одного человека, который казался мне хоть сколько-нибудь подозрительным или даже двусмысленным. Я знаю теперь все лица в Бадене наизусть и потому отвечаю смело, что там по сию минуту не было и нет Caracelli или его сообщников. Уверенность, с которой могу я говорить об этом, подтверждена третьего дня очень любопытным сведением, полученным мною через князя Горчакова, и которое спешу я донести в ответ на поручение графа Александра Христофоровича.

Caracelli пробирается, сколько известно, точно в Россию, но не через Баден, а Тироль, другие южные провинции Австрии и Венгрию. Нет сомнения, что он предпримет это путешествие под подложным именем, вероятно, какого-нибудь ремесленника или негоцианта. Он высокого роста, сухощав, очень смугл, barbe en collier, moustache pendante cheveux bruns (круглая борода, усы и волосы темные. (Пер. с фр.).), когда улыбается, то по щеке от края губ означается особенная черта. Это, конечно, величайшая тайна, ибо Caracelli чрезвычайно осторожен и малейшая явность разыскивания его следов может испортить все дело.

Курьер, возвратившийся два дня тому назад из Карлсбада от Посла, привез известие, что Его Высокопревосходительство говорил об этом предмете с князем Меттернихом сей час после получения сведения, доставленного мне Вашим Превосходительством; до того времени Его Светлости, по-видимому, еще не было известно предприятие Caracelli.

Я передал также без замедления существо этого дела в bureau, в котором считаюсь я у князя Меттерниха, для принятия мер по тайной полиции, и теперь очень осторожно устроено все, чтобы схватить Caracelli, как скоро покажется он где бы то ни было в Австрийских владениях. Между тем однако я со своей стороны не оставлю и Бадена без внимания.

Вот все, что я имею сообщить об этом деле. Августа 5/17 по почте через Радзивиллов отправил я к Вашему Превосходительству ноту о Молдавии и Валахии. Тогда еще не известно было, что инженерный генерал-лейтенант Дене так скоро отправится из Вены в Варшаву. Он едет туда завтра, и через него, с другими депешами Посольства, я имею честь препроводить это письмо. Означенные в списке о Молдавии и Валахии Hormosaky, Rosetti и Furlandi сегодня, по распоряжению [315] австрийского правительства, будут арестованы. Очень легко случиться может, что эта записка придет несколькими днями после моего письма; впрочем, в ней нет ничего особенно важного или требующего строго исполнения.

Прося засвидетельствовать мое глубочайшее почтение графу Александру Христофоровичу, с совершенною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Августа 8/20 1836.

№ 11

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Позвольте мне обеспокоить Вас вдруг двумя покорнейшими просьбами:

Перед отъездом моим из Петербурга, Его Сиятельство граф Александр Христофорович испросил у Государя Императора выдачу назначенного мне содержания, шестьсот червонцев, вперед, т. е. за шесть месяцев, с 1-го Декабря минувшего года по 1-е Июня нынешнего года. Потом Ваше Превосходительство согласились на мою просьбу и делали распоряжение, чтобы это содержание требовалось из Государственного Казначейства и доставлялось ко мне по 4-х месячным срокам. Следовательно, 1-го октября минет первый срок. Уплатив уже довольно много бывших на мне долгов, я покорнейше прошу Ваше Превосходительство приказать, из 400 червонцев, которые теперь будут истребованы из Казначейства, вычесть пятьдесят червонцев и доставить оные в Петербург, начальнику отделения в Конторе Министерства Императорского Двора, Ивану Васильевичу Емельянову ¹⁹, остальную же сумму переслать ко мне в Вену.

Вторая просьба моя также денежная: Его Превосходительство Леонтий Васильевич ²⁰ в Марте месяце текущего года за № 1553 уведомил меня, что, по сношению, сделанному Его Сиятельством Г. Шефом Жандармов с Г. Министром Финансов, причитающиеся мне по заграничному положению лажные деньги предписано отпускать из Главного Казначейства в начале последнего месяца каждой трети.

В следствии того распоряжения я имел честь один раз уже получить через Ваше Превосходительство вексель на следуемую мне сумму, за генварскую треть года, в начале прошедшего мая.

Теперь уже наступает октябрь, но я еще не получил жалованье за минувшую майскую треть.

Полагая, что оно, по вышесказанному распоряжению, уже в начале Августа вытребовано из Главного Казначейства, я покорнейше прошу Ваше Превосходительство ускорить пересылкою мне оного, ибо сделанные мною уплаты многих старинных моих долгов, заставляют уже очень чувствовать недостаток в деньгах.

Сочту себя крайне обязанным, если Вы не оставите моих просьб без исполнения.

С глубочайшим почитанием и совершенною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 21 Сентября / 9 Октября 1836. [316]

№ 12

Милостивый Государь Александр Николаевич!

После занятия союзными войсками Кракова ²², за некоторыми поляками, вывезенными оттуда в Триэст, последовали жены, дети и родные.

Недавно получены из Триэста сведения, что из числа сих изгнанных некоторые умерли там от холеры. По этому случаю 29/17 сентября Советник посольства князь Горчаков получил от князя Меттерниха отношение, в котором его светлость, сообщая о смерти вывезенных поляков, говорит, что по его мнению, семейства их могут, по желанию своему, возвратиться на жительство в Краков, ибо преступления отцов не падают на детей, и что подобное дозволение совершенно согласно с великодушным образом действий Держав, покровительствующих Краков. Его светлость спрашивал мнения князя Горчакова и не имеет ли он по этому предмету каких-нибудь возражений. Князь Горчаков не замедлил отвечать, что он совершенно согласен с мнением Его Светлости, быв уверен в полной мере, что милосердие, свойственное Государю Императору, уже заранее утверждает подобные распоряжения.

Вслед за сим семейства умерших получат позволение возвратиться в Краков.

Без сомнения, князь Горчаков писал уже об этом Фельдмаршалу и графу Нессельроде ²³, а я полагаю неизлишним также сообщить Вашему Превосходительству, покорнейше прося, для сведения, доложить Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу.

С совершенным почитанием и таковою же преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Сентября 21 / Октября 1836.

№ 13

Милостивый Государь Александр Николаевич!

В продолжении службы моей при графе Александре Христофоровиче в Петербурге, я имел счастие быть несколько раз командирован Его Сиятельством по делам, возникшим в Белорусских губерниях, при обращении Униатов в Православие. Тогда, пользуясь случаями, я рассмотрел довольно вблизи наше Духовенство и понял Унию.

Конечно, происшествия, подлежащие моему исследованию, собственно в себе не заключали особенной важности, но не менее того их сущность или основные причины проистекали из одного того же источника, и весьма важного — из вековой борьбы Катоцилизма с исповеданием Греческим. Эта борьба возродила Унию, и мне случилось быть свидетелем, с каким набожным соревнованием Духовенство наше заботится об уничтожении оной.

Рассуждения о Католицизме и Православии могли бы увлечь меня слишком далеко, и, может быть, я очутился бы вне сферы моих познаний в предмете столь обширном и, сверх того, имеющем две стороны: собственно духовную и политическую. Поэтому я ограничу себя сообщением Вашему Превосходительству одного обстоятельства, которое на меня, как сына Греческой Церкви, делает очень грустное и некоторым образом досадное впечатление. [317]

В Венгрии, как известно, до двух с половиною миллионов жителей исповедуют Греческую Веру. В первых числах текущего Октября скончался митрополит Венгерский Стефан Стартимировский ²⁴. Католические правила, поддерживаемые и теперь с прежнею устойчивостью влиянием Иезуитов, не оставляют деятельной мысли и самые действия для доставления возможного перевеса их исповедания над Греческим. С этой целью предполагают возвести в сан Митрополита Венгерского Епископа Станковича, человека весьма ненадежного ни в правилах, ни в образе жизни. Мне сказывали, что сан Митрополита предназначается ему просто с тайным условием склонять медленным образом народ к Католицизму, и для того постепенно приводить Венгерских православных в Унию.

Есть в Венгрии два Греческие Епископа: Рахтичь и Живковский, оба по отличным своим достоинствам уважаемые народом и преданные истинно своему исповеданию. Если бы существовали средства к отклонению вышесказанной цели, то конечно, лучшим способом к тому было бы возведение в сан Митрополитский одного из сих двух Епископов.

Быть может, Вы сочтете неизлишним сделать мое сообщение известным Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу, ибо оно, быв приложено к другим сведениям, может заключать в себе некоторую важность в общих соображениях Святейшего Синода.

Во всяком случае, что кажется мне достойным внимания — я пишу и решаюсь занимать Вас своими письмами в совершенной уверенности, что Вы отделите пшеницу от плевел, по словам Евангельским.

С глубочайшим почитанием и истинной преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 15/27 Октября 1836.

Помета карандашом: Узнать у Андр.

№ 14

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Августа 5/17, при письме моем на имя Вашего Превосходительства по почте, имел я честь отправить на немецком языке копии с записки, полученной здешним правительством из Молдавии. После того, в другом письме моем от 8/20 Августа, я уведомил Вас, что означенные в упомянутой записке лица, как-то Hormosaky и другие, будут арестованы. Действительно, они взяты были под арест тогда же.

Вместе с Hormosaky, на одной квартире, жил молодой человек, некто Александр Руссо ²⁵, русский подданный, сын Кишиневского помещика (в Бессарабии). При обыске полиция нашла в бумагах принадлежавшие Руссо панегирик и эпитафию, написанные в честь Alibeau ²⁶, несколько республиканских песен, анекдотов на счет ныне царствующего Австрийского императора и письмо от Руссо в Англию, к неизвестному лицу, которое хотя не заключало в себе ничего подозрительного, однако показывало его худое направление мыслей.

При допросах Руссо объявил с необыкновенной простотою, что панегирик и эпитафия писаны им самим, но совсем не в намерении хвалить поступок Alibeau, [318] но его храбрость и твердость духа; что в республиканских песнях нет ничего особенного, ибо они очень известны и поются явно в Швейцарии, где он воспитывался, что он, по привычке, сделанной в юности, нимало не скрывает, что правление республиканское предпочитает он всякому другому. Насчет же анекдотов, относящихся до особы Императора, объявил, что они известны всем и рассказываются во всех кофейных домах в Вене.

Австрийское правительство с того времени, задержав Руссо под присмотром, основываясь на его оправданиях, отнеслось о нем, как о русском подданном, к князю Горчакову, не угодно ли ему будет дать Руссо паспорт для выезда, согласно желанию его, в Россию?

Князь Горчаков отвечал, что показания Руссо заставляют его замедлить выдачею ему паспорта, что он сделает об этом прежде известным русскому правительству, и потом даст ответ согласно с отзывом, какой получит из России. И тогда же написал об этом графу Воронцову ²⁷ и графу Нессельроде.

Между тем, на днях, один из русских тайных агентов, живущих вне Австрии, в кругу пропагандистов, прислал графу Горчакову некоторые секретные сведения. В них, между прочим, агент пишет, что в Вене есть некто Руссо, человек очень опасный, имеющий сношения с членами пропаганды в Англии, Франции и Швейцарии, что ему известно, будто бы Руссо находится также в сношении с одним из четырех злоумышленников, которых намерение было, или есть, посягнуть на жизнь священной особы Российского Императора, и что он брался способствовать их въезду в Россию. В числе сих четверых считается тот Caracelli, о котором Ваше Превосходительство изволили прислать мне выписку, при письме Вашем от 26 Июля. Имена остальных трех мне неизвестны. Говорят, что следы всех их совсем исчезли. Что же касается Caracelli, то, в дополнение сведений, сообщенных мною о нем Вашему Превосходительству, я могу присовокупить теперь, что Caracelli имеет около 35 лет от роду и предполагал въехать в Россию под подложным именем негоцианта Teisler.

На счет выше-писанного об Александре Руссо, сегодня князь Горчаков с курьером относится к графу Нессельроде, и я спешу с своей стороны сообщить Вашему Превосходительству для доклада Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу.

С глубочайшим почитанием и таковою же преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 16/28 Октября 1836.

На полях помета карандашом: Чтоб <нрзб.> узнал, не брат ли он Руссо и где подлинно воспитывался.

№ 15

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Один из чужих тайных агентов, живущих в Вене, собрал некоторые сведения на счет тех лиц, которых бумаги подтверждены были полицейскому осмотру в Вене, и которые, как я уже писал Вашему Превосходительству, обвиняемы в намерениях изменить образ правления в Княжествах Молдавии и Валахии посредством [319] разных интриг и связей с пропагандою. Собрав кое-какие вещи с подробностью, стоющей некоторого внимания, агент сообщил оные по секрету князю Горчакову, который передал их мне, ибо они как будто составляют продолжение прежних сведений об этом предмете. Я списал с ноты агента копию для себя, чтобы иметь на всякий случай все слухи или примечания, относящиеся до какой-то новой мысли на счет княжеств, — мысли, которая, признаюсь, по сих пор еще не совсем для меня ясна.

Не зная, откуда агент почерпнул свои подробности, я не облегаю их в полную веру или важность, но препровождаю при сем с его ноты копию, полагая, что она, если не полезна, то по крайней мере не лишняя для сведения и для приложения к прежней записке моей о княжествах. Одно, что только неоспоримо и подтверждается случаями и уверениями людей опытных, — это обыкновенная слабость Австрийской внутренней полиции. Полиция здесь нехороша — это истина, но истина, следующая также к сведению.

С совершеннейшим почитанием и истинной преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 26 Октября / 7 ноября 1836. [320]

№ 16

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Курьер, который сегодня отправляется из Вены, есть, конечно, последний в нынешнем году, и потому я в половине Декабря уже поздравляю Вас с новым годом. Фразы поздравлений — вещь трудная: они по большей части слабы или слишком известны; итак, исполняя приятнейший для меня долг, я постараюсь избавить Вас от отчета моих чувств за 1836 год и ограничу себя простым приношением искреннего душевного желания, чтобы следующий год даровал Вам (как говорит Карамзин) ²⁸ “возможное на земле счастие”. Подробности этого желания позвольте мне заключить в самом себе вместе с признательностью за собственное мое счастие, Вами созданное.

Желал бы напомнить о себе графу Александру Христофоровичу особенным письмом, но надеясь на Вашу доброту, прошу Ваше Превосходительство когда-нибудь сказать Его Сиятельству хотя в двух словах поздравление с Новым годом и поклоны, которые с душевным почитанием приношу я своему благодетельному начальнику.

Сведений по службе, заслуживающих особенного внимания, на этот раз я не имею, ибо одно из новейших известий, которые находятся в канцелярии князи Меттерниха и относятся к роду моих занятий, есть письмо графа Александра Христофоровича от 30 Октября к Его Светлости с приложением списка некоторым злонамеренным людям, выехавшим из Парижа; другие же подобного рода известия, дошедшие в продолжении последнего времени или сведения князя Меттерниха слишком неутвердительны, предположительны и не заслуживают веры.

Сведение и примечание насчет Венгрии, заключающиеся в представляемой при сем записке, взяты мною из немецкой ноты, которую секретно сообщил мне князь Горчаков. Хоть в них собственно, может быть, и нет большой важности, но сколько мне известно, Венгерские дела заслуживают с некоторого времени особенного внимания.

Конечно, истребление беспокойных мыслей, распространяющихся в Венгрии, относится прямо к делу Австрийского Правительства. Но я, не касаясь дальнейших соображений, сообщаю Вашему Превосходительству прилагаемые сведения потому, что в оном упоминается лично об одном человеке неблагонамеренном. Князь Горчаков об этом предмете графу Нессельроде не пишет.

Уже недели три как приехал в Вену барон Швейцер ²⁹. Несколько раз мы виделись.

Прося принять уверения в совершенной преданности и глубочайшем почитании имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 16/4 Декабря 1836.

Приложение:

Вскоре после закрытия венгерского сейма некто адвокат Коссут (Kossut) ³⁰ просил о позволении выдавать газету, в которой бы публиковались все спорные речи, произносимые в общественных собраниях Венгерских Комитатов ³¹.

Венгерское высшее правительство, заметив, в каком духе проситель намерен был издавать свою газету, положительно отказало в его просьбе, в уверенности, [321] что Коссут имел преимущественно целью посредством своих листков осмеивать благонамеренных ораторов и поощрять восторженных и опасных для доброго порядка, и таким образом унижая первых, поселить между ними раздор.

Ожесточенный отказом, Коссут, в противность запрещению Правительства, для распространения своей газеты образовал канцелярию, в которой листы его вместо печатания, переписываются. Большие издержки, соединенные с подобным изданием газеты, вознаграждаются ему многочисленными подписчиками из всех Комитатов, и таким образом, уже несколько месяцев в определенные дни листы его рассылаются по всей Венгрии ³².

Вместо того, чтобы препятствовать столь опасному предприятию, большая часть Комитатов Венгрии предпринимают большое участие в издании этой газеты и уже множество представлений поступило в Венгерскую Королевскую канцелярию, в которых оные настоятельно просят разрешить печатание Коссутовых листков. Эти представления, без сомнения, остаются без успеха.

Таким образом, если и самые правительственные места Венгрии, вместо содействия в поддержании порядка и законов, помогают беспорядкам, можно конечно ожидать печального переворота, тем более, что писанная газета Коссута, как сказывают, коварным образом мало-помалу отводит грубых и необразованных поселян от хорошего мнения о пользе нового уложения о господских податях, и в народе, ко всему способном, возрождается сим неудовольствие и ожесточение.

Вена. В декабре 1836

№ 17

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Записка, представленная мною при сем Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу, есть некоторым образом эпизод, небольшой, но довольно занимательный, из дела недавно возникшего и, быть может, довольно важного. Я не считал себя вправе писать об этом подробно, ибо ход оного относится прямо до действия Посольства и притом граф Нессельроде, без сомнения, сообщил Его Сиятельству все полученные по этому случаю от князя Горчакова бумаги.

Дело состоит в том, что Митрополит Негош ³³ утруждает Государя Императора некоторыми просьбами, из коих самая существенная есть назначение денежного пособия для Черногорского народа в продолжении 10 лет.

С моей стороны я могу только прибавить, что по моим замечаниям Преосвященный действительно предан России, и если не весь его народ, то по крайней мере он сам очень нуждается в деньгах.

Полагаю необходимым присовокупить, что князь Горчаков пожелал иметь копию с моей записки и я доставил ему оную, ибо обстоятельности, в ней изложенное, узнал я вследствие его же поручения. Может быть, князь сообщит оную секретно Г-ну Вице-Канцлеру.

С совершенным почитанием и истинной преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Декабря 25 1836 / Генваря 5 1837.

Помета: Записка препровождена к графу Нессельроде 20 Генваря 1837. [322]

№ 18

<Служебная записка А. Х. Бенкендорфу>

От состоящего при Вашем Сиятельстве по особым поручениям
подполковника Озерецковского

Секретно

Генваря 20 / Февраля 1 в канцелярии Его Светлости князя Меттерниха сообщено мне, между прочим, следующее сведение: в минувшем году отправлен из Вены в Лондон секретный агент, которому поручено иметь надзор за действиями поляков, находящихся в Англии (имя его мне не открыто). Проездом через Францию, он сделал знакомство со многими поляками, и пользуясь молвою быть их единомышленником, узнал от них, будто бы Русское Правительство, для наблюдений за поляками, живущими вне Польши, в прошлом году разослало более двенадцати тайных агентов, что об этой высылке шпионов в самое время их отправления известно уже было полякам, находящимся во Франции и что сведение о том получено ими тайным образом будто бы через канцелярию Его Светлости князя Варшавского. Они утверждали также, что и самые имена сказанных агентов им известны.

О сем сведении я счел долгом донести Его Светлости сегодня же рапортом через Австрийского курьера, о чем имею честь Вашему Сиятельству донести.

Подполковник Озерецковский

№ 4, 21 Генваря / 2 февраля 1837, Вена.

№ 19

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Случай познакомил меня в Вене с Высокопреосвященным Владыкой Черногорским и его двоюродным братом князем Георгием Петровичем Негошем ³⁴, который будет иметь честь вручить Вам это письмо. Они едут в Петербург по какому-то делу, для них очень важному, желают просить у Государя Императора помощи для Черной Горы. Вероятно, все дело известно уже Вашему Превосходительству лучше нежели мне, и потому не говоря об этом, я, согласно с желанием князя Георгия Петровича, принимаю на себя удовольствие поручить его Вашему расположению и с тем вместе привести на память Вашу путешественника, который с глубочайшим почитанием и совершенною преданностию имеет честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

7/19 Февраля 1837, Вена.

№ 20

К. В. Нессельроде — А. Х. Бенкендорфу

Вице-канцлер, свидетельствуя совершенное почтение Его Сиятельству Графу Александру Христофоровичу, имеет честь препроводить у сего точную копию с письма, адресуемого им, графом Нессельроде, по Высочайшему повелению, к Черногорскому Архиепископу Петру Петровичу Негошу.

№ 425, 17-го Февраля 1837. [323]

Приложение:

Копия письма г. Вице-Канцлера к Черногорскому Архиепископу

от 17-го Февраля 1837 года, за № 424.

В скором времени после сообщения Вашему Высокопреосвященству Высочайшей воли в ответ на письмо Ваше из Вены от 23 Декабря минувшего 1836 года, получили мы здесь донесения, будто бы распоряжения ваши породили смуты между народом и кровопролитие, что много фамилий Черногорских бежало в турецкие области и разные стороны, что народ сильно на вас негодует, что вмешательство ваше противу воли народа в деле Грахово ³⁵ было причиною сожжения сего селения и умерщвления многих жителей, кои до того, платя туркам небольшую дань, находились в спокойствии, и что, наконец, народ Черногорский столь озлобился противу вас, что от сего жизнь ваша была в опасности и что вы выехали под предлогом высочайшего повеления приехать в Санктпетербург. Затем, якобы, пред отъездом заложили Монастырь Махинский ³⁶ за 7 т<ысяч> гульденов серебром и взяли с собою все драгоценные вещи Монастыря Цетина ³⁷. Сведения сии показались нам столь чрезвычайными, что я поспешил дать поручение удостовериться на Черной Горе о степени вероятия, которые могут оные заслуживать, и мы надеялись при том, что вы, вняв спасительным для вас советам, возвратясь к пастве вашей, успокоите оную и рассеете нелепости, может быть злобою врагов порядка на счет ваш вымышленные ³⁸. К крайнему, однако, изумлению нашему, известились мы от нашего поверенного в делах в Вене, что вы, взяв от него тысячу червонных на путевые издержки в Черную Гору, вместо направления туда пути вашего, обратились к Австрийскому Министерству с требованием паспорта для приезда в Париж, а когда получили в сем отказ, то прибегли к Французской Миссии, коею и снабжены таковым, а потом уже изъявили желание следовать сюда. При стечении сих неудобопостижимых обстоятельств, доколе не рассеется тьма и не просветит истина, вы согласитесь со мною, что всемилостивейший наш Государь Император не может решиться удостоить вас принятием, а потому Его Величеству угодно, дабы вы на пути вашем во Псков, остановились там у местного Архиерея до получения нами ожидаемых сведений из Черной Горы, по получении коих буду иметь честь без промедления сообщить вам высочайшее разрешение.

Пребываю...

Резолюция А. Х. Бенкендорфа: Хорош! Я уже велел Дупельту послать Ж<андармского> офиц<ера> к Родофиникину ³⁹ для отвоза письма на встречу Преосвященного.

№ 21

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Позвольте начать с извинений за рекомендательное мое письмо к Вам, данное мною г-ну Негошу, при отъезде его из Вены в Петербург с Черногорским Владыкой. Я дал ему это письмо по его просьбе и назвал его князем, как он воображает быть, основываясь на паспорте, подписанном его двоюродным братцем, Владыкой. Все это для того, чтобы не сердить еще более господ, уже без того слишком недовольных; к тому же Ваше Превосходительство имели уже тогда мое подробное письмо о Владыке. [324]

Черногорское дело доставило мне хороший случай познакомиться коротко с г-м Вуком Караджичем ⁴⁰. Это человек очень ученый и хитрый. За изданный им Сербский словарь и народный песенник получает он от Русского правительства по тысяче рублей ассигнациями пенсии. Сын его воспитывается на казенном иждивении в Петербурге, в Горном корпусе. Этот г-н Караджич находился безотлучно при Владыке во время пребывания его в Вене, и доставлял очень подробные и верные сведения Его Светлости князю Меттерниху о каждом шаге и слове Его Высокопреосвященства, с которым давно знаком и дружен. Подобная преданность двум правительствам в одно и то же время, не мешает ему однако быть человеком очень основательным в суждениях и благонамеренным. Года два тому назад ездил он в Черную Гору, и на днях выйдет в свет небольшое сочинение его об этой стране ⁴¹. Первый экземпляр, полученный им из Аугсбурга, где оно печатается, доставил он мне, для передачи князю Горчакову, для прочтения. Сведения, заключающиеся в его книжке, чрезвычайно любопытны и могут быть полезны для всего дела, затеянного владыкой; потому князь Горчаков отправляет этот экземпляр сегодня к Его Сиятельству графу Нессельроде. К сожалению, Караджич не получил еще других экземпляров, и я на несколько дней лишен удовольствия представить эту книжку Вашему Превосходительству.

Без сомнения, Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу уже известно, что решение над Лембергскими подсудимыми ⁴² утверждено Императором. Из числа осужденных пятеро провезено через Вену в ночи с 5 на 6 марта н. с. в замок Куфштейн, что в Тироле, на заточение. В скором времени об окончании этого дела будет сообщено во всей подробности от Его Светлости Князя Меттерниха нашему поверенному в делах для представления г-ну Вице-Канцлеру ⁴³.

В письме моем от 16/28 Октября прошедшего года я сообщил Вашему Превосходительству некоторые сведения насчет Александра Руссо, сведения и важные, и страшные. Теперь, на днях, нашел я случай познакомиться с этим страшным человеком, и, сколько мог рассмотреть его в короткое время, не нашел в нем ничего опасного. Это юноша едва ли 16 лет, очень милый, очень хорошо воспитанный, скромный, и с ясной головой, какую только можно иметь в его возрасте. Теперь я не смею еще говорить о нем утвердительно и против всех обвинений какие возведены на него разными людьми и случаями, но не могу лишить себя удовольствия исполнить внутреннее желание, сказав Вам что-нибудь в его пользу. Важные обвинения, брошенные каким-то агентом, ничем не подтверждаются, остается одна важнейшая улика: ода, сочиненная на смерть Алибо. Позволите ли мне сделать два сравнительных вопроса? Великий поэт, которого недавно лишилась Россия ⁴⁴, не последовал ли пылкому воображению ребячества, написав свою “Оду на свободу”? И с какими чувствами к великому Монарху он перешел в другую жизнь? — и как много подобных примеров!

Впрочем, я постараюсь рассмотреть Руссо подробно и буду иметь честь донести Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу. До этого времени считаю долгом довести до Вашего сведения, что князь Горчаков уже давно ожидает объяснений от Фельдмаршала насчет обвинений этого молодого человека, ибо прежние о нем сведения получил он также из Варшавы, — и разрешения от г-на Вице-Канцлера; и что Австрийское Правительство, не имея важнейших обвинений против Руссо, относится уже не раз к Горчакову о выдаче ему паспорта. [325]

Кажется мне, что дело это без трудов и дальнейшего вреда можно было бы кончить, отпустив г-на Руссо к его отцу в Яссы с предложением, чтобы он берег своего сына от бед, в которые может вовлечь его Швейцарское воспитание и Парижские вздоры.

За сим поручая себя Вашему расположению, имею честь быть с глубочайшей преданностию и совершенным почтением Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 5/17 Марта 1837.

№ 22

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Несколько дней модный грипп ⁴⁵ держал меня в постели. Я был так слаб, что не мог водить пером и потому не мог исполнить приятнейшего для меня долга, поздравить Вас с Монаршей милостию. Как вечный поклонник Ваш, я имею право сказать, что Ваша первая степень св. Анны доставила мне первую степень истинной радости. Дай Бог, чтобы причины этой радости повторялись для меня, по крайней мере, каждые полгода. В Ваших успехах я эгоист.

Почти в одно время с приятной вестью узнали мы о болезни графа Александра Христофоровича. Барон Швейцер и я до сих пор испуганы этим известием и с каждым днем ожидаем лучших вестей из Петербурга. Я знаю, как трудны и бесконечны Ваши занятия и не обольщаю себя надеждой читать Ваши строки, но у меня есть большая просьба исполнением которой можете меня успокоить. Это формальная жалоба на одного из Ваших подчиненных, а именно на И. Ф. Касселя: он обещал ко мне писать, я писал к нему, — он не отвечает и молчит по сие время, а ему так легко уведомлять меня хоть иногда о моих начальниках и освежать на чуждой стороне мою русскую душу верной строкой о том, что для меня так драгоценно! Страшно воображать себя забытым!

На днях мы ожидали прибытия посла, Дмитрий Павловича Татищева. Графиня Апраксина собирается возвратиться отсюда в Одессу к своему мужу. У нее нынешнюю зиму жил, и теперь еще живет при детях, некто Кашкхадамов, профессор русской словесности, учившийся в Московском университете. Этот человек уже лет 35 и с очень слабой головой, в которой лежат в куче школьные познания, философические бредни, почти бестолковое пламенное воображение и вместе с тем он очень набожный христианин и отчасти мистик. Он путешествует без денег. Кажется, графиня приняла его в дом свой сколько для обучения ее детей русской грамоте, столько же и из сострадания. Кашхадамов с странными мечтами о народном счастии имеет намерение путешествовать по Европе и, вероятно, направит стопы свои в Париж. Я почти уверен, что рано или поздно бедная голова его, добрая, ничтожная и от природы как будто болезненно-пламенная, навлечет на него очень невыгодное мнение нашего Правительства. Цель его путешествия, как он говорил мне сам, есть — обогатить себя познаниями, потом возвратиться в Россию, сделаться монахом и быть полезным своему отечеству, подавая премудрые советы Правительству в делах, в которых оно заблуждается. Он подружился здесь очень с Черногорским Владыкой. Мнения их о правде и [326] заблуждениях совсем сходны. Я говорил об нем с князем Горчаковым, который согласен, что надобно будет несколько наблюдать за г-ном Профессором.

Руссо, молодой человек, о котором я писал в предыдущем письме моем, продолжает ко мне ходить. Я ничего не вижу в нем, как юного Швейцарца, доброго, мягкого, как воск, и самого безвредного республиканца по воспитанию. На днях князь Горчаков получил от князя Варшавского ответ на счет Руссо, что агенты совсем замолчали об этом молодом человеке, и что Его Светлость полагает возможным не задерживать его более в Вене. Гг. агенты, как кажется, иногда играют судьбою ребенка, чтобы показать свое усердие.

Чем и как кончится дело о Викиене, Вам, без сомнения, более известно, нежели мне, но здесь многочисленный класс народа, созерцающий Европу сквозь газетную призму, не хочет Европейской войны и убежден, что вссе кончится мирно. Рыцарские чувства, которые у нас возрождает слух о войне, непонятны для мирных Австрийских воинов, хотя впрочем, каждый храбро готов обнажить меч для победоносного неутралитета!

Климат в Вене шалит: сегодня опять идет снег <нрзб.> и Monterey, дни шумных прогулок в Пратере ⁴⁶ прошли также в снегу и морозе. Значит, что все изменяется, кроме чувства моей душевной преданности к Вам и глубочайшего почитания, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 1 Апреля / 20 Марта 1837.

№ 23

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Не имея важных новостей сообщить Вам, я пишу несколько строк, пользуясь отправлением эстафеты из Кракова.

Наша Вена настоящий Китай: вечно одинакова, неизменно весела и скучно-равнодушна ко всем великим европейским вопросам. Впрочем, это похвально.

Посол приехал сюда 2/14 Апреля. Ко мне он очень благосклонен.

Принц Адам Виртембергский оставляет Вену 20 Апреля / 2 Мая. Он едет в Баден-Баден, где увидится с Его Высочеством Великим Князем Михаилом Павловичем ⁴⁷. Я имел честь обедать и быть несколько раз у принца. Его Высочество принимает живейшее участие в здоровье графа Александра Христофоровича.

Очень многих Австрийских офицеров мечтают о переходе в Русскую службу. Некоторые из них косвенно обращались об этом к Его Высочеству, может ли быть полезно для России подобное приобретение.

18/30 Марта проехал через Вену в Петербург Марк Радонич с сыном, из Бокко-ди-Катарро. Он адресован был ко мне нашим священником и посетил меня на полчаса. Это старший из тех Радоничей, которые изгнаны из Черной Горы партиею Владыки ⁴⁸, как я имел честь писать к Вам в прежнем моем письме по Черногорскому делу. Он едет через Радзивиллов с тем, чтобы побывать в Харькове и предложить там условия к примирению двум врагам своим, Вукотичу и Вучичевичу ⁴⁹, а в противном случае объявит им о намерении просить Государя Императора о правосудии против их поступков, ибо они были причиною изгнания [327] Радоничей, быв в это время в Черной Горе. Г-н Радонич уверяет, что не имеет вражды против Владыки, но это неправда. Я знаю наверное, что и самая поездка его в Петербург происходит от надежды воспользоваться там настоящим затруднительным положением Владыки. Радоничи точно в крайней бедности, или, лучше сказать, просто нищие. Имение их в Черной Горе разграблено, дома сожжены; он приписывает все это Вукотичу и Вучичевичу, которые, впрочем, действовали тогда вместе с Владыкой. Дело это едва ли не бесконечное.

Князь Горчаков был очень нездоров и несколько дней лежал в постеле. Графиня Апраксина 20 мая уезжает в Одессу.

Других новостей, кажется, нет, и потому не беспокою Вас дальнейшим чтением, но прошу принять благосклонно повторение в моей истинной преданности и глубочайшем почитании, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 19 Апреля / 1 Мая 1837.

№ 24

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Отправление курьера дает мне опять случай написать Вам несколько строк. Если в них нет политических вещей, то это не моя вина. Не далее, как вчера сидел я в канцелярии, говорил обо всей Европе, и все-таки не нашел ничего особенного, чтобы сообщить Вам.

Молодой человек, Александр Руссо, о котором писал я в прежних письмах, получил паспорт от нашего посла, и на днях отправляется в Яссы, к отцу. В то же время будет сообщено нашему консулу в Бухаресте о строгом над ним надзоре. Не думаю однако, чтобы он был слишком необходим; впрочем, это очень не лишнее.

Принц Адам Виртембергский в июле возвратился снова в Вену, где полагает пробыть месяца два. Вена очень нравится Его Высочеству.

Судя по тому, что я слышал в канцелярии князя Меттерниха, Его Светлость не имеет верных сведений о месте и времени больших маневров, которые имеет быть в присутствии Государя Императора в южных губерниях нынешним летом. Газеты говорят очень неподробно и часто неверно. Если б Ваше Превосходительство приказали мне доставить об этих маневрах некоторые подробности, я уверен, что Его Светлости было бы весьма приятно получить от меня оные.

Вместе с сим я посылаю два огромные письма к г. Строеву, издателю “Сына Отечества” ⁵⁰. Он не преминет представить оные в цензуру Его Превосходительства Леонтия Васильевича, ибо они заключают в себе мои журнальные статьи о Вене и по просьбе г. Строева подарены мною в его журнал.

Боюсь только, чтобы они не показались слишком ветрены и негодны в печать, по существу нашей цензуры. Чувствую, что не в состоянии писать ничего о нашей доброй союзнице без какой-то немножко злой или полунасмешливой улыбки — особенно когда коснусь до ее воинственной роты.

Я предоставил г. Строеву рассматривать строго, что я пишу, и вполне уповаю на опытный взгляд Леонтия Васильевича. Если они окажутся негодны для печати, не буду в претензии ⁵¹. [328]

Я счел бы себя чрезвычайно обязанным, если б когда-нибудь, в свободную минутку, Вы пробежали мои статьи о Вене в “Сыне Отечества”, когда они будут напечатаны, и сказали бы мне в двух словах Ваше мнение, ибо журнал мой растет ежедневно, я не знаю, что с ним делать, а между тем чувствую без самолюбия, что в нем очень верно обрисована Вена.

Повторяя обыкновенную мою просьбу сохранить в памяти Вашего подчиненного, с глубочайшим почитанием и преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Мая 13/25 1837, Вена.

№ 25

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Мая 26 с. г. я дал девице Облеуховой по ее просьбе письмо к Вашему Превосходительству. Вскоре после того она отправилась из Вены в Петербург, с намерением начать дело о своих несчастиях, которых виновник, по ее словам, отставной Генерал-Майор Попов. Скромность не позволяла ей объясниться со мною откровенно, но кажется, что она обвиняет г. Попова, будто бы он ее обесчестил.

Без сомнения, девица Облеухова теперь уже объяснила Вам свою просьбу и если Ваше Превосходительство приняли ее жалобы, то я считаю неизлишним доложить Вам, что обвиняемый ею Г.-М. Попов вслед за нею приехал из Парижа в Вену. Скоро ли отсюда выедет и куда — еще неизвестно. Я постараюсь уведомить Вас об этом вовремя, несколькими словами, по почте, ибо отыскивать г. Попова в разъездах его по Европе, в случае необходимости иметь от него ответ, конечно, довольно затруднительно.

В последних числах мая (н. с.) Австрийский посол из Рима представил Его Светлости князю Меттерниху в отношении своем просьбу польского выходца графа Солтана, который желал на короткое время побывать в Вене, для свидания с 14-летнею своею дочерью и теткою, княгиней Казимир Любомирской. Князь Меттерних, не имея сведений о графе Солтана, приказал предварительно узнать от меня, в какой степени он замешан и нет ли против него важных обвинений, могущих затруднить просимое им разрешение.

Чтобы исполнить приказание Его Светлости, я сделал подробнейшую выправку из сведений, имеющихся в канцелярии нашего посольства о всех поляках, бежавших из Польши; но в списках лиц, которым воспрещен въезд в Россию, нашел только одного Солтана (Florian), без графского титула, молодого человека 23 лет, следовательно, не того, о котором шло дело.

Тогда доложил я обо всем Его Высокопревосходительству Дмитрий Павловичу и передал барону de Pont для доклада Его Светлости ответ, что посол наш не принимает на себя дать разрешение о въезде в Вену г. Солтану, как польскому выходцу и вероятно человеку ненадежному, что в случаях каких бы то ни было последствий от подобного позволения Его Высокопревосходительство предоставляет себе спросить от Австрийского правительства ответа, и что, наконец, если Австрийское правительство не считает г. Солтана опасным и не находит с своей стороны препятствий дать ему подобное позволение, на месяц или на два, не более, [329] с тем, чтобы он был в Вене под строгим надзором полиции, в таком случае от Его Светлости зависит решить просьбу г. Солтана.

Я не могу не доложить Вашему Превосходительству, что обыкновенная строгость посла на счет поляков очень не нравиться Австрийскому правительству, которое вообще имеет с ними систему очень противоположную русской — систему какой-то ласки и снисхождения.

Впрочем, судя по сведениям их посла из Рима, г. Солтан человек совсем не опасный и мирный, и потому они решились дать ему позволение выехать в Вену месяца на два, оградив его со всех сторон полицейским надзором. Я с своей стороны буду также иметь в виду г. Солтана, как скоро он сюда приедет.

Посол наш до сих пор очень благосклонен ко мне, надеюсь, что так будет и далее. Он позволил мне даже списать в канцелярии посольства все списки о лицах, которым воспрещен въезд в Россию.

Вообще, сколько можно, я оградил себя от недружбы в Вене; — я говорю от недружбы, потому что со вздохом сказать можно правду: согласия между русскими в венском посольстве очень и очень мало! Что до меня касается, я думаю, что несогласие есть всегда следствие заблуждений. Неужели нельзя соединить в себе познаний дипломатических с ясною и чистою русской правдою? Можно, можно! Но простите за рассуждение.

Дней пять прожил в Вене проездом из Константинополя в Лондон издатель Portfolio г. Уркуарт ⁵², и выехал отсюда 17/29 Июня вечером, в тот самый день, когда мы узнали о кончине Английского короля ⁵³. Я видел его со стороны, в трактире, где он останавливался, но счел не совсем безопасным с ним познакомиться. У него двое слуг, турки, в своих национальных платьях. Это заставляет любопытных останавливаться.

Вук Караджич, о котором я уже имел честь писать Вам прежде, давно знаком с Урквартом и передал мне теперь, что Уркварт имеет намерение, съездив в Лондон и окончив там дела свои с успехом, в котором не сомневается, — приехать месяцев через пять в Вену, чтобы отсюда предпринять путешествие в Боснию, Герцеговину и Монтенегро ⁵⁴. Он приглашает с собою в это путешествие и Вука, с условием, чтобы он был проводником и переводчиком его у Христиан, “что же касается до Турок, — говорит Уркварт, — вам заботиться нечего, положитесь на меня. Это мои друзья”. Вук с удовольствием принимает это предложение, говоря, что может собрать таким образом много литературных и исторических славянских сведений.

Уркварт показывал Вуку небольшую, очень худо сохраненную книжку, на сербском языке, прося ее перевести на немецкий, от чего, однако, Вук отказался. Книжка напечатана в Венеции и наполнена обвинениями и статьями против д<ействительного> т<айного> с<оветника> Родофиникина и бывшего после него в Сербии д<ействительного> с<татского> с<оветника> Недобы ⁵⁵. Вук заметил, что на книжке написано было худо чернилами “Милан Милош”, имя старшего сына князя Милоша ⁵⁶. Поэтому думать неудобно, что книжку получил он в подарок, проезжая через Сербию, где он останавливался у князя Милоша. Каким образом ни отыскивает Уркуарт материалов для своего журнала!

Барон Швейцер конечно доставляет много сведений, относящихся к большому объему его газетных действий. Я читаю газеты усердно, но признаюсь, что все это — море! Так же обширно и столь же переменчиво. Немощны крики против Могучего Царя Русского! Велик Русский Бог. [330]

У нас носились слухи о переменах по корпусу Жандармов на время отсутствия Его Сиятельства графа Александра Христофоровича. Но верного мы ничего не имеем. Это нас очень печалит.

Истинно признателен за побуждение, сделанное г. Касселю писать ко мне. Я получил уже от него весть, отвечал и жду ответа.

В полной надежде на благосклонность Вашу ко мне, прошу принять уверения в неизменной преданности моей и глубочайшем почитании, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 18/30 Июня 1837.

№ 26

Милостивый Государь Александр Николаевич!

В письме от 18/30 Июня я писал Вашему Превосходительству между прочим о Генерале-Майоре Попове. В дополнение к тому имею честь доложить, что он выехал из Вены 24 Июня / 6 Июля в Россию и, кажется, наверное прямо в Одессу.

В тот же день приехал к нам из Петербурга Черногорский Владыко и рассказал мне много хороших новостей. По некоторым из оных мы ожидаем еще подтверждения.

Принц Адам Виртембергский возвратился сюда из Баден-Бадена. Я имел честь быть у его Высочества и очень им обласкан. Посол уехал в Карлсбад. С предстоящим на днях курьером буду писать более и о делах, а теперь позвольте только повторить Вам о глубочайшем почитании и таковой же преданности, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Июня 30 / Июля 12 1837.

№ 27

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Июня 30 / Июля 12 в письме, отправленном по почте, я имел честь уведомить Вас о приезде в Вену Черногорского Архиепископа Негоша. Возвращение его из России с чрезвычайным успехом было для нас новостью неожиданною. К великодушию и щедротам Государя привыкнуть невозможно: они всегда превосходят все ожидания.

Владыко рассказал мне подробно пребывание свое во Пскове и аудиенцию, которой был удостоен Его Величеством в Петербурге; и вместе с тем сообщил мне, что вследствие Высочайшей воли дана будет мне инструкция и повеление сопутствовать ему в Черную Гору. Он показал мне также отношение к нему Управляющего Министерством иностранных дел ⁵⁷, в котором я увидел чрезвычайно лестные обо мне отзывы и сущность предназначенного мне поручения. Оно столь важно, что я не могу не передать Вашему Превосходительству для ограждения себя, некоторых замечаний. [331]

Приезд Черногорского Архиепископа в Вену прошедшею зимою наделал здесь чрезвычайно много шуму и подал повод к разным толкам о Черногории и ее отношениях к Турции. Сам Владыко послал в Аугсбургскую газету (Allgumhine Zeitung) напечатать статью, в которой заключал фирман, или гатишериф ⁵⁸, Солимана II ⁵⁹, подтверждающий будто бы независимость Монтенегро от Турции. Вслед за напечатанием этой статьи, князь Меттерних приказал в той же газете поместить статью, в которой приведенный Владыкой гатишериф объявлен ложным и выдуманным. Следовательно, Его Светлость опровергал всякую мысль о независимости Монтенегро.

Архиепископ в бытность свою в Вене зимою у Турецкого посла не был.

Теперь возвратился он из Петербурга с полным успехом. Государь Император пожаловал по 80 т<ысяч> р<ублей> асс<игнациями> ежегодно для поддержания Черногорского народа. Польза же народа, по намерениям Владыки и по стечению дел в этой стране, нераздельна с поддержанием реформы и существующего там ныне правительства. Сверх денежного пособия, Государю Императору благоугодно было повелеть отправить в Черную Гору чиновника, который мог бы быть полезен своею опытностью (так сказано в отношении Упр<авляющего> Мин<истерством> Иностр<анных> Дел к Владыке). Можно безошибочно сказать, что щедрая помощь Императора и командирование русского чиновника [332] в Черную Гору, как в мнении Владыки, так и Черногорском народе, подтвердил сильным образом давнишнюю мысль о независимости Монтенегро, — мысль, которую Австрийский кабинет опровергал так явно.

Нельзя также быть уверенным, чтобы столь благодетельное внимание Государя к Черногорцам не сделало ощутительного впечатления на соседственных им единоверцев в Албании, Герцеговине и Далмации.

Сожалею, что не могу писать подробнее, ибо не имею еще инструкции, по которой расположу свои действия, но считаю необходимым, для себя собственно, предупредить Ваше Превосходительство, что это поручение, само собою, по существу своему, и от известной преданности Черногорцев к России, может произвести некоторую огласку, которая, быть может, отзовется впоследствии в великом вопросе о Славянах... Здесь я могу напомнить Вашему Превосходительству мое письмо от 18/30 Июня, где я сообщал Вам о намерении Уркварта посетить Черную Гору в конце нынешнего года.

Впрочем, понимая очень ясно предстоящее мне дело, я смею уверить Вас, что исполню без ошибок все, что от меня будет зависеть и постараюсь ввести в должный ход порывы Черногорского Владыки, который во многих случаях еще следует философией юности. Он желает отправиться из Вены вместе со мною, но видя, что доставление ко мне инструкции замедлилось, едет завтрашний день в Триэст, где и будет ожидать моего приезда.

Сегодня Владыко был с Князем Горчаковым у турецкого посла, который был очень доволен этим посещением и обещал писать в Константинополь на счет поддержания спокойствия на границах Черной Горы.

Ожидая предписания о своей поездке, я поручаю себя благосклонности Вашей, и с чувствами глубочайшей преданности и истинного почитания имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 7/17 Июля 1837.

№ 28

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Совсем неожиданно для меня отправляется от нас из Вены г-н Струве ⁶⁰ в Карлсбад, завтра, очень рано. Мне остается один час, написать к Вашему Превосходительству наскоро ответ на драгоценное для меня письмо Ваше от 9 Июля.

Признательность моя за хлопоты и участие с Вашей стороны в объяснении моих финансов — безгранична. И сверх того, деньги, доставленные теперь, пришли как нельзя более кстати, ибо завтра я отправляюсь в Черногорию, где, без сомнения, будет довольно непредвиденных расходов. Благодарить же за Ваши строки я верно не сумею: они для меня, конечно, дороже всех золотых рудников.

Вчера князь Горчаков вручил мне копию с отношения Его Высокопревосходительства К. К. Родофиникина к нашему послу. Она мне будет служить инструкцией для поручения, Высочайше на меня возложенного. Дело, которое предстоит мне, очень важно, и не без больших трудов, но, Вашими молитвами, надеюсь успеха и оправдаю доверенность, которой Государь Император изволил меня удостоить. [333] Известие о совершенном выздоровлении Его Сиятельства графа Александра Христофоровича, сообщенное мне Вами, принимаю я за доброе предзнаменование на мою Черногорскую поездку, ибо чем иным можно порадовать на пути меня, как не новостью о здоровьи и счастии моих начальников, в которых соединены для меня все благодетели!

Как инструкция сообщена мне от имени Посла, то я полагаю себя обязанным все донесения мои из Черногории писать на имя Его Высокопревосходительства, для представления оных Его Сиятельству графу Нессельроде. Но в то же время я буду иметь честь доставлять дубликаты Вашему Превосходительству для сведения графа Александра Христофоровича.

Сегодня же за № 50, рапортом к Его Превосходительству Леонтию Васильевичу доношу я об отправлении моем в Триэст и Черногорию, что же касается до инструкции, данной мне послом, то оная, как я сказал здесь выше, состоит из копии отношения к послу Д<ействительного> Т<айного> С<оветника> Родофиникина, от 11 Июня за № 1558. Краткость времени лишает меня всякой возможности списать с оной копию, чтобы отправить к Вам с курьером, и потому прошу не приписать мне того в вину. Впрочем, все черногорское дело уже Вам известно и все действия мои будут также; я поведу их тихо и осторожно.

В заключение моего письма позвольте еще раз повторить признательность за драгоценное письмо Ваше и драгоценностью заплатить за оное; в прилагаемой у сего посылочке препровождаю я к Вашему Превосходительству бюст Государя Императора, о котором я уже писал в предыдущем моем письме.

Отдамся дни через четыре Адриатическим волнам с тою же уверенностию, с которою предаю я себя расположению и, на вечные времена, воле Вашего Превосходительства.

С глубочайшим почитанием и истинною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 23 Июля / 4 Августа 1837.

№ 29

Рапорт

Начальнику Штаба Корпуса Жандармов
Господину Генерал-Майору и Кавалеру Дубельту

Поверенный в делах Венского посольства князь Горчаков доставил мне 20 Июля / 1 Августа предписание Вашего Превосходительства от 9 минувшего Июня за № 3010, в котором Вы изволили уведомить меня о предстоящей мне командировке в Черногорию, с собственными поручениями Государя Императора. На другой день после того князь Горчаков передал мне копию с отношения Его Высокопревосходительства Д<ействительного> т<айного> с<оветника> Родофиникина к Послу нашему, с тем, чтобы оная служила мне инструкциею для исполнения Высочайше возложенного на меня поручения.

Донося о сем Вашему Превосходительству, имею честь присовокупить, что я отправляюсь завтрешний день (24 Июля / 5 Августа) в Триэст, откуда вместе с [334] Черногорским Владыкой перееду в Черногорию и буду в действиях своих впоследствии доносить посредством Российского Вице-Консула из г. Рагуза ⁶¹ Его Высокопревосходительству г-ну Послу, в Вену.

Подполковник Озерецковский

№ 50
Вена, 23 Июля / 4 Августа 1837.

Комментарии

Материалы публикуются: ГАРФ. Ф. 109 СА Оп. 2. Д. 132 (автографы); письма П. П. Негоша — РГАЛИ. Ф. 2117. Оп. 1. Д. 3 (писарская рука с подписью-автографом).

1. Меттерних Клеменс Венцель Лотар (1773-1859), князь, австрийский канцлер в 18210-1848 гг.

2. Татищев Дмитрий Павлович (1769-1845), действительный тайный советник, сенатор, чрезвычайный и полномочный посол в Вене в 1826-1841 гг.

3. Мелания Меттерних (урожд. Зичи-Ферарис) (?-1854), княгиня, третья супруга К. Меттерниха (с 1831 г.).

4. Паскевич Иван Федорович (1782-1856), светлейший князь Варшавский. Генерал-фельдмаршал, наместник Царства Польского с 1832 г.

5. Унгерн-Штернберг Эрнст Романович, барон, коллежский советник, русский резидент в Кракове.

6. Имеется в виду либеральная позиция “Франкфуртского журнала”, часто допускавшего антирусские выпады, а также то, что в 1830-х гг. Краковская республика была одним из центров деятельности польских тайных обществ.

7. Франц I (1708-1765), австрийский император в 1754-1765 гг.

8. О поездке Николая I в Вену см.: “Император Николай Павлович в Вене в 1835 г.” // Русский Архив, 1882. Кн. 1. № 1.

9. В 1830-х гг. польская политическая эмиграция сосредоточивалась главным образом во Франции, хотя несколько влиятельных группировок осело и в других европейских странах.

10. В польской эмиграции было несколько влиятельных лиц, носивших эту фамилию (Луциан Платер, ездивший в 1835 г. эмиссаром в Европу; Владислав Платер (1806-1889), видный публицист и др.). Вероятно, речь идет о графе Людовике Платере, занимавшем в 1830-1831 гг. пост главноуправляющего Министерства финансов польского правительства.

11. Здесь: привлекателен (от ит. Бельведер — красивый вид).

12. Маззини (Мадзини, Маццини) Джузеппе (1805-1872), итальянский революционер, журналист, критик, основатель тайного республиканского общества “Молодая Италия”. Активный участник антиавстрийского восстания 1848-1849 гг.

13. “Юная Греция” — очевидный аналог тайного общества “Молодая Италия”.

14. Разумовский Андрей Кириллович (1752-1836), князь, дипломат; при Александре I посол в Вене; почти постоянно жил там и по выходе в отставку. Долги Разумовского в последние годы его жизни достигли фантастических размеров. Как писал его биограф, “император Франц приказал за ним (Разумовским) признавать все права и преимущества действительного иноземного посла... Вследствие этого никто не имел права ни арестовывать его, ни описывать его имущество, ни даже приносить на него жалобы в судебные места. Всем кредиторам приходилось обращаться в Министерство иностранных дел, от которого не получалось никакого ответа, так как переписка о долгах кн. Разумовского составляла уже многие огромные тома бумаг и равно надоела всем чиновникам, как в Вене, так и в Петербурге”. (Васильчиков А. А. “Семейство Разумовских.” Т. 4. СПб., 1887. С. 593).

15. В 1836 г. Вену посетили сыновья короля Луи-Филиппа — Фердинанд, герцог Орлеанский (1810-1842) и Луи, герцог Немурский (1814-1896).

16. Бисмарк Фридрих Вильгельм (1783-1860), граф, дипломат, военный писатель.

17. Речь идет о нашумевшем в свое время убийстве комиссара краковской полиции.

18. Горчаков Александр Михайлович (1798-1883), князь, статский советник, советник посольства в Вене. Впоследствии министр иностранных дело, канцлер.

19. Емельянов Иван Васильевич, надворный советник, контролер Министерства императорского двора.

20. Дубельт Леонтий Васильевич (1792-1862), генерал-лейтенант, начальник штаба корпуса жандармов с 1835 г.

21. Приплата.

22. В сентябре-ноябре 1831 г. после подавления польского восстания войска России, Австрии и Пруссии временно оккупировали Краков.

23. Фельдмаршал — И. Ф. Паскевич; Нессельроде Карл Васильевич (1780-1862), граф, министр иностранных дел в 1816-1856 гг.

24. Стефан Стратимировский (Стеван Стратимирович) (?-1836), карловацкий митрополит, глава Сербской православной церкви в Австрии с 1790 г., сербский просветитель, библиофил.

25. Руссо Александр (Алеку) (1819-1859), молдавский и румынский писатель, публицист, основоположник молдавско-валашской прозы. В 1848 г. участник революции в Молдавии и Трансильвании.

26. Алибо Луи (1810-1836), французский революционер; казнен за покушение на короля Луи-Филиппа.

27. Воронцов Михаил Семенович (1782-1856), граф, новороссийский генерал-губернатор и полномочный наместник Бессарабской области с 1823 г.

28. Карамзин Николай Михайлович (1766-1826), историк, писатель.

29. Швейцер Карл Фердинандович, барон, надворный советник; состоял в 1830-х гг. чиновником при III отделении.

30. Кошут (Косут) Лайош (1802-1894), известный венгерский революционер, журналист.

31. Комитаты — наиболее крупные административно-территориальные единицы в Венгрии, пользовавшиеся правами самоуправления.

32. В 1832-1836 гг. Л. Кошут издавал литографированные листки “Известия государственного собрания” (вышло 314 номеров тиражом в 40-70 экз.). После закрытия сессии Государственного собрания в 1836 г. Кошут стал выпускать в Пеште “Известия законодательного органа”, которые переписывались и размножались.

33. Митрополит Негош — Петр II Петрович Негош (1813-1851), правитель Черногории с 1830 г., поэт. Традиционно светская и духовная власть в Черногории объединялась в одном лице. Черногорский правитель также являлся верховным военачальником и судьей. Настоящее имя Петра II — Радивой Петрович Томов; он был племянником черногорского правителя Петра I Негоша (1747-1830). В 1831 г. был пострижен в иеромонахи и произведен в архимандриты с переименованием в Петра. В 1833 г., приехав в Россию., был посвящен в архиереи и тогда же впервые принят Николаем I. Русское правительство традиционно поддерживало Черногорию; еще Петр I определил ей ежегодную субсидию (первоначально в 500 руб.).

34. Негош Георгий Петрович — племянник Петра I Негоша, первоначально считался его преемником. Обучался в России. В 1829 г. снял с себя сан иеродиакона и вступил в русскую военную службу (в кавалерию).

35. Округ Грахово считался частью Османской империи. Еще при жизни Петра I добиться независимости, прекратили повиноваться и платить дань туркам. В 1830-х гг. конфликт усилился; в августе 1836 г. произошла серьезная стычка черногорцев с войском Али-паши Ризванбеговича, посланным усмирять граховлян. В стычке, между прочим, был убит младший брат Петра II Негоша.

36. Монастырь Махинский — иначе Маинский монастырь близ города Будвы.

37. Монастырь Цетина — нынешний город Цетинье. Петр I Негош перенес сюда столицу Черногории.

38. Перечисленные обвинения были следствием жалоб, принесенных на владыку в Петербурге И. Вукотичем и М. Вучиевичем (см. О них прим. 49).

39. Родофиникин Константин Константинович (1760-1838), статский советник, член совета Министерства иностранных дел. В 1835 и 1837-1838 гг. исполнял обязанности министра иностранных дел.

40. Караджич Вук Стефанович (1787-1864). сербский филолог, этнограф, историк.

41. В 1837 г. в Тюбингене и Штутгарте вышла на немецком языке книга В. Караджича “Montenegro und die Montenegriner”.

42. Осенью 1837 г. было арестовано несколько активных деятелей тайного “Содружества польского народа”, центр которого находился во Львове (австрийском Лемберге).

43. К. В. Нессельроде.

44. А. С. Пушкин.

45. В 1837 г. эпидемия гриппа охватила почти всю Европу.

46. Венский городской парк, расположенный на острове, образованном Дунаем и Дунайским каналом. О холодной весне 1837 г. писали все европейские газеты.

47. Михаил Павлович (1798-1849) — великий князь, младший брат Николая I. Жена Михаила Павловича — великая княгиня Елена Павловна была урожденной принцессой Вюртембергской.

48. Семья Радоничей занимала наследственный пост губернаторов-соправителей Черногории. После смерти Петра I Негоша Вуколай Радонич попытался захватить единоличную власть в стране, но, потерпев неудачу, бежал с семьей в Австрию. На родине был приговорен к смертной казни, замененной владыкой Негошем на сложение с Радоничей губернаторства.

49. Иван Иванович Вукотич состоял некоторое время на русской службе. В 1831 г. приехал в Черногорию, занял пост председателя Сената и принял участие в предпринятых Петром II Негошем реформах. В 1834 г., поссорившись с владыкой, покинул Черногорию вместе с племянником Матвеем Петровичем Вучичевичем. Оба они ездили в Россию жаловаться на владыку; в поездке их сопровождал Марко Радонич.

50. Строев Сергей Михайлович (1815-1840), историк, брат известного историка и журналиста П. М. Строева. В 1830-х гг. активный сотрудник журнала “Сын Отечества”. В 18378 г. ездил за границу для поиска славянских рукописей в европейских архивах.

51. В “Сыне Отечества” статьи Озерецковского не появилась.

52. Уркуарт (Уркварт) Дэвид (1805-1877), английский дипломат. В 1837 г. основал дипломатический орган “Портфолио”, имевший большое влияние на европейское общественное мнение.

53. Вильгельм IV (1765-1837), король Великобритании в 1830-1837 гг.

54. Монтенегро — итальянское название Черногории.

55. Недоба Федор Иванович (1770-1846), дипломат. Входил в Кишиневское окружение А. С. Пушкина.

56. Милош I Обренович (1780-1860), Верховный князь Сербский с 1813 г. Как раз в середине 1830-х гг. происходила переориентация внешнеполитического курса Сербии: отказ от традиционного покровительства России и поиск поддержки со стороны Англии.

57. К. К. Родофиникина.

58. Фирман, гатешериф — указ, повеление.

59. Солиман II Великолепный (правил 1520-1566), турецкий султан, значительно расширивший границы Османской империи.

60. Струве Генрих Густавович, действительный статский советник, советник российского посольства в Вене.

61. Гагич Иеремей Михайлович, надворный советник, российский вице-консул в Рагузе и Далмации. Через Гагича главным образом осуществлялись сношения России с Черной Горой (см. его донесения в кн.: Лавров Н. А. Петр II Петрович Негош, владыка Черногории и его литературная деятельность. М., 1887).

Текст воспроизведен по изданию: Тайная миссия подполковника Я. Н. Озерецковского // Российский архив, Том XII. М. Российский фонд культуры. Студия "Тритэ" Никиты Михалкова "Российский архив". 2003