№ 184

1651 г. июня 14. — Письмо ксендза Рожевского с сообщением показаний пленного казака Мартына о положении украинской армии накануне битвы под Берестечком

Копия письма е. м. ксендза Рожевского, написанного из лагеря под Сокалем 14 июня 1651

Мы действительно ожидали здесь неприятеля, когда услыхали, что хан прибыл к Хмелю с большой силой (потому что в самом деле верно, что он пришел в субботу и прибытие этого гостя встречали мощным огнем). Е. к. м. узнал об этом от пойманного языка и от е. м. п. хорунжего коронного, который возвратился по милости божьей невредимым перед вечером. По многим причинам и особенно для того, чтобы хан не распустил отряды, минуя лагерь, е. к. м. двинется с конницей против этого неприятеля уже завтра, если г. бог даст счастливый случай, оставив здесь все обозы, оставив пехоту и посполитое рушение. Со всем этим лагерем мы должны, если г. бог даст, двинуться за е. к. м. в пятницу. Мы должны собираться под Берестечком, в хорошо расположенной, по общему утверждению, местности.

Правда, здесь нас огорчил разъезд двух наших хоругвей, одной е. м. п. подканцлера литовского, другой — п. воеводы сандомирского, о которых здесь ходил слух, что как будто враг уничтожил их совершенно, напав на них с большими силами, чем были у наших. Но следующий вестник нас обрадовал, и вновь поднялось настроение, ибо обе стороны были разгромлены, но очень странным способом и самим божьим провидением. В это время случайно оказавшийся там Ясноборский, казак, недавно возведенный в шляхетское сословие, услыхав стрельбу, побежал на этот звук и ударил по неприятельскому лагерю, где были в некотором количестве и татары, и казаки. И тогда, опомнившись, наши (из которых 40 казаков уже было связано) общими усилиями разгромили эту погань и спасли пойманных бедняг. Однако казаки все-таки поймали двух офицеров из этих хоругвей и убили хорунжего, но наши в свою очередь отплатили им при отступлении, убив одного вождя, татарина не из последних, и ранив другого. При этом поймали и одного черкаса, материалы допроса которого посылаю в. м. м. п. Из них узнаешь в. м. м. п. остальное.

И из-за этих двух пойманных наших языков е. м. п. коронный хорунжий, не желая попасть в явную опасность, вынужден был волей-неволей возвратиться, ибо о нем эти пойманные наши знали хорошо и могли рассказать неприятелю, который бы безусловно что-нибудь устроил. Однако и так он возвратился не зря, ибо по своему обыкновению устроил кое-где кое-какие развлечения с незначительными потерями со своей стороны и захватив у врага добрых лошадей.

Думаю, что кто живым возвратился к Хмелю, тот мог хорошо рассказать о ляшском угощении. Отправились было в этот же разъезд также двое свободных слуг из хоругвей я. м. ксендза канцлера коронного ¹⁴⁶ и сразу их там поймали, но ночью они бежали; еще не дали донесений, как их там приняли. Сегодня ожидаем языка, которого ведут за е. м. п. хорунжим.

Показания.

Черкасский казак по имени Мартын.

Вышел из дому и стал на пост. [468]

Из лазаревской сотни. В воскресенье вышел из лагеря: в этот же день, то есть 10 июня, пойман.

Казацких всадников вышло 200, татар 100, чтобы добыть продовольствие и языка. Были посланы [собственно] татары, при них сосредоточились казаки и вместе подстерегали.

О разъезде, в котором был пан Рышковский и п. Боровский, говорит, что сражались хорошо и мужественно, ибо обе стороны как наши, так и татары, увидя себя в лесу, начали уходить, пока татары, обнаружив, что наших мало, не возвратились и не дали им бой. После этого сражения видел двух татар подстреленных, которых привели в кош. Видел также одного Джаджалия, их вождя, другого [также] не простого Хмелечина, по нашему Хмелецкого, [который] был в этом сражении. Не знает, ранен ли он, только видел, что быстро удирал из той битвы, где был п. Рышковский. Ясноборский напал на татарский и казацкий лагерь, разгромил казацкие силы и разогнал всех по лесам, захватив у них больше ста лошадей. В то время, когда на лагерь напал Ясноборский, никто из казаков не выстрелил и даже не взялся за оружие.

О хане нет известий, сомневается, чтобы он прибыл. Говорит, что слышал как Нурадин султан говорил: «Марушка в этой стране худая, более сытая на Украине, будем сами ее брать и сражаться не будем, хотя войско ляшское и будет наступать, ибо от царя не имеем распоряжения. Если хан не прибудет в Крым, тогда в Крым (Так в тексте. Должно быть «из Крыма») возвратимся».

В лагере ни одного выстрела не было сделано. Продовольствия почти нет; едят дохлых лошадей. Много их по домам расходится: удирали бы, только [Хмельницкий] велит татарам их задерживать.

О его жене (Т. е. о жене Хмельницкого) говорит, что [Хмельницкий] приказал ее повесить. По лагерю ходят слухи, что причиной этого были перехваченные письма к ней от Чаплинского о том, чтобы сокровища спрятала, а самого Хмеля отравила. Тимошка приказал раньше пытать [ее] огнем, пока не собрал закопанные бочки с деньгами.

В войске ходит такой слух, поскольку король и Речь Посполитая пришли на войну, то можно быть уверенным в скором мире. О движении войск е. к. м. ничего не слышал, из Литвы тоже не пришло никаких сведений. Лихомутные, то есть храбрые, хотят сражаться, а бедная чернь стремится к миру.

Второе показание этого же Мартына.

Этот же Мартын говорит, что Хмель стоит в Колоднице между Збаражем и Вишневцом. О новой орде при Хмельницком не говорит и сомневается в прибытии хана. Хмель, не окопавшись, стоит лагерем и не думает подойти близко к войску е. к. м. из-за малочисленности орды. В лагере большой голод, едят дохлых лошадей. Из лагеря высылает разъезды за мукой, то есть, продовольствием, одни к Дубно, другие к Острогу. В лагере слышал, что от нашего войска к Дубно отправился разъезд. От тех полков, которые пошли в направлении Литвы, были послы у Хмеля с просьбой о подкреплении, потому что сомневаются, что смогут выдержать. Пеших в лагере масса, а если еще постоят неделю или две, наверняка останется половина без лошадей, ибо другого продовольствия не имеют и вынуждены коней резать. Нурадин султан стоит в двух милях от лагеря в тылу за Чолганским Камнем.

Комментарии

146. С августа 1650 года коронным канцлером был хелмский епископ Андрей Лещинский.