Речь

"О ПОПРАВЛЕНИИ СОСТОЯНИЯ" МАЛОРОССИИ.

Помещаемая речь получена нами от А. М. Лазаревского, а ему досталась от умершего уже несколько лет назад предводителя дворянства конотопского уезда П. Гр. Кандыбы (ум. 1868 г.), у котораго хранилась, как любопытная редкость, с таким заглавием: «копия древней малороссийской рукописи, написанной в царствование императрицы Елисаветы, при гетмане графе Разумовском». Копия эта, судя по почерку,— 30 или 40-х годов нынешнего столетия и сам Кандыба не знал, кажется, ее происхождения.

Время оригинала приблизительно определяется заглавием рукописи и ее содержанием; но кем, где и по какому именно случаю сказана самая речь, решить трудно. С достоверностию полагать можно, что она произнесена где-то в Черниговщине в 50-х годах прошлого столетия, в первые годы гетманства Разумовского. Очень вероятно, что это призрачное и случайное восстановление гетманского достоинства и возведение в этот сан бывшаго придворного певчего воодушевило его соотчичей надеждами на возвращение старых порядков, когда знатной старшине козацкой жилось еще льготнее, чем теперь под протекциею и наблюдением российских правителей, пред которыми надо было изгибаться и уметь изворачиваться, чтобы располагать богатыми «маетностями», и они, решившись воспользоваться близостию гетмана к императрице, собрались где-то для рассуждений о поправлении состояния любезного своего отечества — левобережной Украины, носившей название Малороссия. Ни в самой речи, ни в каких-либо современных документах нет указаний на официальный характер собрания. Сам оратор как будто случайно попадает в собрание, хотя речь его видимо подготовлена и весьма старательно. В ней довольно местного патриотического зуда, еще более красноречия, но немного истинного знания нужд родины и еще менее ясного представления о способах к поправлению ее состояния. Не легко человеку, а тем более целому народу свыкаться с новыми порядками, еще менее совершенными, и нечего удивляться в подобных случаях некоторой ляментации и радужным обращениям к прошлому; но ни сам оратор, ни, по всей [120] вероятности, и его слушатели не могли стать выше своих местных и даже сословных воззрений. Шляхетская свобода, или льготы высших классов, и прикрепление низших, — таковы идеалы того временя и вместе неизвестного автора. Мы не будем касаться частностей речи; скажем лишь вообще, что это те-же вожделения, которыя воодушевляли малороссийское дворянство и спустя десятка полтора лет, при выборе депутатов, в кончившуюся ничем Екатерининскую коммисию 1767 г. и составлении для них наказов, но здесь картина тогдашних порядков общее и рассуждения практического характера системнее, или дельнее. Во всяком случае речь имеет несомненное историческое значение и, как памятнику такого рода, мы и даем ей место на страницах нашего издания.

В частности относительно личности автора мы можем допустить предположение, что это был один из двух выдававшихся ораторов того времени: или М. В. Скоропадский, бывший генеральный подскарбий, ставший жертвою интриги Теплова, или не занимавший никакого уряда, рьяный патриот, Политика. Кто-бы ни был впрочем автор речи, он хорошо был ознакомлен с правилами высшей реторики, как дает это чувствовать самая речь.

_________________

Имея счастие быть участником благороднаго вашего собрания, в которое вы, как мне небезъизвестно, сошлись, чтобы разсуждать о поправлении состояния любезнаго отечества нашего, в сомнении нахожусь, лучше ли мне от любви и усердия к отечеству все то говорить, что слабой мой велит разсудок, или лучше обо всем молчать от жалости. Предки наши — славный оной народ российский, после несчастливаго разорения татарами, будучи, как по доброму согласию, так по большей части завоеваниями, присоединены к республике польской, не меньше благоразумием, как и мужеством своим дошли до того, что принят был на все права, вольности и преимущества, которыми еще и ныне помянутая республика пред целым светом хвалится. В сем благополучном состоянии умел он себя содержать до тех времен, пока зависть и насилие не стали искать способов, как его всего того лишить; но и тут сохранял он себя тем-же благоразумием и храбростию, защищая иногда себя своими правами и привилегиями, а иногда сила силою отвращая, пока, напоследок, будучи доведев до крайности, сверг с себя иго поляков и пришел в подданство прежних своих государей, всемилостивейших российских монархов. Сколь радостно, столь милостиво приняли в свою протекцию малороссийский народ сии новыя владетели и не токмо все [121] те вольности и права, которыя мы имели под Польшею подтвердили, но новыми и лучшими нас наградить и пожаловать обещали. Но кто бы подумал, что с самаго того времени, когда мы чрез сие подданство думали сыскать наше благополучие, наше спокойство и безопасность, началось наше злосчастие и нарушение нашего покоя и благосостояния? Кому же сие приписать должно? Не внутренним-ли нашим непорядкам и замешательствам, не властолюбию-ль приватных людей? не пренебрежению-ли общаго добра и исканию своего собственнаго? Не злому-ли употреблению законов? — Не упоминая о других безчисленных безпорядках, возьмите только в разсудок и здравым умом разсмотрите историю предков наших и их состояние снесите с нынешним: где ныне славные оные люди, которые разумом и пером своим защищали вольности отечества нашего и благоразумно оным правили? Где ныне славные оные воины, которых трепетали многие европейские и азиатские народы, которых дрожали Таврика и Константинополь, которыми в пепел превращены многие неприятельские города, которыми напоследок потрясена Польша, славное тогда в свете и сильное государство? Я смело скажу, что их немного у нас осталось и, что всего жадостнее, перевелися они в недавния лета, и почти в памяти отцов наших и нашей. Но для меня и слов не достанет, если я захочу пространно изъяснить упадок отечества нашего и исчислять все наши несчастия. И так, лучше мне обратить речь мою в вам, благородное собрание, и просить вас чрез любовь отечества, чрез собственную вашу и потомков ваших честь и пользу, соберите все силы ума вашего, подкрепите оные патриотическим усердием и, отложив все пристрастия и партикулярныя пользы, подумайте об возстановлении прежних отечества вашего порядков и благосостояния; а если вы мне позволите вольный между вами иметь голос, если прикажете объявить вам мое мнение, то я вам предложу оное вкратце и так, как велить мне моя честь, совесть и польза отечества, которое я люблю больше моей жизни.

От хорошаго учреждениа гражданских и воинских дел зависит все благоподучие государств. Гражданские у нас дела совсем не на таком основании, ваким оныя были во время бытности нашей под республикою польской и на каком мы приняты под державу российскую. Были у нас суды земские, гродские, подкоморские и протчие. К содержанию правосудия и [122] порядка учрежденные места и чины, был над оными трибунал были у нас сеймы или генеральные рады, на которых мы все общие и важнейшие наши дела решали, а новыя учреждения делали. Но где оныя ныне? Переведены и выглажены из памяти нашей, как будто их никогда не бывало. Сие произошло от того, что умалилась власть и сила шляхетства нашего, а возрасла и почти все себе присвоила воинская сила. И так надлежит нам стараться, чтобы учредить все те чины и достоинства, которыя управляють гражданскими делами на всемь таком основании, как повелевают права наши, в подтверждение которых имеем мы привилегию блаженныя и вечнодостойныя памяти Государя Царя и Великаго Князя Алексея Михайловича и Высочайшее Ея Императорскаго Величества повеление о учреждении подкоморых, которое нам верным служит залогом, что Ея Императорское Величество и протчие нужные к управлению гражданские чины учредить укажет. Направление гражданское тогда хорошо, когда хороши законы. Мы такия имеем законы, которые только наилучшия иметь может вольный и благородный в свете народ; но первое несчастие наше состоит в том, что имеем оныя на чужестранном языке и что не имеем их всех вместе; они состоят не в одной книге Статута, как, может быть, многие думають, но во многих книгах конституций или установлений сеймовых, на которых законодателями были и предки наши и в которых больше заключаются ваши привилегии, преимущества и вольности, нежели в Статуте, а сверх того в помощь вышеупомянутых правь употребляем мы, по древнему обыкновению, саксонское и холмское право. Подумайте-же, в таком великом числе книг и законов не можно-ли запутаться и самым искусным и ученым людям, не можно-ли сыскать противустоящихь и двоякий вид имеющих установлений, а сие к какой обиде и разорению общества служит, вы сами довольно знаете. Другое наше несчастие состоит в том, что имеемь мы весьма мало людей, звавшихь точный разум, силу и употребление наших законов. Да и почему нам знать то можно, когда мы не учимся и учиться где не имеем законодательству наук. Итак я бы думал, что все благополучие от того зависит, чтоб мы все наши права и привилегии имели в одной книге, чтоб законы наши были исправно переведены на наш язык, расположены порядочно и на всякий случай ясныя и точныя [123] имели положения. На сие можно нам употребить разумных и прямо законы знающих людей. Но не думайте, чтобы чрез сие хотел я какого-либо наших прав нарушения или отмены, — неть, я хочу порядка; мы их всех можем иметь в своей силе и точности, только лучше и порядочнее, нежели ныне, а если захочем в них сделать какую отмену по нынешним временам, нравам и обстоятельствам нашим, следуя в том примеру просвещенных народов, то и то будет зависить от нашего соизволения и от Высочайшей Ея Императорскаго Величества конфирмации. Я знаю, что законы для людей, а не люди для законов делаются, и сего довольно о делах гражданских.

Воинство наше, то есть козаки, которыми мы в прежние времена толь великую приобрели славу, имело особливые свои вольности, выгоды и пользы, а сверх того, хотя небольшое, получало жалованье, ныне не токмо того не имеет, но, служа из своего собственнаго имения, должно сверх того питать несколько регулярных полков, что в такое привело истощение, что смело можно сказать, что нет десятой доли, которые во всей исправности могли-бы на службу выйти, а от сего презрение имеют от других воинских людей и уже за негодных к войне и к храбрым поступкам почитаются те люди, которые недавно были сильны, храбры и страшны. Чем же им помочь должно? Надлежит прежде охранить их имение от всяких нападков и разорений, возобновить их вольность, просить, чтобы сложены были с них подати, положить известное небольшое число козаков и дать им хотя малое жалованье, а остальных козаков в подмогу, и разделить их так, чтобы зажиточнейшие служили конную, а убогие пешую службу, как-то было при гетмане Богдане Хмельницком и прочих его приемниках. Сим способом, кажется мне, можете привесть их в прежнее состояние и возобновить древнюю их храбрость и славу.

Имения и земли наши, которыя по правам и привилегиям нашим ни в чию, кроме в собственную нашу, пользу служить не должны, отошли от нас то к слободским полкам и под линию, то отданы иностранцам и нашедникам, а раскольщики сами собою на землях наших поселившись, думают, что то их наследие. Не должно-ли нам о семь, упав пред престолом монаршим, просить помилования и возвращения всех оных имений и земель? Сие-ж самое должно разуметь и о награждении деревнями и чинами иностранцев. Все государства подкрепляются, [124] получают богатство и приращение свое чрез коммерцию. Кто-ж с жалостию не видит, что как преизобильно Бог благословил Малую Россию всякими нужными к содержанию человеческому произращениями и вещми, так в пребедном состоянии находится ея комерция? А сие от чего произошло? — От запрещения свободного вывозу наших продуктов, от положения чрезвычайных противу прежняго пошлин, от презрения тех людей и их привилегий, которые коммерцию отправляют. Кому-ж все сие поправлять, как не вам, благородное собрание?

Духовный чин наш также многия потерял свои права и преимущества. Естьли мы хочем, чтобы всякий чин в Малой России при своих правах сохранен был, то должно нам вступиться и за чин духовный и просить о сохранении их при прежних их привилегиях, а они напротив того должны нам помогать своими имениями в полезных отечества нашего учреждениях.

Но сколь много все малороссийскаго народа чины потеряли своих вольностей! От чего мужики наши приобрели самоволия? Они свободно из места на место бродят, они безъвозбранно вписываются в козаки, они бежат в Польшу, выходить на великороссийския земли, а от сего у нас умаляется земледелие, неисправно плотятся общенародныя подати, и протчие безчисленные происходят непорядки, а помещики между тем от часу в большую приходять бедность и разорение. Я думаю, что и без моего увещания согласитесь, чтобы просить о запрещении им свободного перехода.

Не должно-же позабыть и о претерпенных убытках во время турецкой войны и просить милостивого за оные награждения.

Учение как к просвещению разума, так и к содержанию всяких добрых порядков в государствах больше всего способствует; найлучшие государи, полководцы, градоначальники были философы; надлежит нам стараться и о распространении наук в нашем отечестве, а распространить их не можем, не учредив хороших училищ и не дав должного на оныя содержания.

Я б еще и больше хотел предлагать вам о нуждах отечества нашего, но опасаюсь, чтобы не наскучить и не вывесть вас из терпения. На ваше благоразумие, на ваше усердие надеюсь, что мои недостаточныя предложения исправите и свои благоразумнейшия прибавите, и во исполнение приведете; словом [125] сказать: не упустите ничего того, что только к сохранению прав, привилегий, преимуществ и вольностей ваших служить. При премудрой, милостивой, просвещенной и великодушной монархине, которую мы ныне имеем, нет никакого невозможнаго дела, котораго-бы мы испросить не могли, если только справедливо просить будем, ибо ни о чем она больше не мыслить, ни в чему больше не устремляет своего монаршего сердца, как к явнолюбию, к правосудию и к благосостоянию своих подданных. Итак нам, благородное собрание, ничего больше не остается, как, собрав все нужды и просьбы ваши, просить ясновельможного нашего графа гетмана, чтобы он присовокупил свое усердие к нашему и сильным своим у ея императорскаго величества предстательством исходатайствовал нам милость и помощь; на его благоразумие, на его великодушие, на его усердие к отечеству должно нам несомненную положить надежду, что он, презирая всякия труды и собственную пользу, приложить найревностнейшее старание о приведении в прежнее состояние бедствующее, презренное и всякой помощи лишенное отечество наше, и тем, вместе с нами, получить сияние и славу предков наших, а у потомков заслужить благодарность. Только я чем начал, тем и кончу, что в общем благе должно отложено быть всякое пристрастие и собственная польза.

Текст воспроизведен по изданию: Речь "О поправлении состояния" Малороссии // Киевская старина, № 10. 1882

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.