№ 327

Сиятельнейший граф, милостивый государь! С прибытием коллежского переводчика Томича 13-го сего месяца имел я честь получить предписание вашего сиятельства, с ним отправленное ¹.

Я не преминул во исполнение оного объявить сербам, что государь император милостиво принять изволил прошение их о позволении поселиться в России, и в то время приметить, что прежде наступающей весны они не могут быть переведены туда. Сведение точное о числе фамилий, кои пожелают к нам переселиться, я постараюсь чем можно поспешнее доставить как вашему сиятельству, так и дюку де Ришелью, на имя коего присланный пакет уже отправлен по здешней почте чрез посредство ген[ерального] консула Кирико ². Я имел честь донести в последнем моем [донесении], что многие из народа по встретившимся здесь неприятностям предпочли возвратиться в опустошенную отчизну. И после того нужда заставила многих перейти туда, тем найболее, что побуждаемы были к тому и самыми турками, кои, как кажется, раскаялись в суровости, с каковою поступили с народом, невинность коего сами они признавали. Некто Милош Обренович, войвода, человек храбростию знаменитый между сербами, который вовсе не переходил на сию сторону, почтен, как говорят, великим везиром Хуршид-пашею достоинством обер-кнеза, другие многие из народа поставлены кнезами и кметами, и по известиям, доходящим из Белграда, гонение турок против сербов уже прекратилось ³. Со всем тем много еще остается здесь, и я не оставлю употребить всего зависящего от меня старания, чтоб чем можно более вывести, ежели только не встретится какая в том препона со стороны здешнего начальства. И потому для лучшего успеха необходимым я нахожу, чтоб предварительно учинено было с правительством здешним по сему предмету объяснение.

Третьего дни сообщил мне правящий должностию сремского военного губернатора барон Сигенталь, что по определению гоф-кригсрата содержащиеся в Петроварадинской крепости под присмотром или, лучше сказать, под арестом Георгий Петрович и главные сербские старейшины: Яков Ненадович, Младен Милованович, кнез Симо Маркович и Лука Лазаревич – должны быть отведены в Грац и с ними вместе бывший митрополит сербский Леонтий, сын старший Георгия Петровича Алексей, мальчик лет 16-ти, и некие другие старейшины, всего до 12 человек ⁴. Таковая мера, говорят, найдена нужною для того, будто турки неотступно требуют их и будто даже грозили и силою отнять. Я от них только слыхал о таковом турок требовании и то одного Георгия Петровича и трех первых старшин. Известии же из Сербии никогда о сем не гласили. [356] Быть может, на будущей неделе начнут отправлять каждого особо, во-первых, митрополита, а через 3 дня Георгия Петровича и таковым порядком и прочих. Служителей своих никому не позволяется брать. Первые два будут иметь по одному офицеру, а прочие по капралу. Стражам сим наложено бдеть за ними, чтоб никакого сношения или переписки между собою не имели. За архимандрита Филиповича, который на прошедших днях в главную нашу квартиру отправился по своим делам, также спрашивали. Повидимому, велено и его в Грац отправить. Я не мог никак несчастных сих, и без того довольно уже удрученных бедствием, утешить при новом сем ударе и успокоить, уверяя, что государь император, даровав им однажды милостиво высокомощное свое покровительство, не допустит их до погибели. Судя по образу, с каковым поступается с ними в то время, когда давно всякому здесь и везде известно, что они состоят под покровительством всеавгустейшего великого монарха, кажется, что ожидает их или некоих из них участь известного деспота сербского ⁵.

В рассуждении денежного пособия нет сумнения, что оное для них нужно особливо при сем случае. Я имел честь доносить вашему сиятельству, что начальство здешнее отобрало от них все имущество, не выключая даже и женам принадлежащего платья для удовлетворения претензий, взносимых на них какими-то здешними подданными ⁶. По мнению моему ежели могут быть скоро оттуду освобождены, лучше будет определить каждому по столько на месяц, например, Георгию Петровичу и митрополиту по 100 гульденов на месяц, Младену, Якову Симе и Луке по 50, а прочим по 30. Ежели будет им в том милость, то граф Стакельберг может им оные деньги доставлять: в Вене же и червонные всегда дороже продаются. Семейства всех их остаются здесь.

В Белграде с некоего уже времени проговаривают о намерении турок объявить нам войну.

Имею честь пребыть с совершеннейшим высокопочитанием, милостивый государь, вашего Сиятельства всепокорнейший слуга

Федор Недоба

АВПР, ф ГА 1-9, 1812—1814 гг., д 7, л 90—93 об. Автограф. Опубл ВПР, т. VII, док. № 529—531.

Комментарии

1 См.: ВПР, т. VII, док. № 195, с. 505—506.

2 См. док. № 326.

3 Милош Обренович, как воевода, выдвинувшийся в последние годы восстания, и в частности в 1813 г. в боях под Засавицей, возвратился в свои родные места, готовый разделить тяжелую судьбу всего народа. Когда турецкие военачальники решили прекратить террор и заставить сербов возвратиться из своих убежищ и из Австрии, они обратились к некоторым бывшим повстанческим старейшинам, в том числе и к Милошу Обреновичу, которого твердо заверили, что ему не будет причинено вреда. Милош сдался и вскоре был назначен обер-кнезом Рудничской нахии. После провозглашения общей амнистии он стал выступать посредником между себским населением и турками (Гавриловић М. Милош Обреновић, к. 1, с. 52—60).

4 В действительности только Карагеоргий с сыном был помещен под усиленную охрану в Граце, а митрополит Леонтий и воеводы Яков Ненадович, Младен Милованович, Сима Маркович, Лука Лазаревич и другие направлены в разные города Словении и Австрии, где оставались до лета иди осени 1814 г., когда через Срем и Банат эмигрировали в Россию (Гавриловић С. Војводина и Србија..., с. 377—380).

5 Имеется в виду сербский политический деятель и историк Джордже Бранкович (1645—1711), которого австрийцы, опасаясь создания независимого славянского государства на Балканах и в Придунавье, интернировали сначала в Австрию, а затем в Чехию, где он и умер в заключении.

6 Бежав в Австрию, Карагеоргий и воеводы взяли с собой часть своего имущества, которое местные власти захватили, утверждая, что необходимо возместить ущерб, причиненный австрийским подданным, имея в виду долги повстанческой Сербии австрийским торговцам. Карагеоргий жаловался, что генерал Червинка почти совсем ограбил его и его семью. Воеводам ставилась в вину их верность России, а их жалобы отвергались как неосновательные. Многие торговцы стремились разбогатеть, присвоив имущество вождя и воевод, и даже возбудили против них судебный процесс, от которого власти отказались лишь после переселения Карагеоргия и воевод во внутренние области Австрии (Гавриловић С. Војводина и Србија..., с. 348—350, 358—361, 377— 380). О возврате имущества Карагеоргию и старейшинам ходатайствовали перед австрийским двором и русские дипломаты (см.: ВПР, т. VIII. М., 1972, док. № 13, с. 26)