БРОНЕВСКИЙ В. Б.

ОПИСАНИЕ ЧЕРНОГОРИИ

(Продолжение)

Образ Черногорской войны и их тактика.

Черногорец всегда вооружен. В самых мирных занятиях он имеет при себе ружье, пистолеты, ятаган и сумку с патронами. Ношение оружия на Востоке почитается знаком отличия и принадлежностию независимости. Во все свободное время занимаются стрелянием в цель и приучаются к оному с младенческих лет. Даже игры и увеселения их имеют отпечаток военного духа. Безспорно признаются они искуснейшими стрелками. Привыкши к трудам, недостаткам, с вeceлостию, без утомления делают Суворовские марши, упираясь на конец ружья, перепрыгивают широкие рвы, и переходят такие пропасти, где для других войск должно бы строить мосты, с [110] легкостию серны восходят на неприступнные скалы, терпеливо сносят голод, жажду и всякие нужды. Когда неприятель разбит и ретируется они обгоняют eго так скоро, что заменяют конницу и окружают его со всех сторон.

Подобно Мальтийским Кавалерам, ведут вечную войну с Турками. Обитая в неприступных горах, представляющих на каждом шагу трудные дефилеи, где горсть храбрых может остановить целую apмию, — они не боятся нечаянного нападения, ибо всегда по границе стоят на страже и в 24 часа все воины могут собраться на угрожаемое место. Если неприятель силен, они жгут села, истребляют свои поля, и заманивают его в горы, где окружив нападают с отчаянною храбростью. Черногорцы в опасности отечества, забывают личность, свою пользу и частные вражды, повинуются начальникам и как мужественные республиканцы, почитают счастием, Божескою милостию, умереть в сражении. Здесь они являются истинными воинами; вне [111]отечества дикими варварами, предающими все огню и мечу. — Понятие их о войне совершенно различествует от правил, принятых просвещенными народами. Они режут головы неприятелям, попавшимся во власть их с оружием в руках, дают пощаду только безоружным и тем, кои прежде сражения, отдаются добровольно. Имущество, отнятое у неприятеля, почитают своею собственностью и наградою храбрости. Сами же дерутся в полном смысли слова до последней капли крови: никогда Черногорец не просит пощады. Если тяжело ранен и не можно спасти его из рук неприятеля, он сам просит, чтоб отрезали ему голову. Всех попавшихся в плен они почитают убитыми, — раненых своих, чтобы не достались неприятелю, они выносят на плечах, к чести Черногорцев должно сказать, что таким образом спасали наших солдат и Офицеров. Подобно Черкесам, малыми партиями, единственно для отнятия скота, делают они беспрестанные набеги, и почитают это молодечеством. В сих [112] ошибках над всеми соседами имеют преимущество; одни Ризанеты и Пастровичане иногда прогоняли их с потерею. Будучи безопасны в своих жилищах, где уже с давнего времени никто не осмеливается их беспокоить, они безнаказанно продолжают грабительства, пренебрегают угрозами Дивана и ненавистью своих соседей, которым одно имя Черногорца наводит ужас.

Оружие, небольшой хлеб, сыр, чеснок, не много водки, старое платье и две пары сандалий из сыромятной кожи, составляют весь его багаж. В походе не ищет защиты от солнца и холода; во время дождя, завернув голову струком (шалью) на том же месте где стоит, свернувшись в клубок, ничком и ставши на колени, подобно дикому, спит покойно. Четыре часа ему достаточны для подкрепления, прочее время он беспрестанно дерется, и ночь и день нападает. Их никогда не можно удержать в резерве; кажется они не могут сносить виду неприятеля; расстреляв патроны, с покорностию [113] просят у всякого встречающегося с ними Офицера, и получив оные, браня Бонапарта и проклиная Французов, стремглав бегут в переднюю линию. Если неприятеля не видно, то поют и пляшут беспрестанно, или занимаются грабежем. Вот как сражаются сии нерегулярные войска: имея превосходство числа, не прежде нападают открытою силою, как употребив хитрость. Для сего скрываются в оврагах и высылают только малое число стрелков, которые, напав на неприятеля, ретируются, заводят его в засаду, и окружают. Они предпочитают белое оружие, поелику сила, отважность и неустрашимость делают успех более надежным. Если же они слабее, то выбирают выгодное положение на высоких скалах, откуда, изрыгая всякого рода ругательства, вызывают на бой. Большею частию нападают ночью, ибо система их есть нечаянность; впрочем, как бы они малочисленны ни были, стараются утомить неприятеля беспрестанным сражением. Читатель после увидит, что лучшие Французские волтижеры на [114] передовых постах всегда были истребляемы, и неприятельские Генералы нашли удобнейшим стоять под покровительством пушек, которых Черногорцы не жалуют; однакож скоро и к ним привыкли, и с подкреплением наших егерей смело лезли на батареи. Тактика Черногорцев ограничивается меткою стрельбою: малый камень, яма, дерево, укрывают его от неприятеля; он во всяком случае стреляя с земли бережет себя, и верный, скорый его выстрел, несет смерть в сомкнутые ряды регулярных войск; сверх того он имеет хороший глазомер, умеет пользоваться местоположением, и как он сражается обыкновенно бежа назад, то Французы, почитая cиe трусостию, всегда обманывались и попададись в засады. Сами Черногорцы напротив так осторожны, что самые хитрые маневры обмануть их не могут. Они слышат неприятеля, так сказать, по обонянию, и усматривают его тогда, когда едва только можно рассмотреть движение его в зрительную трубу. Чрезвычайная отважность их торжествовала над искусством [115] опытных французских солдат. Нападая на колонны их с флангов и фрунта рассеянно, следуя внушению личной смелости, они не боялись, ужасного батального огня славной Французской пехоты. Генерал Лористон желал двух Черногорцев, попавшихся в плен, отправить в Париж на показ; но один из них разбил себе голову о стену, другой уморил себя голодом.

Из сего заключить можно, что Черногорцы вне гор своих не могут противустоять регулярным войскам, единственно потому, что предав все огню, они не долго могут быть в поле. Храбрость их в содействии с нашими войсками и плоды победы терялись в их беспорядке. При осаде Рагузы не можно было узнать, сколько их было под ружьем, ибо беспрестанно одни уходили домой с добычею, другие возвращались оттуда, и после двух, трех дней неутомимых трудов, с какою нибудь безделицею отходили в Черную гору. С ними нельзя итти и в дальний поход, и потому ничего [116] важного предпринять не возможно. Впрочем по своей способности к войне, не зная тактики, они во многом имеют преимущество над регулярными войсками; они одеты легко, чрезвычайно метки в стрельбе, и заряжают ружье свое гораздо скорее солдат, которые, имея ружье с прямым прикладом, не знают, что такое цель, и, как на ученье делая залпы, стреляют большею частию на воздух. - Черногорцы же в жару сражения, лежа и рассеявшись, стреляют на соединенной фрунте , и потому то в числе 100 или 150 человек не боясь нападают они на колонну, из 1000 человек состоящую. В правильном сражении по одним знаменам можно судить о их движении; они имеют условленные голоса дабы соединяться и нападать вдруг на слабую сторону. От главного знамени, носимого при Митрополите, голосом дают знать, что должно делать; тогда вдруг бегут вперед, с дерзостию врубаются в каре и почти всегда причиняют замешательство. Представьте себе ужасной вой, ободряющей Черногорцев, [117] приводящий в трепет Французов и присовокупите к тому зрелище отрубленных голов, висящих у них на шее и за плечами! — Впрочем в авангардных сражениях, в снятии пикетов, в перестрелках Черногорцы могут служить при большой армии с великого пользою; и если бы подчинить их военному порядку , что не возможно, то со стотысячною армиею таких воинов, предводимых искусным Генералом, можно бы дать хороший урок лучшим регулярным войскам.

Образ жизни, нравы и обычаи.

Жизнь Черногорца единообразна. Пробуждаясь с зарею, он оканчивает день с захождением солнца; когда же ночи бывают длинны, то с семейством своим проводит насколько времени у очага, где горящая ель служить ему вместо свечи. Война есть главная страсть. Деятельность, предприимчивость и храбрость их внушают ужас; но сколь жестоки они противу неприятеля, столь кротки и миролюбивы в доме. Посреди трудов и когда [118] бывает один, Черногорец имеет вид угрюмый и важный, в обществе же всегда весел и охотно предается радости. Вина у них много, но пьют его умеренно и никогда не упиваются до потеряния чувств. Говоря с знатными иностранцами, они не показывают ни низости, ни дерзости и, что всего удивительнее, при таком невежестве, очень остроумны и изъясняются с ловкостию и приятностию. Черногорцы не имеют понятия о неравенстве состояний, и потому, не изключая и начальника, которому обязаны повиноваться только в сражении, они обходятся очень свободно и кланяются рукою с такою приятностию, как бы учились у танцмейстера.

Гостеприимство, святая добродетель всех народов, от корени Славян происходящих, у Черногорцев почитается должностию. Странник, которого буря застигла в дороге, требует его у первого дома, и если в деревни нет знакомых, то обыкновенно идет он в дом Князя. Не спрашивая ни имени, зачем и куда идет, хозяин подчивает чем может, жена [119] умывает ему ноги, а младшая невестка, положив обе руки на его плеча, ожидает приказания и служит ему вместо служанки; — отходя, в знак благодарности, гость, потрепав хозяина по плечу, говорит: ,"Спасибо, земляк, подлинно у тебя добрая жена." — Черногорец не может отказать в гостеприимстве смертельному врагу, убийце сына своего, и приняв, оказывает ему должное внимание. Подобно древним рыцарям, будучи связан честным словом, хранит тайну ему вверенную друга или врага с равною точностию.

Старости отдается величайшее уважение. Начальником селения вообще бывает человек самой пожилой. Юноша встает при входе старца и почтительно целует ему руку; женщины целуют руку у мущин, а стариков целуют в лоб, в правое плечо и руку. Чувства сыновней любви обязывают еще к большему почтению: превосходный обычай, которой, укрепляя связи общества, покрывает цветами путь ведущий ко гробу! Храбрость противу [120] неприятеля и сей обычай Черногорцев напоминают счастливые дни Спарты.

К стыду просвещенных народов Черногорец имвеет уважение к жене ближнего. Иосифы здесь не редкость, ибо жен Неншефрия совсем нет. Женщины почитаются низшим созданием. Евангельские слова: „жена да боится своего мужа" в полной мере исполняются. Черногорец требует от жены своей беспрекословного повиновения и хочет, чтобы она служила ему раболепно. Впрочем обходятся они с женами снисходительно, и без гостей допускают к столу. Женщины имеют довольно свободы; они не прячутся от мущин как у Бокезцев; только девицы, кроме церкви и то на великой праздник, никуда из дому не выходят. Жена, принимая фамилию мужа, и по отчеству зовется его же именем. Походы, поездки в Катаро и частые отсутствия мужей благоприятствуют распутству, но женщины целомудренны, может быть отчасти и по необходимости, ибо верная смерть их и любовников наказывают [121] неверность. Впрочем Черногорцы такое имеют уважение к нежному полу, что считается великим безчестием и низостию обидеть женщину, и потому то употребляют их для посылок и часто шпионами. В походе жена мужу несет съестные припасы; имея кинжал и пистолет, в случай нужды умеет ими защищаться. Мать хвалится ранами сына, и только по тому не сходствует с Спартанкою, что она больше мать нежели республиканка.

Словом: Черногорец, будучи трезв, гостеприимен, почтительный сын, нежный отец, добрый брат, супруг властительный, но раб своего слова, имеет еще столько добродетелей, что зверство его к другим перевешивается счастием домашней его жизни, которая напоминает нам золотой век и доблести наших праотцев. Он любит свое отечество столько, что разлука с женою и детьми повергает душу его в уныние, расстраивающее его здоровье более нежели самая тяжкая болезнь. Он ни за какое в свете благополучие не решится оставить отечество свое. [122] Адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин в короткое время приобрел от них неограниченную доверенность: он не только успел в том, что они перестали резать пленным головы, и уже приводили их живых, но сверх всякого ожидания с помощию Митрополита уговорил их предпринять поход морем, чего прежде никогда не делывали. Рота Черногорцев посажена была на корабль Москву. С великою трудностию убедили их положить оружие в сундук, и не смотря на то, что обходились с ними снисходительно и ласково, они причиняли не малое беспокойство. Когда Капитан приглашал их начальников на завтрак, то все они без приглашения входили в каюту. Заметив же, что Офицерам подают на стол больше блюд, нежели матрозам, они хотели, чтоб и им тоже давали. По взятии крепости Курсало, праздник Рождества приближался; они не давали Капитану покою, чтобы поскорей шел в Катаро; когда же растолковали им, что корабль при противном ветре итти не может, то они впали в мрачное [123] уныние и сидели, повеся голову; — когда же корабль приблизился ко входу, они, узнав Черную гору, произнесли радостный крик, и начали опять петь и плясать. Прощаясь, с признательностию обнимали Капитана и Офицеров, и всех кого они больше полюбили, настоятельно приглашали к себе в гости.

Черногорцы верят сновидениям, ворожеям и колдовству. Если жена видела во сне, что муж подвергается какой либо опасности, то сей отлагает замышленное предприятие. Так и тут хитрость женщины, заменяет похищенную у нее свободу; любовь, кротость и тут повелевают гордым мущиною, тем, которой почитает низостью поцеловать руку красавицы! Пролитое на стол масло, значит дурное предвещание, в отвращение коего, в полнолуние старая ворожея произносит некоторые таинственные слова. Ладонки на шее суть талисманы, охраняющие от нечистой силы, и от пули неприятелей.

Черногорки чрезвычайно трудолюбивы; летом разделяют полевые работы с мущинами, [124] зимою ткут холст и делают сермяжные сукна, одевают себя и мужей, и во всех простых рукодельях довольно искусны. Они так здоровы, что совсем не чувствуют припадков беременности, и в самый день родов продолжают работать. Дети стерегут стада; когда подрастут, помогают в трудах родителям, и в 14 лет идут на войну.

Наружность и одеяние.

Самый вид Черногорца показывает мужество. Они вообще великорослы, имеют широкие плеча, сухое тело, и особенную стройность всего стана. Черные волосы, смуглое лице и усы придают взгляду их вид воинственной и самую мужественную приятность лица. Мужская одежда состоит из белого сермяжного кафтана подобного нашему, и называемого белача; летом холстинная исподница, какие носят наши крестьяне, синего цвета, а зимою суконная. Руская рубаха закрывает их до колен; в зимнее время подшивается она кожею; на голове или лучше на теме носят красную [125] шапочку с шелковою черною кисточкою. Шаль, называемая ими струка, или длинный кусок сукна служить им вместо одеяла, постели, от дождя, жару и холоду. На рубахах они не носят камзолов; кусок сыромятной воловьей кожи, привязанной к ступни ремнями, составляет род древних сандалий, называемых ими опанки; летом ноги голы, а зимою обертываются онучками. Кафтан туго подпоясывают Албанскою портупеею с сумками. Они носят за поясом пару пистолет, ятаган, кинжал и ножик; сабля привязывается на спине в горизонтальном положении, ружье сохраняют от дождя в кожаном мешке. — Самый бедный имеет оружие, украшенное перломутом, серебром и коралами; оно составляет все их богатство и щегольство. Черногорец не выдет из дому, чтобы не осмотреть, есть ли порох на полке, исправны ли кремень и курок. Черногорцы мало пекутся о своей наружности; их дыхание далеко распространяешь запах чеснока и свиного сала. В грязи и в крови, [126] какими видел я их в лагере при осаде Рагузы, они внушают ужас.

Женщины малы ростом, но пригожи и очень миловидны. Они одеваются почти также как мущины, только летом еще легче; тогда они носят одну рубашку, которая закрывает их грудь, а спереди разноцветный панева иди передник, снизу украшенный длинными снурками. Девицы заплетают косу и красные свои шапочки украшают по краям монетами; такое же или бисерное ожерелье составляет лучший и любимый их наряд. Кафтаны их без рукавов как Турецкой тюник; низ рубашки и широкие рукава, вышиваются очень красивым узором.(При особом издании записок Г. Броневского будут приложены картинки). Вельможи и народ, богатый и бедный, имеют одинакое платье с тою только разницею, что некоторые носят серебряные пуговицы и на ногах бляхи, а замужния женщины сверх шапочки носят платок.

(Окончание впредь.)