Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

№ 288

Донесение А. Я. Италинского К. В. Нессельроде об осложнекин сербо-турецких отношений в связи с отказом сербов выполнить условие ст. VIII Бухарестского договора и о стремлении Австрии использовать сербо-турецкий конфликт в своих целях

№ 2

1 февраля 1813 г. Буюкдере

Господин граф! Депеша, касающаяся сербов, которую ваше превосходительство соблаговолили послать мне 26 декабря по распоряжению его императорского величества 1, обязывает меня представить резюме, в котором дать историю того, что связано с этой стороной интересов императорского двора со времени моего прибытия в столицу Оттоманской империи и высказать соображения, которые от меня требуются.

С начала моей деятельности, одной из первых моих забот было выяснить намерения Порты относительно выполнения статьи VIII Бухарестского мирного договора, касающейся сербского народа.

В этот период демарши с нашей стороны в этих землях и в Валахии по своему характеру не могли остаться неизвестными оттоманскому министерству и совершенно не располагали его к принятию решений, соответствующих нашим целям. Они, напротив, способствовали возникновению сильных подозрений насчет наших намерений в отношениях с ними, несмотря на недавно установившееся состояние мира; и эти-то подозрения и недоверие, явившиеся одним из первых их следствий, ко всему прочему, поддерживались инсинуациями в даже официальными демаршами французских и австрийских министров. Последние настолько точно были информированы о положении вещей, что наши агенты не пытались, а может быть и не могли этого скрывать.

Эти министры вручили Порте свои ноты. Я смог раздобыть их точные копии, при помощи тайных связей, которые мне удалось установить с лицами, могущими быть нам полезными, и таким образом мне посчастливилось дать возможность императорскому министерству также известить нашего августейшего государя о демаршах наших противников. Конечно, мне не подобает анализировать наше собственное поведение в это время; и хотя оно доставило значительные возможности повредить нам во мнении оттоманского правительства, я убежден, что это поведение определялось мотивами первостепенной важности в общей совокупности государственных интересов. Как бы то ни было, действие его на Порту было тогда ощутимым, и не скрою, что действие это еще и сегодня э полной мере существует; и это, несмотря на то, что состояние мира, поддержание которого в первые моменты после его заключения, было проблемой, стало потом с нашей стороны более обеспеченным. В этот до некоторой степени более благоприятный момент, чем тот критический, из которого я только что вышел, я не [299] преминул вновь заняться сербскими делами, за которыми внимательно слежу. Занятый поиском способов привести их к благоприятному концу, я желал видеть в Константинополе депутатов этого народа, присутствие которых в столице сделалось необходимым. Недавно мне сообщили о них. Мои ожидания в этом отношении не замедлили осуществиться; и их прибытию я обязан тем, что, несмотря на трудности целей я ситуации я мог надеяться, что окажусь в состоянии завершить это дело; но речи, которые депутаты держали перед Портой и содержание писем, адресованных мае Георгием Черным которые они мне привезли, в одно мгновение разрушили все мои надежды. Депутаты заявили оттоманскому министерству, будто бы в мирном договоре между императорским двором и Портой не содержалось статей, их касающихся, и кроме того, они не были уполномочены вступать с ним в переговоры; что их миссия ограничивалась лишь выяснением его намерений в отношения сербского народа; в своем письме ко мне Георгий Черный выразил свое сожаление по поводу того, что интересы Сербии были совершенно обойдены мирным договором. Я был очень удивлен, узнав, что сербский народ пребывает в столь полном неведении относительно касающейся его статьи мирного договора; но я был еще более огорчен тем, что был лишен сведений, могущих меня просветить и руководить моими действиями. Я должен был получить эти сведения от наших агентов в Сербии еще тогда, когда депутация ехала в Константинополь; но ни тогда, ни потом я не получал от них никаких известий; они решили, что должны хранить в отношении меня самое глубокое молчание. Таким образом я оказался в сомнении и неуверенности относительно той линии поведения, которой мне следует придерживаться касательно Порты и сербских депутатов.

Оттоманское министерство, мучимое своими собственными подозрениями и тем, что ему постоянно внушалось недоброжелателями, утвердилось в своей подозрительности после бесед с депутатами и их заявлений. Мне нетрудно было почувствовать это досадное настроение при объяснениях, которые я желал и должен был иметь с оттоманским министерством, чтобы постараться повести дело на путь примирения и все это тогда, когда я имел сведения о его намерениях прибегнуть к насилию для того, чтобы покончить распри с этим народом. Сделав упор на характере речей, с которыми обратились к нему депутаты и, возможно, с намерением выяснить, нет ли между императорским двором и сербами каких-либо секретных соглашений, для того, чтобы сделать статью Бухарестского договора, так сказать, иллюзорной, – оттоманское правительство попросило меня передать ему копию статьи VIII в русском переводе, подтвержденную и подписанную мною.

Принимая во внимание письма Георгия Черного к отсутствие необходимых сведений, я находился в крайнем затруднении; однако, полагая, что отказ с моей стороны весьма повредил бы нам, я решился частично удовлетворить просьбу Порты, т. е. я ей передал копию статьи на французском языке, которую она предполагала, как меня потом заверили, использовать в переговорах с сербами. Ввиду заявления депутатов о том, что они не уполномочены вести переговоры с Портой, но что их поручение состояло лишь в том, чтобы узнать о ее намерениях в отношении сербского народа, оттоманское правительство приняло решение отослать их и поручить Челеби Мустафе-эфенди, своему комиссару в Ниссе, дальнейшие переговоры с сербами. Я не сомневаюсь, что Порта вполне довольна положением дел, могущих привести ее к отклонению нашего вмешательства и началу переговоров в отдаленном и труднодоступном для нее месте. С тех пор, хотя я пребывал в постоянном и полном неведении относительно того, что происходит в Сербии, так как не получал никаких сведений от наших агентов я, при разных обстоятельствах, предпринимал попытки обратиться к оттоманскому министерству, как путем официальных демаршей, так и конфиденциальных бесед с влиятельными и благонамеренными лицами. Я старался внушить им, что предпочтительнее путь примирения, и мне показалось, оттоманское правительство начало к этому склоняться; это было следствием известного опасения, что, ожесточая умы, оно придает более силы французским и австрийским интригам в Сербии, о существовании которых ему известно.

Что касается его намерений сообразовываться со своими соглашениями с нами, то заявление, сделанное мне недавно реис-эфенди, гласило, «что Порта решила выполнять обязательства, взятые ею в этом отношении перед императорским двором по мирному договору». Но оттоманский министр одновременно добавил, «что сербы отказываются считаться с ним и подчиняться ему, и что Порта отныне считает себя обязанной употребить имеющиеся в ее власти средства, чтобы их к этому принудить». После этого заявления я получил возможность убедиться в том, что Порта приписывает нам теперешние умонастроения сербов и что Австрия своими демаршами питала, оживляла и усиливала подозрения оттоманского правительства на этот счет и что, обращая его внимание на присутствие в Сербии коллежского советника Недобы, она дала повод потребовать, чтобы этого агента удалили из того края, так как Порта усматривает в нем одну из главных причин недоброжелательных умонастроений, в которых упорствуют сербы. [300]

Кроме того, мне удалось получить сведения, что Австрия в своих демаршах стремится стать арбитром в этом конфликте между Портой и сербами; но у меня есть основание думать, что оттоманское правительство крайне далеко от желания допустить это иностранное вмешательство в свои внутренние дела.

Я последовательно доводил до сведения его сиятельства г. канцлера Румянцева я во всех подробностях все, что связано с этой сферой интересов его императорского величества, о намерениях Порты, о моих демаршах перед ней, о том, что я ей говорил, и мой отчет вашему превосходительству является лишь кратким обзором всего этого. Исполнив таким образом часть своих обязанностей в отношения его императорского величества, мне оставалось лишь в точности выяснить, были ли начаты переговоры с оттоманским комиссаром Челеби-эфенди, подают ли они какую-либо надежду на успех, а в противном случае от кого, от Порты или от сербов исходят трудности; каковы требования этого народа я, наконец, соответствуют ли предложения оттоманского правительства тексту и духу статьи VIII мирного договора.

Подобные сведения, собранные мною здесь, не могли, конечно, вызвать во мне надежду, что произойдет примирение этого народа с Портой; напротив, они заставляли меня предвидеть, что это дело, вследствие действия чуждых мне комбинаций, которым помешать или расстроить которые было не в моей власти, не приведет к удовлетворительному результату. Таково было мое мнение, таково было мое положение, таково было также состояние этих дел, когда 20 января я впервые получил точные сведения о людях и положении дел в Сербии. Мне о них сообщил коллежский советник Недоба, наш агент в этой стране. Его донесение от 21 декабря ст. ст. 2 дошло до меня в тот же день, что и депеши вашего превосходительства. Содержание его донесения побудило меня представить его копию в Ваше распоряжение, вместе с двумя приложениями, о которых там упоминается.

Его императорское величество, несомненно, получит эти же сведения от других лиц; однако, я счел нужным дать вашему превосходительству возможность их ему представить.

Хотя в известном отношении они оставляют желать лучшего, однако и из этого явственно следует решительный отказ сербов сдать Порте крепости, паланки и прочие укрепления и принять гарнизоны, которые она пожелала бы туда ввести. Следовательно, они полностью в этом отношении отходят от точного текста статьи VIII мирного договора. Это обстоятельство, имеющее для Порты огромную важность, кажется, позволяет ей возражать против представлений с нашей стороны по поводу того, что она не желает выполнять свои обязательства, и этот столь очевидный отказ со стороны сербов порождает, я бы сказал, непреодолимую трудность для достижения договоренности об этом примирении.

При этом я заметил, что если сербы, с одной стороны, проявили намерения, очевидно противоречащие условиям трактата, то Порта, со своей стороны, от них также уклонилась, требуя полного разоружения этого народа, как сообщается в письме Георгия Черного.

Статья VIII ни явно, ни скрыто не дозволяет этого разоружения. Можно было бы даже привести доводы против Порты в пользу сербов, указав, что поскольку она обязалась предусмотреть их безопасность, урегулировать с ними все необходимое, чтобы оградить их от притеснений гарнизонов, то полное разоружение сербов сделало бы их безопасность иллюзорной.

Хотя замечания подобного рода, делаемые правительству, особенно недоверчивому по своему характеру и принципам, которое, несомненно, питает большие подозрения о наших намерениях на его счет, и должны делаться очень деликатно, поскольку в них можно усмотреть стремление сохранить за народом при иных обстоятельствах средства для своего освобождения от его власти, однако, я намерен, применяя требуемую делом осторожность, прибегнуть к таким замечаниям в тех представлениях, которые я, согласно распоряжениям его императорского величества, сделаю Порте и придам им еще больший размах в последующих объяснениях по этому вопросу.

Пока же, немедленно после получения депеш, доставленных лейтенантом Михайловым, я совершил первый подготовительный демарш перед реис-эфенди, через посредство первого драгомана Антона Фонтона. Вследствие невыполнения Портой различных ее обязательств перед императорским двором, а именно, касающихся свободного прохода через константинопольский пролив в Средиземное море российских торговых судов, идущих из наших черноморских портов с зерном, я дал понять оттоманскому министерству, что замечания его величества императора были вызваны всем поведением Порты в ее отношениях с императорским двором, о чем я последовательно сообщал Вам в моих донесениях. Я оставляю за собой возможность придать в дальнейшем моему демаршу подобающее развитие; и в особенности, обратить внимание оттоманского министерства на статью, касающуюся сербов, но успеха не предвижу, поскольку сербы упорно отказываются сдать крепости, и надо согласиться, что это обстоятельство становится в руках Порты значительным аргументом, выдвигаемым против меня. [301]

Я нисколько не боюсь сказать, что при настоящем положении в Европе в интересах императорского двора было бы побудить сербов к сдаче крепостей. Я считаю самой большой опасностью, если они останутся в руках сербов; это значит дать возможность их соседям там водвориться, когда этого потребуют обстоятельства. Эти же укрепления, находясь во власти турок, окажут при случае сопротивление своим соседям 3. Интриги наших противников никогда не заставят турецких комендантов сдать эти крепости, но они смогут существенно повлиять на настроения сербских вождей, находящихся в разладе между собой и поддерживающих сношения с пограничными государствами, в чем не следует сомневаться 4. Я позволил себе неоднократно высказывать это мнение и осмеливаюсь выразить его и в настоящий момент. Я добавлю даже, что заставить сербов решиться пойти на этот первый акт покорности, значило бы повредить вашим противникам, которые льстят себя надеждой когда-нибудь воспользоваться нынешними настроениями в Сербии. Это значило бы также лишить их надежды укрепиться в важнейших пунктах этих краев; это послужило бы нашим собственным интересам в этом вопросе. Но и в то же время это значило бы дать Порте внушительное доказательство наших чувств, сделать для нее более приемлемым последующее вмешательство в ее примирение с сербами и тем самым облегчить средства для заключения соглашения, которое могло бы удовлетворить интересы этого народа. Закончу эту депешу последним замечанием. Оно заключается в том, чтобы подчеркнуть, что если возобновятся военные действия между Портой и сербами, и даже если этого не произойдет, то, для соблюдения видимости в отношении турок, совершенно необходимо, чтобы статский советник Недоба был отозван и нужно, чтобы это было сделано таким образом, чтобы не осталось ни малейшего сомнения на этот счет. Он должен поехать в Бухарест и быть представлен валашскому господарю, чтобы последний мог в своих донесениях Порте сообщить ей об отставке этого российского агента. Одновременно добавлю, что интересы императорского двора требуют тем не менее иметь в этих землях своего агента; нужно иметь в своем распоряжении какое-нибудь лицо, которое можно было бы туда тайно направить и которое должно там оставаться, соблюдая самое строгое инкогнито и не поддерживая иных связей, кроме как с теми сербскими вождями, на верность которых мы можем рассчитывать.

Имею честь быть с глубочайшим уважением, господин граф, вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга

А. Италинский

АВПР, ф. Канцелярия, 1813 г., д. 2289, л. 5—10. Подлинник. Опубл.: Уляницкий В. А. Материалы..., с. 123—129.


Комментарии

1 См.: Уляницкий В. А. Материалы..., с. 116.

2 Донесение Ф. И. Недобы А. Я. Италинскому от 21 декабря 1812 г. – Уляницкий В. А. Материалы..., с. 114—115.

3 Говоря о соседях сербов, которые могут занять сербские крепости, т. е. фактически захватить страну, А. Я. Италинский имеет в виду Австрию. Подобные опасения возникли у некоторых российских деятелей еще в 1811 г. и были выражены, в частности, М. И. Кутузовым в его письме Барклаю-де-Толли 18 октября 1811 г. (см.: М. И. Кутузов. Сб. док., т. III, док. № 771, с. 673).

4 Имеются в виду отношения сербов с Австрией и Францией.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.