О торжественном обряде примирения у Черногорцев

(Из Voyage historique et politique au Montenegro. Par M. le Colonel Vialla de Sommieres).

Наследственную вражду и месть кровавую мы находим у всех бодрых, неизнеженных и вместе свободных народов древности; находим то же и у современных нам племен грубых, далеко отставших на пути к образованности и просвещению. Есть племена, у которых вражда умирает только со смертию всего поколения того или другого неприятеля; часто прекращается она денежным удовлетворением, а в некоторых местах властию главы народа. Г. Виалла нашел у Черногорцев обряд торжественный, которым, по старинному обычаю, прекращается кровавое мщение.

Две Черногорские фамилии, решившись прекратить существующую взаимную вражду между собою, просят о созвании кметей, или чрезвычайного судилища, обыкновенно состоящего из двадцати четырех почтенных старцев; то есть по двенадцати человек избирается каждою стороною. Священник селения (к которому принадлежит оскорбленный или убитый) или же другая уважаемая особа [131] председательствует в сем чрезвычайном судилище и при равном числе с обеих сторон голосов решит дело своим мнением; но случай сей бывает очень редко: ибо враждующие семейства предварительно уже во всем почти условились.

В самой день собрания все отправляются слушать божественную литургию; знамена развеваются вокруг церкви и при ведущих к ней дорогах; странно впрочем, что во все время суда не бывает слышно ни одного выстрела. Собранные кмети воздерживаются от всякой пищи даже до конца собрания; все присутствующие, мущины и женщины, вменяют себе в обязанность быть в ето время одетыми в нарядное свое платье.

За час перед обеднею кмети собираются, чтобы "определить количество пролитой крови." Каждая рана, которую называют они кровью, полагается в десять цехинов; смерть человека, по их голова, стoит десяти ран, следовательно ста цехинов; за голову священника. или же начальника волости, платится в семь раз более. Сия оценка с непамятных времен имеет свою силу; теперь однакож в некоторых обстоятельствах позволяют себе отступать от [132] древнего обычая, и нередко обе стороны соглашаются в цене через своих посредников. Кмети имеют право из условленной цены взять себе за труд сорок цехинов; но ето всегда делается в пользу виноватого, которому они отдают деньги тотчас после обряда примирения. Определив цену, кмети немедленно объявляют сторонам о своем приговоре, а сии уже назначают место и день торжественного обряда. Друзья. родственники извещаются, дабы могли они явиться в самых лучших своих одеждах. Но прежде всего должно испросить соизволение от Владыки и от Губернатора, которые никогда в нем неотказывают, и которые обыкновенно сами бывают свидетелями торжественного примирения.

В назначенный день, очень рано поутру, секретарь судилища посылает в дом в обиженному двенадцать младенцев, которые сосут еще молоко матерей своих, или кормилиц. Дети должны иметь в руке по белому полотенцу; оне стучат в двери, просят и плачут до тех пор, пока неотопрут им и не возьмут у них полотенец. Ето значит, что обиженный смягчился невинностию малюток. [133]

В тот же день отправляется торжественная обедня; вокруг церкви развеваются знамена, и присутствующие усердно молятся при колокольном звоне. После Божией службы все судьи собираются на определенном месте, обыкновенно внутри монастырской ограды, или у церкви того селения, где живет обиженный. Етот приходит сопровождаемый своими родственниками и почетнейшими стариками деревни; перед ними идет священник. Кмети садятся полукругом на одном краю назначенного места, несколько удаленном от присутствующих зрителей.

Вскоре потом является и оскорбитель с своими ближними; он ползет на коленях, поддерживается ко кметям. К шее несчастного привешено бывает орудие, которое употребил он при последнем убийстве. Священник отвязывает его и бросает как можно далее, а зрители тут же ломают оное на мелкие части. В ето самое время раскаевающийся обидчик объявляет, что он готов выслушать приговор свой по старинному обычаю; спрашивает противника, желает ли прекратить всякую вражду и отказаться от мщения. [134] Обиженный изъявляет сильное беспокойство, плачет, думает, смотрит на небо, вздыхает, опять колеблется; душа его терзается борением чувств противуположных. Друзья, родственники обеих сторон советуют ему решиться, склоняют к примирению; шумят, разгорячаются; боятся, чтоб оскорбленный, при сильном чувстве, не разрушил общей надежды; он окружается толпою почетнейших людей из собрания. Г. Виалла говорит, что в его присутствии один из старцев с досадою воскликнул: "Что же ты медлишь? ледяное сердце!" - Моя душа еще неготова - гордо отвечал обиженный. Все отступили, чтобы дать ему время надуматься; между тем оскорбитель стоял перед ним на коленях, с поникшею головою, страшась встретиться с его взором. Во время сего молчания подходит к сердитому священник, тихо говорит ему нечто, потом безмолвно простирает руку вверх и указывает на небо. Ето подеиствовало. Обиженный поднял одной рукою своего противника, другую протянул к небу и воскликнул: "Бог да будет свидетелем, что я его прощаю!" Прежние враги взаимно простерли объятия, крепко сжали один другого и долго оставались в сем положении при радостных кликах [135] зрителей, которые, увлечены быв участием сердечных, равномерно бросились обнимать друг друга. В продолжение сего веселого шума как священник, так и председатель кметей братски облобызали примирившихся. Простивший снова уверял собрание, голосом самой искренности выражая свои чувства, что он отрекается от всякой вражды, от всякой мести. Непосредственно за тем судьи и родственники обеих сторон, предводимые бывшими врагами, отправились в деревню оскорбителя, где ожидало их уже приготовленное пиршество. При подобных случаях нередко зажаривают целых баранов, свиней, даже быков под открытым небом. Все приятели, знакомые, даже все проходящие имеют право участвовать в пиршестве, которое сопровождается плясками и пальбою. Во время обеда приносится цена примирения - золото, серебро и драгоценности на церковных блюдах, а другие вещи просто. Обиженный, по чувству великодушия, иногда все отсылает обратно.

Судебный приговор пишется вдвойне на одном листке и отдается приходскому священнику, которой вручает каждой стороне по одному екземпляру. Обе половины листка бывают соединены посредством снурков, продетых сквозь весьма тонкую [136] золотую Турецкую монету. Священник разрезывает ее таким образом, что половина монеты остается при каждом листке отделенном, дабы сближением обеих половин можно было доказать единство документа. Не было примера, чтобы подобный договор был нарушен. Обе фамилии могут снова поссориться; но о прежнем никогда уже невспоминают. Торжество оканчивается громом выстрелов ружейных, и шумные голоса, далеко раздающиеся по всем направлениям, служат признаком, что веселые гости возвращаются в свои жилища.

Mrgnblt.