СКАЗАНИЕ О МОРСКОМ СРАЖЕНИИ,

происходившем между

РОСCИЯНАМИ и ТУРКАМИ

при бреге Натолии

Июня 24, 25 и 26 1770 года.

выбранное из достовернейших записок.

К сему прилагаются

ПИСЬМА

писанные в следствие четырех картине сего сражения,

поднесенных

ЕЯ

ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ

Государыне Всероссийской...

Переведено с Англинского в морском шляхетном Кадетском Корпусе.

Понеже все великие и главные сражения необходимо предвключают великую разность движений, и беспрестанную перемену расположения; то обстоятельное и целое описание таких действий свойственно принадлежите Стихотворцу [4] или Историку, который от одного приключения ведет мысль до другого, описывая происшествие каждого подробно. Но сие было бы почти невозможное Живописцу: потому что всякая минута снабдила бы его новою картиною, и умножила бы их до толь безмерного числа, что хотя б сие и в действо произвести было возможно, однако нанесло бы труд и отягощение как уму, так и очам; вместо того, исполнится желание Живописца, когда подаст каждому из них увеселение и познание.

И так, дабы смотрителю вперить довольное понятие о бывшем между Российским и Турецким флотом происшествии, в котором сей последний в Архипелаге был истреблен в конец, избраны четыре знаменитейшие приключения сего великого действия: сии четыре показались самыми свойственнейшими для живописного начертания, как по причине общей их важности ее победоносном сражении, так и для того, [5] что каждое из них изобилует такими чрезвычайными делами, которые дивностию не могут не поразить очи.

Флоты показались друг другу при бреге Натолии, Июня 24 1770. Турецкий стоял на якоре в двойной линии, представляющей дугу, которой края выдавались от берега на расстояние около 250 саженей. Он состоял из 16 линейных кораблей, от 86 до 64 пушек, и из 5 фрегатов, и 7 галер; под предводительством Капитана Паши, Адмирала и Вице-адмирала. Десять из больших кораблей составляли первую линию; а прочие шесть, вместе с фрегатами, делали вторую, и стояли противу расстояний, которые были между кораблями на первой линии: две из галер были поставлены близ острова отстоящего от Турецкого Вице-адмирала на 200 саженей к северо-западу, — а другие пять были на веслах, дабы быть в готовности, где б вспоможение их ни потребовалось и прямо против [6] флота на берегу был стан Оттоманского войска.

Российский флот состоял из 8 шестидесятишестипушечных кораблей, и одного осьмидесятипушечного, из двух фрегатов, одного бомбардирского судна, одного пакетбота, двух вооруженных судов, и из несколько Греческих ботов; передняя часть была предводительствуема Адмиралом Спиридовым, средняя главнокомандующим Графом Алексеем Орловым, а задняя часть Контр-Адмиралом Елфинстоном.

Российские линейные корабли пустились на неприятеля при малом ветре с левой стороны, (каждый устремляясь на сопротивный ему неприятельский корабль); некоторые, из них под марселями, а некоторые из задних под марселями и брамселями: расстояние же от корабля до корабля было около 50 саженей. Передние корабли Турецкой линии начали стрелять близ пятнадцати минут, прежде нежели Россияне ответствовали [7] своим огнем. Когда первый корабль в Российской линии оборотившись пошел к ветру, Адмирал Спиридов на втором, устремился на самый северный неприятельский Вице-адмиральский корабль, который, по жестоком сопротивлении, наконец был воспален: и понеже снасти обоих кораблей сцепились вместе, пламень сообщился и кораблю Российского Адмирала, который чрез десять минут был взорван, как в скорости после того и корабль Турецкого Вице-адмирала. В сие время сражение учинилось всеобщее; Российский флоте был под парусами, кроме корабля, на котором был Граф Орлов, который стоял на якоре, в расстоянии на полканата от второго корабля в Турецкой линии. Корабли напереди его, обратившись, паки вступили в сражение созади его. Уже Турецкий флот начал удаляться, отрубив канаты, и распустив парусы, и в величайшем смятении устремился в [8] бегство прямо в Чесменский залив. Граф Орлов видя неприятельский побег, немедленно отрубил свои канаты, и дал знак всем гнаться за оным.

В прочее время того дня, и в следующую ночь и день, Турки упражнялись в располагании своих кораблей, устрояя восемь из больших в линию, соответствующую кривизне залива; из которых каждый корабль имел свой бусприт близ самой кормы ближайшего: а пять галер поставляя близ берега, по правую сторону или к северу своей линии, чтоб они были в готовности напасть, или оттянуть которые нибудь из Российских брандеров: ветр же тогда был северный. Прочие же корабли их флота в меньшие суда все были расположены позади сей первой линии; и как они не могли быть полезными в действии, их пушки отправлены были на берег, для постановления батарей с обоих сторон входа в залив. [9]

Но при всем том они совершили одну только батарею о двадцати двух пушках на северной стороне; а начали было делать две батареи на южной, но никаких пушек поставить не ускорили.

Российский флот стоял на якоре в виде дуги, объяв вход залива в расстоянии от неприятеля несколько далее пушечного выстрела. И не имея брандеров, россияне упражнялись в тот день и следующий даже до вечера, приуготовлением на сие четырех малых судов; ибо положено было напасть на неприятеля в ту ночь.

Входе в заливе был толь узкий, что не больше трех кораблей могли в нем расположиться, не мешая один другому. К сему действию назначены были четыре линейные корабля, два фрегата, бомбардерское судно, и четыре брандера. Около 11 часов ночи все они снялись с якорей, и как каждый корабль дал знак своей готовности, Бригадир командующий сею атакою, сделал [10] знак к наступлению, и простерся с кораблями назначенными для первой линеи; кои став на якорь, на шпринге, в расстоянии около 70 саженей от неприятельских кораблей, начали действие. Потом другая линея, состоящая из корабля, фрегатов, и бомбардирского судна, подвинулась. Корабль остановился на якоре в ряд с Бригадирским, для вспоможения в случае нужды; один фрегат против батареи на северной стороне, а другой против батареи на южной; ибо тогда полагали, что и на сих пушки были поставлены: бомбардирское судно стояло позади, а четыре брандера под парусами, держалися к ветру.

Первые три корабля на пути своем встречены были жестоким огнем с Турецких кораблей, и с батареи на северной стороне входа в залив; но как скоро Россияне остановились на якоре, весьма сильный огонь от обоих флотов воспоследовал, и продолжался полтора [11] часа беспрерывно: между тем каркас с бомбардирского судна пал на один из Турецких военных кораблей, ударил близ верха грот-мачты, и вдруг произвел на грот-марселе пламень, который с великою поспешностию повсюду распространился. Российский Бригадир, приметив великое смятение на кораблях неприятельского флота, и уменьшение их пальбы, сделал знак брандерам пуститься, что они немедленно и учинили, в линее следуя один за другим. Последний из них был атакован Турецкими галерами; почему принуждены были его зажечь, прежде нежели он возмог уцепиться за назначенный для него корабль. Прочие же три продолжали свой путь и один из них зажег Турецкий корабль, а другие два вошли между горящими уже кораблями.

Не за долго пред тем как Российские брандеры дошли до неприятеля, Турецкий корабль, зажженный каркасом, сообщив свой пламень [12] многим другим кораблям, был взорван; и горящие его отторги в толиком множестве ниспали на прочие корабли, что они зажгли большую их часть. Прежде четырех часов утра 26 Июня, горение в Турецком флоте сделалось всеобщим; и уже все корабли и суда, из которых оный состоял, (выключая только два самые северные корабля, и 5 галер), вместе с грузовыми судами, были в пламени.

Во время сего всепагубного позорища, Россияне престали от пальбы, и обратились на поливание водою своих кораблей, мачт, снастей, и парусов, для предохранения их от загорения от безмерного жара; и были в готовности угашать всякие горящие отторги могущие ниспасть на их корабли, когда неприятельские взрывало. Они также начали оттягиваться в дальнейшее расстояние, убирали парусы, и всякие другие меры принимали, нужные для своего собственного спасения при толь ужасном происшествии. [13]

Понеже боты Турецкого флота были в состоянии вместить малую только часть того великого числа, которое пламень привел к отчаянному злостраданию, Турки бросалися в море в великом множестве, ища покрова между волнами от нещадные стихии огня: те, которые достигли берега, [в]с[т]ретили тамо смерть в другом виде, будучи бесчеловечно побиваемы жестокосердыми своими единоплеменниками; напротиву же предавшие себя в руки Россиян, получили всякое вспомоществование; и были пощаждены, дабы быть живыми свидетелями, что имели изобразишь сии картины; то есть, что в сем великом приключении, ничто не могло приумножить славу Россиянами приобретенную, кроме неувядаемых почестей, которые они стяжали благодетельным оказанием богоподобного свойства милосердия. [16]

ПИСЬМА

писанные в следствие четырех картин

ЧЕСМЕНСКОГО СРАЖЕНИЯ,

Поднесенных

ЕЯ

ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ

Государыне Всероссийской. [17]

Письмо I.

Всемилостивейшая Государыня!

Известия, которые наполнили весь свет славою победы, одержанные морскою ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА силою над Оттоманским флотом, при бреге Натолии, возбудили во мне желание предать потомству хотя некое слабое начертание, славных оных, но и ужаса исполненных, позорищ, обыкновенных спутников морским сражениям.

На происшествие толь общеучаствуемое и толь важное, правдолюбивая История будет сиять немерцающим светом: и я такожде покусился содействовать памяти дела, знаметейшего изо всех приключений, украшавших когда-либо летописи могущественного Государства. Чего ради время мое не могло быть лучше употреблено, как в начертании сих четырех картин; которые, надеюсь, пребудут яко [18] потомственные знаки торжествования ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА над общим врагом Христианства.

Щастлив буду, ежели мое воображение оных позорищ, так управляло и одушевляло мою кисть, чтоб сделать писание, в некотором степени, достойным важности, великости, и превосходства представляемые вещи. Но сколько бы мои воображения и исполнение замысла ни оказалися несоразмерными; однако надеюсь ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО благоволите прияти сие творение, яко свидетельство, беспредельного почитания и благоговения, которое я мню быти должное ВАШЕЙ Священнейшей Особе, когда представляю себе оные добродетели, которые днесь прилагают велелепие и славу Вашему Пресветлейшему Царствованию, и по сих увенчают ВАШУ память неувядаемыми лаврами, когда ВЫ созерцаема будете превосходно сіяюща в числе тех мудрых, великих и благих Государей, [19] которые были во благословение своим подданным, и во украшение человеческому роду.

Имею честь пребыть со всеглубочайшим благоговением.

Всемилостивейшая Государыня,

ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

Всепреданнейший, всенижайший
и всепокорнейший слуга,

Сент. 3 1770

Ричард Петон.

Письмо II.

Улица нижняя Гровенорская.

Апреля 20. 1773.

С великим удовольствием я уведомляю вас, государь мой, о особенном благоволении изъявленном ЕЯ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ, моею Государынею, на получение ваших четырех картине, и письма сообщенного при оных. ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВО немедленно повелела поставить оные для публичного смотрения, и потом пренести в СВОЮ галерею; и указала переслать для вас тысячу фунтов стерлингов, не столько, государь мой, в довольность награждения за достоинство работы, сколько в знаке ЕЯ благоволения. Почему я имею удовольствие послать к вам, от ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, вексель на оную сумму, вместе с медалью сделанною на случай не меньше достопамятный оного, который вас возбудил предать [21] потомству изображение морской Чесменской победы. есмь с истинным почтением,

Государь мой

ваш покорный слуга,

А. Мусин-Пушкин.

Письмо III.

Всемилостивейшая Государыня!

Благое мнение, которое публика сея земли возымела о картинах, представляющих первую и славную ВАШЕГО ИМИПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА морскую победу над Оттоманами; Всемилостивейшее к оным внимание, на которое Король, мой Государь, благоснизшел; и разговоры, которых я удостоен был ЕГО ВЕЛИЧЕСТВОМ на сей случай; все сие есть такое щастие, которое со уничижением я исповедую, и навсегда воспоминать буду со благодарностью: но ВАШЕ Всемилостивейшее приятие картин с письмом, которые я дерзнул поднесть ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ; высокая честь, которые ВЫ меня удостоили, соизволением на показание оных публике, и на поставление потом в ВАШЕЙ Императорской галлерее; пожалование тысячи фунтов стерлингов векселем теперь мною полученным, [23] и золотая медаль, сделанная «на достопамятный случай»..; сия вся суть особенные опыты благоутробного снисхождения Вашего Императорского Величества; опыты толь единственные, что, когда они требуют моих благодарнейших исповеданий, купно п исполняют меня горячайшими чувствиями благодарности и благоговения.

Почтен такожде я письмом от Его Превосходительства Господина Мусина-Пушкина, Министра Вашего Императорского Величества, в котором он объявляет, «что Ваше Императорское Величество соизволили послать мне тысячу фунтов, не столько в довольность награждения за достоинство работы, сколько в знак Вашего благоволения.

Всемилостивейшая Государыня,

Я со тщанием хранить буду медаль, яко отменный знак милости Вашего Императорского Величества, [24] которую я содержу в высшей цене, нежели преходящие корысти денежного удовольствования. Я вручу оную потомству, яко напоминовение славного торжества оружий Вашего Императорского Величества, и яко вечнующее свидетельство щедроты, великолепия, и высоты, которые столь превосходно сияют в Вашей Особе; Свидетельство, Всемилостивейшая Государыня, тех дражайших добродетелей, которые будут озарять Вашу память блистанием светозарнейшим паче чистейшего камня в Вашем венце.

Изображение сокрушения Гишпанские Армады было поднесено от Голландских Штатов Королеве Елисавете, в потомственный знак общеучаствуемого и важного приключения: оное ткание и поныне украшает высший дом Аглинского Парламента. Но изображение сокрушения Турецкого флота при бреге Натолии, было приношение частного человека Императрице Всероссийской, которая [25] на его лепту к сохранению в роды славы Ее Царствования, призрела с тою благоприятностию, которая протекает единственно из источника, внушений возвышенного разума и великие души.

Благоволи избраннейшая в Царех, прияти сию смиренную дань благодарений, не яко мздоприемный глас рабственного ласкания, но яко беспритворные и истые преизбыточествования искреннего, чувствительного, и благодеяния исповедующего сердца.

Да долголетствуеши, благоговеема и любима верными и послушными подданными. Да будете Твой Императорский Скипетр увязен неувядающими венцами славы, и любовию преселенною из сердец народа, свободного и благоденствующего кротким и тихим его мановением. Да распрострутся знания и полезные науки, купно с оною мужественною свободностию испытания, которая есть основание всего великого, [26] драгоценного, и изящного в человеческом роде; и да процветут под Твоим благопровозвещающим заступлением и покровительством: и да прейдет Имя Твое с вечнующею и частейшею славою, от рода в роде.

Имею честь пребыть со всеглубочайшим благоговением.

Всемилостивейшая Государыня,

Вашего Императорского Величества

всенижайший, и всепокорнейший слуга,

Ричард Петон.

Лондон

Июня 29. 1773.

Текст воспроизведен по изданию: Сказание о морском сражении, происходившем между россиянами и турками при бреге Натолии июня 24. 25 и 26. 1770 года. выбранное из достовернейших записок. К сему прилагаются письма писанныя в следствие четырех картин сего сражения, поднесенных ея императорскому величеству государыне всероссийской. СПб. 1773