МАЗЕПА И МЕНШИКОВ

Новые материалы

Печатаемая статья не имеет целью дать исчерпывающую историю взаимоотношений между Меншиковым и Мазепой. Ее задача очень скромная - познакомить читателей журнала с теми документами, которые сохранились в бумагах Меншикова.

Первоисточники истории Украины, в частности за годы гетманства Мазепы и, особенно за последние годы перед его изменой, опубликованы давно и в достаточном количестве. Однако и в этой области есть заметный пробел: скудость, почти полное отсутствие в печати первоисточников, выясняющих сношения Меншикова с Мазепой. Что они писали письма друг другу, - это сомнению не подлежит, но печать этих писем не знает. Возможно, что письма Меншикова к Мазепе погибли вместе с их владельцем. Письма Мазепы к Меншикову, очевидно, остались в семье Меншикова, так как среди опубликованных документов, сохранившихся в бывших архивах Государственного совета (в Ленинграде) и Министерства иностранных дел (в Москве), их нет. Что же касается до письменного наследства Меншикова, оставшегося в руках его наследников, то судьба его та же, что и судьба всех прочих частных наследств: оно раздробилось между наследниками, обветшало, а частью и совершенно сгнило и, в конце концов, распродано на пуды старьевщикам.

В конце XIX века в Москве хорошо знали двух дочерей последнего Меншикова, известного по Крымской войне. Одна из них носила фамилию Медокс и проживала в собственном доме на Малой Дмитровке; другая, Анна Ивановна Корейша, проживала в своем доме на Пречистенке, где теперь помещается Толстовский музей. В этот дом свезено было все малоценное имущество из собственного дома Меншиковых на Большой Якиманке. В число малоценного имущества были включены и бумаги. Повидимому, их размещали на чердаках, где они гнили под протекавшими крышами.

В самом конце XIX века, когда скончалась А. И. Корейша, дом ее купил московский городской голова М. В. Челноков. Наследникам Анны Ивановны пришлось ликвидировать остатки меншиковского наследства, в том числе и старинные книги и бумаги. И вот из ворот челноковского дома потянулись ломовые подводы со всякой рухлядью и с большими связками книг и бумаг. Это были подводы московских букинистов, скупивших на пуды за бесценок имущество, ставшее ненужным и обременительным для владельцев. Когда книги и бумаги свезены, были в лавки и подвалы букинистов, на них налетели любители и коллекционеры и выбрали из них все, что каждый из них считал наиболее ценным.

В конце концов, маленькая часть меншиковского письменного наследства поступила в Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Та часть этого поступления, которая представляет собою письма Мазепы и письма других лиц к Меншикову о событиях 1708 года на Украине, печатается ниже. Ввиду того интереса, какой имеют не только содержание, но и язык и стиль этих документов, мы печатаем их с буквальной точностью.

Наступил 1708 год.

1

Уже двадцать лет Мазепа гетманствовал на Украине, и за этот срок он успел приобрести полное доверие московского правительства. Молодой царь Петр I полюбил его и считал его своим искренним, безгранично преданным слугою. А Мазепа со своей стороны принимал все меры, чтобы подогревать у царя эти чувства доверия и любви. Излюбленными приемами Мазепы в этом деле были лесть и угодничество перед московскими временщиками. Еще в первый приезд в Москву, когда не по своей воле Мазепа оказался на допросе в Малороссийском приказе, которым тогда наведывал знаменитый боярин Артамон Сергеевич Матвеев, будущий гетман сумел понравиться всесильному боярину, был допущен на поклон царю Алексею Михайловичу и поехал из Москвы с почетными поручениями. В чине генерального есаула Мазепа еще несколько раз бывал в Москве. Заметив, что в правление Софьи вся власть находилась в руках князя Василия Голицына, ее любимца, Мазепа ловко подделался к этому временщику и сумел так расположить его к себе, что Голицын настоял на [73] избрании Мазепы гетманом после Самойловича (1687 год).

Шляхетское происхождение, польское образование, воспитание при дворе польского короля дали возможность Мазепе блеснуть в Москве и своей образованностью и любезностью в обращении.

Благоприятным для Мазепы было в Москве то обстоятельство, что все временщики преклонялись перед западным просвещением, носителей его всячески приближали к себе и баловали безмерно. Сама судьба, казалось, была на стороне Мазепы и в дальнейшем: случайно приехав в Москву в 1689 году, он стал очевидцем переворота. Правление Софьи кончилось, Голицын был отправлен в ссылку, всю власть взял в свои руки молодой царь Петр I. Быстро порвав связи с прежним правительством, Мазепа примкнул к новому и, чтобы заручиться его расположением, пустил в ход свои испытанные средства.

Прежде всего, Мазепа успел подделаться к Петру. Царь полюбил Мазепу, и между ними надолго установились самые дружеские отношения. Друзья засыпали друг друга подарками. Мазепа отправлял Петру дичь своей охоты, лосей, серн, а из своих садов - дули, яблоки, вишни. Для царского стола в Москве все эти яства были редкостью. В свою очередь Петр посылал Мазепе разные гостинцы из произведений северной природы и живую рыбу из Невы и Ладожского озера. Когда Мазепа приезжал в Москву, царь принимал его, по словам Мазепы, "з великим уконтентованием".

Мазепа не только льстил и угодничал перед царем. Гетман оказал Петру немало услуг и под Азовом, и у Коломака, и против шведов и поляков. Петр так полюбил гетмана и так доверился его преданности, что не придавал никакого значения многочисленным предостережениям, которые шли непрерывной чередой за двадцать лет гетманства Мазепы. Царь, в конце концов, перестал принимать доносы и направлял их вместе с доносчиками в распоряжение Мазепы.

Пользуясь неограниченным доверием Петра и его дружеским расположением, Мазепа не упускал случая подделаться и к новому временщику, Александру Даниловичу Меншикову. Каждое письмо его было переполнено самыми льстивыми обращениями, самыми изысканными выражениями услужливости и покорности. Помня о происхождении Меншикова, гордясь своим панством перед временщиком-плебеем и обижаясь в то же время за свое подчиненное положение в отношении к Меншикову, Мазепа полагал каскадом лести скрыть свои истинные намерения, расположить к себе честолюбивого Меншикова, отвести от себя всякую возможность подозрений и недоверия. Одним из средств залезть в дружбу были подарки. 10 января 1708 года, посылая Меншикову дичь своей охоты, Мазепа высокопарно писал:

"Светлейший Римского и Российского государств Ижерский князь господине господине мой любезнейший брате

Рад бым вседушно як найболшим зверинним вашой светлости прислужитися половом, но понеже оного за неспособною зимою много не явилося, убо сколко могло сыскатися посылаю на кухню вашой светлости. А який звер и сколко оного и сколко оного до вашой светлости посылается, о том ваша светлость з росписе известен будет. Что все прошу вашой светлости благодарне припяти, во здравие кушати и мене в непременной своей братерской и благодетелской сохраняти любве и ласце, которим себе навсегда вручаю и есмь.

вашой светлости всего добра щире зычливый

Брат и слуга

Иван Мазепа гетман

рукою власною

З Батурина Генвара 10 д.

Року 1708".

Невольно рождается вопрос: чем вызывалась эта льстивая напыщенность писем Мазепы? Почему Мазепа день ото дня все сильнее заискивал перед Меншиковым? Зачем Мазепе нужно было держать на своей стороне всесильного Меншикова, когда у царя Петра положение самого Мазепы было неуязвимым, не оставлявшим желать ничего лучшего? Ведь еще так недавно Мазепа в сношениях с Меншиковым умел [74] держать себя с достоинством, как равный. Его письма к Меншикову содержали деловые сообщения, не выходившие из круга дел, подведомственных непосредственно Мазепе. И Мазепа находил язык, на котором он, гетман, кавалер Андрея Первозванного, обласканный царем, разговаривал с Меншиковым, не унижая себя и не превознося без меры "брата" и "приятеля". Вот письмо Мазепы от 9 ноября "к его сиятельству князю губернатору Александру Даниловичу Меншикову из Обозу":

"Государь мой и любезный брат Александр Данилович

Каковы сегодня получил от Димитрия Максимовича, писаря полкового Нежинского, с его царского пресветлого величества думным дьяком, комисаром межевым, Емельяном Украинцовым на комиссии лист с ведомостью о комисиалном деле, до меня писанном, тойт наскоро для ведома великому государю нашему до его ж монаршого двора посылаю.

При сем же вашей велможности об'являю, ибо, пришедши ку Гродлу, над рекою Бугом будучему, и распорядивши войска реименту моего на зимовые квартеры в воеводстве Вельском, в земле Хелмской, велми в пустых, не толко копским кормом, сеном и соломою, но и хлебом в скудных местах, как пред сим чрез есаула моего генерального Ивана Скоропадского и Клима Долгоналоза до вашей велможности писал; сам по указу великого государя пойду ку Добнове.

При том неотменно братерской вашой велможности вручаю мя приязни и ласке; писан в обозе.

вашей велможности всего добра

желательный приятель

Гетман Мазепа".

Так писал Мазепа еще в 1707 году. С приближением, а особенно с наступлением следующего года и тон и язык писем Мазепы резко меняются. Заискивающий тон усиливается от письма к письму и то и дело переходит в хвалебный по отношению к адресату и непомерно умаляющий достоинство корреспондента. Услужливость выдвигается на главное место. Таковы услуги по пересылке иерусалимских подарков. Особенно выхваляются мужество и военная мудрость Меншикова. Меншиков уже начал бить шведов, и Мазепа торопится наобещать ему дальнейших успехов. Мазепа пишет:

"Светлейший и превосходителнейший Римского и Российского государств Ижерский князь господине господине и любезнейший мой брате.

Получя с достойною обсервацией благоприятнейшее вашой светлости от 18 Генваря з Дзенцол до мене ординованое писание, возрадовахся сердечне прочетши в нем известие о благом здравия вашой светлости состоянии, о котором слышать найболшое имею желание. А понеже ваша светлость неустрашимым кавалерским мужеством предуготовляет себе к воинскому действию, убо истинным усердием желаю, да бог крепкий и сильный в бранех укрепит руце вашой светлости на брань противу вражней силы, и дарует оружию помазанника своего, его царского величества, всемилостивейшего моего государя, ко одолению неприятельской потенции, щасте и торжественную победу.

При сем пребываю навсегда вашой светлости всех благ истинне желаючи приятель

брат и слуга

Иван Мазепа гетман [75]

рукою власною

З Батурина Генваря 30 д.

Аn 1708".

"Писал до мене сиятелнейший его милость господин Гаврило Иванович Головкин, его царского величества верховный комнатный и кавалер, дабы я вещи от святейшего патриархи Иерусалимского, так его царскому величеству, всемилостивейшему моему государю, и его величеству государю царевичу, яко и вашей светлости, присланные, нынешним зимным путем посылал до Минска, по яком писании все тые вещи посылаю, а что з тых вещей надлежит особе вашей светлости, и того роение по греческу, а з греческого нашим диалектом переведеная в сем же листе заключенная".

Мазепа выше меры превозносит военные таланты и успехи своего корреспондента. Мазепа в восторге от успехов царского войска и сулит врагу окончательную гибель. Мазепа всемерно подчеркивает свою преданность Петру, хотя в таких уверениях, настойчивых и усиленных, не было никакой нужды. Ни царь, ни его окружение не сомневались в верности Мазепы и в его ревностных стараниях на пользу русского войска и русского царя. Тем не менее, Мазепа продолжал свое ласкательство перед Меншиковым и свои уверения в преданности.

26 февраля Мазепа писал Меншикову: "Светлейший и превосходителнейший Римского и Российского государств Ижерский князь господине господине любезный мой брате и особливый благодетелю.

Получил я с нарочным куриером моим почтеннейшее вашой княжой светлости от 13 Февраля из местечка Плещениц до мене ординованое писание, в котором як много слов, толико не постыдных, истинной и нелицемерной вашой княжой светлости любве знамений вычитав, благодарствую попремногу вашой княжой светлости, что по кавалерском своем обещанию не применяет к мне никогда братолюбной своей милости, яко я до кончины жития моего, аще и краткого, усердный есмь спискатель.

О благом вашой княжой светлости и всей его царского величества армеи состоянии известясь с листа вашой княжой светлости, радуюся сердечне и верным моим желанием желаю, да бог крепкий во бранех, лев сый из колена иудова, дарует и послед оружию помазанника своего, его царского величества, всемилостивейшего нашего всероссийского императора, непреодоленную крепость и щастье, и да пособит силою своею ко попранию огнедышущаго шведскаго лва, а вашу княжую светлость к предлежащему подвигу военному да укрепит и да осенит над главою вашей княжой светлости в день брани.

Я отсюду ко извещению вашой княжой светлости ничого болш кроме того не имею, токмо что здесь в Хвастове по указу его царского величества, всемилостивейшего моего царя и государя, с войсками рейменту моего стою во всякой к отпору неприятелеви готовности, и по указу его монаршем, в нынешних конюнктурах военных зношусь взаимными корреспонденциями с господином Сенявским, гетманом великим коронным, который прежде до мене писал, чтоб я посылал до великой Полщи 3000 выборного войска в суккурс польскому войску под коменду его ж гетманскую, а тепер пишет требуя 6000 войска туда ж до великой Полщи. Я убо незнаю и сам, яким образом желание его исполнити, понеже на тое не имею от его царского величества, всемилостивейшего моего государя, указу, чтоб ему гетману партиями войско реименту моего давать, а до того в нынешнее бездороже и великую безкормицу в так далекую сторону, а еще и под комменду ляцкую посылать бы и опасно.

Сие вашой княжой светлости обявив, пребываю навсегда.

вашой княжой светлости истинно желательный приятель

брат и слуга

Иван Мазепа гетман

рукою власною.

Из Хвастова февраля 26 року 1708".

2

Всячески стараясь убедить Меншикова, а через него, конечно, и Петра в полной своей готовности служить своему государю безоговорочно и тотчас исполнять его распоряжения и все пожелания и указания Меншикова, Мазепа очень осторожно выдвигает внешние препятствия к их выполнению: он сам якобы всегда готов служить всеми способами и выполнять любое распоряжение, но он ничего не может поделать с препятствиями, которые мешают ему выполнить царскую волю или указания Меншикова. Что он может поделать с отсутствием конских кормов?

Чтобы окончательно убедить царя в своей верности и неподкупности, Мазепа посылает ему (и извещает об этом Меншикова) "пашквилный и прелестный лист", очевидно, с предложениями об измене, полученный им от поляков. Мазепа посылает успокоительные сообщения о состоянии южных границ: черкесы помирились с крымским ханом, а в Турции наступают внутренние затруднения в связи с ожидаемой смертью султана. На польской [76] границе междоусобие раз'единяет силы поляков. Помощи от султана Польше придется ожидать долго. Впрочем, обо всех изменениях в международном положении Мазепа обещает своевременно сообщать. Он пишет:

"Светлейший и высочайший Римского и Российского государств Ижерский князь, господине, господине, любезный мой брате и особливый благодетель.

Посылая до двора его царского величества с писмами нужными нарочного моего куриера, приказал ему вступить и до вашой княжой светлости, через которого сим моим писанием, по обыклой моей братолюбной должности, почтеннейшую вашей княжой светлости особу венерую, желая на нынешней кампании щасливого, одолетельного, торжественного и врагом страшного вашой княжой светлости поведения.

О себе извествую вашой княжой светлости, что, по повелению и совету его оставя восприятый ку Полще марш, возвращаюся воспять ку Киеву и, не доходя самого Киева,... (Часть листа сгнила и утрачена, как и в других местах, отмеченных многоточиям) стоять в близости на приличных местах для лучшего в конских кормах доволства, о которые там под Киевом труд...

Чтоже надлежит до коммуникации публичных действии, и о тых доношу вашой княжой светлости.

Кухмистра коронного, а у противной стороны маршалка надворного, прозываемого Тарла, по указу Порты, Сераскер наша на сих днях отправил ни з чим. Токмо в добрый "приятели, у Бендери пребывающий, разсуждают, что не без секрету и не без причины меет быть, что его Тарла перш отправлено и отпускало без суккурсу, а потом велено для чого с удержатца. И теперь отежджает он з Бендеру до Сороки такожде без суккурсу. Где если удержитца, или уже в свой путь поедет, о том подлинно невозможно еще ведать. Тот же Тарло який до мене з Бендеру писал пашквилный и прелестный лист, послал я оный до двору его царского величества для ведома, о котором... безизвестен ваша княжая светлость будешь.

Хан Кримский от походу своего, который с всеми ордами кримскими и белагородскими восприял был на Черкесы, для унятия бунтов тамошних и для одобраня обыклой себе оттуду дани, по указу солтана Турского возвратился воспять, понеже Черкесы, проведав о том его ханском походе и выбрав наилучших девок и хлопцев, послали оных до солтана с чолобитьем, прося милости, чтоб им теперь, когда приняли веру бесурманскую, хану дани не давать, которую алкоран Махометов от биссурман брать возбраняет. И по тому их Черкесов челомбитию посылал солтан Капичи нашу з ферманом до хана, чтоб воспять возвратился, что и собылося.

О солтану Турецком подтверждаетца, что велми болен на оспу и близкий есть врат смертных, который еслибы мел... той болезни умерть, то надеются у Порты великого впутренн... смущения, междоусобной брани и кровопролития.

От Полщи многими подлинными ведомостей подтверждаетца, что Станислав, з частию войска шведского, з войсками Литовскими и инных своих партизаитов, идет от Литвы просто на Волынь.

Гетманы коронный еще повидимому колликгации з царским величеством постоянно держатца, токмо от всех воеводств великую на себе имеют ненавесть, пререкания и роптания. А что впредь там явитца и якое будет поведение, не умедлю вашой княжой светлости донесть. Ныне же и на всегда непременне пребываю

вашой княжой светлости истинный приятель

брат и слуга

Иван Мазепа гетман

рукою власною.

З обозу Июля

1708

P. S. Почтеннейшые вашой княжой светлости писания, до господина Корсакова надлежащие, когда колвеки от вашой княжой светлости до мене справленые доходили, всегда я оные по должности моей нарочными моими куриерами, чрез почту, до рук его отсылал. Яко и теперь полученный от вашой княжой светлости пакет наскоре нарочным же моим посланцем в обоз польский до его, господина Корсакова, сего дня адрессовал. Которую мою и высокопочтеннейшой вашой княжой светлости особе должность и впредь обещаюсь сохранять, такожде и оттоль якие мене будут респонса доходить, рукам вашой княжой светлости надлежащие, если нужнейшые самые, то нарочными моими посланцами, а когда не велми нужные, то почтою без найменшого задержания стану посылать.

Ведомостей полских не выписую вашой княжой светлости, понеже там всяких состояний дела на сторону его царского величества, всемилостивейшего нашого царя и государя, добре (слава богу) управляютца, и господа гетмани коронный при коллегации постоянно держатца.

Кухмистр коронный Тарло еще у Сераскера паши силистрийского обретаеться, и надеясь, что под сее время противной нашой стороне не дадут суккурсу ордою чрез его, понеже хан Кримский з ордою пошол на черкес бунтовщиков своих. [77]

А о суккурсе турецком деле отказано ему Тарлу, даючи тую причину: что Порта на войну не готова теперь, и когда бы оной войну починать, то падобно б чрез целый год до того приуготовлятца.

Одпак порта чрез сераскера обнадежила его Тарла, что будто на приидучее лето войну зачпет. О чем добрии приятели, зичливый корреспондента, донесли мне.

А впредь воспомянутый Тарло, когда и з чим будет оттоль отправлен, незамедля вашу княжую светлость известна о том учинит".

На новое сообщение Меншикова о военных успехах русского войска Мазепа тотчас откликается приветственным письмом Меншикову. Одно обстоятельство смущает Мазепу - это распоряжение Меншикова прислать к нему беглых калмыков. Мазепа жалуется на недостаток регулярных (компанейских) войск и малое число казаков (городовых). А для конвоя калмыков потребуется немалое количество тех и других. По словам Мазепы, он почти бессилен, что-либо сделать: полки казачьи отсутствуют, они в командировках. Со своей стороны Мазепа предлагает такой план эвакуации калмыков, который потребует не только большого конвоя, но и подвод. Гетман направляет калмыков к Меншикову не прямо, а более длинным путем - через Киев. 5 июля Мазепа писал:

"Светлейший и высокопочтеннейший Рымского и Российского государств Ижерский княже господине господине любезный мой брате и особливый благодетелю.

Благоприятнейшое и вожделенное мне всегда вашой княжой светлости писание из Гнездина, от 27 июня выдынованое, получил я с подобающою честию зде в Обозе в 6 д. июля, с которого уведомясь о благополучном вашой княжой светлости состоянии и о щасливом войск монарших поведении, сердечне радуяся, верным усердием желая победы тежкому его царского величества оружию и вашой княжой светлости бессмертной славы и триумфов, а неприятелеви не токмо нужды, но и крайней погибели.

А что ваша княжая светлость повелеваешь мне за крепким караулом присылать до себе беглих калмиков, и я в том повеление вашой княжой светлости рад был вседушно без всякого умедления исполнить. Токмо тое разсуждение вашой княжой светлости предаю, что, посылая их калмиков, надобно б в так далекий путь для караулу придать полтораста и более компаний, яко до людей военных и отчаянных, понеже городовии, яко не искуснии, не могут в том справитца. А я под сее время не токмо компаней, но и городовых полков не великое число при себе имею, ибо една компания з городовими козаками стоит у Полоного, другая с полком Полтавским ордынована на зменника Булавина, городовии такожде полки Стародубовский и Чернеговский ку Быхову три тысячи выборного войска на суккурс в Полщу, а полку Лубенского большая часть до Казане посланы, и хотя городовых до тых калмиков и придал, то не надеюсь, что б их устерегли, и опасаюсь, дабы они калмики какой беды на дороге им з отчаяния не зделали и не увойшли. И того ради чи не лутше б отсюду послать их калмиков полетичне в Киев, а оттуду б сиятелнейший князь его милость Димитрий Михайлович сковав одослал их на подводах за караулом до вашой княжой светлости.

Сие вашой княжой светлости об'явив, себе самого непременной его братской любве и ласце на всегда вручаю.

Вашой княжой светлости истинный приятель

брат и слуга

Иван Мазепа гетман

рукою власною.

P. S. Его царского величества всемилостивейшого моего царя и государя щасливое прибытие дай боже вашой княжой светлости видеть и мне радосне услышать.

З Обозу

Июля 5 року 1708".

Через несколько дней Мазепа получил из Польши письмо на имя Меншикова и немедленно переправил его адресату. Вместе с тем Мазепа сообщил свои сведения о внутреннем положении в Польше, о [78] недовольстве среди населения и среди войск коронными гетманами. Сам коронный гетман Синявский будто бы писал Мазепе, что в Польше вспыхнет революция, если король Станислав с войсками шведскими и иными своими союзниками вступит в Польшу.

Подобными сведениями Мазепа стремился внушить Меншикову уверенность в том, что польский фронт разваливается и вовсе не опасен для русских границ. 12 июля Мазепа писал Меншикову:

"Светлейший и высокопочтеннейший священных Рымского и Российского государств Ижерский княже господине господине любезний мой брате и особливый благодетелю.

Сего дня Июля 12 повернул з Обозу коронного нарочный мой посланый, и якие принесл ко мне писма от господина Синявского, гетмана великого коронного, до рук вашой княжой светлости надлежащие, тыя я в себе ни мало удерживая в ненарушной целости чрез куриера моего вашой княжой светлости посылаю.

О состоянии Полском нынешнем ничого до вашой княжой светлости не виписую надеяся, что господин Корсак, вашой княжой светлости резидент при господину Синявском, гетману великом коронном пребывающий, о всем подлинно и совершенно до вашой княжой светлости мест писати.

Тое тилко вашой княжой светлости подаю до известие, что сказал мне повернувший з Обозу коронного тот мой посланый, же яко между посполством и шляхтою мелкою, так и в самом обозе коронном, великое на гетманов обоих происходит роптание и негодование.

Да и господин Синявский, гетман великий короненый, пишучи теперь до мене, тое выражает, что если бы корол Станислав з частю войска шведского и из иными своей партии войсками мел вступити до Полски, то невне во всех короны Полской воеводствах новой якойсь чаяти революции.

Сие донес, вручаю мя навсегда неотменной вашой княжой светлости ласце, любве и приязне.

Вашой княжой светлости все добра цыливый приятель

брат и слуга

Иван Мазепа гетман

рукою власною.

З Обозу под Борщаговкою.

...я 12 Року 1708".

3

Гетман проявил столько энергии в своем ухаживании за московской властью, что, наконец, полностью притупил ее внимание и зоркость. Между тем разобраться в подозрительности поведения Мазепы было нетрудно. Льстя и заискивая перед Москвой, гетман одновременно и даже предварительно сговаривался с царскими врагами. Оказавшись между сильными соперниками, вмешавшись в их борьбу, Мазепа, мечтавший создать себе, трон на Украине, искал спасения в хитрости и двоедушии. Он не хотел и не смел, открыто разрывать с царем московским, а между тем на всякий случай сносился со Станиславом польским. Сея подозрительность и страх среди старшины и казаков, пугая их тем, что "москали" будто хотят забрать украинские города в земли и разогнать казаков, Мазепа одновременно уверял москвичей, что украинцы и все казаки, городовые и сечевые, ненадежны, легкомысленны и готовы служить хотя бы султану, да и по природе они бунтовщики, на которых нельзя положиться. Этим обманом Мазепа сразу добивался двух целей: царь убеждался в необходимости оставить Мазепу на Украине, так как без него некому было держать казаков в повиновении Москве, а старшина и казаки, перепуганные наветами Мазепы, готовы были отказать Москве в повиновении и торопили гетмана заручиться вражеской помощью против нее. Предательская деятельность Мазепы могла оставаться неизвестной Москве, по ее невозможно было скрыть от ближайшего окружения гетмана. И старшина, и полковники, и особенно войсковой писарь давно уже знали тайну Мазепы, доносы на него сыпались в Москву непрерывно [79] с первых дней его гетманства. Когда же Мазепа от намерений перешел к действиям, невольный страх обуял его душу, и он стал бояться и трепетать доносов. Орлик, его писарь, знал тайну, и гетман боялся Орлика и говорил ему: "Смотри, Орлик, додержи мне верность! Ведаешь ты, в какой я у царского величества милости, не променяют там меня за тебя; я богат, а ты беден, а Москва гроши любит; мне ничего не будет, а ты погибнешь" (Показания Орлика).

Но не один Орлик знал о преступный сношениях Мазепы с врагами России. Еще больше людей было, которые могли подозревать о чем-то неладном, о каких-то затеях гетмана. Кто они, эти зоркие и любопытные наблюдатели его поведения? Всех не подкупишь и не запугаешь. А ведь среди его ближайших и когда-то самых доверенных сподвижников были и такие люди, которые давно посвящены, были в замыслы Мазепы, которые предпочитали Москву Польше и были политическими и личными врагами Мазепы. Гетман метался от страха и не знал, как обезопасить себя от этих действительных защитников Украины, и верных сторонников московского царя. Такими были войсковой судья Кочубей и полковник полтавский Искра. С Кочубеем особенно расстроились отношения Мазепы после того, как гетман увлек Матрену, младшую дочь Кочубея. Эти недруги Мазепы могли быть для него чрезвычайно опасными. Они все знали, были знатны и богаты. Как заставить их молчать? Как обезопасить себя с этой, самой опасной стороны? И Мазепа решился прибегнуть к ложному доносу. Едва Кочубей и Искра приняли свои меры против измены Мазепы, гетман задумал сам обвинить их в измене и во вражде, к нему.

Получив донос Кочубея и Искры на Мазепу, царь 1 марта послал собственноручную грамоту гетману. Извещая Мазепу, что "зло тихо лежать не может", что "явно в том себя явили, чрез особливых посланных, Кочубей и Искра", царь, "об'являя сие, яко верному человеку", учил его, как "поймать оных воров", "ибо я, - писал царь, - чаю в этом деле великому их воровству быть и неприятельской факции". Царь сам подсказывал гетману, что Кочубей и Искра могут быть изменниками, и предложил Мазепе "о сем деле тихо держать", соблюдать полную тайну и переловить всех доносчиков. "Не спуская времени, немедленно, - писал Петр, - поймав и сховав, оных к нам пришлите".

Вот этого-то больше всего и боялся гетман: Кочубей и Искра располагали достоверными сведениями об измене Мазепы, и выпускать их из своих рук ему было опасно. Поэтому Мазепа немедленно отвечал царю и просил "на тех клеветников судной управы, и дабы оные присланы были к розыску в Киев". Ничего не подозревавший царь в новом письме, от 11 марта, старался успокоить Мазепу и уверить его, что никакие попытки поколебать царское доверие к нему не будут иметь успеха. "И мы, - писал царь, - наше царское величество, ведуя верную и непоколебимую вашу издревле долголетную, усердную службу, вас, верного нашего подданного, нашего царского величества милостию обнадеживаем, что таким клеветникам, на вас ложно наветующим, никакая вера от нас не дастся, но и наче оные, купно с наустителями, восприимут, по делам своим, достойную казнь". "И ты б, - заключал письмо царь, - верной наш подданной и кавалер, Иван Степанович, о той нашей, царского величества, непременной к вам милости верен и надежен был, что оная, за верные ваши к нам службы, никогда от'емлема не будет".

Мазепу не могли успокоить эти уверения, ему нужны были головы его недругов. Он написал Меншикову донос на Кочубея и Искру. Он желал вселить в Меншикова убеждение, что они исконные враги гетмана и царя, что они имеют влияние на украинцев, что они способны на измену и что дальнейшая их свобода и безопасность угрожают жизни гетмана и спокойствию украинского народа и украинских границ. По всем [80] этим соображениям гетман просил Меншикова "послать от себя указ" доставить Кочубея и Искру в Киев. Вот этот донос Мазепы:

"Извествую вашой княжой светлости, для информации, что Кочубей исконный мой есть враг, который от начала уряду моего клопотливого гетманского всегда мне был противный и татные подо мною рвы копал, советуя непрестанно з враждебниками моими, якии уже инныи давно, а инныи в недавном времени поумирали и ищезли. Писал он на мене пашквильные подметные писма, а будучи писарем енеральным, имеючи у себе печать войсковую и подписуючи руку мою часто, понеже я, для хирокграчной болезни, не всегда могу подписавати листов и универсалов, повидавал был лживые некоторые, под именем моим рукою его подписанные и под печатью войсковою, письма. За якое проступство велел был я его за крепкой взять караул. Потом и в другий раз он же Кочубей, по приказу моему, взят же был за караул в той власнечас, як блиский его кревный проклятый Петрик до беды Кримской передался и великой мятеж в народе малороссийском учинил, о котором были неложныи сведытели, от полковника Миргородского прислании, что его он Кочубей з Жученком, тестем своим, на тот час бывшим полковником Полтавским, до Сечи и до Криму выправили.

А Искра, свояк Кочубеев, который родные сестри держал, что я по указу его царского величества, за явную его Искри змену, за согласие з Каймаканом Перекопским и частые пересылки подарков и писм до началников Кримских, по чолобитью всех полчан Полтавских, отставил его от полковничества Полтавского, завзял на мене вражду и злобу, которую, и на полковничестве будучи, внутр таил, и хотя его Искру указал был его царское величество сковав тогдыж присыла... - на Москву, однакож я своим предстателством заступил оного. За якое мое милосердие теперь мне награждается. А свободными я их Кочубея и Искру учинил от достойной казни по многому и неотступному прошению многих духовных и мирских особ, наипаче же на моление слезное отца пастыра и благодетеля моего великого, блаженный памяти митрополита Киевского Варлаама, и покойной матушки моей, такожде милосердствуя о жонах и детех, плачущих и ридающих, обаче ныне весма недостойны, явились помилования.

Опасаюсь я того наипаче, дабы тыи враги Кочубеи и Искра, зостаючи свободно и безопасно, в ближайшом от Полтави разстоянии, в крайнем порубежном полку Ахтырского местечку, а видя крайнюю свою погибель, не возмутили против мене на убийство народа малодушного чрез кревных своих, которых много есть знатных людей, и тут при мне в Хвастове, и по всех полках.

А еще когда о присылце и о выдаче их плутов продолжится указ всемилостивейшего [81] моего царя и государя, его царского величества, для неприсутствия под сее время его величества двору своего монаршого, то они враги что похотят, без всякого пренятия исполнят. Того ради прошу покорне вашой княжой светлости, дабы (если возможно) изволил ваша княжая светлость, утверждаясь на указе монаршом чрез господина Скоропацкого с тых ворах посланном, послал от себе до кого надлежит указ его царского величества, чтоб их з полку Ахтырского в Киев для розыску, очной ставки з посланным их и суду выдано, о тое и наки вашой княжой светлости прошу".

В конце концов Мазепа своей цели достиг, хотя и не получил немедленно в свои руки Кочубея и Искру: царь интересовался во всем этом деле одним вопросом: "не было ли присылок от неприятелей", "не было ли от иных народов к ним посылки для возмущения"? Но Кочубей и Искра стояли крепко на том, что никаких присылок от неприятеля не было. Перед царем поставлен был вопрос: "какою казнию казнить Кочубея с товарищи?" Петр отвечал: "не иною, что какою ни есть только смертью, хотя головы отсечь или повесить - все равно".

После этого Кочубей и Искра отправлены были в Киев, а оттуда в местечко Борщаговку, в 8 милях от Белой Церкви, где гетман стоял обозом.

Здесь 14 июля 1708 года они были казнены "при всей посполитой речи генеральной, и при многом собрании всего малороссийского народа".

А 26 октября Меншиков уведомил царя об измене Мазепы: "И чрез сие злохитрое его поведение, за истинно мы признаваем, что, конечно, он изменил и поехал до короля шведского". 27 октября Петр получил письмо Меншикова и ночью написал ему ответ: "Письмо ваше о нечаянном никогда злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением, и ныне надлежит трудиться, как бы тому злу забежать и дабы не допустить войску козацкому, при Десне бывшему, переправиться за реку по прелести гетманской".

4

Царь Петр не ошибся: гетман не терял времени. Ближайших своих помощников он уверил, что главной целью всей его жизни является благополучие родной Украины и что никаких личных побуждений, а тем более корыстных, нет у него на душе, что все его действия следовало оценивать с точки зрения пользы Украине. Если, говорил Мазепа, своих сил Украине не хватает для ограждения коварных замыслов Москвы, гетман готов воспользоваться помощью шведов для окончательного разгрома царского войска и изгнания его с Украины.

Убежденные сторонники Мазепы сейчас же приступили к оповещению всей Украины о действиях и намерениях "нашего добродея" Мазепы. Меншиков получил копию одного из таких документов, который бесповоротно убеждал его в справедливости его догадок об измене Мазепы. Это было письмо Дмитрия Горленка, прилуцкого полковника. Он был в свите Мазепы и, соединившись с войском шведским, тотчас поспешил известить свой полк о своем местопребывании и о любовной встрече гетмана шведским войском. Одновременно полковник приказывал в точности исполнять его словесные наказы. Он напоминал о необходимости осторожно вести себя с "неприятелями" (т. е. русскими войсками) и ожидать распоряжений и "универсалов" "его милости пана гетмана, нашего добродея". Письмо Горленко адресовал своему заместителю в Прилуках полковому судье. Горленко писал:

"Мой ласкавый приятелю, господине Судия наш полковый Прилуцкий.

Ознаймую вашей милости, за божиею помощию, щасливо пребыли мы с ясневелможным добродеем нашим паном гетманом 24 числа месяца октоврия до шведского войска, где всех нас с приналежитою обсервациею любовне приняли. Яко изустно вашей милости приказывал, так теперь и листовне повторяючи, пилно приказую, дабы всякую вместе осторожность имел, людей пресмыкающихся поместу перестерегал, также со всех местечок и сел полку нашего Прилуцкого, всех казаков, конных и пеших, согнал для обороны места, А бысте имели ежели от неприятеля, на вас наступающагося, боронитца, что все дабы было с пилным вашей милости доглядом и стараньем, пилно пилпо приказуем, и жичим ему ж доброго здоровья.

Вашей милости зычливый приятель
его царского пресветлого величества войска Запорожского
полковник Прилуцкой.

Дмитрий Горленко.

Для чего и для каких причин с шведскими войсками совокупились, будет уневерсалами его милости пана гетмана, нашего добродея, в скором часе всей Украине об'явленно, ибо не для какой приватии, но для добра всего поступства их водностей".

24 октября Мазепа с другими изменниками "щасливо прибыли до шведского войска". Известие об измене гетмана быстро [82] распространилось среди московских войск. 27 октября через киевского воеводу князя Дмитрия Михайловича Голицына оно было получено в Чернигове. В тот же день Иван Вельяминов-Зернов из Чернигова сообщил Меншикову об этом известии. В этом же письме Вельяминов-Зернов просил указаний для своего кавалерийского корпуса. О черниговских жителях он еще ничего не мог сообщить. Очевидно, население еще ничего не знало об измене гетмана. Вельяминова-Зернова смутило только безлюдье в Черниговщине. Он писал Меншикову:

"Превысочайший светлейший княже, ко мне нижайшему премилостивейший

Получил я писмо сего октоврия 27 от князя Дмитрия Михайловича Галицына о недоброй ведомости о Мазепе, о чем и полковник Черниговской об'явил чрез присланное писмо Менского сотника. А которое писмо вашего сиятелства получил до господина полковника Скрыпицына, и оное послал того ж часу. А драгунских лошадях и о самих драгунех что повелит ваша светлость: быть ли тем лошадям по станциям, или повелите удержатца. А в жителях черниговских еще не мнитца чему ныне быти. А что впред покажет время, о том предлагати до вашего сиятелства будем. Толко, государь, опасает нас безлюдство. Также просим определения и о Шведах, которые ныне у нас в Чернигове 157 человек, присланы з драгунами. Также и мост, которой указом вашея светлости зделан чрез Десну, держать ли, или пет.

Нижайший раб

Иван Вельяминов Зерьнов

Из Чернигова

Тогоже Октоврия 27".

28 октября, в полночь, такое же известие от киевского воеводы князя Д. М. Голицына получено было в Терпах начальником отряда московских войск Семеном Неплюевым: Голицын, по приказу Меншикова, сообщил Пеплюеву о "случении" Мазепы со шведским королем и предписал Неплюеву со своими полками поспешить в Новгород-Северск. Извещая о выполнении этого приказа, Неплюев сообщал Меншикову точные сведения о численности своих полков. Он просил указать отряду место стоянки и "явить" к солдатам милость: солдатам все лето провианту не давали, и теперь в провианте "скудость". Неплюев писал:

"Светлейшему князю Александру Даниловичу, ко мне милостивейшему.

Октября в 28-м числе в первом часу ночи получил я в Терпах ближнего стольника Киевского воеводы князя Дмитрия Михайловича Голицына писмо, в котором ко мне написано, что гетман отложился и, переправясь Десну за Кореном, в случение пошел к шведскому королю. А того де ради ты, милостивый мой, указал ему ко мне отписать, дабы я с полками шел к Новугородку Северскому. И октября ж в 29 числе ис Тернов с полками своими, которые ныне при мне есть, я пошол и переправился реку Сем октября в 30-м числе, и октября в 31-м числе прошел Путивль и в дву милях от Путивля деревню Возенки, а из Возенак к Нову городку Северскому я пошол тово ж октября в 31-м числе. А в тех полках салдат: полковника во Афанасьевой полку Рагозина 670 человек; подполковников, которые вместо полковников: в Ивановом полку Хотунского 500 человек, в Гавриловом полку Реньева 460 человек.

Милости у тебя, милостивого, прошу об указе, где мне с полками повелишь быть, прикажи ко мне отписать.

Доношу тебе милостивому: вышеписанных полков салдатом провианту все лето не давано, и ныне в провианте скудость. О том по милостивому своему рассмотрению яви к ним убогим отеческую свою милость.

Услужник милости твоей

Семен Пеплюев челом бью".

Начальники московских гарнизонов по городам и селам Украины продолжали следить за настроениями украинских полков и сообщали о своих действиях и наблюдениях Меншикову. Князь Григорий Волконский, стоявший в Сорочинце, писал Меншикову о переездах ад'ютанта Резанова с приказами Меншикова и о местных событиях: о появлении неприятельского отряда (поезда) в трех милях от Сорочинца и о том, что полковник Миргородский в настоящее время "зело склонен к нашей стороне", а не к стороне Мазепы и шведов. Волконский жаловался на малолюдство своих отрядов и отсутствие артиллеристов. Вот его письмо к Меншикову:

"Светлейший "князь, мой милостивый государь

Покорно доношу твоей светлости: от'ютанта господина Резанова я к себе в Сарочинск получил, и господин полковник Миргородцкой з господином Мавриным и Резановым поехали да царского величества и до твоей светлости. И с ними, для опасения от неприятеля, по твоему указу, отправил драгун и казаков 200 человек.

Я ж даношу твоей светлости, сего ж числа получил я ведомость, что неприятелской поест приехал до Комышня, и я против того поезду послал свой поест, и какие впред получу ведомости, а том до твоей светлости писать буду. А та [83] Камышня от Сарочинца в трех милях; и бутто тот поест хочет быть к Сарочинцу.

Полковник Миргоротцкой имеет опасения, а я по нынешнему ево поведению мышлю, что он ныне зело склонен нашей стороне.

Униженный твой слуга

князь Григорей Волконский

Из Сарочинца ноября 28-го дня 1708.

Которые, государь, люди от меня посланы с ним полковником поволь их или иных с прибавкою прислать ко мне: фортеца велика, а людей зело мало, обнять ни половины не ким, и пушкорей нет".

Другой начальник московских войск, отправленных в Полтаву, бригадир Волконский, 3 декабря прибыл в Полтаву во главе Ингерманландского полка и тотчас рапортовал Меншикову. Оп сообщил, что жители Полтавы, полковник и старшина, казаки и мещане встретили его за городом и "ласково" приняли. И населению, и полковнику, и старшине, и казакам был об'явлен царский указ, посланный с Волконским. Разместив полк "на мещанских дворах" и отметив плохое состояние драгунских лошадей, Волконский сообщал об осмотре крепости и о ее состоянии, а также об оставленных в Ахтырке лошадях и о других делах в своем полку. Между прочим, Волконский, посылая через Меншикова письмо царю Петру ("господину вышнему полковнику"), просил Меншикова прочитать его и, если окажется "угодно", переслать адресату. Сообщал он также, что новый гетман, Скоропадский, прислал приказ полтавским полковнику и старшине "довольно выкармливать" драгун и драгунских лошадей. Волконский писал:

"Светлейший князь мой милостивейший государь

Покорно доношу вашей княжей светлости. По указу его царского величества и по приказу вашему, с полком Интермоланским в Плотаву пошол декабря дня 3. И того города жители, наказной полковник, и старшина, и казаки, и мешины приняли ласково, стречаючи за городом.

Которой указ его царского величества послан со мною, и оной наказному полковнику и старшине, казаком и мешаном всем об'явил.

Полк поставил на мещанских дворах. Лошади подрагунами худы и саднены, и оных велел выкармливать и садна лечить, а которых не можно было довесть до Плотавы 98 лошадей, и тех оставил в Ахтырке с афицером и приказал доволно выкармливать.

Около города всего сам осмотрел, пушек в нем медных 6, чугунных 2. С одной стороны по дороги Гадицкой и Сарочинской, валу и полисаду, от реки Варслы, ничего крепости нет, а где сколки можно, велел починить.

Ингермаланского полку маеор, который был за арестом, шпага оному отдана, а в полку не имеет команде, просит вашей княжей светлости определить.

При сем писме господину вышнему полковнику писмо посылаю до вашей княжой светлости не запечатываючи. Ежели угодно, прикажи ваша княжая светлость вручить.

Сего 4 числа декабря господин гетман Шкуропацкий писал в Плотаву к полковнику и старшине, дабы правианту драгуном и фураж лошадем давали на месяц по 1 четверику муки ржаной на 4 человек, круп четверик, сена по 2 возы, овса осмен на лошадь.

При сем же писме посылаю до вашей светлости табел полку ингермоланского.

Которые в Ахтырки оставлены худые лошади, прикажи отписать ваша светлость до ахтырского полковника, дабы доволно корму давали на тех лошадей и драгунам провианту.

покорный услужник

Вашей княжей светлости

брегадир Волконский

Из Плотавы дня 4

Декабря 1708".

Такие меры приняты были по всем царским войскам. "Прелесть гетманская" успеха не имела, а шведам, как известно, Петр I подготовил Полтаву.

Текст воспроизведен по изданию: Мазепа и Меншиков // Исторический журнал, № 12, 1940

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.