«Орудие, направленное против России»

Записка дипломата о Босфоре и Дарданеллах

Дарданеллы и Босфор, соединяющие Средиземное море с Черным, — своего рода «мост» между Европейским и Азиатским материками и «ключи» к Черному морю. По меткому замечанию германского историка К. Хассерта, «природа сделала здесь все возможное, чтобы облегчить задачу обороняющихся и затруднить задачу нападающих». Вопрос о международно-правовом режиме этих проливов, как никакой другой вопрос международного права, с давних пор приобрел, по утверждению французского историка Р. Пинона, репутацию лучшей школы дипломатии.

Сплетавшийся на протяжении веков клубок противоречий вокруг проливов видоизменял режим их открытия и закрытия в зависимости от соотношения сил соперничающих сторон. Вопрос о статусе проливов всегда решали сильные соответственно своим интересам. Со времени выхода России к берегам Черного моря ее дипломатия стремилась добиться благоприятного режима проливов как силой оружия, так и на путях двусторонних договоренностей с Турцией. Открывший для России Черное море и перспективу усиления в регионе Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г., ярко [5] свидетельствовавший об укреплении ее мощи, был встречен Европой с плохо скрываемым недовольством. Экспедиция Наполеона в Египет, наглядно продемонстрировавшая прямую связь между безопасностью Юга России и характером режима проливов, побудила Россию и Турцию заключить в 1798 г. договор для «сохранения целостности обоюдных владений и политического равновесия между державами». Стратегические и политические достоинства договора, впервые четко обозначившего грань между черноморскими и нечерноморскими державами, выявились в ходе успешных действий эскадры адмирала Ф. Ф. Ушакова. Это позволило продлить договор в 1805 г. Вершиной двусторонних русско-турецких обязательств, обеспечивших выгодный России статус проливов, стал Ункяр-Искелесийский договор 1833 г. Дипломатический турнир, подкрепленный военным десантом, завершился блестящей победой России, безукоризненной, по мнению русского историка С. С. Татищева, «с точки зрения права».

Западноевропейские державы приложили немало усилий, чтобы свести успехи соперницы на нет. Откровенно высказался на сей счет лорд Пальмерстон в 1853 г.: «Мы поддерживаем Турцию для нашего собственного дела и во имя наших собственных интересов». Поражение России в Крымской войне, документально зафиксированное Парижским трактатом 1856 г., отбросило ее к до кючук-кайнарджийскому периоду. Все последующие международные договоры еще больше ограничили права России как черноморской державы. Публикуемая «Записка о проливах Босфорском и Дарданельском» была составлена известным юристом и историком, непременным членом Совета российского МИД профессором международного права Санкт-Петербургского университета Федором Федоровичем Мартенсом (1845—1908) в конце января 1897 г. О записке знали в руководстве МИД, хотя Мартене составил ее по собственному почину. Основные положения записки — сопоставление условий договоров о проливах 1833, 1841, 1856, 1878 гг. и вывод о невыгодности существующего порядка вещей с точки зрения интересов России — не расходились с мнением руководства МИД по этому вопросу. Неясно, обсуждалась ли записка Мартенса на достаточно высоком уровне. Известно лишь, что она была прочтена Николаем II, как и другие записки юрисконсульта по вопросам, остро стоявшим в это время (например. Критскому). Николай II во многом согласился с Мартенсом, но заметил, что «пока только можно наметить цели нашей политики в вопросе о проливах и захват Дарданеллов, само собой разумеется, самое желательное. Но когда и как можно достигнуть этой цели — этого теперь сказать нельзя. Это вполне зависит от обстоятельств» (АВПРИ. Ф. 340. Оп. 787. Д. 3. Л. 139, 140 об., 141 об., 142).

Публикация доктора исторических наук Ирины РЫБАЧЕНОК

Записка о проливах Босфорском и Дарданельском

Настоящее политическое растройство Оттоманской империи и наглядное бессилие султанского правительства ставят ребром вопрос о судьбе Босфорского и Дарданельского проливов в ближайшем будущем ¹. Насколько несомненна неспособность турецкого правительства исполнять впредь свою историческую роль привратника проливов, настолько же несомненна для России абсолютная необходимость обеспечить за собою господствующее положение на проливах, которые могут принадлежать только одной из 2-х держав: или Турции, или России. Занятие какой-либо другой державой одного из этих проливов было бы во всех случаях casus belli со стороны России.

Здесь нет необходимости распространяться о политическом и торгово-промышленном значении для России обоих проливов, открывающих удобный путь для вывозной торговли южных хлебородных губерний нашего отечества и служащих естественным базисом для наших сношений с Дальним Востоком.

В виду возможности полного разложения Оттоманской империи ставится вопрос: какое положение должно быть создано в случае наступления катастрофы на берегах Босфора для обоих проливов? [6]

На этот вопрос, имеющий громаднейшее значение для России, были, по настоящее время, даны следующие ответы:

I. Судоходство через оба пролива должно быть признано абсолютно свободным как для военных, так и для коммерческих судов всех наций. Для лучшей охраны этих своих судов Босфор и Дарданеллы должны быть провозглашены вечно нейтральными, подобно Суэцкому каналу.

II. Оба пролива должны сохранять свой настоящий status то есть оставаться закрытыми для всех военных судов, без исключения.

III. Наконец, возможное распадение Оттоманской империи предполагает новый порядок на берегах обоих проливов. В таком случае нужно создать такой порядок, который наиболее надежным образом обеспечивает за Россией возможность пользоваться проливами для своих стратегических и коммерческих целей.

Посмотрим, насколько каждое из трех решений поставленного вопроса выдерживает критику с точки зрения законных интересов России. [7]

I.

Провозглашение полной свободы судоходства через оба пролива представляется с первого взгляда наиболее практическим решением поставленного вопроса. Насущные интересы России требуют, чтобы военный флот во всякое время мог свободно выходить из Черного моря для действий в Средиземном море и в водах Дальнего Востока. В настоящее время русский военный флот заперт в единственном незамерзающем круглый год русском море и не может подавать руки русскому, действующему в Средиземном море. Мало того: разве не в интересах России, чтобы ее военный флот на Черном море имел во всякое время возможность явиться перед Константинополем, чтобы предписать туркам наши требования?

Кроме того, с точки зрения международных законов, закрытие Босфора и Дарданелл для военных судов представляется совершенно ненормальным. Оба пролива соединяют открытые моря и потому должны быть свободны ². Можно спросить, почему сообщения между Черным и Средиземным морями ограничиваются более, нежели, например, сообщения между Балтийским и Северным морями? Ведь если указывается на особенное положение Константинополя, то нельзя не согласиться, что положение Копенгагена на Зундском проливе точно так же не безопасно, и англичане неоднократно бомбордировали датскую столицу. Однако эти нападения на Копенгаген не вызвали закрытия Зундского пролива для военных судов.

Наконец, если берега обоих проливов, Босфора и Дарданелл, будут поставлены в положение вечного нейтралитета, гарантированного всеми великими державами, а в особенности Россиею, то можно надеяться, что неприкосновенность берегов этих совершенно будет обеспечена и полная свобода судоходства в проливах для всех судов, военных и коммерческих, вполне установится на незыблемых основаниях.

Изложенное мнение настолько ясно и убедительно, что невольно подкупает. Создание для Босфора и Дарданелл положения, одинакового с Суэцким каналом, кажется на первый взгляд самым счастливым разрешением настоящего вопроса.

Однако если заняться тщательным изучением вопроса неизбежных последствий нейтрализации Босфора и Дарданелл, то нельзя не придти к тому заключению, что такая нейтрализация будет выгоднее Англии и остальным державам, нежели России. Такую меру можно допустить только comme pis-aller, но нельзя видеть в ней идеально выгодного для России решения поставленного вопроса.

В самом деле, если установится полная свобода плавания через проливы, то нельзя будет предупредить, чтобы Англия или другие морские державы не приобрели на Черном море постоянную морскую стоянку и не возвели укреплений. В 1870 г. [8] Венский кабинет предложил Англии устроить в Синопе постоянную морскую станцию «для флотов западных держав». Ввиду протеста императорского правительства указавшего на принцип закрытия проливов, Австрия должна была взять назад свое предложение. Кроме того, если Черное море будет открыто для военных судов всех наций, безопасность и спокойствие Закавказского края подвергнутся серьезным посягательствам со стороны английских агентов. Наконец, в случае войны, русские берега Черного моря подвергнутся нападениям со стороны неприятельских военных судов, которые будут свободно проходить через проливы. Нейтрализация пролив не может служить препятствием для прохода через них военных флотов воюющих с Россией держав.

Положительные невыгоды, связанные с провозглашением свободы плаваний через проливы, настолько велики, что только в крайнем случае можно согласиться на такой новый порядок. Если б Россия могла следовать примеру Англии в Египта то есть занять своими войсками Константинополь и удерживать под своею властью турецкую столицу с окрестной областью, в таком случае императорское правительство могло бы согласиться на нейтрализацию Босфора и Дарданелл, ибо оно имело бы тогда полную возможность во всякое время закрывать оба пролива военною силою

Но пока не нашелся в Константинополе удобный бунтовщик, вроде Араби паши египетского ³, и пока русское занятие турецкой столицы должно оставаться мире мечтаний и надежд, до тех пор опасно соглашаться на открытие Босфора Дарданелл для военных судов всех наций.

II.

Несравненно более убедительными кажутся доводы, обыкновенно приводим в пользу сохранения нынешнего положения вещей на проливах. В пользу это положения можно привести тексты многих международных трактатов, которые постоянно провозглашали закрытие Босфора и Дарданелл для военных судов всех государств как принцип европейского международного права. Разве следует легкомысленно опрокинуть этот принцип, столь удачно охраняющий в продолжен нескольких десятков лет безопасность русских владений на Черном море? Раз можно a coeur leger допустить иностранные военные флоты в Черное море и бросить в море ключи к проливам, которыми представляются громадные батареи в Босфорских и Дарданельских укреплениях?

К крайнему сожалению, нынешнее положение вещей на проливах совершенно не соответствует обстоятельствам, легшим в основу принципа закрытия проливов, настоящее время этот принцип в значительной степени потерял свое историческое и, вместе с тем, практическое для России значение.

Действительно, когда император Николай I провозгласил в 1833 г. в знаменитом Ункяр-Искелесийском трактате с Турцией ⁴ закрытие Дарданельского пролива для иностранных военных судов, он признавал в этом начале «замену» союзной помощи которую Порта должна была бы оказывать России против ее врагов. Этот принцип был направлен, в частности против Англии. Но трактат 1833 г. ни единым словом запрещает русским военным судам свободно проходить через Босфор.

Когда император Николай I, под давлением обстоятельств, отказался от возобновления союзного трактата с Турцией 1833 г. ⁵, он решился, взамен этого союза, создать для русских берегов на Черном море особенную гарантию в виде закрытия обоих проливов для всех военных флотов. Вот цель и содержан знаменитой «конвенции о проливах» 1841 г. ⁶.

Граф Нессельроде во всеподданнейшем отчете 1841 г. в следующих словах определяет цель и значение «Convention de detroits»: «Cet acte n'avait d'autre but pour, que L^, interdiction de la Mer Noire a tout autre pavilion de guerre que le notre, et cette garantie de securite que nous n'avait ete donnee que pour 8 ane (par le Traite d'Ounkiar-Jskelessi) sans meme avoir ete admise par tous les autres Cabinets, nous venons de la faire reconnaitre Legalement et universellement, comme une garantie permanente) («Конвенция о проливах»: «Этот акт не имел другой цели для нас, кроме закрытия Черного моря для всех иностранных военных флотов, кроме нашего, и эта гарантия безопасности, которая дана только на 8 лет (по условиям Ункяр-Искелесийского договора) даже без подтверждения всеми другими кабинетами, только что признана законною и всеобщею, как постоянная гарантия.). [9]

Итак, император Николай I был убежден в том, что конвенция о проливах удачно заменила русско-турецкий союз 1833 г. и, поставив покорную в отношении России Порту привратницею проливов, обеспечила полную безопасность русского побережья на Черном море. Самому императору пришлось убедиться в ошибочности этого расчета: союзные английский и французский флоты свободно прошли в 1854 г. через оба пролива ⁷. На Парижской же мирной конференции была подписана особенная конвенция от 30-го марта 1856 г. ⁸, в силу которой вновь подтверждается закрытие Босфора и Дарданелл для военных судов всех народов. Но в этом акте уже прямо сказано, что «пока Порта будет находиться в мире», она не смеет пропускать ни одного иностранного военного судна через оба пролива.

Следовательно, если Порта состоит в неприязненных отношениях с Россией, то имеет законное право пропустить через проливы военный флот своей союзницы, например, Англии. Этого мало, на основании Лондонской конвенции 1871 г. ⁹ Порта имеет право «открывать сказанные проливы в мирное время для военных судов дружественных и союзных держав, в случае если Высокая Порта будет это считать нужным, дабы обеспечить исполнение постановления Парижского трактата 30 марта

Это чрезвычайно важное постановление было подтверждено, как обязательное, Берлинским трактатом 1878 г. ¹⁰ (ст. XLIII) и действует по настоящее время.

Теперь спрашивается, в чем заключается в силу ныне действующих международных трактатов принцип закрытия Босфора и Дарданелл?

На точном основании приведенных постановлений, стоит только английскому флоту в Безикской бухте взять на себя роль защитника Парижского и Берлинского трактатов, чтобы иметь законное право требовать свободного пропуска через Дарданеллы и Босфор. Если султан признает эту роль за великобританским флотом, то ни Россия, ни другие великие державы не имеют даже права протестовать против открытия проливов!

Лондонская конвенция 1841 г. вменяет султану в обязанность соблюдать «непреложное начало» о закрытии проливов для всех военных судов; Лондонская конвенция 1871 г. предоставляет Порте право, «буде считает нужным», пропускать военные суда дружественных держав. В 1841 г. право турецкого правительства пропускать военные суда, в случае войны, только подразумевалось, но не было выражено; в 1871 г. за султаном было признано право, даже во время мира, пропускать столько военных судов, сколько он признает нужным для защиты Парижского трактата 1856 г.». [10]

III.

На основании только что приведенных международных постановлений не подлежит сомнению, что принцип закрытия Босфора и Дарданелл обратился в руках западных великих держав в орудие, направленное против России. Еще менее вызывает сомнение тот неопровержимый факт, что первоначальная цель, положенная императором Николаем I в основание «Convention des detroits» уже давным давно х исчезла. Никто не станет спорить против полного отсутствия в настоящее время той «garantie permanente» и «garantie de securite», которой императорское правительство в 1841 г. вправе было ожидать от закрытия проливов для всех военных судов. В настоящее время Порта имеет множество законных предлогов для свободного пропуска иностранных военных судов.

Такое чрезвычайно невыгодное положение России на проливах стало в последнее время невыносимым по причине полнейшей несостоятельности султана в качестве поставленного императором Николаем I привратника проливов. В настоящее время не подлежит ни малейшему сомнению, что ни форты Дарданельские, ни батареи Босфорские не в состоянии остановить какие бы то ни было военные суда, желающие пройти через оба пролива. Таково заключение, к которому пришел знаменитый инженер-генерал Brialmon, исследовавший в 1892 г. по поручению султана Абдул-Гамида укрепления на обоих берегах Босфора и Дарданелл. «De ces faits», пишет генерал Бриальмон, «on conclura que la defence du Bosphor dans leure etat actuel, ne pourraient empecher une flotte cuirassee venant de la Mer Noire de s'embaucher devant Constantinople. «Les defences des Dardanelle ne sont pas moins incompletes ni moins defectuese». (перевод: «Из этих фактов, пишет ген. Бриальмон, можно заключить, что защита Босфора в его нынешнем состоянии не может помешать бронированному флоту, пройдя Черное море, захватить Константинополь». «Оборонительные сооружения Дарданелл не менее неполны и неисправны».) (Les defences des cotes et des tetes depent permanentes par le general Brialmont. Bruxelles 1896, p. 149 (прим. документа. — И. P.))

На основании этих слов, флот из броненосцев свободно может пройти через оба пролива.

Этого мало. Автору настоящей записки знаменитый бельгийский инженер сказал в январе сего года следующую знаменательную фразу: «Et bien, cher monsieur, je m'engage sur un seul moniter de passer les deux detroits sans risquer le moindre danger serieuse». (перевод: «Ну что ж, мсье, я обязуюсь на единственном мониторе пройти оба пролива без риска малейшей серьезной опасности»)

Такое предложение со стороны 78-летнего старика имело вид почти бравады. Но когда он объяснил жалкое состояние турецких укреплений на обоих проливах, когда он рассказал, что турецким артиллеристам, занимающим эти укрепления в продолжении многих лет, запрещено, под страхом строжайшего наказания, производить из крупповских пушек хотя бы один выстрел, ибо султан не выносил гула пушек, когда генерал Бриальмон доказал, что можно пройти близ берега благодаря глубине вод, под самыми выстрелами, почти в безопасности, тогда стало понятно, что генерал серьезно относится к своему предложению.

При таком состоянии турецких укреплений на обоих проливах не может быть и речи о фактическом закрытии последних для военных судов какой-либо европейской державы. В виду же вышеприведенных постановлений международных трактатов, законное закрытие Босфорского и Дарданельского проливов исключительно существует на бумаге, как гипотеза, которою могут увлекаться представители науки, но не люди дела.

В настоящее время не может быть сомнения, что турецкое правительство и не сможет, и не захочет остановить какой-либо иностранный флот: не сможет, ибо из крупповских пушек в укреплениях на Босфоре и Дарданеллах турецкие артиллеристы стрелять не умеют; не захочет, ибо, в сознании полного своего бессилия, оно устрашится вызвать гнев любой великой державы, действующей энергично и смело.

В виду таких обстоятельств возникает вопрос: какую действительную пользу имеет Россия от «непреложного начала» закрытия Босфора и Дарданелл для военных судов всех наций? [11]

На поставленный выше вопрос может быть, в настоящее время, только один ответ: принцип закрытия проливов может, во всякое время, быть нарушен Англией, или всякою другою великой державою. По вышеприведенным соображениям нельзя желать сохранения нынешнего status quo на проливах, потому что он нисколько не обеспечивает неприкосновенности русских владений на Черном море.

Но если нельзя, сложа руки, полагаться на уважение со стороны Англии «непреложного начала» закрытия проливов для военных судов и если, с другой стороны, провозглашение вечного их нейтралитета должно быть допущено только как pis-aller, то каким же способом можно действительно охранить интересы России на обоих проливах?

В блестящих традициях русской политики в царствование императора Николая I можно найти путь и средства для разрешения поставленного современной жизнью вопроса.

В основание начала закрытия проливов император Николай I положил мысль об охранении этим удобным способом безопасности русских владений на Черном море. Вместе с тем, эта мера оставила Россию и, рядом с нею, разлагающуюся Турцию полными хозяевами на всем пространстве этого моря. Если в этом заключалась основная мысль закрытия проливов и если она сослужила свою службу России, то только в крайнем случае можно отречься от начала, столь торжественно провозглашенного императором Николаем I.

Напротив, следует возвратиться к той основной мысли, которая вызвала к жизни Лондонскую конвенцию 1841 г. и улучшить этот международный акт исключительно в виду интересов России. Коренной недостаток этого акта заключается в том, что Россия не получила никакого средства наблюдать за действительным закрытием обоих проливов для военных судов. Соблюдение этого начала поставлено в полную зависимость от доброй воли или фактического бессилия турецкого правительства.

Такое положение не может продолжаться, в особенности ввиду нынешнего состояния Турции, когда каждую минуту может наступить ликвидация ее владычества на Мраморном море.

Ближайшею задачей русской политики представляется следующее положение: при сохранении принципа закрытия проливов для военных судов, обеспечить практическим способом непреложное исполнение этого правила со стороны Турции. Эта же задача может быть разрешена только единственным способом: приобретением Россиею, при входе в Дарданельский пролив, какого-нибудь пункта, в виде pied-a-terre или морской и укрепленной станции.

В этом отношении Дарданельскому проливу должно быть отдано преимущество перед Босфорским, потому что только закрытие Дарданеллов русскою военною силою [12] могло бы предупредить вступление английского флота в Мраморное море и обстреливание Константинополя. Если же Россия ограничится занятием какого-либо пункта на Босфоре, то Англия, заняв Дарданеллы, может запереть русский флот в Черном море.

Право занять определенный пункт на Дарданельском проливе Россия может приобрести двояким образом: или фактическим, или юридическим. Фактическое занятие такого пункта русскими военными силами может быть вызвано непреодолимою силою обстоятельств и во всякое время. Новая резня на улицах Константинополя может вызвать падение султанского правительства и полную анархию во всей Оттоманской империи. В таком случае русские военные силы должны предупредить появление в Мраморном море всякого иностранного, и в частности, английского флота.

Когда граф Нессельроде во всеподданнейшем докладе от 7 января 1833 г. разбирал всевозможные случайности последствий наступления Магомета-Али Египетского на Константинополь и распадения Турции, он доказывал, что Россия во всяком случае должна быть готова заставить султана подчиниться ее воле. Император Николай I начертал на этом докладе следующие слова:«Lе crois qu 'il у a un moyen encore dont il n'est pas fait mention ici et qui est plus efficace que les autres: c'est celui d'occuper immediatement les chateaux d'Europe tant au Bosphore qu'aux Dardanelle. et ce qui nous offre une position avantageuse contre les intentions possibles et probables des Francais et des Anglais». («Я думаю, что есть одно средство, еще не получившее здесь поддержки и которое более эффективно, чем другие: это немедленная оккупация укреплений как на Босфоре, так и на Дарданнелах, и это то, что дает нам преимущественные позиции против возможных и вероятных намерений французов и англичан»)

Да позволено будет думать, что случай, предвиденный в 1833 г., может представиться и в 1897 г. Только вместо двух могущественных врагов Россия будет иметь против себя только одного врага — Великобританию. Второй же противник 1833 г. состоит в 1897 г. ближайшим союзником и другом России.

Кроме фактического завладения Дарданельским проливом имеется еще возможность юридического занятия форта на Дарданеллах с разрешения самого султана. Такое решение поставленной задачи — самое желательное и оно может состояться одним способом — заключением между Россией и Турцией секретного союзного трактата, в силу которого султан предоставил бы своему союзнику — России — право, при наступлении определенного момента, занять своими военными силами Дарданельский пролив. В основание такого союзного трактата должны бы лечь следующие 2 положения:

во-1-х) Россия гарантирует султану неприкосновенность его владений и прочность его престола и [13] во 2-х) Россия имеет право принимать все меры, обеспечивающие за нею возможность поддерживать начало закрытия проливов для иностранных военных судов.

Подобный союзный акт, подписанный при соблюдении величайшей тайны, самым действительным образом обеспечил бы за Россией право и возможность поддерживать закрытие проливов и предупреждать все неприятные для нас сюрпризы как со стороны султанского сераля, так и со стороны уличной черни Константинополя.

В 1833 г. подобный союзный трактат был подписан после двух заседаний уполномоченных обоих держав. Тогда сам султан Махмуд подал мысль о заключении союза с Россией и благодаря этому союзу в апреле 1833 г. в Буюкдерской бухте стояло 20 русских линейных кораблей, а на противоположном азиатском берегу находилась русская армия в 10 тысяч человек.

Если русской политике конца XIX в. суждено столь же удачно разрешить свои задачи на берегах Босфора и Дарданелл, то ее заслуги не изгладятся из благодарной памяти народа.

_____________________

Все вышеизложенные соображения можно свести к следующим положениям:

I. Объявление свободы судоходства через проливы Босфорский и Дарданельский для военных судов всех флагов не есть самое желательное решение вопроса.

II. Провозглашение вечного нейтралитета обоих проливов и их берегов не обеспечивает надлежащим образом неприкосновенность владений России на Черном море.

III. Нынешнее закрытие проливов для военных судов совершенно несостоятельно, ибо ни турецкие батареи, ни султанское правительство не в состоянии остановить военные суда, желающие прорваться через проливы в Мраморное и Черное моря.

IV. Россия должна получить право контроля над проливами и Дарданельским в особенности.

V. Достижение этой цели возможно или посредством фактического занятия стратегического пункта на Дарданеллах, или же посредством союзного трактата с Оттоманскою империею.

31 января 1897 г.

Ф. Мартенс.

ГА РФ. ф. 543. On. 1. Карт. XXVI. Д. 668. Л. 70—84.

Подлинник — машинопись, подпись — автограф.

Комментарии

1. Имеется в виду ближневосточный кризис 1894—1898 гг. Проводившаяся правительством Турции политика геноцида армянского населения империи привела к массовым народным волнениям в 1890-1893 гг., жестоко подавленным осенью 1894 г. Они стали детонатором освободительного движения и в части европейских владений Турции. На Крите оно вылилось в вооруженное восстание и греко-турецкую войну. Сочетание политики султанского правительства, национально-освободительного движения христианского населения империи и совокупность противоречий между великими европейскими державами на Ближнем Востоке породило международный кризис. Стратегией политики правящих верхов России на Ближнем Востоке в 80—90-е годы XIX в. было стремление сохранить статус-кво, поддерживать до поры до времени целостность [14] Оттоманской империи. Главным звеном проблемы оставался вопрос о статусе Черноморских проливов. Угроза развала Оттоманской империи и вторжения в проливы флотов иностранных держав под предлогом наведения «порядка» (английская эскадра почти постоянно крейсировала у входа в Дарданеллы) побудила российский МИД неоднократно официально заявлять о том, что Россия не допустит нарушения условий договоров, гарантирующих ей закрытие Дарданелл и Босфора, а в случае входа иностранных военных кораблей в Дарданеллы сочтет себя обязанной заменить эти гарантии материальным залогом, обеспечивающим ее безопасность на Черном море.

2. В международном праве различают три категории проливов: проливы, соединяющие открытые моря и океаны и имеющие значение мировых водных путей (Гибралтарский, Ла-Манш и др.); проливы, являющиеся единственными удобными выходами из закрытых морей в открытые (черноморские, балтийские); проливы, соединяющие два моря, одно из которых — внутреннее море прибрежного государства (Керченский). Правовой режим проливов первой категории основан на принципе свободы открытого моря, плавание торговых судов и военных кораблей ничем не ограничено; режим проливов третьей категории определяется юрисдикцией государства, которому принадлежит побережье внутреннего моря, и совпадает с режимом внутренних вод; правовой режим проливов второй категории должен регулироваться только прибрежными государствами, как наиболее заинтересованными в свободе торгового мореплавания и национальной безопасности. На практике, применительно к черноморским проливам, их режим определяется многосторонними конвенциями при участии неприбрежных держав.

3. Имеется в виду Мухаммед-Али (Мехмет-Али) (1769—1849)— правитель Египта (1805—1848). Родом албанец, уроженец г. Кавалла. Турецкий военачальник, предводитель албанских отрядов во время франко-турецкой войны в Египте (1798— 1801). После Каирского восстания 1805 г. избран шейхами пашой Египта и утвержден турецким правительством султана Селима III наместником Египта. В 1807 г. отразил английское нападение на Египет; в 1809 г. расправился с руководителями народного движения; в 1811г. стал полновластным правителем Египта, признавая сюзеренитет султана Махмуда II лишь формально. Вел многочисленные завоевательные войны (Аравия, Восточный Судан) и две войны с турецким султаном. Во время первой (1831— 1833) присоединил к своим владениям Палестину, Сирию, Ливан. Махмуд II, не получив поддержки от Англии и Франции, попросил помощи у России. Ее дипломатическое выступление и десант, высадившийся на Босфоре в марте 1833 г., остановили наступление египетской армии на Константинополь. По Кютахийскому соглашению между султаном и пашой Сирия и Палестина перешли под управление Мухаммеда-Али, за что он признал себя вассалом Махмуда II.

4. Ункяр-Искелесийский договор 1833 г. — соглашение о дружбе и оборонительном союзе между Россией и Турцией сроком на 8 лет, подписанный 26 июня (8 июля) в Константинополе (Стамбуле). Угроза распада Оттоманской империи в ходе первой турецко-египетской войны 1831— 1833 гг., возможность создания сильного государства под властью Мухаммеда-Али, установление преобладающего влияния Франции на Ближнем Востоке и невыгодного России режима проливов заставили правительство Николая I активно поддерживать Махмуда II в расчете на укрепление собственного политического влияния в Турции. Во время пребывания 14-тысячного русского военного десанта в местечке Ункяр-Искелеси велись дипломатические переговоры, завершившиеся заключением договора. Он подтверждал Адрианопольский трактат 1829 г. о свободе торгового судоходства через проливы России и всех держав, состоявших в дружбе с Портой; обязывал Россию оказывать Турции поддержку вооруженной силой, налагая на последнюю обязательство (взамен военной помощи) в случае войны закрыть по требованию России Дарданелльский пролив для всех иностранных военных кораблей.

5. Неудовлетворенность и Махмуда II, и Мухаммеда-Али Кютахийским соглашением, а также подстрекательская политика Англии вызвали вторую турецко-египетскую войну (1839—1841). Успехи египетского паши побудили великие европейские державы, за исключением Франции, вмешаться в конфликт на стороне султана. Англия, Австрия, Пруссия и Россия договорились о совместной военной помощи Турции. Сыграв на стремлении Николая I изолировать Францию, откуда, по его мнению, веял дух «революционной заразы», лорд Пальмерстон убедил царя заменить Ункяр-Искелесийский договор соглашением четырех держав с Турцией. 3(15) июля 1840 г. была подписана Лондонская конвенция. В результате вооруженной интервенции с участием флота и десанта Англии и Австрии, вынудившей Мухаммеда-Али капитулировать, был установлен новый статус Египта. Конвенция 1840 г. утратила силу; возникла формальная необходимость замены ее новой, регулирующей режим проливов.

6. Лондонская конвенция о проливах была подписана 1 (13) июля 1841 г. представителями Англии, Австрии, Пруссии, России, Турции и Франции. Заменила русско-турецкий Ункяр-Искелесийский договор, срок которого истекал в 1841 г., международной регламентацией режима проливов. Подтвердила принцип закрытия проливов для иностранных военных судов, включая Россию, в мирное время. Означала утрату преимущественного положения России в проливах. Надежда Николая I вбить клин между Англией и Францией, отстранив последнюю от крупных политических дел, не оправдалась. Грубейший просчет царской дипломатии положил начало коллективному вмешательству нечерноморских держав в правовой режим проливов.

7. Полная несостоятельность Лондонской конвенции 1841 г. в деле обеспечения государственной безопасности России на Черном море стала вскоре очевидной. В середине сентября 1853 г., до объявления Турцией войны России, англо-французская эскадра вошла в Босфор под предлогом защиты султана. После разгрома в сентябре 1853 г. адмиралом П. С. Нахимовым турецкого флота при Синопе, несмотря на то, что Англия и Франция, с одной стороны, и Россия — с другой, находились в состоянии мира, англо-французский флот в ночь на 23 декабря 1853 г. (4 января 1854 г.) прошел Босфор и вступил в Черное море.

8. Парижский мирный договор, подписанный 18 (30) марта 1856 г., завершил Крымскую (Восточную) войну 1853— 1856 гг., которую Россия вела против коалиции Англии, Франции и Турции за господство на Ближнем Востоке. Поражение в войне и назревание в стране революционной ситуации заставили царское правительство принять предъявленные в ультимативной форме выработанные союзниками еще в ходе войны условия, включавшие нейтрализацию Черного моря, что ущемляло государственный суверенитет России. Парижский договор подтверждал Лондонскую конвенцию 1841 г. о режиме проливов, но, по существу, их закрытие приобретало односторонний характер, так как России запрещалось иметь на Черном море военно-морские арсеналы и содержать сильный флот. Парижский мир ослабил позиции России в Европе и на Ближнем Востоке и привел к обострению восточного вопроса.

9. Лондонская конвенция 1871 г. (Договор об изменении некоторых статей Парижского трактата 1856 г.) подписана 1 (13) марта представителями России, Турции, Германии, Австро-Венгрии, Англии, Италии и Франции в результате работы конференции этих держав, созванной для рассмотрения циркулярной депеши министра иностранных дел России А. М. Горчакова от 19 (31) октября 1870 г. Разгром Франции Пруссией, заинтересованной в нейтралитете России и обещавшей за это поддержку в вопросе о пересмотре Парижского трактата, позволил российской дипломатии выступить с заявлением об отмене решения о нейтрализации Черного моря и добиться в ходе конференции восстановления там суверенных прав России. Однако установленный Лондонской конвенцией 1841г. и Парижским договором 1856 г. режим проливов не только не был пересмотрен, но, напротив, дополнен статьей, ухудшавшей положение России, поскольку уравнивал в правах черноморскую державу, для которой проход через проливы имел жизненно важное значение, с нечерноморскими.

10. Подписан 1 (13) июля 1878 г. представителями Англии, Австро-Венгрии, Германии, Италии, России, Франции и Турции на международном конгрессе, созванном для пересмотра Сан-Стефанского мирного договора, завершившего русско-турецкую войну 1877—1878 гг. Изменив условия договора в ущерб России и славянским государствам на Балканах, Берлинский трактат подтвердил правовое положение проливов, установленное Лондонской конвенцией 1871 г. Закрытие их для военных кораблей всех держав, в том числе и черноморских, в ряд которых теперь вошли Болгария и Румыния, по-прежнему не гарантировало безопасности этих государств, сохраняло угрозу вторжения иностранного флота в Черное море. Выдвинутая Англией оговорка, ограничивающая ее обязательства по вопросу о закрытии проливов исключительно обязательствами в отношении султана, создавала возможность юридического обоснования вторжения в проливы и Черное море. Русская сторона рассматривала обязательства как коллективные, равнообязательные для всех участников. Берлинский конгресс не вынес решений по англо-русскому спору о толковании договора. Позиция России получила признание при заключении «Союза трех императоров» (Германии, Австро-Венгрии и России) 1881 г., при его возобновлении в 1884 г. и в русско-германском договоре 1887 г., дававших России известную гарантию против угрозы вторжения английского флота в Черное море.

Текст воспроизведен по изданию: «Орудие, направленное против России» Записка дипломата о Босфоре и Дарданеллах // Источник. Документы русской истории, № 1 (14). 1995