В пятницу 16 июня 1651 г. замком Чорштын под Новым Таргом овладел некий именующий себя Александром Леоном из Штемберка Косткой.

Этот Костка жил в разных городах, присматривая себе место и знакомясь с разными людьми. Проживал [он] также несколько недель и в городе Новом Тарге во время выезда посполитого рушения в лагерь под Сокаль, где и познакомился с е. м. новотаргским подстаростой Здановским, у которого некоторое время гостил. Последний оказывал ему гостеприимство, часто приглашая к себе на обед, так как [Костка] выдавал себя за королевского слугу и имел с собой подложные универсалы и письма с печатями, будто бы от е. м. короля, который ему поручил собирать людей, а, собрав, охранять безопасность пограничных замков со стороны Венгрии. Пан подстароста ему верил, а к письмам, подлинные они или фальшивые, не присматривался. Раньше [Костка] говорил, что в годы молодости находился при дворе е. м. св. памяти короля Владислава при фрейлинах королевы Цецилии Ренаты. Отец есть.., а теперь именовал себя Александром из Штемберка Косткой. Потом, после смерти короля е. м., пребывал по разным городам у разных панов, промышляя на пропитание. По несколько недель [жил] по монастырям в Ченстохове, Тынце и Кракове при разных особах. Его принимали за лицо значительное и выдающееся , тем более, что он знал иностранные языки, вследствие чего имел доступ и рекомендации к панам и разным людям и постепенно подготавливал свою измену, раздумывая над тем, как бы осуществить свои злые замыслы.

Так, будучи в горах в Новом Тарге, он собирал к себе гультяйство, кого только мог. Посылал смелых людей к разбойникам и злодеям, которых должны были казнить, выпрашивал помилование, вырывая их почти из рук палача. Объясняя свое поведение, он говорил, что теперь король е. м. очень нуждается в людях и не нужно их казнить. К хлопам разослал солтысов, сообщая о себе в письмах, что прислан королем е. м. затем, чтобы овладеть замком и Чорштынским староством, а шляхту всю выгубить. Хлопов обещал от барщины освободить, оставив их только на одном чинше, чем не мало крестьян взбунтовал по селам в Новотаргском и Чорштынском староствах, в Мысленицах и в Ланцкоронском старостве, где крестьяне начали бунтовать, отказываясь подчиняться, а его [Костку] своим паном называя.

Выбрав момент, этот Костка собрал сразу до 40 хлопов, устроил ночью засаду под замком, а когда утром замок открыли, проник в него и овладел им, поскольку там не было ни п. старосты, ни подстаросты. Держал это Чорштынское староство е. м. п. ... в аренде краковский еврей Самуил Старый, который в Величке имел солеварню. Этот еврей посадил на свое место другого еврея, своего родственника, чтобы тот взимал доходы, совершенно не заботясь об охране и обеспечении всем необходимым замка. Замок сам по себе очень пригоден для обороны, находится на высокой скале, только в колодце нет воды.

После того, как [Костка] овладел замком, [он] связал евреев и бросил в погреб. Забрал ключи, все пооткрывал, нашел несколько тысяч [577] денег, взял полотно, масло, водку, немного вина, две бочки польского пива. Таким образом, имел что есть и пить. Только воды не имел. Замок и стены укрепил. Калитку и ворота завалил как следует землей и камнями, на замковых стенах разместил оружие.

Овладев замком, написал к маршалку, по имени Чепец ¹⁶⁹, богатому солтысу — который раньше боролся с е. п. Коморовским — прося его [Чепца] к себе в компанию. Тот приехал к нему в замок и они объединились. [Костка] был весел в связи с его приездом, пил с ним и приказал стрелять. Имели также в замке и женщин. Писал и к другим хлопам письма, призывая их к себе.

Написал Костка и к е. м. кс. Петру Гембицкому, краковскому епископу, сообщая о себе, что он по приказанию и воле е. м. взял Чорштынский замок под свою охрану, так как видит, что это пограничная крепость, не имея никакого присмотра и охраны, подвержена всяким опасностям со стороны Венгрии, о чем имеет письма и универсалы е. м. короля. И просил еще е. м. кс. епископа, чтобы прислал ему пушек, пороха, пуль, поскольку в замке ничего нет, кроме стен. Это письмо [Костка] послал с Гневошем, писарем из таможни в Новом Тарге.

Когда это письмо отдали е. кс. м. епископу, тот уже знал обо всем из сообщений от е. к. м. епископа, ксендза пробоща из Нового Тарга и подстаросты. Он этому очень удивился и послал пригласить к себе е. м. п. Иордана, старосту допчицкого, е. м. п. Сметанку, подстаросту краковского, е. м. п. Пигловского, подуправляющего краковского, и других панов. Устроили совещание и спешно выслали несколько десятков всадников. Е. м. п. Иордан своих послал — захватить его [Костку] в замке. А пока что е. м. ксендз епископ ответил ему, что не таким способом замки под охрану по поручению берут, как он это сделал, и поэтому лучше пусть он добровольно оставит замок. Костка с его соучастником маршалком совета не послушал. Начала их осаждать челядь е. м. п. Иордана и другие, кто с ними были. Вырубили две калитки, но железных ворот не смогли преодолеть, так как [Костка] их хорошо завалил и хорошо охранял. Подложили огонь, пытаясь их сжечь, но Костка поливал водой, сколько у него ее хватило, и так отстреливался, что они вынуждены были отступить. А хлопы начали по лесам с оружием собираться.

Послал было Костка купить пороха и олова, давши на это несколько сот злотых, но этих его посланцев поймали и в Любовне посадили [в тюрьму], так что ему не было кому доставлять порох и олово. Но он из окон олово вынимал и на пули переплавлял, гвозди с гонтов на крышах вынимал, свивал и ими стрелял с крепостных стен, потому что порох у него еще был. В комнатах повынимал плиты из полов и ими бросал [в осаждающих]. Послал е. м. кс. епископ несколько сот своей пехоты с капитаном Робаканам (?) ... полковника своего княжества Северского Яроцкого, который и приехал с северской шляхтой, а также [послал] две пушки, и пушкарей наших трех казимирских, пороха, пуль достаточно. Из Любовни также пришло 7 хоругвей пехоты, так что под замком [собралось] более тысячи осаждающих.

Он, [Костка], хорошо защищался, отстреливаясь и бросая камнями. Подстрелил двух гарников, которые е. м. ксендз епископ прислал около [578] двух десятков в зеленых кафтанах с охотничьими ружьями, а также двух или трех коней. Но к ним в замок беспрерывно стреляли драгуны пешие и конные, так что не давали им и показаться из-за стен. Только самих пуль выпустили 35 тысяч с карнизов стен по замку, а Костка эти пули приказал собирать и ими же стрелял со стен. Затем и пушки установили, из которых также стреляли по замку. Башню повредили и стены продырявили, однако, хорошо сделанные стены не очень разрушились.

Более недели осаждали его и только, когда пали духом те, которые при нем были, а самого Костку капитан ранил в лоб, правда не опасно, только знак остался от пули (говорили, что Костка заговоренный и его пули не берут), начали между собой совещаться о том, чтобы выдать Костку и маршалка связанными, чтобы выпросить помилование и свободу для тех 37, что при нем были и для пяти женщин.

Начали вести переговоры об этом с е. п. Яроцким, полковником е. м. ксендза епископа, который обещал это условие выполнить и присягнул на этом, подписавшись на листе, послал [людей] в замок. (Не следовало капитану и другим офицерам освобождать этих других, так как все равно через день или два взяли бы их, потому что у них не было чего есть и пить).

Те, посоветовавшись, Костку и маршалка связали, замок открыли и сдали. Их всех, как им и обещали, свободно отпустили. Все, что в замке было, в добычу обратилось. Кто что мог, то и забрал. Пан Яроцкий — денег шкатулку, другие — волы, коней и другое добро.

Происходило это 24 июня, в субботу, в праздник св. Яна Крестителя.

Захватив замок, оставили там драгун е. м. ксендза епископа и забрали с собой добычу, которую там застали. Поехали с Косткой и с маршалком в Новый Тарг. Держали его несвязанным. Костка был весел, пил, приказал для себя играть, так как будто бы ничего не натворил. Драгуны сопровождали его до Кракова. Привезли его во вторник вечером. Навстречу за Казимир, за королевский пруд выехали другие драгуны. Выехали их пп. шляхта с северской хоругвью. Посадили его там на открытую телегу и стоя привязали к ней, связав руки. Стоял на телеге так, что каждый мог его видеть, а Чепец, иначе маршалок, сидел на телеге со связанными за спиной руками. Собой был хлоп толстый, борода округлая, седая, в магерке и грязной рубахе. А Костка роста небольшого, тонкий, молодой, ус черный, бородка малая, клинообразная, волосы длинные, кудрявые, в черном кафтане сквозь разрезанные рукава было видно рубашку, черные шаровары, платком опоясанный, лицо открытое. Поглядывал вокруг на множество народа, который вышел за город Казимир из Кракова, Клепажа, Казимира, желая увидеть его.

Везли его до самой городской брамы, около вала, а затем через Краков до самого епископского двора. Оттуда отвели в замок и посадили в тюрьму. Костку — в Шляхетскую, а маршалка — в Воровскую. Посадив их в тюрьму, приказано было поймать ксендза из-под Чорштына, который сочинял письма и писал к крестьянам, бунтуя их, а этому Костке понаписывал фальшивые королевские письма с поддельными печатями. Его [ксендза] посадили в замковой башне, а сначала, [579] поскольку он являлся костельным слугой, он сидел в тюрьме во дворе е. м. кс. епископа. Должен был (когда-то) стать духовным лицом, но женился и имел детей. Имя его Мартин. Имел органиста сына при е. м. кс. епископе.

Пытали их, а более всего Костку. Он много сказал и, главным образом, все о своих замыслах. Раньше всего он хотел захватить Казимир, сжечь евреев, опустошить Клепак, Краков, другие города, костелы, монастыри, шляхетские имения.

Суд постановил Костку посадить на кол, а маршалка четвертовать, ксендза обезглавить на Кременках за Казимиром. Для этого в лесу приказали мы построить новую тройную дубовую виселицу, срубить кол сосновый и заострить.

И так вывели их на рассвете из замка, во вторник перед полуднем. Палач Симеон не умел вбить в него сразу кол и вбивал несколько десятков раз, пока кол прошел сквозь тело. Маршалка, обезглавив, четвертовали, ксендза также обезглавили. Тело его сын выпросил для погребения, а голову прибили на виселице...

Комментарии

169. В данном случае допущена явная ошибка. Маршалком подгальским крестьяне называли солтыса Станислава Лентовского, который не раз отстаивал их интересы в воеводских урядах и принимал участие во всех крестьянских волнениях в Подгальце первый половины XVII в., а во время восстания 1651 г. был верным помощником руководителя восстания Костки Наперского. Чепцом же звали карпатского опришка, спасенного Косткою Наперским от смерти, и также принимавшего активное участие в восстании.