Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ПРОЗОРОВСКИЙ А. А.

ЖУРНАЛ

ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА КНЯЗЯ А. А. ПРОЗОРОВСКОГО
1769-1776

1769 год

13-го числа прибыла вся армия в лагерь при Ярмолнице.

14-го числа армия имела растаг, а я получил рапорт от подполковника Жандра из Львова от 11-го июня, что он получил о возмутителях известие, что оныя под местечками Пулавою и Казимером переправясь чрез реку Вислу, паромы изрубили. А майор Древиц с деташаментом, преследуя их от Люблина, еще и до Вислы не дошел. И за ним в близости подполковник Корст с кавалерискими ескадронами марширует. И что Жандр с деташаментом втораго на десять по дороге к Язловцам пойдет. И как прежде от меня ему велено было на половине дороги остановится.

15-го армия маршировала от Ермолинца до деревни Тинны, где и лагерем расположилась. [274]

В тот же день приказал подполковнику Жандру послать нарочного к капитану Ангелову, чтоб он со всеми тремя ескадронами поспешно следовал ко мне. А как от главнокомандующаго полковник Ширков с командою отправлен для занятия Станиславова, то уже высылку фуража делать прямо в Станиславов. А сверх того, чтоб он от себя послал двух офицеров с небольшими командами, приказал бы им сколь можно больше подвод набрать и из магазеинов в Бродах и в Подкамене весь провиант и фураж без остатку, исключая сено, в Станиславов перевозить.

Сего же числа получил ордер от главнокомандующаго, что по требованию моему подкрепления пехоты давать. Потом находит за нужное, что хотя б действительно неприятель из-под Хотина на польскую сторону перебираться станет, однако ж в великом множестве и в такой скорости перебраться не может. Что требуемое мною подкрепление пехоты и конницы ко мне поспеть могло и сделать мне опору тем более, что и вся армия на следующий день выступит и по положению держанного 15-го дня военного совета должно приближиться к Днестру и действительно.

16-го армия выступила из-под Тинны, расположилась лагерем при селе Зеленцах, в одной миле от Негена.

Того ж числа получил рапорт от подполковника Чоглакова что он соединясь с подполковником Хорватом уведомились, что есть в одном лесу неприятеля до пяти сот человек, которых оне атаковали, разбили и из Польши выгнали и пограбленной у них здесь скот отбили. С неприятельской стороны убили до сорока человек и шесть взяли в полон.

Того ж и 17-го числа я был на военном совете призван к главнокомандующему, где положено, перейдя Днестр близ местечка Устья, итти к Хотину и 17-го был армии растах.

18-го от деревни Залещики армия маршировала до деревни Жендри. А я со всем корпусом выступя из Негена продолжал марш до деревни Должка две мили, куда и резерфной корпус послан был к подкреплению под командой генерал-порутчика Штофелна, которой в верстах двух от меня расположился. А партиям приказал как можно неприятеля тревожить, чтоб на эту сторону перевесть. Но в том успеть не мог. И того ж дни получил от главнокомандующаго повеление, что он прибудет ко мне рано для рекогноссирования Хотина и около его лежащего войска. Для чего я и приказал на рассвете партиям предлежащий Хотину лес, называемый Рачевской, занять. Также вправо, влево и подле самого берега в скрытых местах положитца, а в дистанции к ним и подкрепление поставлены были другия партии, дабы главнокомандующий безопасно мог приближиться к Хотину в Рачевской лес. Ибо река Днестр от Хотина делает колена к Китай граду так что естьли к Рачевскому лесу приедешь, то Днестр не только будет в левом фланге, но и сзади левого флангу, а как везде чрез оной броды есть, то опасной чтоб не быть отрезыну для сего-то сии предосторожности и были взяты. [275]

Главнокомандующий, прибыв ко мне, рано выехал с пристойным конвоем гусар, но отъехав несколько от лагеря увидели у Рачевскаго лесу перестрелку. И прапорщик Ставицкой рапортовал, что на сию сторону немало турков перебирается. Для чего он принужден был бекеты свои собрав отдатца по нашу сторону лесу и принужден ретируясь отстреливаться. Почему я главнокомандующему представил, что уже ему ехать для персоны его не безопасно. А не изволит ли остановится во ожидании не рассудют ли неприятели от хорошей встречи назад возвратиться, хотя я и не чаял. Итак подкрепляя партии, перестрелки до половины дня продолжалась и наконец оныя частью назад переехали, а частью за Рачевской лес скрылись Итак главнокомандующий рассудил отобедав у меня возвратитца назад, да в рассуждении, что накануне их перезвать было неможно. Да и в тот же день перестрелка утишилась, приказал резерфному корпусу иттить к армии, которой тотчас и выступил, ибо сего желал генерал-порутчик Штофелн.

А по отбытии главнокомандующаго и резерфного корпуса по полудни в 4-м часу подполковник Бринк, которой оставлен был с казаками примечать неприятельские движения, прислал ко мне репорт, что неприятель тысячах в двадцати уже на сию сторону Днестра переправился и еще переправляется. Почему я, послав к главнокомандующему просить подкрепления, сам поехал туда, где турки переберались и действительно увидел на сей уже стороне не менее двадцати тысяч. Почему, как по щету моему скоро подкрепления иметь не мог, то я хотел со всем корпусом моим ретироваться к армии и тем способ дать с подкреплением скорее соединиться и тогда их с авантажем атаковать. * Лагерь мой, то есть гусары стояли левым флангом к одному болотистому ручейку, тянувшему до самого Жванца, на котором было несколько мельниц. А на другой стороне речки была гора с лесом, которая занята была егерями и пред оным была батарея, от которого лесу вправо часть казаков расположена была. А правой фланг гусар лежал к одному лесу, которой также был занят егерями. И вправо часть казаков была в краю оного лесу впереди расположена, так и по самой оной речке. С леваго ж флангу тож впереди казаки положены были. А потом я принужден был весьма старатца крепкия лагери брать, как пехоты мне дано еще не было, а только были от 12 полков егеря. А хотя резерфной корпус и обещан был присылать на подкрепление, но оной от меня далеко остановился. А как я в сем месте проходил, то генерал-порутчик Штофелн меня в команду не брал под видом, будто ему не приказано, но имел на то другия причины, но, а затем весьма на меня злобился и потому подкрепления его не только были не в пользу, но еще во вред *. А Бринку приказал с казаками с перестрельною ретирадою удалиться. И оборотясь назад поехал для распоряжения моего к тому корпусу, щитая по дистанции, что оне в час дойтить до меня не могут. Но как скоро всем приказы разослал, на что не продолжилось более четверти часа, то поскакав вперед к казакам посмотреть что там делается к сущему моему неудовольствию нашел их [276] всех бегущих так, что и остановить их уже было трудно. Чрез что они повод подали во всю скачь их гнать и так скоро ко мне прибыть. Я обратился к гусарам, которых ретрету одна егерей рота прикрывала. И как неприятели к тому лесу в множестве приехали, то сии егеря по повелению бывшаго сними на тот час Бринка их оттуда отвратили. Они поворотясь начали переезжать впереди фронта чрез бывшее у меня на левом фланге болото, где гусары были расположены. И я между тем прибыл к их Тверскому полку, которые уже поескадронно назад отступать начали. А только подполковнику Пищевичу с тремя ескадронами приказал оставаться подкреплять казаков, которые в ретрете перестрелку делали. И между тем видел казаков продолжающих свою ретираду. Бригадир же Текелия, будучи на правом фланге, увидел уже довольное число чрез болото перебравшихся позади казаков. Почему остановя свой полк и харьковских три ескадрона и сведав, что я на левом фланге, прискакал ко мне и сказал, что уже неможно ретироваться, ибо очень знатное число их близко. Я поворотясь разглядел, что все уже оне в разных местах по худым плотинкам перебираютца. А приметя, что еще половина не перебралось не упустил воспользоваться сим случаем, приказал их атаковать в разных местах, а Пищевичу у самой плотины, которой так храбро удирая, что тотчас их оборотил почему и непереправившиеся побежали, как то у них обыкновение есть не оборачиваясь, которых гнали, рубили, и казаки оборотясь кололи и за полмили только от Хотина остановились. И убитых у неприятеля после собрано и сочтено четыреста два человека, взято в полон восемь человек с двумя знамями. С нашей стороны убито гусар три, казаков донских три, нововербованных двадцать, лошадей гусарских и казачьих двадцать девять. Ранено ундер-офицеров и капралов три, гусар тринадцать, казаков донских четыре, нововербованных пять и лошадей сорок восемь. А как они уже разбиты и прогнаны были, то я фланкерам приказал до самой переправы их преследовать, которые и на переправе с ними перестрелку имели. И я сам к Хотину очень близко подъезжал для усмотрения их лагеря. По наступлении вечера возвратив гусаров в прежний лагерь занял опять совсем прежнюю позицию.

19-го мой корпус имел после столь удачливого сражения отдохновение. А я послал о сем к главнокомандующему обстоятельный репорт, рекомендуя отличившихся на оном офицеров, как то бригадира Текелия и полковника Чорбу, а наипаче гусар, которыя при сем деле оказали столь много храбрости, что более желать не надобно. При сем случае также волонтиры Григорий Александрович Потемкин, ротмистр Батурин и порутчик Потемкин 149 отличились очень похвально. Я просил опять себе подкрепления пехотою до ста человек, ибо хотя егерей я имел, но из них то более 500 человек в строй не входили и потому я ретрету не имел, да и делать ее не мог потому, что казаки при ретрете так робки, что все войски смешать могут.

20-го привели еще девятаго пленного бариектара 150 которой подлинно уверял, что Кара-ман и Али бей на здешней стороне были, а в Хотине только оставался Асан-паша. [277]

В то же время получил рапорт от Бринка, что фланкеры возвратясь от переправы репортовали, что во время оной 18 человек при переходе утопились, которых они видеть могли. Как сие поражение левой берег от неприятеля очистил, так что они уже не посмели казаться. То главнокомандующий сделал распоряжении к переходу реки Днестра, которой переходить назначено было вверху Хотина при местечке Устья и деревни Ракитиной, где обе стороны в польской границе. Дальнее же продолжение предприятиев армии было таковое: отрядил генерал-порутчика Рененкамфа 151 с деташаментом пехоты и конницы, и из корпусу моего пристойное число казаков, чтоб Рененкамф с сим деташаментом прибыв на мой лагерь взял позицию с представлением колико можно большаго лагиря с тем, чтоб неприятелю сделать маску будто вся армия тут находится, притянуть чрез то их внимание на сей лагарь, дабы армия могла спокойно перейтить реку Днестр в назначенном месте. А мне с корпусом тогда приказано было перейдя несколько вправо к реке Днестру расположиться, а как смеркнется итьтить к переправе. А когда армия перейдет реку и будет приближаться к Хотину, тогда Рененкамф с своей стороны приближась к оному же и на противулежащей горе расположась, учредил бы в пристойных местах батареи и стрелял бы по городу. Итак 22-го числа генерал-порутчик Рененкамф с детешементом своим прибыл и на мой лагерь расположился. А я выступя вперед несколько направо стал лагерем перед одним лесом, которой из Хотина был виден с левого моего фланга. Тогда было часа за три до вечера, а как смерклось и стало темно, то я, расклавши огни, пошел все рекою Днестром, дабы тем и армию закрывать. А надобные партии вперед уже были командированы сверх тех, что там уже непременно находились протчия ж партии с левой стороны, то есть по левому берегу реки до самой Балты находившаяся. Некоторые взял я к себе, оставив только для примечания капитана Роде и порутчика Керстича с партиями к стороне Балты, а капитана Маргажича с партиями в Могилеве, которые пересылая за Днестр партии разведывали о неприятеле. Сам же, прошед мили четыре, прибыл в деревню 152 для отдыхновения и корму лошадей. Где по полудни в 10-м часу получил повеление, чтоб мне в тот день чрез реку перейти. Почему послал репорт, что я оного исполнить не успею, ибо еще 4-е мили до местечка Устья мне итить, куда я прежде дойтить не мог, как на другой день после обеда 153. Из оной деревни по полудни в 11-ть часов выступя, продолжал марш до местечка Кудрина, куда прибыл на рассвете, то есть 23-го числа. Откуда после обеда выступя шел до Днестра, где мосты наводились, но еще докончены не были. Против которых я на самом берегу расположился. Прибавлено ко мне было от главнокомандующаго два батальона [278] гранодер, каждой из трех рот. Один под командою подполковника Чернышева 154, а другой майора Розена 155.

* При переправе докладывал я главнокомандующему, что непременно для подкрепления моего надобна пехота, ибо как я перейти скорее мог, нежели армия, то от великих сил неприятельских, могущих меня встретить, я оборониться не имел средства, а опереться было не на что. Перейдя надлежит занять лежащий на левом фланге лес, которой продолжается от реки Днестра до Прута и к которому, маршируя во многих местах, армия должна левым флангом примыкать. На что главнокомандующий отвечал, что уже он назначил резерфному корпусу, чего я в надобном случае и требовать от командира оного мне велел. Но сие подкрепление по тогдашнему между нами, как уже прежде сказано, положению весьма неполезно было. А особливо потому, что река тогда наводнилась. Почему я представил, что генерал-порутчик Штофелн с корпусом своим перейтить там скоро не может, как же я перейдя не займу лесу вперед, то подвигаться будет мне небезопасно. А при том первое тем начать и надлежало, чтоб занять лес. А при том как главнокомандуюющий сам знал, что генерал-порутчик Штофельн меня не любит, так не безопасно мне его в подкреплении иметь, тем лутче ему меня предпочинить в команду, в которой будучи, как я по его повелениям буду все исполнять, так всякое удачливое и неудачливое произшествие относитца будет к нему. После сего представленые сии два батальона гранодер отряжены были ко мне. *

24-го, как скоро мост поспел на рассвете, то я, переправив подполковника Бринка с частью казаков, приказал тотчас партиями занять все надобныя места. А за оными перешли гранодеры и егеря. Итак гранодерской батальон подполковника Чернышева, поворотя влево, пошел вниз по Днестру, то есть по правому берегу, по нижней дороге, которая идет чрез Буковину 156 к Хотину, пред которым партия открывала. и занял оной при деревне Топоровцове, где три дороги от Хотина сходились. А по положению земли обойтить сей деревни было неможно. По середней дороге послал капитана Анрепа с егерями, из числа которых и занята была деревня при выходе лесу. А в подкрепление оным и майора Розена батальон послан был.

Того ж числа к вечеру и генерал-порутчик Штофельн с резерфным корпусом через Днестр переправился. Почему я, отойдя пол мили, лагерем расположился.

25-го, выступя, расположился при деревне Юриевцах. Сего числа и вся армия через Днестр переправилась.

26-го, выступя, расположился при селе Вятиловки, где получил от подполковника Жандра рапорт, что капитан Петрович 22-го с партией в горах выше [279] местечка Надворного разбил Товаровского, убив 20 человек и взял в плен Товаровского и 6-ть человек конфедератов. И в тот же день осмотрен был дефилей, где армии иттить надлежало, но никого тут из неприятеля не примечено.

27-го армия имела движение до деревни Дубравы и предприняла переходить дефиле, называемой <...> 157. Для чего и командирован был резерфной корпус, а перед оным, как обыкновенно, посланы были партии оной открыть и догляд свой примечании делать, которой пройдя занял свой лагерь. И я, передя за оным, расположился в правом фланге от оного, верстах в четырех. А майора Гейкина с пристойным числом казаков отправил подле Буковины прикрывать слева армию. А я все с корпусом держался впереди правого фланга армии, дабы тем не только ее спереди, но и вправо от стороны Молдавии ее прикрывать. Равным образом, перейдя сквозь дефиле, казачий полковник Мартынов был поставлен в местечке Чернауцах на реке Прут, а дефиле был занят казаками, где и наши казачьи посты оставлены и сделана была коммуникация на Снятин к Станиславову.

28-го армия движение свое продолжала до деревни Рогози. А я того ж числа выступя расположился при селе Калинец. В тот же день явился в команду ко мне подполковник князь Меншиков 158 с батальоном гранодер.

29-го армия маршировала до занятого лагеря при деревне Ракитне. А я, выступя, продолжал марш три мили, где получил рапорт от передовой партии, что неприятель показывается. А я, прибыв к одной речке, расположился с корпусом, заняв по другую сторону реки состоящими из казаков партиями и пикетами, а последние сомкнулись с поставленными от майора Гейкина. Армия из лагеря при деревне Ракитиной должна была на другой день переходить реку, которая, начинаясь от местечка Городенки, впадает в Днестр, по мостам, хотя оная была не широка, но болотиста. Для чего с вечера главнокомандующий сделал распоряжение, чтоб мне занять гору предлежащую корпуса моего пехотой. Для сего и командированы были ко мне в прибавок к бывшим у меня батальонам три полка пехотныя Московской, Новгородской и Бутырской с большими орудиями. Я, сделав батарею, расположил оныя по другую сторону реки на весьма авантажном месте так, что тем и армия закрыта была. В подкрепление же сей пехоты командировал полковника Чорбу с Харьковским его полком. Того ж 29-го числа половина дня примечано было, что неприятель в двух милях от моей батареи лагерь ставит, который пред фронтом имел болотистую лощину.

29-го одна неприятельская партия, зачав показываться с левого фланга, проехала близ наших форпостов числом в двухстах человеках для примечания. Но ввечеру оного неприятеля на горе было не видно. Почему послана от меня партия под командою капитана Крекича, дабы он сзади их леваго фланга заехал и сделал бы примечание. Но он, на ту гору в ночи взошед, неприятеля уже не нашел. [280]

30-го армия маршировала до деревни Черлено, при которой лагерем расположилась. В тот же день, как рассвело неприятель из лощин, бывших позади лесу, на мои партии в больших силах, а именно тысяч до тридцати, наступать стал. Почему оные рапортовав меня ретироваться начали. Тогда я находящихся при правом фланге казаков командировал вперед к вышепомянутой горе, чтоб начать перестрелку и стараться наводить на батарею. И для переходу гусар изготовлен был мост чрез предлежащую реку, которая была у меня пред фронтом. И оные переправы прикрыты были егерями, чтоб натянув неприятеля и дав вытерпеть тут их гусарами атаковать 159. Но как неприятель начал, частью преследуя казаков, к батарее приближаться, то я послал одного ординарца остеречь бригадира Текелия, чтоб был готов, и естли б гусары не шел. Но оной ошибкою ему объявил, чтоб он перешел. Почему оной, перебравшись в правой руке батареи, ближайшего неприятеля атаковал и обратив прогнал на прежнюю гору. Но за имевшимся пред той горой болотом принужден был остановиться, ибо в такой уже близости ретироватца способу не имел, а только что перестрелку делали такую, что редко в коннице бывает. Но огонь продолжался точно такой, как в пехоте.

При таких обстоятельствах я иного сделать не мог, как Венгерских два ескадрона, оторвав с правого фланга, поставил на высоте для прикрытия праваго флангу. Ибо я приметил, что неприятель выбирал места пройтить чрез болото в сей фланг. Видя же паки что неприятель перебирается чрез лощину атаковать и в левой фланг гусар, взял полк Харьковской под командой полковника Чербы, которой у прикрытия батареи находился и поставил оной на высоте для прикрытия сего левого фланга гусар, чем щаслив был предупредить марширующего уже на левой фланг неприятеля, хотя же он было сей фланг уже и атаковал. Но храбрый поступок полковника Чорбы их удерживал. Хотя же по сильному нападению в то время от неприятеля учиненному все гусары были обращены, однако сей полковник с великим порядком ретировался так, что отстреливаясь чрез роту отступал. Как же идущие с батареи по повелению моему три батальона гренадер с артиллериею не успели еще в тот час занять горы, на которой пять ескадронов поставлено было, то капитан Анреп у прикрытия мостов с двумя единорогами находившийся видя, что уже и армия вся во движение вступила, перебравшись с своей командой, следовал за ретирующимися гусарами. И вступя на ту самую гору построив команду в батальон каре, выстрелил два раза из пушки. От чего преследующий их неприятель назад вбег в гору, поворотил. А между тем батальны на гору взошли и на ту гору, где неприятель находился начали из пушек стрелять. А когда между тем гусары построились, то неприятель [281] зачал поспешно ретироваться. В то же время партия, перешед чрез дефиле, в ордер баталию построилась в виду неприятеля, за которым я тотчас преследовал, но много имея дефилей был принужден останавливаться. Но не взирая на то передовыя мои войски во все время их беспокоили, что ж в ретрете малой урон у неприятеля был. То произвошло от того, что уже лошади мои, бывшия от самаго утра в стычках, совсем устали, хотя же переправы неприятеля так же и останавливали. Однако ж меня с корпусом еще более удерживали потому, что все мосты я находил разломанными. А при том я старался регулярство наблюдать и, не занимая места, брать осторожности, надобныя. Напротив того турки так бежали, что везде топились в болотах. Некоторыя случившийся тут пруд вплавь переплывали и, разламывая мосты, ретировались к Хотину. Когда ж в таких действиях начало смеркаться, то главнокомандующий приказал мне лагерем расположиться, который так я избрал, что позади оного была между мной и армией речка. Все сие происходило около польской границйы на правой стороне Днестра при вступлении в Молдавию.

1-го июля, выступя, продолжал марш. А за мной велено было итти генерал-порутчику графу Салтыкову с кавалерией, дабы, следуя с оною, в надобном случае подкреплять меня мог. Будучи на дороге получил рапорт, что неприятель тянется от Хотина подле лесу Буковины, что и делало на наш левой фланг. А, как следовало мне проходить один лес, который не на ровной земле выростал, что местами и болоты в нем были и примыкал оной к большому лесу Буковине, то я остановил корпус мой у самой дефилеи, где проходить должно было и репортовал о сем графа Салтыкова и главнокомандующаго. А сам, проехав дефиле, которой уже партиями был открыт, приметил, что неприятель в немалом числе уже близко того лесу находится. О чем я сам главнокомандующаго репортовал. А как при том было близ вечера, то армия лагерем расположилась пред дефилей. А я с корпусом у оной на правом фланге расположиться принужден был 160. И, как уже я выше сказал, что неприятель тянулся на наш левой фланг, то к прикрытию оного отряжен был. Как выше значиться, майор Гейкин, которой имел противу его, то есть подле Буковины чрез предлежащий лес, дорогу, оную занял и имел перестрелку. И хотя приказано ему от меня было, чтоб как можно старался такую перестрелку перервать. Но оная до самого вечера продолжалась. По другую сторону дефилеи учреждены были пикеты. Направо оного отправлены знатные казачьи посты, а лес занят был егерями.

2-го числа армия предприяла поход свой к Хотину. И тот же день неприятель, приближась к посту Гекина, начал опять слабую перестрелку. В то же утро рано был военной совет, в котором положено было, чтоб по дороге, где майор Гекин находился итгить тотчас резерфному корпусу для [282] занятия сей дефилеи и отбивая неприятеля авансировать колоннами, освобождая вольной проход армии. * По сие время еще многие не соглашались, чтоб делать разныя батальон каре из армии. Сей дефиле был прорублен, а кем и на што известиться было неможно, в котором были все пни и валежнику немало, а проезжинная дорога была узка. Как положили в совете, что неприменно иттить линиями по рядам, что делала налево, а для того, как по рядам у сих весьма у сиих колонн нету головы, которою обороняться можно, для чего резерфной корпус и был должен делать голову оных, построясь в виде колонны взводами. Приметить и то надлежит, что лес Буковины был занят, как уже выше значит. *

Потом армии левым флангом выступить передом так как она в лагере ночевала в две линии с тем, что когда дефилей будет занят и неприятель от того подвинут назад, тогда мне пройтить чрез предлежащий на правом фланге дефиле и делать поиск над неприятелем, а при том справа прикрывать армию. А обозы при выступлении построить в вагенбург на месте лагеря для котораго прикрытия оставлен был полк пехотной с несколькими орудиями полевой артиллерии. А за армией уже итить всей коннице. Вследствии сего в военном совете положения генерал порутчик Штофельн, войдя только в дефиле, рапортовал, что оной занял. Почему и вся армия в движение вступила. Тут я получил повеление чрез ординарца главнокомандующаго, чтоб прибыть к нему. Котораго я нашел пред идущими полками в дефиле и корпус резерфной, строющийся в каре и перед оным великую перестрелку с майором Гекиным. И хотя главнокомандующий мне сказал, что он за мной не присылал, однако приказал мне съездить посмо-греть в каком селе неприятель. Я не мог уже пред фронтом резерфного корпуса ехать потому что уже некоторыя батареи его открылись. А поехав сзади строящегося еще каре, как только поровнялся против его леваго флангу 161, то встречались мне бегущия команды гекиновой казаки, на которых уже сидят турки. Почему я, оборотясь, донес о том фелдмаршалу, что уже он и сам видеть мог так как уже оне бегущие были. Позади штофелева каре, где команды его шли, два полка карабинерных Нижегородской и Рязанской под командой генерал-майора Измаилова, на которых прямо бегущие казаки упали. Следственно и турки за ними устремились. * Сие приключение доказало справедливость того представления, которое генерал-порутчик барон Елпт и князь Репнин на военном совете делали, чтоб конница не употреблять потому что пни и валежник, которые уже партиею майора Гейкина открыты были, причиняли ей невозможность агировать 162. Но сколько они ни подкрепляли свое таковое мнение, однако генерал Штофельн конницу взять пожелал, находя какое-то искусство оную тут употребить. * Таким стремлением оба сии полки совсем были расстроены и обращены в бег. Я ж, донеся о сем главнокомандующему, как то выше значит, поехал к [283] своему месту. * Пред дефилеем были лощины с некоторым болотом. Спустясь сперва во оную должно было из оной в лес входить, а лес весь как я уже сказал, был по буграм, между которых были болоты, но редкия деревья. Как должен был я ехать между линиев, то, переехав лощину, нашел при самом мспуске в первой линии Ярославской пехотной полк. Которого полку полковник Кашкин, остановя меня, сказывал, что он видит в дефиле конфузию 163, так может ли он на сей высоте остановиться, да бы иногда бегущих подкрепить. На что и неможно было не согласиться. Но, как при том требовал беру ль я на себя сие приказание, то я его взял на себя в рассуждении общей пользы тем более, что многия генералы находились в то время при главнокомандующем. *

И в то время увидел я, что часть господина подполковника князя Репнина из второй линии построилась на высоте против средины дефиле и учреждены были батареи, как и полковник Кашкин свой полк в первой линии, не спускаясь в лощину, остановил. По прибытии к корпусу моему получил я рапорт от патрулиев в правой руке находившихся, что и там неприятельские партии показываются. Но к сущему неудовольствию обозы еще в то время в вагенбург не строились, а заставив их поспешать по приезде моем строиться. * Не мог я иначе обоз построить скоро, как послав ординарцев сказать по всему обозу, что справа идет неприятель и оне б спешили в вагенбург становиться. Что принудило их невероятно скоро строиться, хотя с беспорядком. * Взял между тем с леваго флангу армии батарею майора Жукова 164, которому приказал занять одно возвышение, оборотя, как пушки в правой фланг, так и два полка пехотныя второй линии, Муромской и Новгородской. Приказал им примкнуть правым флангом к обозу, а левым к лесу, где армия проходила и тут, сделав угол, поворотить фронт по краю лесу. Команду же над оными препоручил полковнику Гурьеву, приказав ему, чтоб он зад армии закрывал. И на тот конец партиям и патрулям праваго флангу велел его прямо репортовать. * Я имел позволение от главнокомандующего в случае нужды взять из второй линии полки, чем зад армии был уверен, а особливо по настоящим обстоятельствам оное непременно было надо. Счастье наше в том состояло, что неприятель наш военного искусства ничего не знает, а естьли б он в то время и справа нас атаковал, как он способы имел обойтить сей лес только б несколько оврагов перейтить было надо на возможных и несколько б окружность маршу сделать, то б в один день могли быть разбиты. При сем деле был и генерал квартемейстер барон Елпт, но должности он еще не правил. * Исполня сие, приказал я команды моей гренадерским батальонам с артиллериею мне принадлежащею не по дороге, но прямо чрез лес взять почти непроходимой путь на одну высоту, которая, как я накануне того дня приметил, на другую сторону лесу всей планой командует и на которой самой большой же лес. Артиллерии порутчик князь Волконской 165 с поспешностию туда перешел, куда также и батальоны за ним перешли. В то время увидел [284] я, что уже неприятеля в дефиле нет, а только несколько оного было перед лесом, в поле. В больших же силах стоял он поодаль. А армия уже в средине леса строилась в каре. Как скоро я занял вышеупоминаемую высоту с лесом, следственно я встал впереди правого фланга армии, а в левом фланге у неприятеля, то и открыл батарею, которой действия чувствуя, [неприятель] тотчас от лесу стал удаляться. Таким образом утвердясь я на другой стороне лесу приказал и гусарам, перейдя поспешно, построиться правым флангом к занятому мною месту. Наконец, сыскав егерей, занял на сей высоте лес, к которому гусары примыкали, а казаки у оных были на правом фланге. Но в рассуждении положения сей высоты, для заимки оной мало было войск, а особливо потому, что армия еще строилась и была в низком и в таком месте, где с трудом двигаться могла. А при том между оной и моей позицией был прекрутой вражек. А между тем усмотрел я, что от Хотина по дороге к Липчанам тянутся обозы с небольшим прикрытием, куда я почти всех казаков под командой атаманов Сулина и Поздеева отправил, отдав им оный в добычь 166. После сего приехав к главнокомандующему докладывал я, что войском моим я сей высоты может быть удержать не могу естьли неприятель сильно атакует и, что положение сего места требует больше войска, а предлежащий вражек мешает свободное движение армии делать. Для чего он и приказал мне взять с леваго флангу два полка. По сему приказу я и взял Третий Гранодерской и Ширванской и, приведя их туда, утвердился. А в то время конница турецкая собиралась в кучви, в чем состоял, как мне было известно их образ строю к атаке. Но как должно кавалерия есть предупредить их намерение, то я приказал бригадиру Текелию их атаковать и вторую линию гусар ввести, дабы не дать флангу потому что кучи их в первую простирались длинно. На прежнем же месте оставил я только один полк позади праваго флангу гусар, которой мне и надобен случился, ибо неприятель при атаке гусар в правый фланг въехал. Но как сими ескадронами он был подкреплен, то от того оной не только не поколебался, но напротив, то гусары, атаковав храбро неприятеля погнали его до самого ретрашаменту, где казаки пользовались погоней. Так что часть неприятеля вбежала в город, а часть побежала к реке Пруту. Между тем армия, пройдя трудное место и вышед на поле, которое было уже очищено, шла в каре с распущенными знаменами и с барабанным боем 167 к миниховской 168 батарее, где и остановилась в лагере. А я впереди праваго фланга позицию занял с Ширванским полком и тремя батальонами гранодер и лехким войском. Потому что уже смеркатца начало. Остаток же неушедшего неприятеля вниз Днестра ретироваться стал. После пленныя сказывали, что и сам сераскир в том числе находился и намерение уйтить имел. Но как уже были заняты проходы егерями и казаками, то передния их воски были атакованы в дефиле егерями и чрез польбу отбиты. [285] Задния же то видя принуждены были поворотиться. Среди сих последних и сераскер в город возвратился. Вышеупомянутые атаманы Сулин и Поздеев, которых я, как выше изъяснил, увидя тянущихся к Липчанам множество фур, грабить их послал, употребляя сей случай с столь хорошею пользою, что до двухсот пятидесят фур от обозу их, то ж знатное число верблюдов с разным екипажем лошадей, быков и овец отбили. Которое все отдано в добычь войску. При всех в тот день сражениях убито гусар пять, лошадей строевых двенадцать. Ранен порутчик один, вахмистр один, гусар пятнадцать, лошадей тринадцать. Казак убит один, лошадей шесть. Ранено казаков пять, лошадей три.

3-го армия подтянулась к вечеру ближе к Хотину вверх по Днестру, примкнув левое крыло к самой сей реке Днестру. Командированные же войски от армии из ретраншаменту неприятеля выгнали и город блокировали. А бывшия под Хотином сады приказано было занять егерями.

4-го всех казаков с подполковником Бринком отправил вперед, то есть ниже Хотина по Днестру к стороне Бендер, приказав пристойныя посты занять и назначить себе лагерь, для коего способнее позицию не нашел, как в [286] пяти верстах от армейского лагеря. Для чего представил главнокомандующему, чтоб хотя один пехотной полк ко мне прибавить. А сверх того, как я фронтом буду стоять к стороне Бендер и потому свой зад или зад леваго моего флангу отдаю Хотину, а как промеж оных пяти верст хотя и чистое было поле, но могут неприятели сим промежутком заехать ко мне и потом влево ретироваться в лощину. Так можно быть во всегдашней тревоге. Для чего я его сиятельство просил, чтоб на половине дороги приказать стать кавалерийским четырем полкам к Хотину фронтом прежде занятия мною сего. В пяти верстах от армии расположения сделал я следующее учреждение. Капитана Ангелова со всеми арнаутами и тремя стами казаков приказал командировать за реку Прут к Батушанам, чтоб он, находясь с партией; переменял места, как то должно, а меж тем посылал бы как можно близко патрули к Яссам и к стороне Дуная, а в случае нужды может ретироватца на Чернауцы.

Капитана Писарева с партией казаков — к стороне Бендер до Могилева для примечания. Майора Гейнкина с навербованными казаками отправил в Липчаны. А капитана Лалоша в Новоселицы. И между ними учредил пост, дабы меж собой коммуникацию имели. Чрез что оттуда до Днестра цепь сделал.

Полковник Мартынов с полком оставлен в местечке Чернауцах. А от Липчан по реке Пруту маленькими постами и частыми разъездами коммуникацию приказал иметь с майором Гейкиным. Чрез что неприятель приближиться без того не мог, чтоб я о том известен не был.

Когда же 5-го числа по вышеизъясненной моей просьбе прибыл ко мне еще в команду Ярославской пехотной полк, то я, со всем корпусом, выступя, расположился на назначенном месте лагерем при деревне Анковцах. Получил репорт от полковника казачьего Сулина, которой оставлен был с казаками под Хотином, вниз по Днестру, что неприятель из города, человек до тридцати, даже близ его пикетов поезжал, но опять в Хотин ушел. Сего ж числа получил от главнокомандующаго ордер, в котором он изъявлял свое неудовольствие, что партии мои неверные репорты подают. Но более сие происходило от того, что неприятели мои не преставали клеветать на меня и всякой час толковать во зло у князя. Почему я сей же день послал к нему репорт сего содержания: “Удивляясь, что генерал-порутчика Ренекампфа казаки ложно репортуют и повсему вижу, что тамошний их командир, капитан фон Диц виновен. Почему я и сменить его сего ж числа послал. И также пошлю казаков разобраться. И кто из них виноват окажется, тому велю учинить наказание. Я ж в таком важном случае конешно не смелюсь ваше сиятельство ложно репортовать, ибо оное совсем не ответствовало моему состоянию и было бы противно тем регулам, которым я подвержен. И пакеты мои почасту сам осматриваю и уверяю честию и всей присяжной должностию, что никто конечно не приходил не только великим числом, но ниже один. А сверх того извольте прислать кому верите и свидетельствать каким образом были расставлены пикеты так, как и теперь [287] поставлены пехотою. Доказательством тому служит, что и прошедший день тридцать человек турок пройти не могли. И хотя для меня сие весьма огорчительно, но я осмеливаюсь свидетелями представить и тех самых мужиков, кои сего числа из Хотина вышли. Они могут подтвердить, что ни сего дни, ни вчерась из Хотина никто не уходил”.

7-го посланной мной в Яссы отставной гусарской вахмистр и Чернаго гусарского Полку гусар вручил там письмо мое боярам. От которых возвратившись, вахмистр привез в ответ то уверение, что провианту и фуража у них есть довольное число и еще оной заготовлять они будут. Только желают они, чтоб наша армия туда подвинулась.

А о гусаре вахмистр сказывал, что он остался с капитаном арнаутским, имеющим у себя сто арнаутов, которой находится на Сырете и бегущих от схода турков много будто перебил. Оной капитан прислал ко мне письмо, что он с теми арнаутами хочет служить ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ. Почему я сего вахмистра к нему назад послал с повелением, чтоб он соединился с капитаном Ангеловым.

Как же я писал также письмо к Радауцкому епископу, то оной прислал ко мне монаха, которой, шедши через Яссы, принес также от епискупа и одного кантагузина 169 уверения о достатии провианта и фуража. А при том, что и арнаутов довольное число соберется.

Прежде отправленной от меня грек собрал сто волонтеров конных и явился в Снятин. Которого я отправил в Молдавию, по ту сторону Прута для забрания турецкаго скота, которой, прислав сто пятьдесят скотин, сам далее пошел.

Того ж числа получил рапорты из Новоселиц и Липчан, что разъезды от них ходют мили по две и никакого неприятеля не видно. И что около Липчан найдены лодки, которые везены были для делания под Хотином моста. А, как оныя очень дурно сделаны были, то я приказал их сжечь.

8-го отправил присланного от епискупа радаунцкаго монаха с письмом к молдавским боярам и духовенству, которых по повелению главнокомандующаго его именем уверил, чтоб они по принятым от нас мерам ничего от неприятеля не касались. Но паче для приходящих к защищению их туда наших войск всякия потребныя припасы, сколько их сил и возможности будет, заготовляли. Как и сам помянутой монах видел, что наши войски уже действительно туда идут. А притом просил их, чтоб оне уведомляли нас о неприятеле.

12-го получил рапорт от капитана Писарева, что он по большой бендерской дороге ходил за Сороку. Воэвратясь обратно, пост свой взял против Могилева для ростаху людям и лошадям, а особливо для заготовления провианта. В некотором разъезде неприятеля нигде не видал, а от цыкановских жителей известился, что визир с войском своим еще находится под Бендерами в лагере, то для достоверности употребляемыя пред сим два волоха от него туда отправлены. [288]

От капитана Маргажича получил рапорт, что он, переправясь на правую сторону Днестра, пост взял от Могилева в трех милях в деревне Кабальне на самой бендерской дороге.

Командированной по левую сторону реки Прута для разведывания о неприятеле капитан Палалов возвратясь рапортовал, что о неприятеле ничего не слышно. Которого по той же дороге командирован с командою порутчик Гофман, которому, в проводники дан знающий положение волох с тем, чтоб он до самых почти Ясс дошел, когда неприятеля нет. Того ж числа получил рапорт от капитана Ангелова, что он с командою по дороге к Яссам следовал. И, прибыв в местечко Батушаны и там сам остановясь, послал к Яссам отставного вахмистра с донскими казаками и с ним арнаутского капитана Гаврилу с арнаутами. Которые, подъехавши, близ Ясс, послали туда, переодевши в мужичье платье, арнаутцкого капитана Руда, которой, прошед в Яссы и бывши там у знатнейших бояр, видел тысяч до двух турок, да столько ж в окружности Ясс. Но после из них в Яссах более пятисот не осталось. И Караман-паша раненый визирской казнодар со всей казною визирскою. Капиджа-паша, то ж. И весь конфедератской обоз стояли в суконной фабрике, от Ясс 7 верст. После учинения такого разведывания бояре оного капитана Руда велели из Ясс своим людям тайно выпроводить даже до того места, где капитан Ангелов с командою находился, чрез которого они просили, чтоб нашего войска прислать, хотя до двух тысяч. И, что они с своими людьми нам помогать будут турков разбить и разогнать. Притом же в Яссах слышно, что вскорости татарской хан со ста тысячами татаров и турок к Хотину отправится.

Почему я послал к капитану Ангелову триста казаков, велел ему остаться в Батушанах и о всем подробно разведывать и меня рапортовать. Для получения же вернейших от стороны Бендер известий приказал подполковнику Бринку тотчас послать повеление к капитану Писареву, чтоб он с капитаном Маргажичем как можно ближе подошел к Бендерам. Потом, остановясь в нескольких от сего города милях, послал вперед Маргажича, а сам стоя зад у него прикрывал. А притом, чтоб все партии уведомил о полученных известиях, что хан в Польшу идет, ибо за нужное я почитал иметь сию предосторожность, хотя такие вести вовси вероятными не почитал.

В то ж время получил репорт от капитана Маргажича, что порутчик Роде его рапортует, что владения графа Потоцкого местечка Тростинца губернатор Прибыльски<й> по требованию его выдал присланного шпионом человека, которой объявил, что он назад тому недели две из Бендер от подчашего Потоцкого отправлен для разведывания о российском войске в Браславском и Немировском ключах и в протчих местах, где только проведать мог с турецким паспортом, дабы между турецким войском задержан не был. Оной же объявил, что турки и татара не в малом числе с визирем намерение имели отправиться к нападению на Сечь Запорожскую [289] и Новосербию. Оного шпиона я получа приказал по повелению главнокомандующего водить по всей армии, чтоб показали ему все войско. И после, написав письмо к подчашему Потоцкому, что посланной от него человек для проведования поиман моими партиями и, что я его к нему посылаю. Которого я с тем же турецким паспортом в Хотин отправил, причем ему даны были от главнокомандующего билеты, в которых он уговаривал осажденных, чтоб оне сдались.

14-го поутру получил репорт от порутчика Гофмана, что он 13-го к вечеру, приближась к Табурову и неприятеля там усмотря, тотчас командировал майора Мисюрева с двумя ескадронами гусар и несколько казаков, дабы он ближе сколь возможно к вышесказанному неприятелю дошел и раза по три обстоятельно меня рапортовал в каком они числе.

15-го ввечеру получил рапорт от державшего пост в деревне Липчанах майора Генкина, которой прислал офицера с тем рапортом, что к нему майор Мисюрев прислал капрала сказать, чтоб он его подкрепил для того, что сильной неприятель за ним гонится. Почему я, располагая, что может быть идет сикурс то для лутшей осторожности я полкам приказал изготовиться. А при том представил к главнокомандующему, чтоб дозволил мне находящиеся для прикрытия блокады гусарские полки от Хотина взять по той причине, что раскомандированием я не имел чем отпор в надобном случае дать.

16-го получил рапорт от майора Мисюрева, что он, отойдя шесть миль от Липчан так, что уже до Табурова более двух миль не было, встретился с неприятелем. И, щитая его в трех тысячах, ретироваться начал. Которые сперва все за ним несколько преследовали, а потом большая куча, назади оставшись и отделя от себя до трех сот, послали за ним. Кои действительно преследовали его четыре мили так, что до Липчан оставалось только две. Почему он хотя и требовал в сем случае от майора Генкина подкрепления, но еще до прибытия оного, видя их от протчих отдалившихся, рассудил атаковать гонящегося за ним в трех стах неприятеля и, обратя их в бегство, несколько убил. После чего отступил к Липчанам.

Того же числа получил рапорт, что неприятель показался за две мили от Липчан, не более, как в трех тысячах.

В тот же день ввечеру главнокомандующий прислал ордер, что он получил известие из Сочав, что в Яссах только до 1000 человек турок, а к Хотину на сикурс идет хан с татарами, турками и конфедератами, что все составляло конницу числом до осмидесяти тысяч. А визирь остался у Бендер. Почему и заключаемо было, что показавшийся неприятель был от сего корпуса. Для удостоверения об этом предписано мне с корпусом моим для рассмотрения неприятеля выступить. Почему я приказал корпусу не только быть в готовности, но на другой день рано выступить, ибо сие повеление около полуночи получено. Но как я к нему рапортовал, что я со всей конницей и пехотой выступал, то получил пока повеление, чтоб с одним только легким войском сие исполнить. Но я его сиятельству доносил, что неудобно [290] так далеко корпус отваживать потому, что лехко можно было весь потерять. А что я, взяв с собою казаков и гусар до 1000 лошадей пойду для сего рассмотрения на рассвете. И действительно, выступя в 9 часу по полуночи, прибыл под Липчаны, где от посланного накануне порутчика Гофмана получил того же дня пополудни в 8 часу репорт, что он неприятеля на том же месте нашел, где и майор Мисюрев. Которого издали увидев в дву тысячах уступил, не будучи никем преследуем. Я тотчас послал бригадиру Текелию повеление, чтоб он, как можно скорее выступил с достальными ескадронами Ахтырского, Сербского и Венгерскаго полков, оставя только из числа оных похудоконных на пикетах, которые от сих ескадронов держаны были, дабы в своих местах и остались. Предписывая ему при том взять с собою от артиллерии порутчика князя Волконского два осьми фунтовых единорога, прибыв под Липчаны, держать пост на том самом месте, где Генкин стоял. Комиссия его в том была, дабы с той стороны неприятель не перешел, которой у меня был сзади.

17-го числа послал репорт к главнокомандующему, прося его, чтоб он находившихся прежде в моей команде егерей от Хотина отпустил. Но получил от него ордер, что деташемент майора Жандра, который рассыпав конфедератов, не находил нужды далее держаться в тех местах, где они были, марш свой ко, мне учреждает и, что я могу его по благорассмотрению моему употреблять. В другом же сей же день полученном ордере предписывал, чтоб капитана Ангелова, усиля его партию и буде дальней опасности не предусмотрится, я послал прямо в Яссы сколько для поиску над обретающимся там малочисленным неприятелем, столько и для достовернейших обо всем разведываний. Того же числа я приказал подполковнику Хорвату итить к деревне Сенково. Куда он прибыв не мог получить никакого известия о неприятеле, хотя и посылал вокруг разъезды. Почему я паки приказал ему итти к местечку Устью и там соединиться с командированною от меня партиею под командою подполковника Чоглокова. Которое он исполнив, уведомился, что в одном лесу есть неприятели до 500, которых они, атаковав, вместе разбили и из Польши выгнали, отбив также пограбленной ими скот. При чем убили до 40 человек, а 4 взяли в полон. Которых я, по представлению ко мне при репорте своем, главнокомандующему представил.

18-го числа поутру получил от капитана Писарева рапорт, что посланная от него по бендерской дороге партия, возвращаясь назад, около Сорок нашла восемь человек конфедератов, из которых один, поплывши через реку, потонул, а протчие семь приведены и по допросу объявили, что их собрания стоят подле села Рыдина, а хан с ордою около Ясс по сю сторону Прута. И, что они слышали, будто есть намерение итти к Хотину на сикурс. И, что он, Писарев, с командою, соединясь с капитаном Маргажичем, пошел далее по бендерской дороге.

Того ж числа я за большим туманом выехал в 11-м часу по полуночи и нижеследующее учредил: [291]

Капитана Палалова переправил через Прут с партией казаков, дабы он взад примечание делал и справа меня прикрывал, ибо сия река многия броды имеет. Влево командировал капитана Зорича, чтоб он, как меня слева, так и идущую от Табурова лощину, которую лехко можно было скрытно пройтить и так сзади отрезать, что прежде и увидеть неможно было, командою его ею прикрывал. Обеим сим партиям должно было способствовать в моей ретираде. Таким образом перейдя несколько дефилей передния патрули обозрели лагерь неприятельской. Тогда выехал и я на могилу 170 осматривать оной. А сверх того посылал еще ближе казаков по малому числу по курганам. Татарской лагерь простирался верст на пять долиною, а левой их фланг примкнул к Пруту. Турецкого ж лагеря позади их видеть было неможно, числа войска видимого лагеря оценить было невозможно, ибо в нем были люди, лошади, верблюды рогатой скот, палатки. По дистанции ж места всегда щитать было должно многолюдным. Полагая ж неприятеля таковым, велел я своим командирам ретироваться. И, как только я — с бывшим со мною шестью ескадронами гусар начал ретироваться, оставив для подкрепления ретирады майора Гейкина с 4 ескадронами, подполковника Бринка с казаками, то в то время до двадцати тысяч неприятеля вслед за нами вышло. Так что неприятельские охотники ретирующихся казаков на перестрелке до Гейкина привели, которой остановясь, несколько их удержал и начал опять ретироваться чрез самыя ж те дефилеи, по которым туда проходили и чрез которые не более, как по два человека во весь скок проезжать было должно. И, пройдя одну дефиле, майор Гейкин опять удерживал. Сие затруднение может бы имело неприятные следствия, но наставшая ночь нас развела.

* Достойно примечания, что образ войны турками употребляемой совсем разнствует от регулярной. Так, что все правила, которыя в регулярной войне суть превосходны, у них не имеют своего действия. Например, когда часть передовых войск приближится к неприятелю за три версты, то она может еще свободно ретироваться, ибо всей силою неприятель ее не атакует, да и гнать ее не будет. А до турецкого войска и за милю без того нельзя приближиться, чтоб не вступить с ними в дело. Почему в турецкой войне надобно всегда вперед посылать такую партию или корпус, чтоб с пользою с неприятелем в дело войти можно, ибо без сражения обойтись неможно. Я о сем представлял тогда и главнокомандующему и, как я знал, что они по сему их обычаю завидя неприятеля из лагеря поскачут без всякого порядка, а потом уже их командиры главные выедут. Для того и рассудил к лагерю их не ранее приближиться, как только перед вечером засветло, дабы тем удобнея было ночью ретироваться, ибо турки по ночам не преследуют. Повторительно здесь сказать должно, что узнать их числа никак невозможно, так как каждой военной человек конечно сие по причине их нерегулярности знает. Напротив того, в регулярном войске, как по старому [292] лагерю узнать можно сколько батальонов и ескадронов на том месте стояло так и видя издали марширующего неприятеля по колоннам, примером положить возможно, какое оного число. У сих людей не строю, ни порядку нет. Следовательно, как числа их знать, так равно и артиллерии видеть неможно потому, что оная закрыта конницею, ибо и казакам крайне тогда подтвердил, чтоб они языка конечно взяли, дабы по тогдашней невозможности узнать их число главнокомандующий мог от него самого сведать о числе войск. *

А между тем в полон у меня взяли двух да убито и ранено было 20 казаков. В последнее их нападение убито у них десять человек и в полон взят один, которой объявил, что хан сам тут стоит и ожидает еще к себе войско, которое, как они считают, прибудет завтра, а послезавтра выступит он к Хотину. После чего я возвратился и за Липчанами ночевал.

19-го числа чем свет неприятель показался под Липчанами. Почему я ретировался совсем на прежний свой лагерь. А неприятель не доходя Липчан остановился.

Того ж числа еще прибывали ко мне пехоты два полка и все карабинерные полки, бывшие под командою генерал-порутчика господина Брюса 171.

20-го генерал-порутчик Брюс с оными и с моим корпусом выступил и, перешед Липчаны на 1 S или одну милю, остановился. Где и получил от посланной партии рапорт, что неприятельской большой лагерь стоит подле Прута ближе прежняго в полутора миле от Липчан, а передний их пост у Липчан и, что стреляли из пушек шесть раз. О сем тогда заключаемо было, что чрез то сигнал даван был Хотину, но рассмотреть нельзя было находилась ли у них пехота. В то ж время пришли два из бывших в партии казаков, из коих один, за усталью лошадей, в болоте, а другой в реке Прут в воде сидел. Они сказывали, что очень много неприятеля видели, только число оного ниже по примеру сказать не могут, а казалось им, что больше нашей армии.

Почему я того ж числа партикулярно представил главнокомандующему мое мнение, что на другой день неприятель, получа сикурс, мог иногда тогдашний мой корпус атаковать. А иногда его сиятельство принужден будет, подкрепляя его генеральное дело, кончить. Но все сие было бы по частям и не столь авантажно, как желается, ибо пред сим неприятелем ничто столь для нас не вредно, как в близости его в движении быть. Между тем же, зная тогдашнюю ситуацию, рассуждал, что армия весьма крепок лагерь имеет, но когда все на разные деташаменты разделенные войски к себе его сиятельство соберет, то откроет неприятелю вольную от стороны Ясс коммуникацию к Хотину. Тогда неприятель, приближась к сей крепости, будет, как на молдавскую, так и на польскую сторону делать набеги, чрез что держать нас будет во всегдашней тревоге. Сверх того я опасался, чтоб не лишили нас всех фуражев, сделав приготовлению привианта в Польше помешательство. Сие тем казалось мне вероятнее, что по великому числу их конницы [293] могли они лехко за Буковину заезжать. Напротив того у нас лехких войск в сравнении неприятеля весьма мало — да и те так раскомандированы, что с нуждой я при себе имел три тысячи казаков, у которых к тому еще лошади весьма слабы были, у гусар в ескадроне в строе более семидесяти лошадей не выходило.

В рассуждении сих обстоятельств мнил я, чтоб от господина генерал-порутчика Рененкамфа взять в армию находившиеся у него полки, оставив у него только два пехотныя полка, которые закопать и прибавить к ним из армии казаков. Блокаду же городу делать с молдавской стороны, чтоб в состоянии быть прогнать назад все, что не выйдет. У мостов же зарыть прикрытые не очень большие деташаменты с артиллерией. А армии со всей артиллерией на молдавскую сторону перейтить, потому что тогдашняя позиция была авантажна.

Сие я для того представил, что идущий сикурс неминуемо на том же месте армию, где она тогда была, атаковать должен был. А, как оттуда до мостов было двадцать верст, то казалось мне, что комуникацию нашу пресечь неприятелю трудно, которой пункт только один требует рассуждения напротиву моего чаяния. 21-го числа от главнокомандующаго получено повеление, чтоб со всеми войсками итти назад за Днепр в Польшу и стать лагерем на прежнем месте. Почему и занятие их форштата опять приказано было.

И того ж числа я получил повеление, чтоб с бывшими у меня четырьмя пехотными полками и тремя гранодерскими батальонами подвинуться вперед к Хотину и подавшись немного к Днестру расположиться лагерем.

Почему я того ж числа ввечеру на том месте расположился с отделением поста с подполковником Чернышевым с пятью гранодерскими ротами и одним батальоном егерей вниз к самому Днестру, чтоб неприятель там не прошел.

Того ж числа подполковника Хорвата с двумя казачьими полками отправил на левую, то есть на польскую, сторону Днестра для примечания в команду генерал-порутчика Рененкамфа.

Капитану Ангелову, находившемуся по правой стороне Прута, то есть к Ясам под Батушанами, приказал ретироваться по мере, как неприятель сюда движение делать будет. А потом, соединясь в Чернауцах с полковником Мартыновым, приказал закрывать лес Буковину. Вербованному полку казачьему приказал на другой день рано отправиться к тому дефилею, где армия переходила, чтоб оную закрывать, а в нужде с Ангеловым соединиться. Майору Серезлию с двумя ескадронами гусар и капитану Сулину с шестьюстами казаками приказал иттить по польской стороне реки Днестра и напасть на неприятельския обозы от Днестра, естьли случай допустит.

22-го числа еще прибавлено ко мне два полка пехотных и довольное число артиллерии. А с другой стороны Днестра поставлена была батарея от генерал-порутчика Рененкамфа, которая низ берега по сю сторону реки очищала. [294] И действительно проходить было должно в город под пушечными выстрелами 172.

В тот же день начавший показываться неприятель, которого было не менее тридцати тысяч турок и татар, имея намерение пройтить в Хотин, атаковал пост подполковника Чернышева и в то ж время и на мой пост шел. Но в обеих местах пушечными выстрелами был остановлен. А в то ж время он влево своего, а против правого моего флангу проходил к армии и там в лощине батальон посаженных с майором Фабрицианом егерей, спешась с лошадей, весьма горячо атаковал. Которой по довольном сопротивлении видя, что неприятель на сию атаку все прибывался и окружать его стал, ретировался по моему приказанию к моей пехоте отстреливаясь с таким порядком, что довольно похвалить нельзя, и будучи в ретрете своей подкрепляем моими батареями. Впротчем сей пост не столь важным был в том рассуждении, что неприятель, не взирая на оное мог мимо оного пройтить к самой армии, как и самым делом. В то ж время он стоящих пред самой армией под командой бригадира Текелия гусар перестрелкою атаковать начал, хотя же под самым Хотином находился только Острогожской гусарской полк под командою полковника Сатина, однако невзирая на такое малое число, когда неприятель в то ж время из города показался, то оной сперва был остановлен несколькими с моей батареи пушечными выстрелами, а потом одним тем Острогожским гусарским полком в самой форштат был прогнан. А потом неприятель большим еще числом бросясь на гусар команды бригадира Текелия, обратил оных в бег до самых армейских батарей, которыми будучи встречен, а сзади провождаем и с моей одной батареи из больших пушек формированными до него довольно достававшими выстрелами, остановился и зачал потихоньку ретироваться. Тут надлежало оного преследовать, а можно бы было и гнать, но за малоимением думаю конницы того не учинено, ибо о тогдашнем числе гусар и казаков выше сего изъяснил. А карабинеры, как сказывали, были лошадьми не в состоянии, почему и число их в строй выходило немногое. К тому же в то время смеркаться стало, почему оной ретировался по своей воле и, отойдя, лагерем расположился под Липчанами. При сем случае у полковника Сатина убито гусар один, лошадей десять, ранено унтер-офицеров два, гусар шесть.

23-го получил рапорт от подполковника Жандра, что капитан Петрович, которому велено было от полковника Ширкова преследовать возмутителей, соединясь с порутчиком Гарсевановым и командой карабинерной, состоящей в шестидесяти человеках, зачав от Самбора до самого Львова [295] возмутителей преследовал. Сего же июля 15-го маршалок конфедерации князь Мартын Любомирской 173 с конфедерацией подошел к Львову и начал оной штурмовать. В самое то время вышесказанной капитан Петрович, подоспевши с командою, его атаковал и обоз его отбил отчего он принужден был ретироваться в горы от Жулквы состоящия, не допущая ж его туда, вторично атаковал и отбил литавры, шесть барабанов. Из возмутителей побив более тридцати, а в полон взял тринадцать человек, лошадей пятьдесят. А, как оне укрепились в тех горах, что он отступил от Львова за милю и имел намерение с другой стороны на рассвете их атаковать, ибо с его малою командою против их артиллерии атаковать было неможно. Но как конфедераты той же ночью теми горами ретировались к Янову, то он по полученному прежде атаки еще от подполковника Жандра ордеру о скором возвращении в Язловцы оставив далее преследовать, пошел паки назад.

Того же числа получил от графа Захара Григорьевича следующее письмо:

“Государь мой князь Александр Александрович, из всех от князь Александра Михайловича получаемых здесь уведомлений к особливому моему удовольствию и порадованию непристанно усматриваются оказываемыя вашим сиятельством разумныя и расторопныя распоряжения, храброе предводительство и действия порученного вам корпуса и неутомленные ваши при всем том труды и прилежание, как по долгу моему, так и по истинной моей к вам дружбе не оставил я все те донесения ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ и могу вас уверить, что не только столь усердная ваша служба ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВУ весьма благоугодна, но что, конечно, оная в достойное уважение принимается и, что в свое время не оставит всемилостивейше подать вам существительныя опыты монаршаго своего благоволения. Продолжайте, ваше сиятельство, сии столь похвальныя ваши поступки для службы всемилостивейшей нашей государыне, для пользы армии и к умножению собственной вашей чести и славы. Обо мне будьте уверены, что не упущу ни малейшаго случая к поспешествованию всего того, что только к славе и удовольствию вашему служить может и к доказанию истинного почтения, с которым всегда пребуду.

Вашего сиятельства покорный слуга граф Чернышев”.

24-го послал повеление майору Серезлию, чтоб он, взяв от подполковника Хорвата сто казаков, старался бы скорея в селе Бокатах опять перейтить Днестр и по данному от меня наставлению исполнять. А, как неприятель стоит под Липчанами, имея Липчаны позади себя, к нам ближе. Почему ему сзади их проехать свободно. А сверх того крайне примечать, как ему, так и атаману Сулину, не прибудет ли к ним сикурс от визиря. То ж естьли хан захочет в Польшу перебраться, то тотчас дать мне знать.

25-го прибыли ко мне генерал-порутчики граф Брюс, граф Салтыков и Николай Иванович Салтыков 174 же, барон Эльмт и князь Репнин, и генерал-майор Измаилов. И после половины дни получил рапорт, что неприятель [296] марширует прямо на мои посты. И действительно, выехав мы на высоты, увидели его в великих силах. Тем более, что и прежде пришедший шпион, посланной от главнокомандующаго, сказывал, что он был в лагере неприятельском и, что оне ожидают Колдазанжи-пашу с пехотою и артиллерией. А при том и видимо было, как уже выше сказано, что он в великих силах. Только за великим числом конницы приметить не могли есть ли подлинно у них пехота. Однако ж рассуждая, что лутче наперед почесть большое число, нежели маленькое количество, дабы чрез то взять безопаснейшие меры. И при том надобно было взять в уважение, что левой фланг армии совсем пуст от деташаментов, почему неприятель мог бы, оставя меня хотя одному фасу армии атаку сделать, чтоб я тогда принужден был сквозь кавалерию проходить в подкрепление пустых мест, а иногда по чрезвычайной скорости сего неприятеля мог бы я поздно притить. В рассуждении сего вышеписанного главнокомандующий приказал снять мой пост при генерал-порутчике Рененкамфе. Почему все пехотные полки в линии отпущены были. А я с корпусом моим, состоящим в гусарах, трех батальонах гранодер и егерях, по чрезвычайной превосходности неприятельских сил по препорции меня, расположился по правую сторону армии и зная, что турки особливую склонность имеют атаковать кавалерию, расположился таким образом, что ретрета моя свободна была. Оттудова же я перешел на другой день за армию. Сие тем нужнея было, что фураж мы получили из Польши. Перед армией же только передовыя посты везде поставлены были 175.

27-го числа рано неприятель построился на самом том месте, с которого я сошел. И тогда уже открылось, что оной состоял не менее шестидесят тысяч. Почему от всех почти генералов было представляемо, чтоб его атаковать. А особливо настояли в том генерал-порутчики барон Эльмт и князь Репнин. Но от главнокомандующего сделать сие предприятие рассуждено не было, но положено, что всей коннице, то есть и лехкому войску обходить его левой фланг с подкреплением полков генерал-порутчика Рененкамфа. А протчую пехоту разделить на три каре или четыре, иттить прямо атаковать неприятеля, а одному из оных каре иттить только из пушечного выстрела вон, которой бы все атаковал, что из города выйдет, а в случае и самого пришедшего неприятеля в фланг. Когда таковое расположение учинено, то я того ж числа послал сто казаков для разъездов в команду подполковника Роберти, которой держал пост в Буковине, и всем партиям, которые по ту сторону Буковины находились О неприятеле приказал репортовать подполковника Роберти, а в случае сильного нападения приказал ему ретироваться к мостам и, что по присланному о том рапорту подкрепление от меня получить. [297]

29-го получил рапорт от майора Серезлия, что он, перебравшись с польской на молдавскую сторону Днестра, разъезды к Пруту и к деревням Липчаны и Прерытой и ниже оного к Хотину везде посылал. Но, чтоб еще неприятель или сикурс какой к умножению уже пришедших турков приближался ничего не слыхал, так и обозу его не наезжал. А спасшиеся от прежних польские мужики объявили, что обоз посреди стоявшего уже пред нами войска к Хотину следовал.

Того ж числа получил рапорт от подполковника Хорвата, что неприятель из Хотина весь выступил и расположился засадами в ретражементе. А видно, что в Хотине при оставших пушках стоит человек по десяти.

30-го армия пребывала, как сей, так и прежния дни около Хотина. А я послал повеление майору Серезлию, чтоб он отделился от Днестра мили три, однако, не подаваясь к Хотину, держался б к реке Пруту и две б партии послал: одну к Липчанам, а другую к Табурову. А в случае сильного от неприятеля нападения ему ретироваться на Могилев и там реку Днестр перейтить.

1-го августа неприятель позицию свою переменил и дал правой фланг к городу, а левой фланг к лощине, где майор Кинлог с егерями находился. [298]

В сей позиции его атаковать уже было неможно с авантажем. Для чего был совет, в котором положили, чтоб назад иттить и, перейдя реку Днестр, близ Хотина позицию взять. В следствии того наша армия и действительно тот день перебиралась обратно чрез Днестр на польскую сторону. Равномерно и я получил повеление не только с своим корпусом переходить, но чтоб и подполковнику Роберти о том же приказать. Почему я послал к нему повеление, чтоб он на имеющихся у него паромах со всей командой пред рассветом, переправясь чрез Днестр, шел бы вниз сей реке к мостам и соединялся б с армией. А порутчику Горсеванову с казаками переправясь также чрез Днестр около Жванца приказал со мною соединиться, а паромы, которые из Залещиков, чтоб те туда отослал, а которые сам сделав, чтоб перепортил.

Того ж числа послал повеление майору Серезлию, чтоб он так же с командой назад чрез Днестр перешел. И естьли в селе Бакот переправится или в Калюсе, чтоб там остался для примечания 176. А как я всем партиям послал повеление, чтоб перебирались чрез Днестр.

Я с корпусом того ж числа чрез Днестр переправился и расположился лагерем с гусарами и одним батальоном гранодер под деревней Руда, полмили от Хотина. В Жванце поставил подполковника Чернышева с батальоном. Против Хотина в лесу майора Фабрициана с двумя батальонами егерей и двумя пушками. В деревне Гавриловцах — майора Кинлоха с батальоном егерей. А подполковника князя Меншикова с одним батальоном позади меня на высоте под деревнею Янчинцами, чтоб он в случае мою ретрету прикрывать мог.

Того ж числа получил рапорт от подполковника Хорвата, что под Бобшиным сорок татар, переплыв, напали на пикет, состоящий в десяти человеках, которой ретировался. О чем подполковник Хорват известясь, взяв команду, побежал, чтоб их атаковать, но оные не дождавшись его назад ушли.

2-го числа армия переправилась благополучно совсем на польскую сторону. А я получил рапорт от капитана Писарева, что капитан Маргажич между Бендер и Ясс следовал и, не доходя местечка Аргеева, от волохов сведал, что из Бендер сераскир-паша командировал в Польшу несколько тысяч турецкого войска, которые находятся ниже Рашкова по-над Днестром. Почему он возвратился к Днестру в село Вертижаны, где, уведомясь, что в польском селе Каменке турецкая партия людей режет и в полон множество берет, то ж и скот отгоняет, то щас же чрез Днестр переправился и 30-го июля на ту партию учинил нападение. При чем побил и в реке потопил 22 человека и одного взял живова. А из его команды убито два казака. Взятой же в плен турок объявил, что тому назад шесть дней сераскир-паша, которой остался с тритцатью тысячами [299] в Бендерах, командировал при четырех знатных старшинах две тысячи турков в Польшу, которые имеют свой лагерь выше Рашкова. Откуда для грабежа послано было более ста человек, которые им разбиты. А еще намереваются напасть на местечко Мясновку О визире ж сказывал, что он с войском выступил из Бендер к Ребой могиле шеснатцатой день, откуда верно с шестьюдесят тысячами турков и с дватцатью пятью пушками третий день, как пошел к Хотину на сикурс и, что через восемь дней конечно к Хотину прибудет.

3-го августа армия маршировала к деревне Княгине и стала при оной лагерем. И того ж числа послал подполковника Хорвата с казаками, чтоб он поставил пикеты в Кутах, Снятине, Залещиках и в Устье. А от оного места приказал учредить оныя подполковнику Бринку.

Представил главнокомандующему, чтоб Станиславов по обстоятельствам теперешним усилить, дабы б находящиеся мои партии верную опору имели. А при том просил, чтоб прислать ордер полковнику Ширкову, чтоб он казачий полк Саврасова в команду подполковнику Хорвату отдал, донося, что для высылки фуража, то ж и для делания близких разъездов около крепости, я к нему неумедля отправлю двести казаков. В протчем же он партии и на границах пикетов иметь не должен, ибо он обо всем от подполковника Хорвата уведомлен будет.

Того ж числа послал повеление майору Серезлию, чтоб он с гусарами меж Студеницею и Калусом расположился, имея в обеих оных местах пикеты и разъезды б от себя посылал в обе стороны. А атамана Сулина со всеми казаками прислал бы ко мне. Как армия прибыла к Княгининой, от положения моего в семи верстах и, как в примечании сказано, что Днестр делает тут колено и при том между армией и моей позиции была та самая болотистая речка, на которой я прежде турков побил, то для сих причин я за надобность нашел переменить позицию, то есть с корпусом конницы отступил шесть верст назад и стал против правого флангу армии.

* По мнению моему в таковой позиции стоять невозможно, где опасность есть сзади быть атакованым, хотя же и посты везде есть, но оныя держать неприятеля не могут, но дело их в том состоит, чтоб только извещать о движении оного. А при том в худом положении надобно быть всегда под ружьем, что больше всего войска изнуряет так, что они тем в такую слабость могут быть приведены, что из хороших войск будут дурныя. А особливо в том рассуждении, что лагерь никогда не бывает наступательной, но он должен быть оборонительной и в наступательной войне. Ибо и в сем роде оные войски в лагерь становятся для получения отдохновения, а не для того, дабы некоторая часть из оных обеспокоена была. Из всякого же лагеря возможно обращать свои движении к атаке неприятеля там, где место случай дозволяет, ибо как всякого командира должность есть знать местоположение. Потому, когда он должен будет марш свой куда-либо обратить, то предварительно примечены им будут непременно нужныя места. * [300]

Сие расположение распорядил я нижеследующим порядком. Одну роту от батальона майора Розена командировал к деревне Федоровцам в рощу с двумя пушками, которая тем средину армии прикрывала, то ж и соответствовала левому флангу егерям, которые занимали деревню Гавриловцы и позади оной лес. От того ж батальону две роты послал прикрывать в лесу левой фланг у моей позиции, то есть у гусарского лагеря. А батальон подполковника Меншикова поставил у редута на высоте при Янчинцах. Достальным же с майором Фабрицианом егерям приказал занять деревню Янковцы и сзади на реке Смотриче пост держать позад моего лагеря в деревне Мурованны и Поновцах. А подполковник Чернышев остался на прежнем посте в Жванце в замке 177.

Сего же числа против села Воробьи 200 татар, переплыв Днестр, отогнали несколько скота у обывателей, почему и с нашей стороны несколько из казаков охотников ночью на ту сторону переплывали. Майор Фабрициан, находясь в Рашковском лесу с егерями, приметил, что во фланге от города палатки реже стали и турки на город пушки ставили.

4-го числа представил главнокомандующему, что за распоряжением тогдашней моей позиции пехоты мне не доставало, почему надобно было, чтоб определить ко мне один полк для занятия горы с редутом, то ж хотя един четверт картаульной единорог 178 и двенатцатифунтовую пушку, которой и будет прикрывать левой фланг армии, ибо тогда находившийся там гранодерский батальон употребил в Китай-городе.

Вследствии сего представления того ж числа прислан ко мне от главнокомандующаго полк пехотной Шерванской, которому я велел занять гору с редутом. А батальону подполковника Меншикова приказал итти в Китай-город и там пост держать, куда и майору Серезлию прибыть приказал и в команде оного подполковника состоять.

5-го посланой из капитанов арнауцких в Яссы возвратился, только до самого сего города дойтить не мог затем, что новой господарь поставил караулы. По сей причине был он только в Батушанах, где сведал, что визирь все стоит в Рябой могиле и при нем войско, которое похуже осталось, тысяч до девяноста. А самого хорошего войска семидесят тысяч к Хотину отправил, да татар сорок тысяч. Сам же визирь, как сказывали, не имел намерения итти к Хотину 179. А, как сей посланной привел с собой волоха, то оного я, нарядив по турецки, отправил для разведывания в Хотин. [301]

Как я 4-го сего месяца требовал от главнокомандующего в подкрепление себе еще одного пехотного полка, то получил от него ордер, в котором поставляли было оное подкрепление мне ненаднобным. Вследствии того я послал к главнокомандующему еще рапорт, в котором изъяснился, что оного подкрепления я в том разуме осмелился требовать, что положение реки Днестра не дозволяет мне без оного трех верст вперед с гусарами податься. Днестр тогда так упал, что перед тем днем перезжавшие татары имели воду только по седло. При том на оном чрез каждые 100 саженей весьма мелки броды бывают. А наипаче таковыя были в селах Соколе и Богове и слободе Устье и потому естьли я хотя три версты вперед подался, то все оныя места по склонению, по кружению реки стали б позади левого моего флангу. Итак, естьли б я, исполняя приказание главнокомандующего, перейтить могшаго в селе Бабшине до несколько тысяч неприятеля атаковал, то в то ж время другая части неприятеля, перешедши в оных силах в зад меня атаковать могли. Тогда б мне не оставалось, как только ретироваться к армии и то чрез такия болота, которыя у нея не под пушками, хотя же я назади себя батарею имел, но в таком уже отдалении они меня защищать не могли. Я также опасался предпринимать движения с одним пехотным полком и двумя гранодерскими ротами, ибо из оного весьма слабой батальон-каре был. Сверх того я тем бы самым оставил авантажныя места. Ставка главнокомандующаго была тогда от меня в 7 верстах и в таком же расстоянии я был от Хотина. Впротчем я всегда имел намерение атаковать неприятеля естьли его выйдет не более тысячи, ибо я бы откомандировал на него часть войск, а с достальным бы остался в моей позиции и тем бы прикрывал зад откомандированным. И хотя селы Боговицы и Воробьи были позади левого моего фланга, но я рекою Смотричью с той стороны покрыт был, которую в редких местах переезжать можно было. Сверх того на ближнем от меня чрез оную перезде в селе Паневцах две роты егерей занимали, но совсем до впадения оной в Днестр два переезда было. Таково было мое тогдашнее положение. И потому тогда почитал нужным умножение подкрепления, ибо естьли бы оное позади меня было, тогда б я наверное и без всякого риску атаковать мог до 10000 и, разбив их, гнать до самого Днестра. Наконец в сем рапорте присовокупил я изъяснение, что сделал таковое о даче подкрепления представление не собственно для себя, но для пользы вверенного мне корпуса. Сие мое изъяснение тем и нижеследующее действие послужило, что в подкрепление мне не отказывали.

С пикетов получил репорт, что лагерь против Бабшина приумножится, только неможно приметить может быть, что из садов туда перешли.

Того ж числа явился польской мужик с той стороны и сказывал, что ушел от татар и, что вчерась татара перегнали лошадей ближе к Бабшину. А при том, что вся неприятельская армия в том месте хочет сюда переходить. А сего числа ожидают четыре тысячи пехоты, да и визиря самого с нескольким числом войска. [302]

6-го поутру получил рапорты, что неприятель в двух местах через реку Днестр переходит, в селе Бабшине татара, а из Хотина турки. А, как уже оных много перебралось, то я послал к главнокомандующему просить подкрепления. А между тем вышедшие из Хотина Жванец окружили. Почему от армии и послан был в деревню Гавриловцы генерал-порутчик Николай Иванович Салтыков с четырьмя пехотными полками и тремя карабинерными. А ко мне в подкрепление генерал-порутчик князь Репнин с четырьмя пехотными, одним карабинерным и одним кирасирским полками. Мы продолжали со всеми марш до деревни Федоровец, где получили рапорт, что неприятель от оной деревни влево версты три остановился. Почему я был тотчас для атакования оного от князя Репнина с гусарами командирован. Но турки, увидя меня, не дождав атаки побежали. Итак я их гнал до самой реки Днестра по течению оной несколько выше местечка Сокола. Правда, что во время самой догони под гусарами от бывшаго походу лошади были слабы, а напротив того, у неприятеля переходили все без сомнения доброконныя. И чрез то весьма мало турков побито потому, что их на столь близкое расстояние, чтоб рубить можно было, догнать по вышесказанным причинам не могли. Но когда уже они вступили в броды и начали плыть, в то время наши гусары, стреляя с берегу из карабинов, немалый вред плывущим причинили. Да часть оных, отбившись при побеге вправо и чрез то не потрафив на брод, перетопилась, ибо после того видно было несколько лошадей и челмов, плывущих без людей. Из корпуса же лехких наших войск убито в тот день Сербского полку порутчик Радонич, да ранен ротной и квартермистр один, гусар один, лошадей строевых две, да в полон взят из казаков один и ранено оных четыре.

Возвратившись после сего действия я расположил гусар под деревней Руда. А генерал-порутчики князь Репнин и Салтыков, дав мне еще Азовской пехотной полк с корпусами своими, возвратились в армейский лагерь.

7-го числа пехотныя оба полка расположил при деревне Гавриловце, а егерей два батальона майора Фабрициана и капитана Анрепа в Рачевском лесу, против Хотина, дав в подкрепление их гранодерской батальон с майором Розеном. В прибавку которому поставил от Азовского полку одну гранодерскую роту, которая определена была на сделанной на правом фланге в лесу редут. Так же артиллерии подпорутчика Бяшова, которой был закрыт лесом, я не приказал оной батареи открывать затем, что взятую от батальона Розенова Санкт-Петербургского полку роту расположил за засекою в лесу, позади редута, а Киевскую и Ингерманладскую с двумя фунтовым единорогами посредине лесу за батальоном капитана Анрепа. Когда я таковым расположением упражнен был, то прибыл ко мне в команду господин генерал-майор Потемкин с двумя карабинерными полками, которых я там же расположил, подле пехотных полков.

8-го числа еще прибыл в команду мою Астраханской пехотной полк. Между тем получил я рапорт от капитана Лалоша, которой с партией находился [303] в селе Соколе, что лагерь татарской, которой стоял против оного села, куда я их в последний раз гнал, вчерашнего, то есть 7-го числа, в половине дни сняли и потянули к стороне Хотина. Но, как они приняли несколько прочь от реки, так за горами видеть было неможно, где остановились или они за Хотин пошли. Почему я, опасаясь, чтоб они не пошли в Буковину, а оттуда в Польшу и в Снятин, дабы сделать нам диверсию обращение армии к той стороне, дабы очистить Потоцкому путь к Каменцу, приказал выбранным казакам в следующий день чем свет на той стороне гору переехать и с оной осмотреть, где оне расположились.

9-го получил рапорты от партиев моих из Браславского воеводства, что уже две тысячи турков в Рашкове стоят. О чем я представил главнокомандующему не изволит ли о сем отписать к его сиятельству графу Петру Александровичу, как оное место от орловского форпосту, по мнению моему, щитается в десяти милях. Того ж числа получил рапорт, что посланныя казаки на ту сторону проведать, куда татара пошли, переехать туда не могли по причине, что там оставлен был татарской пикет до трехсот человек. Только они приметили одну палатку на той горе, из чего заключать можно было, что они под Хотином расположились.

Получил рапорт из Окоп, что до трех тысяч турок потянулись вверх Днестра.

Сверх того неприятель 8-го, 9-го, 10-го, 11-го и 12-го чисел ежедневно переходил в нескольких стах, а иногда и в тысячах на сю сторону обыкновенно около половины дни и делал перестрелку. Но я всегда от оной отходил по причине, как уже выше сказано, что всегда из оной выйдет серьезное дело и для того по перестрелке мало употреблял, чтоб их только амюзировать 180. Которые же, наступая на моих перестрельщиков, приближались к Рачевскому лесу, егери своей пальбою отвращали назад и, наконец, тем и день оканчивался, но всегда оне возвращались от егерей с уроном.

По повелению главнокомандующего командировал капитана Лалаша с пятьюдесятью гусарами при офицере и пятидесятью выбранными при старшине казаками, чтоб он чрез Куты позад Прута отделился сколь возможно далеко в горы и там, взяв свою позицию, но почасту переменял. А при том снесся с Адауцким монастырем, где архиерей пребывание свое имеет, который о всем его будет уведомлять и в случае нужды всякия помощи подаст к сохранению его. А он бы почасту посылал в небольшом числе партии вовнутрь разведывать, которыя в горы возвращаться к нему должны. О приносимых же чрез них известиях чрез Снятин давал бы мне знать. А, как он будет близ цесарских границ, то со оными поступал бы, яко с союзными нашего высочайшего двора.

10-го командировал подполковника Жандра и с ним пять ескадронов гусар, двести казаков, всех волонтеров и два восьмифунтовых единорога, чтоб он в Калюсе переправился чрез реку и той стороной послал бы партию к стороне Хотина. [304]

13-го после половины дни перешло неприятеля на польскую сторону не менее пяти сот человек. И на той стороне знатное число конницы в готовности стояло, которые фланкеров моих обратили совсем за гору так, что батарея подпорутчика Бяшова на то время открыться принуждена была. А дабы б очистить, как гору, так и дол к реке Днестру, чрез что неприятель и ретировался обратно за реку.

14-го в 10-м часу по полуночи неприятель, оставляя Хотин, в правом своем фланге до несколька тысяч своей конницы на той стороне собрал и в полугоре начал копать ретрашемент. Потом поставил свои пушки, в которых часть стреляла на Жванец, а другая на батарею подпорутчика Бяшова. Но только никогда не доносило, окроме, что одна пушка чрез Жванец, двадцатичетырехфунтовая, переносила. О чем я главнокомандующего репортовал. Почему армия из-под Княгина переменила лагерь к Гавриловцам. И в то ж самое время повезли пантоны для делания мосту, но замешкался переходом, что дежурной генерал-майор Ступишин донес ему, будто мосту не привезли. Между тем часу в первом пополудни шестьдесят человек турок, переправившись сперва на ту сторону, начали шермицель с казаками. Куда я и конвойных своих гусар числом конницы собираться стал в намерении оные гусарские полки атаковать. А, как я выше сказал, что неприятель, будучи отбит около подпорутчика Бяшова редута, собравшись пехотою вовнутрь лесу пошел, атаковал нижнюю батарею и батальон капитана Анрепа с такою наглостию, что оной принужден был ретироваться и пушки с собою вести, отстреливаясь оными в ретираде по дороге. Хотя же находившиеся в лесу егери защищали пушки и, хотя они тогда соединились уже вместе с ротами Ингерманладской и Киевской, однако по великому числу неприятеля были они уже средине лесу окружены. Сверх того у егерей уже и патронов недостаточно было. Почему майор Фабрициан с своим бытальоном и с несколькими охотниками гранодер пошел в середину леса их подкрепить. Сие видя, я также приказал полку Астраханскому, выступя из батальон-каре, иттить к лесу на подкрепление. Потом, построя две шеренги второй батальон под командою того же Астраханского полку пример-майора Баненберха, по знаемости места призвав майора Розена, приказал ему вести оной прямо на ретирующихся. А первому батальону под командою полковника Гудовича 181 приказал зайти влево лесу и итить по оному самым краем, дабы, обойдя неприятеля, в зад его правого фланга атаковать, которой и проходил подле самого правого флангу тех гусар, которые уже вышеупомянуты. Но, увидя, что неприятельской конницы весьма знатное число с тем намерением собралось, чтоб атаковать оных гусар, тотчас, выступя из лесу, с своим батальоном плутонгами на них стрелял и тем принудил ту конницу ретироваться. Что исполня, поворотился опять атаковать во фланги спешенного неприятеля, которой между тем уже от второго батальона полку Астраханского начал ретироваться. А, как полковник Гудович приближился с своим батальоном, то они с той же наглостью с ножами бросились на его батальон, но чрезвычайным [305] огнем пушечным и ружейным обращены в бегство. Почему уже, как все спешившияся, так и конница, бегучи, обратно за Днестр перебирались. При сем действии урону с неприятельской стороны не менее щитать, как до тысячи человек, что и пришедший дезертир объявил, ибо беспрерывно более четырех часов огонь на них продолжался. С нашей стороны убит Чернаго ескадрона капитан Маргажич, Желтаго ескадрона капрал один, Егерского корпуса барабанщик один, егерей десять, Астраханского полку мушкатер один, Киевской роты плотник один, Ингерманландской роты гранодер два. Ранено Астраханского порутчик Меер и мушкатер два, Санкт-Петербургской роты подпорутчик Демьянов, и гранодер два, Ингерманландской роты сержант один, гранодер пять, Киевской роты гранодер десять, прикомандированной Азовской роты гранодер один, полевой кавалерии канониров четыре, Егерского корпуса сержант один, барабанщик один, егерей девятнадцать, Желтаго ескадрона прапорщик Чернич, гусар один, Ахтырского полку трубач один, гусар один, лошадей две; Сербского лошадь одна, Карабинерных: Табольского карабинер шесть, лошадей одиннадцать; Сибирского лошадей четыре. Всего убито осьмнадцать, ранено пятьдесят девять человек и лошадей осьмнадцать.

Неприятеля ж не менея было десяти тысяч, которой в лесу атаку производил. После чего и армия к тому месту прибыла.

Я же с гусарами расположился лагерем при деревне Руде, на левом фланге у армий.

Таким образом армия, пребывавшая до того в прежнем лагере при Княгине, 15-го числа заняла свой лагерь при Гавриловцах. А я послал повеление подполковнику Жандру, что неприятель чрез реку наводит мост подле Хотина. И потому щитать надобно, что он намерен нас атаковать. Для сего армия взяла позицию против Хотина, чтоб его принять. И так, ежели он с партией на ту сторону реки Днестра не перешел, то, немедленно переправясь, послал бы небольшую партию, чтоб оная дошла как можно ближе к Хотину и, не входя в дело, только б на горах неприятелю показалась, чтоб чрез то ему сделать диверсию 182. Ежели ж мы неприятеля разобьем, то оной конечно, по обыкновению своему, побежит, то, чтоб он как можно старался его бегством воспользоваться.

16-го из лагеря при Гавриловцах перешла армия в другой, которой был занят на берегу Днестра против Хотина, на пушечной от города выстрел. Я же получил рапорт от подполковника Хорвата, что состоящий в селе Раранчах татарской корпус назад три дни оттоль выступил и уповательно, что пошел к Хотину. А 15-го уведомился он, что поблизости местечка Чернауцы в лесу есть неприятельская партия, которая около Чернауц у обывателей [306] забирает скот, имущество. И, что от подчашего Потоцкого из Хотина послан волох разведать сколько в Покуции есть наших войск. Также от него посланы жиды для собрания ему около Снятина и Кутов провианта и съестных припасов. Почему он состоящим в Городенке, Снятине и Кутах офицерам на постах приказал старатца оного шпиона и жидов поимать. А при том уведомился он от подполковника Лазаревича, что Пулавской с конфедератами теперь находится около Замостья и намерение имеет итти к Львову.

Сего же числа получил я от капитана Лалоша репорт, что в державе Херливской на реке Бахлу татаре немалым лагерем стоят. Откуда 13-го числа вышедши грабили села Глубокое, Пустую Поляну и Замостье, где одного раскольника убили. В проезде же своем все жгут. И, как они за шапками своими носят перья так, как российские казаки и арнауты, то чрез то много людей и на полях половили. В державе же Черновской по Прут реке до пятисот турков стоят лагерем в Окопах, откуда содержат бикет в находящемся при конце Буковины недалеко села Топаровцы узком месте. В местечко ж Червцы приходило турок до пятидесяти, где, убив одного человека, в монастыре Хоричеве скот и лошадей забрали. И хотя от господаря волошского двоекратно было публиковано приказание, чтоб все волошские шляхтичи собирались как можно скорее к соединению с ордою татарскою, но так [как] они и доныне не послушались, то имеют быть в горы Хатман [нрзб] с турками и арнаутами для приведение их в послушание и для собрания подвод под магазеины. Сколь худо турки с поддаными своими во время войны поступают и сколь имеют худую дисциплину, то видно из того, что когда турки в Молдавии находились, то всякой день грабили они и в плен брали молдавцов так, что сии последние принуждены были бежать в горы, что сперва поставлено им было в преступление и хотели послать за ними корпус. Но, когда господарь молдавской предоставил визирю, что народ не от непослушания, но от страху бегает, то сие намерение оставлено и пленных велено отпускать.

Почему и я получил от капитана Лалоша репорт, что из находящегося на реке Бахлу лагеря пленных всех молдавцов велено отпустить с такими словами, что обывателей пленять легко, естьли кто имеет храбрость привести пленным русского солдата или казака, тот награждение получит. Но однако ж при выпуске сих несчастных из лагеря обобрали их так, что только в одних рубашках оставили. Сверх того господарь волоский таковым пленным 40 человекам исходатайствовал свободу и велел во всех городах на торгах публиковать, чтоб никто не бегал. Также он дал указ, чтоб все волоские господа скот, овцы, масло и другие припасы к туркам посылали.

Комментарии

149. Возможно, один из троюродных братьев Г. А. Потемкина: Потемкин Павел Сергеевич, или его младший брат Михаил Сергеевич, бывшие волонтерами в 1-й армии во время Первой русско-турецкой войны.

150. Правильно байрактар (байракдар), чин в турецкой армии, соответствовавший русскому прапорщику, знаменосец. Кроме того — название военных вождей албанских племен.

151. По-видиому, Ренненкампф Иоганн. В службе с 1749 г., депутат Уложенной комиссии 1767 г.; генерал-поручик с 22 сентября 1769 г.

152. В журнале имя оной не написали.

153. Ибо армия имела ближе марш, как оная прямой дорогой к своему предмету шла, а я с корпусом принужден был итьтить вверх по реке Днестру, прикрывая армию слева, то есть с стороны неприятеля.

154. Возможно, Чернышев П. М.

155. Розен Владимир Иванович (1742-1790), фон, барон. За отличие в Первой русско-турецкой войне награжден орденом св. Георгия 4 ст.. Был женат на двоюродной племяннице А. В. Суворова. В 1787 г. — генерал-майор, состоял при Екатеринославской армии, вел переговоры с очаковским комендантом. В 1790 — генерал-поручик.

156. Надлежит ведать, что чрез сей лес Буковину только три дороги. Две, как значит были заняты, а по 3-й, как ниже усмотрено будет, шла армия, то есть подле реки Прута, а в протчих местах сквозь сей лес в рассуждении бугров пройтить неможно.

157. Имени сего дефиле сыскать не мог.

158. Меншиков Сергей Александрович (1746-1815), князь, внук А. Д. Меншикова. С детства записан в гвардию. Поручик л.-гв. Преображенского полка (1746). Участник Первой русско-турецкой войны. Подполковник армии, за храбрость награжден орденом св. Георгия 4 ст. и назначен флигель-адьютантом Екатерины II (1770). После войны командовал полком. Произведен в генерал-майоры (1778), в генерал-поручики (1786). Вскоре перешел в гражданскую службу, назначен сенатором и при отставке в 1801 г. получил чин действительного тайного советника.

159. Гусаров для того я не переправил, что каждому военному человеку известно, что конница задом к дефиле примыкатца не должна, а вельми паче к мостам. А когда б неприятель приближался к батарее, чтоб он демаскировал свои силы, а при том и контенанс чтоб был виден. А в рассуждении того перевесть конницу было и не долго.

Контенанс — от французского contenance — сдерживать. Здесь имеется в виду готовность к отражению нападения.

160. Сие принуждение произошло от того, что вперед уже иттить было неможно, ибо дефилея нас с армией разделила. Да и противно военному искусству, чтоб конница дефилеи проходила наперед армии в присудствии неприятеля.

161. Как скакать было не безопасно в рассуждении пней и валежнику.

162. От франц. agir — действовать

163. Здесь имеется в виду замешательство.

164. Очевидно, Жуков Михаил Михайлович (1729-1803). В 1747 г. окончил артиллерийскую школу и выпущен в артиллерию капралом. В 1767 г. был избран депутатом в Уложенную комиссию. В 1773 г. вышел в отставку в чине подполковника и перешел на гражданскую службу. Был женат на племяннице Г. А. Потемкина А. В. Энгельгардт. Занимал ряд постов в Смоленской губ.; в 1782 г. действительный статский советник, Астраханский губернатор. В 1786 г. — тайный советник, кавказский наместник и сенатор (с 1787 г.).

165. Волконский Г. С.

166. Как казаки гораздо лутче дерутся, когда прибыль есть.

167. С сего времени весь генералитет был согласен, чтоб строиться в каре.

168. Укрепление, возведенное во время осады Хотина в 1738 году графом Б. Х. Минихом.

169. Вероятно, имеется в виду кто-то из рода волохских бояр Кантакузиных, один из которых, князь Радукан, в 1769 году сформировал Волохский князя Кантакузена полк, состоявший из молдавских и волохских жителей. Возможно также, что имеется в виду кто-либо из воинов этого полка.

170. Здесь — холм, курган.

171. Брюс Я. А.

172. Позиция сия такая была, что естьли пост подполковника Чернышева был форсирован, то моему посту не оставалось как назад иттить, ибо неприятель мог бы иметь с Хотином беспрепятственную коммуникацию. А положение земли запрещало как мне оной пост подкреплять, так и ему ретироваться ко мне по той причине, что от моего лагеря начиналась лощина и проходила позад положения подполковника Чернышева, где ей был конец. А от того места был низкой и почти с рекой ровной берег.

173. Любомирский Мартын (Ежи Марцин) (1738-1811), князь, польский генерал войск коронных (1756-1759), посол на Сейм (1772, 1775), самозванный маршал барской конфедерации (1769).

174. Салтыков Иван Петрович.

175. Сие кажется неоспоримо было по военному искусству, как и во всех военных авторах предписано, когда неприятель приближается, то все деташаменты и отсудственныя посты собрать. А особливо надлежало дать время демаскировать себя неприятелю и смотреть его движении, ибо по незнанию, что вся наша армия была на молдавской стороне, сей неприятель мог переправить татар в Польшу, от чего бы армия весьма потерпела.

176. Как скоро неприятеля прежде не атаковали, то всей позиции уже атаки сделать было невозможно. Итак должно было исполнять наше отступление под канонадой хотинской. Сверх того доставление фуража столь неудобно было, что за оным принуждены были посылать поутру рано. Но фуражеры возвращались с ним опять только к свету, что делало целые сутки. Важнея же всего было то, что когда уже атаковать неможно, то удобнее было перейтить и стоять у своих фуражей. К тому <...>.

177. Арачевской лес был оставлен, ибо в рассуждении малого числа пехоты в моей команде находившейся оного занять было неможно в рассуждении положения земли, а только сим мог мою позицию утвердить, прикрыть армию и взять цепь твердую с Жванцом.

178. Артиллерийское орудие типа гаубицы, снаряд которого весил 1 пуд (16 кг.).

179. На сии известия о числе войска полагаться можно было, ибо, что он слышал от других, то и сказывал, так как и на шпионов обыкновенно полагаться никогда не надобно, хотя оные иногда и необходимы. Но всегда от рассуждения зависит, что по обстоятельствам за правду принимать должно.

180. Здесь в смысле собираться, скопляться, чем привлекать внимание.

181. Очевидно, Гудович Иван Васильевич (1741-1820), генерал-фельдмаршал. В службе с 1759 г., участник трех русско-турецких войн. Подполковник (1761), полковник (1763). За отличия под Хотином и в сражении при Рачевском лесу награжден чином бригадира (1769), за взятие Бухареста и отличия в Валахии произведен в генерал-майоры (1770). В сражениях при Ларге и Кагуле бился рядом с Г. А. Потемкиным. Произведен в генерал-поручики (1777). В 1785 назначен генерал-губернатором Рязанским и Тамбовским. Генерал-аншеф за взятие крепости Килия (1790), во главе Кубанской армии взял крепость Анапу (1791). Возведен в графское достоинство (1797). Жезл фельдмаршала получил 30 августа 1807 г., одновременно с А. А. Прозоровским. С августа 1809 до февраля 1812 г. — главнокомандующий в Москве.

182. Сие для того учредил, поелику щитал, что в тот же день мост поспеет, как обыкновенно бывает. Но напротив того оный восемь дней работали, а щитая по сделании мосту и атаковать им уже надо, но в сем расположении ошибся.

Текст воспроизведен по изданию: Записки генерал-фельдмаршала князя А. А. Прозоровского. Российский архив. М. Российский фонд культуры. Студия "Тритэ" Никиты Михалкова "Российский архив". 2004

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.