|
№ 86 1649 г. июня 12. — Из письма киевского воеводы А. Киселя канцлеру Ю. Оссолинскому с сообщением о развитии на Украине народной войны против польской шляхты и о планах Богдана Хмельницкого Главный архив древних актов в Варшаве, Радзивилловский архив, отдел II, кн. 14, лл. 147—251. Копия. Параграф определенного письма Возвращается слуга в. м. м. н. п., который по выступлении из Гощи был вместе с моим [слугой] в лагере. Слух о неприятеле таков. Сам Хмельницкий со своими войсками и с ордой стоит недалеко Маслова Става, под Белой Церковью. Сколько их, нет доброго языка. Пана Смяровского и моих трех посланцев он удерживает до сих пор. Что замышляет — никто из них не может знать. Говорят, что [Хмельницкий] ожидает еще какого-то решения из Москвы и от Ракочи. Иные думают, что, остерегаясь войска В. кн. Литовского, он не хочет отдалиться от Поднепровья и идти на волость. Но там необходимо польское войско. А тем временем чернь, имея при себе полковников из запорожских казаков, по прошлогоднему пробует счастья с нашими войсками и делает приготовления. Уже было несколько стычек. Первая — Суходольского в Ташках. Там он убил их несколько сотен, так как вырезали местечко. Затем тот же пан Суходольский шел к Сульженицам, где собралось 18 тысяч этого показачившегося гультяйства, и там счастливо дал битву. С несколькими хоругвями, прорвав табор, разгромил их, взял две или три тысячи [человек], арматы и живьем несколько тысяч лошадей. Затем п. Порский, ворвавшись со своими, убил несколько сотен [казаков]. Потом люди раненого м. п. старосты калушского громили их с тыла. Слыша и видя это, мои приставы, бывшие в Гоще, имевшие при себе до двадцати сотен человек, бросились к Звягелю, а мне написали [229] письмо, что они еще от своего гетмана ожидают в. мм. комиссаров, а ляхи начали войну. Но я не знаю, что это за ожидание прихода [комиссии], когда уже идет третья неделя после праздников и, хотя [Хмельницкий] мне обещал 12 мая дать знать о месте комиссии, он до сих пор этого не сообщил, чего я ожидал [вместе] с пп. коллегами. Он не отправил посла е к. в., ни моих посланцев, из которых один отец Ласко стал мучеником 58, ибо, не допустив до Хмельницкого, его расстреляли. Если бы осуществилось мое мнение, чтобы их раньше, чем они соединились, завалили трупами, как теперь, то наверно сторожевые посты [наши] опирались бы на Белую Церковь и на Киев и уже бы нас самих казаки нашли с [просьбой] о мире. Теперь же [Хмельницкий] собрал войско и стоит с ним. Должен быть съезд 59. Е. м. князь Корецкий сидит себе в Корце, ему до сих пор ничего не сделали, и я не знаю, что происходило с ним далее. Снова пошел один разъезд под Корец и Гощу. Насколько я понимаю, и он выйдет к войску. Теперь есть весть, что [казаки] снова со всех сторон собрались вместе от Звягеля, Вильска, Черняхова — 20 тысяч и надеются около Полонного снова на 20 тысяч из-под Острополя. За ними пошли 3 тысячи наших е. м. п. Ломницкого, как г. бог поблагословит, еще не знаем. Вообще мне кажется, что [Хмельницкий] хочет на этих мужиках, собранных с волостей, обессилить наше войско, а затем [всей] силой напасть. Лагерь еще не соединился. П. [каштелян] каменецкий 60 стоит у Купели... мили за две за Мозырем, а е. м. п. [каштелян] белзский над Горынью, под Заславом. О том, что будет происходить в тех краях, в. м. пан будешь иметь известия через моего слугу, которого я выжидаю с гданьскими деньгами, о которых очень и очень прошу, ибо на это вся надежда не имеющего гроша дохода, но живущего надеждой. Настоятельно прошу, ради бога прошу, благоволи в. м. м. п. послать. Сам бог видит, не стыдясь должен написать, что бедный киевский воевода не имеет тысячи в шкатулке. Что мог, истратил на людей, хотя не из-за [своего] богатства, а из добродетели и любви к отчизне. Теперь, по воле божьей, таково мое положение — сам не могу ходить и по-прежнему идти в войско. Завтра посылаю во имя божье родного брата, е. м. п. хорунжего 61, имевшего в лагере кварцяную хоругвь с его людьми к е. м. п. [каштеляну] каменецкому в войско. Там уж он один будет комиссаром 62, и если бы поступило такое решение изменника Хмельницкого, он мне даст знать. Если наступит война, он будет защищать и мою, и свою отчизну. Я же с е. м. п. подкоморием мозырским, комиссаром, еще промешкаю неделю за несколько миль от Горыни, около Олыки, смотря и слушая, что будет происходить дальше, если наше войско далее будет наступать на Горынь. Если неприятель нападет, уже трудно будет в Гощу [возвратиться], возвращусь в Гнойно. А за это время приблизится е. к. в. и этот строптивый неприятель остановится. Так описав все достаточно, заключаю мое письмо, быть по сему. Отдаюсь в. м. м. п. В Ярославе 12 июня 1649. Комментарии 58. Петроний Ласко, монах гощского монастыря, входил в состав посольства к Богдану Хмельницкому, во главе с Я. Смяровским, которое фактически занималось организацией шпионажа. После разоблачения Яков Смяровский был казнен 11 мая как шпион (см. «Воссоединение Украины с Россией», т. II, примечание 109), а Петроний Ласко бежал (см. докум. 89 и 90). 59. Имеются в виду переговоры представителей Польши и Украины о заключении мира. Адам Кисель 12 мая еще не знал о решении польского правительства «отложить» комиссию на полтора месяца. 60. Каменецким каштеляном был в то время Станислав Лянцкоронский (впоследствии, он был брацлавским воеводой и польным коронным гетманом). 61. Речь идет о Николае Киселе, брате Адама Киселя, который был в 1649 г. новгородсеверским хорунжим. — 86. 62. Филипп Обухсвич был мозырским подкоморием. Он являлся также членом комиссии для переговоров с Войском Запорожским. |
|