Письмо А. П. Моренгейма о французской политике на Ближнем Востоке.

(1896 г.).

Печатаемое ниже письмо А. Моренгейма, царского посла в Париже, представляет дополнение к публикации   «Проект захвата Босфора в 1896 г.», помещенной в XLVII-XLVIII «Красного архива», проливая , дополнительный свет на франко-русски разногласия в вопросе о захвате царской Россией. Но основной интерес этого документа заключается в том, что он вскрывает собственные  захватнические планы французского  империализма в Турции и вообще в  мусульманского Востока в бассейне Средиземного моря. При полном пока отсутствии французских публикаций по данному периоду, этот документ становится особенно интересным. Впрочем появившиеся до сих пор томы   французской дипломатической публикации представляют собой столь бесцеремонную фальсификацию, что с этой стороны и не приходится чего-либо ждать, так что нашим архивам ещё долго суждено служить главным источником  для разоблачения не только русского, но и союзного с ним французского империализма.

В упомянутой выше публикации мы уже отмечали, как французский империализм, стремясь к полному экономическому и политическому закабалению Турции французским финансовым капиталом, опасался, что царская Россия, захватив проливы, не только впутает Францию в бесконечные международные осложнения, но и помешает удовлетворению собственных захватнических аппетитов французского империализма, стремившегося тогда играть в Турции не вторую и не третью, а первую роль — не забудем, что тогда в смысле финансового и экономического влияния Франция бесспорно занимала в Турции первое место. Усиление германского влияния начинается только в следующие годы (с 1897—98 гг.). Французский империализм устами Ганото ставит вопрос не более не менее как о господстве Франции над всем бассейном Средиземного моря: «Становится все более и более вероятным, что в более или менее близком будущем главной ставкой в игре будет Средиземное море и его большой придаток — Красное море, являющийся путем из одного океана в другой. Там будут разыгрываться судьбы мира. Поэтому, если египетский и сирийский вопросы являются, по справедливости, самыми важными для Франции, она не спускает глаз также и с деятельности Англии в Марокко, где эта последняя только что получила концессию на постройку мола в Танжере — настоящем ключе к Средиземному морю». Марокко, затем — турецкие области — Сирия и Египет и побережье Красного моря — вот тот огромный территориальный комплекс, который притягивает, по словам самого французского министра иностранных дел, аппетиты [198] французкого империализма. Говоря, что «египетский и сирийский вопросы являются, по справедливости, самыми важными для Франции», Ганото отразил точку зрения определенных кругов французской буржуазии — именно колониальных кругов и интересы определенного этапа политики этой буржуазии — этапа, на котором (уже с 80-х годов) на почве борьбы за раздел последних кусков уже почти поделенного мира англо-французские отношения особенно напряглись, а франко-германские по внешности несколько смягчились. Вообще же говоря, с точки зрения общих интересов французского империализма в целом, здесь есть некоторое преувеличение. «Судьбы мира» он все же чаще предполагал решать не в борьбе против Англии в бассейне Средиземного моря, а в войне — реванше на полях Эльзаса и Лотарингии. Мысль о соглашении с Англией ради этой войны — за счет все тех же стран Востока, как нам уже пришлось отмечать в упомянутой статье в «Красном архиве», и тогда уже не была чужда французскому правительству и, в частности, тому же Ганото.

Письмо Моренгейма, написанное часто намеками и, надо добавить, очень скверным языком, представляет для читателя не-специалиста большие трудности для понимания. Поэтому считаем необходимым предпослать некоторые пояснения к отдельным местам печатаемого ниже текста.

Упоминаемая в начале письма экспедиция от 19 (7) ноября извещала об отказе царского правительства от данного, было, им согласия на расширение компетенции Управления оттоманского долга и от участия в нем русского делегата ¹. Ганото вполне правильно почуял при этом и общий поворот русской политики в сторону подготовки немедленного захвата проливов.

Дальше в письме говорится о телеграммах Шишкина от 25 (13) ноября которые успокоили Ганото. Повадимому, дело идет о телеграммах, в которых Шишкин сообщал о согласии русского правительства на английское предложение (от которого оно раньше отказывалось) обсудить необходимые для Турции реформы и меры принуждения по отношению к Турции, чтобы заставить ее их принять. В истолковании этого шага Ганото, наоборот, видимо, ошибся: он ни в коем случае не означал отказа царской России от сепаратных выступлений и, напротив, входил в качестве необходимого составного элемента в нелидовский проект захвата проливов ². В соответствии с этим успокоение Ганото оказалось весьма кратковременным ³, так что вывод Моренгейма, что этот «короткий кризис» франко-русских отношений «завершен», тоже оказался неверным, как явствует из документов, опубликованных в «Красном архиве» ⁴.

Весьма любопытны места, относящиеся к египетскому вопросу. Речь идет здесь о полумиллиардной ссуде, которую египетское правительство (а фактически — английское, стоявшее за его спиной) взяло из кассы египетского долга на расходы по экспедиции для завоевания Судана. Комиссия египетского долга (большинством голосов английского, германского, австро-венгерского и итальянского представителей против голосов русского и французского делегатов) выдала эту ссуду. Франция и Россия перенесли дело в международный смешанный аппеляционный трибунал в Александрии, где им удалось провести свой тезис о необходимости единогласных решений Комиссии долга и, следовательно, о незаконности выданной ссуды, которую египетское правительство принуждно [199] было вернуть. Ганото развивает в беседе с Моренгеймом планы дальнейших действий, сводящихся к попытке наступления на позиции Англии в Египте путем финансового давления на египетское правительство через Комиссию египетского долга.

Из плана этого фактически ничего не вышло (он был сорван Англией, предоставившей Египту заём), но для понимания египетского вопроса, политики Франции в Египте и англо-французских взимотношений там всего за несколько лет до соглашения 1904 г. план этот весьма показателен.

В. Хвостов

Письмо царского посла в Париже бар. Моренгейма управляющему министерстерством ин.дел Н.П. Шишкину ⁵.

Господин статс-секретарь.

Тотчас же по получении экспедиции от 7 (19) числа текущего месяца, которой ваше превосходительство почтили меня, я поспешил в тот же день выполнить возложенное на меня поручение к министру иностранных дел республики. Было бы очевидно бесполезным скрывать, насколько это было ему неприятно.

Несмотря на то, что он был в курсе этого, что происходит в С.-Петербурге, это на него произвело в высшей степени сильное впечатление. Он мне сообщил тогда, что он уже, будучи очень встревожен дошедшими до него сведениями, написал, в качестве последней попытки, письмо графу Монтебелло ⁶ для немедленного сообщения его вам, и он надеется, что ваше превосходительство сможете с ним познакомиться в понедельник 23 ноября. На основании сведений, очевидно, очень детальных и чрезвычайно алармистских, г. Ганото, как мне показалось, очень преувеличивал значение и последствия того, что он счел возможным определить, как «поворот политики». Я, конечно, привел самые убедительные доказательства, чтобы предостеречь его от слишком большой доверчивости к слухам, лишенным всякого правдоподобия; я напомнил ему насколько лучше он был настроен (inspire), когда он так красноречиво ограничился противопоставлением всем подозрениям оппозиции собственных публично произнесенных слов его величества. Одним этим он заставил замолчать своих противников. Я мог только посоветовать ему поступить так же и по отношению к его собственным подозрениям.

Простой факт непринятия нами предложения послать нашего представителя в Комиссию оттоманского долга, по моему разумению, нисколько не заключает в себе всех тех последствий, которые он, кажется, склонен из него выводить. «Мне нет нужды, — ответил он, —утруждать себя этими выводами; об этом достаточно заботятся у вас, и я ежедневно нахожу доказательство этого, нисколько не скрываемое — и в качестве дозволенного отголоска — в важнейших органах вашей печати, несомненно, инспирированных известными инициаторами этой новой политики изоляции, которая не допускает кого бы то ни было третьего в ваши отношения с Турцией, которую вы хотели бы монополизировать» ⁷.

Имеется ли ввиду протекторат подобно тому, как в Египте или даже как в Тунисе? И взвесили ли вы все [200] трудности а учли ответственность? Если бы еще дело касалось только нас, только Франции, — в крайнем случае, я бы это понял и, может быть, не усмотрел бы в этом ничего для нас слишком неудобного. Но не забывайте же, что мы не одни и что вы имеете дело со слишком сильным противником. Если вас даже и впустят в Константинополь, то лишь для того — будьте в этом уверены, — чтобы не дать вам оттуда выйти, ибо в тот же самый день англичане с помощью итальянцев воздвигнут в Дарданеллах Гибралтар, который запрет вам всякий выход. К тому же случай этот прекрасно ⁸, и в предвидении всех этих событий, которые неизбежно последуют из-за разлада между нами, которому уже радуются и который учитывают наши общие противники, — итальянцы, отказавшись от Триполи и Албании, остановили свой выбор на Сирии, где они уже сосредоточили две дивизии своего флота в Смирне ⁹, которую они займут немедленно, без единого выстрела. И вот в подобную-то авантюру известная партия, которую мы раз уже видели за работой перед вашей последней войной, хотела так, здорово живешь, бросить вашу страну! Нет, я хочу вам верить, и я предпочитаю быть уверенным, что она не одержит верха над советами разума и благоразумия, и я держусь за те слова императора, которые вы мне напомнили; я помню также и то, что он сказал лично мне. Только я предупреждаю вас, что в результате всего этого шума, поднятого по этому случаю иностранной прессой, которая при этом только следовала за вашей и который не замедлит вызвать эхо в нашей прессе, я жду новых запросов в палате, на этот раз со стороны радикальной партии, особенно со стороны слишком известного г. Думера — опасного противника, который в качестве министра финансов в кабинете Буржуа является представителем всех наших держателей ценностей — больших и мелких, биржевых маклеров и т. п. И вы согласитесь, что я уже не буду иметь столь выигрышного положения. Вы сильно ослабили нашу партию, которую однако, как я смею думать, в ваших интересах поддержать».

После всего этого нетрудно угадать,, как ему было представлено положение в С.-Петербурге, раз он мог притти к таким крайним выводам. Во всяком случае, это положение ему представлялось очень запутанным благодаря известным влияниям. Нужно ли вам также говорить, какое облегчение, какое благотворное успокоение произвели на следующий день ¹⁰ ваши телеграфные сообщения от 13 (25). Редко когда что-либо приходило так удивительно кстати. Г. Ганото сказал мне вчера (ибо это было вчера, в среду), что он рассчитывает воспользоваться моим сегодняшним курьером, чтобы отправить вашему превосходительству ответ на ваше письмо от 6 (18) текущего месяца. Я не знаю ни содержания этого ответа, ни содержания его письма к Монтебелло, о котором он должен был, вас поставить в известность в последний понедельник. Они были написаны под очень различными впечатлениями, и я твердо надеюсь, что последнее письмо констатирует, что все вполне успокоилось и что этот короткий: кризис завершился без больших трений. Пусть также наши так называемые органы общественного мнения не подстрекают попусту заграничные. Опасно так легкомысленно играть с подобным огнем.

Раз уж я начал говорить относительно прессы, я не премину сообщить вашему превосходительству о странном сообщении во вчерашнем «Фигаро», которое г. Ганото получил прямо из [201] редакции этой газеты я на которое он обратил, мое внимание.

Оно — из Рима — помечено позавчерашним числом и, по словам г. Ганото, исходит из собственного кабинета короля, который ради таких сообщений поддерживает квази-личные отношения с г. Кальметтом, редактором этой газеты, который, в свою очередь, имеет прямые связи с г. Ганото. Я позволил себе при сем приложить это сообщение, которое г. Ганото сопоставляет с одной статьей «Italia Militare», где говорится, что правительство решило увеличить кредиты на, морские вооружения на сумму свыше ста миллионов! Что касается Германии, «то кредиты, испрошенные на 1897—1898 гг:, равняются 153,426;000 марок. Становится все более и_более вероятным, что в более или менее близком будущем главной ставкой в игре будет Средиземное море и его большой придаток — Красное море, являющееся морским путем из одного океана в другой. Там будут разыгрываться судьбы мира. Поэтому хотя египетский и сирийский вопросы являются, по справедливости, самыми важными для Франции, она тем более не спускает глаз и с действий Англии в Марокко, где эта последняя только что получила концессию на постройку мола в Танжере — настоящем ключе к Средиземному морю. Чей мол — того и порт, и у того и сила! (or, qui dit mule, dit port, dit bort!). Франция это понимает, так как и сама действовала так же в Бизерте, чтоб сделаться «действительной хозяйкой» Туниса. Англия, повидимому, желает последовать этому примеру. Как бы то ни было, она уже встала там одной ногой и встанет и другой; она уже там, и пожелает там и остаться. Завладев Танжером и уже обладая Аденом, она будет госпожей обоих выходов н сможет менее интересоваться промежуточными опорными пунктами, имея возможность отрезать путь, кому она захочет. Я не представляю себе более серьезных вопросов, нежели этот; этот вопрос сильнее всего озабочивает Францию, и, казалось бы, он должен был бы не меньше занимать и Германию.

Г. Ганото сегодня менее обеспокоен той участью, которую ему готовит новый запрос об отношениях между Францией и Россией, но в качестве доказательства тех чувств, которые охватили страну, он прочел мне очень знаменательную статью, которую в тот же день поместил в «Matin» Г. Трарье, бывший министр последнего кабинета Рибо, под заголовком: «Почему бы нет?» и которая подготовляет поворот в сторону Англии, имея ввиду соглашение с ней, подобное соглашению с нами. Это, как вы знаете, старый тезис Шоторди, но весьма удивительно видеть его воспринятым в качестве подлинного принципа этими кругами ¹¹.

Возможно, что по приезде Монтебелло я смогу предварить эти строчки телеграммой, которая придаст им несколько ретроспективный характер.

Примите и проч. Моренгейм.

P. S. Любопытно, что статья «Matin» мне в тот же день была прислана четырьмя различными лицами, оставшимися анонимными, — очевидно, своего рода предупреждение. Странный симптом волнения умов!

Переходя к вопросу о Комиссии египетского долга, г. Ганото находит, что решение, на котором остановилось правительство хедива — взять полмиллиарда для вложения в кассу долга из своего собственного бюджета, — имеет ту хорошую сторону, что позволяет выиграть время, но лишь при условии, что время это будет использовано для [202] того, чтобы заставить саму Комиссию разрешить вопрос, может ли Египет, за. которым отрицается право производить выдачи ссуд ¹², требовать права заключать займы, ибо, рано или поздно, он будет принужден прибегнуть к этой мере, чтобы сбалансировать свой сильно пошатнувшийся бюджет. И вот, в случае отрицательного ответа, который кажется несомненным, — по крайней мере, поскольку дело идет о необходимости единогласного решения Комиссии, — уже этой последней будет принадлежать задача изучить, когда этого потребуют обстоятельства, те условия, в зависимость от которых она поставит свое согласие. Таково мнение г. Луи, французского делегата ¹³, к которому присоединяется правительство. Кажется, г. Луи старается обеспечить голос одного из членов прежнего, враждебного нам, большинства, но он не высказывается более ясно. Кредиторы не сделают ошибки. Г. Ганото мне подтвердил, что уж образовался банковский синдикат, который предложил свои услуги. Требуемые гарантии и условия конкурентов будут предварительно подвергнуты контролю полномочных держав, и всякие опасения относительно залогов территориального характера (hypotheque territoriale) были бы таким образом устранены с самого начала.

Господин министр иностранных дел соблаговолил ознакомить меня, строго конфиденциально, с интересным донесением г. Камбона, которое он вам, без сомнения, перешлет непосредственно с ближайшим курьером. Французский посланник в Константинополе сообщает там своему правительству сведения, полученные им, по его словам, из источника, вполне заслуживающего доверия, по поводу военное конвенции, которая, якобы, была заключена в прошедшем мае между Австрией и Румынией и согласно которой Румыния обязалась, в случае войны с Россией, сосредоточить на своей северной границе две дивизии под командой австрийского генерала, а остальная румынская армия под личной командой короля должна занять укрепленный лагерь под Бухарестом. Министр прибавил, что, с своей стороны, он не может гарантировать точности этих сведений, но что он считает необходимым придавать им значение, так как г. Камбону, очень осмотрительному в подобных случаях, несвойственно давать такой определенный ход слухам, которые ему не казались бы заслуживающими доверия.

Из того, что происходит во внутренних делах Франции, ничего не заслуживает нашего особого внимания. С трудом продолжается обсуждение бюджета — из-за обструкционных маневров радикалов, объединившихся с социалистами, но правительственное большинство держится хорошо и верно кабинету. И все-таки нельзя надеяться, что финансовый закон пройдет раньше рождественских каникул и таким образом страна будет избавлена от двенадцатого провизорного (месячного) бюджета ¹⁴. Нельзя быть уверенным, что министерство благополучно выпутается по возобновлении январской сессии; подоходный налог, являющийся основанием финансовой системы г. Кошери, легко может стать, по мнению многих, камнем преткновения, против которого придется бороться кабинету. Эта неудача слишком сильно коснется лично министра финансов, чтобы не повлечь за собой, по крайней мере, частичное изменение министерства. Войдет ли г. Ганото в этом случае в новую комбинацию — это, очевидно, будет зависеть, главным образом, от состава [203] будущего кабинета, но отчасти, также, от его доброй воли, которая может оказаться уже и не той. что раньше. Все это — на волю случайностей калейдоскопа (au hasard du kaleidoscope)!

Примите и проч.

Моренгейм.

Комментарии

1. См. об этом «Красный архив», т. XLVII-XLVIII, стр. 52.

2. Там же, стр. 53.

3. Там же, стр. 54.

4. Там же, стр. 54 и 68.

5. Перевод с французского. Подлинник хранится в Архиве революции и внешней политики (дело общей канцелярии мин. ин. дел, папка «Paris 1896», арх. № 139, листы 451-456).

6. Французский посол в Петербурге.

7. Подчеркнуто в подлиннике.

8. Подчеркнуто в подлиннике.

9. Так в подлиннике.

10. Подчеркнуто в подлиннике.   

11. К письму приложена упоминаемая статья, указывающая на рост англо-германских противоречий и предлагающая, ввиду наличия общего врага, заключение англо-французского соглашения, которое существовало бы параллельно с франко-русским союаом, дополняя его.   

12. Видимо, из кассы управления.

13. В Комиссии египетского долга.

14. В подлиннике «Les douziemee provisoires soient epargnes au pays».

Текст воспроизведен по изданию: Письмо А. П. Моренгейма о французской политике на Ближнем Востоке. (1896 г.) // Красный архив, № 3 (52). 1932