|
МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ ЗАПОРОЖЬЯИ ПОГРАНИЧНЫХ ОТНОШЕНИЙ(1743-1767 г.).V. Иск кременчуцкого козака к запорожскому полковнику, разрешаемый киевским генерал-губернатором (1749 г.). «Дело малороссийского Миргородского полку Кременчуцкой сотни козака Сидора Андреева о арештовании у него за бывшего запорожским Гардовым полковником Лазаревым в турецком местечке Каушанах шести волов со всею упряжью и вдву бутах волоского вина. 1748 г.». Кременчуцкий козак Сидор Андреев, занимавшийся торговлею, купивши вина, в августе месяце 1747 года ехал на трех парах волов чрез Каушаны, и там у него, по приказу сераскер-султана, весь его товар и «худобу» отняли в пользу некоего волошенина Степана, о чем чрез него же, Андреева, сераскер-султан уведомил кошевого атамана. Такое отнятие имущества у Андреева сделано было, как законное вознаграждение волошенина Стефана, у которого незадолго перед тем Гардовый полковник Ковтун арестовал на соответствующую сумму имущество. Таким образом Андрееву предоставлялось получить вознаграждение за отнятое у него имущество от полковника Ковтуна (он же Лазарев). Андреев по этому поводу обратился за защитой к своей полковой Миргородской канцелярии, которая, минуя Запорожский Кош, куда, по-видимому, прежде всего должна была бы отнестись, препроводила челобитную Андреева к генерал губернатору Леонтьеву. Леонтьев дал ордер кошевому атаману о взыскании с полковника Лазарева понесенных истцом убытков. Но кошевой Марк Кондратов, выслушав «резоны» Лазарева, выдал ему пашпорт для проезда в Киев, где он пожелал разделаться с Андреевым в Киевской Губернской Канцелярии. В июне месяце 1748 года и истец и ответчик действительно прибыли в Киев и здесь заключили мировую, по которой Лазарев [206] обязался уплатить Андрееву 400 рублей 10-го июня, в случай же неуплаты к сроку, обязывался за просрочку уплатить 500 рублей. Но в обязательстве этом Лазарев не устоял и уплатил только 200 рублей, почему в ноябре месяце того же года Андреев вновь обратился на него с жалобой к генерал губернатору, прося предписать кошевому, чтобы тот взыскал остальные деньги с Лазарева, при чем просил «для лучшего взыскания и мне безопасности отправить из Киева на моем коште до Запорожской Сечи одного киевского рейтара». Лазарев вынужден был при помощи употребленного против него насилия уплатить Андрееву 14-го генваря 290 рублей и кроме того выдать новый облик на 210 рублей; а в апреле месяце он съездил в Каушаны и добыл удостоверение, что в действительности у Андреева арестовано было имущества всего на 250 левов т. е. на 150 рублей, и затем обратился к кошевому за защитой от напрасных с него взысканий. Кошевой, рассмотрев дело и удостоверившись в излишней требовательности Андреева, отправил Лазарева в Киев с своим обстоятельным доношением, в котором просил генерал-губернатора «от такого напрасного и весьма ложного иску его, Лазарева, отчески избавить». Оказалось, что во 1-х полковник Лазарев, арестовывая имущество волошенина Стефана, бывшего в Гарду шинкарем, исполнял лишь распоряжение кошевого, а во 2-х сам этот Стефан, убежавший из Гарда, по всей вероятности, по просьбе Лазарева, приезжал в Киев и свидетельствовал, что в Каушанах в его пользу было арестовано у Андреева имущества не более, как на 300 левов. Все это вместе с некоторыми противоречиями и неточностями в доношениях Андреева, в разное время им поданных, убедило генерал-губернатора в недобросовестности иска Андреева, почему он и порешил дело так: Андреев должен довольствоваться тем, что уже получил от Лазарева, а выданный последним по принуждению облик уничтожить. Киевскому генерал-губернатору приходилось решать жалобы на запорожцев характера, так сказать, общего, главным образом жалобы татар, а затем и других соседей вообще на запорожцев. Дела же, подобные настоящему, представляя частный характер, спор отдельных лиц, надо думать, редко восходили к генерал-губернатору, и в данном случае такое направление дала ему Миргородская полковая канцелярия, с которой, как видно, Кош Запорожский был не в ладах. Очевидно, что и ближайшие соседи запорожцев — козаки миргородского полка считали самым действительным путем для удовлетворения своих исков к запорожцам обращение к власти генерал-губернатора.[207] Челобитная на Высочайшее имя козака Исидора Андреева, поданная в Миргородскую полковую канцелярию 23-го марта 1748 года. (Документ этот списан с точным соблюдением особенностей его орфографии. Остальные документы списаны без такого соблюдения их орфографии) Бьет челом малоросийского Миргородского полку Кременчуцкой сотне козак Исидор Андреев, и в чем мое прошение тому следуют пункъта: По пашпорту, данному мне з Кременчуцкого фарпостного правления в минувшем 747 году, ходил я в турецкую область за купеческим промислом и тамо накупивши вина, называемого монастирского, и протчего следовал обратно в Малую Россию чрез город Кавушане, где по жалобе купца волошина Стефана, и как его прозивают не знаю, к бучацкому солтану сераскиру занесенной, арестовано в мене нижайшего две буте вина (накупленого мною за четиреста рублей) з двома возами, шеста волами и упражжу, кои воли каждая пара ценою состоит по двадцати рублей, и мене нижайшого самого под арестом содержанно тамо ж в Каушанах за забор запорожского Гарду полковником Тимофеем Лазаревым пришедшого туда в Гард помянутого купца Стефана Волошина для шинкованя вином оного вина едной бути, лошадей и протчего, и за держание его самого волошина под караулом, а потом я нижайший сам з данным от упомянутого солтана сераскира письмом отпущен, а прописанное вино две буте, волов шесть з возами и упражжу тамо удержано и не возвращено, чрез что мне нижайшему крайняя обида и разорение последовала; и дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества, указом повеленно било cиe мое челобитие в полковой Миргородской канцелярии приняв в книгу записать, о возвращении показаних забранних в мене нижайшего двох бут вина, шести волов з возами и со всею упражжу или за то денгами пятисот рублей о уплатке и особливо о награждении проторов и убитков, якие я нижайший, будучи под арештом, на прокормление себе и скота своего готових денег двадцять рублен потерал, куди надлежить из оной полковой Миргородской канцелярии представить, даби я нижайший напрасно чрез то далней обиди не поносил; Всемилостивейшая Государиня! прошу Ваше Императорское Величество о сем моем челобите решение учинить. Писал cиe челобите обретающийся при полковой Миргородской канцелярии во услужении Павло Пархомов 1748 году марта 23 дня. К сей челобитной, воместо показанного кременчуцкого козака Исидора Андреева неграмотного, по его прошению, полковой Миргородской канцелярии подканцелярист Дамян Мокиевский руку приложил. 2. Ордер генерал-губернатора кошевому атаману от 27-го апреля 1748 года. Сего апреля 23 дня прислана ко мне при доношении малороссийского Миргородского полку от полковника Капниста с поданной в Миргородскую полковую канцелярию того ж полку кременчуцкой сотни от козака Сидора Андреева челобитной копия, [208] в которой написано ... и т. д. (прописана вышеприведенная челобитная). А понеже, по рассмотрению моему, конечно его Андреева означенному полковнику Лазареву удовольствовать надлежит непременно, для того что ему, полковнику, такого арестования и напрасного, яко иностранного человека, товаров удержания чинить было весьма не надлежало, да и по Высочайшим Ея Императорского Величества указам из Правительствующего Сената и из Государственной Коллегии Иностранных Дел, ко мне присланным, повелевает подданным Порты Отоманской никому и нигде ни малейших обид и озлоблений не показывать, о чем и Войску Запорожскому низовому неоднократно от меня предлагаемо было, а, как вышеупомянуто, Гардовой полковник Лазарев у подданного Порты волоское вино, лошади и протчее арестовал и под караулом содержал, в противность оных Ея Императорского Величества Высочайших указов; и того ради вам, г. кошевому атаману из старшиною, найкрепчайшим образом предлагаю показанного Гардового полковника Лазарева сыскав велеть ему за удержанные в Каушанах у кременчуцкого жителя Сидора Андреева в дву бутах волоское вино, два воза и шесть волов и упряжь, с протори и убытки, ему Андрееву деньгами уплатить в самой скорости, не приемля от него полковника никаких оправданий и невозможностей, для того что он, полковник, в том виновен состоит, и во всем его Андреева удовольствовать и успокоить безволокитно, дабы от него Андреева более жалоб в том не происходило, а ему, полковнику, своего искать и удержанного в Каушанах того Андреева волосного в дву бутах вина и протчего требовать упомянутого Стефана волошина и в том с ним волошином разделаться и, что по сему воспоследует, о том, ко мне репортовать без упущения. P. S. А каково чрез вышеобъявленного ж козака Андреева о возвращении показанному волошенину всего заграбленного и о том о удовольствии от Буджацкого сераскер салтана на имя бывшего кошевого атамана Василия Григорьева на турецком диалекте письмо здесь получено, оное, за неимением у меня турецкого языка переводчика, орегинально при сем к вам посылаю. 3. Доношение кошевого атамана Марка Кондратова генерал-губернатору Леонтьеву от 30-го мая 1748 года. Сего мая 20 дня Вашего Высокопревосходительства ордер о удовольствии кременчуцкого жителя Сидора Андреева з бывшего Гардового полковника Тимофея Лазарева за забратую у городе Каушанах Степаном волошином худобу, волы и вино, у его Сидора в Коше чрез его ж Сидора получен, по которому Вашего Высокопревосходительства ордеру показанный бывший полковник Лазарев в Кош сыскиван был и, хотя по тому Вашего Высокопревосходительства ордеру и по письму сераскера султана и по рассмотрении нашему оному Андрееву обиженном з винного удовольствие учинить и подлежало было, однак он Лазарев, бывший полковник, во оправдание неякиесь резоны приносил и в Киевской Губернской Канцелярии с ним, Сидором, разделатця имеет, куда из Коша, по прошению его, к Вашему Высокопревосходительству при доношении и отпущен и о том Вашему Высокопревосходительству с покорностию доносим. Вашего Высокопревосходительства покорные слуги Войска Запорожского Низового атаман кошовый Марко Кондратов с товариством. [209] 4. Перевод письма Белогородского султана к кошевому атаману, присланный при доношении кошевого к генерал-губернатору. Высокородный мосце пане атаман кошовый запорожский з старшиною. Поклон от султана Магмут Герея сераскера. У Степана волошина полковник Гардовый Тимофей Ковтун безвинно взяв вина за 300 талярев, зачим я посылал человека до его, полковника, с письмом, однак он вына не отдал и резолюции неякой не учинил, за что я велев сего Сидора, кременчуцкого жителя, забраты за 300 талярев, а вы извольте з винною полковника сего Сидора удовольствовать, ибо он, полковник, чужестранных людей напрасно и без вашего ведома забирает, и при том остаюсь ваш слуга Магмут-Герей султан Белогородский. Переведено в Коше мая 29 дня 1748 года. 5. Мировое доношение Сидора Андреева и Тимофея Лазарева, поданное ими генерал-губернатору 19-го июня 1748 года в Киеве. В нынешнем 1748 году марта 23 дня бил челом я, нижайший, Войска Запорожского Низового на бывшего Гардового полковника Тимофея Лазарева о уплате за арестование у меня в волошском городе Каушанах, по причине заарестования в Гарду им Лазаревым у волошенина Стефана волоского одной буты вина и протчего, купленного мною в дву бутах волошского ж вина з двумя возами и з шестью волами и со всею упряжью на пятьсот рублев и более; а ныне мы с ним Лазаревым поговоря между собою полюбовно помирились и он, Лазарев, данною мне подпискою обязался за оную мою претенсию заплатить деньгами четыреста рублев и отдать сего году июня 10 числа. И того ради Вашего Высокопревосходительства всепокорнейше просим cиe наше мировое доношение принять и сообщить к делу, и о том для ведома войска запорожского низового б кошевому атаману и з старшиною предложить, и о взыскании с показанного волошенина Стефана его Лазаревых денег, которые он мне уплачивает, для того что он его Стефана хотя арестовал, но не напрасно, и за многие козацкие долги, к буджацкому сераскеру султану писать. (При доношении приложил следующий облик): 1748 года июня 20 дня я нижеподписавшийся чиню ведомо сим моим добровольным обликом, иж даю я жителю кременчуцкому Исидору Андрееву, в том, что должен я ему денег четыреста рублей и оные деньги повинен отдать сего ж 1748 года в месяце июле 10 числе непременно без всяких отговорок и турбаций, а буди на вышеписанное число таких денег не мог бы отдать, то повинен уплатить за просрочку пятьсот рублей непременно; при козаках запорожских куреня Кущевского Грицьку Холодному и при Леськови Шерстюкове, при Семену, жителю польской области с. Мотовиловки, да при Матвею полку Миргородского жителю с. Андрюсевки, на тот час будучих; на чом я, Тимофей Лазаренко, яко неграмотный, написал своею рукою + крест тако Х. Писан сей облик в богоспасаемом граде Киеве 1748 года июня 20 дня. [210] 6. Доношение Сидора Андреева, поданное генерал-губернатору в ноябре 1748 года. В нынешнем 1748 году июня 19 дня Вашему Высокопревосходительству я и войска запорожского бывший гардовой полковник Тимофей Лазарев доношением представляли ... и т. д. (прописано предыдущее мировое доношение), по которому я, нижайший, для получения тех денег в Запорожскую Сечь к нему, полковнику, ездил и вышеписанных по тому мировому договору денег башлыками 200 рублев мне он полковник отдал, а достальных объявил, что за неимением готовых денег уплатить чем не имеет, а из имеющегося у него, полковника, лошадиного и другого скотского стад и других разных пожитков продавать не желает и тем меня в дальний убыток и всекрайнейшее разорение приводит напрасно. И того ради Вашего Высокопревосходительства всепокорнейше прошу об отдаче мне нижайшему достальных по тому облику надлежащего числа долговых денег войска запорожского к кошевому атаману из старшиною высокоповелительным Вашего Высокопревосходительства ордером найкрепчайше предложить и для лучшего взыскания и мне безопасности отправить из Киева на моем коште до Запорожской Сечи одного киевского рейтара и о свободном пропуске в оба пути дать пашпорт, и о удовольствии его, бывшего полковника, за арестование меня волошенином, а им полковником оного волошенина, к буджацкому сераскер султану писать. К сему доношению вместо Сидора Андреева, по его прошению, киевской генерал-губернаменской канцелярии копеист Денис Кузнецов руку приложил. 7. Доношения кошевого атамана Якима Игнатовича Генерал-Губернатору Леонтьеву. а) от 14-го Генваря 1749 г. Вашего Высокопревосходительства ордер минувшего 1748 году Ноября от 8-го дня пущенной мною же того ж года Декабря в 3-й день получен, в котором изволите предлагать, что малорос. мирг. полку козак Сидор Андреев поданным Вашему Высокопревосходительству доношением приносил жалобу, яко бывший Богогардовой полковник Лазарев по облику его Андрееву достальных денег не отдает, и дабы показанного Лазорова сыскав велеть оные достальные деньги и с убытки ему Андрееву уплатить и тем его удовольствовать безволокитно. И по оному Вашему Высокопревосходительству ордеру именований бывший полковник Лазаров сыскан и во уплатки реченному Андрееву достальных по облику денег принуждаем был, по которому принуждению сего Генваря в 14-й день он Лазорев уплатил ему Андрееву двесте девяносто рублей, а достальных сами они между собою добровольне росписались, по которому явствует, дабы он Лазорев сего 1749 году Мая в последних числах о Сошествии Св. Духа ему Андрееву двесте десять рублей уплатил без всякого затруднения, на что он Андреев от него и росписку взял, о чем Вашему Высокопревосходительству чрез cиe в покорности моей репортую. [211] б) от 3-го Мая 1749 г. В прошлом 1748 годе в полученном мною с товариством Декабря в 3-й день от Вашего Высокопревосходительства ордере повелено, дабы козак полку мирг. Сидор Андреев войска запорожского от бывшего Богогордового полковника Лазорева в иску его Андреева во всем удовольствован был, по которому сего года Генваря в 14 день показанный Лазарев реченному Сидору Андрееву уплатил двесте девяносто рублей, а осталось еще ко уплатке на нем Лазареву двесте десять рублей, о чем Вашему Высокопревосходительству в том же месяце Генваре репортом донесено. Минувшого ж Апреля в 30-й день помянутый бывшего Богогордовского полка Лазарев ездил в село Кавушаны, в котором означенному Сидору Андрееву забор учинился, и привез з собою тамошнею жителя волошина Степана, кой у его, Андреева, пожитки забрал, с которым и письмо от Кавушанских старшин, Гусайна аги и Асмана аги, ко мне прислано и тем письмом они представляют, что у реченного Сидора Андреева забрато пожитков на двесте пятьдесят левков, в дополнение ж оного и тот волошин показывает и на письме утвердил, всего де суммою на показанное число в его, Андреева, ним забрато: при чем тот бывший полковник Лазарев просит о такой учиненной ним, Андреевым, на него напрасной немалой претенсии рассмотрения. А понеже з вышеписанного письма, тако ж из объявления волошина Степана мною с товариством усмотрено, что у объявленного Сидора Андреева забрато пожитков только на двесте пятьдесят левков, а по исчислению на российской курс всего на сто пятьдесят рублей, он же Андреев на ему Лазареву претендует пятьсот рублей, с которых заплатил уже он Лазарев, как вверху сего написано, двесте девяносто рублей, а ко уплатке еще надлежит двесте десять рублей, и ежели оные по такой весьма неправедной и ложной его, Андреева, претензии заплатить, то конечно он Лазарев прийтить может в крайнее и совершенное разорение и нищету, что уже впредь себе поисправить невозможет, в чем ради сущого в невинности своей оправдания сам он Лазарев к Вашему Высокопревосходительству з сим отправлен. И того для о вышеписанном Вашему Высокопревосходительству сим донося покорнейше прошу показанную на означенного Лазарева ложную и весьма к правде не принадлежащую в претензии Сидора Андреева клевету, которая уже присланным ко мне от Кавушанских старшин письмом и тем человекам, кой у него пожитки забрал, действительно изобличена, как выше сего о том значит, милостиво рассмотреть и от такого напрасного и весьма ложного иску его, Лазарева, отчески избавить и к крайнему разорению и нищете не допустить и в тех ныне еще претендуемых двух стах десяти рублей, ибо уже заплаченная сумма двесте девяносто рублей его Андреева праведную претенданцию ста пятидесят рублев превозвышает сто сорока рублями, ему Андрееву отказать и в том мене с товариством милостивою резолющею неоставить, которой я и ожидать имею. 8. Прошение Тимофея Лазарева, поданное в Киеве в июне 1749 г. Генерал-Губернатору, с приложением а) полученного им, Лазаревым, приказа от кошевого атамана Павла Козелецкого и б) свидетельство попа Дубосарского Василия. В прошлом 1747 году Августа 17 дня, в бытность мною в Гарду полковником, предложено было ко мне Войска Запорожского Низовья от бывшего кошевого [212] атамана Павла Козелецкого и с товариством (которое предложение при сем орегинально прилагаю), по принесенной Войску Запорожскому того ж Войска от козака Петра Бойка жалобе, и велено Каушанского уезду села Пуркор волошанина Стефана, которого товарищ Василь волошин же, явился приличен в краже у него, Бойка, собственных лошадей, со всем его товаром и имуществом заарестовать и содержать до рассмотрения, по силе которого предложения у оного Степана волошина мною и товариством при нем заарестовано лошадь одна, да вина волоского одна бута на пятьдесят рублев и состояло оное под арестом чрез два месяца, а потом, когда он волошин из под караула бежал, то оное все с общего нашего приговору, дабы чрез долговременное стояние не могло притить в гибель, разобрано в разные руки за должные им Стефаном и товарищем его нам деньги. А потом он, волошин, заарестовал за тот забор в их стороне бывшего для купечества кременчуцкого жителя Сидора Андреева. Когда же по прошению его Сидора у Вашего Высокопревосходительства велено мне его в том удовольствовать, по которому Вашего Высокопревосходительства повелению я, нижайший, с ним Сидором поехал было в Сечь для разделки, то он Сидор, не допуская меня до Сечи, держал в Кременчуке под караулом чрез восемь недель, где я ему без всякой справки принужден был заплатить деньгами двести девяносто рублей, да лошадь в 30 р. итого триста двадцать рублев, и при том взял у меня с принуждения ж росписку, чтоб еще мне ему доплатить двести десять рублев; которое я видя себе от него Сидора крайнее разорение принужден ехать в Каушаны и просил у тамошней старшины о даче мне достойного свидетельства, сколько у него, Сидора, показанным волошином Стефаном забрано имущества, почему оное от тамошних знатных людей мне и выдано, по которому показано, что забрано им у него, Сидора, только за сто пятьдесятъ левов, а на российской счет за сто за двадцать пять рублев, и тако им, Сидором, перебрано с меня безсовестно 195 рублев, чего ради для лутчего рассмотрения как орегинальное о заарестовании показанного Стефана от кошевого атамана предложение, так и данное мне свидетельство подлинное при сем прилагаю. А ныне оной кременчуцкой житель Сидор Андреев, не будучи и тем своим безсовестным забранием доволен, и еще просит о взыскании с меня немалой суммы денег весьма напрасно и неправильно, чего уже я уплатить не в состояния. Что же он претендует о держании его волошенном при забрании немалого времени, и то его неправда, ибо реченной волошин и сам объявляет, что он его держал только три дни, а более он Сидор тамо хотя и жил, но не затем токмо за удержанием его тамошним жидом за долг. И того ради всепокорственно Вашего Высокопревосходительства, прошу, дабы повелено было как по сему моему доношению, так и по письму кошевого атамана учинить милостивое Вашего Высокопревосходительства рассмотрение и от таковых напрасных нападков реченного Сидора меня оборонить и защитить, дабы я нижайший в крайнейшую не мог прийтить нищету и разорение. О сем всепокорнейше Вашего Высокопревосходительства просит Войска Запорожского бывший Богогардовой полковник Тимофей Лазарев. а) Мосце пане полковник Гардовый Тимофей Ковтун с товариством. Сего Августа 17 дня козак куреня Полтавского Петро Бойко нам Войску плачливе жалобу приносил, что бывших при вас Степана волошина его товарища сродственник своровал у него, Бойка, собственного его коня, а после того приездя он [213] волошин ныне на весне в Гард и упомянутого товарища его волошина, которой з ним Степаном в Гарду шинкует, племеннику его обещал коня доброго привесть, а тот его племенник поступил за такого коня четверо коней ему дать, и по тому их согласию тот его Степана волошина товарища волошин же тому своему племеннику табанцю (?) желаемого коня и привел и от него, племянника, уже одного коня за того коня и узял, а две кобылицы з лошатами своровав еще дать обещал. И яко по всему видно, что тот волошин и племянник его, яко не имеют никаких заводов своих и нигде настоящего жилища, воровски обходятся, и того ради чрез cиe вам, пане полковник, приказуем, дабы вы, скоро сей наш войсковой приказ получа, то того ж часа реченного Степана волошина и товарища его волошина же, пред себе призвав и неспустя их с очей, той час приказать имеете, дабы они ему, Петру Бойку, за украденного родственником его коня по оценке такого и за протари и убытки надлежащее уплатили или коня его отдали, а их як самих, волошина и товарища его, взять також и имущество и что в них найдется, как товар иди деньги, все от мала до велика описав содержать под ведомством своим в паланки под крепким караулом, впредь ожидая нашего войскового приказа, ибо к вам в Гард имеет быть от нас послан войсковый есаул и пушкарь, и когда прибудут к вам, то усмотря и справясь по их делу и егда они являтца видимые воры или ворам переводчики, то их имеют под караулом к нам до Коша привезть, а их имущество заарештовав учинить надлежащую сатисфакцию кто от них будет обидим; о чем и по вторе и по десятъ приказуем. З Коша Августа 17 дня 1747 г. Вам доброжелательные атаман кошовый Павел Козелецкий с товариством. б) Я нижеподписаний даю cиe писание Тимошу Радионову куреня Деревянковского о том, что следуючи Сидору Каневскому чрез Дубасар и видячи по своему товару, что не довезет, (а будучи на тот час в Гарду як забрато волошина Стефана), велел забраты и говорит: я де могу свое зискаты на Богогардовому повковнику Тимошу Радионову в Сечи все свое сполна. На том и своеручно подписуюсь Василий поп Дубасарский. 1748 году Апреля 10 дня в Ингулце. 9. Сказка волошина Стефана. 1749 года июня в 7 день обретающийся ныне в Киеве турецкой области Каушанского уезду села Пуркар волошин Стефан в Киевской Генерал-Губернаменской Канцелярии по христианской совести сказал: у кременчуцкого козака Сидора Андреева, в бытность его в Каушанах для купечества, по прошению его, волошина, а по приказу тамошнего сераскер-султана арештовано два буты волоского вина, два воза с упряжжею, да шесть одинаких волов, ценою на триста левов заподлинно, а не на пятьсот рублев, и болеe за то, что у него, волошина, в запорожском Гарду, в бытность его тамо для купечества Бугогардовой запорожской полковник Тимофей Лазарев арештовал одну лошадь, да вина волоского одну буту, всего по цене на триста левов, а по российскому исчислению на сто на восемьдесят рублев; и в том во всем сказал самую сущую правду и ничего не утаил. К сей сказке вместо вышеписанного волошина Стефана, по его прошению, киевского гарнизона Нежинского полку ротной писарь Никита Клестов руку приложил. [214] 10. Состоявшееся по делу постановление Генерал-Губернатора Леонтьева. 1749 года июня в 9 день по указу Его Императорского Величества генерал-аншеф и кавалер и Киевской губернии генерал губернатор, слушав сего дела, в котором явствует: в прошлом 1747 году Августа 17 дня бывший Бугогардовой запорожский полковник Тимофей Лазарев, по силе присланного к нему войска запорожского от бывшего кошевого атамана Павла Козелецкого с старшиною предложения, Коушанского уезду села Пуркар у волошина Стефана арештовал в Гарду лошадь одну, да вина волоского одну буту, всего ценою на триста левов, за то что якобы това-рищ оного волошина, волошин же Василий приличился в краже у запорожского козака Петра Бойка лошадей; а челобитчик малорос. мирг. полку кременчуцкий житель козак Сидор Андреев в челобитье своем объявил, что в бытность его в том же 1747 году в Коушанах для купечества, по приказу тамошнего сераскер-султана, арестовано у него, Андреева, за показанную волошина сумму две буты монастырского вина, два воза с упряжью, да шесть волов, всего по цене будто на пятьсот рублей и более; а в письме от него, сераскер султана, к кошевому атаману с старшиною, с которого письма перевод при деле имеется, точно написано, что у оного кременчуцкого козака Андреева взято за триста таралей, т. е. за 300 левов, а сколько чего порознь и по какой цене, не показано; и в прошлом 1748 году июня 19-го дня оные челобитчик Андреев и ответчик Лазарев поданным мне доношением объявили, что они в том его, Андреева, иску, поговоря между собою, помирились и оной де ответчик обязался ему челобитчику заплатить деньгами четыреста рублев, и в том мировом доношении вышеписанное челобитчиково вино названо волоское, а не монастырское; а в прошлом же 1748 году июня в 20 день, в бытность их, челобитчика и ответчика, в Киеве, дал оной ответчик полковник Лазарев челобитчику козаку Андрееву добровольной облик, в котором написано, что должен он ответчик ему челобитчику деньги четыреста рублев, которые повинен отдать июля в 10-м числе того ж 1748 года, а ежели на тот срок оных денег не отдаст, то повинен уплатить за просрочку пятьсот рублев; да в росписке от него ответчика, ему, челобитчику, в нынешнем 1749 году Генваря в 14 день данной, написано: дал он, челобитчик, ему ответчику оную росписку в том, что принял он, челобитчик, от него, ответчика, должных денег двести девяносто рублев, а остается он, ответчик, еще ему должен двести десять рублев и повинен оные деньги отдать все сполна; а где оная росписка писана, того не показано, да и писана ни по какому обыкновению, ибо надлежало ему, челобитчику, в приеме тех денег дать ответчику росписку, а оному ответчику в достальных деньгах дать обыкновенной ему, челобитчику, облик; да в том же 1748 году Ноября 6-го числа оной же челобитчик козак Андреев поданным мне доношением объявил, якобы от него, ответчика Лазарева, получил в уплату только двести рублев, и о девяноста рублех в том его доношении умолчало; а ныне оной ответчик Лазарев поданным доношением представил, что заплатил он козаку Андреву деньгами 290 рублев, да лошадь в 30 р., итого 320 руб., да сверх того держал он Андреев его, Лазарева, в Кременчуке под караулом чрез восемь недель и взял у него Лазарева из принуждения росписку, будто повинен он, Лазарев, заплатить ему еще двести десять рублев, которых де денег более уже он, Лазарев, платить ему, Андрееву, не должен, для того что, как выше явствует, сверх той цены, что у него Андреева в Каушанах арестовано, переплатил ему, челобитчику, сто сорок рублев; а челобитчик Андреев поданным же [215] доношением требует, дабы по облику и еще 210 руб. сполна ему уплатить и сверх того за проторы и убытки удовольствовать; а кошевой атаман Яким Игнатович из старшиною присланным ко мне доношением представляет, чтоб от такого напрасного и весьма ложного иску оного Бугогардового полковника Лазарева избавить и к крайнему разорению и нищете не допустить и в достальных претендуемых двустах десяти рублях отказать; а вышепоманутой волошин Стефан, у которого ответчик Лазарев в Гарду вино арестовал, и ныне он волошин в Киеве сказкою показал, что заподлинно у Андреева в Каушанах арестовано вина и протчего на 300 левов, а не на 500 руб. и более; а чтоб заподлинно у него, челобитчика, на 500 руб. и более арестовано, того, кроме его челобитья, никакова свидетельства не имеется, — приказал: челобитчику, кременчуцкому жителю Андрееву, в достальных по его претенсии деньгах, а именно в 210 рублях, отказать, а велеть ему довольствоваться теми деньгами 320 рублями, которые от ответчика Лазарева уже и получил, для того что ему, просителю Андрееву, оного Лазарева под караулом собою держать и другой облик из принуждения вымогать не надлежало; да в тех же 210 рублях ста рублев он претендует за единую против первого облика просрочку, а не настоящих; да и для того, как выше явствует, сам в своих челобитьи и доношениях многую показал рознь и несходство и тем сам себя учинил к вероятию сумнительным; а хотя ответчик Лазарев вышеобъявленную росписку в платеж достальных денег и дал, однако ж, как видимо есть, оное последовало от держания его челобитчиком под караулом и с принуждения и для того как оную росписку, так и облик от него, челобитчика, отобрав отдать ответчику с роспискою и о том к кошевому атаману с старшиною для ведома предложить. [216] VI. 1751 г. дело об убийстве запорожскими козаками одного драгуна. 31-го декабря 1750 года дана была из Коллегии Иностранных Дел на имя гетмана Разумовского такая Высочайшая грамота: «Генерал и киевский генерал-губернатор Леонтьев от 9-го ноября сего года в Нашу Коллегию Иностранных Дел доносил по представлению к нему от обретаючогося в Запорожской Сечи при ландмилицкой команде пр. майора Головина, что прошедшего октября 20 числа войска запорожского Минского куреня козаки, собрався многолюдством человек с пятьдесят и больше, за час до вечера пришед умишленно на определенный в окружности караул, били стоящих на оном карауле часовых смертным боем и из них одного драгуна Орловского полку Гаврилу Давидова убили до смерти, которой по осмотру штаб-лекарем Сант Флебиным бою и ран погребен, а прочие того ж караула драгуны три человека от того их бою едва что живы находятся, и что из тех злодеев один Минского куреня Грицко Таранец, которой к тому смертному убийству приличен, сыскан и содержится при команде кошевого атамана Якима Игнатова под крепким караулом, a прочие сыскиваются, — и хотя от оного генерала Леонтьева к помянутому кошевому атаману с старшиною писано, чтоб о таком самовольном и умишленном на означенной караул нападении и смертном убийстве над помянутым Таранцем и над прочими впредь пойманнимы товарищи его накрепко изследовано и решение учинено было по их обыкновению непременно и непродолжительно; но понеже оной запорожской кошевой атаман со всем войском и с их кошем от Нас в ведомство ваше поручены и следовательно вы над ними главным командиром, того ради Всемилостивейше повелеваем вам к упомянутому кошевому от себя накрепко подтвердить, чтоб о вышеписанном, весьма Нам противном, происшествии и явно злодейском жестоком преступлении изследовать и винным достойное наказание, в образец другим ко отвращению и предупреждению подобных впредь продерзостей, учинено было непременно и без замедления». Гр. Разумовский послал по этому поводу 10-го генваря 1751 года ордер в Генеральную Войсковую Канцелярию, из которой и послан был соответствующий указ к кошевому атаману. В ответ на это от 15-го февраля кошевой Яким Игнатович репортовал, что — «хотя Его Превосходительство г. генерал-аншеф и киевский генерал-губернатор Леонтьев о вышеписанном драгуна Давидова смертном убийстве в Государственную Коллегию Иностранных Дел доношением и представил, [217] что яко бы приличившиеся к тому убийству Минского куреня козаки многолюдством, более пятидесяти человек, пришед умишленно на определенной в окружности караул, и били состоящих на оном карауле часових смертним боем, то онии козаки не Минского куреня и не в многолюдстве, но только два человек, един Минского, а другой Уманского и не на караул напали, но означенние драгуни, будучи в базаре и до пьяна напившися, на оних козаков нашедши, учинили вблизости караула и неподалеку базару с ними двомя человеки ссору и при той ссоре вышеявленного драгуна Давидова убито; за которое убийство те козаки Василь Лелеец да Грицько Таранец взяты были под караул и настояще в своих куренях содержались, точию с них оной Лелеец з своего куреня тайно неведомо куда бежал, а упомянутому Грицкове Таранцеве, за силу полученного мною з старшиною и товариством от Его Высокопревосходительства г. генерал-аншефа Леонтьева прошлого 1750 года ноября 22 дня ордера, по нашему войсковому обыкновению без всякие пощады жестокое киевое наказание при собрании обыкновенной войсковой сходки, в страх другим, дабы так легкомисленно чинить было неповадно, учинено, о чем того ж ноября 23 числа к оному г. генералу Леонтьеву от меня з старшиною и товариством за известие и репортовано, а за вышеупомянутым бежавшим Василием Лелейцем по его избегу хотя от меня накрепко было куренному атаману притверждено поиск чинить, которой приличными образы тем атаманом и сискиван, точию сискать, как атаман представляет, нигде, затем что и между войском запорожским оного бежавшего Лелейця нет, только з оставшегося в куреня по збегу его имущества денег три рубли взискано и вишереченному лантмилицкой команды майору Головину при известии для отдачи за убитого драгуна Гаврила Давидова священнику на помяновение отослани, котopиe и приняты. [218] VII. Три Высочайшия грамоты гетману графу Разумовскому и одно его доношение 1751 года по делам запорожским. Граф Разумовский, нося титул гетмана обоих сторон Днепра «и войск запорожских», желал фактически проявлять свою «вышнюю команду» над Запорожьем, почему и последовал особый Высочайший указ «о бытии войску запорожскому в его ведомстве». Но, как видно, трудно было определить пределы этого ведомства, так как в то же самое время Запорожье подчинено было и киевскому генерал-губернатору. Печатаемая ниже (1) Высочайшая грамота от 24-го июля свидетельствует о том недоразумении, какое возникло из этой, так сказать, неразмежеванности вышней команды над Запорожьем между гетманом и генерал-губернатором. Кошевой атаман получил от Войсковой Генеральной Канцелярии строгий выговор за то, что посылал свои репорты прямо генерал-губернатору, требуя его резолюций: ордером своим Войсковая Генеральная Канцелярия предписывала кошевому по всем делам сноситься с гетманом и от него лишь ожидать резолюций. Ордер этот, признанный «весьма продерзостным», и послужил поводом к отправке гетману упомянутой грамоты от 24 го июля. Доношение графа Разумовского от 22 октября (2) указывает на чисто канцелярское проявление «вышней команды» гетмана по отношению к Запорожью: гетман не скупился на строгие ордеры и крепчайшия подтверждения, которыми и «прилагал старание» упорядочить запорожские дела. Хотя «диспозиция» гетмана, его требование завести на Запорожьи строгую паспортную систему, именные списки по куреням и т. п., и были Высочайше «апробо-вани» (3), но на самом деле едва ли ей придавали серьезное значение, а потому грамотою 17-го декабря (4) указаны были ему более действительные меры против «воровства» гайдамак, находивших себе приют на Запорожьи: гетману предложено послать туда особые команды из [219] российских козаков, которые бы действовали там совместно с великороссийскими командами по охранению границ и в поисках и искоренении гайдамак. Копия с грамоты, отправленной из Коллегии Иностранных Дел к г. малоросийскому гетману графу К. Г. Разумовскому июля 24 дня 1751 года. С немалым удивлением мы уведомились, коим образом еще до прибытия вашего в Украину тамошняя Генеральная Войсковая Канцелярия в 19 день апреля сего году отправя указ войска запорожского к кошевому атаману Акиму Игнатову с репремондом, для чего он кошевой с товариством, за состоянием Нашего указу о бытии Войску Запорожскому в ведомстве вашем, о некоторых делах писал в Киевскую Губернскую Канцелярию требуя резолюции и, получая от той Канцелярии ордеры, на оные репортует, — учинила ему кошевому в том запрещение и дабы впредь от него о всяких войсковых делах и нуждах представляемо было прямо к вам, а до прибытия вашего в оную канцелярию, и чтоб он кошевой с старшиною имел в том предосторожность, ибо ежели cиe дойдет к знанию вашему, то де может принято быть за неудовольствие; и по сему происшествию от Нашего генерала и киевского генерал-губернатора Леонтьева от 3-го числа сего июля представлено сюда с тем, что ежели за нерепортованием к нему от оного кошевого в секретных и прочих важных делах что последует к упущению, того б напрасно на нем не взыскалось. И понеже такое от помянутой Генеральной Войсковой Канцелярии, без вашего ведома учиненное, кошевому атаману с старшиною запрещение с репримандом не токмо излишне, но и весьма предерзостно, потому что оной на такое определение и посылку указа собою поступить не надлежало, а сверх того по происшедшим делам уже видно было, что запорожцы и без такого поводу, чтоб они в Киев не репортовали, во многих нужных требованиях и по ордерам генерал-губернатора к действительному исполнению крайне медлительны и ослушны были, а сим запрещением они толь наипаче к тому поощрены будут, еже весьма непристойно, ибо вам довольно известно есть, что о запорожцах не одни внутренние, но многие и внешние дела имеются, и к Нашему киевскому генерал-губернатору, как от хана, так и из Польши всегда по оным отзывы и прочие важные пограничные происшествия бывают, он же, яко учрежденной пограничной командир, в должности находится всего того наблюдать, еже Всевысочайший Наш интерес требует; следовательно, хотя запорожцы и в главной вашей команде состоят, однако ж для показанных обстоятельств ему генералу никоим образом обойтиться не можно с кошевым атаманом по случающимся делам для лучшего оных успеха надлежащую переписку иметь и им в нужных случаях без потеряния времени от себя наставления подавать, а чтоб ему генералу по всем таким нужным и времени не терпящим делам наперед к вам или в Войсковую Канцелярию отписываться и чтоб запорожский атаман с товарищи обо всем же мимо его генерала к вам писали, и от вас бы или от Войсковой Канцелярии уже потом к нему генералу сообщаемо было, то вы сами понять можете, какое напрасное чрез то продолжение времени, и в нужном деле упущение учинится; того ради надлежит вам такие быть могущее затруднения ныне ж отвратить и вышеозначенное от Войсковой Канцелярии учиненное без вас определение и посланной к кошевому атаману [220] указ немедленно уничтожить и ему, кошевому атаману с старшиною, накрепко приказать, чтоб он обо всем потребном и что у них происходит будет частоупомянутого генерала Леонтьева по-прежнему репортовать и по его ордерам надлежащее исполнение неотложно чинил, а обо всем бы в те ж времена и к вам, яко главному командиру, доносил, и впрочем бы запорожцов в добром смотрении содержал, чтоб оные от своевольства весьма отвращены и частые к Нам на них от соседних народов жалобы конечно пресечены были; о сем последнем вы от себя и впредь не отлагаемое попечение возымеете, яко же Мы на вас в том по верной к Высочайшей Нашей службе ревности благонадежны, что вы к тому крайнее старание прилагать не оставите. Доношение гетмана графа Разумовского на Высочайшее имя от 22-го октября 1751 года. Вашего Императорского Величества верный подданный М. России обоих сторон Днепра и войск запорожских гетман челом бью. Высочайшей Вашего Императорского Величества грамотою, минувшего сентября от 30 сего году отпущенною, между иным, в подтверждение прежнего, повелено прилежное старание употребить, чтоб являющиеся гайдамаки вовсе искоренены и продолжающияся на них жалобы пресечены были, и яко де cиe дело не единовременное, но всегда таких плутов сыскивать и искоренять надлежит, для того и на будущее время учинить надежное определение, и как в самой Запорожской Сечи, так и в нижних Заднепровских и других в Малой России местах, откуда такие воры проясходят, учредить к сыску и искоренению их особливые команды при добрых и рачительных командирах, снабдя их достаточными служащими к тому ордеры, и чтоб на малороссийской народ, яко Вашего Императорского Величества подданных и послушных людей, нарекание воровства вовсе отнять и пресечь, старание иметь о том, дабы из них в таком воровстве никто более не объявлялся, и о таком учреждении Вашему Императорскому Величеству донесть, дабы сходные с тем и к великороссийским командирам указы Вашего Императорского Величества отправлены быть могли, и чрез то без сумнения надеяться можно, что такое воровство пресечется и добрым людям не одно нарекание, но и самое разорение и помешательство в торгах и в протчем опасность минуется, а кои де из таких гайдамак в М. России держатся и приговорены уже смертным и политическим казням, то об оных колодниках по прежнему учиненному уже генеральному определению в отсылке их с прочими в работу в Рогервин поступать. Во исполнение оной какие мною распоряжения воспоследовали, Вашему Императорскому Величеству нижайше доношу. К малороссийским полковникам строгими ордерами найкрепчайше подтверждено ко искоренению гайдамак и их сообщников всевозможные способы употреблять, по силе прежних многих о том им данных наставлениев, паче же к пресечению того шатаючихся где либо в тех полках безпашпортных и несведомых людей, не давая им нигде никакой пристани, зараз имать и, куда надлежит, на уряды представлять, и прочие все способы полезные к тому изыскивать и употреблять; и кои уже в оных полках имеются в содержании гайдамаки и об оных дела еще не решены, оные привесть во окончание крайним решением в силе малороссйских прав в самой скорости, и для того оным полковникам и старшинам полковым иметь сессии ежеденно, не точию по утрам, но временем и после полудня, для тех дел; и [221] которые из оных гайдамак, по силе малороссийских прав, приговорены будут смертной казни или политической смерти, с таковыми поступать будет по силе оного Вашего Императорского Величества повеления отсылною их на работу в Рогервин. В заднепрских же местах, еще до получения той Вашего Императорского Величества грамоты, ко пресечению тех же гайдамацких путей, поимки их самих и всеконечного иетребления поставлен кампанейский полк Павлов при командире асауле полковом, а ныне на перемену того другий полк командируется туда ж при настоящем полковнике кампанейском и с довольным наставлением о искоренении таковых гайдамак и употреблении удобвозможных мер по согласному сношению с имеющимися там же великороссийскими командирами и с их командами. Что ж принадлежит до запорожских козаков, то хотя к атаману их кошевому, старшине войсковой, куренным атаманам и всему войску ежечасто посылаемыми от меня предложениями накрепко подтверждается все те меры и способы им предпринимать, кои точию изобретены быть могут к наилучшему престережению и поимке являющихся злодеев гайдамак, и прошлого сентября от 21-го предложено ему кошевому посылать команды в потребные места для чинения поисков над собирающимися и бродящими гайдамацкими партиями; ныне же им все то найкрепчайше ж подтверждено с таким дополнением: 1-е дабы он, кошевой атаман, строгие от себя дал приказы всем атаманам куренным, чтоб из них всякой атаман в своем курене, сколько у него числится козаков, содержал именной список и, буде б кто вновь в оный курень приставать имел, в тот же именной список записывал бы и смотрел накрепко того, чтоб оные никуда из куреней без дозволения и отпуску его кошевого и атаманского и без обыкновенного пашпорта не отлучалися, а если кто собою без ведома командирского отлучаться будет, такового сыскав наказывать по тамошнему их войсковому обычаю безноблажно, дабы и другие видя то страх имели; 2-е ежели кому из Сечи Запорожской из какого куреня за каким промыслом и за необходимою правильною нуждою дастся дозволение и пашпорт, то в оном пашпорте писать именно, куда он и зачем отпущен, и назначать в том же пашпорте срок, смотря но его нужде и расстоянию места, дабы он более того сроку не медлил и нигде по местам непотребным не шатался и с непотребными и подозрительными людьми никакого сообщения не имел, но возвращался б в Сечь на положенной срок, неотменно; 3-е понеже запорожские козаки имеют свое жительство не в одной Сечи, но в зимовниках и пасеках и протчих местах в запорожских угодьях, а особливо над р. Бугом в Гарду и около оного по разным местам и уходам, однако все оные состоят под ведомом и командою атамана кошевого, старшины войсковой и атаманов куренных, для того и тех, где кто находится, такие ж ведомости именные кошевому атаману и при каждом курене атаману иметь, дабы по таким ведомостям ему кошевому с старшиною легко было, кого надобно, сыскать, и над оными поставленные от них командиры накрепко смотрели б, дабы без ведома их и дозволения, а паче без пашпортов никуда отнюдь не бродили; 4-е всегда определять с одной стороны от Сечи Запорожской, а с другой от Гарду довольные команды переменно с добрыми и надежными командирами и чинить разъезды денно и ночно к поимке шатающихся злодеев и своевольцев, и по поимке их следовать, и ежели они приличатся, что были в польской стороне для грабительств, оных отдавать имеющимся тамо великороссийским и малороссийским командам, а кои из запорожских козаков, хотя бы в польской стороне и не были, но что они [222] шатаются самовольно, таких отсылать в надлежащия, где кто ведом, команды для наказания по обыкновению Сечи Запорожской, и тем командам, для разъездов опре-деленным, как от Гарду, так от Сечи Запорожской, быть должно в разъездах всякой с своей стороны даже до тех мест, при коих состоять поставленные великороссийские команды и полк кампанейский и каждой команде при своих дистанциях там наипаче разъезжать и караулы держать, где им гайдамакам способной есть в польскую сторону переход; 5) как в Сечи Запорожской во всех куренях, так и в принадлежащих до оной зимовниках, пасеках, рыболовлях и других всех местах, строгие ж приказы дать, дабы волочаев и подозрительных людей в собрание свое отнюдь нигде ни явно, ни тайно не принимали и им никакой пристани не давали, а где какой сумнительной человек и с пожитками какими польскими или другими неведомыми вещми имел бы явиться, такового взяв под караул отсылали б к своим командирам; буде ж бы кто, не смотря на такое запрещение, таковых бродяг и злодеев передерживать и укрывать стал, таков и сам, яко сообщник тому ж наказанию, как и тот злодей подвержен быть должен. И чрез такие способы умножившееся злодейство и оттого не точие соседних держав людям, но и здешним подданным Вашего Императорского Величества происшедшее разорение вовсе пресечено и всякая добрым людям безопасность возстановлена быть могла, а на их войско запорожское более такова бесславия и пороков наносимо не было, и для того ж оному атаману кошевому и с старшиною войсковою не точию все предписанные повеления конечно исполнять, но и другия от себя возможные меры изыскивать, чтоб вконец такое злодейское гнездо истреблено было, найприлежнейше стараться и о всем том ко мне репортовать. Высочайшая грамота графу Разумовскому от 22-го ноября 1751 года. Учиненная от вас диспозиция о искоренении гайдамак, о которой Нам всеподданнейше доносили от 22 минувшего октября сего году, Всемилостивейше от Нас апробуется; и чтоб в Войске Запорожском по посланным о том от вас ордерам действительно исполнено было, вы на тамошней старшине, кошевом атамане с товарищи, взыскивать, к тому их принуждать и для подкрепления и из малороссийских команд кому надлежит оное поручать, дабы таким образом лучшее поправление в том быть могло, не оставите, и Мы на вас, по вашей верности и прилежанию, благонадежны и вновь чрез cиe вам рекомендуем. И понеже, как вам по сообщению от Нашего генерала Леонтьева и репортам из заднепрских мест известно, гайдамаки, наворовав в Польше и возвращаясь оттуда, проходят чрез границу не тайно и не обходя форпосты, но атакуя оные и супротивляясь, отправляемым для поиску над ними, командам, уезжают в Запорожскую Сечь и тамо скрываются, которых за многолюдством гайдамак и супротивлением обретающияся тамо команды удержать и переловить не в состоянии, как то и недавно на Петровоостровской дистанции учинено, что гайдамаки, разбив караул, проехали чрез границу силою и команды их не нагнали и они уехали в Запорожскую Сечь, о чем такожде от помянутого генерала Леонтьева сообщено ж и о приумножении на тую Петровоостровскую дистанцию на нужные фарпосты, где наиболее гайдамаки силою проезжают, доброконных и оруженных козаков требовано; чего ради по оному требованию приказать вам на тую Петровоостровскую дистанцию к ныне находящейся команде из малороссийских добровооруженных козаков приумножить, дабы гайдамаки [223] впредь чрез фарпосты проходить не могли и определить такое число, чтоб в состоянии были сильные гайдамацкие проходы предудерживать и толь наипаче оных до их воровских пристаней в запорожские места не допустить. Что же касается, по особливому вашему доношению от 22 октября, о насильственном взятьи поляками в нашей границе Бугогардового киштора с пятью человеки запорожскими козаки, из которых они киштора напоследи на пограничной комиссии комиссарам нашим отдани, а из козаков трех повесили, а двоих у себя удержали, то до получения оного, по репорту генерала Леонтьева, надлежащее представление о том при королевско польском дворе учинить и достойной сатисфакции требовать Нашему обретающемуся при нем полномочному министру дейст. тайн. сов. гр. Кейзерлингу, по посланному к нему об оном указу, велено, о чем и вновь к нему по получении вашего доношения подтверждено. Известно вам о имеющих у Наших запорожских козаков с татары обоюдных претензиях и в том жалобах, которые та и другая сторона, т. е. запорожцы и татары, только лживят, а противу улик оправдания толь мало предъявляется, что оные остаются не решенными и сумнительству и опасности из того дальностей подвержено, чтоб татары больше к обидам тем не были побуждены и не стали вымещать ни здешних правых бывающих у них людях; и для недопущения до того и чтоб той стороне к какому нареканию на здешнюю причины не оставалось, чрез cиe рекомендуется вам о совершенном прекращении тех прежних претензий и о воздержании запорожцов впредь от всех непозволенных поступков и продерзостей старание приложить и, каким бы образом удобнее оное учиниться могло и впредь для содержания пограничного покою и свободного и безобидного проезду и пребывания в обоих сторонах купечеству и иным добрым людям, так Наши запорожские козаки, как и татары, от воровства и обид воздержаны были, о том ваше разсуждение генералу Леонтьеву сообщить, чтоб он о том, что до татар касается, и к хану крымскому писать имел, в чем ему, по сношении с вами, поступить и равномерно стараться и указом Нашим подтверждено. Высочайшая грамота графу Разумовскому от 17-го декабря 1751 года. Вы уже сведомы по сообщению из Киева от Нашего генерала Леонтьева и по репортам из нижних заднепрских мест о гайдамаках, каким образом из оных некоторые при возвращении своем из Польши с воровскою добычею октября 30-го нынешнего 1751 года бывших за ними в погоне из обретающихся тамо Наших великороссийских и малороссийских команд военных людей не устрашились атаковать, и по оным, как самые злейшие неприятели, стрелять устремляясь к погублению всех, при чем от них драгун и козаков в смерть побито восемь человек, да переранены капитан, порутчик, сотник, драгун и козаков сорок шесть человек. Такая малослыханная подданных Наших и в Наших границах злодейственная продерзость и подобная изменникам поступка не токмо к восчувствованию, но и к крайнему Нашему сожалению о побитых и раненных от сих недостойных плутов добрых людях и верных слугах есть; и тех воров и их сообщников сыскать и все служащее к тому способы употребить неотменно потребно; и яко они все состоят из запорожских козаков и по учинении сего злодейства не инуда, но к своим, т. е к запорожским жилищам, к Гарду и Сечи ретировались и без [224] сумнения, тамо безопасно находятся, тако Мы вам, по имеющей вашей над Нашим войском запорожским главной команде, об оном Всевысочайше повелеваем, во Всемилостивейшей на вас надежде будучи, что вы, по должности и дознанной к службе Нашей ревности, усердное ваше в том старание возыметь не оставите, ибо вы сами довольно признать можете, что сыск и искоренение таких злодеев не по одному сему, но и кроме того, как известно по многому от них вне и внутрь границ Наших уже происшедшему и впредь еще ожидаемому воровству, для пресечения и недопущения паки до того оных таким нужным делом есть, что оттого пограничная спокойность, соседственных приятельских держав и собственных Наших подданных добрых людей безопасное пребывание каждого промыслу непомешательное отправление и с тем сопряженной Наш и государственной знатной интерес, о наблюдении чего во всякой возможности стараться надобно, зависит. Вам сообщаются при сем новые Нам от Порты Отоманской принесенные жалобы на запорожских козаков в их продерзостях к той стороне; а какое в Польше от них неописанное разорение чинится, то вам по прежним отсюда и от генерала Леонтьева сообщениям и по репортам от подчиненных вам малороссийской старшины довольно сведомо, и напоследи из недавно бывшей в Торговице пограничной комиссии ежели б к вам особо не писано, из доношения комиссарского здесь полученного при сем же прилагается экстракт; вы же и сами знаете о том, что по всем жалобам на них, сколько к запорожскому кошевому ни писано б было, кроме отговорок, сыску ничему нет и не будет, доколе они по их состоянию к тому приневолены не будут, хотя при разных случаях во многом Сечевые и Гардовые козаки и их старшины ополичиваются, но cиe ни во что себе вменяют. Все такие оных злодейственные поступки, без достойного на них взыскания остающиеся, к вящшему укоренению и распространению в них своевольства и воровства поводом суть, а напоследок и непоправимы быть могут, и умалчивая о том, что проезду от них никому не будет, по извыклой оных к воровству, разбоям и грабежам склонности, и в Наших малороссийских и других местах домы и местности тому ж от них подвержены будут. И что надлежит до соседственных областей, по многом терпении несносных чинимых, особливо в Польше, от таких плутов обид и разорений, не иного чего ожидать надобно, как токмо что тем принуждены будут такие меры принять, какие для Нашей стороны весьма нежелательны и в тягость, наипаче Нашим верным подданным и послушным малороссийским обывателям, яко пограничным, быть могут; ко упреждению чего для сокращения таких воров ничего оставить не надлежит, еже бы в действо произвесть возможно было, о чем вам в повторение прежнего вновь чрез cиe найлучшим образом рекомендуется и вы к тому по команде от Нас ауторизованы. По упомянутым от Порты на запорожцов жалобам приказат вам (кому сами лучше заблагоразсудите) неослабно исследовать и по справедливости на винных обиженным от них достойную сатисфакцию немедленно дать и о том от себя генерала Леонтьева для потребного ему об оном с турецкими командиры сношения надлежаще уведомить; тоже и по жалобам с польской стороны учинить, и тех гайдамаков, кои по имянам показаны и на коих оговор и иные доказательсвва имеются, и пограбленное ими в войске запорожском приказать неотложно сыскивать и, елико возможно, обиженным и разоренным от них тамошним обывателем достойную сатисфакцию доставлять стараться и самих воров и разбойников и смертноубийц, [225] подлежащих казни и публичному наказанию, для искоренения воровства в их местах не оставлять, но по прежнему указу в назначенное место отсылать. К преследованию и удержанию запорожцов от воровства учиненная от вас диспозиция (о которой вы от 22 октября сего году доносили Нам) изрядная и от Нас, как из осправленной к вам пред сим Нашей грамоты усмотрели, апробована, но по оной чтоб самым делом исполнено было, cиe предается вашему попечению и, на ком потребно, денежному взысканию, и Мы вам о том Всемилостивейше вновь подтверждаем. Сверх того по здешнему рассуждению необходимо, нужно быть видится, учинить следующее: 1-е, в заднепрских местах для сыску и искоренения гайдамаков из малороссийских козаков при надежном и искусном и способном к тому командире такую команду содержать, которая б в состоянии была гайдамацкое воровство всеконечно пресечь и их тайные и явные чрез границу перелазы вовсе удержать; 2-е для лучшего в том успеху небезпотребно в Гарде и в самой Сечи для присмотру, не меньше ж и ко вспоможению тамошней старшине, кошевому с товарищи, которые иногда и сами, по известному запорожцов своевольному состоянию, плутов боятся и сократить их не могут, иметь особливую из малороссийских козаков, хотя не излишно, однако ж достаточную, как того тамошнее запорожских козаков состояние необходимо требует, команду при надежном же и искусном командире; 3-е над теми командами смотрение и исправление сего дела, по близости запорожских мест, надлежит Миргородскому и Полтавскому полковникам обоим или одному, которому из них по вашему усмотрению за наилучше быть признаете, поручить, и оных и протчих, кого о чем надлежит вы обстоятельно ордеровать и инструировать обо всем, а к Нам для известия надлежаще донесть имеете. Копия с доношения надв. сов. Обрескова в Коллегию Иностранных Дел из Константинополя от 21-го сентября 1751 года. (Приложение к грамоте 17-го Декабря). По Всевысочайшему Ея Императорского Величества указу из Государственной Коллегии Иностранных Дел ко мне присланному о претензиях запорожских козаков на татар я Порте письменно и словесно представлял и надлежащего во оных поправления требовал, изъясня со обличением, что хан крымской по безпрестанным генерала Леонтьева жалобам никакого удовольствия не делает и тем не малой повод татарам к наглостям подает, показав перечнем, сколько по полюбовной сделке в 1749 году по апрель месяц нынешнего году козаков побито, ранено и в полон забрано, такожде насколько их имущества заграблено и из присланной при указе копии с реестров сделав экстракт приложил. Реиз-эфендий, приняв записку с экстрактом и выслушав словесное изъяснение, сказал, что к хану пошлется строгий указ о доставлении сатисфакции по запорожским жалобам и чтоб он о том с генералом Леонтьевым снесся, дав при том копию с содержания письма хана крымского о жалобах на запорожцов, (что хан напредь сего писал к генералу Леонтьеву о доставлении удовольствия в похищении некоторых имуществ запорожскими козаками в урочище называемом Бру, на что генерал Леонтьев ответствовал, что к кошевому письмо о доставлении в том полного удовольствия, да и кошевой сам писал к наместнику Перекопскому, что он уже повеление имеет в том удовольствовать и чтоб он наместник сам приехал [226] для точной сделки, почему оный наместник от него, хана в Сечь и посылан был, но вместо какого удовольствия кошевой во всем отрекся, что он от генерала на то никакого указа не имеет, даже до того, что якобы и к нему, наместнику, никогда не писывал, а между тем, как наместник Перекопский в Сечи был, разграблены и побиты вновь трое купцов, а четвертый раненный спасся, ехавшие с товарами в Могилев, и по довольном изыскании след привел оного грабежа к козакам, и сколько раз в таких случаях к генералу киевскому ни посылается, он ответствует, что к кошевому указ послан, сей последний не получением отговаривается и во всех козацких наглостях, как бы они явны ни были, отрицается и, их защищая, ни мало от продерзостей не воздерживает, а в заключение просит, чтоб Порта представила российскому резиденту и оный бы двору своему донес, дабы от оного повелено было от подобных озорничеств и наглостей козаков воздерживать) и в то же время просил, чтобы Высочайшему Ея Императорского Величества двору представил, дабы подтвердительные указы к помянутому генералу посланы были, дабы он с ханом крымским сносился и непорядки поправлял, а от Порты непременно на сих днях указ к хану пошлется. После того реиз-эфендий, призвав переводчика Пиния, объявил ему, что по требованиям моим сего дни де к хану нарочный с достаточным указом и с включением моей записки такожде и реестра посылается, и уповательно де, что во всем по желанию поправление сделано будет, рекомендуя при том, дабы по содержанию ханских писем и киевскому губернатору повелено было с ним ханом сноситься и взаимное поправление делать, с чем и отпустил Пиния, который сам в Канцелярии видел, что того ж числа курьер с тем к хану отправлен. С помянутого содержания я при нынешнем отпуске к г. генералу Леонтьеву копию с переводом посылаю, уведомляя, что хану велено по запорожским жалобам с ним снестись, и представляя при том надобность посылки к хану для требования, по силе указов Порты, удовольствия. [227] VIII. Жалобы запорожцев на учрежденные в Гарду драгунских и компанейских полков караулы (1752 г.). В «Материалах для истории южнорусского края», помещенных в XIV т. «3аписок Одесского Общества Истории и Древностей», напечатано несколько документов (см. гл. XX) из переписки об учреждении в Гарду драгунского караула, имевшего своею задачей преследование гайдамацких шаек. Это учреждение было встречено запорожцами с большим неудовольствием и очень скоро вызвало враждебные столкновения между Гардовым полковником и командирами караулов, что и побуждало кошевого атамана обращаться с просьбой к гетману Розумовскому и киевскому генерал-губернатору о том, чтобы караулы эти были сведены. Дополнением к напечатанным служат помещаемые ниже два документа, указывающие именно же те обиды, какие причиняли эти караулы Гардовому полковнику и козакам. а. Доношение кошевого атамана Якима Игнатовича Киевскому генерал-губернатору Леонтьеву от 6-го июля 1752 г. В прошедшом месяце Мае Его Ясновельможный высокоповелительный г. генерал гетман сиятельнейший граф Разумовский ордером мне з войском во известие предложил, что драгунские и малороссийские команды для искоренения воров имеют до Гарду прибыть; а сего Июня 3-го дня полковник от Коша в Гарду обретаючийся Михайло Рогуля репортами мне представил, яко той команды драгунские и компанейские полки прибыли и по разных около Гарду местах стоят, и тех полков командиры ему полковнику и козакам, с ним у Гарду находящимся, немалые обиды делают, а именно: полковник второго компанейского полку Василь Чеснок, занятый на рыбу козаками гард в Богу, на свою команду отнимает, козаков на рыбной добычи бодаючихся берет и без всякой винности киевым боем допрашивает, да капитан князь Волоконский священника Гардового ругал и не велел без его приказу литургисать [228] церковного служения, а в острове, где церковь, кухни свои поучреждал, рыбы в Богу ловить не допускает, приезжаючих за торговлею в Гард купеческих людей обижает здырствами взятков и разбои от команды своей оказывает; и чрез то он, Гардовый полковник, и с командою своею несносную имеет де обиду и просил моего из войском рассмотрения. А 4-го ж числа сего июня репортом команды его полковника атаман Гардавый Иванко Колниболотский мне чрез нарочного донес, что уже полковника реченного Рогулю прописанные команды, забивши в ручные и ножные кандалы, отправили в Архангельский городок к команде высшей за причину ту, что при атаковании сорока человек разбойников он полковник не мог их з острова достать и они степом волоским выперся ушли, с тех же команд гнаться за ними от командиров предъявленних капитана Волоконского и протчих, хотя он полковник Рогуля у них требовал, команды не дано; с которого репорта в высокое Вашего Высокопревосходительства разсмотрение прилагая копию, нижайше прошу о нечинении вышпрописанных обид и освобождение взятого полковника к кому надлежит высокоповелительное предложение учинить, дабы войско запорожское Низовое таких обид и разорений не поносило, и что воспоследует, высокомилостивою резолюциею мене снабдить не оставит. б. Репорт атамана Иванка Колниболотского кошевому атаману. Прошлого Мая 29 дня по команди бывшего в Гарду капитана князя Сергея Федоровича Волоконского стоящий в Мишинской (?) дистанции г. порутчик Шрейдер репортом объявил капитану С. Волоконскому, яко сего числа сверху по Синюхи реки на пяти человек рыбалок пятьдесят человек гайдамак приплыв от волоского степу на сю сторону, у рыбалок забрали рыбу, хлеб и курень сожгли и отъехали в Кодымовой остров; от которого капитана у полковника нашего письменно требовано найсамих лучших козаков пятнадцать человек для поимки оных злодеев, по какому его капитана требованию того ж числа полковник, взяв с собою 15 человек добрых и оруженных козаков, команды его ж капитана С. Волоконского двадцать человек, и за прибытием туда, где оные злодеи себе укрывалище имели, на устье Кодимы в острове Кодимовом, усмотрел, что многое число гайдамак, нарочного от себе козака послал с перначем к вышеупомянутому Волоконскому в Гард, дабы атаман с козаками его и капитан с своею командою как скоро следовал в вспомоществование волоским степом за гайдамаками; которой капитан князь С. Волоконский словесно отказал атаману: нам де в чужу границу никуда ехать указу не имеется, и команде своей и нашей остальной в Гарду ехать же не позволил; 30-го ж числа Мая вышеписанных злодеев в острове с командою драгунских полков поступаясь как с неприятельни хотели взять полковник от волоского степу с своею и великороссийскою командою, которая в Мишинской дистанции имелось, а другие драгунские полки от российской границы на каюках к ним гайдамакам с ружьями приступ имели, которые гайдамаки из того острова трех драгун и ранили, помянутый же порутчик Шрейдер и вторый репорт к капитану С. Волоконскому девятого часа дни чтобы з атаманом и козаками и с своею командою как найскорейше спешили в помощь и пятого часа ночи против 31-го дня Мая драгунской команды и компанейских полков козаки командиры их по три человека, ступеней на двадцать караул от караула, по три человек около того острова, драгун, кумпанеец и наш козак, учредили, компанейский же сотник третей сотни будто яко бы для осторожности не [229] выпустить з острова гайдамак, поставил над собою шесть человек караульных, а сам спать ляг, вышеписанные ж гайдамаки, как выше писано, против 31 дня Мая ночью на волоской степ на випер и пойшли, полковник же наш Гордовой с командою своею упыныть не мог и 31 дня наш полковник тясмою за ними гайдамаками в погоню просил великороссийской и компанейских полков команды в помощь; полковник компанейский Чеснок и драгунских полков командиры в чужу граныцю в погоню ехать не похотели и за то, что он, наш полковник, вышеписанных злодеев за несильностию своею упустил з острова, причитая его полковника за изменника, взяли под крепкий караул, забивши в ручные и ножные кандалы, и повезли к штабу в Архангел город; на которых тамо состоящих офицеров за их такие поступки Вашей панской вельможности и всего войска запорожского просим по команде представить, где надлежит, о чем Вашей Панской Вельможности с покорностью моею репорту я и в рассмотрение милостивого приказа ожидать имею. На подлинном подпис таков: Вашей панской вельможности и всему войску запорожскому Низовому всегдашний слуга, стоящий в Гардовой дистанции атаман Иванко Колнибалоцкий с товариством. [230] IX. Из репортов кошевого атамана 1752 г. к Киевскому генерал-губернатору. Репорт кошевого атамана Якима Игнатовича от 7-го Апреля: «Каково экстроважное известие чрез
нарочно посланных для проведывания о тамошних
обращениях из Коша, в силе Вашего
Высокопревосходительства ордера, в турецкую
сторону в г. Очаков полковника Игнатовича, асаула
Семена Меховича и писаря Василя Тарана сего
числа получено, об оной з данного от их в
войсковую канцелярию письменного доезда верная
копия в высокое Ваше Высокопревосходительство
рассмотрение при сем посылается. И что в оном
между прочим нужнейшое дело о ушедших з стану
сегобочного в турецкую сторону и пошедших з
ордою Белогородскою и Бучацкою на Черкесы до 400
человек воровской компании, бывшей на сражении 1752 г. Апреля 7 дня посыланные из Коши в г. Очаков Игнатович полковник, асаул Семен Мехович да писарь Василь Таран доездом нижеследующее в войсковой запорожской канцелярии показали: По отправлении их из Коша прошедшего Февраля 16 дня, в Очаков прибывши того ж Февраля 28 числа, в них имевшеесь письмо г. генерал аншефа Леонтьева очаковскому сераскер-паше вручили и были там до принятия ответов Марта по 30-е число. Будучи ж тамо от купечества и козаков запорожских, в Очакове торгами бадаючихся, известились: первое, — ногайские татаре те, которие Кинбурских купцов турок и армян при Кинбуре порезали, за яких претенция на Войску Запорожскому возыскуется, в Очакове за караулом; второе, — Кримская, Белогородская и Очаковская орда и при них воров запорожцов российских людей до 400 человек з степу сегобочного перебравшись в турецкую сторону пойшлы на Черкесы для войны, между которыми запорозцами все бывшие при ватогу Кудиму в Польше на разграблении и сражении против российской команды, и прочие злоделатели; [231] третее, — польской области Совранские обыватели хватая в своих полских местах жены и дети привозятъ ночьу в Очаков и татарам очаковским продают, а татаре взаимообразно лошади у ногайских татар воруют и тем совранцам продают, за какие лошади на Войску Запорожском претензия от ногайцов происходить; четвертое, — пропалые крымского хана лошади, искуемые на запорозцах, татарами ему хану подведенни и в сиску все имеются; пятое, — за попаление в Очакове избы следовала претензия на запорожскую ж сторону, то и оное явилось, что их же очаковским жителем арменином учинено, которий при них и за караул взят; шестое, — полских людей следуючих до Очакова на Кодиме за р. Богом разграблено, то и тая претензия искана на Войску Запорожском, а там в Очакове заподлинно известно, что вышеписанные Савранские обыватели тех полских людей разбили и имущество их забрали. Больше же сего нигде ничего не слыхали в не видали (Такой же репорт кошевого к гетману отправлен был при письме генерал-губернатора из Киева чрез нарочного рейтара. Уведомляя Леонтьева о получении, гетман выражал удивление, что пакет «так долговременно от 14 дня Апреля до сего Мая 5 дня чрез 20 дней и чрез нарочного рейтора везен, о чем соблаговолите Ваше Высокопревосходительство приказать исследовать и кто в том виною, наказать и без известия мене не оставить»). Сказка запорожского козака Ивана Коломиеца, полученная 19-го Августа 1752 г. при репорте кошевого атамана Павла Иванова. «Я нижеименованный дал сию сказку в Кош Войска Запорожского Низового в том, что, будучи я в прошедшом месяце июне в первих числех в г. Козлеве, видел поднимание с того города и повожение в г. Перекоп пушки четыре болшие ломовие, под каждою шло 16 пар волов, да четыре меншие, под каждою шло по 10 пар волов, и оные в вышеписанной г. Перекоп того ж июня пред Петровим днем припроважени и поставлени слевой стороны нового Перекопа от моря на роскатах; да чрез все нинешное лето по р. Сивашу от Перекопу за две версты, взяв от моря за три версты по мелким местам по берегу и рвам, проробленним водою, пали дубовие бито в землю, чтоб не можно к городу приступа учинить, а где были около Перекопа курганы, оные раскопано, также маленькие балки и долины позаровнивано. Про намерение же и предприятие ничего в крымских городах я не слыхал и cиe в самую сущую правду по присяжной моей должности донес». Годяц. п. с. Липовой долины знач. тов. Федор Коловский, ездивший в Крым по торговым делам, показал (и показание это обошло все «команды»), что 22-го Августа прибыл крымский хан с одним солтаном и не малым числом войска в Перекоп, и от тамошних жильцов слышал он, яко до сорока тысяч пришло с ханом орды, а провианту де вельно заготовить всем з домов своих на 20 дней. Текст воспроизведен по изданию: Материалы по истории Запорожья и пограничных отношений (1743-1767 г.) // Записки Одесского общества истории и древностей, Том XVI. 1893
|