|
Два документа о состоянии малороссийского козачества в половине XVIII ст.В помещенной пред сим речи неизвестный автор, изображая печальное положение Малоросии ко всем сторонам ее жизни в половине прошлого столетия, сетует, между прочим,. и на упадок козачества, не определяя однако частными чертами этого упадка, но указывая лишь на тяжесть его службы и экономического положения. Приводимые документы представляют официальное свидетельство об этом упадке, с точки зрения военной, идущее с другой стороны и относящееся к тому-же почти времени. Это два предложения малороссийской коллегии тогдашнего правителя Малороссии, или левобережной Украины, и главнаго начальника малороссийских козаков и Коша запорожского, гр. П. А. Румянцева. Его, не знакомого с историею и порядками страны, равно особенностями козачей службы, воспитанного на началах особой дисциплины и привыкшего командовать регулярными войсками, поражает — в одном случае полное отсутствие воинского строя и знания военных артикулов в нестроевых ротах, видимо уже до него переформированных и назначенных для караулов при малороссийской коллегии и ее подразделениях, в другом — отказ козаков синявской сотни черниговского полка подчиниться объявленному теперь набору способнейших из козачьих семейств на постоянную воинскую службу. Вполне убежденный в верности своих воззрений, основанных на привычных ему порядках, Румянцев, не углубляясь далеко, твердо настаивает на безусловном их применении, а непокорных подвергает строгому наказанию, употребляя в дело даже классическое местное наказание «киями». В обоих случаях, на которые указывают помещаемые документы, мы видим борьбу новых порядков с старыми, общерусских, заведенных Петром I и усиленных после семилетней войны, в которой, как известно, принимал Румянцев и личное участие, и местными малороссийскими, унаследованными от времен давних. Тут однако происходит тоже любопытное qui pro quo, какое мы видели в отношениях Румянцева к Западной Украйне, при начале в ней [127] восстания 1768 г. Румянцев усматривает и строго преследует в козаках упадок военного строя и дисциплины и уклонение от воинской службы. То и другое явление мы действительно видим в тогдашнем козачестве, но они были последствием причин и условий, которых не в силах было ни изменить, ни преодолеть само козачество, но которые, при тщательном изучении особенностей страны и ее истории, мог-бы приметить и устранить всесильный ее правитель. Кто более козаков любил жизнь и славу военную, кто более их славился воинственным духом и самым строгим строем и подчиненностию, но не как последствием изучения «пунктиков» военного устава, а как отражением высшего, объединявшего их духа и привычки всей жизни, посвященной военному делу? В строгости военного строя и порядка, не говоря о храбрости, не отказывали им и самые враги их — поляки во время страшных козацких войн. Вся история малороссийскаго народа свидетельствовала, что это был один из самых воинственных народов. Козачество было идеалом жизни, козак — народным героем; выше долга военного, целей войны, самой войны не было для него ничего, для них он жертвовал, как показывает весь цикл народных песень, всеми своими привязанностями и самыми возвышенными чувствами — отца, сына, мужа, жениха. Но — война родит и держит дух воинственный, как любовь к родине, охрана ее целости, защита ее от опасностей извне влекут к войне. Ближайшее служение интересам отчизны, особливо, когда они становятся личными всех и каждого интересами, как было прежде в непрерывной борьбе с угнетениями от поляков и нападениями татар, вызывало неудержимое влечение к войне и создавало идеал народного защитника в лице козака. С другой стороны постоянная походная жизнь от дней юности до заката их, войны, сражения и стычки, как явления обыденной жизни, лучше всяких артикулов учили козака строю и порядку военно-походной жизни, закаляя его дух и тело, развивая в нем самодеятельность, придавая ему выносливость, выправку и вид военный. Понятно, что когда война была насущною, так сказать, потребностию народной жизни, ясно всеми сознаваемою и чувствуемою, не мыслима была какая либо обязательность воинской службы и не нужно было к ней привлекать или обязывать каким-бы то ни было способом; каждая община, каждая семья знала, кому идти на войну и никогда сабля козачья не лежала заржавленною. В эпоху козацких войн мы видим всенародное в них участие и за тем поголовное стремление записаться в «регистровые» и особые усилия правительства ограничить их число. Звание козака давало известные права, в том числе и право владения известным участком земли, но за тем и служба козачая была службою за землю, и тут-то соглашались интересы службы с нуждами ведения хозяйства, поддержания семьи. Кроме обстоятельств чрезвычайных, нес службу один из семьи, — более способный, охочий или свободный, кто вызывался сам, или кого избирала семья и много-много ближайшая община (деревня или сотня). [128] Но уже давно изменились многие условия жизни и службы козачей. С присоединением Малороссии к Москве раздвинулись пределы отечества и козачество, удерживаемое еще на особых правах и несплоченное с прочими частями государства, не могло расширить своего патриотического кругозора и на место прежних, уходившихь в область прошлаго, задач и идеалов жизни создать новые. Наступившие новые порядки не давали ему никакой определениой, жизненной почвы; они давно оторвали его от родной его стихии и храбрых "рыцарей" по природному влечению превратили в солдат по обязательству и, что еще хуже, в простых караульных и землекопов. От времени полтавской битвы козаки почти уже не видели поля сражения и обречены были на тяжкую и унизительную работу рытья каналов, насыпки валов и устройства ретраншаментов, шанцев и других укреплений на севере, юге и отдаленном востоке. Редкий год проходил, чтобы они тысячами и десятками тысяч не были отправляемы на эти работы в то или другое место. Северные тундры, берега Ладоги и Онеги, устья Невы были в особенности для них губительны и едва десятый процент их возвращался домой. Где тут было удержаться духу воинственному, где навыкнуть воинскому строю и порядку? С другой стороны и жизнь дома, на месте, становилась год от году тяжелее. С тех пор, как Петр І-й учал ставить на высшие уряды по своей воле, а не по исконному в козачестве выбору, притом чужеземцев, а не редко и проходимцев, и отдавать им полки козачие в награду неизвестных козачеству заслуг, старшина козачая стала смотреть на уряды, как на средство к наживе, и обнаруживать в своем управлении тот-же деспотизм, какой сама несла. Теперь держались на урядах не доблестями военными, для которых не было уже и места, не заботливостью о своих подчиненных, но исканием протекций, прислуживанием сильным и близким к двору лицам, на козаков-же смотрели с пренебрежением, обращая их на свои послуги и оттягивая всеми неправдами их земли и угодья. Среди такой безладицы, среди всеобщей почти погони за наживою и неразлучных с нею интриг, искательства и тяжб как не упасть было духу и строю воинскому и самой охоте к воинской службе? Козаки действительно отвиливали и уклонялись от нее, переходили в город, занимались промыслами, торговали водкой. Но предания о лучших временах, более льготной и более манившей к себе службе еще живы были в народе, а обычай свободного вступления в службу и замены в оной одного члена семьи другим и, при отсутствии членов способных, даже наемщиком, был еще в полной силе, хотя легко допустить, что в виду тягости и непривлекательности козачей службы, козачьи семьи отдавали ей то, что для них самих найменее было пригодно. Эти традиции ясно сказались в обоих протестах, с которыми встретился теперь Румянцев, но он не захотел понять их и согласить нужды народа с требованиями военного искусства и распорядился с необученными и непокорными по своему, — как распорядился, читатель усмотрит из самых документов. [129] I. Малороссийской коллегии. Я от времени в другое, к немалому предосуждению службы, видеть и терпеть принужден находящихся при малороссийской коллегии солдацких рот многия неустройства и безпорятки, что хотя оне имя регулярних на себе носят ратей ея императорскаго величества, денежное жалованье получают, вовсе ж и вида того не имеют, но самого подлого и ничто ведущаго крестьянина. В доказательство ж служить, что пред недавним временем бывшие при коллегии на карауле отданних им под караул полку его величества, короля полского, трех человек беглых драгун из самои караулни, и всех в одно время, упустили и чрез то для всей армии безславие нанесли, в разсуждении, что в Полше о арестантах сих, яко они отдани были под караул, никакова военнова порятка не знает, сведения не имеет; наконец-же сперва три из сих солдат, а вчерашнего числа болшая часть первой роты тех солдат, ушедши з домов, без позволения у меня, явясь, хотели спрашивать, какую оне службу впредь исправлять будут, объявляя, что оне в регулярной вовсе быть не хотят, а желают так, как их деды служили волно, однако-ж ни один из них подлинно не знает, какая в то время служба была, но в коллегии малороссийской не безъизвестно, что и предки их никогда козацкой службы не отправляли и ниже в походах где и когда бывали, но единственно для караулов при бывшей здесь генералной канцелярии гетманов и на уряде тех генералов, и содержани были на самом малом жалованье, и служили пешие, а сии, имея жалованье болшое, мундир и аммуницию из казны ея императорскаго величества, и большою частию люди охочие, однако-ж, как выше свазано, службы исправлять не хотят, а для того данным от меня господину брегадиру и оной коллегии члену, князю Мещерскому ордером велено объявленние обе солдацкие роты разобрать и тех, а особо кои мне свое не желание служить объявили и за то от меня под караул отдани, и из них, нашел зачинщиков, нещадно при собрании протчих винних оных солдатов, плетьми высечь и отдать в здешней острог на год для употребления на всякии случающиися по городу работы, а протчим в том-же участникам по тому ж учиня плетьми наказание и отобрав все вещи, из солдацкого звания исключить и отпустить в дом их без всех видов, [130] обер и ундер-офицеров приличившихся в том же или попустивших на то, как незвающих никавова военнова порятка в разсуждении что еслиб они были сведущи, то конечно и подчиненнии их до такой подлости и дерзновений неслыханных доведени и допущени не были, от службы и должности отретить, а за тем из оставших, по усмотрению ево господина брегадира к службе способних офицеров и редових сочинить одну роту в числе полевого мушкетерского полку роты и именовать ее фузелерною, при коллегии определенною, ротою и расположить здесь, в Глухове, по квартирам, так чтоб делили на четыре смены для содержания караулов при коллегии, архиве, генеральном суде, скарбовой и щетной коммисиям, повсюды доставало ежедневно и обще с разводом, а в прочии места отнюдь никуда, в разсуждении, что по аппробованным от ея императорскаго величества штатам коллегий и канцелярий членам, кои не при воинской команде действительно служать, караулу давать не определено, престарелых-же, слабых и желающих в отставку отпустить в домы их с пашпортами и свидетелством, что они служили добропорядочно, все мундирные-ж, аммуничные и оружейные вещи потомуж пересмотреть и самые лутчие при роте на людей, а за тем излишвие и негодные в цейхгауз отдать, о чем малороссийская коллегия имеет ведать. Генерал Румянцев. 5 декабря 1765 г. II. Малороссийской коллегии. Полковник чернеговский Милорадович представляет мне, по репорту в полковую канцелярию от асаула полкового Ивана Сахновского, который определен, в силу указа малороссийской коллегии, выбрать в том полку навсегда к войсковой службе козаков, что когда он, окончивши в проччих сотнях чернеговского полку подлежащий выбор, прибыл для того-же в сотню синявскую; то многие тоея сотни козаки, от неистовства в пьянстве будучи, повеления таковаго о службе, чрез показаннаго полкового старшину им обявленнаго, не приняли, и подписки от себя не дали, которою, по инструкции сему старшине от полковой чернеговской канцелярии данной, велено их [131] обязывать, чтоб выбранные из них к службе завсегда-бы сами, не переменяясь другими, служили, а братья бы и свойственники вспомогали их в хозяйстве. При сем случае нельзя похвалить и того, что полковая канцелярия от себя прибавила, дабы сих выбранных козаков еще обовязывать подписками, что должно им так служить, как они выбраны. Подписками обовязывать нужда бывает иногда в земских делах, или по изданным в народ о чем либо публикациям, в достоверие, что оные к исполнению всем объявлены; но таким образом поступать и в делах военных вовся несходно с военным обрядом, где взыскуется то найпаче, чтоб началника всякое повелительное слово все подчиненные ставили себе за ненарушимой долг исполнять, кроме других обязательств. Без такого послушания ослабели регулы военныя, произведшия столько найвящших усоехов строгим соблюдением повелений начальства, по неотложному повиновению тому подвластных. Всякому однакож невежде все то нововводимым кажется, чего он не знает или по крайней мере ведать не хочет. Порядок лучший, изъстари уставленный и возобновляемой токмо в нынешнем переборе к службе козаков, таким образом приемлют означенной синявской сотни козаки, по буйству й неведению о собственном состоянии, за новое введение; яко во всех статьяхе гетманских, начав от времени гетмана Хмелницкого, число козаков особливо для службы назначено было именем реестровых, какь по статьи — Богдана 2-й, Юрия 6-й Хмелницких положено быть 60,000, о сих реестровых козаках во 2-й упоминаеть Бруховецкий, Многогрешного в 4-й назначено 30,000, а Самойловича в 16-й 20,000, Мазепы в 3-й 30,000, а напоследок, по имянному блаженныя памяти государыни императрицы Анны Иоановны (J7)35 году, указу учреждено в Малой России 20,000 выборных козаков, оставшиясь же определены к вспомоществованию сим. Сии реестровые или выборные козаки, как по статьям значит, долженствовали быть всегда на службе. Прибавлено в статьях Самойловича и Мазепы, чтоб в недостатке в полках назначенного числа козаков, записывать в реестровое число оных из мещанских и поселянских детей токмо, а из мужиков запрещено, чем доказывается, что одни только персоны, а не целые домы служили. Так и ныне, на основании сих установлений, повелено выбрать из способнейших к службе между козаками, которые-бы разумея должность [132] на себе лежащую, навыкнули прямому оныя употреблению, инако-же естьли по дворам наряжать к службе, не выбрав к тому одного, то чем может вся семья отговориться, чтоб не быть всем вдруг высланным по нарядам, поелику они козачьего звания, и кого напротив из такого дому выслать останется, который-бы выборной статьи был, но в нем жила-б вдова или малолетныя дети? Однако ж не разсуждая на сие, внесены в ревизию в число выборных козаков овдовелые и престарелые жены; по действию корыстолюбия иногда начальников, и что записавший свой дом в статью выборную, и сложивши чрез то все должности с себя на подпомощников, освобождается во все время от всяких дач, не отправляя при том и той службы, для которой выбран. Всяк представить себе может, воображая сии основания и еще другие, здесь не упоминаемые, что оные потребили в козаках вид военнаго человека, так, что не остается надеяться увидеть их когда либо лучшими, ежели не взять мер могущих поправить настоящия непорядки. К чему инако нельзя приступить, как первие чрез выбор способных козаков к службе, которые-бы не могли уже примером ны-нешним сменяемы быть другими своими домашними или наймитами, которые по невинности часто терпят то, что должно несть-бы их поставившему. Посему малороссийская коллегия дать указ имеет тот час полковнику чернеговскому Мило-радовичу, чтоб он, съехав сам в сотню синявскую, всех показанных, по репорту асаула Сахновскаго взятых и не за-бранных еще под караул козаков, дерзнувших, как выше значит, показать непослушание команде, которые из них от пьянства и безумия то учинили, тех при собрании всея сотни высечь жестоко, и велеть, естли способны, быть им выборными козаками так, как написаны Сахновским, а которые от упорства и дерзости показали таково непослушание, тех высечь киями, и яко огуряющихся и нехотящих служить, по силе 2 статьи гетмана Бруховецкого (где установлено: “которыи-бы козак послушен не был и в войско ходить огурялся, тогда таков от поставленных статтей отпадать и к градским должностям причтен быть имеет"), написать в мужики под ведомство скарбовой малороссийской канцелярии, и дабы козаков, при случае повелений чинимых им о службе, не обязывали в исполнении подписками, а приказывали им только, что делать, как они должны и без того командирам во всем быть [133] послушными, равно-же и о том, что и с протчими в подобных ослушаниях команде поступлено непременно будет, дать указы всем полковым канцеляриям, чтоб от оных чрез сотни о том к знанию всем козакам опубликовано. Генерал Румянцев. Апреля 11 дня 1768 года Текст воспроизведен по изданию: Два документа о состоянии малороссийского козачества в половине XVIII ст. // Киевская старина, № 10. 1882
|