ОПИСАНИЯ О БУНТАХ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ В 1730—1731 гг.

Впервые публикуемые в советской исторической литературе два документа содержат описание восстаний 1730 и 1731 годов в Константинополе и являются чрезвычайно интересными и насыщенными достоверными фактами источниками. Их всестороннее изучение даст возможность более правильно понять и охарактеризовать одно из наиболее крупных в истории Османской империи XVIII в. городских восстаний. Кроме того, этот материал дает много сведений о бытовой стороне жизни турецкой столицы.

Автор первого документа Иван Иванович Неплюев был отправлен Петром I в 1721 г. “ко двору султана турскаго в характере резидента” и пробыл там до 1735 г.

Даровитый и наблюдательный человек И. И. Неплюев, пробыв длительное время в Турции, сумел завоевать авторитет и завести широкие знакомства среди высших турецких государственных служащих, а также изучить и собрать сведения о внутреннем положении турецкого государства. В качестве ближайшего помощника Неплюева и соавтора второго документа выступает его заместитель Алексей Андреевич Вешняков, прибывший в Константинополь в 1730 г. После отозвания Неплюева из Турции в 1735 г. А. А. Вешняков до своей смерти в 1745 г. был резидентом в Константинополе. Дипломатическая деятельность Вешнякова позволяет судить о нем как о безусловно умном и способном человеке, хорошо усвоившем “школу” петровской дипломатии.

Таким образом “Описание о бунте” принадлежит перу хорошо осведомленных русских дипломатов, труд которых заслуживает со стороны исследователя серьезного внимания.

Ознакомление с реляциями и письмами Неплюева и Вешнякова к канцлеру и вице-канцлеру за 1730—1731 гг. показывает, что наблюдательный русский резидент и его помощник хорошо разбирались в напряженной обстановке, сложившейся в Турции в связи с обострившимся внутренним и внешним положением.

Недовольство населения новыми налогами, введенными верховным везирем Ибрагим-пашой и находившимся под его влиянием султаном Ахмедом III в так называемый период тюльпанов (“Ляле девре”) (Этот период назван так в связи со строительством роскошных загородных дворцов, в садах которых выращивали модные тогда тюльпаны), было значительно усилено военными неудачами янычар в Иране. После ликвидации в 1729 в Иране власти Ашрефа — афганского шаха, там выдвинулся Надир-хан, которому в 1730 г. удалось вытеснить турок из западных провинций Ирана, в том числе города Тебриза (Тавриз). [322]

Антирусская позиция, занятая французским послом в Турции маркизом Вильневом, стремившимся использовать неудачу турок в Иране для обострения русско-турецких отношений и уверявшего их в наличии тайного соглашения у России с Ираном против Турции, заинтересованность Австрийской империи в том, чтобы Турция как можно больше увязла в иранских делах, наконец, недовольство в Турции, особенно среди янычар неудачами в войне против Ирана, и, очевидно, бездеятельностью правительства — все это создавало чрезвычайно напряженное положение и привело к обострению борьбы различных группировок турецких феодалов при султанском дворе и представителей высшего духовенства.

В своей реляции от 25 августа 1730 г. Неплюев сообщал в Петербург в Коллегию иностранных дел, что духовенство активно выступает против верховного везиря, стремившегося договориться с Ираном, предложив очистить от турецких войск захваченные ими иранские провинции. Тут же говорилось об опасении верховного везиря, “как бы духовные народ к бунту не возбудили”. Одновременно Неплюев писал, что в Турции распространился слух о восстании в Жиржии (Грузии), куда якобы из России прибыл царь Вахтанг или его сын Нуваз (?!), что русские снабжают иранцев и закавказские народы оружием для борьбы против Турции.

Важно отметить, что Неплюев вовсе не ограничился составлением “Описания о бунте”, а систематически, в течение всего периода восстания информировал свое правительство о положении в турецкой столице и сообщал интересные подробности, которые далеко не все были включены в его “Описание”. Например, в своей реляции от 1 октября он писал, что султан может для избавления от бунтовщиков начать войну с “цесарем” (австрийским императором) из-за Белграда и Темишвара, или же против России, которая якобы поддерживает Иран.

В шифрованном письме к канцлеру от 10 октября 1730 г. Неплюев сообщил свои предположения о количестве восставших в Константинополе, исчисленное им на основании сведений о розданных военнослужащим деньгах, как это обычно бывало в Турции при воцарении нового султана. По регистру янычар оказалось 40 тысяч; пушкарей 12 тыс.; джебеджи, или работающих в арсенале, и вообще обслуживающих артиллерию—до 15 тыс. А “всех бунтовщиков,— говорится в письме,— было до двухсот тысяч. Понеже весь подлой народ был в собрании оном”.

Если из общего числа исключить 67 тыс. военных людей, то получится, что в восстании участвовало 133 тыс. из числа жителей столицы и окрестного населения.

В следующей секретной реляции от 30 октября 1730 г. Неплюев доносил, что “Порта всякое старание приложит, чтоб начальников бунту в Константинополе искоренить... И с ханом (Имелся в виду крымский хан) о том частые советы имеются”.

В письме к канцлеру от 13 ноября 1730 г. Неплюев сообщал, что французский посол маркиз Вильнев, действующий через крымского хана, подбивает Порту к вмешательству в польские дела в пользу Станислава Лещинского. Однако Неплюев считал это маловероятным, поскольку положение в Турции, по его мнению, было крайне неустойчивым, что видно из следующего места донесения: “И тако ныне ни на чем утвердиться невозможно. Понеже здешной двор ветром колеблем находится. И все их основание на песце. Того ради небезопасно от них лехкомышленной революции, что время покажет...”

О втором восстании, происшедшем в марте 1731 г. было представлено такое же “Описание”, как и о восстании 1730 г. В секретной шифрованной реляции за № 10/14 резидента Ивана Неплюева и дворянина Вешнякова от 14 апреля 1731 г. говорится: “О случившемся здесь бунте 14 прошедшего [323] марта доносили мы всеподданейше В. И. В. того же марта от 23 числа, с которых при сем дупликаты посылаются. Токмо тогда во описании о бунте> посланном за краткостию времени некоторый неисправления были. И яко же нынешней во окончании, того ради справся о всем подлинно, учинимое нами описание при сем прилагаю, которое всеподданейше просим приказать перевестъ (Видимо, переписать более понятным для 30-х годов XVIII в. языком) и за оригинальное иметь”.

О силе и характере второй вспышки бунта сообщается в письме Неплюева к канцлеру Гавриле Ивановичу Головкину от 23 марта 1731 г. в следующих выражениях: “Сего марта 14 паки здесь был бунт, которой искусством министерским через оружие побежден. Однакож и доныне здешний двор в великой неусыпной осторожности пребывает. Яко сей бедственнее первого умыслы свои имел. И нам сикурты живота нашего не малую опасность наносил, чего окресности изволите ваше сиятельство милостиво усмотреть из реляцей. Но при сем том в персидских делах отмены не видно но все на том основании, как я от 9 сего месяца Е. И. В. имел честь все подданейше доносить. А к стороне Е. В. нашей всемилостивейшей государыни ныне Порта как по своему состоянию внешнему и внутреннему, так и за благодеяние ардевильскому паше показанное приятно себя показует...” (В промемории, сообщенной резидентом Неплюевым турецкому правительству от 20 марта 1731 г., говорится, что Али-паша, осажденный иранскими войсками в Аредебиле, обратился к командующему в Закавказье русскому генералу Левашову с письменной просьбой предоставить ему и ардебильскому гарнизону убежище, что и было исполнено. Паша и 520 человек были дружественно приняты и размещены в г. Астаре 4 января 1731 г. Этот акт был хорошо воспринят в Турции).

Для полного представления о восстаниях 1730—1731 гг., описанных Неплюевым и Вешняковым, совершенно необходимо познакомиться с реляцией от 4 сентября 1731 г., в которой сообщается, что 2 сентября 1731 г. была сделана третья попытка поднять восстание. “Но,— пишет резидент,— нашелся предатель, которой выдал заговорщиков. Всего было предано казни от 200 до 300 человек. Но это не были янычары. Те оставались спокойными...”

Итак, “Описание о бунте”, сделанное Неплюевым при участии Вешнякова (особенно бунта 1731 г.), сопровождаемое многочисленными комментариями и бытовыми подробностями, которые мы находим в их реляциях и официальных письмах на имя канцлера, представляет большой интерес.

Это тем более следует отметить, что многочисленные известия об этом восстании, имеющиеся в турецких и в европейских исторических произведениях, хотя, разумеется, и представляют большой научный интерес, но в ряде вопросов уступают “Описанию” русских авторов, ярко раскрывающих как активную роль народных масс в первом восстании, так и слабость и плохую организацию второго восстания, видимо повлекшего за собой большие жертвы.

Обычно при изучении этих восстаний приходится пользоваться опубликованным еще в 1738 г. Академией наук переводом с французского языка под названием: “Известие о двух возмущениях, случившихся в Константинополе 1730 и 1731 года при низложении Ахмета III и возведении на престол Магомета V. Переведено с французского языка” (Допущена ошибка: надо “Махмуда I”).

Этот перевод без указания имени автора и переводчика издан вместе с книгой, посвященной военной истории Турции, имеющей название “Военное состояние Оттоманския империи с ея приращением и упадком. Сочинение через графа де Марсильли, члена парижския королевския академии наук и монпельерския. Также лондонского королевского социэтета и основателя Болонскаго института. Печатано в Санктпетербурге при императорской Академии наук, 1737 года”. [324]

“Известие о двух возмущениях” написано современником и, по-видимому, очевидцем событий, быть может находившемся в составе французского или другого иностранного посольства в Константинополе. Изложение событий здесь, как и у Неплюева, ведется по дням, с многочисленными подробностями. Труд снабжен большим количеством примечаний, видимо, принадлежащих русскому переводчику; или же переведенных и приспособленных для русского читателя.

“Описание о бунте” Неплюева стоит выше “Известия о двух возмущениях” в том отношении, что в нем уделено больше внимания анализу причин восстания, которое автор связывает с тяжелым положением народа, новыми налогами, вздорожанием цен на продукты и др. У Неплюева больше говорится об участии в восстании населения столицы, в то время как в “Известиях о двух возмущениях” больше внимания уделено роли янычар и мероприятиям турецкого правительства по подавлению восстания с изложением деятельности отдельных представителей турецкого правительства. Повествовательный тон более характерен для “Известия о двух возмущениях”, чем для неплюевского “Описания о бунте”. Наконец, Неплюев и Вешняков отмечают невероятную жестокость при подавлении восстания, особенно второго (1731 г.), и пытаются объяснить причины колебания янычар во время восстания 1731 г. Вместе с тем надо отметить, что оба эти произведения удачно дополняют друг друга. Разумеется, громадный научный интерес представляют и турецкие публикации источников, особенно выпущенные за последнее время, к числу которых следует отнести турецкие хроники “Абди-тарихи” (Анкара, 1943) и др.

Всестороннее изучение “Описания о бунте” Неплюева и Вешнякова будет значительно расширено и углублено после его публикации, когда исследователи получат возможность провести сравнительное критическое изучение русского, турецкого, французского и других текстов, что позволит создать полную и всесторонне исследованную историю восстаний 1730 и 1731 гг. Наряду с этим можно будет вынести правильное мнение о ряде специфических для того времени военных терминов, различных должностных званий, а также более определенно характеризовать деятельность лиц, поименованных в приведенных документах.

Далее печатаются два документа:

1. Описание о бунте, случившемся в Константинополе в месяце сентябре 1730 году, которым салтан Агмет с престола свержен, на место которого племянник его Магмут возведен нижеписанным порядком. [Приложение к секретной шифрованной реляции резидента Ивана Неплюева от Царя Града от 1 октября 1730 года. № 21.]

2. Описание о бунте, случившемся в Константинополе марта 14 дня 1731 году. [Третье приложение к секретной шифрованной реляции резидента Неплюева и дворянина Алексея Вешнякова от Царя Града от 23 марта 1731 году № 8/12 и от 14 апреля 1731 г. № 10/14]

Текст воспроизведен по изданию: Оисания о бунтах в Константинополе в 1730-1731 гг. // Археографический ежегодник за 1960 г. М. 1962