ПРОЗОРОВСКИЙ А. А.

ЖУРНАЛ

ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА КНЯЗЯ А. А. ПРОЗОРОВСКОГО
1769-1776

1770 год

23-го получил рапорт от капитана Панчулидзева, что он, соединясь с партией порутчика Попова, отправил от себя партию к Янчакраку, следуя и сам за оною. Но коль скоро неприятель увидел приближающуюся к себе [362] партию, то без всякого супротивления побежал к городу. Почему уже капитан Панчулидзев назад возвратиться принужден был.

26-го получил повеление от главнокомандующаго от 25-го, чтоб владельца со всем калмыцким войском отправить к армии. И что на место оного отправлен ко мне по требованию моему Малороссийский Черниговский казачий полк. А при том его сиятельство уведомил, что по сделанной первой пред городом параллели ²⁶⁰ занят ею же ложамент в неприятельском около форштата ретранжементе и оной обращен на вторую параллель, где и сделаны батареи. На которую хотя неприятель и покушался нападении вылазками своими делать, однако ж с превосходным в нем уроном отбит и прогнан. И сколько ни сильная по городу со всех сделанных батарей стрельба ядрами и бомбами от нас производится, но неприятель по всей своей возможности супротивляется и с твердостию оное еще выдерживает.

Для отправления калмыцкого войска к армии послал повеление капитану Панчулидзеву, чтоб он всех, как от себя, так и от порутчика Попова, калмыков отпустил к их владельцу, а сам бы явился к полку. А порутчик Попов со всеми казаками, чтоб стал при устье реки Чечаклеи, где оная впадает в Буг. Где он прикрывать будет отправленных волохов, держущих карантин. А майору Елагину приказал со всех постов по Днестру калмыков сменить донскими казаками. И когда все калмыки к владельцу присоединяться, чтоб он к армии следовал. А капитану Стойкову проводить их до господина генерал-майора Каменского.

Того ж числа я для кормов перешел еще вверх Телигола.

27-го получил повеление от главнокомандующаго, чтоб калмыцкое войско уже к армии не отправлять по причине последовавшего теперь от едисанской, бурджацкой и белогороской ²⁶¹ татарских орд отзыва, склоняющегося по желанию нашему. Почему уже и для поисков на ту сторону Днестра партии не посылать.

Того ж числа получил рапорт от запорожского старшины Третьяка, находящегося на лодках, от 25-го июля, что преследующие их из Очакова 11 кораблей 16-го отогнаны. При чем они разбили 3 корабля. У неприятеля убито до 30 человек, а у нас только одного казака убили и одну пушку от частой стрельбы разорвало.

29-го от его сиятельства получил известие, что Первою армиею разбита неприятельская армия во 150000, состоящая под предводительством визиря. При чем весь их лагерь и 130 пушек в добычь получены ²⁶².

30-го прибыл ко мне вместо Черниговского Лубенской Украинской казачей полк ²⁶³, которой я приказал майору Елагину поставить вместе с Донским на реке Кочургане.

1-го августа от войска запорожского приказал я отправить партию к Очакову в 1000 человеках для разведывания.

2-го августа получил рапорт от майора Елагина, что 24-го июля отправлена была от него партия под командою капитана Тотовича из калмыков и донских [363] казаков, в числе которых и прибывший пред тем ко мне польской шляхтич Кавалевской с десятью его казаками находился. Которой прибыв к Днестру и уведав от перешедших волохов, что один турецкой старшина и несколько турок часто приходют из местечка Паланки в одну пасику для сторожей ²⁶⁴. По случаю чего спросил я охотников переехать чрез сию реку, чтоб во оной их захватить. В числе которых и вышесказанный шляхтич переехал. Но, увидя они один стоящий обоз, поехали в него, щитая, что он с одними волохами. Но как между оными и турки находились, то по въезде в обоз, онаго шляхтича и одного из его казаков застрелили, а протчие с ним бывшие калмыки и казаки назад переправились.

А стоящий на посту в селе Ясках донского войска хорунжий Попов 26-го июля выбравший охотников из калмыков и донских казаков, где случилось и десять запорожских, и переехав на лодках и пешком пошли в поланку. Но как находящиеся там турки ушли в Белгород, то поимали они только из них двоих, из которых одного закололи, а другого в полон привезли. Нашедши же там в одной старинной башне 12 пушек без лафетов, и немогши их за тежелиною забрать, забили внутри каменьями, а затравки гвоздьми, взяв один медной фалконет без лафету ²⁶⁵. [364]

Получил я известие, что прошло 1000 арнаут в Белгород с тем, чтоб сухим путем иттить к Очакову для подкрепления гарнизона. И хотя я не посчитал оное за обстоятельное, однако ж приказал майору Елагину послать к Гаджидеру партию для примечания, не покажется ли на сей стороне какой неприятель.

4-го получил от майора Елагина репорт, что посланной от него по повелению моему к Гаджидеру в партию капитан Стоиков репортует, что он, не доезжая до означенного местечка версты за три, наехал на турецкой бекет, за которым гнался даже до стоящего их лагеря, бавшего пониже оного местечка над лиманом. Но как велико было их число узнать неможно. Почему он капитану Стоикову приказал взять с собою 600 человек исследовать до оного лагеря для обстоятельного рассмотрения.

Я приказал майору Елагину, чтоб он сделал союзную связь с деташементом генерал-майора Каменского и продолжил бы оную даже до устья реки Днестра, где оная в лиман впадает. И со всем бы калмыцким войском следовал к Гаджидеру. А казачьим обеим полкам приказал бы иттить вниз по Днестру к Гаджидеру ж.

А при том от войска запорожского приказал отправить партию меж рек Куялника и Телиголя до берегу Черного моря с тем, естьли б сей сикурс шел к Очакову, то чрез сию партию получа о том известие, кошевой, оставя только малое прикрытие сам пойдет их перерезать. А и я между тем, как о их движении всегда буду известен, то прямо на них форсировать буду марш.

Того ж числа, оставя при Телиголе весь обоз с закрытием одного эскадрона и двух трехфунтовых пушек и кошевого со всем войском и обозом, сам со всем регулярным войском и с тысячью запорожскими казаками выступил к реке Куяльнику и, не дойдя до оного, при колодезях ночевал.

5-го я выступил к Куяльнику и, не доходя до оного, получил от главнокомандующаго повеление от 2-го августа, что вследствие получепнного его сиятельством на прежния его письма из знатнейших едисанских и акерманских мурз отзыва, чтоб я тотчас во всем войске наистрожайше запретил, чтоб перешедшим за реку Днестр и на левом берегу оной между Желтых вод и морем расположившимся нагайцам отнюдь никакого неприятельства не оказывал и поиска над оными не чинить под опасением жесточайшего штрафа. А естьли б, паче чаяния, с нагайской стороны по переходе уже Желтых вод, впадающих в Днестр, то есть на правом берегу оных, какой поиск над форпостами или разъездами подчиненных мне войск учинен был нападением на оныя, в таком обстоятельстве надлежит делать достаточное супротивление. Но и в сем последнем случае крайнюю взять предосторожность, дабы от какова-либо недоразумения неприятельство воспоследовать не могло. Для чего б и постами моими соединиться с форпостами господина генерал-майора Каменского по прежнему.

Почему я тотчас послал повеление к майору Елагину, чтоб по тому с перешедшими татарами и поступал, о чем и к кошевому сообщил. А для того рассудил лучше калмыков подале от татар иметь. Почему приказал майору Елагину со всем калмыцким войском перейтить вверх Телигола. [365]

Я того ж числа, накормя лошадей на первом Куяльнике, перешел для лутчаго покою войску водою и кормом на Середний Куяльник. Где получил рапорт от майора Елагина, что до получения еще повеления от главнокомандующаго посланной из партии капитана Стоикова донской есаул Селиванов с некоторым числом казаков к местечкау Гиджидеру приближась увидел переправляющихся татар чрез Днестр, из коих захватил трех. Которые объявили, что оне из отдающихся орд под протекцию российскую. Но он, не уверясь на их словах, ездил к их мурзам. А получа от них о том подтверждение тех татар оставил.

6-го поутру поехал я к Днестру учредить войско, чтоб татара никакой обиды понесть не могли. И в тот же день прибыл к казачьим полкам на реку Качурган, приказал оным перейтить на ближний Куяльник от Днестра расстоянием верст до тридцати. Между тем узнал я, что несколько запорожских казаков шатаются около татарских обозов. Всех оных забравши отослал в войско с подтверждением кошевому о воздержании подобных сим негодных людей. А партию во ста казаков донских с капитаном Стоиковым отправило до Гаджидера. Приказал ему иттить горою поодаль от татар и естьли где найдет шатающихся казаков, то оныхх, забирая, присылать ко мне.

Присланные от салтана ко мне два татарина с письмом ошибкою оное отдали калмыцкому владельцу, а он, не имея у себя переводчика, отправил к салтану одного заксанчу спросить, что в нем написано. Которого я в казачьем лагере нашел. И татара, привезшия оное письмо объявили, что ошибкою отдали владельцу, а что оное письмо ко мне послано. Почему я тех татар обратно с майором Ангеловым послал к салтану с объявлением, что естьли он иногда что нужное ко мне писал, так бы чрез нево ко мне приказал. От себя ж велел его уверить о своей дружбе и сказать, что все войски и бекеты по их стороне Желтых вод в сей же день сняты будут и что я от главнокомандующаго повеление имею, чтоб им обид от наших войск причинено не было. А когда салтан будет жаловаться на запорожцов иногда не сделали ль оне каких обид, то сказать ему, что у меня нерегулярного войска много и так могут негодныя люди без позволения шататца и всякия непристойности делать, так не согласиться ль он дать одного из рядовых татар, чтоб, как я для забирания шатающихся партию во ста человеках послал до Гаджидера, то когда оной татарин будет при сей партии, так люди их тревожиться не будут.

Получил от главнокомандующаго вторичное повеление, чтоб все калмыцкое войско как наискорея отправить к армии и приказать ему следовать к Днестру, а по прибытии туда, чтоб оное остановилось. К главнокомандующему о том знать дано было. Естьли ж сам я имею в нем надобность, то б на то время у себя оное оставил, а после, когда нужды в нем не будет, отправил бы, как выше сказано.

Почему я приказал майору Елагину с калмыцким войском следовать к Днестру и по прибытии туда, остановясь, главнокомандующаго уведомить.

8-го прибыл в мой лагерь на Середний Куяльник, где нашел майора Ангелова, прибывшего от салтана. Которой объявил, что письмо ко мне действительно [366] было писано с жалобою на запорожцев, что оне ограбили одного мурзу. Почему я кошевому еще подтвердил, чтоб он свое войско воздержал. А сих грабителей, сыскав, жестоко б штрафовал, а пограбленное назад возвратил. А при том приказал, чтоб никто ближе тридцати верст к Днестру не подходил.

9-го я перешел до Меньшаго Куяльника.

10-го перешел до колодезей. А 11-го на Телигол прибыл. Где получил от главнокомандующаго повеление, что с едисанскими и буджацкими армиями договоры сделаны о отступлении их из подданства Оттоманской порты и препоручении себя в протекцию НАШЕЙ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ ГОСУДАРЫНИ. С коих договоров и ко мне копию его сиятельство приложил, присовокупляя еще, что с сими ордами находившиеся при теперешнем хане крымския чиновники единогласную во всем том же присягу сделали. И присланные депутаты обнадеживают, что они при возвращении своем, отправив нарочных, во весь Крым посланников надеются прислать и оттудова с равным же всего Крыма приступление к сему их общему предприятию. В договоре ж предположено, что сим “ордам над собой не иметь и не терпеть ни правительства, ни хана такова, которой не отступит от подданства турецкого и не предасться в протекцию российскую. А как теперешний хан во оное согласие с ними еще не вступает, то и обещали они при своем возвращении с утвердительными обязательствами объявить ему или б он приступал к их намерению, или б ехал тотчас от них прочь, а оне изберут другова себе хана, угодного нашей всемилостивейшей государыне. К чему и наклоняют салтана Бахтигирея, перешедшего уже за Днестр в назначенное от главнокомандующего место. А достоверно его сиятельство известен, что нынешний их хан на сих днях был у Днестра в местечке Паланке, имея вокруг себя и несколько тысяч турок, кои он также, как и всех своих татар вызывал для нападения на армию. Но, как татара от того отказались, то турки, как неимеющия никаких над собою начальников, на оное не согласились. Почему и сам хан зачал перебираться чрез Днестр же с намерением пройтить в Крым или ко удержанию его под своею властию. Или в противном случае изыскать способа из которой-нибудь гавани, особливо ж чрез Очаков, удалиться за Дунай, с чем и те разбитыя Первой армией турецкие военные люди ему последуют: то чтоб я против сего хана, когда он сквозь наши войски пробиваться станет в Крым или в Очаков, взял на преодоление ево все мои меры. А ежели адресуется он с преклонением себя в протекцию российскую, то в таком случае требовал от него искать всеми способами следующих за ним турков побить или в полон взять. К чему способствования могу благопристойно требовать от вступивших в наше согласие татарских орд и ескадер султана Бахтигерея. А при том, что ко мне отправлен Ямбурской карабинерной полк с двумя пушками.

12-го я отправил запорожскую партию в сорока человеках о дву конь вниз по Телиголу. А капитана Роде — вниз меж двух Куяльников к Гаджибею. А сверх того еще донскому полковнику Грекову велел крайнее примечание [367] делать, чтоб хан не прошел к Гаджибею. А при том отправил майора Ангелова, знающего хорошо турецкой язык, к Сераскер султану Бахтигерею с русским письмом, чтоб для лутчаго изъяснения он ему оное перевел. В котором написал со всей учтивостью и ласковостью, что я имею от главнокомандующаго о заключенной с ними дружбе известие. А между тем просил, чтоб он меня известил перешел ли хан со своим войском на сей берег Днестра, а иногда и не предприял ли свой путь куда далее. И майору Ангелову приказал как можно скорее ответ ко мне доставить.

Я ж со всем войском рассудил иттить от Телигола на последний Куяльник, где и соединиться с казачьими полками для того, что в сем положении от Гаджибея и от салтана буду в одном марше, полагая, что хан прежде переправляться будет в Гаджибее, нежели в Очакове, как тут есть пристань и недавно было тут пять галиотов. А при том естьли он даст известие, что из Очакова более судов вскорости к нему прибыть не могут. Ежели ж ему иттить к Очакову, то от Гаджибея должно будет проходить пять узких проходов до Березани, ибо по сей стороне степи, называемые лиманы, исключая белгородского, тож очаковского имеют так назвать можно земляныя языки меж лиманов и моря, так как бы плотины, которыя почти равны с водой. И естьли по оным будешь переходить, то с кораблей свободно из пушек вредить могут. Берега ж у оных лиманов весьма круты. За тем самым резоном мне и невозможно было итти вниз по Телиголу: первое, что я имел 80 верст маршу до берегу моря, а другое, естьли хан переправляться будет в Гаджибее, то я ни коим образом теми языками приттить к нему не могу потому что из кораблей и из гор могут меня бить из пушек и из мелкого ружья без всякой с моей стороны обороны. Я же в надобном случае иногда и ретреты иметь не мог. Когда ж бы хан никуда садиться не стал, а пошел бы теми языками до Очакова, то я мог по знанию земли, его и перезывать, а естьли б в том не успел, то бсзади к нему пришел, ибо он, прибыв к березанскому лиману, иначе переходить чрез оной не может, как на судах. Или совсем вверх оного иттить от моря верст до 50, где он может перейтить, так на оном неминуемо замедлиться должен. Для примечания над оставшимися турками и татарами за способно нашел на Куяльниках остановиться ближе к ним, дабы можно было об них чаще слышать и старшинами их иногда видеться. А сверх того представил главнокомандующему естьли эти татара по всей степи для кормов разойдутся, то я по сделанному с ними дружелюбному заключению во оное ни во что входить не буду.

Я 12-го числа выступить не мог для того, что запорожцы провиантом исправится не могли. Итак я в полночь выступил и, прибыв на колодези, остановился.

13-го получил рапорт от капитана Стоикова, что он со ста казаками и присланным от салтана татарином ходил к местечку Гаджидеру, но никого шатающихся из запорожцев не нашел. Я того числа перешел на Меньшой Куяльник, где 14-го получил от капитана Стоикова рапорт, что нагайская [368] орда чрез последний Куяльник от Днестра перешла 12-го числа и идет ночевать на реку Телигол. О чем я главнокомандующаго уведомил. А Стойкову послал повеление, чтоб по заключенной с ними дружбе им в том препятствия никакого не делать. А, чтоб он старался неприметным образом разведать нет ли между ними турок с ханом.

В тот же день возвратился ко мне майор Ангелов с ответным учтивейшим и ласковейшим письмом от салтана. Который сверх того и словестно с сим майором приказал, что он 13-го ввечеру у хана был, и что хан склоняется к миру, только хочет оной сам с главнокомандующим заключить. И для того намерен послать от себя надежного мурзу. И салтан уверяет, что он конечно примирится. И сверх того сказывал, что хан недалеко от него с своей частью находится. Майор же Ангелов объявил, что салтанов лагерь на речке Беребоно. И, что находящийся от главнокомандующаго при нем толмач ²⁶⁶ и офицер ему особо сказывали, что хан делает большие интриги, чтоб пройтить к Очакову, и что он не ближе от салтана, как в шести верстах. И что назад тому дней пять или шесть некоторое число турок все партиями пробирались скрытным образом к Очакову и при них сказывают двухбунчужной паша Али, которой, будучи между ими, от себя того не объявлял. А салтан вприбавок только то сказал майору Ангелову, что он за то не отвечает, что некоторыя турки могут уйтить, а думает, что до двухсот и ушли и теперь к Очакову добрались единственно только спасать свои животы и брося лошадей, чтоб на море переправиться.

Что принадлежит до прошедших в Очаков турок, естьли б войски мои могли держать посты, то б того не последовало. А посыланные партии, когда назад возвращаются, за оными и неприятель проходить может.

По оным обстоятельствам я тотчас запорожскими казаками и регулярным войском выступил меж лиманов гаджибейского и долницкого к Черному морю, расстоянием от сего лагеря тридцать верст, чтоб туда в ночь или к свету прибыть с тем намерением, естьли хан с войском гаджибейской лиман по двум языкам еще не прошел, то б его не пропустить, хотя б он в тридцати тысячах был. А когда он чрез сии языки уже прошел, то за ним вслед итти и стараться догнать на Березанском лимане.

В то ж время от майора Елагина получил рапорт, что он с калмыцким войском возвращается назад к своим кошам, чтоб оныя забрать и по повелению моему следовать к армии. Однако ж я ему дал повеление, естьли оное его застанет на Среднем Куяльнике, чтоб он со всем войском следовал за мною. Когда ж он до своих кошей дойдет, то есть до первого Куяльника от Телигола, то б уже как наискорея следовал меж Куяльника и Телигола к Черному морю, дабы мог хану тут пересекать.

Донскому и Украинскому полкам приказал с их положения следовать по другую сторону гаджибейского лимана и на ближнем языке со мною соединиться, как им не более тридцати верст маршу. Ямбургскому полку за ними ж вслед приказал следовать в том мнении, естьли оной будет преправляться [369] при Гаджибее, то те полки мне способ подадут чрез те узкие переходы на их сторону с ними соединиться и в сем случае не разбирая числа все атаковать.

А сверх того послал к кошевому, которой за болезнею в лехком обозе при Телиголе остался, чтоб он из оставшего войска в несколько стах человеках отправил партию вниз по Телиголу, которая и там могла им путь пересекать.

Я ж с войском шел вниз по Куяльнику и к вечеру остановился по конец пресных вод только, чтоб лошадей напоить. И, накормя нескольких, далее путь свой к Гаджибею продолжать. Куда придвинувшись увидел великия татарския обозы, которыя уж перешли чрез последний Куяльник к Телиголу и остановились на кормах. То ж и на Среднем Куяльнике, где уже лиман начинается, видно было множество татар. Я тотчас майора Ангелова с несколькими человеками послал к их обозам, перешедшим через Куяльник, сказать, чтоб не тревожились, а приехал бы ко мне их один мурза. А сам я между тем в сем месте остановился.

Майор Ангелов вскорости возвратился и с ним приехали двое мурз. Я оных принял ласково и между прочими разговорами спрашивал об хане. Оне объявили, что слышали от пришедшего от Гаджибея человека, что он тот вечер в Гаджибей прибудет. При нем турецкого войска до пяти тысяч, да татар крымских человек двести. И что для него приготовлен галиот, на котором поедет в Очаков, а турки пойдут сухим путем по берегу моря.

А между тем сказывали они, что все из бывших прежде с ханом тысяч до сорока турок переправились чрез Днестр между татарами и моими партиями, человек по двести по ночам шли берегом моря. С теми проходящими турками был один паша, которых, по соединении, он до двадцати тысяч щитает. И о себе объявил, что оне для кормов движение делают. Я их них одному мурзе сделал пропозицию со мной ехать, на что он и согласился. А другой поехал в обоз, обещав прислать ко мне сына своего и человек десять татар.

За темнотою ночи, в которую большой дождь с сильной грозой был, я выступить прежде рассвету не мог. А лишь только выступил получил от главнокомандующего повеление с приложением уведомления от порутчика Завадовского ²⁶⁷, посланного к султану с возвращенными от его сиятельства нагайскими депутатами, в которой пишет, что он султана не застал на прежнем месте, которой идет далее в степь. И что он уведомился от переводчика их, что хан, отправив от них четыре тысячи к Очакову для проведования о россейских войсках, сам перешел на ту сторону Днестра с двенадцатью тысячами турок и отнюдь не склоняется быть союзником нашим. И наконец, что Завадовской застал у султана большее несогласие и шум с людьми ханской стороны. Хан на той стороне хотел прямо ударить на нашу армию, но салтан отговорил. А теперь всех их намерение иттить в Крым, а там, собравшись, уничтожить свои слова.

По сему главнокомандующий в повелении своем предписал, что в таких важных обстоятельствах, зависящих больше от общенародия, нежели от [370] одной персоны при первых движениях и в порядочных обшествах безмятежно не обходятся. Следовательно на оных ничего утвердительного еще и полагать нельзя. Однако ж один ли хан с своею частью или и со всеми татарскими ордами восхочет пробиваться в Очаков или в Крым, то дабы при сем случае, как деташаменту моему, так особливо и хранимым мною нашим границам повреждения сделать не могли. А при том их не допустить пробраться в Крым. И естьли сего последняго я не в силах буду один сделать, то с господином генерал-порутчиком Берхом, поставя их между двух огней, побить и разогнать. И, что о том к нему его сиятельство писал.

По сим известиям я уже так, как и по слышанным накануне словам, должен был усумниться. И так, не подвергая себя совсем в ту пропасть, в которую пал бы я, приближась к Гаджибею, ибо чрез то был бы я у них в середке, и сверх того окружен двумя лиманами и морем, рассудил назад возвратиться и выйдя из середки их, перешед последний Куяльник к Телиголу, расположиться от последних их обозов верстах в трех. Мурза меж тем находящимся при мне сказывал, что я сие движение сделал для того, чтоб скорея с идущей ко мне пехотой и артиллерией соединиться. А полковнику Камейну с полком, то ж казачьим полкам и калмыкам приказал соединиться со мной.

В то время прибыли и от салтана мурзы, которыя сказывали, что они ездили извещать, дабы татара от наших войск не тревожились. Которым я говорил, для чего они так далеко тянутся по дороге к Очакову и чрез сие подают мне сумнение. А сверх того и аманаты от них по сие время к главнокомандующему не отправлены. Но когда оне меня уверяли, что далее не пойдут, я им объявил, что далее и пускать не буду. А в залог верности их слов, чтоб оне при мне остались покамест не возвратится посылаемый теперь от меня к султану. На что оне со охотою согласились с тем еще, что естьли б кто нибудь осмелился против договоров что сделать, то оне подвергают себя смерти. А одного мурзу с майором Ангеловым к салтану отправил и приказал ему сказать, что он аманатов к главнокомандующему еще не прислал, а орда его подвигается по дороге к Очакову. Чрез что подают сумнение в искренном с нами союзе. Для чего б они остановились на сем месте, не подвигаясь нимало вперед, пока я от главнокомандующего не получу, что он дозволяет им иттить далее. А в противном случае естьли б они тронулись, то я уже принужден буду не за друзей, но за неприятелей их разуметь. А сверх того и слышанные от их же татар слова о прошедших к Очакову турках, не соответсвуют нашей дружбе. Почему я требовал, чтоб он во верность же нашего союза прислал ко мне мурзов, которыя б при мне аманатами находились. Хотя же о примирении хана он меня уверяет, но я слышу от их же орды, что он, прибыв в Гаджибей, уехать, как выше сказано, хочет. Орды ж его со всем обозом и скотом его местечко окружают, в котором смешение людей. Я не могу приятелей с неприятелями разбирать, почему просил его, чтоб он мне подал способ хана с турками атаковать, естьли он в то время не примирится. Для сегоб он приказал своим ордам от него отделиться. [371]

Капитан Роде на вечер с партией возвратился, которой был под самым Гаджибеем и объявил, что хан 14-го к вечеру в Гаджибей приехал и стал в замке, где и пять галиотов находятся. И уверяли его мурзы, что в замке при нем только до 1000 турок и несколько знатных мурз и татар. Привезенныя ж с собой пушки он в замок поставил, а сколько оных неизвестно. Гаджибей же весь окружен султанскими ордами. И из обозов сего последняго мурзы ездят к хану.

16-го дошли до меня слухи, что хан из Гаджибея в Очаков ехать намерен, и что орды уже потянулись к Телиголу. То я майора Хорвата ²⁶⁸ с гусарскими и пикинерными эскадронами отправил в устье телигольского лимана, где оной в море впадает, чтоб никого не пропущать.

В тот же день ввечеру майор Ангелов ко мне возвратился и привез от салтана письмо уверительное об их союзе и дружбе. А при том он уведомлял, что аманатов уже к главнокомандующему отправил, и что оне принуждены переменять места для кормов, имея множество скота. И, наконец, что хан в Очаков не пойдет и конечно уже вступить с нами в союз намерение предпринял. Для того султан просит, чтоб его в покое оставить. А сверх того, чтоб я майору Ангелову приказал при нем находиться.

Майор Ангелов не более шестнадцати часов у меня был и 17-го к салтану отправлен. Которому я приказал там жить. А на письмо салтанское отвечал, что теперь уже сумнения в дружбе никакого нет, когда аманаты отправлены. Что я о переходах их для кормов к главнокомандующему представил. То до получения на то ответа просил его, чтоб ордам своим чрез Телигол ходить не приказал. А особливо приказал просить его светлость хана, чтоб он также до тех пор чрез Телигол не ходил. С моей же стороны он оставлен будет в покое, а иначе я его по данным мне повелениям пропускать [372] не могу. А сверх того, чтоб его светлость хан о дружеском объявлении послал кого к главнокомандующему, да и ко мне, так бы ни в чем наш союз нарушен быть не мог, ниже б сумнение какое осталось. И напоследок, что я сии места очищу для них, а сам с войском перейду в устье реки Телигола, где оной в лиман впадает, где и буду ожидать от главнокомандующего резолюции.

Я принужден был обещать, чтоб хана до повеления главнокомандующего оставить в покое, дабы иногда их дружбы не разорвать, да и сделать я ему ничего не мог без прикосновения других татар, как он был всегда в середках.

А о пропуске их для кормов, куда приказано будет, просил главнокомандующего дать мне повеление, чтоб иногда их не огорчить, как подлинно у них скота много умирало.

В тот же день выступил. И перейдя при устье Телигол, где оной в лиман впадает расположился.

А между тем подкупил одного татарина, который взялся о хане разведать. И по возвращении своем объявил, что хан два дни назад прибыл к устью телигольского лимана, где оной в море впадает.

Я сверх посланного туда от меня майора Хорвата с гусарскими и пикинерными эскадронами, запорожскую партию в тысячу человеках отправил к Очакову. Которым приказал естьли они не близко к Очакову хана найдут, то б, подослав к нему человек двадцать, сказали, чтоб он конечно остановился, и что оне чрез Березань его не пропустят. А о том он может послать кого из своих от меня повеление истребовать. А между тем, чтоб вперед не подвигался, которой партии при нем и остаться до получения от меня ответа, а естьли б усиливаться стал, то поступить с ним, как с неприятелем.

А конфидента ²⁶⁹ моего, татарина, для примечания хана опять отправил.

От запорожской же партии, посланной вниз по Телиголу, получил рапорт, что некоторые татарские обозы усиливаются за Телигол перейтить. Почему приказал мурзам, находящимся при мне, послать к татарам сказать, чтоб оне остановились и до получения вторичного от салтана повеления чрез Телигол не переходили.

По всем сим обстоятельствам представил главнокомандующему естьли б конной деташамент от армии прибыл на большой куяльник, так бы татара, имев сзади себя войско, а меня спереди, думаю, чтоб настоящий и крепкий мир сделали.

В тот же день получил от главнокомандующаго повеление, что на случай, естьли татара, наруша данное свое обязательство, совокупятся с ханом или же один хан вознамерится пробираться в Крым, и пойдут стеною, то должно им будет переходить реку Буг. То для неперепущения их на оной к способствованию моих на них предприятиев, расположил он с полковником Чорбою пехотныя и лехкия команды при сей реке на левом берегу, двумя маршами вниз от Екатерининского ретранжамента. И что я с теми командами в случае надобности способствоваться и потребныя наставлении полковнику [373] Чорбе давать могу с наблюдением, чтоб собственныя границы отверстыми не оставить.

19-го приехал ко мне из Янчакрака татарин с письмом от крымских мурз, в котором, уверяя о их дружбе, просили, чтоб я их в Крым перепустил, и что такое ж письмо оне к главнокомандующему с сим же человеком посылают.

Я одного из находящихся при мне аманатов с капитаном Панчюлидзевым послал к крымским мурзам с ответом на их письмо, что я человека их с письмом к главнокомандрующему отправил и, чтоб оне до резолюции в сем месте остались. А как оне при хане находются, то б и его просить в сем же месте подождать.

Которыя, возвратясь, мне объявили, что Панчюлидзев сперва явился у майора Ангелова, а после был у салтана и о том ему сказывал. Которой объявил или просил, чтоб он к хану не ездил до времени, а он за него уверяет, что он отсюдова не поедет и теперь он впереди распоряжает только людей, чтоб корму достаточно было. А Ангелов и переводчик ему сказали. он за тем просит, что хан в тот день намерен переправлять свой ясыр ²⁷⁰ чрез лиман на двадцати судах из Очакова. А естьли он переправится, то опасаются, чтоб и салтан туда не ушел, а теперь мурзы его удерживают, которые нам, по примечанию, всегда верны останутся, даже что и вооруженных татар собирать не позволяют. Салтан же приказал мне сказать, что он в том месте будет повеления от главнокомандующаго ожидать и при том желает со мною видеться.

От майора Хорвата получил рапорт, что он не застал хана при устье телигольского лимана. Из рапорта ж его видно было, что хан ничего не останавливался и в то время, когда я с салтаном пересылался.

В то ж время возвратился мой конфидент, татарин, которой хана нашел за день до того переправившегося чрез Березань, от Очакова верстах в сорока. А свита его того дни переправиться должна была.

Полковника Чорбу о том я известил и приказал ему, чтоб он послал партию человеках в пятистах по правому берегу вниз Буга для примечания и удержания хана. С таким же повелением и кошевому приказал послать на их лодки.

В тот же день получил я рапорт от майора Ангелова, что он, отправясь от меня, не нашел салтана на том месте, где его оставил, а уже верстах в полуторастах от того места в третьи сутки едва только догнать мог. Что салтан находится на Березани, где и обещал ожидать от главнокомандующаго резолюции. А хан хочет переправляться в устье Днестра. А при том, что салтан его хочет послать на другой день к хану потому, что хан с ним говорить желает.

А присланной от него казак объявил, что уже на ту сторону Телигола довольно татар переправилось. То я положил, чтоб мне со всеми войсками, выступя, формировать марши до реки Буга и стараться, чтоб и в устье, где оная река в лиман впадает, остановиться, где и ожидать от главнокомандующаго повеления. И естьли после получения аманатов жана приказано будет, я к устью Буга прийтить успею. [374]

Полковника Чорбу с нарочным о всем известя, приказал, чтоб он знатную партию послал в устье Днепра той стороной Буга, а по сю сторону чтоб не посылал.

Майору Алалыкину с волохами приказал следовать вверх Буга к Екатерининскому шанцу и, не переходя оную реку, расположиться. А больных, которыя у него есть с особливым небольшим прикрытием из его команды в такое место отправить, чтоб они ни с кем сообщения не имели.

Как кошевой еще за болезнею в обозе находился, то приказал ему со всем обозом следовать к реке ж Бугу и у Романовской балки расположиться.

От главнокомандующаго получил повеление, что от вступивших в протекцию орд аманаты и посланцы к нему прибыли. И чтоб султана Бахтигирея и с теми предавшимися татарами в нынешних местах задержать и чрез Телигол впредь до повеления не пропускать. А салтану от себя объявить, что я на мое представление повеления еще не получил и всякой час ожидаю. А о посланцах и аманатах сказать, что я слышал от курьера, что оне вчерась только навечер к армии прибыли. И содержание присланных с ними писем за непереводом главнокомандующему известно еще не было. А потому он и ответствовать еще на них не мог. Но приказал его, Бахти-гирея уверить, что дружба во всем совершенстве к нему и к обеим тем ордам соблюдена будети ко всем тем, кто не признает себя больше быть не только подданным, ниже зависимым, от скипетра турецкого. Вследствии чего и мне велел всякое дружеское обращение и поведение с ними иметь, и чтоб действительно то им оказывать. А хана и к нему присоединившихся как можно стараться его предприятии удержать. И где б то ни было, когда откроется способ совсем его разбить, наблюдая того, чтоб предавшиеся к нам от того сохранены были. А естьли в сем случае хан пришлет с отзывом, что и он желает предаться, также в протекцию ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, то на оном не прежде увериться, пока в залог верности пришлет аманатов несколько человек из знатнейших пород. То в то уже время неприятельски на него не действовать, а велеть ему остаться в тех местах до резолюции, откуда он сей отзыв сделает.

По сему повелению к салтану написал письмо, прибавя еще, чтоб он для лутчаго своей дружбы уверения, как то и обычай в нашей земле в таких государственных делах, сие прислал за крепою своею. Оное письмо отправил к майору Ангелову, чтоб он ему отдал. И приказал ему как можно стараться, чтоб салтан письменно обязался, что он под протекцию ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА себя отдал и его в том уверять, что в нашей земле такой обычай. А при том велел ему сказать, чтоб он не тревожился, что я иду на Сарыгол, как около Чечаклей степь несколько выжжена и что завтра перейду на верховье Березани и пойду вверх Буга, где уже корм есть. А естьли салтану с татарами проходить будет надобно, то в то время и ему дорогу очищу. И что для самого того ж я и у Телигола очистил, полагаясь на его слово, что он ордам до тех пор не прикажет чрез оную переходить, пока [375] от главнокомандующаго не получу на то резолюции. А между тем приказал ему стараться салтана до того довести, чтоб он со мною повидался и назначил бы для того место, где съезжаться с пристойными конвоями, чтоб я мог о всем с ним переговорить.

20-го перешел я и расположился на речке Сарыголе. А казачьи Донской и Малороссийской полки по левому берегу Телигола поставил. Приказал им до моря партии иметь и татар не пропускать.

Посланная от меня запорожская партия в 1000 человеках к Очакову, чтоб не пропущать хана, возвратились И командовавший оною старшина Сафрон Черной объявил, что он взял вниз несколько Березани и наехал там обозы татарския, которыя, оставляя скот и фуры, уходить начали. То, чтоб более не тревожить принужден был возвратиться. А, разведывая между татар, слышал, что хан четвертой уже день в Очакове.

А как аманаты к главнокомандующему уже были присланы, то я сам собой над салтаном неприятельски поступать опасался, хотя его усердности к нам никакой не было. Что все описав, главнокомандующему представил, когда сих недостойных союзников прикажет уже за неприятелей принимать, то сзади их хотя б малое число конницы послать, как их еще много на Куяльниках, так когда та конница за жен, детей и скот их примется, тогда оне будут справедливее говорить, а между тем довольно силы на себя оттянет, то тогда и мне под Очаков над ними поиск сделать способнее.

В тот же день получил повеление от главнокомандующаго, что по представлению моему ко устрашению сих колеблющихся народов и к скорейшему их к решимости приступлению, выступить от армии на назначенную мною позицию к Большому Куяльнику. Полковник Тутолмин ²⁷¹ с Сумским гусарским и двумя казачьими, Донскими Малороссийским, полками и с четырьмя пушками с таким повелением, чтоб он, пришед на ту позицию, остановился и состоял в команде моей. Но когда татары от предавшихся теперь под протекцию российскую орд будут от него требовать для каких причин он приближился, то отзываться, что послан к защищению оных орд и к вспомоществованию мурзам и всему народу, как нашим уже союзникам и приятелям, против всех тех, кои под протекцию российскую не вступают и действительно от турецкого ига не отрекутся и остаются еще оттоманской порте преданными.

21-го перешел я на реку Березань и от первых татарских обозов, находящихся на оной реке, верстах в семи расположился. А, приближась к сему расположению, послал порутчика Мерлина ²⁷² к султану сказать, чтоб их люди от приближения войск не тревожились. А притом, как он желает со мною видеться, то б назначил для того место.

В тот же день майор Ангелов ко мне приехал и привез с собою двух посланных свечеру казаков с письмом к салтану. Кои объявили, что салтан, услыша о приближении моем, на Сарыгол, весьма встревожился, всю ночь не спал и, собрав войско, поставил бекеты. А Ангелова вчера же отсылал ко мне, но он сказал, что ночью ехать опасается, а завтра рано поедет. Которого [376] и отправил ко мне с тем что он больше не надобен, и чтоб я находящихся при мне мурз к нему прислал. А при том велел мне сказать, для чего я на одном месте не стою, а естьли вышел на Сарыгол, то б там уже остался. Когда я ближе подойду, то он не знает за приятеля меня почитать или за неприятеля. И о последнем бы я с присланным от него нарочно татарином в коротких словах ответствовал. А переводчик, находящийся при нем приказал мне сказать, чтоб я на него и ни на кого отнюдь не полагался, что оне только обманывают, а как скоро перейдут на ту сторону, то все сие переменют. Хан же стоит под самым Очаковым и на нанятых до сту судах теперь ясыр свой переправляет, войско собирает к себе. А турков при нем до четырех тысяч находится. А сколько оных в Очакове неизвестно. Обозы ж их и скот от самого Гаджибея начинаются. А салтан за тем майора Ангелова отлучил, чтоб самому к хану ехать. Между ж прочим майор Ангелов салтану говорил, для чего он опасается нашего войска, что он и сам под протекцией российской находится. На что он отвечал, что никогда не может переменить настоящего его государя, как и все законы ему то воспрещают. А мы де в том заключили договор, чтоб с вами войны не делать и, оставя вас в покое, быть в дружбе. А при том и то напоминал, что главнокомандующий обещал прислать полковника для пропуску переходить им в Крым, но до сих пор оного нет.

Я написал к салтану письмо, что майор Ангелов объявляет мне, будто он за сумнение почитает приближение мое с войском: первое, что оное и не так близко; второе, он сам, будучи военной человек, знает, что я, имея большое число конницы, на одном месте для кормов более трех дней стоять не могу. А Телигол же оставил для их орд. Сверх того и то ему известно, что здесь степь безводная, то я принужден был на Березани накормить лошадей и выступить, как и намерение имел к реке Бугу, где свое пребывание взять до получения от моего главного командира повеления. А крайне удивляюсь, что он, заключа дружбу, опасается наших войск, которыя, по переходе его чрез Днестр, конечно ничего ему не оказывали, как только дружеские обращении. Впротчем же, как ему известно, что и в договорах с присланными их депутатами не было, чтоб нашему войску движение не делать. Также не положено и того, чтоб ему с своим народом иттить под Очаков, в которой крепости наши неприятели находятся. Наконец, заключил ему тем, что естьли он прямо наш друг и под протекцией российской, то б завтра за его подписью прислать ко мне обязательство на самом том же основании, как едисанския и буджацкие орды утвердились, что он отступает от власти и правительства порты оттоманской и идет под защищение и высочающую протекцию ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, то тогда я его за истинного друга почитать долженствую и сей подписанной от него лист к главнокомандующему представлю. Естьли ж завтра его не получу, то буду почитать, что он обещанную дружбу разорвать хочет. А когда и его светлость хан на том же основании дружбу свою заключить хочет, то б изволил послать для договоров к главнокомандующему. [377]

Сие письмо, привезенное назад с майором Ангеловым, отправил я к салтану с присланным от него человеком.

После всего оного ничего более не оставалось, как иметь с ним неприятельское обращение. Однако ж я оное прежде получения от главнокомандующего повеления начать не мог. А как я против сих людей по качеству моего войска находил себя слабым под крепостью действовать, а особливо, как говорили запорожские старшины, что их казаки по фурам грабить поедут и никто их от того не удержит, а калмыки уже домой проситься начали, то послал повеление полковнику Чорбе, чтоб он с пехотою и с хорошей конницей присоединился ко мне. А главнокомандующему о всем оном донеся, просил дать полковнику Тутолмину повеление, чтоб он с своей стороны так же действовал.

Господина генерал-порутчика Берха также о всем с нарочными казаками уведомил.

Когда я находящимся при мне атаманам о всем том говорил, то один из них просился туда ехать с тем, что он объявит мурзам, естьли хан и салтан не хочет быть под протекцией российской, то б мурзы, истинно держать оное обязавшиеся, ехали б ко мне, а татара вверх на Телигол, то я оного удержал во ожидании ответа от салтана.

До прибытия ко мне еще майора Ангелова порутчик Мерлин, посланной к салтану, возвратился ко мне того ж числа в ночь. Которой догнал салтана, едущего к вершине Янчакрака и объявил ему от меня, чтоб он не тревожился от приближения моего с войском. Но он отвечал, чтоб я, не приближаясь к нему, шел бы выше на реку Буг и не мешал бы переправлять обоз на ту сторону. Порутчик Мерлин ему сказал, что как он желал со мною видеться, то б назначил место. На сие отвечал, когда он получит письмо от главнокомандующего, то скажет где видеться. А поговоря с мурзами сказал, что он очень обязан делами и видиться со мною не может. Теперь будет он ожидать от главнокомандующего полковника для переправы их в Крым.

Порутчик же Мерлин объявил, что салтан и некоторая с ним часть обоза спешит к Очакову, а большая часть обоза идут к устью Буга. При возвращении ж его ко мне двое мурз его остановили и дали ему письмо, чтоб он мне оное отдал, которое было писано от главных мурз едисанской орды следующего содержания: Что оне до сего места доехали по той только причине, чтоб наведаться устоит ли в своем слове крымской хан или нет. А как он от них отступил и в Царь град ехать намерен, то оне и старшины крымские остаются в их намерении и данное от них слово останется навсегда непременно. И что теперь их только человек пять с салтаном и протчие все назади, а и они к обозу тотчас возвратятся.

Я, получа сие, послал с майором Ангеловым одного мурзу из аманатов сказать им, естьли договор свой искренно держать хотят, то б скорея к Телиголу обратились, где б и ожидали от главнокомандующаго повеления. А с тем же послал сказать их главному мурзе Джан Мамбет бею ²⁷³, которой [378] не перепущен был чрез Телигол с великим числом татар, ибо чрез Телигол переехали только те, которыя были партии салтанской.

22-го перешел я к речке Бугу, где приехавший ко мне от полковника Тутолмина курьер объявил, что все татара уже с Куяльников сего числа к Телиголу пошли. Почему я дал повеление полковнику Тутолмину, чтоб он сзади приближился к ним так, чтоб они его видеть могли и взял в свою команду оставленные на Телиголе мои казачьи полки, помогал бы им татар не пропускать.

Того ж числа чрез посланного от меня с майором Ангеловым получил от находящихся мурз по Янчакраку и внизу Березани ответ, что хан и салтан находятся под Очаковым при устье березанского лимана. А оне все в высочайшую протекцию отдаться как обещались верно слово свое держать будут, и все, которыя близ Очакова находились, на Телигол по повелению моему едут. А присланные с письмом уверяли, что народ еще вчерашний день тронулся весь к Телиголу. И что хана в Очаков не пущают, а только он переписку имеет.

Я к сим мурзам отправил ответ с уверением, что я во всем им помогать и защищать их буду, но чтоб оне все поспешили только на Телигол ехать.

В то ж время получил от Джан Мамбет бея и от других мурз письмо, уверяющее о их дружбе. А при том просили моего позволения, чтоб им переехать через Телигол и далее для кормов итти.

А как их все уже орды к Телиголу пришли и такое множество собралось, что поместиться негде было, то я принужден был им позволить по обе стороны Телигола, зачиная от лимана вверх находиться, только чтоб внизу по сю сторону никого не было.

Главнокомандующему представил не позволит ли он им переходить чрез Буг от Чертольского броду до устья реки Чечаклей. А до очаковского лимана я с войском находиться буду. И просил скорея о том повеление ко мне прислать, потому что естьли их долго при Телиголе продержат, чтоб какой перемены в их обещании не последовало, к чему и нужда от тесноты довести могла.

А как над сими ордами избраны были главными сии мурзы над едисанской ж Джан Мамбет бей, а над буджацкой хан мурзу Джагиджи, то я рассудил послать к ним майора Ангелова. Приказал ему у них с малой командой находиться, и чтоб он все за ними примечал. А им бы сказал, что он для того к ним прислан, чтоб никто из войск моих им обид не делал. А при том чрез него мог я о всем от меня требовании делать.

Капитана Тотовича послал я с малой командой, чтоб он осмотрел все ль татара с Янчакрака и с Березани к Телиголу убрались и естьли еще не все, то б он старался скорей их оттудова отослать, объявляя им о том мое повеление.

Я ж взял намерение как скоро сии татара место очистют, то с войском иттить хана и салтана атаковать. Для чего послал я полковнику Чорбе повеление, чтоб он в своем месте остался. А полковнику Тутолмину приказал на [379] Куяльнике при хорошем офицере оставить Украинской полк для верной коммуникации с главнокомандующим, а на Сарыголе оставил бы один полк Украинской и Донской. А с полком гусарским и одним Донским соединился бы со мною.

А калмыков всех послал по правую сторону Березани с тем, чтоб оне в настоящее время, выбравшись вплавь, сзади атаковали.

24-го я перешел вниз Буга до реки Яцкой, откуда был в двух только маршах от Очакова.

Тут получил я от Джан Мамбет бея письмо, который после уверения о их верности просили, чтоб их перепустить чрез Днепр поселиться по Конским водам до Таган рога ²⁷⁴ и Азова. А при том прислали оне двух мурз, чтоб при мне находились. Которыя сказывали мне словесно, что салтан с ханом побранился за то, что будто татарския обозы к Телиголу поворотили. И что хан хочет к салтану турецкому писать, что он татар всех привел под протекцию российскую. И будто салтан писал к Джан Мамбет бею, что он ошибся, в чем раскаивается и хочет к ним опять приехать, только просит, чтоб оне его простили и приняли. На это они ему в ответ приказали сказать, что оне его прощают и он приехать может. А мне говорили, что надобно его простить, как молодого человека. Я им сказал, что естьли оне его простят и примут, так по прибытии надлежит его уговорить, чтоб он к главнокомандующему с депутатами ехал. И я не сомневаюсь, что главнокомандующий его простит, а особливо снисходя на просьбу всех мурз, которыя поведением своим всякого уважения заслуживают.

Майор Ангелов приехавший также ко мне с сими мурзами уверял, что оне все собравшись клялись быть по договору верными. Он сам особливо выхвалял усердность к нам одного мурзы, который, как он сказывал, во всех делах нам в пользу старается. А между прочим он от него сведал, что под Очаковым войска менее пятидесят тысяч конечно положить неможно.

Майора Ангелова я опять к Джан Мамбет бею отправил и приказал его просить, чтоб обозы их совсем Березань оставили, а простирались бы до вершины Чечаклы. В котором положении войски мои их беспокоить не будут, как я ближе к Очакову стану. В протчем же письмом моим их уверил, что естьли оне обязательство свое держать будут как теперь то доказывают, то главнокомандующий все желание их удовольствует. А только б взяли терпение оного подождать несколько дней.

Главнокомандующему о всем представя, просил скорея о пропуске их резолюцию дать потому, что от тесноты у них премножество скота падет.

Приказал я сыскать из запорожцев казака, знающего татарской язык, и послал его с двумя татарами к Очакову проведать о числе находящегося там войска.

25-го получил от главнокомандующего повеление, чтоб все татара, в протекцию российскую вступившие, отнюдь прежде нежели Крым с нами таким же образом не соединятся или в противном случае оружием в будущую [380] компанию в подданство покорен будет, реки Буга не переходили и с Крымом не соединялись, но безопасное б себе пребывание на сие время взяли между рек Буга и Днестра, не касаючись польской границы. А те, кои из них без явного отречения от скипетра турецкого вид дружбы с Россиею объявляя, ищут только тем обмануть к получению себе лишь некоторого времени к приведению себя в лутчее состояние чрез продолжение войны, то как Россия теперь уже завоеваний до самого Дуная сделала, то естьли весь Крым от скипетра турецкого ныне себя не отторгнет и под протекцию российскую не предастся, в будущую компанию армия в самой Крым обращена будет уже не на то, чтоб его вольною и свободною державою составлять, но на то, чтоб его жителей мечу и рабству предать.

А сверх того предписываемо было мне, чтоб я нашел способ и случай с главными мурзами сам где повидавшись о вышесказанном переговорить.

А деташамент господина полковника Тутолмина в заду татарского протяжения таким образом обращать и употреблять, дабы он мог способен быть представить себя татарам защитою против турок от стороны Акермана и Черного моря.

По сему повелению полковнику Тутолмину приказал уже на Куяльниках пребывание иметь, и чтоб он к Белугороду и Черному морю делал разъезды.

Главнокомандующему представил мое мнение, что как по известиям в Беле городе турок весьма мало, а под Очаковым оных по меньшей мере до 50000 щитают, то по сему от устья реки Чечаклы до Очакова и по Березани, то ж меж лиманов к Черному морю нужно, чтоб татара не находились. А естьли им покажется места мало, потому что степи от Чечаклы вверх по Бугу до самого Орла на довольно широкую дистанцию выгорели, то не позволит ли некоторой из них части, чрез Буг перейдя, до Днестра расположиться там, где и прежде их земля была. А до времени мне с полковником Тутолминым сделать цепь от Чечаклы до Очакова на Березани по верховью лиманов, чем от Очакова и Черного моря татарам коммуникацию отрежем. А запорожское войско в Сечь отступит, так оныя могут чрез Днепр их не пропускать. И когда половина будет за Бугом в наших руках со всем скотом и пожитками, то тогда оне будут вернее.

Между тем майору Ангелову приказал просить Джан Мамбет бея и протчих мурз, чтоб со мною повидаться и обо всем переговорить. А когда им неможно отлучиться приехать ко мне, то я к. ним с маленьким конвоем приеду.

Капитан Тотович, с партией возвратясь, объявил, что третьяго дни от Джан Мамбет бея присланы мурзы и последних татар с Янчакрака плетьми прогнали, то ж и с Березани по моему повелению все съехали. А сверх того он видел, что их бекет на Янчакраке ставится на ночь, чем они от Очакова себя закрывают и лошадей с 300 турецких отогнали.

Почему я капитану Стоикову с двумя казачьими полками с Серигола приказал, на вершину Березани перейдя, стать таким образом, чтоб татарския обозы назади у него были и от Очакова иметь крайнюю осторожность. [381]

От майора Ангелова получил рапорт, что Джан Мамбет бей и протчия татарския мурзы весьма рады со мною видеться, только просют дни два или три помешкать, чтоб могли приуготовиться меня принять и всех к тому мурз собрать.

Я приказал майору Ангелову, поблагодаря их за то, сказать, что наше свидание по теперешним пустым местам должно быть только дружеское и дела свои расположить порядочно. Для того приказал их просить к себе приехать. А при том спросить об салтане, какой ответ они имеют. А между тем, как мы в искренней с ними дружбе я, не объяснясь с ними, партий своих к Очакову не посылаю, чтоб их не встревожить, хотя они уже и отделились.

Посыланной для разведования от меня запорожской казак с двумя татарами возвратился, которой там был под образом, чтоб лошадей купить у турок, как он тогда татарам оных продавал. Он доезжал до самого близ Очакова стоящего колодезя, из которого весь город воду употребляет, остановясь у оного, чтоб лошадей напоить от бывших из города между турками двух татаринов сведал, что хан и салтан стоят в форштате. И что хан знатную часть своего обозу в Кимбург уже переправил, а как достальной переправит, то и сам переедет. Об войске ж турецком, сколько оного там, проведать не мог.

26-го получил от главнокомандующего повеление, что по всем обстоятельствам полезнее быть может к лутчему достижению нашего намерения, удержаться нам сколько можно до самой последней крайности, чтоб не атаковать еще ошибкою тех, кои может быть подлинное желание имеют совокупиться в наши об них расположении, но колеблютца лишь во употреблении лутчих на то мер. И так дабы сколько возможно все без изъятия орды удержать в неразрывном от междуусобия узле, то без того ежели кто из татар сам меня атаковать не станет или наши доброжелательные мурзы сами не востребуют, чтоб из противников их какого напасть или на мое намерение и пользу обоих сторон они ж сами согласятся, и чтоб я инако никого не атаковал, как разве в союз с нами вступившие совсем от оных и так отдалятся, что тем атакованием никакого сим вреда быть ен может. В таком случае могу я исполнить особливое ж ко отнятию у хана его собственного имени и к получению, когда не самого, то хотя из фамилии его в плен. Равным образом предписано было и о салтане, естьли он не вступит вообще с едисанцами в наше о них расположение. А хотя б мне и не можно было того исполнить при случае проезда их в Крым сухим путем, а не морем, по переправе их чрез Буг в его устье или чрез лиман, то всю возможность употреблять, чтоб их, хотя чорбовою ²⁷⁵ или верховою командою туда не допустя, на дороге разбить.

О том повелении и господина генерал-поручика Берха тотчас уведомил, как и о том, что хан и салтан, находясь в Очакове обозы свои переправляют в Кинбурн. И что я со своей стороны все способы употреблю поиск над ними сделать. А чтоб и его превосходительство по сему главнокомандующаго повелению разбить их старался. [382]

Равным образом находящимся запорожцам на лодках, о всем давши знать, приказал все меры употребить над ханом сделать поиск и обозы его себе в добычь получить.

За неимением корму я вперед верст 5 подвинулся с тем, естьли союзники наши согласятся, чтоб я хана атаковал, то, придвинувшись ближе к Очакову, послать запорожскую партию обоз его грабить.

Сего ж числа получил от графа Захара Григорьевича на посланное мое к нему от 25-го июня письмо ответ следующего содержания: “С особливым удовольствием имел я честь получить почтенное ваше письмо от 25-го минувшего июня и, как за оное, так и за сообщение мне подробностей о роде службы, которой употребляют запорожские казаки, приношу я вашему сиятельству мое благодарение, впротчем желая только того, чтоб мог я иметь случай доказать самым делом сколь совершенно всегдашнее мое к вам усердие. Пребуду с отменным почитанием вашего сиятельства покорный слуга. Граф Чернышев”.

27-го получил от, майора Ангелова рапорт, что Джан Мамбет бей с протчими мурзами, по собрании их, будут советовать о приезде их ко мне или, назначат место, меня к себе просить будут. И что оне от салтана совсем отреклись и никогда об нем знать не желают. А только ожидают теперь знатных их мурз, которые еще от салтана не прибыли, а известно им, что через три дни возвратятся. Что ж принадлежит до нападения на хана и на салтана, то оне до них никакой нужды не имеют.

Итак, как их мурзы у султана находились, то я поиск над ханом и салтаном в силу повеления главнокомандующаго сделать не мог. А при том и ответ их темен был. То я чрез майора Ангелова вторично просил их, чтоб оне искренно, как друзья, отписали свое мнение, могу ль я поиск над ханом сделать не упустя время, чтоб он совсем не перебрался, однако ж естьли я вред причинить могу доброжелательным мурзам, которые там находятся, так я того крайне не желаю.

30-го посылан был от меня запорожский казак вместе с татарином осмотреть, что делается около Очакова, которой сам туда за стоящими бекетами доехать не мог, а распрашивал ехавших татар. Которые сказывали, будто из Крыму сюда к хану в войско переезжает. Почему я находящимся при мне мурзам сказал, чтоб оне писали к тем, которых к себе ждут, о скорейшем их сюда прибытии. А впротчем неприятно видеть, что как от них, так из-под Очакова к ним ездют. Почему я приятелей с неприятелями разобрать не могу.

1-го сентября приведен ко мне мальчик Волошин, находившийся у хана в услужении. Которой объявил, что турки пришедшие с ханом, вошли в Очаков, и что хан переправляет обозы на ту сторону. И что из его обозу наши союзныя татара скот отогнали. А при том, что приехавших отсюдова двух мурз хан посадил под караулом, а крымския мурзы совсем не думают отдаваться.

Я приказал майору Ангелову о последнем Джан Мамбет бею сказать, чтоб он, о сем знавши, скорея мне дал ответ, чтоб я мог там поиск делать. [383]

3-го от едисанской и буджацкой орд старшия мурзы и еще с протчими ко мне прибыли. Которыя по требованию моему после обеда отобравшись со мною о всем говорили, объявляя при том, что оне на полученное от главнокомандующаго письмо затем еще не отвечали, что хотели со мною прежде видитца. А по оному правителем над обеими ордами выбрали Джан Мамбет бея. Потом спрашивал я их о Крыме, почитают ли они за верно, чтоб он с ними во всем согласился. На что они сказали, что за Крым отвечать не могут, а только надеются, что и оне приступют. А за орды едикульскую и зимбулутцкую ²⁷⁶ оне присягают и ручаются. И в том подпишутся, что сии две орды конечно во всем том и на том же самом основании, как оне с главнокомандующим заключали, согласны будут. Для чего они и пошлют двух посланцов ко оным, дабы оне таковой инструмент подписав с присягою, и с оным от каждой орды по два человека из знатнейших мурз к главнокомандующему послали, чтоб оныя и остались при нем аманатами. Во уверение ж всего сего, как и заключенного прежде инструмента, все их старшины охотно пожелали учинить присягу, которую и сделали по их обыкновению, то есть один из оных Арумамбет мурза дал мне их алкиран ²⁷⁷, сказав, что я одному старику отдал, и после один одному отдавали. В заключении и сам Джан Мамбет бей то учинил. При чем оне каждой делали возражение словами взять ету книжку, чтоб им и потомкам их по заключенному инструменту верным быть под протекцией российской. А при том клялись и ручались, что едикульская и зимбулутцкая орды к тому же приступют. После чего и приведенныя Джан Мамбет беем старики землеправители их такую ж присягу учинили. А при том сказали, что оне, соединясь с едиукульской и зимбулутцкой ордами, своим положением крымцев принудят ко всему с ними обще приступить. А естьли ж бы оне не захотели, то также присягой клянутся, что будут с ними поступать, яко с неприятелями.

После чего я им говорил об отправлении полномочия и прошения к ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ. То оне, сыскав своего писаря оное написали. В котором почти весь инструмент и главныя пункты изъяснили. И, за подписанием их старших мурз и их печатями, на другой день с порутчиком Завадовским я к его сиятельству отправил.

А при том крайне меня просили, чтоб испросить позволения иттить им за Днепр, как здесь кормов весьма мало, гнезы их прежние разорены, дров нет, и так не только зимовать, но естьли продолжатца в здешних местах, то весь скот, жены и дети их должны погибнуть. О чем о всем по усиленной их прозьбе я к главнокомандующему представил, как о сем оне почти со слезами просили и ни на какия резоны не соглашались, то естьли их не перепустить за Днестр, так за невозможность уже почитаю удержать их без какого-нибудь кровопролития.

Спрашивал же я их имеют ли оне кого при хане из своих сообщников, то они сказали, что никого нет. Почему я им объявил, что со всеми находящимися под Очаковым буду поступать, яко с неприятелями. На что они все согласились. [384]

Я, будучи уже совсем разрешен, мог без всякого следствия с стороны союзников произвесть мое намерение в действо. Почему тотчас все, находящееся при мне запорожское войско с их старшинами туда отправил, чтоб 5-го на рассвете напали и хана захватили б в полон. А естьли невозможно, то б обоз разграбили и возможной поиск сделали. А я и сам с достальным войском ближе б к Очакову придвинулся. Но остановился за отправлением к главнокомандующему порутчика Завадовского и покамест все мурзы, написав свое письмо, от меня назад возвратятся.

Получил рапорт от капитана Стоикова, что стоящий от него пост на Березани у каменного моста, увидев на Янчакраке появившийся табун лошадей и при оном 5 человек, тот час побежали до несколько казаков о том проведать. Которыя, увидя их, бросили табун, побежали. И хотя бывший при казаках толмач кричал им вслед чтоб не боялись, однако ж оне не останавливаясь стали стрелять по казакам и, наконец, ушли к Очакову. В коем табуне нашли шестьдесят лошадей и десять верблюдов. А 3-го числа в ночь посыланная от него партия к Янчакраку, по ту сторону наехав волоской обоз забрали, в коем было шестьдесят душ мужеска и пятьдесят восемь женска полу.

5-го отправил я капитана Тотовича и прапорщика Михайловича на Березань к Донскому полку. Но как оне, ехав с своими только людьми, сбились с настоящей дороги и взяли очень близко к Янчакраку, то, напав на них до тридцати татар, взяли в полон прапорщика Михайловича и людей их. А капитан Тотович, отбившись от них, уехал. Я просил Джан Мамбет бея естьли возможно, чтоб он постарался оного прапорщика выкупить.

Того ж числа при возвращении от меня татарских мурз, запорожское войско из Очакова возвратилось. Которыя на рассвете, найдя на бекет неприятельской верстах в 5 от Очакова, ударя, всех покололи и потом бросились в обозы ханских мужиков. Оныя заворачивать стали и забрали много скота и лошадей. Но как из города выбежало много турецкой конницы и небольшое число татар, всех до 1000, бросясь на их заводных лошадей, стычку с ними начали, то запорожцы принуждены были ретироваться, обороняясь, даже за Янчакрак, некоторую дистанцию. Обозы ж и часть скота при ретираде оставили. Однако со всем тем довольно рогатого скота, верблюдов и до 400 лошадей пригнали. С нашей стороны было убитых и пропалых 52 человека, раненых 8 и лошадей 150 потеряно. А с неприятельской стороны уверяли запорожцы, что весьма много побито, а особливо при их атаке на рассвете.

Казачьим полкам приказал остаться по сю сторону Березани, против Янчакрака, а к ним в подкрепление послал калмыцкое войско.

Для объяснения об оных обстоятельствах я послал порутчика Мерлина к полковнику Тутолмину. Приказал ему выбрать из числа находившихся при нем доброконных казаков и гусар, с которыми и с пушками приближиться к Березани. И по прибытии туда взять в свою команду калмыцкое войско и два полка казачьих. А к оставленным от него худоконным определил бы там офицера, которому и примечание бы делать приказал. [385]

6-го послал я к кошевому, чтоб он, забрав всю конницу из обозу, сам бы со оной ко мне прибыл, оставя в обозе малое число.

7-го кошевой прибьыл и я, перейдя 6 верст вниз Буга, остановился.

8-го перешел вниз Буга верст 5. Остановился верстах 35 от Очакова, и как пушке к заре не велел стрелять, так и никаких боев бить не приказал.

Тут, переговоря с кошевым, положил всеми силами атаковать. И для того завтре на вечер выступя, в лощинах остановиться, чтоб не далее быть от Янчакрака, имея оной в правой руке, как верстах в 5-ти или в 6-ти.

Майору Елагину приказал 9-го числа в ночь отправить к Очакову из донских и лубенских казаков партию человеках в двухстах, чтоб оныя шли к Метелии и 10-го числа на рассвете неприятеля встревожили, бросясь обозы заворачивать и скот отгонять. И для подкрепления оных, чтоб он по ту сторону Янчакрака триста человек поставил. Сам же бы с достальным войском, подавши вверх Янчакрака, спрятался бы в лощинах таким образом, чтоб неприятель его видеть не мог. А как неприятель встревожившись на ту партию нападет, то б оная ретировалась к Янчакраку, показывая бегом, будто оробели, дабы тем лутче его завести чрез Янчакрак. Только, чтоб он скрытого войска не приметил. А естьли такого места не будет, то всем ретироваться и всем несколько подаваться к Бугу, делая малую перестрелку.

Сие я для того приказал, что я, также спрятавшись в лощинах, буду примечать как скоро оне в меру отделятся, то тотчас сзади их атакую. В то ж время уже и Елагин с войском, оборотясь, спереди их атаковать должен.

А при том приказал майору Елагину естьли б полковник Тутолмин к нему прибыл, то б сей ордер ему для исполнения объявил с прибавкой той, чтоб гусар, то ж и часть войска он скрыл. А то, увидя их, неприятель далеко отделяться не будет.

9-го пришли два волоха пленныя, которыя объявили, что войска в Очакове не очень много, и что они сегодни нас к себе ожидали. А для того вывезли близ города восемь пушек. А хан стоит близ города к стороне Метелии. А только человеках в пятистах держат они бекет.

Почему я послал повеление майору Елагину, чтоб он для тревоги послал партию человеках в 400 стах, чтоб оне ударили вдруг на бекет. И потом, как я уже писал, отгонят скот и фуры заворачивать начали, чтоб скорея тем их от Очакова отделить.

Того ж числа к вечеру выступил вниз по Бугу до оврага, называемого Гаджигиль, ибо другого способнее найтить не можно было, хотя же сдешняя степь и наполнена оврагами, но по нещастию от Янчакрака до Очакова оных нет, а хотя и есть из Буга и Березани вышедшие, да только очень коротки. Итак перешед расстояние по примеру более двадцати верст, в половине ночи к оному оврагу, который был от Очакова верстах в пятнадцати. и тут со всем войском скрылся. Но как та дистанция, где донцы неприятеля должны были встревожить и ретироваться, было более 10 верст, то и посланы были от меня самые малые разъезды оной тревоги примечать. Однако ж оные близко [386] подъехать не могли, ибо естьли б усмотрено было с моей стороны сколько-нибудь войска, чтоб тотчас догадались, что они посланцы от большой партии. А сверх того и к майору Елагину от меня посланы были разведовать. Как уже рассвело, то лошади и скот из города выпущены были и сенокосы из города выехали, которых посланные мои всех забрали и скот отогнали. Но посланные к Елагину еще не возвратились. А по занятии скота, как никто из города не выезжал, почему приметил я, что донцы их встревожили. Для чего выступил вперед к городу. А кошевому приказал отправить во ста человеках партию вправо, то есть туда, где донцам надобно было сражаться, для примечания. Вслед за которой я выехал на один курган, усмотрел, что около Березани до самого Янчакрака неприятель простирается и тянется к городу. Я послал к кошевому и всему войску сказать, чтоб поспешно шли ко мне неприятеля атаковать. Но в тож самое время и от находящихся партий по берегу очаковского лимана рапорт получил, что неприятель к ним показывается, что было по примеру верстах в 10 от города. Почему приехал к кошевому, приказал отправить в 1000 человеках с обозным Головатовым партию вправо. А сам я со всем войском пошел к очаковскому лиману, где уже партии и перестрелку начали. Тут приказал я кошевому со всем запорожским войском итти на стычку. Я ж с регулярным войском следовал шагом, брав всегда влево к очаковскому лиману. А запорожское войско оставлял вправе, чтоб с ним вместе, по большому их числу к нерегулярному не мешаться.

И, назнача место, приказал деплоировать фронт в две линии. Гусар поставил на правом фланге, оставя меж ними интервал карабинерному полку, а налево отступя — пикинерному ²⁷⁸. А втору линию с артиллерией делать приказал драгунскому полку. Но еще до назначенного места не дошли, а запорожцы уже были в большом сражении с неприятелем. Но в середке оных сделалось некоторое замешательство. Я, видя сие, взял три ескадрона гусар, построя скоро, поскакал с ними, дабы б ими слева ударить на неприятеля, приказав карабинерному полку с пикинерами следовать за ними. А за теми уже с артиллериею драгунскому полку. Но как скоро гусары в полное движение вошли, то запорожцы, ударив неприятеля, погнали и даже до самых ворот форштата догнали, у которых только лошади служить могли. И конного неприятеля более в город не ушло, как человек тридцать. Протчия ж все побиты, которой конницы 2000 конечно было, которыя своим бегом оставили пехоту с пушками. И в то ж самое время справа тысячная партия в неприятельскую пехоту ударила и отбила от пехоты три пушки и несколько побило. А достальныя разделились на две части, из которых в одной было до двухсот человек, то как запорожския казаки прискакали ко мне и сказали, что пехоту оне окружили, то я, приехав к ней, велел первую трем ескадронам гусарским атаковать. Которыя, наскакав, к сожалению расстроились и в беспорядке храбро поступив, знатное число изрубили, а достальныя ушли на курган. А как тех рубить начали, то других приказал от [387] карабинерного полку двум ескадронам атаковать. Которыя, атаковавши оных, смешались, но командовавший ими майор Шеин сделал опель ²⁷⁹ и, построясь, в другой раз их атаковал. И тут уже всех перерубили. А для остановившихся на кургане привезены были пушки, но я рассудил им послать сказать, чтоб оне, положа оружие, отдались, и что я им жизнь дарую. Сперва они хотели делать кондиции, но я велел сказать, что не хочу договаривать с теми людьми, которых во власти моей состоит всех перерубить, и чтоб оне больше не присылали, а тотчас шли. Услышав сие, они с их командирами, положа на том месте оружие, пришли. Их было 90 человек, в том числе один капитан, которой над ними был командир. Потом усмотрел я еще близ Березани до несколько сот неприятельской конницы, поспешающей к городу. Надобно было думать, что то достальныя от Янчакрака. То я послал пикинерной ескадрон и в подкрепление его два ескадрона драгун с майором Телепневым, да от запорожского войска до тысячи человек их прогнать в город. Которыя как скоро показались, то оныя в город побежали, а только двух турок запорожцы успели сколоть и до самых городовых пушек оных преследовали. А как ядры с крепости стали доставать, то тут остановились. Куда и я со всем войском приближился. Из-под самого города множество лошадей и скота отогнали. А как стало уже темно, то я возвратился. И на половине дороги, покормя лошадей, 11-го числа поутру в свой лагерь прибыл.

На сем сражении с нашей стороны убито: Желтого полку порутчик Потапов, запорожского войска куренной атаман один, казаков пять ранено тяжело, карабинер три, лехко вахмистр один, карабинер восемь, запорожского войска старшин два, куренной атаман один, казаков двадцать три. У неприятеля отбито знамен одиннадцать, три пушки.

Майор Елагин по повелению моему 10-го же числа послал для встревоживания неприятеля две партии. А сам с оставшим войском остановился у вершины Янчакрака в скрытном месте. Которыя партии, пришед на заре почти к самому городу, не видя себе никакого супротивления, зачали забирать разной скот, которого отогнали более 400 лошадей и пять верблюдов. А между тем неприятель вышел из города и усилившись на оныя партии жестоко наступать стал. Кои начали ретироваться, чтоб навести неприятеля на оставшее с майором Елагиным войско. Но неприятеля совокупилось до 3000 человек. Почему майор Елагин еще послал в подкрепление капитана Тотовича. Которой, соединясь с прежними, наконец навел неприятеля на то самое место, где майор Елагин с войском находился. Он вдруг ударил неприятеля, которого гнал несколько, а потом велел понемногу ретироваться и делать перестрелку. Что неприятель увидя, обратился за ними и провел оного за самую вершину Янчакрака версты четыре с немалою трудностию, ибо как люди, так и лошади начали приходить в бессилие по причине той, что с самой зари и почти до вечера, не переменяя лошадей, неприятеля удерживали. Но напоследок, не дождавшись меня с войском, собрав все свои силы, вдруг атаковали неприятеля, который стремглав обратился в бегство. Но наши [388] войски с отличностью, храбростью с большим у неприятеля уроном гнали до самой Метелии. На оном сражении с неприятельской стороны побито более 70 человек, да в полон взято вышепоказанными партиями два турка и два татарина. А у майора Елагина убитых ни одного не было. Ранено казаков четыре, калмыков тринадцать.

А чтобы неприятеля всегда тревожить и беспокоить приказал я майору Елагину беспрестанно посылать к Очакову партии, чтоб оныя его тревожа, доставали б скот себе в добыч.

23-го получил рапорт от майора Елагина, что калмыцкая партия под Очаков ходила, где нашедши на сенокосе одного турка закололи, а другой ушел, а мальчика Волошина взяли.

14-го получил от главнокомандующего повеление от 11-го еще на мой рапорт от 6-го числа, что ко усилению меня от армии выступит, к реке Березани пойдет весь Желтой гусарской полк и с имеющимися при нем собственными небольшого калибра пушками. И что я сверх того могу пользоваться нужными для себя подкреплениями и из деташамета господина полковника Чорбы.

А как я уже не имел надобности в войсках для усиливания меня, то послал с отправляющимся к главнокомандующему курьером повеление командующему Желтым гусарским полком, чтоб он, остановясь при Желтых водах или при реке Кочюргане, где найдет достаточные корма и воду, ожидал бы от главнокомандующего повеления. О чем и его сиятельству донес.

Получа от майора Елагина рапорт, что владелец с своим войском весьма просится домой, представил главнокомандующему, не прикажет ли оного отпустить к генерал-порутчику Берху, где он соединится с находящмся там калмыцким войском.

Получил от майора Елагина рапорт, что посыланная от него под Очаков калмыцкая партия забрала 300 лошадей, рогатого скота сто, верблюдов двенадцать и волохов семь.

В то время я посылал партию под Очаков во ста человеках гусар и пикинер с капитаном Тотовичем, которой близ Очакова прогнал их бекеты, забрал до 50 лошадей и 5 верблюдов по-над лиманом очаковским. То ж двух из ханских мужиков волохов на сенокосе взял. Которыя объявили, что хана турки не отпускают, почитая ему в вину, что войско разбито, как он при оном находился.

15-го получил от запорожских лодок рапорт, что над направляющимися с очаковской степи на крымскую сторону ханскими людьми оне сделали поиск и отбили из его ясыря мужеска и женска полу 673 души.

В тот же день отправил я майора Хорвата с гусарами и пикинерами к Очакову и приказал ему стараться остальной скот отогнать. Которой 17-го числа назад возвратился и отогнал до ста лошадей и пять верблюдов.

А между тем от майора Елагина посыланной к Очакову донской полковник Греков с его казаками, отогнал до трехсот лошадей, четыре верблюда, семнадцать рогатых скотин и взял две семьи волохов. В то самое время [389] выбежало из города на него до пятидесят человек, которых он прогнал в форштат без всякого себе урона.

А калмыцкая партия под Очаковым поимала трех волохов и одного крымского татарина, которыя за сеном посланы были.

10-го получил от главнокомандующего известие о взятии штурмом Бендер ²⁸⁰.

По объявлению пленных волохов, что хан скоро переправится к Кимбурну, приказал кошевому послать на их лодки повеление, чтоб оне как возможно над ханом поиск сделать старались.

Получил от Желтаго гусарского полку рапорт, что оной на Березань прибыл.

А курьер, с которым от меня послано было повеление, чтоб остановиться оному полку на Желтых водах, с ним разъехался. И так уже я оному полку приказал с собой соединиться.

А полковнику Тутолмину, прибывшему на Березань, приказал там растах сделать. А потом, естьли на Березани корма будут, так переменяя свежими, приближился бы к реке Янчакраку. А естьли ж кормов недостаточно, то б прибыл на Янчакрак, где корма полутче найдет. А при том бы взял майора Елагина со всем войском в свою команду.

20-го от майора Елагина ходили калмыцкия и Лубенского полку партии к Очакову, которые версты за две от города наехали на сенокосе шесть волохов, коих забрали в полон. А при том нашли табун лошадей и 20 человек неприятеля, из которых двух скололи, а протчия ушли в город, то оне, забравши лошадей до 200, назад возвратились.

Уведомившись от пленных, будто свободно близ берега моря по неглубокой воде войтить в очаковский форштат, 22-го числа с партией поехал осмотреть. Но все оное оказалось несправедливо. А естьли б возможно было, то я хотел употребить запорожскую пехоту, которые жадничали к бою, только лишь бы добычь была. Сверх же того естьли б я имел большия пушки, то б попробовал пострелять, как оне тогда в великом страхе были. Посланная ж наперед партия с майором Елагиным, когда к городу приближилась, то выезжало к ней из города конницы до двухсот человек и пехоты столько ж с двумя пушками. И была между ими перестрелка, где двух турок скололи, а оне одного казака ранили. А когда я уже к крепости прибыл и оную объезжал, то войско видно было на валу местами кучами, с главных батарей стреляли по большей части из тридцатишестифунтовых пушек.

Сего числа по посланному к главнокомандующему от меня о происшедшем 10-го сего месяца сражении под Очаковым, он отправил ко двору ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА следующую реляцию:

“На сих Днях получил я от генерал-майора князя Прозоровского обстоятельной репорт о том неприятеля под Очаковым под предводительством самого крымскаго хана его деташаментом разбитии, о котором имел щастие всеподданически ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ моею [390] реляциею под № 42-м уже доносить с присылкою при том из взятых тогда запорожским войском одиннадцати, четырех знамен с тем их старшиною Головатым, с коим сие войско возжелало, чтоб оныя знамена пред стопы ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА положены были. Я теперь с ним самим те четыре знамя всеподданнейше пред ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО на землю полагая, приобщаю при сем, как из оного репорта, так и из других потом получаемых, а изъявляющих в неприятеле следствие от зделанного ему оною победою поражения краткое уведомление, дерзаю возобновить всеподданнейшую мою просьбу о всемилостивейшем обозрении сего весьма знаменитаго в разсуждении того деташамента и непрятельского положения воинского действия из образующаго, как умножение славы ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА оружия, так и усердныя заслуги употребленных в том храбром и искусном сражении всех чинов, а особливо главных предводителей и в отличности ознаменившихся, коих всех истинное усердие мое к службе ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА побуждает меня так. как и подносителя сего, в монаршеское всемилостивейшее благоволение поручить. А как князь Прозоровской партикулярным письмом по поводу отзывов к нему от запорожскаго кошеваго с старшинами просил меня о таком представительстве к ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, кое признаю достойно принесенну быть к высочайшему усмотрению. Для того оное его письмо во оригинале сим препровождая, присовокупляю, что как особливо сам кошевой, так и представляемыя от него старшины прошедшую и в нынешнею компании под моим предводительством сколько ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ награждать и отличать всех других нерегулярных войск заслуги. Почему и дерзаю им, а отменнее пред всеми нерегулярными предводительми самому кошевому, яко весма усердному к службе ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА оных исспрашивать”.

24-го для кормов перешел с деташаментом ближе к Очакову. А и полковнику Тутолмину для кормов же приказал к себе присоединиться.

По представлению моему получил от главнокомандующаго дозволение переменятца пленными, как я известен был, что взятой пред сим прапорщик Михайлович и запорожския казаки еще в Очакове. То 25-го числа послал я трубача в Очаков с письмом к паше, которым я его соглашал, чтоб переменятца пленными. И что я ему наместо прапорщика Михайловича отдам из взятых на последнем сражении их бариектора, а наместо запорожских казаков столько ж из их рядовых.

26-го, получа повеление от главнокомандующаго, с капитаном Юшковым отправил калмыцкое войско к господину генерал-порутчику Берху для соединения с находящимся войском, чтоб всем вместе в их домы итти.

А как чрез три дни посланной в Очаков мой трубач не возвратился, то уже я начал сумневатца о возвращении оного. И для того 28-го числа с пленным турком послал к паше письмо, что по обыкновению в целом свете воюющих [391] держав послал я к нему трубача с письмом о размене пленных, в чем ровная польза, как ему, так и мне. И то я понять не могу для чего до сих пор трубач мой удерживается. Просил его с оным прислать мне о размене пленных ответ, соглашается ль он на то или сам собой сделать того не может. И что я буду возврату моего трубача ожидать по входе сего посланного в город чрез 24 часа.

А пленным туркам, находящимся у меня, приказал также от себя в город об размене письмо послать. И что оне содержутца хорошо. И естьли мой трубач из города отпущен не будет, то я из них десятерых пред городом повешу.

29-го от запорожских лоток получил рапорт, что находящаяся на оных запорожская пехота 25-го числа имела сражение с ханом, следующим из Перекопу. Немало татар побили, а хан с небольшим числом к Перекопу ушел. И так оне пошли на дорогу дожидаться когда пойдут оставшие возы татарския в Кимбурне, чтоб оныя разбить.

29-го не имел никакого дела. Ездил под Очаков, взяв с собою шестьсот запорожцев и четыреста гусар и пикинер. От запорожцев несколько поехали к городу, к которым из оного выехало конницы до двухсот, а пехоты до пятисот человек и две пушки вывезли и сделали перепалку. Напоследок я, видя, что следствия никакого быть не может и уже часа два до вечера осталось, велел всем иттить назад. Но неприятель уже так напуган был, что ниже пятидесят шагов за выстрел крепосной не отъезжал. И когда пошли прочь запорожцы, то оне, стоя на одном месте, препокойными глазами на них глядели.

30-го прибыл ко мне из Очакова от паши бывший в полону запорожской казак наместо посланного от меня к нему турка, которой привез назад мое письмо нераспечатанное потому, что паша не описавшись с портою распечатать оного не осмелился. А словесно приказал мне сказать, что посланной к нему мой трубач ханскими татарами изрублен. И чтоб я на него не сердился, что не только он, но и войско его в том невиновны.

Сей присланной запорожской казак приносил мне от донского казака, находящегося в Очакове в полону, просьбу, чтоб его выменить.

Я одного турка в Очаков отправил с словесным приказанием, чтоб на место его донской казак ко мне прислан был. А сверх того приказал сказать паше, что о трубаче я ему так, как знатному человеку, верю и что мы на хане оного взыскивать будем.

Приехавший же запорожец привез письмо от пашинского казначея к пленным туркам в ответ на их письмо, что оне у татар хотели купить прапорщика Михайловича, но оне его продали гиритлинскому жителю капитану одного судна Сулейману, которой дал им более денег. И что оне как можно будут стараться оного прапорщика достать и размен пленным сделать.

3-го октября получил от главнокомандующаго повеление, что коллежского советника Веселицкого ²⁸¹ отправил он к начальникам, вступившим под [392] протекцию ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА от едисанской и буджацкой татарских орд с ответным письмом на их требование и с наставлением о нужных с ними положениях. И как по окончании всего от них требуемого дозволено им перейтить за Буг и Днепр, то чтоб я Желтой гусарской полк и Черного полку эскадроны, да один украинской полк в пристойном положении оставил неподалеку от Балты, где от него знатной пост оставлен для закрытия иногда от набегов неприятельских, где б он до приходу армии и до учреждения других постов в следующия к екатерининскому ретранжементу транспорты прикрывал. Сия с протчими войсками команды моей переправлялся б за Буг и в проход татар прикрывал нашу границу. И перейдя таким же образом и Днепр, ожидал бы повеления о расположении на винтер квартеры на украинской линии. А запорожское войско по переходе за Буг отпустить в их жилища. И что армия расположится в новой Сербии и уже с 1-го октября находится в движении к екатеринискому ретраншементу.

Майору Елагину приказал я майора Стоикова, находившагося под Гаджибеем, к себе присоединить. То ж послать все почты по бендерской дороге к себе собрать.

Подполковнику Хорвату с Желтым гусарским полком, черными эскадронами и Стародубским Малороссийским полком, оставя при нем еще два небольшия единорога, приказал примечать, чтоб не допустить неприятеля иногда покусившагося причинить какой вред на идущия всякия транспорты от Бендер к екатеринискому ретраншементу. И чтоб переправляющимся татарам чрез Буг от неприятеля ничего приченено не было. Равным образом чтоб и татара с Очаковым никакого сообщения не имели. Для чего оставил у него в команде майора Елагина со всеми казачьими полками до тех пор пока я чрез Буг переправлюсь. А тогда чтоб он, также переправясь, вслед за мною шел. А подполковник бы Хорват с его командой расположился впредь до повеления на вершине Телигола.

В то ж время получил я от майора Елагина рапорт, что посланная от него к Очакову партия, наехав на сенокосе волохов, зачала забирать оных со всеми упряжми, то из города человек до ста турков выехало. А между тем майор Елагин к той партии прибыв с казачьими полками, всех вышедших турков прогнал и убил шесть человек, забрав волохов 82 человека, 2-х татар и более тысячи рогатого скота.

5-го я, выступя, с войском перешел до балки Коренихи.

6-го перешел до урочища, называемого Качурган.

7-го перешел до балки Яцкой. А сделав 3 марша, счел, что турки повод возьмут последний скот на траву выпустить. И для того приказал тремстам донцам иттить по Березани. А запорожской партии в 1000 лошадях и 300 гусарам от Хорвата с майором Араповым возвратиться к Очакову и 9-го числа на рассвете сделать поиск.

Сего ж числа имел честь получить от ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА следующий указ: [393]

“Оказанныя ваши сего 1770 году сентября 10-го дня храброе и искусное предводительство при разбитии под Очаковым неприятельской партии, состоявшей в трех тысячах человек, учиняет вас достойным к получению отменной чести нашей монаршей милости по узаконенному от нас статуту военного ордена Святаго Великомученика и Победоносца Георгия. А потому мы вас в третий класс сего ордена всемилостивейше жалуем и знак оного здесь включая, повелеваем вам на себя возложить и носить на шее по установлению НАШЕМУ. Сия ваша заслуга уверяет НАС, что вы сим монаршим поощрением наипаче потщитесь и впредь равным образом усугублять ваши военныя достоинства.

Дан в Санкт-Петербурге сентября 30 дня 1770 года. Екатерина”.

8-го я имел растах. И 9-го перешел до урочища Шестакова против оеки Еланца, где фельдмаршал Миних с армией чрез Буг переходил.

10-го получил от посланной партии к Очакову рапорт, что по приближении к городу вышло неприятеля конницы и пехоты до 400, с которыми оне сразились. И у неприятеля кроме раненых убили более 20 человек. А с нашей стороны ранили гусар 2-х, да запорожца одного.

Запорожцы в сей войне оказали довольныя заслуги. Могу сказать, что они предводительством моим не недовольны были, как явствует из писанного ими к графу Петру Ивановичу Панину от 11-го сего месяца письма, которое я для любопытства в копии здесь приобщаю:

“Высоко сиятельнейший граф, милостивый государь и патрон Петр Иванович. По повелению вашего высокографского сиятельства, что мы в свои жилища, а его сиятельство господин генерал-майор и кавалер князь Александр Александрович Прозоровский на винтер квартеры поход обратной приняли, и разлучность возымеем. Потому не упустили должной справедливости воздать и из нашею упокоренностию изъяснить вашему высокографскому сиятельству, князь Прозоровский по бытности своей и с деташаментом, при котором и я с войском запорожским находился, совместно чрез всю сию компанию так случившееся по оной дело полезнее совета. А по тем и особенныя учреждения представляющие искусство и способ ко опровержению предстоявшего ныне воюемого врага нашему отечеству, показывал, яко и при всех с неприятелем бывших сраженных баталиях в самом противу его виду будучи довольно примеченные нами свои благорасположении на успех ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА НАШЕЙ ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕЙ И ВСЕАВГУСТЕЙШЕЙ МОНАРХИНИ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ ГОСУДАРЫНИ, а при том во славу ЕЯ ВЫСОЧАЙШЕГО ИМЕНИ только разумно делал, употребляя при том храбрость и мужество, что при сражениях и баталиях редко кому из неприятелей убежищем пользоваться можно было. И хотя с подобно сих бывших случаев довольно уже ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВУ НАШЕЙ ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕЙ МОНАРХИНИ и вашему высокографскому сиятельству, да и протчим о его сиятельстве князе Прозоровском прежде противу неприятеля мужественно [394] храбрых поступках известны, но как вновь присудственно нас произшедшия подвиги усердие и ревность к службе ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, также храбрость и мужество присовокупив, всенижайше просить дерзает ВАШЕГО ВЫСОКОГРАФСКОГО СИЯТЕЛЬСТВА КНЯЗЯ ПРОЗОРОВСКОГО в том попечении с особливым от вашего высокографского сиятельства ВЫСОЧАЙШЕ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕГО уважения и благоволения и спрашиваем к ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ не оставить взнесть милостиво. А мы вовсегда с нашею преданостью имяноваться дерзаем”.

11-го получил письмо от г-на Веселицкого, что главнокомандующий приказал в Кизикирмене ²⁸² переправиться, в котором месте и переправа приготовляется. И что уже им он похволил переходить через Буг и через три дни щитает, что уже переберутся.

Я приказал также запорожцам и тяжелым обозам через Буг переправляться. А напоследок и сам 14 переправился и 15 имел растах.

12-го получил я от главнокомандующаго Второю армиею графа Петра Ивановича Панина следующее письмо: “Вашего сиятельства домашние обстоятельства, приведенныя в нынешнее состояние единственно от употребления себя в службу ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА НАШЕЙ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕЙ ГОСУДАРЫНИ давно меня уже поставили на то, чтоб к поправлению их возможным от моей стороны способствовать. А вследствии того не оставил я без уважения и первой вашей просьбы, написал тогда ж ко двору. И как на него желаемого получить не мог, то еще ныне со изъявлением всех ваших отменных заслуг, оказанных в нынешнюю компанию к распространению славы оружия ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА чрез неусыпныя ваши труды и благоразумныя распоряжении я повторить не примину и ласкаюсь, что конечно оное без уважения там не останется. Но естьли иногда паче чаяния вскорости ничем не отзовутся, то я по расположении вашем в винтер квартеры в Москву и в Петербург месяца на два отпуск вам сделаю и пашпорт пришлю. И будте благонадежны на того, кто с непременным почтением навсегда пребывает”.

13-го числа получил от него же орден Святаго великомученика Георгия с двумя тысячами рублей при следующем письме: “При запечатании к вашему сиятельству следующей здесь депеши к большому моему удовольствию со вручителем сего получил я вам от ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ пожалованной за оказанную вами храбрость и мужество военной орден Святаго великомученика Георгия третьяго классу и денег две тысячи рублев, которыя при сем обще и с привезенными на имя ваше конвертами препровождая, от всего сердца с сею высочайшею милостию и в новом знаке достоинства вас, государь мой, поздравляю, желая душевно и впредь таковыя ж поздравления делать и видеть вас на вышних степенях. А впротчем всегда мне приятно с тем большим почтением, усердием и смиренностию [395] пребывать, с коими сие заключаю. Вашего сиятельства, государь мой, покорный и верный слуга. Граф Петр Панин”.

16-го перешел до балки Солянки.

17-го перешел до вершины Яланца, где 18-го имел растах.

19-го перешел до реки Камышеватки Сухаклей. Откуда запорожское войско отправил в их жилища, а остальной деташамент, препоруча полковнику Камейну, приказал ему следовать на Голую Каменку в назначенный квартеры. А сам для узнания земли около старой линии поехал на Кудак и переехал Днепр, прибыл в Самару. А оттудова поехал по реке Орле, где от войска запорожского посты поставлены. И, проехав везде, 15-го ноября в Нехворошу прибыл. Я имел крайнюю нужду быть в России, а для того по просьбе моей получил во-первых от графа Захара Григорьевича письмо следующаго содержания:

“Я получил исправно два почтеннейшие ваши ко мне писании. Первое от 27-го минувшаго месяца чрез последне прибывшаго сюда из Второй армии курьера, а другое от 2-го сего месяца чрез господина премьер-майора Фон-дер-Палена ²⁸³. И как поставляю я себя особливым всегда удовольствием исполнять желании ваши, когда что в моей только возможности состоит, то посланным к князь Василию Михайловичу из коллегии указом велено уволить вас сюда и в Москву по 15-е будущаго марта. С сим же курьером получите, ваше сиятельство, и от него сие дозволение. Почему и ласкаю я себя в скором времени персонально засвидетельствовать вам то непоколебимое почтение, с которым я всегда пребываю.

А потом и указ из Военной коллегии: По дошедшему в Военную коллегию прошению ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ указать соизволила отпустить господина генерал-порутчика и кавалера Елмпта в Лифляндию, а господина генерал-майора князя Прозоровского в Москву и в Петербург будущаго 1771 году марта по 15-е число. Вследствии сего и имеете вы, господин генерал-аншеф и кавалер, обоих сих господ генералов: перваго в Лифляндию, а последняго сюда и в Москву уволить, предписав им, чтоб они на помянутой срок при вверенной вам армии явились”.

По получении оных 26-го декабря отправился. [396]

Комментарии

260. Траншеи, отрываемые осаждающими параллельно намеченному фронту атаки крепости для постепенного приближения к ней.

261. Едисанская орда располагалась в междуречье рек Лабы и Кубани, ныне юго-восточная часть Краснодарского края. Буджацкая орда располагалась на территории от Аккермана до Измаила. Название — от г. Буджак, бывшего ее главным центром. Белогорская орда — объединение с ханской ставкой в Белогорске (Карасу-базаре). Находилась в долине реки Бирюк-Карасу.

262. Сражение при Кагуле 21 июля 1770 г., где была одержана беспримерная в русской военной истории победа 17-ти тысячной армии Румянцева над турецкими и татарскими войсками, составлявшими в общей сложности 250 тысяч. За эту победу Румянцев был награжден высшим воинским чином генерал-фельдмаршала. Известие о победах Румянцева при Ларге и Кагуле ускорило решение ряда татарских орд перейти под покровительство России.

263. Сформирован в 1734 году из казаков малороссийских полков под названием: Лубенский конный полк Малороссийской конницы.

264. Пчелиная пасека, на которой турки устроили сторожевой пост.

265. Фальконет — малокалиберная (1-2 фунтовая) пушка, применявшаяся в полковой и полевой артиллерии в XVIII веке. Лафет — специальная артиллерийская колёсная повозка для закрепления орудийного ствола, придания ему необходимого положения при выстреле и транспортировке.

266. Переводчик, посредник в беседе, разговоре.

267. Очевидно, Завадовский Петр Васильевич (1739-1812), видный государственный деятель, фаворит Екатерины II (1776-1777). По окончании курса в Киевской духовной академии поступил на службу в Малороссийскую коллегию, где обратил на себя внимание малороссийского генерал-губернатора П. А. Румянцева, который назначил его правителем своей секретной канцелярии. На этой должности он находился и во время Первой русско-турецкой войны в штабе Румянцева. За участие в стычках с турками в конце 1769 г. произведен в премьер-майоры. За отличия в сражениях при Ларге и Кагуле в 1770 г. награжден орденом св. Георгия 4 ст. Отличился также под Гирсовым в 1773 г.. В 1774 г. вместе с С. Р. Воронцовым редактировал текст мирного договора в Кучюк-Кайнарджи. Закончил войну в чине полковника. По совету П. А. Румянцева Г. А. Потемкин выдвинул его на ответственный пост статс-секретаря императрицы. Впоследствие — граф, тайный советник, сенатор. В 1802 г. — первый министр Народного просвещения России.

268. Вероятно, Хорват Геогрий. В службе с 1759 г.; с 28 июня 1777 г. генерал-майор при гусарском полку.

269. Секретный агент, доверенное лицо, шпион.

270. От татарского “эсир” — пленник, здесь — добыча.

271. Тутолмин Тимофей Иванович (1740-1809). Сын армейского майора; после окончания Сухопутного шляхетского корпуса участвовал в Семилетней войне., которую закончил в чине капитана. В чине подполковника командовал кавалерийскими отрядами, отличился при взятии Бендер (1769), за что был награжден орденом св. Георгия 4 ст. и чином полковника. Пожалован чин бригадира с назначением на пост вице-губернатора в Твери (1775), в следующем году он уже тверской наместник, генерал-майор (1779). Впоследствии назначался генерал-губернатором Олонецким и Архангельским, а также Минским, Брацлавским и Изяславским; получил звание сенатора. С 1795 г. — генерал-аншеф. В 1806-1809 годах — главнокомандующий в Москве.

272. Возможно, Мерлин Яков Данилович (1754-?). В 1792 г. — полковник, командир Тобольского пехотного полка (1792), генерал-майор (1796).

273. Джан Мамбет бей — главный из едисанских мурз. В начале октября 1770 г., после сражений при Ларге и Кагуле, сообщил канцелярии советнику П. П. Веселитскому, посланному в Едисанскую орду, о согласии едичкулов и джамбулуков перейти под покровительство России. В 1771 г. — сторонник Шагин-Гирея и независимости Крыма от Турции.

274. Таган рог — ныне г. Таганрог в Ростовской обл.

275. Подразделение янычарского войска, среднее между полком и батальоном.

276. Правильно Джамбуйлукская.

277. Алкиран (алкоран) — устаревшее, тоже, что коран, священная книга мусульман.

278. Легкая кавалерия, вооруженная кроме сабли и карабина еще и пикой. В 1783 году пикинерные полки были переформированы в легкоконные.

279. От французского appele — призыв, команда. Сделать опель — дать команду.

280. Бендеры — крепость в Бессарабии. Были взяты штурмом русскими войсками под командованием гр. Панина, но по Кучук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 года возвращены Турции. В 1812 году по Бухарестскому мирному договору присоединены к России.

281. Веселитский (Веселицкий) Петр Петрович, русский дипломат, сыграл заметную роль в освобождении Крыма от турецкого владычества. Родился в Далмации, откуда младенцем был вывезен в Россию. У своих слуг научился турецкому, греческому и молдавскому языкам. В течение 5 лет обучался в Вене, затем два года путешествовал по Европе. В 1757-1759 состоял при фельдмаршале С. Ф. Апрксине, а затем при В. В. Ферморе, ведя дипломатическую переписку штаба главнокомандующего. В конце 1763 г. в чине канцелярии советника по указу Сената был определен в помощники киевского генерал-губернатора Глебова для управления пограничными делами. Вместе с бывшим консулом в Крыму Никифоровым создал на полуострове сеть секретных агентов. В 1770 г. был послан в Едисанскую орду для решения вопроса о переходе ее под покровительство России. В 1771 г. — в Ногайскую орду по тому же вопросу и для улаживания инцидента об ограблении их запорожцами (заплатил им от имени российского правительства 14 тыс. руб. за убытки). В этом же году назначен поверенным в делах России при крымском хане Сагиб-Гирее и передал ему акт, которым предусматривался выход ханства из войны на стороне Турции, объявлялись независимость Крымского полуострова и обязательство крымцев вступить в союз и вечную дружбу с Россией как своей освободительницей от турецкого ига. Дважды (в 1772-1774 и 1780-1783) был чрезвычайным посланником и полномочным министром (резидентом) при дворе крымских ханов Гиреев. В июле 1774 г. был вероломно выдан Сагиб-Гиреем турецкому сераскир-паше Али-бею, высадившемуся с десантом в Крыму, и едва не погиб. Екатерина II потребовала его выдачи; победы П. А. Румянцева и известие о мире вынудили Турцию отозвать свои войска из Крыма и освободить Веселитского. В 1780 г. он снова был направлен в Крым, сменив резидента А. Д. Константинова при дворе Шагин-Гирея, и перед самым отречением последнего (14 апреля 1783 г.) был сменен С. Л. Лашкаревым.

282. Кизикермен — турецкая крепость на берегу Днепра, построена в XVI в. Ныне город Берислав в Херсонской обл., Украина.

283. Вероятно, Пален Петр Алексеевич (1745-1826), барон, из лифляндских дворян. В службе с 1760 г. Во время Первой русско-турецкой войны награжден орденом св. Георгия 4 ст. Генерал-майор, командовал колонной при штурме Очакова (1790), за что получил орден св. Георгия 3 ст. Участник русско-шведской войны (1788-1790); был представителем России при шведском короле Густаве III. Пользовался доверием Павла I, который возвел его в графское достоинство, наградил чином генерала-от-кавалерии и назначил генерал-губернатором в столице. Сыграл решающую роль в заговоре и убийстве Павла I. При Александре I был удален от двора и из Петербурга.

Текст воспроизведен по изданию: Записки генерал-фельдмаршала князя А. А. Прозоровского. Российский архив. М. Российский фонд культуры. Студия "Тритэ" Никиты Михалкова "Российский архив". 2004