|
Новые документы по истории Волго-Уральского региона начала XVIII в. В 2001 г. турецкие архивисты передали коллегам из Татарстана копии ряда документов по истории Волго-Уральского региона, в том числе и предлагаемую вниманию читателей подборку материалов, относящихся к первому десятилетию XVIII в. Она включает в себя пять документов: перевод на османо-турецкий язык послания калмыцкого Аюка-хана (правил в 1669-1724 гг.) на имя османского султана, две ответные грамоты османского великого везира (Великий везир (также «садразам») – верховный руководитель государственной администрации Османской империи и главнокомандующий турецкой армии) Аюке, перечень даров, переданных посольством Аюка-хана султану, перевод письма Аюки великому везиру на османо-турецкий язык и запись устного послания Аюки везиру, доставленного калмыцким послом Пехлеван Кулыбаем. Документы отложились в Османском архиве (Basbakanik Osmanli Arsivi – BOA) в составе шестого тома «Реестров августешийх посланий» (Name-I Humayun Defterleri) 1. «Реестры» представляют собой своды копий, содержащие отпуски грамот османских падишахов и великих везирей правителям иностранных и вассальных государств, а также переводы посланий и писем иностранных и вассальных правителей, адресованных османскому султану и великому везиру. Названные документы впервые были выявлены и с некоторыми сокращениями опубликованы (кроме одного 2) на французском языке Ш. Лемерсье-Келькеже в 1966 г. Исследователь сопроводила их обстоятельной вводной статьей и комментариями 3. В 1992 г. в одном из сборников османских документов были опубликованы транскрипции и факсимиле первого дошедшего до нас послания Аюки (относящегося к 1703 или 1704 гг.) и ответа на него великого везира (1704 г.) 4 .Последнее письмо и устное послание калмыцкого правителя, доставленные в Стамбул в 1710 г. , были опубликованы в переводе на татарский язык в 2002 г. Р. Исламовым 5. В настоящей публикации впервые представлены переводы полного текста указанных документов на русский язык. Также мы посчитали необходимым высказать свои соображения по некоторым фактам, упомянутым в документах, дополнив комментарии французской исследовательницы. В первом документе, являющемся переводом послания Аюка-хана султану Ахмеду III, вступившему на османский престол в июне 1703 г., калмыцкий правитель упоминает о контактах калмыков с Высокой Портой при отце и брате нового султана – соответственно в период правления Мехмеда IV (1648-1687) и Мустафы II (1695-1703). По-видимому, попытки установления контактов с Портой предпринимали еще предшественники Аюки. Косвенным образом об [50] этом свидетельствует шерть (Шерть (от ар.-перс. «шарт-наме») — 1) договор между правителями государств, определяющий обязательства сторон в межгосударственных отношениях. Понятие заимствовано русскими из золотоордынской дипломатической практики. Употреблялось в XV — начале XVIII вв. в отношениях Московского государства и России с кочевыми народами и государственными образованиями, племенами Сибири и Кавказа; 2) присяга, клятвенное заверение о верности и обязательстве службы (подданства) русскому государю в XV — начале XVIII вв.; 3) присяга человека мусульманского вероисповедания в юридической практике Российского государства в XV — начале XVIII вв. В данном случае подразумевается первое значение термина), данная царю 9 декабря 1661 г. тайшой Мончаком (отцом Аюки) за себя, своего отца Дайчина и других калмыцких владетелей. Шерть, кроме прочего, обязывала калмыков «с турским (турецким. —И. М.) султаном, с кизылбашским (иранским. — И. М) шахом, с крымским ханом, с азовским беем (Азовский бей — наместник Азовского санджака, находившегося на северной окраине Османского государства) ... в ссылке, в соединенье и в миру не быть» 6. Известно, что в 1660-х гг. азовский наместник султана «принял [под покровительство]» тайшей Бока и Дувара с их «улусными людьми» 7. Однако османский автор конца XVII — первой четверти XVIII в. Силахдар Фындыклылы Мехмед-ага первый контакт «калмыцкого короля» с Портой относит к началу правления султана Сулеймана II (дяди Ахмеда III), т. е. к концу 1687-1688 гг. Согласно «Силахдар тарихи» первоначально калмыцкий правитель направил послов к крымскому хану, который, получив приглашение в Порту, взял их с собой в Адрианополь и «выпросил позволение представить калмыков султану» 8. Возможно, это событие было отмечено османским хронистом потому, что было первым случаем калмыцко-османских контактов на столь высоком уровне. Казахстанский исследователь Д. Кыдырали относит направление Аюкой посла в Стамбул и объявление себя вассалом султана к 1690 г. 9 Упомянутый далее в грамоте Аюки «доверенный человек» калмыцкого правителя Иш-Мухаммед-ага, по-видимому, то же лицо, что и влиятельный башкирский тархан Ногайской дороги Уфимского уезда Иш-Мухаммет Девлетбаев. В начале 1660-х гг. он признал над собой власть Аюки (тогда одного из тайшей) и получил от него кочевья вверх по Яику 10. В таком случае к началу XVIII в. он был уже весьма пожилым человеком. Сопровождавшего его калмыка, имя которого в грамоте передано как «Кётюльчмез» (Чтение предположительное), вероятно, можно отождествить с одним из посланников старшего сына Аюки Чагдоржаба — Кельтюлем Чеченовым, входившим в состав калмыцкого посольства в Китай 1712-1713 гг. 11 Видимо, он и передал письмо старшего сына Аюки, которое упомянуто в ответной грамоте великого везира (документ № 2) (В переводе грамоты, опубликованном Ш. Лемерсье-Келькеже, это упоминание опущено). Таким образом, калмыцкое посольство привезло три грамоты — по одной от Аюки в адрес султана и великого везира и письмо на имя великого везира от Чагдоржаба. Очевидно, все они были схожего содержания, поэтому перевода удостоилось только послание Аюки султану (В чингисидских государствах, в частности в Казанском н Крымском ханствах, была довольно распространена практика направления к иноземным дворам не только ханских дипломатов, но также посланников от ближайших ханских родственников и наиболее влиятельных представителей аристократии. Содержание их грамот обычно дублировало содержание ханских посланий (см.: Материалы для истории Крымского ханства, извлеченные по распоряжению Императорской академии наук из Московского главного архива Министерства иностранных дел / Издал В. В. Вельяминов-Зернов. — СПб., 1864. — 980 с.; Мустафина Д. Послание царя Казанского // Гасырлар авазы — Эхо веков. — 1997. — Jfe 1/2. — С. 32-34). В первом и пятом публикуемых документах нашла отражение такая особенность калмыцкого посольского обычая, как передача части сведений, как правило, носящих конфиденциальный характер, через посланника устно (Письма калмыцких правителей XVIII в. представителям русской администрации, как правило, весьма лаконичны и часто завершаются фразой «У посланника есть устное сообщение» (см., например: Сусеева Д. А. Письма хана Аюки и его современников (1714-1724 гг.): опыт лингвосоциологического исследования. — Элиста, 2003. — С. 26,49,61,74,75 и др.). Интересно отражение в ответных посланиях великого везира (документ № 2 и № 3) представления Порты о ранге калмыцкого правителя. Еще при султане Мехмеде II было составлено руководство — «Канун-наме», где были четко расписаны чиновные ранги и соответствующие им размеры пожалований, бюрократический протокол, инскрипции (титулы) и салютации (приветствия), которые должны были помещаться в официальных бумагах, адресуемых османским чиновникам, в соответствии сих положением в иерархии должностей (Вольный перевод этого источника на русский язык см.: «Канун-наме» Мехмеда II Фатнха о военно-административной и гражданской бюрократии Османской империи в XV в. / Пер. Р. И. Керим-заде // Османская империя: Государственная власть и социально-политическая структура. — М., 1990. — С. 81-96). Тогда же была разработана титулатура [51] иноземных и вассальных правителей. Записанное в грамотах великого везира начало титулатуры калмыцкого правителя «q'idve-i timera'-i tava'if-i Qalmaq» (образец эмиров (Эмир — правитель, князь) калмыцких племен) схоже с титулованием в султанских указах господарей Молдовы и Валахии, а также трансильванских князей («qidvetu-l-umera'i-l-milleti-l- Meslhiyye» — «образец эмиров христианской общины») 12. По-видимому, их статус приравнивался к рангу санджакбеев (Санджакбей (также «мирлива») — правитель санджака (военно-административной единицы в Османской империи, подчиненной более крупной военно-административной единице — бейлербейлику (эялету)) и начальник его вооруженных сил), титул которых начинался словами «qi'dvetii- l-umera' i-l-kiram» (образец благородных эмиров) 13. Для сравнения: крымские ханы в османской государственной иерархии занимали место перед великим везиром. Более того, им должны были воздаваться подлинно монаршие, «падишахские» почести 14. Второй элемент титулатуры государя калмыков — «zubde-i kubera'-i Dest-i Qi'pcaq» — может быть переведен как «лучший из вельмож Дешт-и Кыпчака». Дешт-и Кыпчаком в мусульманских источниках с XIII-XIV вв. традиционно именовалось все Золотоордынское государство (Улус Джучи), либо основная его территория. Здесь также видно отличие рангов крымского и калмыцкого государей в глазах султанской канцелярии. Одним из основных компонентов титула крымских ханов было выражение «государь Дешт-и Кыпчака». Иногда оно включалось и в титул османских падишахов — сюзеренов правителей Крыма 15. Салютация приведена в отпуске только второй грамоты великого везира (документ № 3) и соответствует образцу, писавшемуся после имен христианских адресатов: «hutimet 'avaqibuhu bi-l-hayr» (да завершатся добром деяния его) 16. Несмотря на формально невысокий статус, придававшийся калмыцкому правителю султанской канцелярией, османы рассматривали калмыков как самостоятельную и весьма серьезную силу. В ответе на грамоты Петра I, составленном в конце марта — начале апреля 1716 г., на протесты царя в связи с набегами кубанцев, ногаев, крымских татар и других подданных Османской империи на «подданных Аюка-хана, а также джембойлукских и казанских татар и русских» великим везиром было заявлено: «Аюка-хан из того племени, которое, не будучи ни в чьем подданстве, самостоятельно сносится послами... Ныне с целью заключения мира с татарскими племенами к его превосходительству калгай-султану (Калгай (также «Калга», «Кагылга», «Кагылгай») — султан — первый престолонаследник в Крымском ханств) прибыл посланник, самостоятельно направленный Аюка-ханом» 17. Наконец, известно, что в 1731 г. к сыну и преемнику Аюки Церен-Дондуку было направлено османское посольство 18. Несколько слов о предполагаемом языке калмыцких посланий в Стамбул. Как известно, калмыцко-русская переписка зачастую велась на тюркском, точнее, татарском языке. Калмыцкие правители не испытывали недостатка в знатоках татарской грамоты. Ими еще в XVII в. был подчинен ряд тюркских (в основном ногайских) племен 19. Судя по именам руководителей посольств, все они были тюрками-мусульманами. Естественно предположить, что и письма к османскому двору были составлены по-татарски. Одним из подтверждений тюркоязычности последнего посла, Пехлеван Кулыбая, является текст в «Реестре августейших посланий», зафиксировавший его «устный доклад». Даже будучи адаптированным к нормам османского дипломатического делопроизводства, текст в значительной степени сохранил особенности посольской речи. Прежде всего это нашло отражение в простоте языка и сравнительно малом количестве арабо-персидских заимствований, которыми переполнены другие турецкие письменные источники той эпохи. В период 55-летнего правления Аюки калмыцкая держава достигла вершины своего могущества. Как отмечает Ш. Лeмерсье-Келькеже, «по отношению к России Аюка вел независимую политику, его акты подчинения были лишь стандартными формулировками и не имели в его глазах никакого веса. Такими же, впрочем, будут... его обязательства по отношению к Османской империи» 20. Несмотря на все вышеизложенное, калмыки сохранили связь с Россией. Здесь целесообразно привести слова западного исследователя А. Каппелера, по нашему мнению, вполне адекватно охарактеризовавшего положение калмыцкого государства в системе международных связей второй половины XVII — начала XVIII вв.: «Калмыцкое ханство оставалось независимым, на что указывает и тот факт, что присяги на верность [Москве] постоянно [52] возобновлялись. При хане Аюке... волжские калмыки достигли вершины своего политического и военного могущества. И хотя они развивали связи с Османской империей и Китаем, все же их союз с Россией оставался нерушимым, и при Петре Великом калмыки служили в качестве "силы порядка" в степном регионе, в частности также и при подавлении башкирских восстаний, и в качестве вспомогательного войска, участвовавшего в Северной и Персидской войнах» 21. При преемниках Аюки начинается быстрый закат калмыцкого могущества, сопровождаемый все большим впадением в зависимость от России. В 1771 г. большая часть калмыцких родов, тяготившихся усиливавшимся контролем со стороны российского правительства, откочевала в Джунгарию. При переводе мы постарались сохранить стилистические особенности текстов, включая свойственные языку османских дипломатических документов того времени пышные титулы и эпитеты, сложные метафоры и многочисленные плеоназмы. Специфические термины и выражения из документов приводятся в транскрипции на латиницу. Для удобства исследователей российской истории XVIII в. даты с лунной хиджры переведены на юлианский календарь. Публикацию подготовил Ильяс Мустакимов, ведущий советник ГАУ при КМ РТ [53]№ 1. Не ранее 1703 г. июня — не позднее 1704 г. октября. — Перевод грамоты Аюка-хана османскому падишаху на османско-турецкий язык Перевод грамоты о подчинении ('ubudiyyet-name) Аюки, ныне являющегося калмыцким правителем, к августейшему могущественному стремени (Августейшее стремя — аудиенция у султана (здесь и далее подстрочные примечания автора вступительной статьи): «После доведения наиполнейших нижайших благопожеланий и покорнейшей передачи подношений (Очевидно, подразумеваются подарки калмыцкого правителя) обладающему могуществом августейшему стремени яркой звезды созвездия величия, блеска драгоценного самоцвета ларца могущества и счастья, светоча чертогов величия и славы, ясного месяца великолепия и благоденствия, акулы моря доблести, жемчужины раковины султанства, султана двух материков, хакана двух морей, служителя двух священных городов, высочайшего шахиншаха и величайшего падишаха, свидетельствуется, достоверно излагается и обнаруживается украшающая мир солнцеподобная тайна того, что мы издавна ютимся в близости и соседстве с великой династией (Т.е. державой Османов) и в счастливые времена его покойных славного отца и драгоценного брата (да будет над ними обоими милость Аллаха), мы поклялись без упущений быть у них в нижайшей службе. Недавно мы узнали о державном и счастливом восшествии его величества халифа (Т. е. султана. Османские падишахи с 1516 г. считались халифами (Иванов Н. А. Османское завоевание арабских стран. 1516-1574. — М., 2001. — С. 39-41) на османский султанский трон и османский победоносный престол. Мы же, приютившись близ одного из уголков Богохранимых пределов, до настоящего времени придерживались правила быть друзьями другу и недругами недругу его счастливых предков — славных падишахов, не допуская в этом каких-либо упущений. Да благословит Аллах Всевышний его пребывание на счастливом троне и могущественном престоле и да хранит его! Аминь. О падишах, прибежище мира! Придерживаясь давней связи, основанной на клятве, повинуясь и следуя Вашим приказам, я являюсь [Вашим] тайным доброжелателем и холопом. Я — Ваш давний старый раб. Если Вы изволите вновь принять меня в холопство, моя прежняя клятва остается клятвой, а присяга — присягой. Будучи недругом Вашему недругу и другом Вашему другу, в Ваше счастливое время мы, стараясь больше прежнего, по мере сил безупречно пребудем на Вашей службе. Всем известна наша служба Вашим великим предкам. Для изъявления августейшему стремени истинности этих слов и нашей искренности мы направили из своих слуг в чине посольства к Порогу миродержавия главу мусульман нашей страны, нашего приближенного и доверенного [человека] — Иш-Мухаммед-агу, присовокупив к нему калмыка Кётюльчмеза (?) и нескольких людей. Достоверность наших заверений и недосказанные [в письменном послании] наши слова вышеуказанные холопы изложат устно. Наша просьба и прошение к высочайшей государевой милости состоит в том, чтобы излагали бы нам любые приказы в соответствии с желаниями и намерениями своей священной особы, дабы мы, по мере возможности выказав свою покорнейшую службу, делали [для их исполнения] все от нас зависящее. Да пребудут прочно и твердо дни его царствования и славы до скончания времен!». НА РТ, ф. 169, oп. 1, д. 12, л. 78-79. Ксерокопия. № 2. 1116 г., реджеба 10 = 1704 г., октября 28. — Отпуск грамоты великого везира Аюка-хану Письмо калмыцкому правителю Аюка-хану [от] 10 реджеба 1116 года. Написано от [имени] счастливого благоденственного садразама: «Образцу эмиров калмыцких племен, лучшему из вельмож Дешт-и Кыпчака Аюка-хану после соответствующего дружбе и сообразного приязни любезного оповещения и миролюбивого обращения дружественное возвещение таково: Ваша грамота о подчинении, направленная прибежищу султанов мира и пристанищу хаканов эпохи высочайшему Порогу миродержавия (Порог миродержавия, Порог счастья — эпитеты султанского двора) посредством образца подобных и равных [себе] из предводителей мусульман Вашей страны, Вашего посла Иш-Мухаммед-аги, а также направленное нам Ваше письмо прибыли, после чего мы ознакомились с его содержанием. Выказав чистосердечное повиновение и послушание дающему сень миру и покровителю народов — прибежищу могущества, государеву Порогу, Вы уведомили о намерении быть другом другу и недругом недругу Высокого государства (Т. е. Османской державе) и изъявили искренность и покорность. Всем известно, что никто из опоясовшихся поясом повиновения и изъявивших дружбу и нижайшую службу Порогу счастья, с Божьей помощью обладающему мировым могуществом и мощью, не остался обделенным государевой милостью. От того, сколь твердо Вы будете следовать по пути повиновения, и Вы увидите, как Вам воздастся сторицей и расположением, либо [54] возмездием милостивого падишаха. Да споспешествует Господь Всевышний Вашим похвальным поступкам и достохвальным деяниям, которые сделали бы очевидным и явным искренность Вашего намерения к следованию путем покорности и трактом правдивости! Ныне Ваша грамота о подчинении представлена к подножию счастливого монаршего трона, Ваш посол, распростершись пред Высоким миродержавным порогом и исполнив свою миссию, отпущен обратно, а Вам написано и направлено [с ним] наше письмо. Выражаем надежду на то, что по получении [этого письма] Вы и в дальнейшем, будучи другом другу и недругом недругу Высокого государства, приложите усилия для перехода от слов к делу в изъявленном Вами твердом намерении и окончательном решении, будете действовать в соответствии с условиями мира и дружбы с мусульманами (Имеются в виду подданные крымского хана), употребите усилия к действиям, подтверждающим свою искреннюю покорность Высокому государству, в особенности, учитывая нахождение Крымской области (Qiri'm vilayeti) из Победоносных пределов (Победоносные пределы — территория Османского государства) в близком расстоянии к Вашей стране, продолжите идущие от Ваших отцов и дедов похвальные действия, и помимо того, что сообщалось Высокому государству крымскими ханами. Поскольку счастливый доблестный эль-Хаджж Селим-Гирей хан, ныне являющийся крымским ханом, в течение долгого времени проявлял похвальные усилия в приложении благородного рвения и совершенного знания как в делах охраны Победоносных пределов, так и, при необходимости, в войнах с неверными, прибежище мира, помощник ислама, мой господин — могущественный, державный падишах (да увековечит Аллах его правление и да усилит его) испытывает к нему полное августейшее доверие и счастливое монаршее благорасположение. Поэтому действия, необходимые для добрососедства, проявляемые с Вашей стороны и со стороны Ваших племен и родов в отношении вышеуказанного господина хана и народа Крыма, послужат причиной монаршего доверия к Вам. Посему, да приложите Вы усилия и старание к каждодневному укреплению дружбы, изъявлению искренности и прямоты со стороны Ваших людей, не меньше, чем высокостепенный господин хан со своей стороны. Мы также получили удовлетворение от содержащихся в письме Вашего старшего сына искренних изъявлений покорности. Да удостоит [Вас] Господь Всевышний успеха в служении Высокому государству!». НА РТ, ф. 169, on. 1, д. 12, л. 79-80. Ксерокопия. № 3. 1121 г., мухаррама 14 = 1709 г., марта 15. — Отпуск грамоты великого везира Аюка-хану Письмо калмыцкому правителю. 14 м[ухаррама] [1]121 года: «Образцу эмиров калмыцких племен, лучшему из вельмож Дешт-и Кыпчака Аюка-хану (да завершатся добром деяния его) после соответствующего дружбе и сообразного приязни любезного оповещения и миролюбивого обращения дружественное извещение и правдивое уведомление таково: направленный с Вашей грамотой о подчинении к прибежищу султанов мира и пристанищу хаканов эпохи — высочайшему счастливому Порогу нашего господина, могущественного, державного, милостивого падишаха (да удвоит Аллах его могущество до дня Страшного суда) — образец подобных и равных [себе], Ваш посол ногаец (nogayli) Мухаммед-Салих-бек, прибыв к счастливому Порогу, по старому миродержавному закону и вечному султанскому обычаю, в счастливое время распростершись пред высоким миродержавным Порогом, передал Ваше послание. Искренний смысл его заключается в том, что Вы, в подтверждение своего твердого следования по пути правдивости и повиновения, в соответствии с ранее принятым окончательным намерением быть другом другу и недругом недругу Высокого государства, не приняли направленного к Вам посланника кабардинских черкесов, взбунтовавшихся против крымского хана. После того, как обо всем этом стало известно монарху и по исполнении в соответствии со старинным обычаем церемонии представления Вашего вышеупомянутого посла государю, ему было дозволено вернуться к Вам, а от нас было направлено [Вам] письмо. Даст Бог, получив его, Вы и далее будете твердо следовать по пути правдивости и подтверждения [своего] повиновения. И поскольку расположенная в государевых Победоносных пределах Крымская область (Qirim vilayeti) находится в близости и соседстве с Вами, Вы со своими племенами и родами да приложите усилия и старания для приобретения монаршего одобрения, избрав добрые деяния, постоянно изъявляя свою искренность и прямоту, сохраняя добрососедские и дружественные отношения с ныне являющимся крымским ханом счастливым доблестным господином Девлет-Гирей ханом и народом Крыма, как это велось со времен Ваших отцов и дедов». НА РТ, ф. 169, oп. 1, д. 12, л. 81. Ксерокопия [55]№ 4. 1122 г., последняя декада мухаррама = 1710 г., марта не ранее 11 — не позднее 20. — Список даров Аюка-хана османскому султану Подношение (hediyye), доставленное к августейшему могущественному стремени от калмыцкого правителя Аюка-хана его послом Пехлеван Кулы[ба]ем. Последняя декада мухаррама [1]122 года.
Помета: Sahh (Верно) НА РТ, ф. 169, oп. 1, д. 12, л. 81. Ксерокопия. № 5. 1122 г., последняя декада джумада I = 1710 г., июля не ранее 7 — не позднее 16. — Перевод грамоты Аюка-хана великому везиру на османско-турецкий язык и запись устного послания Аюки везиру, доставленного калмыцким послом Пехлеван Кулыбаем (Запись устного послания в публикации Ш. Лемерсье-Келькеже ошибочно датирована последней декадой джумада II 1122 г., что соответствует 6-14 августа 1710 г. по юлианскому летоисчислению) Перевод письма калмыцкого правителя Аюка-хана благоденственному счастливому господину садразаму, переданного через посла [Аюка-хана] Пехлеван Кулыбая: «Высокостепенному народолюбивому великому везиру. Мы, друзья Вашему другу, свидетельствуем Вам дружбу и приязнь. Все наши слова [для Вас] — у нашего посла Пехлеван Кулыбая». Устный доклад посла калмыцкого правителя Аюка-хана Пехлеван Кулыбая. Передав изъявления благодарности Аюка-хана «в связи с получением августейшего послания (Августейшее послание (name-i hiimayun) — письмо султана независимому или вассальному правителю) через предшествовавшего мне посла Мухаммед-Салиха и оказанного ему монаршего благоволения, отчего [Аюка-хан] испытал такую радость, что «даже получив многие сокровища и достигнув всех желаний в этом мире, я не был бы так счастлив» (Приводятся слова хана ), посол, снова начав говорить, [изложил следующее]: «Племя эштеков (Эштеками (иштяками) некоторые тюркские народы и племена называли башкир), все из которых мусульмане, до недавнего времени находилось под гнетом Москвы. В последнее время они находят себя весьма сильными, и один султан из племени эштеков с некоторым количеством людей совершил поход на одну московскую крепость, известную как «Терек» (Крепость Терек (Терки, Терский Городок) находилась на Северном Кавказе), находящуюся на берегу реки Этиль (Этиль (Итиль, Идиль) — в средневековых мусульманских источниках название реки Волги после впадения в нее реки Камы (Ак Идиль). Воспользовавшись случаем, он захватил внешнюю часть указанной крепости. Однако судьба не споспешествовала ему. Он, будучи преисполнен надежды каким-либо образом захватить внутреннюючасть крепости, был пленен, и указанного султана казнил московский царь (Имеется в виду выступление и пленение султана Мурата (1707-1708 гг.) (см. об этом: Материалы по истории Башкирской АССР. — Ч. I. Башкирские восстания в XVII и первой половине XVIII вв. — М.-Л., 1936. — Док. № 104; Лебедев В. И. Башкирское восстание 1705-1711 гг. // Исторические записки. — 1937. — Т. 1 — С. 87-88; Крылова Т. К. Русская дипломатия на Босфоре в начале XVIII в. (1700-1709) // Исторические записки. — 1959. -Т. 65-С. 266-267). После чего племя эштеков, каракалпаки и киргиз-казаки (Имеются в виду казахи) — эти три племени, три рода, все — мусульмане, объединившись, определили эштекам султана из [56] каракалпаков (Вероятно, здесь подразумевается племянник каракалпакского хана Хазей, привезенный в январе 1709 г. из Каракалпакской Орды сыном одного из предводителей восстания Алдара Исянгильдина (Чулошников А. Феодальные отношения в Башкирии и башкирские восстания XVII и первой половины XVIII вв. // Материалы по истории Башкирской АССР. Ч. I. Башкирские восстания в XVII и первой половине XVIII вв. — M.-JI., 1936. — С. 49).), и эти три рода заключили с нашим государем Аюка-ханом соглашение и договор о [единовременном (?)] набеге на Московское государство и на пятнадцать лет — о нанесении [ему] урона и совершении набегов и грабежей. К Аюка-хану дважды приходили московитские посланники. Первому из них, просившему на помощь войско, Аюка-хан отказал. Другой посол обратился с такой просьбой: «Раз уж ты не дал войско, хотя бы удержи племя эштеков от набегов на Московское государство». Однако наш государь также не принял это [предложение], отправив второго посла [к царю] со следующим ответом: «Ты убил султана эштеков, и, пока у них к тебе кровная месть, я не смогу, [да] и не буду их удерживать. Все мы Чингизова рода и одного племени и заключили между собой соглашение». Зимой прошлого года, когда река Этиль покрылась льдом и около сорока тысяч русских, находящихся в московском подданстве, направлялись в поход на эштеков, Аюка-хан помог эштекам. Племя эштеков встретило названный русский отряд. Указанный отряд, обнаружив свою неспособность противостоять эштекам, укрепился на льду (которым в этом месте была покрыта река Этиль), посчитав, что эштеки не пойдут на лед. После этого эштеки взломали лед выше и ниже [по течению реки], отчего русские вместе с лошадьми и обозом утонули. Сказав «Пусть эти наши дела, а также [сведения о] нашем договоре и соглашении будут известны Высокому государству. Таким же образом извести представителей Высокого государства о событиях текущего года», Аюка-хан поручил мне [передать также следующее]. В настоящее время между нашим государем Аюка-ханом и крымским государем Девлет-Гирей-ханом и между нашими племенами установилось полнейшее согласие. Настолько полное, что если наши воры похитят что-либо у татар, то, разыскав [по приказу Аюка-хана], это безусловно возвращают господину [крымскому] хану. Таким же образом, если татарское племя что-либо похитит у нас, похищенное, будучи разыскано по приказу господина татарского хана, возвращается нам. Аюка-хан направил меня сюда, когда у него находились послы трех племен, — эштеков, каракалпаков и киргизов. «Мы, четыре племени, договорились совместно исполнить для Высокого государства любую службу, что бы оно нам ни поручило. Устно они передали: «Мы ожидаем приказов Высокого государства, являемся друзьями его друга и недругами его недруга». Ты же устно сообщи [об этом], и если Высокое государство пожелает удостовериться в этом нашем согласии и [заключенном] договоре и соглашении, при твоем возвращении пусть пришлет вместе с тобой надежного человека, дабы по прибытии [сюда] он убедился в нашем согласии, и это стало так же очевидным для Высокого государства». Сказав так, Аюка-хан предупредил меня: «При твоем возвращении с адресованным мне августейшим посланием, оно должно содержать ответ, извещающий о том, что ты передал все, доверенное мной тебе устно. Если ты скажешь, что устно передал все, я не поверю. Если в августейшем послании не будет указания на то, что ты изложил все слова, переданные мной тебе, я сниму твою голову», — так строжайшим образом наказал мне Аюка-хан. Я же, как есть, изложил обстоятельства дела», — сообщил [посол]. Последняя декада джумада I 1122 года. НА РТ, ф. 169, on. 1, д. 12, л. 88. Ксерокопия. Комментарии 1. BOA, A.DVN.NMH., № 6, S. 89-91, 200-201, 520. 2. «Дар, доставленный к августейшему могущественному стремени от калмыцкого правителя Аюка- хана его послом Пехлеван Кулыбаем» (BOA, A.DVN.NMH., № 6, S. 520) (см. документ № 4). 3. Lemercier-Quelquejay, Ch. Les kalmuks de la Volga entre l'Empire Russe et l'Empire Ottoman sous la regne de Pierre le Grand // Cahiers du monde russe et sovietique. — 1966. — Т. VII. — № 1. — P. 63-76. 4. Osmanli Devleti ile Kafkasya, Ttirkistan ve Kirim Hanliklan Arasindaki Munasebetlere Dair Ar§iv Belgeleri (1687-1908 yillan arasi). — Ankara, 1992. — Beige № 2, 3. 5. Исламов P. Эюкэ ханныц Баш вэзиргэ хаты // Гасырлар авазы — Эхо веков. — 2002. — № 3/4. — Б. 37-39. В публикации Ш. Лемерсье-Келькеже перевод грамоты Аюка-хана и запись его устного послания великому везиру рассмотрены как два отдельных документа. Однако ввиду их логической взаимосвязанности и строго последовательного расположения в «Реестре августейших посланий», мы вслед за Р. Исламовым посчитали целесообразным рассматривать эти тексты как один документ (№ 5 настоящей публикации). 6. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1-е. — СПб., 1830. — Т. I. — № 316. — С. 562-563. 7. Колесник В. И. Последнее великое кочевье: Переход калмыков из Центральной Азии в Восточную Европу и обратно в XVII и XVIII веках. — М., 2003. — С. 95; Крестьянская война под предводительством Степана Разина: Сб. документов. Т. II. Август 1670 — январь 1671 г. Ч. 2. Восстание на юге и волнения в других областях Русского государства. — М., 1959. — С. 115. 8. Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. — СПб., 1887.-С. 620. 9. Кыдырали Д. Казак;-турiк байланыстарынын, беймэлiм ту стары // Казакстан мурагаттары. — 2005. — № 1. — Б. 82. 10. Колесник В. И. Указ. соч. — С. 90; Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1662-1664 гг. // Исторические записки. — М., 1947. — Т. 24. — С. 90. 11. Сусеева Д. А. Письма хана Аюки и его современников (1714-1724 гг.): опыт лингвосоциологического исследования. — Элиста, 2003. — С. 161. 12. Kuetuekoglu, М. S. Osmanli Belgelerinin Dili (Diplomatik). — Istanbul, 1998. — S. 107. 13. Kuetuekoglu, M. S. Osmanli Belgelerinin Dili... — S. 103. 14. Орешкова С. Ф. Османский источник второй половины XVII в. о султанской власти и некоторых особенностях социальной структуры османского общества // Османская империя: Государственная власть и социально-политическая структура. — М., 1990. — С. 265-266. 15. Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом: Джучидские государства, Москва и Османская империя (начало XV — 1-я половина XVI вв.). — М., 2004. — С. 182-183. 16. Kuetuekoglu, М. S. Osmanli Belgelerinin Dili... — S. 108. 17. BOA, A.DVN. NMH., № 6, S. 367, 369. 18. Lemercier-Quelquejay, Ch. Les kalmuks de la Volga... — P. 71, note 4. 19. Иакинф (H. Я. Бичурин). Историческое обозрение ойратов или калмыков. — СПб., 1834. — С. 149; Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. — М., 2001. — С. 414-415. 20. Lemercier-Quelquejay, Ch. Les kalmuks de la Volga... — P. 66. 21. Каппелер А. Россия — многонациональная империя. — M., 2000. — С. 39. (пер. И. Мустакимова)
|
|