ЧИХАЧЕВ П. А.

Турция в изображении Мирэ.

I

В нашу эпоху, когда политическое лицо мира стремительно претерпевает самые удивительные метаморфозы, за которыми трудно уследить, а тем более понять их, особенно важно видеть разницу между происходящими в государствах изменениями, которые мы можем непосредственно наблюдать, и теми, о которых мы узнаем из отдельных сведений, противоречащих нашим представлениям о странах, где якобы эти непонятные явления совершаются.

Если подобные сведения касаются только событий, удовлетворяющих лишь любопытство толпы и которые ни к чему не обязывают, то их относят к безвредным вымыслам, могущим вызвать не более как временное раздражение обманутых и излечить от наивности. Но дело обстоит совсем иначе, когда обман приводит к материальным жертвам, которые никакое позднее раскаяние не может возместить. А ведь со времен знаменитого открытия новой обетованной земли Икарии (В 1840 г. французский публицист Кабе (Cabet) опубликовал книгу «Путешествие в Икарию», в которой проповедуется утопический коммунизм, построенный в вымышленной стране Икарии) легковерная французская публика не получила ничего более странного, нежели сообщение господина Мира о Турции. Турция Мира намного отличается от прежней Турции, которая стоила Европе огромных сумм; Турция Мира, напротив, становится источником необыкновенных барышей пожелавшим содействовать ее укреплению и согласившимся на скромный девятипроцентный доход.

Чтобы уверить мир в том, что новая Оттоманская империя способна сдержать свои прекрасные обещания, г-н Мирэ предъявил публике свидетельство, выданное Турции самой же Турцией. Этот драгоценный документ, воспроизведенный всеми крупными газетами Парижа, должен положить начало новой империи, возникновение которой является тем более неожиданным, так как произошло в тот момент, когда Европа, полагавшая, что имеет одну Турцию, оказывается, располагает двумя Турциями. [190]

II

До 1860 г. многие имели несомненно простительную слабость принимать всерьез утверждения целого легиона публицистов и государственных деятелей, представлявших Турцию в течение почти века в виде ветхого сооружения, обширные и пустынные пространства которого лежат в прекрасных районах планеты, однако они обречены на разорение и лишены всякой перспективы до тех пор, пока будут оставаться в роковом загоне. Такие мрачные предсказания, изложенные во многих серьезных трудах, основывались на многочисленных соображениях. Напомним лишь о некоторых:

1. Восстановление Турецкой империи морально невозможно без полного слияния проживающих в ней национальностей, потому что угнетенные народы имеют там наибольшие шансы для развития и лучшего будущего.

2. Турки никогда не пойдут на слияние, равносильное для них смертному приговору из-за бесспорного превосходства христиан и той власти, которую оно бы им обеспечило над турками. Слияние превратило бы победителя в побежденного. Действительно, как только христиане получат все гражданские я политические права, они тут же станут хозяевами государственной власти и двигателями благосостояния страны. Если бы комплектование турецких полков офицерами осуществлялось по принципу открытого конкурса, то все офицеры-христиане испытывали бы гораздо больше симпатии к своим единоверцам вне армии, чем к своим старшим по чину сослуживцам-мусульманам. Флот подпадает исключительно под начальство греков, настолько искусных и смелых моряков, насколько турки не обладают этими качествами. Наконец, финансы, промышленность и торговля перешли бы в руки райя, а мусульманам осталась бы роль чисто номинальная и пассивная. Как бы нация ни была ослеплена, возможно ли, чтобы она согласилась сама лишить себя собственных прав?

3. Не имея возможности принять добровольно условия, необходимые для возрождения Турции, она никогда не пойдет на вынужденную и противоестественную жертву, пока Европа рассматривает ее как совершенно самостоятельную державу. Итак, было бы нелепо и наивно верить обещаниям страны, которая не в состоянии их выполнить, не погубив себя. С момента, когда эти обещания были необдуманно даны и им наивно поверили, прошло 20 лет. С тех пор Европа и Турция по отношению друг к другу все время играли роли обманщика и обманутого, а прежний порядок оставался под иным названием.

4. Из этого естественно и неизбежно вытекает, что Турция, предоставленная исключительно мусульманскому режиму, который является самоотрицанием всякого интеллектуального и прогрессивного элемента, оказалась в весьма плачевном [191] состоянии. Чтобы составить себе, представление о гигантских развалинах, называемых Оттоманской империей, ее следует изучать не по официальным или официозным сообщениям, а непосредственно на месте. Когда проезжаешь по самым отдаленным и в то же время самым красивым и богатым провинциям, то цепенеешь от могильного безмолвия, царящего в этом величественном уединении. Эта тишина нарушается лишь падением осколков, ежеминутно отваливающихся от векового здания, или ударами молота жалких тружеников, денно и нощно его разрушающих. А ведь среди разрушителей мы можем обнаружить и его хранителей, облеченных самыми различными титулами и должностями, начиная от самых мелких чиновников. Так, августейший глава правоверных поглощает для своего личного удовлетворения около седьмой части всего дохода империи (300 млн. фр. максимум). Поскольку расходы двора были определены султаном Махмудом в 40 млд. фр., которые постоянно перерасходовались его наследниками, то получается, что государь страны, доход которой относительно к ее населению (30 млн. человек) является самым низким в Европе, тратит на себя больше, нежели самые богатые монархи мира. Королева английская, например, располагает лишь 396500 ф. ст., т. е. двухсотой частью государственного дохода — 65477 284 ф. ст. Нет среди наиболее крупных трат на содержание двора европейских государств таких, которые равнялись бы сумме, расходуемой турецким монархом. В Австрии этот расход в среднем 8 млн. флоринов и составляет тридцать пятую часть дохода империи (282 540 723 флорина). Во Франции (максимум 40 млн. фр., включая все дотации членов императорской фамилии) он составляет почти пятидесятую часть государственного дохода (1 882 957 778 фр.). Даже в России, где такой расход может быть самым высоким в Европе (10 млн. руб.), он составляет двадцатую часть государственного дохода (200 млн. руб. серебром) (Все данные о доходах и расходах дворов европейских стран заимствованы из работы г-на Ж.-Ф. Колба «Handbuch der verleichenden Statistic». Эта работа самая новая (1860) и, возможно, самая добросовестная, которая сейчас имеется по этому вопросу.).

Так как в Турции ничто не ограничивает расходы ее государя, естественно не получающего уроков политической экономии от жен гарема, то турецкое правительство, если даже оно пожелает сократить государственные расходы, никогда не сделает этого в ущерб священному представителю пророка. Между тем тот, кто знаком с традициями восточных принцев, прекрасно знает, что им немыслимо что-либо изменить в своем быту, не подвергшись судьбе знаменитого римского гастронома Апициуса, умершего от огорчения, когда он, раздав долги, узнал, что впредь сможет расходовать на свой стол лишь 1 млн. фр. в год. [192]

Но желательные или обещанные сокращения расходов не могут также с каким-либо успехом быть применены и к сановникам. А только о них и должна была бы идти речь, так как низшие чиновники настолько плохо Оплачиваются, что их вознаграждение напоминает вексельную, невероятно малую сумму, которую правительство выдает я а обездоленное население. Сократив содержание сановников (по крайней мере 30 министров и 120 мюширов, или маршалов), которые вместе получают 31 млн. фр:, т. е. более одной двенадцатой доли государственного дохода (Так было два года назад (в 1858 г.) во время моего последнего путешествия в Турцию. И если некоторые цифры с тех пор изменились, то это лишь номинально и внешне, как всегда бывает с так называемыми реформами в Турции. А ежегодно жалованье каждого министра составляло 250 тыс. фр., а каждого маршала — 200 тыс. фр., что даст в сумме 31 500 тыс. фр.), добьются, вероятно, лишь одного результата — незаконные поборы пашей станут еще разорительнее. Учитывая отсутствие всякого действенного контроля со стороны центральных властей, они не замедлят восполнить потери за счет своих подчиненных. Это предположение весьма вероятно, если учесть, что и это жалованье, независимо от его колоссального размера, — лишь малая доля дохода, который приносит занимаемая должность. В силу привычки и безропотности (а это стало совершенно естественным явлением) почти во всех провинциях (пашалыках) сумма такой позорной ренты столь же хорошо известна населению. Она принимается им как доходы от какого-либо имения или хозяйства. Из бесчисленного множества приведем лишь один пример. Когда мы были в Эрзуруме (в 1858 г.), все знали и открыто говорили, что обширная провинция, центром которой был этот город, приносит паше ежегодный доход в 4 млн. пиастров (около 800 тыс. фр.). Его Превосходительство находил необходимым и приятным присоединять их к 200 тыс. фр. своего жалованья. Когда в Турции такое положение стало устойчивым и оно не поддается изменениям без полного разрушения здания, то нет ничего более нелепого, как надеяться укрепить это здание частичным ремонтом. Поэтому у Турции, которая скатилась к крайней точке наклонной, что неотвратимо влекло ее к полному исчезновению, оставался лишь отчаянный выход: оттянуть роковой исход, продаваясь подороже, даже если при этом она распоряжалась уже проданными ценностями. Именно подобное зрелище Турция являет собой ныне удивленной Европе, зрелище тем более удручающее и унизительное, ибо независимое государство никогда еще не попадало в такое положение. В самом деле, впервые мы видим обширную империю, оказавшуюся под опекой не иностранного правительства, а компании дельцов, цель которых — во что бы то ни стало продлить хотя бы на несколько лет ее агонию. [193]

Такова Турция, к которой Европа привыкла со времен Турнефора и до наших дней. А рядом с этой умирающей Турцией, как по волшебству, возникает Турция Мирэ и именем своего покровителя представляет себя как единственную подлинную Турцию.

III

Нет ничего лаконичнее и проще, нежели аргументы, которыми пользуется г-н Мирэ, чтобы доказать Европе законность такой претензии, а также убедить ее в том, что все прежние сведения о Турции были лишь заблуждением, иллюзией, предрассудком (См. описание административного, финансового и политического положения Турции, опубликованное г-ном Мирэ во всех крупных газетах Парижа, в том числе и в «Revue des deux Mondes» от 15 декабря 1860 г.). Секрет его диалектики состоит прежде всего в замалчивании или полном отрицании некоторых фактов, которые ему мешают. То, что до сих пор всеми рассматривалось как доказательство слабости, несостоятельности и деспотизма турецкого правительства, г-н Мирэ выдает за свидетельство его силы, мудрости и филантропии. Достаточно г-ну Мирэ найти в законах империи или в обещаниях зафиксированные известными хартиями (Гюльхане и Хатти хумаюн) либеральные и терпимые положения, чтобы сделать вывод, что они укоренились в стране, процветают и развиваются. Такая аргументация дает то неоспоримое преимущество, что избавляет от утомительных изысканий по стране и позволяет изучать турецкую империю в кабинете г-на Мирэ или в канцелярии его симпатичного друга — великого визиря. Тем, кто в подтверждение несостоятельности турецкого правительства ссылается на факт, что богатейшие естественные ресурсы империи веками остаются неиспользованными, г-н Мирэ отвечает, что именно существование этих ресурсов доказывает, что провидение уготовило Турции блестящую судьбу (sic!).

До наших дней также полагали, что если различные враждующие национальности, находящиеся в течение многих веков под мусульманским скипетром, оставались безмолвными и покорными, то это потому, что, лишенные любых прав и доведенные до бессилия, они томились в глубоком оцепенении и пребывали в том торжественном покое, который никогда не покидает гробницы и небытие. А г-н Мирэ объясняет это, заявляя, что если турецкое правительство так долго сохранило власть над христианами, то оно обязано этим лишь своей умеренности и уж одно это доказывает, что оттоманское правительство обладает большой жизненной силой (sic!)..

Но и это еще не все. Г-н Мирэ нам сообщает, что «Турецкая империя далеко не истощенная страна. Наоборот, она менее других стран обременена налогами, так как налог [194] колеблется от 5 до 1,5 процентов, а его общая сумма составляет 275-300 млн. фр. при населении 30 млн. человек, т. е. по 10 фр. с человека; в Англии же он равен 55 фр., в Австрии — 30 фр.».

Из этого г-н Мирэ заключает, что сравнительно небольшие размеры налога и национального дохода убедительно доказывают, что если турецкое правительство не получает больше, то лишь потому, что оно не хочет больше требовать у населения, впрочем вполне способного принести государству гораздо больший доход. Это должно было рассеять утверждение о том, что из всех стран Европы именно Оттоманская империя подвергает свое население (особенно немусульманское) наибольшим материальным жертвам, ибо узаконенный налог — только ничтожная часть произвольных поборов, которыми местные власти систематически облагают жителей. Следовательно, при существующем порядке турецкое население достигло предела своих возможностей. И если 30 млн. жителей выплачивают относительно небольшую сумму, несмотря на великолепные возможности, которыми природа одарила эти прекрасные провинции, то это свидетельствует о том, что лишь при оттоманской системе страна, которую другой режим превратил бы в одну из самых богатых стран в мире, обречена на вечную бедность.

Доказав при помощи аргументов, незавидная монополия некоторые всегда будет ему принадлежать, что оттоманское правительство бедно лишь вследствие рыцарской щепетильности и чрезвычайной деликатности, г-н. Мирэ рассеивает с той же легкостью грозовые тучи, которые, казалось бы, нависли над государственным долгом империи. Для этого он отмечает, что 774 млн. фр., составляющие долг, — очень небольшая сумма по сравнению с государственным долгом Англии — около 20 млрд. фр. Такой довод убийственно правдив. Нельзя отрицать, что 20 млрд. больше, чем 774 млн., так же как и единица меньше двух. И здесь, как и в других утверждениях относительно Турции, г-н Мирэ победоносно громит неутомимых и неделикатных злопыхателей его империи, тех, кто до сих пор смел заявлять, что моральное значение и материальный вес всякого государственного долга зависят не только от подлинной цифры дохода, но и от природы обстоятельств, вызвавших дефицит, а также от больших или меньших шансов избежать впредь этого дефицита. Поэтому злопыхатели Турции позволили себе следующее рассуждение: дефицит может быть как по происхождению, так и по последствиям двух видов. Либо он вызван постоянным и необъяснимым разрывом между расходом и доходом, и тогда государство идет неотвратимо к разорению, так как нет никаких средств избежать такой ситуации; либо речь идет о временном отклонении от нормального порядка вещей, вызванном чрезвычайными обстоятельствами — война, неурожай и т. д., либо необходимостью вложить [195] в полезное и в высшей степени продуктивное предприятие капитал, которым не располагают в данный момент. Дефицит подобного рода может возникнуть у самых богатых и мудрых правительств. Так, в Англии и Франции на займы были созданы железные дороги, каналы, мосты. Долги такого рода вписаны не только в большую книгу государства, но начертаны, так сказать, на памятниках благосостояния и национальной мощи. Но иначе обстоит дело с турецким долгом. Особое значение он имеет не потому, что он вдвое выше государственного дохода, — обстоятельство, которое могло бы не иметь никакого значения, ибо многие другие обещающие страны превысили такое соотношение. А потому, что турецкий долг — это бесплодные и ненужные расходы, не оставляющие никакого благотворного следа в стране и не могущие быть объяснены даже чрезвычайными обстоятельствами, такими, как Восточная война. Война стоила Турции гораздо меньше, чем Англии, вынужденной перебрасывать войска и снаряжение вокруг всей Европы. И тем не менее, по докладу г-на Дизраэли в палате общин, ущерб, причиненный Восточной войной, определяется для 1858 г. в 3990 млн. ф. ст. В Турции за тот же год дефицит превышал 70 млн. фр., т. е. около одной трети ежегодного дохода государства. В то время как у других народов Европы составные части их долга нарастали медленно и в зависимости от обстоятельств с большими интервалами, в Турции было достаточно восьми лет, чтобы его создать (1853 — 1860). Он нарастал со скоростью и непредотвратимостью, характерной для движения лавины, которая, однажды покатившись по роковому склону, движется непрерывно, увеличиваясь в объеме и сметая все препятствия на своем пути. Вот соображения, которые в противоположность утверждениям г-на Мирэ заставляют считать турецкий Долг огромным бременем и намного превосходящим долг Англии, где прошлое, настоящее и будущее являются предметом строгого общественного контроля. Правда, г-н Мирэ сообщает нам, что в Турции существуют не только система контроля, но даже и национальное представительство. Вот его слова: «Пусть не воображают (это к сведению людей, одаренных воображением), что доход с налогов в Турции неустойчив. Закон в этом отношении категоричен, он запрещает всякое увеличение и предоставляет всем членам нации право контролировать и наблюдать за всеми расходами». Итак, позор этим наглым клеветникам, позволившим себе потешаться над заседаниями турецких муниципалитетов, торжественность которых они дерзнули осквернить своим присутствием и нарисовали портрет-эпиграмму греческих и армянских депутатов, сидящих на корточках у ног своих степенных мусульманских коллег (См. наши: «Письма о Турции», стр. 59-60 (см. в данной книге «Письма о Турции», стр. 126-127. — Прим. ред.). Позор дипломатам и суетливым [196] легковерным государственным людям, своими докучливыми требованиями заставившим первого сановника Турецкой империи, разыграть роль героя (Сервантеса, вынудив его высочество великого визиря разъезжать по Румелии в поисках воображаемых угнетателей и фанатиков, вместо которых его высочество обнаружил повсюду христиан в венках из цветов, поющих гимны во славу любимого монарха.

IV

После столь значительных официальных заявлений, увенчанных подписью Купрели-паши, а также Мирэ, не остается никакого сомнения настаивать на прежних заблуждениях, так как это означало бы наводить тень на ясный день. Мы признаем, что испытываем искреннее раскаяние в том, что приняли участие в распространении этих заблуждений в многочисленных публикациях, таких, как «Парижский договор», «Письма о Турции», «Италия и Турция», «Новая фаза Восточного вопроса», которые (увы!) имели досадный отзвук, и это наполняет нас отчаянием. Впрочем, жертвуя собой как Ч публицистом, мы утешаемся убеждением, что спасли наше имя ученого. Хотелось бы верить, что предоставленные жестокой судьбе наши кощунственные писания об административном и политическом положении Турции, сделанные для ознакомления читателей с физическими богатствами этой империи, сохранят известную ценность и что никто, даже великий визирь и г-н Мирэ, не будут нам опасным конкурентом в области геологии, ботаники и вообще во всем, что относится к точным наукам и позитивным знаниям. Итак, с нами лично расправиться легко. Единственная жертва, которая, нас глубоко удручает, — это необходимость решительно и смело порвать с теми уважаемыми людьми, которые придерживались и, вероятно, впредь будут придерживаться гибельных воззрений, к несчастью защищаемых нами. Мы испытываем глубокую скорбь при мысли о необходимости отныне заклеймить как краснобаев и простофиль всю славу европейской журналистики, как «Де-а» и «Тайме», некогда бывших предметом наших преступных симпатий. Эти известные цивилизованные издания, стало быть, А тоже заблуждались. Ведь они, вероятно, повторяли нелепые вымыслы, когда оплакивали неизбежное банкротство Турции или когда потрясли Европу рассказами о мнимых случаях грабежа, фанатизма и угнетения, которые якобы постоянно происходили не только в азиатских провинциях Турецкой империи, но и совершались даже в той самой Румелии, которую его высочество великий визирь только что объехал, увидев там счастливое и спокойное население, для полного блаженства которого недостает лишь высылки нескольких задиристых греческих священников. И что теперь сказать о доблестном [197] французском французском войске, выступившем под столь пустяковым предлогом, как незначительные стычки в Дамаске, наводить порядок в государстве, где отеческая власть сильного, богатого и просвещенного владыки имеет столько рук для услужения, столько умов для того, чтобы ее оценить, и столько сердец, чтобы ее обожать!

Нам лишь остается выразить лучшие пожелания успеха великому начинанию, связанному с именем г-на Мирэ. Мы искренне желаем, чтобы оно принесло Турции такую же пользу, как и ее великому реформатору. Дай бог, чтобы ее не постигла судьба, которая слишком часто постигает намерения самые благородные и великодушные! Пусть Оттоманская империя продолжает здравствовать! Пусть она не исчезнет вследствие какой-нибудь комбинации, которую заранее следует заклеймить как преступную, а г-н Мирэ может быть уверен, что никогда не натолкнется на злую волю, пока ему будет достаточно этого захотеть. Пока будет жить Турецкая империя, 30 млн., ежегодно собираемые агентами г-на Мирэ, не минуют его рук; г-н Мирэ испытывает слишком большую заботу об интересах своих компаньонов и слишком большое уважение к святости данного слова, чтобы тут же непременно присвоить их, даже если они и представляли бы собой все имущество оттоманской казны. Если, наоборот, Турция, не дай бог, исчезнет, обязательства, взятые Оттоманской Портой, будут приняты тем, кто будет иметь преимущество ее заменить под менее образным названием.

Итак, ничто не может угрожать будущему г-на Мирэ, пока 30 млн. фр. будут собираться тем или иным способом. Он их не получит лишь тогда, когда их не будет в оттоманской казне. Само собой разумеется, что защитники Турции г-на Мирэ отбросят с возмущением и презрением возможность подобного случая. Но для тех, кто еще не понял и не принял новую доктрину смелого реформатора, эта возможность не имеет ничего фантастического. Они сделают следующее заключение: с недавних пор, когда расточительность султанов и растраты их чиновников помогли мусульманам преодолеть глубокое религиозное и традиционное отвращение, которое они испытывали ко всяким финансовым сделкам с христианами, займы лишь способствовали и умножали безумные траты оттоманского правительства. Весьма вероятно, что новая помощь, оказанная филантропами Мирэ, лишь увеличит пропасть и ускорит кризис. Следовательно, Порта, вероятно, сможет оказаться не в состоянии задолго до срока, назначенного для полной выплаты амортизационного долга, выплачивать ежегодный процент в 30 млн. фр. Возможно, что более тщательное изучение ее архивов приведет к печальному открытию того, что шелка, табак и масло, предназначенные на покрытие этой суммы, были уже перед этим запроданы другим. Впрочем, подобная [198] рассеянность может быть объяснена загруженностью оттоманских канцелярий и путанностью их бухгалтерии. Это вполне могло ускользнуть от проницательности г-на Мирз.

Что же будет делать г-н Мирэ в подобном случае? Будет ли он взывать « поддержке Франции, чтобы силой добиться уплаты причитающихся ему сумм? Ведь бесспорно, что долг и честь всякого правительства состоит в защите своих подданных. А императорское правительство, безусловно, не привыкло, нарушать свой долг. Однако правительство не может принимать сторону своих подданных лишь по причине, что их интересы ущемлены обстоятельствами, независимыми от воли и предвидений жалобщиков, иначе правительство было бы обязано брать на себя ответственность за авантюры, которые оно совершенно не оправдывает.

Но, несмотря на предостережения прошлого и мнений относительно Турецкой империи, заслуживающих большого доверия, г-ну Мирэ показалось, что он открыл новую Турцию, дающую ему все гарантии, которые невозможно было бы требовать от старой Турции. Он поспешил заключить с этой идеальной империей соглашение, которое может дать ему очень значительный барыш, так же как и весьма жестоко разочаровать его. Поэтому совершенно естественно, что императорское правительство, которое не покровительствовало и не препятствовало этому блестящему предприятию, предоставит его своей доброй или злой судьбе. Именно это отсутствие другой, не турецкой гарантии и составляет в высшей степени авантюрную сторону спекуляции г-на Мирэ. Мы повторяем (и никогда не перестанем повторять), что гарантия, представленная Турецкой империей, — колоссальная иллюзия и что потребуется немного времени, чтобы выявить ее истинную ценность. Ведь речь идет о правительстве, которое, находясь в нынешнем состоянии и не желая его изменить, не только не может увеличить свой доход и сократить свои расходы, но даже вынуждено увеличить их хотя бы для того, чтобы сохранить видимость власти над собственными подданными. Итак,, первый шаг, который турецкое правительство должно предпринять, состоит в переустройстве государственной власти, настолько слабой, что большинство провинций Азии оказалось без войск. Сирийская резня сделала эту истину настолько очевидной, что не приходится ее повторять.

И от правительства, находящегося в таком положении,, смеют требовать ежегодной жертвы в 30 млн. фр., в то время как общей суммы займов едва хватит на выплату огромной задолженности, требуемой армией. Для создания и содержания новой армии необходимо не только сократить, но и, наоборот, прибавить к ежегодному расходу несколько сот миллионов. Вот страшные разоблачения, которые неблагодарная Турция сможет скоро сделать в ответ на пресловутый вексель....

(пер. А. К. Сверчевской)
Текст воспроизведен по изданию: Чихачев П. А. Великие державы и Восточный вопрос. М. Наука. 1970