Проект захвата Босфора в 1896 г. .

Проект царского правительства захватить в конце 1896 г. Босфор стал первоначально известен от Витте. Еще до выхода в свет его «Воспоминаний» Дилдон в своей книге «The eclipse of Russia» рассказал об этом эпизоде. Его повествование основывается главным образом, на сведениях, полученных им от Витте же, но гораздо более детальных,, нежели те, что Витте счел нужным изложить в своих мемуарах. К этому надо добавить, тот анализ возможных международных последствий захвата Босфора, который тут же даёт Дилдон и который не потерял своего интереса и сейчас.

Все последующие изложения нелидовского проекта, которые можно прочесть, как в мемуарах (напр. у Rosen, «40 years of Diplomacy» ¹, так и в исторической литературе по вопросам внешней политики, не добавляют ничего существенного к тому, что было известно от Дилдона и Витте.

Исключение представляет работа Michon «L'Alliance Franco-Russe» ², сообщающая чрезвычайно любопытные подробности относительно позиции Франции; однако, к сожалению, к этим сведениям нельзя относиться с полным доверием, так как ряд других, фактов, сообщаемых автором в названной работе, являются явно неверными ³.

Наконец, ценнейшее добавление к данным Витте представляют документы, опубликованные в I томе «Красного архива» в 1922 г. ⁴ Однако эти документы относятся ко времени, когда, собственно говоря, мысль о немедленном захвате Босфора была уже оставлена. Они вскрывают только одну,— хотя и весьма важную, — сторону дела —его трудность, можно сказать, просто безнадежность в военно-техническом отношении. Но полное —и притом основанное на документальных данных — представление о нелидовском проекте дадут только публикуемые ниже документы.

Нелидов был энтузиастом захвата проливов с самого начала своей дипломатической карьеры. Вскоре после его назначения послом в Константинополь он в качестве основной своей задачи, как русского посла, намечает подготовку решения проблемы «ключей- от своего дома» в желательном для. царской России смысле. Взгляды Нелидова на пути захвата проливов в 80-х годах характеризует его записка, опубликованная в XLVI т. «Красного архива». Из этой записки ясно, между прочим, что вначале 80-х годов Нелидов [51] не   помышлял о немедленном захвате проливов. Это понятно: для этого тогда не было двух основных предпосылок. Во-первых,— и это главное, — Черноморский флот только что начали строить, а между тем Нелидов признавал наиболее удобным захват Константинополя с моря. Во-вторых не было острого внутреннего кризиса в Турции, а следовательно было если и не невозможно при некотором минимуме изобретательности, то, во всяком случае, дипломатически не особенно удобно и легко найти предлог для вмешательства. Поскольку Нелидов в записке 1882 г. не форсировал дела, его взгляды целиком и полностью сходились со взглядами его правительства и коронованного главы последнего. Это явствует хотя бы из пометы Александра III на нелидовской записке.

Положение изменилось в 90-х годах. Александр III в течение всего своего царствования готовился исподволь к захвату проливов в будущем, в удобный момент. Основным в этой подготовке бесспорно было создание Черноморского флота. К 90-м годам у царской России на Черном море уже был кое-какой флот, — можно было спорить относительно того, является ли он достаточным для экспедиции в проливы — в результате и оказалось, что если не боевой, то, во всяком случае, транспортный флот недостаточен для доставки десанта на берега Босфора, —но все-таки какой-то флот существовал. С другой стороны, в 1892 г. Турция снова вступила в полосу жестокого внутреннего кризиса. И вот, в том же в 1892 г. Нелидов выступает с проектом захвата Босфора в течение текущего кризиса, пользуясь ближайшим же удобным случаем. Однако царское правительство., только что приступив к сооружению Сибирской железной дороги, которая должна была чрезвычайно усилить его позицию против Англии (Англия и в проливах была ведь главным врагом), не считало момент подходящим для отказа от усвоенной после Берлинского конгресса политики поддержания status quo в Турции. Проект Нелидова был тогда отвергнут. То же самое случилось и осенью 1895 г.

Иначе сложились обстоятельства осенью 1896 г. Внешний ход событий рисуется следующим образом. В последних числах августа 1896 г. в Константинополе произошла грандиозная армянская резня. Эта резня создала самую благоприятную обстановку для всякого рода проектов русской интервенции в турецкие дела. Действительно, с одной стороны, можно было ждать, что внутренние волнения в Турции перерастут в настоящую: революцию. С другой стороны, английский флот был стянут к Дарданеллам, и тем самым создавалась почва для всяческих страхов перед захватом проливов Англией. Играя на подобных нотах, Нелидов ведет в своих письмах и депешах пропаганду за необходимость немедленной экспедиции в Босфор. К этому этапу в развитии данного деда относится печатаемое нами письмо Нелидова от 18 (6) сентября.

Случай помог Нелидову протащить свой проект в чисто ведомственном смысле: в те же самые последние дни августа 1896 г. умер министр ин. дел князь Лобанов-Ростовский, и с его смертью министерство попало на некоторое время в слабые руки, тов. министра Шишкина. Это облегчало, конечно, для влиятельного посла задачу протаскивания своей собственной политической линии.

Одно обстоятельство заставило Нелидова торопиться. В первых числах октября; Николай Романов нанес визит английскому двору. Со стороны английского премьера лорда Сольсбери была при этом сделана попытка добиться сближения с Россией на почве [52] активизации ее политики на Ближнем Востоке и раздела Турции по схеме — Египет за проливы, чем решался для Англии египетский вопрос, и одновременно царская Россия отвлекалась с Дальнего Востока в Турцию. Здесь не место выяснять мотивы английской политики. Сейчас достаточно будет сказать, что пока что Сольсбери потерпел неудачу: русская политика осталась в старом русле. Но самая готовность Англии пойти на соглашение по вопросу о проливах не могла не создать для Нелидова более благоприятной почвы. Из Англии Николай направился в Париж, где его ждала совершенно исключительная по своей торжественности встреча.

Одновременно за кулисами французская дипломатия использовала приезд царя чтобы навязать ему новую политическую линию, которая означала полный отказ царской России от собственной политики на Ближнем Востоке и форменное подчинение ее видам и интересам Франции. Политика царской России на Ближнем Востоке до этого момента закдючддась, коротко говоря, в том, чтобы сохранить Турцию в целости и сохранности от всяческих покушений третьих держав до того момента, когда настанет час для захвата проливов Россией. Эта политика требовала далее, чтобы Турция оставалась слабой и беспомощной (для чего всего удобнее было поддерживать абсолютизм султана, стоявший на пути всякого серьезного обновления турецкого государственного организма), но в то же время формально и вполне самостоятельной,—иначе говоря, надо было всячески препятствовать попыткам поставить Турцию под международный контроль, что заставило бы Россию, по выражению Нелидова, навсегда удовольствоваться одной шестой влияния в Турции. Наоборот, интересы французского правительства — они диктовались в первую очередь огромными интересами французского банковского капитала в Турции — делали желательным стабилизацию внутреннего положения Турции, при условии возможно более полного подчинения ее международному контролю, осуществлять который в первую очередь должен был совет управления Оттоманского долга, в котором Франция играла бесспорно преобладающую роль и который Россия всячески бойкотировала, отказываясь с самого его учреждения (в 1881 г.) послать в него своего представителя.

Французский министр ин. дел Ганото и убедил Николая выработать совместные инструкции послам России и Франции в Константинополе, согласно которым русское правительство: 1) посылало своего представителя в управление Оттоманского долга, 2) соглашалось на весьма значительное расширение его компетенции, т. е. соглашалось на значительный шаг в сторону интернационализации Оттоманской империи, которая, понятно, чрезвычайно затрудняла ее раздел в будущем, ибо тогда в проливах пришлось бы иметь дедо уже не со слабой Турцией, а с контролирующей ее «Европой».

Николая и сопровождавшего его врем, управляющего мин. ин. дел Шишкина в Париже попросту надули. Когда они вернулись в Петербург, новый курс политики натолкнулся на сильнейшую оппозицию. Понятно, что особенно должен был забеспокоиться Нелидов: ведь надвигалась интернационализация Турции, которая раз навсегда должна была пресечь возможность осуществления «исторической задачи» овладения «ключами от своего дома».

Поэтому он начинает торопиться с проведением в жизнь своих планов. Новые инструкции были ему посланы 24 октября. Получив их, Нелидов (со 2 ноября) добивается [53] разрешения приехать в Петербург — разрешения, которое Николай дал ему не сразу и весьма неохотно. Приехав в Петербург (около 15 ноября), Нелидов — что весьма интересно, с помощью Витте — прежде всего добился отказа от введения русского представителя в совет Оттоманского долга ⁵, чем, понятно, сразу вызвал крайнее раздражение французского правительства. Последнему пришлось удовлетвориться обещанием его союзницы сделать подкрепленное угрозами представление султану о необходимости соблюдать интересы держателей турецких бумаг. Вместе с тем Нелидов тотчас по приезде развивает план немедленного захвата Босфора, план, который через неделю слишним он затем изложил в печатаемой ниже записке, помеченной 30 (18) ноября.

Для понимания плана Нелидова необходимо однако предварительно отметить еще одно обстоятельство. 20 октября английское правительство обратилось к «великим» державам с нотой, в которой предлагало поручить конференции послов держав в Константинополе заняться изысканием реформ, необходимых для приведения в порядок турецкого государства, а также методов давления, которые должны были заставить султана принять предложенный ему послами проект реформ. Цель этого предложения могла быть — и была — троякая. «Реформы» или должны были ослабить абсолютную власть султана, главной опоры фактически имевшего тогда место преобладания русского влияния в Константинополе; или же путем давления на султана они могли его принудить сменить русскую ориентацию на английскую. Словом, они должны были нанести удар преобладанию русского влияния в турецкой столице. Наконец, интервенция во внутренние дела Турции могла при известных обстоятельствах стать сигналом к обострению внутреннего кризиса в Турции, а затем — к ее разделу. В этом случае, наоборот, было вполне возможным англо-русское соглашение на базе все той же схемы: Египет, быть может, и Месопотамия — Англии, проливы — России.

Верное политике поддержания status quo, русское правительство ответило на английское предложение замаскированным отказом; согласившись на обсуждение послами проекта реформ, оно отказалось от обсуждения «мер принуждения» против султана, что заранее обрекало будущие разговоры послов на дискуссию чисто академического характера.

Из записки Нелидова легко усмотреть, какое значение могла иметь для него конференция послов и интервенция держав. Нота Сольсбери была для него как нельзя более кстати, и 24 ноября русское правительство, во изменение своей первоначальной точки  зрения, заявило о своем согласии обсуждать и «меры принуждения». Надо заметить, что уже за неделю до этого, 17 ноября, Николай в основном одобрил идею немедленного захвата Босфора ⁶.

5 декабря было созвано, наконец, то особое совещание, которое описывает Витте и протокол которого мы печатаем ниже. Из этого протокола читатель узнает содержание принятых решений, а из поправок, внесенных в первоначальный текст Витте и адм. Тыртовым, сущность их позиции, причем следует признать, что Витте в общем свою [54] позицию изложил в «Воспоминаниях» довольно точно. Зато международно-дипломатическую сторону проекта мы узнаем только из печатаемого нами сейчас протокола, так как Витте описывает больше военно-техническую сторону дела, технику вызова флота и т. д. Анализ международной обстановки конца 1896 г. и, в частности, анализ как самого проекта захвата Босфора, так и причин его провала мы дали в только что цитированной статье. Поэтому сейчас мы можем ограничиться лишь изложением внешнего хода событий необходимым для понимания предлагаемых читателю документов.

Еще до совещания 5 декабря, в конце ноября, Ганото весьма откровенно выразил русскому послу резкое неодобрение нелидовских затей, слухи о которых до него дошли хотя официально он извещен о них не был. В связи, кроме того, еще с отказом от «парижских инструкций» франко-русские отношения в это время весьма сильно охлаждаются. Затем Ганото предпринимает более решительные шаги. 12 декабря Нелидов уехал из Петербурга с тем, чтобы действовать в духе проведения своей политики в жизнь. В соответствии с этим его новые инструкции предлагали ему сделать сильнейший нажим на султана, намекая на возможность интервенции и т. д. А тотчас же вслед за этим Ганото предпринимает следующий ход. Он выступает с предложением положить в основу работы конференции послов в Константинополе соглашение по следующим трем пунктам: поддержание целости Оттоманской империи, отказ от сепаратных выступлений и, наконец, — видимо, чтобы позолотить пилюлю для своей союзницы, — отказ от попыток установления кондоминимума держав над Турцией. Этим шагом Ганото заставлял царское правительство раскрыть свои карты и продемонстрировать глубокое расхождение со своей союзницей и — тем же самым — свою полную изоляцию и, следовательно, свое бессилие. Ведь из записки Нелидова и протокола 5 декабря видно, что успех переговоров с Англией о Дарданеллах, иначе говоря, успех всего дела, ставился в зависимость от поддержки Франции и Германии. Одна из них в этой поддержке явно отказывала, а от другой вообще можно было ждать поддержки только так сказать «моральной».

Раскрыть свои карты царское правительство при таких условиях не могло. И ему, как Ганото совершенно правильно и рассчитал, осталось только одно — согласиться на предательские «три пункта» и расписаться в отказе от сепаратных действий, в отказе от только что намеченного захвата.

18 (6) декабря Нелидов, как видно из публикуемой ниже телеграммы, несколько удивленно запрашивает министерство, действительно ли оно согласилось на «3 пункта».

20 (8) декабря ему отвечают утвердительно, и решения 5 декабря вообще объявляются «не имеющими никакого отношения к текущей фазе наших переговоров». Они вступают в силу лишь, «как следствие неожиданных событий» (т. е., очевидно, появления иностранных флотов в проливах), — событий, которых не следует искусственно приближать. Между тем план Нелидова предполагал, конечно, как раз прямо противоположное сознательно создать повод для интервенции. Телеграмма 20 декабря давала директиву, которая снова возвращала русскую политику в старое русло.

Понятно, военные приготовления к экспедиции в проливы не прекращались и после этого — как и начались они гораздо раньше приезда Нелидова в Петербург, начались тотчас же, как только обострение кризиса в Турции сделало более или менее [55] правдоподобной и вероятной опасность появления английского флота в проливах. Военно-технические трудности захвата Босфора нам рисуют опубликованные в I томе «Красного архива» документы начала 1897 года ⁷. Эти трудности были, конечно, известны во время совещания 5 декабря, но решающую роль они приобрели лишь после выяснения отрицательной позиции Франции. Если бы Франция и ее флот были на стороне ее союзницы, военно-морская слабость этой последней не имела бы такого значения.

В указанной выше статье мы попытались показать, что и оппозиция Витте в конечном итоге в значительной мере объясняется отрицательным отношением к делу Франции ⁸.

Во время парижского визита Муравьева в январе 1897 г. Ганото, после того, как он уже провалил нелидовский проект, мог свободно расшаркиваться перед русским министром и даже лицемерно предлагать Муравьеву свое посредничество на случай, если события вынудят Россию захватить проливы ⁹: ведь дело было уже сделано, проект Нелидова был оставлен, и Ганото окончательно похоронил его, подчеркнув Муравьеву, что Россия может рассчитывать лишь на дипломатическую, но отнюдь не военную поддержку Франции ¹⁰. Какова была на деле дипломатическая «поддержка» Франции в этом вопросе — в этом царская Россия только что имела случай убедиться.

В. Хвостов.

Письмо посла в Константинополе А. И. Нелидова на имя упр. мин. иностр. дел Н. П. Шишкина от 6 (18) сентября 1896 г. ¹¹.

Буюкдере 6 (18) сентября 1896 года.

Весьма секретно.

Милостивый государь

Николай Павлович.

Приношу вашему превосходительству мою глубочайшую благодарность за благосклонное сообщение мне высочайшей государя императора резолюции по поводу сделанного английским послом в Константинополе французскому здесь поверенному в делах предложения относительно совместного образа действий в Турции ¹². [56]

Судя по тому, что передавал мне об этом разговоре г. Ла-Булиньер собственно «предложения» ему сделано не было. Сэр Филипп Кери выражал только, как и в беседе со мною, о которой я писал 28 августа гофмейстеру графу Ламздорфу, желание своего правительства итти заодно с Россией и Францией в вопросах, имеющих неизбежно быть поставленными на очередь на Востоке. Когда г.Ла-Булиньер постарался узнать, на что намекает посол, то сэр Филипп высказал мнение, что если бы между Россией, Францией и Англией могло состояться соглашение, то совместным их давлением на султана можно было бью принудить его изменить систему правления и придать большую силу Порте, в чем, как известно, английская дипломатия видит залог улучшения дел в Оттоманской империи.

Вопреки суждению об этом предмете г-на Ганото, переданного секретною телеграммою посла нашего в Париже от 29 августа, я не думаю,, чтобы у лондонского кабинета был уже ясно выработан план дальнейших действий, который направлен был бы к разрушению Турецкой империи. Я склонен скорее полагать, что цель сделанных нам английским послом откровений была — подготовить почву для более широкого обмена мыслей с Россией относительно будущности Оттоманской империи и, прежде всего, турецкой столицы, судьбы коих переживают крайне опасный кризис. В этом смысле, действительно, существует весьма сильное течение в английском общественном мнении и в направляющей оное или служащей ей отголоском лондонской печати.

Что дальнейшее развитие нынешнего тревожного состояния Турции должно живо озабочивать всех, имеющих здесь интересы, это весьма естественно. Последние события выказали до такой степени дряхлость турецкого правительственного строя, что на возможность его поддержания представляется мало надежды. С точки зрения выгод России, очевидно, желательно было бы, сколь можно долее, протянуть- существование этого государственного организма, и все старания нашей дипломатии направлены были к сохранению status quo на Европейском Востоке. Это было, так сказать, последнее завещание, устно переданное мне покойным министром иностранных дел в день выезда моего из С.-Петербурга 29 июля. Но с тех пор, благодаря стараниям армян, дела приняли здесь столь быстрое течение, политическое разложение сделало такие громадные успехи, что, на мой взгляд, продолжение подобного порядка вещей едва ли возможно, и какой-нибудь переворот, в том или другом смысле, весьма вероятен. Положение здесь так тревожно, так непрочно, что, по всеобщему сознанию, новые волнения почти неизбежны. Вызовут ли их армяне — что, впрочем, ими открыто заявлено, — возбудит ли их мусульманская чернь [57] или недовольные турки — софты и военные — попытаются произвести революцию, о которой все открыто говорят, — уличные беспорядки легко могут возникнуть, и напуганные до крайности иностранные колонии, особенно английская и французская, громко требуют защиты от своих правительств. Самым естественным способом этой защиты является увеличение здесь иностранных морских сил, с возможностью высадки десанта, — и это составляет теперь предмет толков европейской печати, совершенно основательно указывающей, что этим нарушились бы постановления международных трактатов о проливах.

С другой стороны, если бы прежде принятия какого-либо общего решения по этому вопросу здесь действительно произошли снова беспорядки, подобные тем, свидетелями коих мы были тому назад три недели, и началась резня христиан вообще и грабеж иностранцев,, то нет сомнения, что находящийся невдалеке от Дарданелл английский флот непременно получил бы приказание подойти к Константинополю. Исполнением такого решения предрешался бы на деле вопрос о проливах, который составляет для нас зерно всей восточной задачи.

Для предупреждения подобного исхода и имелось в виду во всех предположэниях по этому вопросу занятие нами проливов в случае возникновения в Константинополе тех именно исключительных событий, которые совершаются тут теперь. Но вполне удачное исполнение этого предприятия возможно только при отсутствии другой военно-морской силы, могущей нам служить препятствием. Со стороны Турции в настоящую минуту положительно никакого сопротивления ожидать нельзя. Форты у входа в Босфор дурно вооружены, небрежно охраняемы, а главное, при настоящем настроении умов в турецкой столице, можно поручиться, что внезапное появление иностранного флота так озадачило бы гарнизон турецких батарей, что едва ли решился бы кто-нибудь открыть огонь по входящим судам; во всяком случае, сопротивление было бы не долгое и не сильное.

Теперь, когда близ входа в Дарданеллы уже плавают английские броненосцы, вопрос изменил свой характер, и единоличное наше вмешательство в турецкие дела стало более чем затруднительным. Возможность же и даже вероятие общеевропейского действия в той же степени увеличилось, и, если мы не найдем средства его предупредить или отклонить, оно неизбежно приведет к самому опасному для нас исходу, которого тщательно добивается Западная Европа и о котором все больше идет речь, — установлению на Босфоре международной комиссии,, контроля, опеки или иного учреждения, которое передало бы проливы в руки Европы или, в самом благоприятном случае, объявило бы их. открытыми для военных судов всех государств. [58]

Нам, следовательно, угрожают по отношению к проливам две опасности: 1) самостоятельное в них вторжение английского флота в случае повторения в непродолжительном времени беспорядков в Константинополе, и 2) совместное вмешательство великих держав если бы настоящее и натянутое до крайности положение в турецкой столице продолжилось. Какими способами можно их предотвратить или какие меры принять в случае их исполнения — это, очевидно, зависит от соображений общего политического свойства, недоступных односторонней оценке. С местной же точки зрения представлялось бы наиболее целесообразным в первом случае, то есть, как только английский флот стал бы входить в Дарданеллы, тотчас же предписать нашей Черноморской эскадре войти в Босфор и занять верхнюю его часть приблизительно по линии Генкей-Чибукли, с тем, чтобы там вслед затем высадить десант и укрепиться. Вместе с тем желательно было бы, чтобы одновременно с английским флотом могли войти в Дарданеллы суда французские и те из наших, которые успели бы к этому времени достигнуть Эгейского моря. Будучи поставлены в такие условия, мы могли бы вступить в переговоры с англичанами, хотя мало было бы надежды склонить их к очищению Дарданелл, так как нам уходить из Босфора не следовало бы уже ни под каким видом.

Само собою разумеется, что для успешного разрешения этой задачи важнее всего, чтобы Черноморская эскадра пришла сюда как можно скорее, прежде, чем англичане успели бы занять Верхний Босфор и там укрепиться настолько, чтобы противиться входу наших судов. .Для этого важно, чтобы флот был всегда наготове, способный выйти в море по первому телеграфному вызову, и чтобы указание о необходимости его немедленного движения на Босфор могло быть ему дано непосредственно из Константинополя, как только здесь будет получено известие о входе в Дарданеллы англичан.

Если бы, напротив разрешение вопроса о проливах поставлено было на международную почву и одним из наиболее заинтересованных правительств взят был в том почин или предложено России высказать свои по этому предмету взгляды и требования, — чего будто бы теперь горячо желают англичане, обязанные искать выхода из .настоящего тяжелого и разорительного для их интересов положения дел в Турции, —то, по соображениям нынешних условий этого дела, мне казалось бы наиболее для нас выгодным требовать для себя права занятия Верхнего Босфора с тем, чтобы в Дарданеллах срыты были .укрепления, и Мраморное море было открыто для военных судов всех государств. Этот исход казался бы наименее для нас невыгодным, раз мы не можем одновременно занять оба пролива, на что, если вопрос «будет обсуждаться международно, согласия других держав никогда [59] не последует. Владея же Верхним Босфором, мы будем обеспечены в Черном море, получим решающее влияние в Константинополе и сохраним за собою возможность, при благоприятных условиях, в будущем, сухим путем или с моря овладеть и Дарданеллами.

Это последнее разрешение вопроса казалось бы таким образом предпочтительным, так как при настоящем положении дел едва ли можно рассчитывать, чтобы, даже в случае внутреннего переворота, возведения на престол другого султана и установления нового правительства, дела в Оттоманской империи получили правильное, мирное течение, и в турецкой столице воцарилось прочное спокойствие. Все государственные основы здесь слишком расшатаны, власть ослаблена, нет элемента, который мог бы служить твердой опорой для правительственного строя.

Я вполне сознаю, милостивый государь, что, излагая свои взгляды на этот почти жизненный для нас вопрос, я далеко перехожу за пределы того, что непосредственно подлежит ведению занимаемой .мною должности. Но обстоятельства, в которых мне приходится действовать в последнее время, так исключительны, события, совершающиеся здесь, так важны и могут иметь столь решающие последствия для нашей будущности, что я не счел себя вправе не высказать всех соображений, которые, на мой взгляд, связаны с государственными интересами, на страже коих поставлено вверенное мне посольство. Отдавая при настоящих обстоятельствах предпочтение своевременному соглашению по вопросу о проливах с наиболее заинтересованными державами, я, разумеется, имею в виду, что основной обмен мыслей о нем должен произойти прежде всего с парижским кабинетом, с которым в 1892 году условлено было нами совместное действие на Востоке, и что следует затем искать возможной поддержки и со стороны других благорасположенных к нам держав, при дружном содействии коих нам легче будет провести наши требования перед Англией. При этом, несомненно, должны будут быть затронуты и некоторые задачи будущего, так как судьбы Турции тесно связаны с судьбою ее столицы.

Если бы зависело от нас отклонить еще рассмотрение этих щекотливых вопросов или представилась возможность отдалить срок распадения Оттоманской империи, то для этого следовало бы употребить все усилия. Но предметы эти поставлены на очередь самим ходом событий помимо и даже вопреки нашей воле, и, по моему глубокому убеждению, откладывать долее принятие решения относительно нашего образа действий не было бы соответственным с причастными к этому делу государственными нашими интересами. [60] 

Вот почему и принял я смелость высказать вышеизложенные соображения, испрашивая для них снисходительную оценку императорского правительства.

Примите, милостивый государь, уверение в отличном моем почтении и совершенной преданности.

Нелидов.

Записка А. И. Нелидова от 18(30) ноября 1896 г. ¹³.

Положение дел в Турецкой империи обязывает заинтересованные на Востоке правительства озаботиться принятием решений относительно мер, к которым они, вероятно, вынуждены будут прибегнуть — и, быть может, в весьма недалеком будущем. Опасность настоящего состояния Турции заключается, во-первых, в тревожном и возбужденном состоянии столицы, во-вторых, в царящей в провинциях неурядице, способной вызвать там восстание. Хотя взаимодействие этих двух источников беспокойства и не подлежит сомнению, рассуждая о принятии надлежащих мер, следует их тщательно различать. Россия менее непосредственно связана с турецкими европейскими и даже азиатскими провинциями, чем со столицею, и могущие возникнуть в них беспорядки только косвенным образом затрагивают наши интересы, тогда как переворот в Константинополе прямо и немедленно отзовется не только на нашем политическом положении, но и на обеспеченности наших южных окраин, на общем строе и силе нашей обороны. Поэтому, оставляя пока в стороне вопрос о возможных последствиях вероятного возникновения предстоящего движения в Европейской Турции, необходимо прежде всего изучить отношение наше к положению дел в самой столице Турецкой империи.

Со времени происходивших в Константинополе в половине августа избиений армян там царствует непрерывное беспокойство, часто доходящее до степени паники и побуждающее всех имеющих к тому средства оставлять Турцию. Причины подобного настроения суть одна — боязнь новых вызывающих действий со стороны армянских революционеров, за которыми, по всей вероятности, последовало бы тотчас нападение мусульман на христиан и избиение последних, при существующем возбуждении фанатизма, в более широких размерах и с меньшим разбором, чем три месяца тому назад. Другая — возможность внутреннего государственного переворота путем свержения нынешнего султана, причем можно опасаться уличных беспорядков, [61] грабежа, убийств и внушающей особенный страх распущенности войска, которое способно будет на все крайности.

Надеяться на возможность предотвратить эти печальные обстоятельства было бы тщетно. Султан, занятый исключительно попечениями о своей личной безопасности, лишенный сочувствия своих подданных и потерявший на них нравственное влияние после того, как сам он способствовал возбуждению среди них религиозного фанатизма, не желает — да и не может — остановить проявления диких страстей в народе и самого беспощадного и безобразного произвола в правительственных средах; особенно в провинциях.

Совладать с армянским движением турецкое правительство тоже не в силах. Добросовестно исполнить требуемые армянскими передовыми людьми реформы или хоть те, которые обещаны были в прошлом году султаном и, как он уверяет будто бы применяются, — не только трудно, но и почти невозможно. Местное курдское и турецкое население слишком превосходит армян численностью и силою, слишком против них озлоблено после прошлогодних попыток к восстанию, чтобы допустить введение преобразований, которые лишили бы мусульман, коренных обладателей и обитателей страны, исключительного в ней бесконтрольного хозяйничанья.

Для проведения столь трудного предприятия нужна сила, внутренняя или внешняя. Первой нет, да ее и не пожелали бы употребить, а внешняя представит начала того деятельного вмешательства во внутренние дела Турции, которое неизбежно поведет к разделу, еще даже в общих чертах не подготовленному и никем не желаемому. Между тем вожаки армянского движения заявили, что они приостанавливают свои насильственные действия и предприятия лишь на несколько месяцев, дабы посмотреть, какие будут приняты меры для улучшения положения их сограждан. Так как ничего существенного не будет, да и не может быть сделано, то следует ожидать, что, верные принятой ими системе, революционеры вызовут беспорядки в столице, и самым опасным в этом отношении временем является начинающийся около 1 февраля рамазан. Фанатизм и страсти мусульман бывают тогда особенно возбуждены, и нападение на них, подобное тому, которое сделано было при вторжении в Банк, способно произвести весьма широкую смуту и жестокое избиение христиан, за которым необходимо должно будет последовать вмешательство европейских держав, — всех или некоторых из них, — для прекращения кровавой резни и ограждения жизни и имущества иностранных колоний.

К таковому же вмешательству, вероятно, вынуждены были бы державы и в случае низвержения султана и имеющей последовать затем в Константинополе анархии. Равным образом, немыслимо, как [62] сказано выше, и применение существенных улучшений без употребления силы как для принуждения султана на них согласиться, так и для доставления ему возможности их провести, или же для приступления к их исполнению помимо его воли. Мирное до некоторой степени улучшение положения вещей могло бы еще быть достигнуто, если бы великие державы условились, при помощи совместного давления заменить, постепенно турецкую администрацию и власть международною, т. е. поставить на проливах вместо Турции — Европу, хотя и тут едва ли удалось бы склонить султана подчиниться этому добровольно, и так сказать, постепенно отказаться в пользу шести держав, от присущих ему, как независимому государю, прав. Но при таком разрешении затруднений создавалось бы невыносимое положение для России: ее существенные интересы были бы принесены в жертву Европе, ее безопасность в Черном море, а равно и свободное сообщение с Средиземным навеки были бы утрачены, ибо, установившись на проливах, великие державы, несомненно поспешили бы там прочно основаться, и только одна шестая этой общей силы и власти принадлежала бы нам.

Все вышеизложенные обстоятельства, делающие в более или менее близком будущем почти неизбежным вооруженное вмешательство великих держав в турецкие дела, заставляют нас, как ближайших соседей, более других позаботиться о том, как следует России отнестись к подобному событию и какие принять меры для ограждения наших интересов ¹⁴. Ясно, что мы не можем допустить, чтобы у ворот наших,, на проливах, утвердилась Европа или чтобы сильные военные суда, будь то хоть по одному от каждой великой державы, подошли к Константинополю без того, чтобы мы предварительно оградили свою безопасность в Черном море, укрепившись на Верхнем Босфоре. Возможность и средства исполнения этого предприятия и следует иметь в виду вместе с изучением обстоятельств и условий, при которых оно должно быть осуществлено. Тут прежде всего представляется необходимость полной обеспеченности успеха дела, а первым условием для этого — внезапность и быстрота действий. Далее, следует озаботиться тем,, чтобы наши суда и десант могли появиться в Босфоре прежде, чем туда успели бы притти морские силы других великих держав, хотя и сомнительно, чтобы при совместном действии всех держав мы могли встретить с их стороны материальное препятствие для входа в проливы, но они могут стать помехою для высадки нашей и овладения высотами обоих берегов Верхнего Босфора. Для этого нужно, чтобы, при [63] соблюдении строжайшей тайны, флот и десант постоянно были наготове,. так, чтобы, по первому известию о необходимости движения, они могли безотлагательно выйти в море. Известие это должно бы быть передано в Севастополь, непосредственно из Константинополя, как только возникновение опасных беспорядков сделает неизбежным иностранное вмешательство. Если бы необходимость эта представилась вследствие армянских нападений, и султан еще находился в обладании властью своею, то за несколько часов до прибытия флота к входу в Босфор надлежало бы его о том предупредить, предложив ему приказать впустить нас беспрепятственно и обещав ему взамен добровольного согласия на занятие нами Верхнего Босфора неприкосновенность его личности и верховной власти, тогда как в случае сопротивления мы поступили бы исключительно по соображзниям личного свойства, не принимая в расчет его прав и выгод. Одновременно с этим следовало бы известить о принятом нами решении и другие великие державы и пригласить их, если желают, войти в Дарданеллы, причем наша средиземноморская эскадра непременно должна бы действовать заодно с отрядами других государств и, если бы они стали высаживать десант, сделать то же самое в доступных для наших сил размерах.

Занятие нами Верхнего Босфора и открытие Дарданелл для военных судов всех наций, с нейтрализацией этого пролива и обезоружением его берегов, представляли бы самое для нас выгодное, при настоящих условиях, разрешение вопроса о проливах и вполне обеспечивали бы нашу безопасность на берегах Черного моря, а равно и свободное сообщение со Средиземным.

К таковому же разрешению должны были бы мы стремиться и в случае, если бы в Константинополе произошел внутренний переворот и низвержение султана. Неуверенность в будущих условиях правления и опасность, которая угрожала бы нашим подданным, представляли бы нам достаточный предлог для быстрого действия. Есть полное основание предполагать, что одно появление наших броненосцев в Босфоре, особенно если бы хоть два из них могли быть отряжены к устью Золотого Рога, уже отрезвило бы мусульманскую чернь и даже разнузданное войско и способствовало бы немедленному прекращению тревоги. Дальнейшая судьба столицы зависела бы от того, при каких именно условиях это движение было бы исполнено и какое воздействие оно имело бы на турецкое правительство и население империи.

В том же случае, когда при более спокойном, временно, течении дел в Турции, для принуждения султана подчиниться совместным требованиям великих держав явилось бы необходимым употребить материальное на него воздействие, то, предварительно согласия на вступление в Дарданеллы иностранных военных судов, чем нарушились бы [64] постановления трактатов о проливах, ограждавшие доселе нашу безопасность в Черном море, мы должны бы сами прийти в Босфор и тогда пригласить к совместному с нами действию против Порты другие правительства.

Трудно предвидеть, какие политические последствия могут произойти от подобного переворота во всех вышеизложенных случаях. Весьма вероятно, что как судьба турецкой столицы, так и участь самой империи будут решены в международной конференции или конгрессе, который должен будет быть созван, лучше всего, в самом Константинополе. Можно однако почти с уверенностью сказать, что ни одна из великих держав, каковы бы ни были ее морские силы вблизи проливов, не решится тотчас же силою оспаривать у нас обладание Верхним Босфором или материально препятствовать нашему там утверждению. Нам будет, следовательно, во всяком случае, открыта возможность прочно там основаться и сделать из него нечто вроде Гибралтара, что позволит нам с большим весом и спокойным сердцем участвовать в разрешении дальнейших судеб земель, входящих ныне в состав распадающейся Турецкой империи.

А. Нелидов.

Заключения совещания, состоявшегося под высочайшим государя императора председательством, в Царском Селе, в субботу 23 ноября 1896 г ¹⁵.

Присутствовали ¹⁶.

Военный министр.
Министр финансов.
Управляющий морским министерством.
Начальник главного штаба.
Управляющий министерством иностранных дел.
Российский посол в Константинополе.

При обсуждении записки, составленной действительным тайным советником Нелидовым, о положении дел в Турецкой империи и мерах, к которым Россия может быть вынуждена прибегнуть при разных случайностях ¹⁷, статс-секретарем Витте высказано мнение, что [65] занятие Верхнего Босфора, без соглашения с великими державами, по настоящему времени и при настоящих условиях, крайне рискованно и потому может иметь гибельные последствия.

При этом вице-адмиралом Тыртовым заявлено, что российскому послу в Константинополе трудно было бы предоставить право вызвать непосредственно Черноморскую эскадру с десантом в Босфор. По мнению управляющего морским министерством, действительному тайному советнику Нелидову следовало бы только телеграфировать в Севастополь и Одессу о предстоящем вызове для того, чтобы эскадра приступила без потери времени к принятию десанта, каковое, во всяком случае, потребует, значительного времени ввиду неимения в достаточном количестве пароходов в Севастополе в данное время, а между тем приказание о выходе могло бы последовать из С.-Петербурга, без потери времени, по высочайшему приказанию.

Затем согласно с мнением большинства членов совещания,.

Постановлено:

Поручить послу Нелидову, по возвращении к своему посту, изыскать вместе с представителями других держав, согласно предложению великобританского правительства, средства для упорядочения и поддержания Оттоманской империи, при непременном условии обеспечить безопасность христианского населения, тщательно избегая однако таких мер, которые клонились бы к постепенной замене турецких правительственных учреждений общеевропейскими и к установлению международных порядков на берегах проливов.

Послы шести великих держав должны всеми силами стремиться достигнуть путем советов и увещаний применения тех мер, которые окажутся необходимыми для достижения помянутой цели. Но если бы султан воспротивился принятию предложенных ему мер или оттягивал бы под разными предлогами их осуществление, то послу нашему следует, путем доверительных разговоров с представителями других держав, выяснить заблаговременно, к какому именно способу принуждения их правительства предполагают прибегнуть. Таким способом, по всей вероятности, окажется морская демонстрация в Мраморном море, вопреки трактатам, постановившим закрытие проливов. В этом случае, даже при участии русской средиземноморской эскадры в означенной демонстрации, мы не могли бы согласиться на вступление значительного числа иностранных судов в Дарданеллы, не заняв [66] одновременно ¹⁸ Верхнего Босфора для обеспечения условленного трактатами закрытия прохода в Черное море. А потому действительному тайному советнику Нелидову поручается заблаговременно предупредить императорское правительство о предположениях других держав дабы приказания Черноморской эскадре могли быть даны своевременно принимая в соображение, что с минуты единогласного решения всех правительств прибегнуть к морской демонстрации, судам их средиземноморских эскадр потребуется менее времени для вторжения в Дарданеллы, нежели нашим судам для перехода из Севастополя и Одессы к Босфору.

При нынешнем тревожном положении дел в Турции не следует терять из виду, что миролюбивые попытки послов не устранят, быть может, внезапной и насильственной развязки, вследствие происков армянских комитетов, новых кровопролитий и избиений в Константинополе или, наконец, общего восстания против власти султана и низвержения его. При таких обстоятельствах, появление иностранных средиземноморских эскадр перед Константинополем для защиты своих соотечественников и христиан может .произойти неожиданно, без предварительного соглашения послов ¹⁹, ввиду чего и чтобы не быть опереженными на Босфоре, российскому послу предоставляется, в крайнем случае, непосредственно предупредить секретною телеграммою главного командира Черноморского флота о необходимости немедленной высылки эскадры с десантом в Босфор, уведомив о том же одновременно императорское правительство ²⁰. .

Во всяком случае, при отплытии Черноморской эскадры из Севастополя и Одессы, послу поручается предупредить султана о [67] последовавшем бесповоротном решении и предложить ему ручательство ²¹. России за личную его безопасность, если он согласится содействовать или, по крайней мере, ничем не препятствовать входу русских судов в Босфор и занятию десантами некоторых пунктов на обоих берегах пролива для ограждения прохода в Черное море – навсегда ²².

Письмо С. Ю. Витте на имя Н. П. Шишкина.

6 декабря (24 ноября) 1896 года. С - Петербург.

Милостивый государь

Николай Павлович.

Вашему превосходительству известны мои мнения по предмету, обсуждавшемуся в совещании, проект заключения коего вы изволили мне препроводить, — так как я имел высокое счастье всеподданнейше высказать государю императору в вашем присутствии. Я считаю занятие Верхнего Босфора, без соглашения с великими державами, по настоящему времени и при настоящих условиях, крайне рискованным и потому могущим иметь гибельные последствия. Так как проект заключения не соответствует таковым моим мнениям, то, считая посему излишним касаться частностей и редакции заключения, я позволяю себе покорнейше просить ваше превосходительство, не соблаговолите ли введение к заключение изложить так:.

«По обсуждению записки (и так далее, как написано)... при разных случайностях его императорское величество, соизволив согласиться с мнением большинства членов совещания, постановил:.

...(если заключение совещания подлежит утверждению его величества) изложить окончание так: «большинством членов совещания постановлено» или «в согласии с мнением большинства членов совещания постановлено». [68]

Такая редакция даст мне возможность, в согласии с верноподданническим долгом и спокойною совестью, подписать заключение.

Примите уверение в совершенном уважении и преданности.

С. Витте.

Телеграмма А. И. Нелидова К. П. Шишкину ²³.

18 (6) декабря 1896 г.

Я буду принят султаном завтра, после чего состоится наше первое совещание. Несмотря на то, что еще не все мои коллеги получили ясные и окончательные инструкции, они все же считают себя полномочными приступить к предварительному обмену мнений по вопросам, подлежащим нашему обсуждению, поскольку не было предположено и не ожидается никакой программы. В инструкциях французского посла упоминается только о проведении в жизнь обещанных реформ, что, суживает рамки, не давая удовлетворительных результатов. Ганото сообщил, кроме того, что он пришел к соглашению с вашим превосходительством по трем основным пунктам: поддержка турецкой империи, никаких сепаратных выступлений ни по одному вопросу и никакого кондоминиума.

Однако эти условия (в особенности второе), которых не имеется в идентичных инструкциях от 23(11) октября, но которые, казалось бы, должны были быть сообщены другим кабинетам, могут очень связать нас в выполнении решений, принятых на секретном совещании 5 декабря (23 ноября). Вот почему я считаю необходимым обратить на них самое серьезное внимание вашего превосходительства.

[Нелидов].

Проект телеграммы Н. П. Шишкина А. И. Нелидову ²⁴.

20 (8) декабря 1896 г.

Лично. Ответ на вашу первую телеграмму от вчерашнего числа.

Его величество государь император соизволил признать, что три пункта, сформулированные г. Ганото, соответствуют взглядам его величества.

Действительно, было бы невозможно прийти к соглашению о совместных действиях с другими державами, давая им основания предполагать возможность сепаратного выступления России. Мы рисковали бы таким путем развязать им руки и уклонились бы от основного принципа, который заставил нас признать соглашение европейских держав [69] единственным средством воспрепятствовать произвольным действиям отдельных держав.

Решения 23 ноября не имеют никакого отношения к данной фазе наших переговоров. Осуществление их можно предусматривать лишь в случае необходимости каких-либо принудительных мер или как следствие непредвиденных событий, выходящих из рамок общего соглашения, которое должно быть достигнуто в настоящее время по вопросу о мероприятиях, которые должны быть рекомендованы султану.

Очень существенно не расширять преждевременно эту программу, ничего не ускорять и ни в каком случае не ставить с самого начала попытку соглашения под угрозу срыва.

[Шишкин.].

Проект письма Н. П. Шишкина А. И. Нелидову ²⁵.

30 (18) декабря 1896 г.

Спешу ответить без задержки на ваши личные письма от 9 (21) декабря, тем более, что они свидетельствуют о некоторых толкованиях, которые я бы не хотел оставить без опровержения.

Вы, повидамому, озабочены мнимым «определенным обязательством», которым мы якобы связаны по отношению к Франции и которое исключает всякую возможность с нашей стороны сепаратного выступления по какому бы то ни было пункту.

Между тем, ничего подобного в действительности не существует. Вы найдете в приложении точную копию текста сообщения, которое графу Vauvineux было поручено сделать мне. Поскольку три сформулированные там пункта получили полное одобрение со стороны нашего августейшего повелителя, я имел возможность сказать поверенному в делах Франции, «что они отвечают взглядам его величества». После этого я ограничился тем, что конфиденциально информировал об этом наших послов циркулярным письмом от 5 (17) декабря, копия которого была сообщена вам одновременно с другими.

Помимо этого, вопрос о французском сообщении не поднимался ни в устной, ни в письменной форме. Где же тут инкриминируемое обязательство?.

Слухи, распространившиеся со времени вашего недавнего пребывания здесь, внушили везде и повсюду убеждение в том, что императорское правительство готовится к решительному выступлению, и что вы получите даже секретное предписание ускорить развал гнилого здания Турции, чтобы воспользоваться этим окончательным кризисом.

В таких условиях ставить соглашение о совместных действиях [70] с другими державами в зависимость от оговорок, имеющих целью при случае облегчить сепаратное выступление России, показалось нам неосторожным.

Получить принципиальное согласие держав на сепаратное выступление России под каким бы то ни было предлогом было бы более чем трудно. Вснкая попытка такого рода, в особенности в настоящий момент, заставила бы их, по всей вероятности, только насторожиться и развязала бы им руки.

Вы полагаете, что «другие державы не думают о сепаратных выступлениях» и что, «если представится случай, державы могут только оправдать няше выступление». Мы убеждены, что только боязнь дать нам эту возможность препятствует державам активно вмешаться в дела Турции, несмотря на несомненное их желание это сделать.

Твердым желанием императора является (и его величество приказал мне повторить вам это), чтобы мы приложили все усилия к тому, чтобы избежать тяжелой крайности принудительного вмешательства, и чтобы мы искренно стремились достичь соглашения с другими державами с целью поддержать существование Оттоманской империи и насколько возможно отдалить ее падение.

Если бы после этого и несмотря на все наши старания обстоятельства привели бы нас когда-нибудь к безусловной необходимости решительного выступления, у нас всегда будет время указать державам на исключительные условия, которые заставляют нас действовать и использовать наше географическое положение, существующие договоры и т. д. и т. д.

Преждевременные объяснения по этому вопросу вызвали бы не . меньшие возражения с их стороны, но были бы, по всей вероятности, бесплодными и тем более опасными.

С живейшим интересом мы ожидаем программу мероприятий, которые вы и ваши коллеги сочтете целесообразным рекомендовать султану. Кстати, не думаете ли вы, что было бы в высшей степени желательным начать с самого важного и наиболее спешного, т. е. с полицейских и военных мер, которые нужно принять, чтобы обеспечить порядок в самом Константинополе и предотвратить возможность повторения кровавых эксцессов на улицах столицы?,

В этом ближайшая опасность, которую надо предотвратить немедленно. Улучшения, которые необходимо ввести в центральном управлении и в провинциях, могли бы обсуждаться более спокойно и с большей систематичностью, когда это темное пятно, угрожающее в настоящее время миру всего мира, будет устранено или, по крайней мере, отодвинуто как можно дальше

[Шишкин.].

Комментарии.

1. См. т. I, стр. 128.

2. Paris, 1927, р. 76, ср. также Е. Judeto, «G. Zou».

3. См. там же, стр. 76, относительно 100-тысячной армии, подготовленной якобы в 1896 году для экспедиции в Константинополь.

4. «Красный архив», 1922 г., т. I, «Проект захвата Босфора в 1897 г.».

5. В. Хвостов, «Проблема захвата Босфора в 90-х гг. XIX века, «Историк-марксист» № 20, стр. 124.

6. Там же, стр. 117.

7. Всё, что мы читаем в этих документах, относится именно к мерам, которые надлежит принять в случав, если третья держава введет свой флот в проливы. Мысль о «предупреждении» событий уж брошена.

8. «Историк-марксист», № 20, стр. 127.

9. См. ниже доклад Муравьева царю.

10. Ср. Miction, цит. раб., стр. 76.

11. Архив Революции и Внешней Политики. Фонд мин. иностр. дел. Секретный архив, №432. «Письма и, записки Нелидова по вопросу о проливах», 1896 г., л. л. 3-12. На подлиннике Николаем Романовым поставлен знак рассмотрения.

12. Резолюция Николая Романова на телеграмме Нелидова, сообщавшей о беседе английского посла с французским поверенным в делах в Константинополе: «Я против соглашения с Англией. Это было бы на деле первым шагом к постепенному разделу Турции».

13. То же дело, л. л. 15-20. На подлиннике помета Николая Романова: «Обсудим эту записку под моим председательством в субботу, в 2 часа, в Царском Селе».

14. Текст от слов: «Ясно, что мы не можем» до слов: «обстоятельств и условий» отчеркнут на полях черным карандашом.

15.Заголовок подлинника. — То же дело, л. л. 42-46. На подлиннике помета Николая Романова: «Согласен». Далее другими почерком: «В Царском Селе. 27-го ноября 1896 г.».

16. Первоначальный проект настоящего «заключения» был разослан министерством иностр. дел участникам совещания для аппробации. Изменения, имеющиеся в окончательной редакции по сравнению с первоначальным текстом, а также пометки на экземплярах, посланных Витте и Тыртову, отмечены ниже в примечаниях, кроме чисто стилистических поправок.

17. В первоначальном проекте последующий текст до слова: «постановлено» отсутствует.

18. В первоначальном проекте: «одновременно или даже заранее.

19. В первоначальном проекте вместо слов: «может произойти неожиданно, без предварительного соглашения послов» — «кажется несомненным». В экземпляре Витте последнее слово подчеркнуто.

20. В первоначальном проекте: «Российскому послу предоставляется в крайности вызвать Черноморскую эскадру, сообщив тотчас же императорскому правительству о неизбежности этого распоряжения». В экземпляре Тыртова на полях вписан следующий текст: «В перечисленных случаях совещанием не было предоставлено российскому послу в Константинополе права вызвать непосредственно Черноморскую эскадру с десантом в Босфоре, а только телеграфировать в Севастополь или Одессу о предстоящем вызове для того, чтобы эскадра приступила без потери времени к принятию десанта, каковое, во всяком случив, потребует значительного времени ввиду неимения в достаточном количестве пароходов в Севастополе в данное время, а тем временем приказание о выходе может последовать из Петербурга без потери времени, по высочайшему приказанию».

21. В экземпляре Витте слови, «ручательство» подчеркнуто, на полях поставлен знак вопроса.

22. Слово: «навсегда» приписано синим карандашом рукой Николая Романова.

23. На подлиннике Николаем Романовым поставлен знак рассмотрения .

24. На проекте помета Николая Романова: «С[огласен]». Ниже другим почерком: «В Царском Селе. 20 (8) декабря 1896 г.».

25. На проекте помета Николая Романова: «С[огласен]». Ниже другим почерком: «В Царском Селе. 29 (17) декабря 1896 г.».

Текст воспроизведен по изданию: Проект захвата Босфора в 1896 г. // Красный архив, № 4-5 (47-48). 1931.