ПРОЗОРОВСКИЙ А. А.

ЖУРНАЛ

ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА КНЯЗЯ А. А. ПРОЗОРОВСКОГО
1769-1776

1769 год

Того ж 18 выступя из Могилева прибыл в местечко Лучинцы, три мили, где 19-го получил известие, что турки впавши, четверть мили от местечка Ярышева деревню грабют. Для чего командировал я порутчика Крекича с пятьюдесятью казаками, от которого 20-го получил рапорт, что восемь турков во оной были и опять ушли.

Того ж числа приказал подполковнику Бринку с ево деташаментом расположиться в Баре. В сей же день подполковнику Жандру с ево ескадроном и егерями занять пост в Брагиле. А майору Серезлию с ево ескадроном занять пост в Браславле.

А я поехал в местечко Латычев. По прибытии туда 22-го числа возвратившийся посланный от меня хотинской жид объявил, что один паша с тысячью человеками конницы в Хотин прибыл и вскорости ждут еще двух пашей с двадцатью тысячами войска. Еще ж уверял, что он от себя послал таких людей, кои конечно магазеин в Чернауцах сожгли. Почему я ему сказал естьли он еще созжет магазеин в Цацаре, то знатную сумму получит. Также получил известие, что по отдалении моем от Днестра турки во отмщение созжения Сороки выпавши ⁷³ сожгли Цыкановку. И слух был, что хотели жечь Могилев. О чем я того ж числа между прочим донес главнокомандующему.

Хотя я тогда не получил еще резолюции от господина генерал порутчика Салтыкова которым полкам быть в команде моей. Но, как в сей угол сошлось тогда довольное оных число отчего наконец последовать мог недостаток в фураже и провиянте, то для предупреждения оного я приказал Тобольскому карабинерному полку расположиться в Виннице и Литене, а Вятскому в Старой Синяве, а Строгожскому гусарскому ⁷⁴ явившемуся тогда ко мне из Киева в Николаеве. [211]

Ахтырского полку двум ескадронам приказал следовать одному в Браславль и явиться в команду майора Серезлия, а другому в Брагилов в команду подполковника Жандра.

Майору Звереву ⁷⁵ с одним ескадроном полку Венгерского следовать в Медзибуж и быть в команде у бригадира Текелия, а другому ескадрону под командою капитана Гевкина следовать в Баре и быть в команде ж у бригадира Текелия.

Майору Серезлию иметь сношение с Уманским постом с полковником Гейзером. И между тем всем постам между собою сношение иметь и о всем подробно репортовать меня. Полковнику Чорбе с двумя ескадронами полку его расположиться в Базалии. Майору Стингену с гранодерскими ротами расположиться в сем же местечке.

Капитану Анрепу с егарями — в Черном острове.

Каргапольскому полку — в Новом Константинове. Нижегородскому — в Лятичеве.

Я квартиру себе назначил в Базалии.

26-го получил рапорт от подполковника Б ринка, что отправленной от него волах возвратился и объявляет, что в местечке Кинишеве и в Бендерах видел турецкаго войска тысячь до шести, которые ожидают прибытия визирского с войском. Конфедераты же стоят при Потоцком в Волошизне против Рибицы с которыми турок и татар сот до шести. А при том, что по отогнании от границ турецких партии многие волохи получили немалую радость и свободу к предприятию мер своих, почему из жилищ своих бегают в наши границы и уже немало сюды перешло. С сим посланным пришел один волох из села Каражинцы расстоянием от их в двух милях, который объявил, что он послан от них волоскаго старшины разведать о точной справедливости, будут ли они приняты под римскую защиту.

Оной же старшина имел войска до ста пятидесяти лошадей и охотно хотел принять нашу службу.

К которому старшине я писал и уверил ево о протекции нашей всемилостивейшей ГОСУДАРЫНИ. Сие было самое полезное правило тогдашней нашей политики. Такия уверения не одними словами ограничивались. На сих днях явилось так же несколько арнаутов из самого неприятельского войска. Я им дал всем по червонцу. Того ж числа получил от главнокомандующаго от 23-го ордер, в котором написано:

“На репорте вашего сиятельства из Могилева от 18-го числа сего месяца во-первых изъявляю вам совершенное мое удовольствие всеми теми вашими трудами и распоряжениями чрез которые одержан вновь над неприятелем немалой авантаж и того больше нанесен ему для переду страх, а при том за нужное нахожу знать дать:

1-е, что хотя весьма изрядно, что ваше сиятельство явившимся у вас из неприятельского войска арнаутов, как во первым дезертирам дали каждому по червонному, но дабы и более между неприятельских войск и особливо [212] из нашего закона побеги к нам причинить было можно, извольте, Ваше сиятельство, выбрав из помянутых арнаутов одного или двух человек попроворнее и поумнее и дав им еще червонных по два-три назад отпустить с тем, чтобы они за обещаемое им дальное награждение старалися и других им подобных из неприятельских войск на побеги к нам уговаривать и склонять, рассказывая и толкая им, что все добровольно сюда приходившие с такою ж, как и они сами милостию и благодеянием принимаемы будут.

2-е и явившихся у вас молдавцов, которых ваше сиятельство далее в Новою Россию отправляете, приказал я не токмо тамо по надлежащему принять и содержать, но и вперед потому ж поступать, естьли подобные от вас же или сами собою туда придут.

3-е а как вышепомянутаго вашего сиятельства репорта за нужнейшее состоятельство осматриваю я то, что молдавской господарь дал жителям тамошней земли секретное повеление, чтоб по приближении туда наших армий во всем нам вспомоществовать и нашу сторону держать, ибо в рассуждении сего равномерно изволите ваше сиятельство старание употребить, буде возможно чрез нарочно посылаемого от себя надежного верного человека помянутому господарю также секретным образом знать дать, что естьли в вышеизображенное известие основательно, то оказуемое им в том в здешней стороне усердие принято будет и от самой ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА НАШЕЙ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ МОНАРХИНИ со особливым удовольствием. Так, что он со всею землею и жителями может за то и от ВЫСОЧАЙШЕЙ ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА протекции милости обнадежен быть, а особливо естьли наша армия по приближении туда всевозможное от него вспомоществование о самом деле получить”.

В то время я уже принятых вышеписанным образом польских, украинских казаков формировал в 500 полк, но старшины их просили, чтобы им содержание против Донского войска старшин было. Я представив 28-го репортом о сем главнокомандующему присовокупил к тому мое о сем роде людей примечание, которое я сделал по поводу двух относительно казаков от главнокомандующаго данных повелений, из которых первым предписываемо было, чтоб сих казаков соединить с Чугуевскими ⁷⁶. Вторых, естьли то неудобно покажется, то составить из них особливый полк, а офицером к ним определить польских шляхтичей, которых также приглашать в службу было высочайшее повеление. По сему я представил, что естьли их соединить с Чугуевскими казаками, то они должны будут разделены по маленьким частям по Польше. Следственно нельзя будет иметь особливаго над ними надзирания, которое им тем более нужно, что они набраны из разных мест и никакого военного повеления не знают, отчего конечно произойдет то, что они охоту к нашей службе потеряют, а наконец и разбежать могут. Сверх того, как они имеют неприятельскую вражду против сдешних шляхтичев за их обиды и делаемые им утеснения, а к жидам за их аренды. Естьли они будут в таковой разбивке непременно в отмщении наделать много проказ. [213] Мое заключение было наконец, что когда угодно его сиятельству, то они останутся особливым полком под моим наблюдением, то я все примечание над оными иметь буду. Касательно до польских шляхтичей, которых приглашать в службу нашу высочайше повелевается я изъяснил свое мнение, что сомнительно, чтоб кто-либо из них в оную вступить пожелал. А естьли пожелают, то их никак нельзя с вышепомянутыми казаками смешивать по причине сих последних крайней на них злобы. Равным образом неможно поместить их в гусары потому, что такая их служба будет не видна, а по обстоятельствам тогдашним и поелику они не с иным намерением пойдут, как для защищения отечества своего, надобно, чтоб они были видны. Итак заключал, когда охотники из польских шляхтичей в нашу службу сыщутся. О чем я и старался, то надобно и звать их особливым полком или корпусом, например уланов, в польской одежде, которая уже самая не меньше гусарского стоить будет. Лучшей же приступ к тому может быть сделан чрез обещание какому молодому шляхтичу, что его сделают полковником, естьли он составит полк и соберет офицеров, что ему тем удобнее можно будет сделать, что мелкой шляхты в Польше очень много.

27-го получил от подполковника Бринка из Бара репорт, что к нему рапортует порутчик Крекич, что до несколько тысяч турок и возмутителей прибыло в польское местечко Вержбовцы. Я не только приказал всем четырем карабинерным полкам собраться в местечко Лятычев, а всем гусарам и егерям в местечко Деражню, но и сам туда того ж числа прибыл. Но тут же получил от подполковника Бринка из Бару рапорт, что напротив онаго известие в Вержбовцы было очень мало неприятеля и из тех половина пошла вверх по Днестру, а другая вниз.

Почему я всем в прежнее расположение выступить приказал.

А подполковнику Бринку с деташаментом выступить и прибыть 29-го в Замехово велел.

1-го марта получил рапорт от капитана Ангелова, что он по повелению господина генерал-майора Измаилова из села Чернаго следовал в местечко Аринино наперед корпуса его. И по прибытии в оное тамошние обыватели ему объявили, что конфедераты в селе Репинцах находятся, куда он тотчас с командою пошел. И тамо оных атаковав немалое число побил и в реке Смотриче потопил. В полон взял меньшого Пулавского ⁷⁷ и с ним семнадцать человек. Из его ж команды ни малейшего урона не было и, что из онаго местечка Аринина генерал-майор Измаилов пошел для разбития конфедератов, находящихся в Окопах и Жванце.

Того же числа поехал я из Диражны чтоб с деташаментом подполковника Бринка ехать к Калюсу и оттуда вверх по Днестру осмотреть положение мост и берега Днестра, ибо должно было чрез оной переходить. И 2-го числа прибыл в Замехово, откуда, взяв деташамент подколковника Бринка, продолжал марш до местечка Усшицы, три мили, где ездил со мною и генерал-квартирмейстер Каховской ⁷⁸. [214]

3-го послал репорт главнокомандующему, прося от него разрешение в следующем: майор Вилевич уведомил меня, что у принятых польских казаков есть множество собственных их упряжек, хотя же я на первой случай велел вообще давать их лошадям фураж. Но, как сие могло быть в отягощение, то как в их содержании против донских ли казаков или иначе поступать велено будет. Во-вторых, естьли бы какие хорунгви Речи Посполитой захотели к Российскому войску пристать, то дозволено ли будет их принимать.

Того ж числа из Усшицы выступя продолжал марш до местечка Студеницы две мили.

4-го из Студеницы выступя пополудни приехал во Хотин и наперед посланой до меня партией с порутчиком Крекичем из бывших в Жванце взято двое возмутителей, да в разных мест бегущих из Окоп поймано четыре человека и один из них дезертир к нему явился. Пойманные объявили, что Окопы нашим войскам под командою генерала находящимися взяты, но только Пулавской с лутчим своим войском вышел из города в ворота и спустился при одной деревне, где съезд был и под кручею берега внизу есть дорога, которую он мимо Окоп вверх Днестра прошел. А оне и еще несколько нашли способ рассыпаться в разные стороны. До двухсот лошадей возмутителей находилось в селе Браге, которое против Хотина и, как лед уже тогда очистился, то оныя на ту сторону переправились на турецких паромах. И вышесказанная партия с порутчиком Крекичем наконец прибыла в село Бабшино, расстоянием две версты от Браги. Также и от находящейся при мне команды послано было двадцать человек с старшиною казаков, чтоб находящуюся небольшую рощу под Брагою проехали. Не переехавшие же еще на ту сторону возмутители выехав человек до тридцати с казаками шермицель ⁷⁹ делали и из Хотина также по них из пушек стреляли. А я в то время из лесу смотрел на Хотин. Отсюда поехал и прибыл в село Белевцы. Я о всем сем на другой день то есть 5-го репортом донес главнокомандующему, в котором о Хотине сделал я примечание, что сего города порядочную крепостию назвать неможно. Напротив того, он есть ни что иное, как старинной замок, обнесен каменною стеною, имеющей великие форштаты и окружен весь высотами, главнейшем строением на половине горы лежащий. Все же положение места очень сходствует с смоленским. Так, что бывший в сем последнем может представить себе некоторое понятие и о первом.

5-е выступя из Белевцов прибыл в местечко Устье, где получил известие из Рашкова. Возмутители перебрались на ту сторону прежде еще распущения реки и соединясь с Потоцким несколько от Днестра вовнутрь волоской земли отделились. Однако ж я для лутчаго удостоверения приказал послать в Рашков партию и чтоб оттудова весь провиант и фураж вывозить к своим войскам, дабы они и впредь оным пользоваться не могли, а оная б партия против тех мест всегда находилась. И, чтоб начиная от Егорлика до Могилева все перевозы перепортить, а в сем местечке приказал оных несколько оставить для переправления к нам приходящих волохов, поручив [215] сии паромы под смотрение капитана Палалова, находящегося с навербованным полком в Шаргроде.

6-го, выступя из Устья, того ж числа прибыл в местечко Залещики в шестом часу пополудни и в самой тот же день приказал капитану Ангелову с двумя ескадронами переправиться через Днестр в Покуцию, а в 10 часов пополудни приказал переправиться капитану Тотовичу во оном местечке Залещиках чрез Днестр же с двумястами донских казаков и одному ескадрону гусар в подкрепление. * ^–Как я всегда имел желание служить с гусарами поелику в маленькой войне наибольше к отличению себя представляются случаи, то и просил о сем я князь Александра Михайловича Голицына, который мне на сие следующим отвечал: “На письмо вашего сиятельства от 18-го числа сего месяца ответствовать честь имею, что сколько желание ваше определение вас точно к гусарским полкам ни похвально и сколько я сам тому рад был бы, ваше сиятельство знать изволите, что я в оном собою вас удовольствовать не в состоянии. Со всем тем обнадежены быть можете, что я всевозможным образом о том стараться, да и двору представить не оставлю, а на первой случай пишу сей же день приятелям моим в Петербург, для чего и прошу ваше сиятельство некоторое токмо в том небольшое терпение возыметь. Между тем, хотя ныне молдавское село и сожжено для лишения чрез то неприятеля прибежища, но для переду без крайней нужды лучше от того воздерживаться в рассуждении, что и жители от того огорчатся и нам иногда самим надобность в том будет. А имею честь быть с особливым почтением.” ^–*

Я уверен будучи, что в близости турецкого войска кроме двадцати трех лошадей, которые от старосты Черноуцкаго по границе ездят, чтоб обыватели не разбегались. Приказал капитану Тотовичу атаковать сзади Снятин, где находился Тваровской с партиею возмутителей, Ангелову спереди, но только сему последнему марш был далее, да и посланной мой к нему несколько приехал поздно, а Тотович имел только две мили переходу. Но, как возмутители о переходе Ангелова чрез реку по видимому известились, то оные из Снятина выступя за пол мили в одну деревню на самою границу волоскую остановились. Где капитан Тотович с казаками их атаковал, разбил и гнал с милю по Волощизне, куда оные бежали к Черноуцам. При оной стычке убито тридцать человек, в числе которых один турок. В полон взято семьдесят два человека, четыре пушки чугунных на худых лафетах, два барабана. И так весь Днестр от неприятеля был очищен.

После сего бывшим на правой стороне войскам я приказал опять на левую, то есть польскую, переправиться. И капитану Ангелову в местечке Усшицах с двумя ескадронами остаться, которой бы, как по той стороне известия получал, так и по сей стороне до местечка Устья небольшие партии имел для разведывания. * ^–Река Днестр так тогда наполнена была, что вброд нигде переехать неможно было. По объявлению же обывателей она [216] еще более возвыситься должна была, когда теплая погода и дожди продолжатся, ибо тогда все воды в горах находящиеся в нее выйтить должны. И тогда она такое быстрое течение имеет, что на паромах переехать нельзя. Почему я всем партиям дал повеление наблюдать состояние реки и как о прибавлении, так и уменьшении воды мне доносить ^–*.

8-го получен подполковником Бринком от капитана Моргажича от 5-го числа рапорт, что Карнешовского монастыря игумен с молдавской стороны к нему явился и объявил, что 3-го числа за Сорокой четыре мили в село Гечю прибыло с пашой из Бендер до тринадцать тысяч турецкаго войска, которые будто и расположиться хотели против Рашкова, Цыкановки и Могилева. И будто бы татарская орда пойдет по сей стороне Днестра на Мурахву к Хотину. А как оное место надлежит до Потоцкаго, которой при конфедерации находится, то будто он сие местечко и ключ оного отдал им в добычь. И напоследок он же Маргажич репортовал, что к Сороке действительно прибыло восемьсот турков.

Но как Сорока уже созжена, то им в ней и расположиться неможно, разве по ближним селам. Почему я туда для нападения на них послал его же, капитана Маргажича.

Потоцкий тогда находился не более как в 300 человеках около Рашкова и Рибницы в Волощизне, а после моего поиску несколько отдалился к Ясам. О чем я 8-го числа главнокомандующему послал рапорт из Червоногорода, где я тот день находился в сем месте.

Подполковнику Бринку с ево деташаментом приказал следовать в местечко Гродек и там расположиться.

Я ж 9-го поехал чрез всю Подолию в Базалию, куда прибыл.

11-го получил репорт от генерал-майора Черноевича, что сообщает к нему генерал-майор Лебель о полученном им повелении от главнокомандующаго Второй армией, дабы из Новой Сербии вся пехота переправлялась за Днепр в назначенныя квартиры. Для чего он и из Гумани пост должен был взять.

Почему я главнокомандущему князь Александр Михайловичу Голицыну послал репорт, что оное место до прибытия его сиятельства в Польшу не зането останется. А как армия соберетца, да татара к Хотину и Бендерам прибудут, в то время мне надобно будет совсем вперед подвинуться, так же уже в сем посту и нужды не будет.

Того ж числа дивизионного квартирмистра Искрицкаго послал на встречу идущим с Дону казачьим полкам. Проезжая из Червоногорода в Базалию чрез местечко Язловицы, 9-го дня послал из оного к господину генерал-порутчику Салтыкову репорт в котором уведомляя его, что всю левую сторону Днестра начиная от Калюса до Залещиков объехал. Так, прилагая ему копии с ордера господина Олица из моего на то рапорта, просил его, чтоб он меня пред сим начальником оправдал, ибо он все мои просьбы о присылке подкрепления, тако ж и отсылке назад Апшеронского полку, котораго [217] я никак употребить не мог, всегда протолковывал в худую сторону. * ^–С сего времени начала зависть распространять яд свой на мои успехи, которой несносно было, что оные повлекли на меня ВЫСОЧАЙШЕЕ ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА примечание и милостивыя отзывы. Ибо от верных людей сведом я был, что ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВУ угодно было публично в пользу мою отзываться и между прочих похвал скудным моим достоинствам сказать, что я родился быть в свое время предводителем Армии. Таковыя слухи конечно дошли до моих завистников и злоба их оказалась воздвигнутым против меня гонением. Первой удар получил я от господина генерал-аншефа Олица, которому я, по прибытии его в Польшу, как из журнала видно, от Николая Ивановича [Салтыкова] в команду поступил. Сей честной и простой муж от всякого знавшего его в армии почитаем был человеком без всякого учения и не только генеральной, но ни же ⁸⁰ детальной службы не знающим в той степени в которой ему по чину его знать необходимо было. Но со всем тем из зависти начал ордерами своими все мои распоряжения опровергать. [218] Что сии поступки не от его собственной склонности или нелюб-ления меня происходили, но, как по натуральному его расположению мог он руководим быть всяким, то старшие меня генерал-майоры князь Долгоруков ⁸¹, умерший от раны под Хотином, Иван Михайлович Измаилов и другие моложе меня генералы употребили простоту его средством к причинению мне утеснения. Они приступали к нему с слабой стороны, уверяя его, что я все по своему делаю и представленныя некоторыя от меня мнения толкуя в том виде, что я хочу всем располагать. А потом, дабы отнять у меня всякое знание и полученныя успехи, говорили, что оныя дела не я, а подчиненныя мои производят. Между всеми сими моими ненавистниками всех удивительнее был господин Измаилов. Он сам мне уступил, как я выше сказал, посты, но тогда так не доволен был, что когда мне поручен был передовой корпус, то неотступно просил Олица, чтоб послать его в мою дистанцию с войском. Но и тут он не оказал весьма великого искусства. В то время сын Пулавского, которой в нынешную войну в Америке убит ⁸², расположен был в окопах. Как сие место и укрепление лежит на берегу реки Днестра, то когда он сделал в турме с одной только стороны, в то время Пулавский, оставя малое число плохова войска в городе, в другой стороне из крепости вышел в ворота. И, как под крутым берегом реки внизу была дорога, то оный в ночь, в которую атака произведена, мимо флангу господина Измаилова прошел и так ретировался, что никто не знал, а сведали уже тогда, когда крепостью овладели, которою тем легче было овладеть, что войска в ней не осталось. Но вся важность не в взятии крепости, которая была польская, а в истреблении Пулавского и его войска состояла. В то время я, не знав о сем происшествии объезжал берег Днестра для примечания местоположения, где вместе со мной случился и господин Каховской, хотевший также познание взять о берегу Днестра. Но мои патрули начали приводить пленных конфедератов из тех самых, кои оставлены будучи от Пулавского в крепости, уходили из оной. Почему я и узнал о сем произшествии, но тут получил ордер от Олица, чтоб разосланные от меня в той стороне партии находились в команде Измаилова. Сие было сделано явно в мою обиду, ибо одною из сих партий под командою майора Ангелова по моему собственно предписанию взят меньшой Пулавской в полон еще прежде прибытия к окопам Измаилова. Почему посредством такого поручения в команду тех моих партий хотел он взять на свой счет и сей авантаж ⁸³, которой, как учинен по моим наставлениям и мною формированным офицером, так по справедливости и относиться должен был мне. Таковые притеснения и недоброжелательство господина Олица видны будут в продолжении сего журнала из самых его предписаний. Он имел слабость простирать свою на меня злобу даже до того, что где общая польза и слава требовали сделать какое дело, то он старался тому препятствовать единственно для того, чтобы мне от [219] исполнения оного чести не умножилось. Отчего произошли разныя удобных случаев упущения и вред. Можно сказать, что и Хотин не сорван от самаго сего мне злоискательства. От сей также причины произошло, что мне не дано в свое время по требованию подкрепления, чтоб я входящих в Новосербию татар не отрезал так как я имел намерение и удобность их атаковать, разбить и избавить от неволи всех ими плененных наших людей. Я столько такими противоположениями был огорчен, что просил главнокомандующаго взять у меня команду, но он, увидя с одной стороны мою невинность, с другой их злоревнование приказал состоять мне под его ордером ⁸⁴ единственно. Такое исключение еще больше сделало ненавистников. В последствии же времени умножились они день ото дня, равно с моими успехами. По журналу видно и фельдмаршал не осторожен был в том, что прислал мне на помощь Ступишина с тем, чтоб он по требованию моему давал мне войска. Следственно я мог одного его оставить так как присланного от графа Румянцова, как выше упомянуто, господина генерал-порутчика Далке. Вот новой злодей, который мне, как то видно, будет довольно зла впоследствии времени причинил, а особливо, когда он был определен дежурным генералом. Я не оставлю в свое время заметить, что он, имея корреспонденцию с графом Петром Александровичем Румянцовым или с кем-нибудь из его свиты, первой меня с ним поссорил. Граф имел уже на меня и за то досаду, что я его по прибытии моем на место Кречетникова ⁸⁵ не уведомил, чему единственно не пренебрежение какое было причиною, но князь Репнин ⁸⁶ позабыл мне дать о том наставление. А потом за переяславского архиерея ⁸⁷, хотя в течении сего журнала само дело показует, что причиною сему показанныя насильственныя униатских попов в грекороссийскую веру превращения ⁸⁸. На требование графа о сем не был я в состоянии отвечать, как в самом деле древние российские с Польшею относительно веры трактаты мне не были известны. Ибо кроме любопытства не имея я до того времени нужды в подробное о том входить сведение. И потому я принужден был отнестись в сем деле к князю Репнину, бывшему тогда непосредственным мне начальником и полномочным вождем польских дел. Который, написав ко мне о том письмо велел копию с него препроводить к графу. Следственно и не оставалось мне, как оное исполнение учинить. Сие самое в сем журнале в октябре месяце 1767 года подлинником вписано. Еще граф имел мнение, будто князь Репнин напал на Кречетникова, а я ему в том помогал. И за то также, защищая Кречетникова, имел на меня досаду. Но какие бы он ни имел причины защищать сего генерала, но я не только за себя, но и за князя Репнина клястись могу, что кроме странных ево дел никто не был причиною его отзыву и ни я, ни Репнин зла ему не желали. Также господин Ступишин во время командования первою армиею князя Голицына старался умножить в графе на меня досаду клеветными письмами, будто я советую князю делать переписки и [220] требования из Второй армии и будто я сужу его дела, чего подлинно не бывало. А единственно докладывал я князю о связи передовых войск со Второю армиею, но всякой судить может, что то была моя должность, да и самая надобность в том наставляла. Впрочем князь Голицын, имея ко мне с начала компании совершенную доверенность, показывал получаемыя от графа письма. Но сие происходило всегда в трех персонах, так, что кроме его сильнаго, меня и господина Акчурина, которой был секретарем называемой в армии тайной или министерской експедиции, никово при том не бывало. Впрочем, когда говориться о существе дела, то не должно взирать никакия лица, ибо в таком случае все личныя рассуждении пользе отечества уступить долженствует. Сверх того князь сам от себя сказывал свое о материи суждение, но требовал часто и моего о том мнения, которое я всегда изъяснял так, как мой долг и польза службы требовала говоря о существе дела. Почему сие и долженствовало оставаться в тайне. Но естьли господин Акчурин повиновался более дружескому обхождению, которое он имел с господином Ступишиным и открывал ему тайны совета, а он передавал их графу Румянцову, что в армии все ведали, то он делал непростительное своей должности преступление, ибо без сохранения тайны государственныя дела в пользу трактованы быть не могут. Таким то образом был я гоним в разныя времена и от разных особ, что видно будет по течению сего журнала в чем примечаний моих делать не оставлю. Зависть столь сильно старалась меня преследовать, что в конце компании произвели ко мне недоверенность и в самом князе Голицыне. А чтоб более мне вредить, то Ступишин ввел к князю человека добраго господина Каховского, чтобы был против меня, который к тому ни нужды, ни причины не имел, ибо он из порутчиков в 1761-м году пожалован в мой полк капитаном. Почему не было сообразности завидовать ему, как он в столь короткое время достиг одного со мною чина. Следственно не оставалось ему желать более, ибо можно сказать он был производим так, что естьли б он был принц крови, так бы более чинов давать не успели. Что же лежит до его достоинств, то они каждому, кто в армии служил известны ^–*.

12-го получил рапорт от порутчика Раде, которой находился в партии меж Саврани и Балты. Уведомился он, что неприятель выслал партию с майором Геменцким в пятидесяти пяти лошадях на сю сторону в местечко Рашков. Почему, соединясь с присланной из Новой Сербии партией Чернаго гусарского полку с порутчиком Сабовым в левую руку, послал тридцать казаков на Днестре пост занять.

То высланной от возмутителей порутчик Цыбульской для разведывания на тех тридцать человек наехал и взят в полон. А как порутчик Роде приближился к Рашкову, то оне, выехав, делали перестрелку и зачали ретироваться вниз по Днестру, где между гор он льдом переходил, ибо еще на низу Днестр не совсем очистился. [221]

И тут уже он их атаковал, а вышесказанные тридцать человек до той переправы не допустили, где взяли рядовых гусар, четырех в полон и человек с пятнадцать убили. Достальные ж по худому льду перетопились и более одинадцати человек на ту сторону перешло.

В течении сего журнала видно было сколь многократно гайдамаки были истребляемы и сколько раз, паки возрождались почему.

В сие время пользуясь недосугом войск наших и военными противу турок действиями один запорожской бродяга опять вступил в Смоленскую губернию и начал опять возбуждать к бунту мужиков. Он разсеял по земле свой манифест, которой для показания с каким духом они сии возмутительства начинали, присовокупляется здесь в копии:

“Я, нижеобъявленный посылаю сие письмо в городы и в села Смоленского дистрикта, а чрез сие извещая всем атаманам, да городовым и сельским собраниям. На сии поклон отдаю православным христианам и уведомляю, что я, Иван, сечи запорожской казак, призываю к моему делу охотников того ради, православные християне, ежели вы слышать о каких-либо казаках и охотниках в каком ни есть городке или селе, то они пусть готовятся, чтоб с нами за веру совокупиться без всякой опасности и пусть ожидают до Вербнаго воскресенья. А я, как начну колоть и где о том услышится, то в те места и вы приезжайте на помочь, ибо я в то время конечно преследовать поляков, жидов и униятов по примеру Степана Хмельницкаго буду А по милости всемогущего бога и матери его святой надеюсь такое исполнить и во всем том вам предводительствовать”.

Генерал Олиц продолжая ко мне свою неприязненность велел некоторой части легкаго войска из корпусу моего отделиться, почему я принужден был рапортом просить главнокомандующаго, чтоб изволил ему приказать легких войск команды моей корпуса не трогать. На что сего 13-го числа получил с желанием моим сходственный ордер.

14-го получил рапорт от майора Новокщенова из Марианополя о полученном им известии от обывателей, что региментарь Пулавской староста Зазеленецкой в двухстах лошадях вошел в Покуцию.

Почему я послал повеление подполковнику Бринку, который был тогда в Гродеке, чтоб он, взяв из деташамента своего двести казаков и егерей с пушкой, следовал бы к Днестру и, переправясь чрез оной взял бы к себе в команду майора Новокщенова и капитана Ангелова и старался б, сыскав Пулавского, атаковать и разбить. Но только далее Станиславова оного бы не преследовав возвратился б назад.

16-го получил рапорт от майора Новокщенова, что посланной ево возвратился и объявил, что Пулавской пошел на местечко Дрогичин к Самбору. О сем я сего ж числа репортовал Салтыкову.

Почему я подполковнику Бринку послал повеление, чтоб он и далее Станиславова продолжал его преследовать, но естьли же он приближиться к венгерским границам, то б подтвердил войскам, чтоб отнюдь и ни под каким видом ни же по одиночкам в границы не выезжали, хотя бы и за неприятелем гнались. [222]

В то ж время получил от главнокомандующаго повеление, что он к 20-му числу в местечко Лабун прибудет, куда бы и я к его сиятельству приехал. Почему я туда 21-го и отправился, где и положил главнокомандующий иттить к Хотину, а мне приказал заготовить фашины и лестницы, для коих инженерный офицер Фере был прислан в Бар, где оные изготовились. Я же между тем поехал в Базалию.

24-го, едучи из Лабуни, в Медзибуже получил рапорт от подполковника Бринка и 20-го, что он прибыл в местечко Журавку, откуда 21-го выступил до Самбура, отправя наперед туда партию с капитаном Тотовичем. Чрез которую об Пулавском получил известие, что он пробирается к Кракову и марш свой берет до Дуклова, а оттудова в Литву для соединения с новою конфидерациею. С которою соединясь, со всеми его войски намерен возвратиться обратно на границу для соединения с ханом.

Почему я подполковнику Бринку послал повеление, чтоб он, по исполнении его комиссии, когда уже Пулавской далеко уйдет, возвратясь, взял бы пост свой в местечке Язловицах, куда и достальной его деташамент прислан будет. А капитана Ангелова чтоб по прежнему оставил в Усшинцах, а майора Новокщенова — в Марианполе.

25-го я прибыл в Базалию и получил от главнокомандующего повеление, чтоб он сделал, как генералитету, так и полкам расписание. В числе котором назначил мне командовать авангардом и в команде моей определил состоять всем гусарам, казакам и егарям. Для чего я новую позицию с корпусом войска моего и взял таковую:

Полковнику Бринку — в местечке Язловицах с ескадронами гусарских полков Харьковского двумя, Чернаго — одним, Желтаго одним, 100 егарями, пушкой и до 1000 казаков.

Атаману Поздееву приказал с казаками в Китайграде расположиться.

Подполковнику Чорбе с тремя ескадронами полку Харьковского — в местечке Ланскаруне.

Подполковнику Пищевичу ⁸⁹ с полком Ахтырским в местечке Смотриче.

Подполковнику Кастюрину с четырьмя ескадронами полку Венгерскаго в местечке Балине, где и себе квартиру назначил.

Майору Серезлию с ескадроном полку Венгерскаго в местечке Саколец.

Подполковнику Сатину ⁹⁰ с полком Острогожским в местечке Лентиновцы.

Бригадиру Текелию, полку ево с тремя ескадронами полку Сербского в местечке Лучинце.

А в Шаргроде с тремя ж ескадронами того ж полку подполковнику Жандру, которому быть в команде бригадира Текели.

Капитану Анрепу с егерями в местечке Балине.

Капитану Палалову с новонавербованным полком казаков в местечке Черноевец и состоять в команде у бригадира Текелия и приказал сие движение всем начать сего месяца 29-го числа. [223]

О сем донося главнокомандующему репортовал, что 29-го корпус мой, выступя к 1-му апреля, новое сие расположение возмет. Я, заготовив прежде еще во всех местах, где я до сего времени стоял, довольное число провианта и фуража при сей перемене войски в каждом из оных оставил одного унтер-офицера при четырех рядовых. Чрез что и доставил себе ту безнаность, чтоб естьли б я в новой позиции провиянта и фуража достать не мог, то б из сих же старых мест его перевозить мог. А естьли б он был не надобен, то мог его отдать в те полки, которые на мое место вступили.

Того ж числа явились у меня шесть волоских капитанов, которые с народом уже на сю сторону пришли и отдавали себя под протекцию нашей ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ ГОСУДАРЫНИ, которых я послал к главнокомандующему. Представил при том не прикажет ли их при офицере с командой в Новую Сербию отправить и денег на продовольствие их в пути дать. А при том просил, чтоб генерал-майору Лебелю подтвердить их принять хорошо, как я их в том уверил, дабы и другия смотря на их хороший прием и удовольствие желание все имели приходить к нам.

26-го подполковник Бринк прислал ко мне называемого генерала Галика ⁹¹, который объявил, что он на себя это имя по надобности взял, а он не больше как порутчик австрийской и, что он из Билиц приехал в Краков откуда имел пашпорт от графа Апраксина до Варшавы. И из Варшавы чрез приятелей испросил пашпорт от посла для проезду в Подолию и российское воеводство. Подполковник же Бринк репортовал, что Пулавской к Премыслу пошел к соединению с тамошней конфедерацией, которой довольное число людей вербует и берет насильно. О чем я просил главнокомандующаго, чтоб о том отписал к господину генерал-порутчику Веимарну ⁹², дабы он не допустя до великаго собрания приказал туды иттить войску и оное пресечь. Ибо естьли их допустят собраться великим числом, то оне могут шиканировать наши транспорты.

В ожидании на то ордера того ж числа подполковнику Бринку послал повеление расположить деташамент по прежнему в Язловцах, а майору Новокщенову приказал деташамент ево распустить по полкам и самому явиться к полку ж. Для того Бринку приказал зачиная от Марианополя до Усшицы по реке Днестру прикрыть малыми партиями, да и на ту сторону Днестра в Покуцию почасту к стороне Снятина и Кутов партии посылать для разведывания. А потом начиная от Усшицы до Устья партиями реку закрывать. Начиная ж от устья по всей границе даже до Чечелника находящимся партиям всем остаться в теперешнем положении. Притом приказал Бринку из турецких жидов, из волохов в Хотин и Сернауцы отправить, чтоб оне разведали нет ли какой прибавки войска перед прежним.

27-го послан был от меня мой дежурнай майор в местечко Вышгород, где он от тамошняго владельца осведомился, что Волынского воеводства шляхтичи имеют намерение по выступлении российских войск весною в турецкую землю сделать конфедерацию, а которые к ней не приступят, таковых [224] будут разорять. Поводом к сему служило то, что сего воеводства шляхтичи еще прошлаго году сделали на сеймике лавдум ⁹³, чтоб в случае нужды держать милицию. Сей шляхтич дал список имянам приклонных в конфедерации. Я почел [за] должность донесть о сем главнокомандующему, которому и послал о сем рапорт.

29-го марта на репорт мой от 25-го марта получил повеление от главнокомандующаго из Лабуни, что волоских капитанов по их желанию с народом отправить в Новую Сербию, дав им на дорогу несколько денег и приказать их лошадям и скоту фураж производить.

Почему 30-го марта я, снабдя всем надобным, командировал Венгерскаго полку майора Зверева и с ним одного офицера и десять гусар полку Венгерскаго худоконных и при одном старшине, пятьдесят вновь навербованных казаков, которому по прибытии с теми капитанами к их народу и со всеми под прикрытием вышесказанной команды в Новую Сербию приказал отправиться.

В то ж время, получа рапорт от подполковника Бринка от 30-го марта, что он возвращается назад 1-го числа в Язловцы прибудет.

Того ж числа получено известие, что в Полонском воеводстве уже действительно новая конфедерация затевается. Сие тем удивительнее было, что еще сам главнокомандующий едва только успел из оного переехать в Подольское воеводство в местечко Николаево, в которое он выступил 28-го числа. Смелость сия у поляков рождалась от того, что они всегда надеялись, что турки войдут в Польшу и разобьют российских. И надежду непрестанно питали ложныя известия рассеиваемыя от находящихся за Днестром возмутителей. Вследствии сего я получил от главнокомандующаго ордер о посылке партии для предупреждения сего предначинания.

1-го апреля получил от главнокомандующаго ордер, чтоб присланного при оном грека Марковича послал опять для разведывания, где то турецкое войско, в прибытии которого в Молдавию оный самой грек его сиятельству доносил, в каком оно числе и о прочих об оном подробностях. Тако ж для разведывания где турецкие учреждены магазеины.

2-го получил рапорт от прапорщика Ставицкаго, которой находился в партии около Окоп, что бродов на Днестре весьма много показалось. В том числе и против Хотина, от котораго прежде снесло два парома вниз не очень далеко, где будто стоит для сбережания их до шести сот турков. А выше Окоп вверх по реке есть еще брод, где стоит войско до пяти сот человек. А от одного посланного получил он известие, что вчерась в Хотин прибыл Караман-паша с восьмью тысячами и расположился около Хотина в деревнях. О чем я и от одного моего корешпондента получил известие, только, что не с восьмью, а с двумя тысячами Караман-паша прибыл и что визирь 15-го марта из Константинополя выступил. Паша ж, которой прежде тут был, выступить вчерась должен к Снятину и с ним конфедераты для соединения с Пулавским старостой Зозеленецким. [225]

3-го я поехал паки к Хотину для рассмотрения неприятеля и 4-го возвратился в Балин. Только прибавления войска в Хотине приметить не мог, как там и действительно ничего и не было, даже что и разъездов по той стороне от них никаких не видно было. А только прапорщик Ставицкий меня там рапортовал, что против Жванца и Окоп в деревнях расположилась их пехота, хотя же заподлинно их числа узнать нельзя. Однако он щитает в обеих местах с небольшим тысячу человек. Один же их паша стоит, как обыватели пришедшие с той стороны сказывали, с конницею в Новоселицах против польского местечка Ринчуга, с милю от Днестра. Да он же Ставиц-кой рапортовал, что 4-го дни из местечка Звенигорода прибежав к нему обыватели объявили, что турки великое число делают плотов и против онаго местечка хотят на сю сторону перебираться, куда он тот час с командою своею побежал и нашел подлинно, что с 50 турков и несколько конфедератов, согнав мужиков, делают плоты для переезду на сию сторону. А с той стороны приказывали економу того местечка, чтоб у него провиант и фураж был готов и, что оне, переехав на сию сторону, все заберут. Ставицкой же, прибыв, приказал казакам из ружей своих на ту сторону стрелять, как и оне по нем стреляли. И наконец принудил их бросить недоделанные плоты и уйтить.

Того ж 4-го получил рапорт от прапорщика Ставицкаго, что прибыло до ста конфедератов и против Жванца в местечке с турками расположились в называемых Отаках. И того ж числа прислал он ко мне порутчика дезертира конфедератского, которой сказывал, что на Дунай войска еще никакого не пришло.

Того ж числа получил репорт от дивизионного квартермистра Искрицкаго, что четыре тысячи донских казаков прибыли. Которым я приказал расположиться в Камер гроде и Тамашполе и подполковника Жандра послал оными командовать.

Того ж числа получил рапорт от майора Балевича из Дашева от 30-го марта, что в Лисанском, Савранском, Звериновогородском и Польниболотском ключах ⁹⁴ находются гайдамаки, которые, отбирая у мужиков заготовленный им провиант и фураж и не велят им ево слушать. Сверх того из команды его казака одного убили. Для чего он принужден был команду прибавить и в селе Ерники в Калиноболотском ключе двух гайдамаком поимал, четырех убил, лошадей тринадцать отбил. А начальник их назывался Губа, при коем сих злодеев более пяти сот умножилось потому, что в вышесказанных ключах все мужики к злодейству склонны. Для чего он представил, чтоб позволено ему было здешних казаков набрать, которых он вскорости надеится до ста навербовать. Чрез что может он сих злодеев разогнать и мужиков по прежнему в повинность привесть. О сем я представил главнокомандующему, естьли позволит, ему казаков набирать, то не отделяя от армии ничего он навсегда может остатца в сем месте в команде бригадира Баннера ⁹⁵. А сверх того имеющихся у него четырех сот казаков не прикажет ли навсегда ж у него оставить, то он может с находящимися [226] при нем осьмью офицерами, как гайдамаков усмирять, так провиант и фураж заготовлять.

А сверх того командировал я майора Вуича с партией для искоренения гайдамаков. И, как приехал ко мне из мартии арменин, приехавший из Хотина, который уверял, что турки приготовляют паромы и лодки в намерении переправиться на польскую сторону. И хотя сие очень невероятно казалось потому, что их число очень мало было, однако я почитал сие их предприятие очень для нас полезным, ибо чрез то самое б они город лишили помощи, которой в то время обступаем быть мог, когда их здесь атакуют. Я еще представлял главнокомандующему, чтоб их отпустить в Каменец.

Получил из Рашкова репорт, что хан Крым-гирей умер или удавлен.

Того же числа прислан ко мне артиллерии понтонной роты капитан Бишев для исправления понтон с предписанием, дабы и я с своей стороны все к тому потребности ему доставить приказал. Сего ж числа репортом главнокомандующаго просил, чтоб он приказал возвратиться ко мне опять тем 2000 казаков и 60 егарям, коих я с майором Вуичем для искоренения гайдамаков в Смелянщизну отправил по чувствоемой в них большей надобности. А искоренение их продолжать приказал командам в Новосербии находящимся. При сем также уведомлял, что пришедшие из Дону 4000 казаков расположены мною в Камергроде и Тамашполе.

6-го получил рапорт от капитана Ангелова из Усшицы от 4-го что получено им известие от посланных волохов, что турков с Пулавским в местечке Снятине более двух тысяч.

То потому я послал подполковнику Бринку повеление, чтоб он о сем достоверно осведомился и естьли увидит авантаж, то б над ними сделал поиск и старался б, разбив их, выгнать из здешних границ.

Того ж числа получил от главнокомандующаго повеление, что еще вскорости ко мне две тысячи казаков прибудут и по представлению моему майору Балевичу казаков навербовать позволил только с тем примечанием: 1-е, чтоб отнюдь неволею браны не были; 2-е а, чтоб не злобить здешних господ, то назначить им прежде место, где собраться близко городу и, дабы в той же форме, как прежде вербованные у меня казаки в том гроде записали от себя манифесты после которых они действительно в нашу службу приняты быть могут. Содержание оным против донских казаков, а при том, чтоб он, Балевич, в отсудствие мое состоял в команде у бригадира Баннера, которой здесь в Польше определен над всеми казаками генерально командиром.

Почему я об оном послал повеление майору Балевичу и о том, чтоб он по способности их собрал к Виннице, дабы они там свой манифест записали.

Между тем известия гласили, будто визирь пришел уже в Исакчу ⁹⁶, но сие я тем более сомнительным поставлял, что в сие же время пришедший ко мне из Хотина шпион извещал, что турки нарошно разглашают, будто их под Хотином 40000. В бытность мою под сим городом я ничего сему подобного не приметил и потому с таким же сомнением и главнокомандующему о [227] том репортовал. Сверх того по поводу полученных от капитана Ангелова репортов, как вышепрописанного, что с Пулавским в Снятине более двухсот турков, так и другого, что команды его прапорщик Раковской имел 21-го стычку в местечке Новарьи с наскочившими из Львова конфедератами при которых находятся турки. Представлял я главнокомандующему, что неминуемо Станиславов занять надобно, как без того весьма не безопасно на ту сторону войск на паромах переправлять, ибо в случае сильного отпору оное в репорте никакого спасения не имеет. И когда на то будет повеление, то бы складываемый в Язловицах провиант и фураж приказать складывать в Станиславове, ибо в конце мая из оного способнее будет его доставать и транспорты избавятся переправы, а прямо чрез Снятин в Волощизну въезжать будут. Барону же Гартенбергу розницы будет только 8 или 9 миль. И, как я еще в подтверждение сих известий, то есть о прибытии турок и конфедератов в Снятин, получил и от подполковника Хорвата репорт, что не только в Снятине, но и около тех мест в Волошизне турки находятся, то и заключил, что они переходу нашего вверху Днестра ожидают, то как я опасался, чтоб турки с конфедератами не пришли далее в Польшу к местечку Самбору, дабы тем не ободрить поляков и не подвигнуть к дальннейшим мятежам. Почел за нужное еще представить сего 6-го числа главнокомандующему о занятии Станиславова, ибо, как турки тогда от Хотина не менее 4-х или 8 миль отдалились, то сие очень полезно было предприятию, которое армия имела, чтоб переходить Днестр. Чрез то ж самое турки не принуждены бы были спешно итить к Хотину, тогда бы назначенный от меня деташамент взади за ними пошел. И естьли он не в силах был бы их остановить, то неминуемо в замешательство привел бы.

В репорте сем доносил ему также, что капитан Маргажич, переехав Днестр чрез паром, хотел находившихся в Сороке турков атаковать. Но они до приезду его, чрез шпиона будучи уведомлены, ушли. Почему он сжег собранной там пшеницы до 6000 польских корцов ⁹⁷ и оставшиеся после первого разорения строения выжег и прибежавших туда 50 турков прогнал. Наконец, взяв с собою 140 больших мешков пшенишной муки и до 110 ячменю, возвратился в Цыкановку.

Шестаго ж числа получил приказ, что главнокомандующий сборное место всей армии назначил в местечке Минковце и для того, чтоб мне так форпосты учредить, дабы никто не мог, как на ту, так и здешную сторону перейтить. 2-е, чтоб к 8 числу с протчими генерал-порутчиками и я прибыл в Медзубуж, куда тогда и главнокомандующий из Николаева прибыл.

Почему я отдал приказ, чтоб корпуса моего все полки к выступлению были готовы.

Подполковнику Бринку делать поиск в Снятине отменил, а по отданному приказу у меня уже прежде разъездами занято было от самаго Орловского форпосту даже до Зверины города, а от Зверины города вверх по Днестру до самаго Марианполя таким образом, что никто пройти не мог. [228]

7-го числа послал письмо к Репнину в шифрах, уведомляя его о положении дел.

Того ж числа я отправился в Медзибуж, где на военном совете положено было, чтоб армии итить под Хотин. Откуда возвратись 9-го прибыл опять в Балин.

И того ж числа пришел из Ясс один волох, которой был прислан от тамошнего гетмана и от других вельмож и епископа с тем, что они отдаются в нашу протекцию и просят, чтоб наша армия скорея туда прибыла и гетман с своим войском хочет соединится, только чтоб его о том предуведомить.

О чем я послал репорт главнокомандующему, который тогда был в Осланове, что без последнего кажется обойтитца можно, а когда армия перейдет, то он и без предуведомления соединиться случай найдет.

Сего ж числа послал повеление подполковнику Бринку, чтоб он, собрав все паромы в одно место в Марианополе или куда он заблагорассудит, только не выше Марианополя, и собрав мужиков, также канатов и веревок, сделать скорея, как можно. мост. А из присланных от меня пушек, по сделании мосту, сделать тет-де-пон ⁹⁸ на той стороне и егерями прикрыть. Чрез которой он в назначенной от меня день перейтить может и во всяком случае его ретрета верна будет, ибо он, переведши несколько егерей и одну пушку, в тет-де-поне оставить может. А между тем сие исправление моста будет мысли давать неприятелю, что мы в верху будем Днестра переходить, а не внизу. И хотя он тогда репортовал, что Тваровский находится в Кутах, куда и Пулавской староста Августовский хочет пробираться к соединению с прочими возмутителями около Самбора находящимися и требовал на то резолюции. Но я ему приказал оставить на тот раз их спокойными и не отделять ничего для присечения их коммуникации с прочими.

Для лучшей же диверсии приказал на другой день выступить полковнику Чорбе с его тремя ескадроннами и Ахтырскому полку в местечко Устье из Инков и, чтоб оне, пробыв там сутки, к Китайграду возвратились.

А при том, щитая, что армия конечно 13-го числа реку Днестр переходить будет, приказал Бринку, чтоб и мост его к тому числу был готов. Естьли ж бы он сим строением моста неприятеля к себе больше натянул, в таком случае естьли армия будет переходить 13-го числа, то он будет примечать по неприятелю, которой, получа известие, конечно к Хотину потянется. То тогда уже не пропуская времени за ним тот час преследовать, а естьли можно атаковать и разбить. А, как мы щитаем 15-го числа быть под Хотином, то, чтоб и он к тому времени туда прибыл.

Того ж числа получил от прапорщика Ставицкого рапорт, что турки из Окан, где они по прежнему рапорту были, пошли в Хотин для представления себя паше в рассуждении их праздника, который тогда у них был и для котораго из пушек пустыми зарядами стреляли, а 5-го числа опять в Оканы возвратились. [229]

10-го приказал из прибывших одному казачьему полку к подполковнику Бринку выступить. То ж с капитаном Анрепом батальону егерей и с ними же еще одного полку егерям и два единорога к нему отправить.

Того ж числа получил рапорт от порутчика Крекича, что он под деревней Машины, которая на той стороне реки пониже Сокола увидел турков с двадцать и с ними стадо лошадей. В рассуждении чего казакам приказал он спешиться и по них стрелять. От чего из оных трое убито, а протчия разбежались. Почему он переслал казаков для перегнания на сю сторону оставленных лошадей, которых я за то отдал на его команду.

Того ж числа репортовал меня майор Вуич, что он около Матроианского монастыря взял в полон гайдамаков 5 человек.

Сего же числа и армия в занятой для нее лагерь при сей деревне Антониновке вступила. А я 11-го поехал к главнокомандующему в деревню Антониновку, где мне его сиятельство приказал, чтоб с 13-го по 14-е в ночи перейтить на ту сторону Днестра. И 14-го чем свет генерал-порутчик Штофельн с резервным корпусом перейдет же чрез мост и займет горы против Калюса в восьми милях от Хотина.

Того же дня получил от прапорщика Ставицкаго репорт, что 10-го числа конные турки, вышед из Атаков, пробовали бродов, на которых пост казачий из Жванца делал перепалку их, но на другой день выехало их до несколько сот на то же место и стреляли по разъездам. Посланный его возвратясь донес, что Пулавский с турками в Снятин пошел, Потоцкий за Яссами находится, а каштелян ⁹⁹ сираций помаршировал в 20 человек в венгерские горы. Турецкое войско вверх по Днестру стоит в деревнях Буковине, Ржавине, Сарафинеце и Гроденках не имея никакого движения.

Как 12-го числа армия пребывала в прежнем своем лагере, то я, от главнокомандующего возвратясь, в тот же день в местечко Балин и Бринку послал повеление, чтоб он завтрешней день в ночи, перебравшись чрез реку, и поутру рано был бы на Волоской границе и смотря по данному последнему наставлению поступал.

Того ж числа приказал полкам Сербскому, Острогожскому и майору Серезлию с тремя ескадронами выступя следовать в село Жванчик ¹⁰⁰, в которое назначил им прибыть завтрешняго числа.

Полковнику Кастюрину с четырьмя ескадронами полку его, егерям и полковой артиллерии приказал выступить с полуночи и следовать в село Жванчик.

12-го атаман Поздеев репортовал, что разъезд его в шести человеках, от местечка Сокола ехавший, под деревнею Чижами в ночи 11-го числа был атакован переправившимися двадцатью конными турками. Из которых два казака с репортом к атаману Поздееву побежали, а четыре на перестрелке ретировались. Сей атаман, собрав несколько казаков, побежал туда с тем, чтоб их от реки отрезать. Однако нашел уже их к другому берегу переплывающих. Сия партия и тем четырем казакам ничего не учинила, [230] а только в деревне Слободке мужику голову разрубили, а другова в руку ранили.

Того ж числа получил рапорт от подполковника Бринка, что он имеет известия, будто турки и конфедераты, получа известие о делании мостов, опасаются нечаянного нападения, от чего в великой робости. И вчера в ночи все выступили по дороге к Черноуцам. Пулавской с своим войском и с некоторым числом турков остановился в селе Завалове на самой волоской границе, расстоянием от Снятина в пол мили. А еще неизвестно те турки до самых ли Чернауц пойдут или на дороге остановятся.

Того ж числа получил рапорты от атамана Поздеева и порутчика Крекича, что по реке бродов нигде нет, а в некоторых только местах сажен по пяти и по семи глубины, но к другому берегу неминуемо надобно плыть. Сие происходит от того, что река Днестр берет свое начало из гор. Итак, ежели в горах пойдут дозжи, то оная невероятно как скоро наполняется и через два дни иногда паки в обыкновенныя свои берега вступает.

В тож время получил рапорт от подполковника Жандра, что пять полков казачьих прибыло, а шесть ожидается. Итак всех оных прибыло восемь, о которых я послал повеление, чтоб они на следующий день в Жванчик прибыли.

В сей же день получил я от главнокомандующаго ордер, коим предписывалось присланные при том два лисья меха, из которых один был лапчетой черной в 350 для господина Имболта, а другой, чернобурой завойчатой в 200 для Залещицкого коммисара, доставить обеим сим господам за доставление верных известий, присовокупив первому 200 червонных.

В то ж время партии отправил под командою майора Гейкина ¹⁰¹, которой командовал тогда вербованным казачьим полком, с прибавкою Донского казачьего ж полка. Сему майору приказал я, чтоб он к реке Пруту отправил партию, а сам бы был по реке Днестру и Бендерам, а третью партию имел бы в средине для коммуникации между двух партиев, дабы тем маскировать переход армии и сделать диверсию Бендерам. А главное дело состояло в том, чтоб приметить неприятеля и естьли кто из Бендер или Ясс пойдет, о том уведомить армию, а самому, ретировавшись к оной и рассматривая, почасту рапортовать. Всем сим командированным велел чем свет на следующий день быть на той стороне.

Но 13-го получил от главнокомандующаго ордер, что армия не прежде, как 15-го числа переходить будет. Почему и мне приказано в тот день на той стороне быть. Причем литавры гусарских полков все в Балине оставить велено. Армия же тогда стояла в лагере при Антоновке.

Того ж числа армия осталась в том же лагере, а я из Балина отправился в село Жванчик. Куда прибыв того ж числа получил рапорт от майора Вуича, что он, разбив гайдамацкую партию, убил начальника оной, вышеупомянутого Губу.

14-го армия пошла до Калуса и близ оного расположилась. Я в тот же день получил от главнокомандующаго повеление, что он, щитая сего числа, [231] конечно всем быть к походу готовым. Повелевает мне на следующий день быть на той стороне. Почему я послал повеление к подполковнику Бринку, чтоб он на другой день рано на ту сторону перешел и подвинулся бы до самой полоской границы.

В то же время получил от капитана Маргажича рапорт, что присланные ко мне взятые им шесть человек возмутителей, из коих один был чиновной, от Потоцкого посланы были к Татарскому хану в Каушаны для забратия больных его людей, около тех мест оставленных. Сверх же того уговорил он из побережных польских мест доброконных казаков сто девяносто один, а из волохов 42, из волохов же пеших 10 ко вступлению в нашу службу. Наконец он переправил на левую сторону Днестра 2707 турецких овец, да волов турецких 13, да описных за конфедерацию польского шляхтича Свирскаго рогатого скота 17 штук.

В то ж время получил рапорт, что дивизионной квартермистр Искрицкой с двумя казачьими полками в селе Кучине, а Жандр с тремя полками в нескольких милях позади ево находятся.

В рассуждении чего я приказал им иттить в Калюс и, переправясь реку, подвигаться вперед для соединения со мною.

Того ж числа ездил я в село Бакоты, от Жванчика две мили, для осмотру брода, ибо посланный для того есаул рапортовал, что оной там есть и по прибытии туда я о том удостоверился. И возвратясь назад в Жванчик того ж числа в 12 часов пополудни, со всем корпусом выступя, продолжал марш до сего самаго села. Куда прибыв 15-го поутру, начал через реку перебираться в четырех милях от Хотина. Приказал сперва казакам перевести егерей с собою на лошадях, которые на той стороне высоту заняли, также пустую, и деревню, от которой недалеко на той горе находился великой лес, что называют бором. В то ж время три партии проходили сквозь лес открывать дорогу, то есть порутчик Крекич вверх по берегу реки Днестра, а прапорщик Ставицкой от него влево, порутчик Маргажич от оного влево по той дороге, по коей и корпусу итти было должно. О сем подполковнику Бринку я дал знать и, как армия должна прибыть под Хотин 14-го, почему и он бы, перейдя через реку, расположил себя по данному уже от меня наставлению. В тот же день майор Гейкин с своим деташаментом переправлялся чрез Днестр при Могилеве.

Наконец я переходил со всем корпусом реку вброд, которой глубиною по самое седло был. Почему заряды пушечные перевозили казаки в руках, также и достальных егерей и канониров казаки перевезли с собою. А ящики, чтоб не замочить перевезли на рыбачьих лодках, поставя одно колесо в одну, а другое в другую. Переправясь таким образом беспрепятственно через реку поворотил от нее влево к Новоселицам, не видя никакого неприятеля. Но отошед от берега на дороге в разных местах поимал четырех турок, которые подтвердили, что один паша с войском находится в Новоселицах. Сего ж числа я в ночь прибыл в деревню Браниковцы, две мили маршу, а от Новоселиц [232] в одной миле от Калуса, в пяти, где я остановился, как для ночи, во время которой конница атаковать не может, так особливо и для того, что место было неизвестно. По правому берегу Днестра верных в свете карт не было, хотя же после прошлой войны и остались маршруты; но я между ими верных не видал. Которые же из них несколько вернее, те одну только дорогу назначивают, по которой тогда армия шла в один баталион-каре. А тут еще следовало осмотреть подробно землю и положение неприятеля. Итак на марше взял я одного мужика, переселившегося из Польши, которой взялся мне все дороги показывать и действительно, в рассуждении его состояния, довольно знал. При сем ночлеге учредил впереди посты в 3-х верстах от Новоселиц в одной роще, которые оной и прикрывались. Карт сему переходу затем не снято, что дивизионной квартермистр был при мне один, да и тот, как значит, за казаками был послан.

16-го армия следовала до деревни Романковцы в 2-х милях от берегу, где и ночевали.

Шестого же числа я получил ордер чрез генерала квартермистра Каховскаго, присланного для снятия места положения, которым велено мне взять остальной казачий полк.

Того ж числа обо всем репортовал главнокомандующему. На рассвете оставшиеся турки в деревнях, отвезя все имущество и жен в Хотин и, услыша о переходе армии, побежали в Хотин. Не зная, что я уже перешел, преследовавшие их поставленныя посты до самых Новоселиц доехали, а потом в Новоселицы прибыли. От оных рано поутру сего же числа получил рапорт, что паша с войском из Новоселиц ретировался к Хотину. Почему в то ж время я прибыл с корпусом в Новоселицы, куда и подполковник Жандр с казаками прибыл же. Он переходил чрез наведенный уже мост. Отсюда и отправил я партии две к реке Пруту. Одну по Днестру к Хотину, а четвертую между Прута и Днестра. А Жандра с казаками поставил в деревне Липках вперед от меня пол мили.

17-го числа армия перешла до местечка Новоселицы, где в лагере остановилась. А на ночь перенеслась под деревню Нелиповцы, от Новоселиц в полмили. Я в тот же день в 6-м часу по полуночи получил рапорт от подполковника Жандра, что неприятель в тридцати лошадях приближался к форпостам, а в полмили оного еще несколько видно. Только порядочно числа рассмотреть неможно. В рассуждении чего он, выведя команды своеи казачьи полки поставил под горой и, заманивая неприятеля фланкерами ¹⁰², приказал ретироваться. Между тем командировал при старшине сто казаков, чтоб их сзади отрезать. Сии казаки, хотя чрез болото там бывшее перебрались, но вскоре назад переехали, куды по прибытии уже моем казаков несколько перебралось, которые, атаковав вышесказанных тридцать лошадей на месте убили трех. Да прапорщик Ставицкой, гнав их до показывающегося их войска, убил пять человек. Итак достальные все ретировались к Хотину. С нашей стороны ранено казаков два и лошадь одна. [233]

Того ж числа армия должна была прибыть в Новоселицы. Почему я, переменив свою позицию, намерился расположиться правым флангом к деревне Вертиковцам. А, как перед оной был из предлежащего оврага мыс, которой находился на правом фланге, то за оным поставлены были донские казаки под командою подполковника Жандра. Другая часть казаков на левом под командою атамана Поздеева. А перед фронтом был лоск ¹⁰³ отлогой с небольшим ручейком, на котором в одном месте против леваго моего фланга, несколько в середину фронта, была плотина с небольшим прудом. То я только что в расположение мое стал вытягивать фронт с гусарами, как получил от передовых моих патрулей рапорт, что неприятель стал показываться, которой вскоре виден сделался по ту сторону вышеобъявленной лощины по последней хотинской дороге к Днестру. Тысяч видно ево было до десяти, кои разделились на две густыя кучи или толпы, никакого строю не имеющие. Из коих одна куча поскакала на мой правой фланг, будучи еще в полмили от оного, а другая на мой левой, где я, будучи приказал на самой берег придвинуть пушки. А атаману Поздееву, как придут в меру, то есть в полу горы, правую их сторону атаковать. На моем же правом фланге еще пушки прибыть не успели, а только время мне достало в лощине один садок и деревню Вертиковцы егерями занять, для чего и переехал я на правой мой фланг. А бригадиру Текелию приказал переслать через лощину, находящуюся на правом моем фланге, пять ескадронов гусар из второй линии. Толпа же их левая на мой правой фланг прискакала прежде, но я приказал казакам, не допуская ее, атаковать. Но вновь прибывшие казаки остановились и тот час попятились назад. А хотя я и сам тут присутствен был, но в дело войтить принудить их не мог, они всегда толпою шли назад. Но, как, между тем, вышесказанные пять ескадронов Венгерских и Ахтырских гусар прибыли, то я ими неприятеля атаковал. В самое ж то время случилось, что в другую кучу на левом фланге из единорогов бросили гранаты, от которых оная несколько порассыпалась. Почему атаман Поздеев тотчас ударил в неприятеля. Я бригадиру Текелию командировал полковника Чорбу с тремя харьковскими ескадронами и с тремя Ахтырскими в подкрепление. Итак оные обе кучи были рассыпаны и совсем поворотившись по той же дороге к Хотину побежали. Тогда уже, ободрясь, все казаки и вышесказанные одиннадцать ескадронов, в атаке рассыпавшись, их кололи, рубили и гнали с полторы мили, даже за деревню Мошавец. Острогожской же полк и Черной ескадрон под командою полковника Сатина прикрывал с правой стороны мою атаку. А на левом фланге бригадир Текели с полком Сербским то ж самое исполнял. И за оными шли несколько пушек с егерями. И так, по способности, Сербской полк у самой деревни Мошавец остановился за оным. Из Ахтырского полку сделана была вторая линия, откудя уже я послал приказ трубить, а тем, бывшим к атаке рассыпанным ескадронам, строить ескадроны и возвращаться б назад, что самое и казакам приказал. У неприятеля отбито четыре знамя, два бубна, убито более 300 человек. После от меня [234] посланным полковником Потаповым ¹⁰⁴ сочтено было 237 тел, а более найти было неможно, ибо весьма в бегстве рассыпаны были. При том отбито с лишком 200 лошадей. А войском предводительствовал Али-Паша ¹⁰⁵.

С нашей стороны убито: гусар 3, полковник казачий Пушкарев, есаул один, казаков тринадцать, лошадей 4. Ранено: вахмистр 1, капрал 1, трубач 1, гусар 7, полковник казачей Федотов, которой на другой день от раны и умер, есаулов 4, хорунжих 5, сотник 1, пятидесятник 1, казаков 19.

После сего сражения я, возвратясь на старой лагерь, расположился под деревнею Вертаковцами. В тот же день майор Гейкин, переправясь обратно на левую сторону Днестра, находился между Могилевом и Сорокою, рассылая свои партии. ¹⁰⁶

18-го, то есть на другой день сраженья, я выступил с корпусом и армия маршировала за мной. И того ж числа приближился я к Хотину, имея в правом фланге Днестр верстах в двух-трех, ибо по самому берегу, по причине вышедших многих крутых оврагов, иттить неможно. А армия приближившись к Хотину в то время взяли несколько влево, где для нее и лагерь был. Я ж остановился в Широком логу, до времяни, видеть, где армия позицию свою возьмет. От сего логу идет уже гора или весь хребет, на котором стоит Хотин. И, въехав на него, уже пушки достают. Тогда выехало турок 200 и делали по горе перестрелку, но постояннее стали после последняго побоища, в котором весьма они были дерзки. На сие место приехал ко мне главнокомандующий в светлые сумерки и сказал мне, где его лагерь взят будет, приказав мне несколько принять налево, почему я в темные сумерки вышел из лощины в гору, на котором пространстве и Хотин лежит. На правой и левой стороне у меня были овраги с кустами, из которых правой концом своим тянется к Хотину. Оба сии овраги занял егерями, а между ими учредил батарею с прикрытием егерей казачьими бекетами ¹⁰⁷. Занял впереди батареи и всю армию оным закрыл.

А к Буковине знатной пост казаков отправил под командою подполковника Жандра, которому и приказано было пост партию для коммуникации с Бринком позади батареи учредить из гусар grande gard ¹⁰⁸ или главной караул. Лагерь мой левым флангом был к армии между коей и мною был лоск тоже самой.

В ночи несколько турок на казачий ведет ¹⁰⁹ наехали. Часовой выстрелил и турки подались к оврагу, где егери находились и сделали по них несколько выстрелов, от коих они ретировались.

Порутчик Крекич репортовал, будучи в партии под Прутом, что он, имевши 160 лошадей, разбил турецкую партию, состоящую в двухстах лошадях и даже, переехавши за Прут, с полмили гнался. Неприятелей побито 30 человек, да лошадей до двадцати. [235]

А за ушедшими из Хотина турками командировал я подполковника Жандра с казаками, которых он разбил и переколол до ста человек, отбив от них то ж почти число лошадей и одно знамя. С нашей же стороны убито казаков два, да безвестно пропало два казака, а ранено три.

Да на шармицеях под Хотином убито два казака, безвестно пропал Сербского полка гусар один.

19-го числа, то есть в день Пасхи, поутру турки конные выехали тысяч до 10, которые делали перестрелку. Однако рассыпавшись были по полю и только некоторыя наездники подъезжали, а протчия держались к городу. Я корпус мой держал на лагере в рассуждении, что турки не могут без того делать перестрелки, чтоб наконец не ангажироваться ¹¹⁰ в прямое дело. И хотя бы мне прогнать их и удалось, то б все под пушки хотинские подвергнул бы войско мое и без всякого бы успеху людей только потерял. Для [отвлечения] же неприятеля малою перестрелкою вывел несколько казаков и гусар на одну могилу, где была полезная для пушек высота, которыя так, как ожидал и прибыли под командою генерал-майора Мелисина ¹¹¹ под прикрытием пехотных полков под командою генерал-майора князь Алексея Голицына ¹¹² и двух карабинерных полков же под командою генерал-майора Глебова ¹¹³. Из коих и учреждена была другая батарея против леваго фланга нашей армии под прикрытием резервного корпуса под командою генерал-порутчика Штофельна ¹¹⁴.

И как господин Мелисино открыл учрежденную свою на выгодном месте батарею, то вся турецкая конница ускакала в ретраншамент, сделанной около форштату, который был во всех частях правил очень дурен потому, как батареи, так и прикрытия вперед шли, а между тем и армия в две линии приближалась, также и большия батареи вперед подвигались.

Я в то время с корпусом легким войском на правой фланг перешел, то есть дав мой фланг к реке Днестру и учредя тут из орудий небольшаго калибра батареи, как уже пушки чрез обе линии корпуса моего брали. По сделании ж несколько выстрелов с больших батарей неприятель только в самую стрельбу кричал странными голосами и побежал в город, оставя ретраншамент, форштат и несколько палаток, которыя побраны были войском, в том числе и легким. А как уже вся пехота, шедшая впереди, придвинулась к форштату, то тут получил я от главнокомандующаго повеление занять егерями форштат. В который я введя егерей, нашел уже в оном полковника Озерова ¹¹⁵ с полком Первым Гранодерским, стоящаго в улице против одних городских ворот. Однако ж я форштат занял по самому рву города в жилье, как обыкновенно оныя занимают, что всякому военному человеку известно. Надлежит и то приметить, что во внутренней стороне ретрашамента часть форштата правой стороны обнесен палисадником. Все сие исполнив выехал я из форштата и нашел за полисадником полковника Бурмана ¹¹⁶ с полком Третьим Гранодерским, а у самого ретраншамента — генерал-аншефа Олица, которому я донес, что форштат егерями занят. А между тем получил повеление [236] от главнокомандующаго, что подполковник Жандр рапортует его, что турки из города побежали и приказал к нему послать егерей, куда один батальон отправил с двумя 8 фунтовыми единорогами.

И корпусу моему приказал спешиться для облегчения лошадей, как уже никакой тут нужды в коннице не было, поехал к главнокомандующему, чтоб принять наставление, ибо легкому войску под городом уже делать было нечего, что всякому должно быть военному человеку известно. Для чего чтоб приказал мне перейтить назади армии и учредить партии и разъезды по дорогам к Бендерам, Ясам и всей Молдавии, то есть откуда неприятель ожидаться должен. Вследствии чего и получил от главнокомандующаго сходное повеление. Между тем стало смеркаться и армия в лагерь расположилась из пущенного выстрела вон. Представил я главнокомандующему, чтоб егерей сменить приказал пехотой сзади армии, как казалось мне сие важнее форштату, около которого довольное число пехоты и конницы расположено. Для чего и приказал главнокомандующий генерал-аншефу Олицу дать мне полк пехотной, чтоб я вместо егерей употребил, с которым мы обще поехали. Настала уже ночь, а я, поехавши несколько вперед, нашел, что форштат весь горит. Я был сим крайне тронут, опасаясь, чтоб егери не сгорели. поскакал в форштат осведомиться. Но, въехав в оный, далее проехать от великаго огня не мог, а встретившиеся достальные офицеры и егери мне сказали, что все насилу ушли и для того пост свой принуждены были оставить ¹¹⁷.

По исполнении сего взял мой корпус и пошел на то место, где армия ночевала. И хотя расстояние к оному не более семи верст было, но в рассуждении ночи, а особливо, что все деревни сожжены были, переход сей был не без трудности. Сему причиною единственно то было, что помянутое сожжение деревень положение земли совсем в другой вид преобратило, так что самои строения, по которым бы места узнать можно, редки были. * ^–По прибытии армии в Новоселицы, тот час неприятельския деревни зажгли. Таковое зажигание и завсегда продолжали, чему было и легкое войско подражать стало. Но я, призвав польских командиров, объяснил им, что сие не только совсем противно военному порядку, но сверх того сами себе чрез то более вреда, нежели пользы потому что 1) не токмо для зимних квартир строения беречь надобно, но и летом прикрыться иногда от дождя или осенью от стужи, а особливо, как легкое войско палаток не имеет, да и для дров в лагере оныя потребны. А особливо вредно 2) потому, что, когда войски привыкнут к тому, то и в то время будут жечь, когда скрытой марш должно будет делать. Ибо пожар и в день виден издалека, а ночью и еще далее приметен, как то всякому известно. Из чего следует, что чрез то себе больше, нежели неприятелю [237] вред бывает. Я был так щастлив, что сим увещанием в легком войске зажигание вовсе пресеклось. А при том за нужное нахожу и то приметить, что многие из военных людей щитают, будто казаков от грабежа удержать неможно. Такое мнение несправедливо, ибо я имел несколько раз случаев тому противное видеть. Почему я уверен, что их еще лучшим образом, как регулярное войско, удержать можно. Сему последнему воспретить того иначе нельзя, как великою строгостию и наказанием. Вместо того, для удержания казаков больше ничего не надобно, как сделать хорошее их полковникам объяснение. Ибо они, собрав подчиненных своих в круг, им растолкуют. Почему все исполнено будет, а надобно только при том то, чтоб командир сам не интересовался и не падок был к добыче. А где оныя случится, то казакам часть отдать должно. ^–*

Итак, опасаясь, чтоб не потерять мне дороги к моему предмету, отошел я несколько, а потом принужден был до рассвету остановиться. Но едва только заря занялась, выступя, прибыл я на место и, расположась, отрядил три партии, которые ко мне для наставления и прибыли. Утрудя уже себя принужден был несколько часов уснуть в одной землянке.

20-го числа прислан был ко мне от главнокомандующаго ординарец, чтоб я в 7-м часу на совет прибыл. Но как самой сей посланный приехал ко мне уже в девятом часу, то потому я сколько мог поехать с большею поспешностию, воображая, что какая-либо перемена противу прежняго положения и совете предложена будет. В рассуждении оного не приминул я командированныя мною партии остановить, ибо каждому военному человеку известно, что передовое войско учреждать себя должно по движениям армии.

По прибытии к армии нашел ее в строю стреляющую викторию вчерашния победы. Главнокомандующий находился перед армией. И в то ж время какая-то тревога сделалась в форштате, куда я послан был осведомиться, что происходит. Нашлось, что несколько турок, вышед, выстрелили и ушли.

Между тем нашел я, что резерфной корпус приготовляется в поход, оставляя свой пост у форштата. Здесь я сведал, что на совете поутру положено назад итить. Я возвратился в ставку главнокомандующаго и о всем донес. Он послал генерал-порутчику Штофельну объявить, чтоб он не ходил и на левом бы фланге учредил батарею.

После стола был опять совет, в котором находились генерал-аншеф Олиц, генерал-порутчик Племянников, генерал-квартермистр Каховской и я. Но и на оном подтверждено было утренняго совета положение, чтоб итить назад. Я осмелился сколь можно мне было представлять, чтоб сделать Хотину штурм.

Доказательства мои о пользе и возможности сего предприятия состояли в том. что тогда в оной крепости неприятельского войска мало было, да и оное по разбитии от моего корпуса великою робостию поражено было, как то видно в вышесказанном происшествии и, что наконец сами турки из города бегут. [238]

Такое мое представление подкреплял один генерал квартермейстр Каховской, но другой генералитет не соглашался, а особливо генерал-аншеф Олиц опровергал оное, представляя, что турки весьма опасны в обороне крепостей. Хотя же сам главнокомандующий некоторым образом хотел согласиться на сие полезное предприятие и уже было приказал у дежурного генерала Ступишина спросить целы ли лестницы и фашины. Но оный донес, будто они сожжены. Видя такое для вреда отечества полезнаго совета отвержение не упустил, я еще представлял, что по крайней мере прежде отступления из-под Хотина надобно крепость осмотреть, дабы можно было в оправдание такого поступка доказать, что она так крепка, что и штурму предприять неможно было. По сему моему представлению и отряжен был генерал-квартирместр Каховской для осмотру, но за бывшим в форштате пожаром порядочно осмотреть не мог, с тем и возвратился. А между тем вечер наступал и дано было повеление, чтоб обозы армейския за два часа до свету выступили с прикрытием полку Архангелогородского под командою полковника Неронова ¹¹⁸. А на рассвете и самой армии выступить, которой мне и приказано делать корпусом ариергард от Хотина. Я в тот же еще день, когда совет окончился, в сумерки возвратился и отправил капитана Зорича ¹¹⁹ по Днепру, прапорщика Ставицкого по дороге, где армия пошла, а вправо от него по течению реки Липчан — капитана Маргажича, а к Липчанам — капитана Петровича. Всем сим партиям приказал в случае естьли же неприятеля обозрят, репортовать прямо главнокомандующаго, полковника Неронова и себя, а вправо от Петровича к стороне Черноуца порутчика Крекича, да с несколькими при есауле полковыми казаками. Послал повеление к подполковнику Бринку, что он, ежели может, к тому времени со мною соединился. А естьли того ему исполнить нельзя, то, чтоб он возвратной путь свой взял к самой реке Пруту потому, что там неприятеля никакого не было и прибыл бы к Новоселицам. Естьли ж и там со мною соединиться ему будет неможно, то старался бы возвратиться в Польшу на Снятин. А при том естьли можно будет, чтоб старался в Чернауцах магазеин разорить. И таким образом все партии с полуночи выступили из лагеря.

В то ж время получил рапорт от майора Вуича от 15-го сего м-ца, что отправленна от него армия полками для соединения со мною. Атаман Сулин ¹²⁰ под местечком Лисянкою в лесах разбил гайдамацкую партию, побил человек до сорока и в полон взял двадцать четыре человека. При которой стычке убит полковник Муравьев и казак один. Ранен есаул один и сотник один.

20-го числа обоз армии выступил как уже рассвело, а, наконец и армия потянула. А я, оборотя свой фронт, к Хотину приближался. Версты за три или четыре остановился и занял всю ситуацию около Хотина с тем намерением, дабы не только быть известным о выходящих из Хотина войсках, но в случае оныя б и удерживать несколько до прибытия моего. Помешкав несколько в таком положении получил чрез офицера повеление от главнокомандующего, что неприятель показывается от стороны Прута. В то ж самое время получил [239] рапорт от капитана Петровича, что неприятель также в нескольких тысячах перед армией показался и, что он уже до прибытия еще армии имел с ним стычку с ариергардной пехотной ротой и с ескадронами. Отбил у них одну харунгу и несколько перебил. А из ево команды ранено два и убито два ж. А атаман Поздеев, будучи к сему способным, до получения еще моего повеления к нему на сикурс поспел, но знатного ничего сделать не могли по превосходной неприятельской силе. А только, что несколько от неприятеля убили и ранили. Но при том и из конницы Поздеевой ранено два казака. Я ж, получа повеление, чтоб мне самому и с войском прибыть, оставил полковника Сатина с полком и в команде ево подполковника Жандра с тремя полками казаков для прикрытия в ариергарде от Хотина. А сам с протчими гусарами к армии прибыл, где и получил повеление, чтоб стоявшаго тогда в виду на горе неприятеля атаковать. Как скоро я к оной горе прибыл, то нашел там карабинерныя полки, а в левой руке у них пехоту. Почему, пройдя карабинер, зачал из колонн деплоировать свои линии. Сие увидя неприятель с горы назад побежал. Почему я послал на гору состоящий в нескольких гусар патруль посмотреть совсем ли оне ушли или за горой меня дожидаются, которыя меня рапортовали, что оне [240] внизу все на место ретируютца к реке Пруту. Тогда я, взобравшись на сию высоту и желая их проводить не муча всех лошадей, из первой линии моих гусар командировал для преследования оных два ескадрона полку Сербскаго и два полку Ахтырскаго, над которыми бригадир Текелий, своею охотою взяв команду, за ними погнался и до самой реки Прута гнал их и рубил. Между тем я вслед за ним поспешно шел, а по положению места командировал к нему прямо еще Сербской ево полк, а в левую руку, на гору, полковника Чорбу с тремя ескадронами ево полку. И сам с достальными первой линии ескадронами в правую руку поехал на гору. А вторая линия шла за Сербским полком, а сзади меня прислан был генерал-майор Глебов с двумя карабинерными полками, которой меня и подкреплял. Я, приметя издали в одной деревне людей и не сумневаясь, что то был неприятель, послал сорок гусар с офицером для осмотрения которой, найдя их, по силе всех побил. Они были остаток от преследуемого войска. Наконец сам я уже до последней горы к реке Пруту приехал близ местечка Липчан, где, собрав свое войско, видя бегущих турок в левую руку вниз по Пруту, по другому берегу возвратился в село Нелиповцы в половину ночи. С неприятельской стороны побили до трехсот человек, а с нашей стороны урону никакого не было. Неприятель же в бегстве взятаго из нашего несколько обозу, то ж и пленных оставил, даже, что и отрубленные головы все по дороге бросили, то ж и вьюки верблюдах на ста и также мулов до пятидесят оставили, на которых видно, что пашинской обоз был, ибо взято на оных два литавра и три бунчука и довольное число палаток, всякое платье, денег и протчих съестных припасов. Вновь же пожалованным полковником Пушкаревым отбита серебреная булава, а гусарами — одно занямя и казаками другое то ж. И лошадей в добыче достали довольное число. В полон взят один турок, которой объявил, что оное войско в пяти тысячах из Исакчи шло на подкрепление к Хотину при трехбунчужном паше Абаза. Только так я видел, то того числа не было при сем случае. Войски наши никакой робости не оказали. Напротив того, великое желание победить неприятеля.

22-го числа армия при Новосельцах имела растаг. А я того ж числа получил рапорт от подполковника Бринка от 20-го, что он 16-го числа с утра маршировал в местечко Куты и состоящих там при Пулавском и Тваровском турков и конфедератов 17-го числа на рассвете атаковал, разбил и из местечка выгнал. Где побил с неприятельской стороны на месте до сорока человек, кроме, что по лесам и по горам в догоню полковником Мартыновым ¹²¹ сколько побито неизвестно. А в полон взял турков и конфедератов осмнатцать. С нашей же стороны по довольному супротивлению убито гусар четыре и казак один. Раненых — капитан Тотович и капрал один, гусар пять, есаул один, казаков два. А к Хотину он сильными турецкими партиями допущен не был со мной соединиться. ¹²² [241]

Для чего и принужден был взять пост свой в селе Топоровцах под лесом Буковиною. Он тогда находился в селе Рукачинцах, от Хотина 1 S мили. А при том требовал наставления, как ему со мной соединиться, которое я ему с четырьмя разными партиями и послал.

23-го отдан был приказ, что армия пойдет до деревни Сербицыной, где в лагере ночевали. А, как оной марш был все бором и лесом, то я из Нелипцов выступя шел по краю лесу к стороне Прута и прибыл в село Булкоту.

24-го числа армия перебралась через Днестр и стала лагерем близ Калуса. А и сего ж числа, выступя из Булкотов, прибыл в село Чербычаны, где получил рапорт от капитана Крекича, что он, будучи при Пруте в местечке Липчанах, уведомился, что есть несколько турок на той стороне, неподалеку отставших от разбитаго войска Абазы-паши за усталью лошадей. Он переслал на ту сторону казаков, которые нашли только двоих, которых и закололи.

Получил рапорт от капитана Маргажича, что он, ехав вниз Прута и поворотя на Могилев, съехался с пятью липками ¹²³, из которых одного убил, а четыре ушли.

При марше моем от стороннего патруля четыре человека казаков отделились от корпуса из лесу в поле, где четыре турка на них напали, то они одного из них скололи.

В то ж время получил рапорт от подполковника Бринка, что он, получа мое повеление о возвращении в Польшу, как и о том, чтоб Черноуцкой магазеин разорить, командировал порутчика Жигича с партией, которой во оном местечке дом и сарай разорил.

25-го числа отдахновение и в тот же день я получил рапорт от порутчика Роде из Чичелника, что 14-го был отправлен от него разъезд в шестидесят лошадях, которой на 18-е число напал на турецкой разъезд до осьмидесят лошадей и пять турков убил. А по известиям ево в Дубасарах состояло восемь сот, да вдобавок прибыло еще шесть сот и ожидали еще пашу с шестью тысячами. И будто оной по прибытии расположится около слободы Балты.

Того ж числа послал повеление майору Вуичу, как теперь гайдамаков в тех местах нет, то чтоб он со всей командой следовал в местечко Бар. Подполковника Жандра командировал со всеми новопришедшими казаками в Калюс. То ж и обоз послал, чтоб переправить на ту сторону.

Комментарии

73. Сделать выпад, вылазку из крепости.

74. Сформирован в 1765 году из слободских казачьих полков и назван Острогожским гусарским полком.

75. Возможно, Зверев Василий Степанович (?-1794), в 1789 г. Тамбовский губернатор.

76. Полк, сформированный в 1749 году из 3-х чугуевских казачьих команд и 3-х калмыцких под названием Чугуевский казачий конный полк. Впоследствии 32-ой драгунский Ея Императлрского Величества императрицы Марии Фёдоровны полк.

77. Пулавский Антоний, (1747-1813), ротмистр барской конфедерации на Подолии (1768-1769), родной брат командиров конфедерацких отрядов Франца и Казимира Пулавских, один из которых был убит, а другой уехал в Америку, участвовал в войне за независимость и стал национальным героем Соединенных штатов. Антоний Пулавский был взят в плен и сослан в Казань, где жил в доме губернатора. Во время восстания Пугачева участвовал в военных действиях против него. В награду за это просил принять его на русскую службу в чине капитана. Екатерина II предложила ему чин гусарского прапорщика и после его отказа повелела отпустить его на родину и выдать тысячу червонцев. Позже — депутат сеймиков на Волыни и посол на Сеймы, сторонник гетмана Ф. К. Браницкого, противник реформ и Конституции 3 мая, организатор торговицкой конфедерации на Волыни (1792), заместитель ее генерального маршала.

78. Каховский Михаил Васильевич (1734-1800), граф (1797), один из лучших генералов русской армии. В службе с 1752 г., участник Семилетней, Первой и Второй русско-турецких войн. Отличился в сражениях при Цорндорфе, Пальциге, Кунерсдорфе и взятии Берлина. В 1761 г. произведен в чин капитана и назначен на должность обер-квартирмейстера при корпусе З. Г. Чернышева. Бригадир (1766), генерал-квартирмейстер (1768). Отличился под Хотином, Бендерами, при штурме Перекопа и взятии Кафы. Генерал-майор (1771), генерал-поручик (1773). С 1779 г. член Военной коллегии. Командовал корпусом в Крыму (1783), генерал-аншеф (1784), Г. А. Потемкин очень высоко его ценил и перед смертью назначил на свое место главнокомандующего на юге. В 1792 г. во главе Украинской армии занял Варшаву. Затем генерал-губернатор Пензенский и Нижегородский. Павел I пожаловал ему чин генерала-от-инфантерии и возвел в графское достоинство.

79. Стычка, перестрелка.

80. Ничуть, нисколько, нималейше, ни даже.

81. Долгоруков П. С.

82. Казимир (Казимиж) Пулавский (1748-1779), сын региментаря Барской конфедерации 1769 г. После поражения конфедерации Казимир отказался от помилования и уехал в Северную Америку, где сражался на стороне Дж. Вашингтона в войне за независмость (1775-1783). Умер в 1779 г. в осажденной английскими войсками Саванне.

83. От французского avantage — выгода, преимущество, перевес, победа.

84. Выполнять исключительно его команды, находится непосредственно под его начальством.

85. Кречетников П. Н.

86. Репнин Н. В.

87. Гервасий Линцевский был Переяславским архиереем с 1757 по 1768 год. Умер в Киеве в 1769 году.

88. Речь идет о переходе священников униатской церкви, подчиняющихся римскому престолу, в русскую православную церковь.

89. Пищевич С.

90. Сатин Иосиф Емельянович, один из первых кавалеров ордена св. Георгия 4 ст., получивший его 27 июля 1770 г. В службе с 1734 г.; в 1773 г. генерал-майор, командир Острогожского гусарского полка. В отставке с 31 января 1774 г.

91. Гаддик А.

92. Веймарн Иван Иванович (Ганс), фон (1722-1792), уроженец о-ва Эзеля, воспитывался в Сухопутном шляхетском корпусе. В 1755 г. — полковник. Во время Семилетней войны был генерал-квартитрмейстером при главнокомандующем С. Ф. Апраксине, ранен в сражении при Гросс-Егерсдорфе. В 1759 г. получил чин генерал-майора и отправлен камандовать войсками в Сибири. В 1764 г. — генерал-поручик, вел следствие по делу Мировича. В 1768 г. назначен главнокомандующим русскими войсками в Польше и находился на этом посту до 1772 г., когда был сменен И. И. Бибиковым.

93. От латинского laudare — хвалить, прославлять. Здесь, по-видимому, употреблено в значении “провозгласили”.

94. Приграничное укрепленное место.

95. Баннер П. П.

96. Турецкая крепость на правом берегу Дуная.

97. Корец — польская мера сыпучих тел равна 32 гарнцам, то есть примерно 120 литрам.

98. Передмостное укрепление, предназначенное для обороны моста или переправы через водную преграду.

99. В Польше военный начальник и судья в провинциях, заместитель воеводы.

100. Имеются в виду села Великий Жванчик или Малый Жванчик, Хмельницкой обл. Украина.

101. По-видимому, Гейкинг (Гейкин) Христофор Иванович (1731-?). На службе с 1757 г.; в 1777 г. командир Казанского кирасирского полка, генерал-майор, в 1783 — генерал-поручик. С 1792 г. обер-комендант в Москве.

102. Отдельные всадники при действии кавалерии в рассыпном строе. Также посылались для наблюдения за действиями противника.

103. Правильно лог — лощина, низменность.

104. Возможно, Потапов Устин Сергеевич; в службе с 1750 г. В 1779-1784 — генерал-майор, вице-губернатор и исполняющий дела губернатора С.-Петербургской губернии.

105. Али-паша, паша Эпирский, владетель Янины, наместник Албании, комендант Фессалийских и Эпирских горных проходов (1741-1822). Сын атамана крупной шайки разбойников в Южной Албании, затем сам атаман. В 1770 г. поддержал турок против восставших греков и был поставлен во главе отряда 4000 человек, Впоследствии распространил свою власть на всю Румелию, Южную Албанию и Македонию. Отличался жестокостью и коварством. В 1820 г., когда его власть и богатство достигли апогея, решился выступить против Турции в поддержку греков. Во время начавшейся междуусобной войны Али-паша был убит, а его голова отправлена в Константинополь, где была на пике выставлена на показ народу.

106. В сем деле видел я, какой страх остался от прошлой войны в войсках наших от конницы турецкой: насилу могли принудить гусар в сабли рубить.

107. Правильно пикет — полевой караул, военный пост, дозор.

108. Правильно grand de garde — начальник караула.

109. Передовой парный конный пост, выдвигавшийся как можно ближе к противнику для наблюдения за его действиями и ведения разведки.

110. Вводить в действие войска, отвечать на вызов, предпринимать ответные действия.

111. Мелиссино (Милисино) Петр Иванович (1726 \ по другим данным, 1724 или 1730-1797), известный артиллерист и инженер. Служил в Главной канцелярии артиллерии и фортификации в Петербурге. Участник Первой русско-турецкой войны. Особенно отличился в сражении при Ларге (7 июля 1770 г.), командуя в чине генерал-майора артиллерией в армии Румянцева. С 1783 г. — генерал-поручик, директор артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. В 1796 — инспектор артиллерии с чином генерала-от-артиллерии.

112. По-видимому, Голицын Алексей Борисович, князь; в службе с 1742 г. в 1768-1771 годах — генерал-майор.

113. По-видимому, Глебов Ф. И.

114. Штофельн Х. Ф.

115. Озеров С. П.

116. Бурман Ф. П.

117. Казалось бы, что сей пост надлежало по способности подкрепить генерал-порутчику Штофельну, но как были егери в моей команде, то сие почтено было за излишнее. Я взял полк пехотной, котораго однако в форштат ввести было неможно.

118. Вероятно, Неронов В. В.

119. По-видимому, Зорич (Неранчич) Семен Гаврилович (1745-1799), фаворит Екатерины II в 1777-1778 гг. Сын сербского дворянина Гаврилы Неранчича. Мальчиком был захвачен турками и бежал в Россию, где его усыновил двоюродный дядя, офицер гусарского полка Зорич М. Ф., давший ему свою фамилию. Участник Первой русско-турецкой войны; попал в плен и назвался графом, чтобы сохранить жизнь; просидел 4 года в тюрьме. По возвращении из плена был награжден орденом св. Георгия 4 ст. и получил чин премьер-майора. Вскоре был определен в помощники Г. А. Потемкина с чином подполковника. В 1777 г. — генерал-майор, генерал-адъютант. В 1778 г. после ссоры с Потемкиным удален от двора с чином генерал-поручика. Поселился в Шклове, где основал кадетский корпус, жил на широкую ногу и умер, оставив более 2 млн. руб. долгу.

120. Возможно, Сулин Лука Андреевич (1722-?). Полковник войска Донского (1773), премьер-майор армии. Известны еще два атамана Сулины: Никифор, старшина донского войска, депутат казачих войск в Уложенной комиссии 1767 г., и Яков Никифорович, генерал-майор Донского войска (1794), генерал-поручик в отставке (1799).

121. Вероятно, Мартынов Дмитрий Мартынович, казачий донской полковник, отличился во время Первой русско-турецкой войны, в 1772 г. награжден золотой медалью. В 1796 г. награжден чином генерал-поручика.

122. Сии партии иныя быть не могли, как те, что из Хотина побежали, доставшия от разбития турки и конфедераты.

123. Жители пограничных земель Речи Посполитой и Крымского ханства — выходцы из крымских татар, находящиеся на польской службе. Происхождение названия неясно, возможно от мест первоначального расселения (Липовец, Липканы). Липовец — ныне пос. в Винницкой обл. Украина. Липканы — мест, в Бессарабской обл. Хотинского уезда, ныне Молдавия.

Текст воспроизведен по изданию: Записки генерал-фельдмаршала князя А. А. Прозоровского. Российский архив. М. Российский фонд культуры. Студия "Тритэ" Никиты Михалкова "Российский архив". 2004