№ 288

Донесение А. Я. Италинского К. В. Нессельроде об осложнекин сербо-турецких отношений в связи с отказом сербов выполнить условие ст. VIII Бухарестского договора и о стремлении Австрии использовать сербо-турецкий конфликт в своих целях

Господин граф! Депеша, касающаяся сербов, которую ваше превосходительство соблаговолили послать мне 26 декабря по распоряжению его императорского величества ¹, обязывает меня представить резюме, в котором дать историю того, что связано с этой стороной интересов императорского двора со времени моего прибытия в столицу Оттоманской империи и высказать соображения, которые от меня требуются.

С начала моей деятельности, одной из первых моих забот было выяснить намерения Порты относительно выполнения статьи VIII Бухарестского мирного договора, касающейся сербского народа.

В этот период демарши с нашей стороны в этих землях и в Валахии по своему характеру не могли остаться неизвестными оттоманскому министерству и совершенно не располагали его к принятию решений, соответствующих нашим целям. Они, напротив, способствовали возникновению сильных подозрений насчет наших намерений в отношениях с ними, несмотря на недавно установившееся состояние мира; и эти-то подозрения и недоверие, явившиеся одним из первых их следствий, ко всему прочему, поддерживались инсинуациями в даже официальными демаршами французских и австрийских министров. Последние настолько точно были информированы о положении вещей, что наши агенты не пытались, а может быть и не могли этого скрывать.

Эти министры вручили Порте свои ноты. Я смог раздобыть их точные копии, при помощи тайных связей, которые мне удалось установить с лицами, могущими быть нам полезными, и таким образом мне посчастливилось дать возможность императорскому министерству также известить нашего августейшего государя о демаршах наших противников. Конечно, мне не подобает анализировать наше собственное поведение в это время; и хотя оно доставило значительные возможности повредить нам во мнении оттоманского правительства, я убежден, что это поведение определялось мотивами первостепенной важности в общей совокупности государственных интересов. Как бы то ни было, действие его на Порту было тогда ощутимым, и не скрою, что действие это еще и сегодня э полной мере существует; и это, несмотря на то, что состояние мира, поддержание которого в первые моменты после его заключения, было проблемой, стало потом с нашей стороны более обеспеченным. В этот до некоторой степени более благоприятный момент, чем тот критический, из которого я только что вышел, я не [299] преминул вновь заняться сербскими делами, за которыми внимательно слежу. Занятый поиском способов привести их к благоприятному концу, я желал видеть в Константинополе депутатов этого народа, присутствие которых в столице сделалось необходимым. Недавно мне сообщили о них. Мои ожидания в этом отношении не замедлили осуществиться; и их прибытию я обязан тем, что, несмотря на трудности целей я ситуации я мог надеяться, что окажусь в состоянии завершить это дело; но речи, которые депутаты держали перед Портой и содержание писем, адресованных мае Георгием Черным которые они мне привезли, в одно мгновение разрушили все мои надежды. Депутаты заявили оттоманскому министерству, будто бы в мирном договоре между императорским двором и Портой не содержалось статей, их касающихся, и кроме того, они не были уполномочены вступать с ним в переговоры; что их миссия ограничивалась лишь выяснением его намерений в отношения сербского народа; в своем письме ко мне Георгий Черный выразил свое сожаление по поводу того, что интересы Сербии были совершенно обойдены мирным договором. Я был очень удивлен, узнав, что сербский народ пребывает в столь полном неведении относительно касающейся его статьи мирного договора; но я был еще более огорчен тем, что был лишен сведений, могущих меня просветить и руководить моими действиями. Я должен был получить эти сведения от наших агентов в Сербии еще тогда, когда депутация ехала в Константинополь; но ни тогда, ни потом я не получал от них никаких известий; они решили, что должны хранить в отношении меня самое глубокое молчание. Таким образом я оказался в сомнении и неуверенности относительно той линии поведения, которой мне следует придерживаться касательно Порты и сербских депутатов.

Оттоманское министерство, мучимое своими собственными подозрениями и тем, что ему постоянно внушалось недоброжелателями, утвердилось в своей подозрительности после бесед с депутатами и их заявлений. Мне нетрудно было почувствовать это досадное настроение при объяснениях, которые я желал и должен был иметь с оттоманским министерством, чтобы постараться повести дело на путь примирения и все это тогда, когда я имел сведения о его намерениях прибегнуть к насилию для того, чтобы покончить распри с этим народом. Сделав упор на характере речей, с которыми обратились к нему депутаты и, возможно, с намерением выяснить, нет ли между императорским двором и сербами каких-либо секретных соглашений, для того, чтобы сделать статью Бухарестского договора, так сказать, иллюзорной, – оттоманское правительство попросило меня передать ему копию статьи VIII в русском переводе, подтвержденную и подписанную мною.

Принимая во внимание письма Георгия Черного к отсутствие необходимых сведений, я находился в крайнем затруднении; однако, полагая, что отказ с моей стороны весьма повредил бы нам, я решился частично удовлетворить просьбу Порты, т. е. я ей передал копию статьи на французском языке, которую она предполагала, как меня потом заверили, использовать в переговорах с сербами. Ввиду заявления депутатов о том, что они не уполномочены вести переговоры с Портой, но что их поручение состояло лишь в том, чтобы узнать о ее намерениях в отношении сербского народа, оттоманское правительство приняло решение отослать их и поручить Челеби Мустафе-эфенди, своему комиссару в Ниссе, дальнейшие переговоры с сербами. Я не сомневаюсь, что Порта вполне довольна положением дел, могущих привести ее к отклонению нашего вмешательства и началу переговоров в отдаленном и труднодоступном для нее месте. С тех пор, хотя я пребывал в постоянном и полном неведении относительно того, что происходит в Сербии, так как не получал никаких сведений от наших агентов я, при разных обстоятельствах, предпринимал попытки обратиться к оттоманскому министерству, как путем официальных демаршей, так и конфиденциальных бесед с влиятельными и благонамеренными лицами. Я старался внушить им, что предпочтительнее путь примирения, и мне показалось, оттоманское правительство начало к этому склоняться; это было следствием известного опасения, что, ожесточая умы, оно придает более силы французским и австрийским интригам в Сербии, о существовании которых ему известно.

Что касается его намерений сообразовываться со своими соглашениями с нами, то заявление, сделанное мне недавно реис-эфенди, гласило, «что Порта решила выполнять обязательства, взятые ею в этом отношении перед императорским двором по мирному договору». Но оттоманский министр одновременно добавил, «что сербы отказываются считаться с ним и подчиняться ему, и что Порта отныне считает себя обязанной употребить имеющиеся в ее власти средства, чтобы их к этому принудить». После этого заявления я получил возможность убедиться в том, что Порта приписывает нам теперешние умонастроения сербов и что Австрия своими демаршами питала, оживляла и усиливала подозрения оттоманского правительства на этот счет и что, обращая его внимание на присутствие в Сербии коллежского советника Недобы, она дала повод потребовать, чтобы этого агента удалили из того края, так как Порта усматривает в нем одну из главных причин недоброжелательных умонастроений, в которых упорствуют сербы. [300]

Кроме того, мне удалось получить сведения, что Австрия в своих демаршах стремится стать арбитром в этом конфликте между Портой и сербами; но у меня есть основание думать, что оттоманское правительство крайне далеко от желания допустить это иностранное вмешательство в свои внутренние дела.

Я последовательно доводил до сведения его сиятельства г. канцлера Румянцева я во всех подробностях все, что связано с этой сферой интересов его императорского величества, о намерениях Порты, о моих демаршах перед ней, о том, что я ей говорил, и мой отчет вашему превосходительству является лишь кратким обзором всего этого. Исполнив таким образом часть своих обязанностей в отношения его императорского величества, мне оставалось лишь в точности выяснить, были ли начаты переговоры с оттоманским комиссаром Челеби-эфенди, подают ли они какую-либо надежду на успех, а в противном случае от кого, от Порты или от сербов исходят трудности; каковы требования этого народа я, наконец, соответствуют ли предложения оттоманского правительства тексту и духу статьи VIII мирного договора.

Подобные сведения, собранные мною здесь, не могли, конечно, вызвать во мне надежду, что произойдет примирение этого народа с Портой; напротив, они заставляли меня предвидеть, что это дело, вследствие действия чуждых мне комбинаций, которым помешать или расстроить которые было не в моей власти, не приведет к удовлетворительному результату. Таково было мое мнение, таково было мое положение, таково было также состояние этих дел, когда 20 января я впервые получил точные сведения о людях и положении дел в Сербии. Мне о них сообщил коллежский советник Недоба, наш агент в этой стране. Его донесение от 21 декабря ст. ст. ² дошло до меня в тот же день, что и депеши вашего превосходительства. Содержание его донесения побудило меня представить его копию в Ваше распоряжение, вместе с двумя приложениями, о которых там упоминается.

Его императорское величество, несомненно, получит эти же сведения от других лиц; однако, я счел нужным дать вашему превосходительству возможность их ему представить.

Хотя в известном отношении они оставляют желать лучшего, однако и из этого явственно следует решительный отказ сербов сдать Порте крепости, паланки и прочие укрепления и принять гарнизоны, которые она пожелала бы туда ввести. Следовательно, они полностью в этом отношении отходят от точного текста статьи VIII мирного договора. Это обстоятельство, имеющее для Порты огромную важность, кажется, позволяет ей возражать против представлений с нашей стороны по поводу того, что она не желает выполнять свои обязательства, и этот столь очевидный отказ со стороны сербов порождает, я бы сказал, непреодолимую трудность для достижения договоренности об этом примирении.

При этом я заметил, что если сербы, с одной стороны, проявили намерения, очевидно противоречащие условиям трактата, то Порта, со своей стороны, от них также уклонилась, требуя полного разоружения этого народа, как сообщается в письме Георгия Черного.

Статья VIII ни явно, ни скрыто не дозволяет этого разоружения. Можно было бы даже привести доводы против Порты в пользу сербов, указав, что поскольку она обязалась предусмотреть их безопасность, урегулировать с ними все необходимое, чтобы оградить их от притеснений гарнизонов, то полное разоружение сербов сделало бы их безопасность иллюзорной.

Хотя замечания подобного рода, делаемые правительству, особенно недоверчивому по своему характеру и принципам, которое, несомненно, питает большие подозрения о наших намерениях на его счет, и должны делаться очень деликатно, поскольку в них можно усмотреть стремление сохранить за народом при иных обстоятельствах средства для своего освобождения от его власти, однако, я намерен, применяя требуемую делом осторожность, прибегнуть к таким замечаниям в тех представлениях, которые я, согласно распоряжениям его императорского величества, сделаю Порте и придам им еще больший размах в последующих объяснениях по этому вопросу.

Пока же, немедленно после получения депеш, доставленных лейтенантом Михайловым, я совершил первый подготовительный демарш перед реис-эфенди, через посредство первого драгомана Антона Фонтона. Вследствие невыполнения Портой различных ее обязательств перед императорским двором, а именно, касающихся свободного прохода через константинопольский пролив в Средиземное море российских торговых судов, идущих из наших черноморских портов с зерном, я дал понять оттоманскому министерству, что замечания его величества императора были вызваны всем поведением Порты в ее отношениях с императорским двором, о чем я последовательно сообщал Вам в моих донесениях. Я оставляю за собой возможность придать в дальнейшем моему демаршу подобающее развитие; и в особенности, обратить внимание оттоманского министерства на статью, касающуюся сербов, но успеха не предвижу, поскольку сербы упорно отказываются сдать крепости, и надо согласиться, что это обстоятельство становится в руках Порты значительным аргументом, выдвигаемым против меня. [301]

Я нисколько не боюсь сказать, что при настоящем положении в Европе в интересах императорского двора было бы побудить сербов к сдаче крепостей. Я считаю самой большой опасностью, если они останутся в руках сербов; это значит дать возможность их соседям там водвориться, когда этого потребуют обстоятельства. Эти же укрепления, находясь во власти турок, окажут при случае сопротивление своим соседям ³. Интриги наших противников никогда не заставят турецких комендантов сдать эти крепости, но они смогут существенно повлиять на настроения сербских вождей, находящихся в разладе между собой и поддерживающих сношения с пограничными государствами, в чем не следует сомневаться ⁴. Я позволил себе неоднократно высказывать это мнение и осмеливаюсь выразить его и в настоящий момент. Я добавлю даже, что заставить сербов решиться пойти на этот первый акт покорности, значило бы повредить вашим противникам, которые льстят себя надеждой когда-нибудь воспользоваться нынешними настроениями в Сербии. Это значило бы также лишить их надежды укрепиться в важнейших пунктах этих краев; это послужило бы нашим собственным интересам в этом вопросе. Но и в то же время это значило бы дать Порте внушительное доказательство наших чувств, сделать для нее более приемлемым последующее вмешательство в ее примирение с сербами и тем самым облегчить средства для заключения соглашения, которое могло бы удовлетворить интересы этого народа. Закончу эту депешу последним замечанием. Оно заключается в том, чтобы подчеркнуть, что если возобновятся военные действия между Портой и сербами, и даже если этого не произойдет, то, для соблюдения видимости в отношении турок, совершенно необходимо, чтобы статский советник Недоба был отозван и нужно, чтобы это было сделано таким образом, чтобы не осталось ни малейшего сомнения на этот счет. Он должен поехать в Бухарест и быть представлен валашскому господарю, чтобы последний мог в своих донесениях Порте сообщить ей об отставке этого российского агента. Одновременно добавлю, что интересы императорского двора требуют тем не менее иметь в этих землях своего агента; нужно иметь в своем распоряжении какое-нибудь лицо, которое можно было бы туда тайно направить и которое должно там оставаться, соблюдая самое строгое инкогнито и не поддерживая иных связей, кроме как с теми сербскими вождями, на верность которых мы можем рассчитывать.

Имею честь быть с глубочайшим уважением, господин граф, вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга

А. Италинский

АВПР, ф. Канцелярия, 1813 г., д. 2289, л. 5—10. Подлинник. Опубл.: Уляницкий В. А. Материалы..., с. 123—129.

Комментарии

1 См.: Уляницкий В. А. Материалы..., с. 116.

2 Донесение Ф. И. Недобы А. Я. Италинскому от 21 декабря 1812 г. – Уляницкий В. А. Материалы..., с. 114—115.

3 Говоря о соседях сербов, которые могут занять сербские крепости, т. е. фактически захватить страну, А. Я. Италинский имеет в виду Австрию. Подобные опасения возникли у некоторых российских деятелей еще в 1811 г. и были выражены, в частности, М. И. Кутузовым в его письме Барклаю-де-Толли 18 октября 1811 г. (см.: М. И. Кутузов. Сб. док., т. III, док. № 771, с. 673).

4 Имеются в виду отношения сербов с Австрией и Францией.