Донесение А. Я. Италийского А. А. Чарторыйскому о переговорах с Портой в связи с прибытием в Константинополь сербской депутации и о своих сношениях с депутатами

Ваше сиятельство! В соответствии с тем, о чем я имел честь сообщить вашему высокопревосходительству, в моей депеше от 2 (14) июня ¹, я напомнил реис-эфенди то, что я говорил Порте относительно сербов и в связи с депутацией, которую они направили в Петербург. Я добавил, что поскольку его императорское величество призвал их к покорности султану, заверив в том, что они добьются от его милосердия того, что желают, и что со своей стороны его императорское величество будет ходатайствовать перед султаном за их народ, который с тех пор ожидает результатов этого заверения, то мои инструкции предписывали мне побудить оттоманское правительство удовлетворить требования сербов, содержащиеся е арз-махзаре, который привезли с собой их депутаты, недавно прибывшие в столицу; для того чтобы более подробно узнать их требования, я бы хотел, чтобы их арз-махзар был показан мне; наконец, мне было также необходимо узнать от оттоманского правительства, могу ли я объявить его императорскому величеству, что султан признает мудрость его советов по сему предмету и желает им следовать.

Махмуд-эфенди передал мне, что он еще не видел арз-махзар, так как он еще не переведен, поэтому ему неизвестно, каковы в точности требования сербов, но что он может в общем заверить меня, что правительство расположено отнестись к ним благосклонно, что с этой целью был назначен новый белградский паша, дабы сообща с сербами, с которыми он всегда объединялся, он мог бы принудить Кусанджали и его войска к отступлению, благодаря чему этот народ, освободившись от этих новых тиранов, как прежде он освободился от ямаков, мог бы затем вести спокойное существование.

На самом же деле оказалось, что перевод арз-махзара затянулся. Он был составлен по-сербски, пришлось перевести его на русский, затем на греческий и, наконец, на турецкий; я узнал, что эта работа была закончена лишь 15-го сего месяца, он должен был быть начисто переписан на другой день и затем представлен Порте.

Хотя мне было известно его содержание по копии, присланной мне из Бухареста, я должен был перед Портой делать вид, что я не знаю его, дабы избежать подозрений. Кроме того, было важно, чтобы я добился сообщения его мне, так как тем самым Порта дозволила бы мне войти в это дело более подробно и обсудить его вместе с ней.

И тогда я укажу оттоманскому министерству, что необходимо, чтобы Порта сама занялась определением требований сербов, вместо того чтобы полагаться в этом столь деликатном предмете на пашу и, менее всего, на нишского пашу, назначение которого белградским губернатором, отнюдь не способствуя прекращению волнений, может лишь ожесточить умы.

Мои отношения с депутатами также прекрасно устроились: я имел беседу с одним из них — Петром Новаковичем. Мне показалось, что он не питает полного доверия к одному из своих коллег (С. Живковичу), с которым он несколько сдержан. Он даже просил меня попробовать склонить его к возвращению в Сербию; я заметил ему, что если отъезд его будет добровольным и не повлечет за собой какого-либо неудобства для дела, то, несомненно, его удаление было бы допустимо.

Депутат этот сообщил мне, что по прибытии они были представлены кяхья-бею, речь которого, если она была искренней, явилась бы добрым предзнаменованием, так как это второй человек в государстве; он заверил их в том, что просьбы сербского народа будут приняты во внимание султаном, который желает обеспечить их спокойствие и благополучие.

Это заверение неопределенно и не имеет особого значения, поскольку кяхья-бею еще не известно содержание арз-махзара.

Петр Новакович добавил мне, что им непрерывно внушают мысль о том, чтобы ими управлял греческий князь. Бесспорно, фанариоты, которые не принадлежат к нынешним князьям Валахии и Молдавии и которые видят необходимость ждать 4 года, чтобы иметь возможность претендовать на княжество, должны желать, чтобы дело сербов привело именно к этому результату, и их действия будут соответственно направлены. [142]

Хотя депутат Петр Новакович и заверил меня, что так отвечали на подобные внушения он и его коллеги, дабы не дать никакой надежды фанариотам, однако я ему настоятельно советовал решительно отклонять подобные предложения.

Не видно, чтоб интернунций Штюрмер, который должен знать о прибытии сербских депутатов, делал какие-либо представления Порте.

Я увидел из депеши вашего высокопревосходительства от 20-го, что Вашим намерением было войти в некоторые объяснения с венским кабинетом по поводу поведения этого его представителя.

Демарш этот имел бы свои преимущества, но мне кажется также, что он может в дальнейшем склонить реис-эфенди к молчанию на счет интернунция Штюрмера, так как последний мог бы признать, что Махмуд-эфенди не оставил нас в неизвестности относительно своих связей с ним, и пожаловаться этому министру на то, что нас посвятили в переговоры, значение которых может определить лишь одна Порта. Интернунций Штюрмер мог бы также указать Порте на то огорчение, которое вызвали в нас его замечания и советы оттоманскому министерству, как на доказательство нашей договоренности с сербами и наших целей. Почтительнейше остаюсь, милостивый государь, вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга

А. Италийский

Комментарии

1 См. док. № 68.