№ 50

От того же е. м. воеводе белзскому

Письма в. м. м. пана, отправленные из Стрыя 18 текущего месяца, получил я вчера утром за Глинянами, возвращаясь сюда из Зборова, куда уже вечером в прошлый четверг дошла новость не о неудачном [139] сражении, не о проигранной битве, но о бегстве и рассеянии нашего войска, никчемном, бесславном и вредном для определенно погибающей Речи Посполитой. Узнал я это не только из общих слухов, но также из устных донесений многих, [притом] не лиц низкого происхождения, а офицеров и товарищей (задерживающихся на ночь, чтобы днем уехать во Львов). Передаю это кратко в. м. м. п.

После всех счастливых успехов нашего войска и легкого освобождения Константинова, Хмельницкий засел в Пилявцах, в плохом маленьком замке п. Андрея Черненского, укрепившись за подводами и беспрерывно созывая чернь и татар, за которыми направлял даже полки. Наши чуть не неделей раньше пришли и зажали Хмельницкого не сплошными таборами, а где окопами, где стражей, где пушками, как какому полковнику захотелось. Несколько дней, не меньше четырех, ничего не делали, только удачно по нашей стороне гарцевали и строили у врага на глазах все войско грозное, пышное, нарядное, чтобы неприятеля величием и испугом привести в покорность. Уже хотела чернь выдать старшину, прося пощады. Уже в понедельник на заре предполагалось дать залп из ста пушек и штурмовать таборы и этот курятник, но какое-то несчастливое изменение, или промедление, или раздор позавидовали этому нашему счастью. Тогда-то во вторник к заходу солнца пришли татары. Когда Хмельницкий их увидел, он приказал ударить из своих пушек на радостях. И наши ужасно перепугались, когда в лагере раздался грохот пушек и страшные возгласы: «татары». Тогда казачество ударилось в гордость, в спесь и множество черни воспрянуло духом.

Наши вышли в поле и, стоя весь день в боевом строю между татар и казаков, только гарцевали. Однако е. м. п. подчаший коронный бросился, как в огонь, со своим полком на один фланг, но никем не поддержанный, оставив на поле боя немало трупов язычников, вынужден был отступить, потеряв доблестного воина, поручика п. Подольского из хоругви п. стольника львовского и несколько других. Казаки с татарами, стоя в строю, не наступают. Тем временем вечерело. Когда наступил вечер и солнце зашло, их мм. пп. региментари, комиссары, полковники, сговорившись, потихоньку тайком от войска темной ночью начали врассыпную убегать. Итак, бросили хоругви, оставив все знамена и пушки, и неисчислимые подводы всех своих обозов, которые оценены во многие сотни тысяч. Войско, заметив, что нет ни военачальников, ни руководства, бросив на землю панцыри и орудие, все пошло врассыпную, отдав на резню всю пехоту, в которой погибли и королевские поветовые гвардии, погиб и п. Осинский, обозный литовский, защищаясь долго и храбро у переправы, пока хватало пороха. Это все произошло в среду ночью.

Е. м. п. коронный подчаший прибыл вчера верхом в сопровождении нескольких товарищей в свой двор уже после закрытия ворот.