Записка А. И. Нелидова в 1882 г. о занятии проливов.

Основным вопросом внешней политики русского царизма с конца XVIII века был вопрос о проливах, соединяющих Черное море со Средиземным. Захват проливов сделался руководящей внешне-политической задачей самодержавия. Этот захват, если бы он был осуществлен, означал бы колоссальное упрочение крепостнического самодержавия  в России. Распространив гегемонию России на весь Балканский полуостров и Малую Азию, получив могущественное средство давления на все страны, экопомически тяготевшие к Дунаю, превратив Балканы и большую часть Азиатской Турции в область более или менее монопольной эксплоатации для русского капитализма, открыв ему в этих местностях богатейшие перспективы, — подобным расширением экстенсивным сферы эксплоатации, расширением хозяйственной территории русского капитала, самодержавие могло бы замедлить буржуазное развитие и укрепить власть крепостника в самой России ¹.

Так как после печального опыта Крымской кампании самодержавие должно было стать осторожнее в своих захватнических тенденциях по отношению к проливам, то совершенно понятно,что до тех пор, пока не представится благоприятный момент для захвата проливов Россией, основной задачей самодержавия было предотвращение их захвата какою-либо другой державой, интернационализации их под эгидой объединенной «Европы» и т.д., — словом надо было всеми мерами не допустить перехода проливов из рук слабой Турции в более сильные руки. Отсюда — неоднократно повторяющиеся в истории русский дипломатии периоды политики поддержания status quo на Ближнем Востоке.

Эта оборонительная политическая линия по самой своей сути носила временный характер и отнюдь не исключала того,что захват проливов оставался и в такие периоды основной целью царского правительства.

Публикуемая ниже записка Нелидова «О занятии проливов» служит лишним доказательством этого тезиса наиболее, пожалуй, длительного периода пребывания русского царизма в состоянии такого «миролюбия». Мы имеем в виду период, начавшийся тотчас же вслед за ликвидацией русско-турецкой войны 1877/78 гг. Как раз по отношению к этому периоду означенный тезис в сравнительно недавнее время был поставлен под сомнение. «Урок, полученный под Севастополем, был настолько поучителен, что, решаясь в 1876 году на новую войну против Турции, русское правительство всемерно старалось рассеять всякое подозрение Европы [180] насчет русских видов на проливы», — пишет о значении проливов в русско-турецкой войне С. Д. Сказкин ². «Берлинский конгресс был для русского правительства лишним поучением скромности. Если однако вопрос о проливах снова... сделался в России кардинальным вопросом долгих и подробных обсуждений, то это происходило вовсе не потому, что русское правительство... желало предпринять новую авантюру в направлении к Константинополю и проливам. За Берлинским конгрессом, и независимо от него, последовал захват англичанами Кипра. Австрия, Англия, а может быть и Германия готовы были, казалось, соединиться в антирусскую лигу...» «Что, если на Босфоре и Дарданеллах вместо дряхлеющей Турции в один прекрасный день окажется Англия? С подобным положением никогда не может примириться никакое русское правительство. Именно эта-то возможность и определяла русскую политику в эти годы» ³. Иначе говоря, эта политика носила принципиально оборонительный характер. Мы вполне согласны с С. Д. Сказкиным, что царизм не мог примириться с захватом турецких проливов третьей державой, но утверждение, что в 80-х годах за этим не скрывалось подготовки новой «авантюры», т. е. новой попытки захватить проливы, хотя бы и не сейчас, а в будущим — немедленно в 80-х годах их захватывать, действительно, не собирались, — такое утверждение неверно, и публикуемый документ является новым ⁴ дополнительным подтверждением этого. Он совершенно недвумысленно говорит, что в 80-х годах глава русского правительства определенно считал захват проливов, — а не только оборону их от чужих покушений, — основной задачей русской политики. «По-моему — писал Александр III ген.-ад. Обручеву 24(12) сентября 1885 г. - у нас должна быть одна и главная цель; это — занятие Константинополя, чтобы раз навсегда утвердиться в проливах» ⁵. [181] 

Это написано в 1885 году, а за три года перед тем Александр Ш одобрил публикуемую ниже записку Нелидова. Следовательно, это была его постоянная устойчивая точка зрения. В конечном счете, русская политика и в это время преследовала, таким образом, не оборонительные, а наступательные цели.

Записка Нелидова интересна еще и тем что она очень ярко вскрывает м отивы, толкавшие на захват проливов. В дипломатической переписке, как известно каждому работающему над этим видом исторических источников, преобладают документы, анализ которых — взятых изолированно — дает ответ на вопрос, «как» хотят добиться той или иной цели, гораздо более исчерпывающе и богаче, нежели ответ на вопрос: «зачем» же, в сущности, ставится самая эта цель? Это понятно: для людей, стоявших в центре дипломатической кухни — для министра и его послов, например, — цель обычно была известна. Зачем же было в деловой переписке говорить об известных вещах? В переписке, посвященной проливам, и преобладает мотив, как кх взять, над мотивом, «за чем» их брать. Последнее и так было — или казалось — ясным. Тем ценнее для историка те относительно немногочисленные документы, в которых выясняются именно цели политики.

В заключение несколько слов о той исторической обстановке, в которой возникла эта наиболее ранняя из известных нам записок Нелидова о захвате проливов. Она была написана незадолго до назначения Нелидова послом в Константинополь ⁶ и представляет, таким образом, как бы его политическую программу предстоявшей ему деятельности: «разработка этого вопроса, — пишет он (т. е. подготовка почвы для захвата проливов в будущем), — и составляет, собственно, по моему мнению, обязанность русского представительства в Константинополе».

1882 год был временем большого политического напряжения на Востоке: в этом году английские войска оккупировали Египет. Отсюда — обострение англо-турецких отношений и, следовательно, появление почвы для русско-турецкой «дружбы», расчет на которую играет столь существенную роль [182] в рассуждениях Нелидова. Оккупация Египта вместе с тем толкала дипломатическую мысль и на обсуждение возможности получить проливы от Англии в обмен за Египет. Недавние же территориальные потери Турции (Кипр, Босния, Тунис, Фессалия, Египет) вообще, казалось, делали распад Оттоманской империи делом весьма близкого будущего. В то же время при оценке условий, породивших эту нелидовскую записку, надо иметь в виду, что «союз трех императоров» уже около года как был восстановлен. Острая вражда с Австрией и Германией, характеризующая эпоху непосредственно за Берлинским конгрессом, была уже в прошлом. Подлинник публикуемой записки Нелидова хранится в Архиве Революции и Внешней Политики.

В. Хвостов.

О ЗАНЯТИИ ПРОЛИВОВ ⁷.

Внутренние и внешние события, совершившиеся в Турции втеченио последних лет, ясно указывают на близость совершенного и, быть можег, внезапного распадения Оттоманской империи. В качестве ближайшего и наиболее заитересованного в судьбах Востока соседа мы должны, несомненно, готовиться к этому событию и, вперед начертав наш план действий и ясно определив наши цели и потребности, наметить те точки, на которые должны быть направлены наши домогательства. Тут дело идет не о наступательном действии для разрушения существующего на европейском востоке порядка вещей.  Порядок этот распадается сам собою. Со времени нашей последней войны Турция стала мало-помалу лишаться своих владений мирным путем. Европейские державы начали одна за другою отымать у нее выгодные для себя провинции. Греция получила от Берлинского конгресса часть Фессалии и Эпира, Австрия заняла Боснию и Герцеговину, Франция забрала Тунис, Англия выторговала себе Кипр и теперь воспользовавшись удобным случаем фактически овладевает Египтом. Можно легко предвидеть, что в дальнейшем распадение Турецкой империи будет совершаться тем же путем, как совершалось распадение империи Византийской, доколе сама, столица не будет завоевана и остатки умирающей власти перенесутся, чтобы доживать свой век, в Азию.

Эта роль завоевательницы столицы, как кажется, предназначена судьбою и историею России, которой все интересы политические, торговые и военные настоятельно требуют занятия проливов. Неизбежность этого события так ясно сознается всеми, что кажется излишним выставлять всю выгоду, всю необходимость для России иметь под своею властью Дарданеллы и Босфор. Вопрос тут не в увеличении нашего неизмеримого отечества, не в присоединении к нему новых владений, но в утверждении русской власти на пути наших южных морских сообщений с открытыми морями и океаном. Кроме того утверждение на Босфоре окончательно закрепляет за нами все наши закавказские владения, соединяет в одном пункте всо нашу оборонительную линию берегов Черного моря и дает нам решительное влияние на судьбы как Балканского, так и Малоазиатского полуостровов. Наконец, оно усиливает оборонительную силу нашу на западной границе, давая нам возможность располагать для ее защиты всеми боевыми средствами, которые были доселе иммобилизированы на черноморских берегах. В этом собственно и состоит для нас [183] удовлетворительное и выгодное решение восточного вопроса.

Но в той же степени, в какой мы, естественно, стремимся к достижению этой исторической цели, западные державы, несомненно, стараются нам препятствовать, а некоторые ищут и сами утвердиться на проливах. Хотя и нельзя серьезно относиться к рассуждениям австро-германских газет о роли, предназначенной на востоке габсбургской монархии как естественной, будто бы, преемнице турок, тем не менее некоторое стремление к проливам, несомненно, проявилось в завоевательных мечтах венско-пештских политиков. С другой стороны, англичане не перестают следить внимательно за Дарданеллами и, вероятно, будут искать, при случае, укрепиться там, чтобы иметь в своих руках ключ Черного моря и располагать по своему усмотрению нашею южною торговлею.

Из этого для нас является настоятельная необходимость предупредить наших соперников и принять все меры к тому, чтобы в данную минуту, когда обстоятельства представятся к тому особенно благоприятными или опасность чужого занятия станет слишком близка, мы могли наверное, с полным залогом успеха, сами утвердиться на проливах ⁸.

На обязанности военного начальства и морского ведомства будет лежать приготовление всех нужных к тому материальных средств. Труды наших офицеров генерального штаба и, специально, подполковника Протопопова послужат, без сомнения, основанием для этих расчетов и соображений. Дипломатии подлежать будет облегчить и подготовить путь и, особенно, указать минуту, когда это громадное предприятие должно и возможно будет исполнить наиболее удобно.

Разработка этого вопроса и составляет собственно, по моему мнению, обязанность русского представительства в Константинополе. Основываясь для ее исполнения на оценке политического положения дел и внутреннего состояния Турецкой империи, следует сопоставить их с общим ходом европейских событий, суждение о коих, несомненно, принадлежит императорскому министерству.

Судя по местным условиям, возможность занятия проливов представляется в трояком виде:

1) Открытою силою, во время войны между нами и Турцией.

2) Неожиданным нападением, при помощи внутренних усложнений или внешней опасности в Турции.

3) Мирным путем — в случае близкой связи или союза с Портою, если бы она могла быть побуждена к тому, чтобы самой искать нашего содействия ⁹

I. В случае разрыва с Портою главною целью наших военных действий против Турции должно быть, естественно, занятие проливов. Для достижения их нам представляются три пути: европейский через Балканский полуостров, азиатский через Малую Азию и, наконец, морской — при помощи высадки невдалеке от Босфора.

Первые два пути достаточно известны нам из прежних войн, и движение по первому из них уже до некоторой степени подготовлено образованием Болгарии и Восточной Румелии. Тем не менее, несчетные затруднения встретятся нам; для успешного действия необходимо будет быть уверенным в содействии или, по крайней мере, нейтралитете Румынии и Австрии; кампания будет, во всяком случае довольно продолжительная, и даст возможность нашим соперникам, в особенности англичанам, если не предупредить нас на Босфоре, то по крайней мере, по примеру прошедшей [184] войны, заручиться Дарданеллами или же занять Галлипольский полуостров, чтб окажет существенную поддержку Турции и заставит нас самих, даже в случае успеха, ограничиться лишь исполнением одной половины нашей задачи — занятием Босфора.

Идя азиатским путем, мы встретим еще более препятствий, если не военных, то естественных, и как та, так и другая дорога обойдутся нам весьма дорого во всех отношениях. Гораздо короче путь к Черному морю и высадка. Но здесь риск несравненно более, а потому и средства должны быть подготовлены весьма тщательно и в значительных размерах. Если обратить все внимание на это предприятие, то можно с относительно гораздо меньшими средствами обставить его так полно и богато, что успех будет обеспечен. Но эта подготовка должна быть начата как можно скорее, ведена с крайнею тайною и осторожностью и быть рассчитана в самых широких размерах и на самые неблагоприятные случайности.

Этим путем однако тоже решается лишь первая половина задачи. Разве что, при весьма скором и удачном действии, мы успеем не только обеспечить за собою твердую основу на Босфоре, но и проникнуть в Дарданеллы, занять там самые важные позиции. От соединенных сил военного и морского ведомств будет зависеть заранее предначертать весь план действий, предвидев все случайности и особенно тщательно изучив те пункты, которые нужно будет занимать.

Дипломатической подготовки тут быть не может. Нашей деятельности будет принадлежать лишь, когда все будет готово, найти удобный предлог к войне, что здесь всегда легко, и по возможности отстранить вмешательство других держав, чтб несравненно труднее. Или же заблаговременно предупредить военное и морское ведомства, если по общим политическим об стоятельствам война сделалась бы неизбежной.

II. Относительно легче и вернее и может быть исполнено занятие путем неожиданного нападения, и, разумеется с моря. Военно-морские приготовления тут должны будут иметь совершенно иной характер, пункты для занятия должны будут быть выбраны, может быть, другие, так как и защита будет вероятно, несравненно слабее, если действительно захватить окрестность турецкой столицы совершенно врасплох. По отношению к первому предположению, где наше действие будет чисто наступательным, неожиданное нападение должно будет, после первого успеха, принять характер скорее оборонительный, то есть, заручившись самыми важными позициями, укрепиться на них. так, чтобы мочь отражать все нападения пробудившегося, — а, может быть, поддержанного извне, — неприятеля.

Удобную минуту для подобного действия можно будет всегда найти или создать. Ход событий в Турции допускает всякие непредвиденные потрясения. Внутренние беспорядки, возмущение одной из национальностей, фанатическое движение мусульман, наконец, смуты и политический переворот в столице или во дворце и всеобщая паника, подобная той, которая охватила, было, Константинополь весной 1876 года, — все это может служить предлогом для вмешательства или для ограждения наших интересов,, или для восстановления порядка, или же, наконец, для защиты христиан и, преимущественно, наших подданных.

Не надо забывать, что в апреле 1876 г. пред низложением султана Абдул-Азиса, иностранные посольства требовали от своих правительств дополнительных военных судов, консульства составили нечто вроде Комитета общественной безопасности, а в Пере шли даже между иностранцами толки о том чтобы подать генералу Игнатьеву адрес с просьбой выписать из Одессы войска для [185] охранения христиан. Будь у нас готово — при подобных обстоятельствах можно было бы высадиться и утвердиться в Босфоре. Два года спустя во время Адрианопольских переговоров о мире, английский посол Лейард воспользовался подобным же предлогом, чтобы вызвать из Безики английскую эскадру, якобы для защиты английских подданных от угрожавшей им со стороны мусульман опасности.

Военное столкновение Турции с одною из европейских держав также не есть в настоящую минуту невозможность. Не далее как в августе месяце нынешнего года нам стоило немного подстрекнуть турок, и война с Англией делалась неизбежною. Мы могли бы воспользоваться ею, чтобы для ограждения наших интересов, занять вход в Босфор. Таковое решение могло бы быть принято и по соглашению с какой-либо иностранной державой, Англией или Австрией, если бы отчаянное положение Турецкой империи принудило европейские кабинеты серьезно позаботиться об ее будущности и подумать о начале раздела. Взамен австрийского движения на Салоники или английского присоединения Египта, мы могли бы тогда выговорить себе право укрепления на Босфоре. Может быть, элементы для подобного условия могли бы быть найдены и в соглашении трех империй, всегда способном воскреснуть при появлении новых оснований для взаимных уступок.

Заняв Босфор, дальнейшее движение к Дарданеллам обусловливалось бы также и здесь степенью и скоростью успеха при исполнение первой части предприятия. Впрочем, по уверению военных специалистов, движение на Дарданеллы и их занятие есть естественное последствие твердого укрепления нашего на берегах Босфора и свободного сообщения с Россиею. Весьма вероятно, что и сами турки, после нанесенного нами им решительного удара обратятся в нашу сторону и сами допустят и, быть может, и пригласят нас занять Дарданеллы.

III. Наконец, в ходе турецкой агонии могут представиться обстоятельства, где занятие Босфора и Дарданелл сделается исполнимым и мирным путем. Я разумею союз или дружбу с султаном и просьбу с его стороны о помощи. Рассуждения о том, как важно для Турции опереться на Россию и у ней искать поддержки и спасения в отчаянном положении, а которое поставлена империя, слышатся теперь все чаще и чаще. Люди серьезные и опытные толкуют об этом наравне с невеждами, простой народ предчувствует и предсказывает это с тем же фанатиченским спокойствием, с каким относится к возможности этого события и сам султан. Абдул-Гамид не раз напоминал нашим представителям о прежней дружбе между Россиею и Турциею, об Ункиар-Скелессийском трактате и мощной поддержке, оказанной султану Махмуду императором Николаем. Во все трудные минуты он обращался к нам и, несмотря на неискренность его характера, есть основание думать, что он, действительно, помышляет иногда о выгодах сближения с Россиею и об условиях, на которых оно могло бы состояться. Обстоятельства, при которых развивается подобное настроение, суть внешняя опасность или внутреннее беспокойство. Если бы иностранные державы, например Англия, угрожали Константинополю, как о том была речь нынешним летом или во время Дульцинийской демонстрации, султана было бы возможно привести к тому, чтобы, он сам просил нас о помощи. Этим практическое исполнение задачи было бы крайне упрощено, оно могло бы быть предпринято с совершенною уверенностью в успехе. Весь вопрос был бы в быстроте и отчетливости действия — с полною решительностью извлечь из него все возможные выгоды. При подобных обстоятельствах, вероятно, пришлось бы начинать с Дарданелл для принесения [186] там помощи турецким войскам, но в то же время следовало бы и укрелить за собою твердый базис на Босфоре.

Другая возможность обращения к нам за помощью могла бы представиться в случае внутренних волнений в среде самого султанского семейства. Здесь обеспокоенный своею судьбою властелин — или добивающийся престола посягатель — могли бы обратиться к нам за поддержкою. Это одно из самых обычных явлений при разложении государства. Так пали обе Римские империи, так погибли прежние итальянские государства, так распалась Польша. Удачное действие посольства, рассчитанное на подобное событие, могло бы даже подготовить его и без потрясений и жертв предоставить в наши руки все важные для нас пункты. Занятие Дарданелл должно было бы совершиться в этом случае позже.

В обоих предположениях нам следует искать возможно большего сближения « султаном и с турками, вообще приобретения здесь господствующего влияния, вмешательства во внутренние дела Огтоманскэй империи. Средства для этого у нас найдутся; их стоит только разрабатывать и не бояться незначительных пожертвований ввиду величия преследуемых целей. Охватывая Турецкую империю с трех сторон и имея тесные связи с христианским ее населением всех национальностей, мы всегда можем легче, чем другие, приобрести здесь право голоса во всех делах и привлечь к себе полезных деятелей изо всех классов и лагерей.

Для полноты разбора представляемого вопроса необходимо обратить еще внимание на последствия успешного исполнения занятий проливов как для нас, так и по отношению нашему к Европе.

Что касается до России, то, кажется, уже излишне настаивать на громадной исторической важности, почти необходимости, для нее утверждения на проливах ¹⁰ . Не только материальные и коммерчески интересы наши и наша военная безопасность на юге были бы ограждены этим, но мы получили бы сразу на востоке политическое положение, какого не могли бы достигнуть иным путёь. Держа в руках узел путей из балканских стран в Азию и обратно, мы црИ. обрели бы решающее влияние на судьбы Балканского и Малоазиатского полуострова. Вопрос об освобождении христиан и о самобытном развитии славянских народностей Турции разрешился бы сам собою. Никакое движение Австрии на восток не было бы нам опасным. Не говоря уже о том, что мы могли бы примириться с выгодами, которые ей удалось бы приобрести в несравненно меньших размерах, чем нам, для нас весьма скоро представилась бы возможность совершенно вытеснить Австро-Венгрию с Балканского полуострова и возвратить его всецело в полное владение населяющих его народностей. Эти последние сами бы разместились на нем при помощи нашего влияния, которое навсегда осталось бы связующим звеном и решающим посредником в их междоусобных спорах и препирательствах.

При таких условиях и само существование Оттоманской империи и турецкой столицы на Босфоре не должно бы было непременно прекратиться с нашим укреплением на его берегах ¹¹. Нам, напротив, было бы выгодно во многих отношениях иметь под своим покровительством [187] полунезависимые остатки Турецкой империи и мочь понемногу предоставлять самим судьбы составляющих ее народностей. В самом же Контантинополе нам никогда и ни под каким видом не следовало бы являться полновластными хозяевами. Как город всемирной торговли, всевозможных исторических воспоминаний, религиозных верований и самых разнообразных народностей, Царьград должен быть и оставаться городом независимым, принадлежащим только самому себе. Но он должен состоять под нашим покровительством, охраняться нашим войсками, содержать их и, можег быть, платить нам дань за оказываемую ему защиту. Присоединение его к России расширило бы чрезмерно наши границы, восстановило бы против нас местное население и ослабило бы нас самих. Тогда как, оставленные нами политически и административно свободными, жители Византии и ее небольшой территории (с некоторыми пунктами на Дарданеллах) видели бы в русском протекторате залог и источник своей безопасности и своего благосостояния.

По отношению же к Европе утверждение на Босфоре доставило бы нам столь сильное и выгодное положение, что со многих сторон, без сомнения, явились бы попытки заставить нас от него отказаться. Но были бы для наших врагов залоги успеха? Стоя твердой ногой на Босфоре, мы там ограждали бы всю нашу южную границу и, следовательно, могли бы употребить все наши силы на западной. Попытки нападения с моря на север едва ли могли бы удасться. Англичане, вероятно, не решатся возобновить их после печальных результатов их действий там в 1854/56 годах. Австрия же и Германия, вообще ало склонные к войне наступательной против нас, еще менее решатся ее вести при возможности для нас увеличить нашу защиту. К тому же мы будем в состоянии предоставить им какие-либо выгоды, не говоря уже о том, что и самое предприятие должно бы было быть поставлено в зависимость от выбора благоприятного политического момента.

Дальнейшее отношение наше к Европе и направление нашей западной политики неизбежно примет новый характер, основанный на поддержании и восстановлении на наших границах, в виде оплота против Запада, всех славянских народностей, имеющих стремление и возможность жить своею особою, славянской жизнью, в тесном, но свободном единении с Россиею, опираясь на нее и, в свою очередь, ограждая ее. Но это — новая задача будущего, которая откроется лишь с разрешением восточного вопроса через занятие нами проливов ¹².

В заключение следует повторить еще раз, что все политические предположения в этом деле должны быть поставлены в прямую зависимсть от полной подготовки дела в военном и морском отношении.

Эту же подготовку следует вести, не теряя из виду выше рассмотренные три способа, коими самое предприятие может быть исполнено.

Совместное, взаимо дополняющее и подкрепляющее действие имеющих участвовать в этом деле ведомств: военного, морского и иностранных дел, — может одно представить верный залог успеха в минуту, которой точное и своевременное определение должно исключительно зависеть от полного обсуждения и соображения всех политических и административных обстоятельств и от августейшей воли государя императора ¹³.

А. Нелидов.

Пера.
6/18 декабря 1882 года.

Комментарии

1. Ленин, «Развитие капитализма в России», Собр. соч., т. III, стр. 485, прим. (по 1 изд.); ср. Покровский, «Константинополь» («Внешняя политика», сборн. статей, Москва, 1924).

2. С. Д. Сказкин. «Конец австро русско-германского союза», том, I, Ранион, Институт истории. Москва, 1928 г., стр. 103.

3. Там же, стр. 104.

4. Мы говорим «новым», ибо «открытием Америки» это, конечно, отнюдь не является. Между прочим, немало интересного материала, показывающего, что русское правительство не переставало думать о будущем захвате проливов и тогда, когда оно хлопотало об организации их обороны, приводит и сам С. Д. Сказкин, в противоречии со своим вышеприведенным выводом. Исключением является пожалуй, период последнего приступа либерализма в последние годы царствования Александра II.

5. Приводим текст этого письма Александра III полностью по копии, хранящейся в Архиве Революции и Внешней Политики (П. А., № 3079, «Проливы»). Следует обратить внимание на заключительный абзац письма, из которого ясно, что оно рассматривалось Александром III как директивное указание для русской дипломатии.

«Я полагаю, что одновременно с нашими офицерами Могут выехать кн. Кантакузен и Чичагов, — по-моему, им теперь нечего делать в Болгарии; присутствие их только усложняет наше положение и действия. Настоящее движение болгар я не одобряю, они нас не слушались, действовали втихомолку, советов не спрашивали, пусть теперь сами расхлебывают кашу, имя же заваренную. По-моему, пока кн. Александр будет распоряжаться судьбами болгарского народа, наше вмешательство в дела Болгарии совершенно невозможно и бесполезно. Из-за последнего движения, нами не одобряемого и нам нежелательного (в настоящую минуту), ссориться и вести войну с Турцией, а может быть, и с Европой, — было бы непростительно и даже преступно в отношении к России. — По-моему, у нас должна быть одна и главная цель: это занятие Константинополя, чтобы раз навсегда утвердиться в проливах и знать, что они будут постоянно в наших руках. Это в интересах России и это должно быть наше стремление; все остальное, происходящее на Балканском полуострове, для нас второстепенно. — Довольно популярничать в ущерб истинным интересам России. — Славяне теперь должны сослужить службу России, а не мы им. Вот мой взгляд на теперешние политические обстоятельства.

Прочтите эго письмо А. Е. Влангали, чтобы и он руководствовался этим моим взглядом. — Что касается собственно проливов, то, конечно, время еще не наступило, но надо нам быть готовыми к этому и приготовлять все средства. — Только из-за этого вопроса я соглашусь вести войну на Балканском полуострове, потому что он для России необходим и Действительно полезен».

Это письмо относится ко времени разрыва царского правительства с князем Александром Баттенбергским. Под «движением» болгар разумеется присоединение к Болгарии Восточной Румелии, которое было осуществлено 18 сентября 1885 г. вопреки воле русского правительства. После этого русские офицеры, прикомандированные к болгарской армии, былицарским правительством отозваны из Болгарии, как раз накануне сербо-болгарской войны (22 сентября сербская армия была мобилизована; 13 ноября была объявлена война).

6. А. И. Нелидов исполнял должность росс, поверенного в делах в Константинополе в 1877/78 гг.; с 13 июля 1882 г. находился там по особому поручению; с 15 мая 1883 г. по 1 июля 1897 г. — росс. посол в Константинополе.

7. На подлиннике помета Александра III: «Все это весьма дельно и толково. — Дай бог нам дожить до этой отрадной и задушевной для нас минуты! Я не теряю надежды, что рано или поздно, а это будет и так должно быть! Главное не терять времени и удобного момента. А». — Текст записки сообщил Н. Белявский.

8. На поле против этой фразы помета Александра III: «Это главное».

9. Против этого пункта на поле помета Александра III: «Конечно, это было бы самое желательное».

10. Слова, набранные здесь разрядкой, (курсивом в данном тексте прим. OCR) подчеркнуты в подлиннике Александром III и против них на полях его помета: «Да».

11. Набранное здесь разрядкой (курсивом в данном тексте - прим. OCR) подчеркнуто в подлиннике Александром Ш; на полях его помета: «Очень может быть». Дальнейший текст до конца отчеркнут, и против него сделана помета: «Все это весьма дельно».

12. Весь этот абзац отчеркнут Александром III и на полях протип него сделана помета: «Это было бы идеал, до которого еще далеко».

13. Первая часть этого абзаца отчеркнута Александром III; на полях против отчеркнутого помета: «Конечно» .

Текст воспроизведен по изданию: Записка А. И. Нелидова в 1882 г. о занятии проливов // Красный архив, № 3 (46). 1931