ВАЛЬШ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ТУРЦИИ

Картины на пути через Ромелию и Балканские горы.

(Отрывки из путевых записок Английского Доктора Вальша, бывшего священником посольства при Лорде Странгфорде, в Константинополе.)

"Константинополя отнюдь не льзя назвать городом неодолимым. Он довольствуется водою, доставляемою к нему посредством водопроводов с гор соседственных; а их очень легко можно разрушить. Хотя в разных частях города и находятся огромные, еще Греческими Императорами вырытые водоемы, предназначенные для вмещения в них достаточного количества воды в случае надобности для жителей, если бы прилив извне был отрезан; однакож все цистерны сии, за исключением одного только, называемого Филоксеном (другом чужих, или странников), лежат в [51] развалинах. Даже и укрепления, некогда превосходные, находятся теперь в таком состоянии, что Туркам невозможно восстановить их, если только поход Русских не будет замедлен каким-либо непредвиденным препятством."

Весьма замечательное обстоятельство подтверждается и Вальшем, именно уверенность Турков в том, что Русские наконец овладеют Константинополем. Известно, что Турки предпочтительно желают быть похоронены в земле Азиятской, там, где была издревле отчизна их, и куда, как они верят, скоро должны будут переселиться. Сие предчувствие утверждается в них старинными, носящимися в народе, предсказаниями и разными баснями, которые однакож очень сильно действуют на слабые, суеверные головы Турков. Между прочим действительно встречаются многие имена вместе весьма странным образом: на пример, Константинополь в разные епохи был соименными особами завоеван и потерян. При одном Балдуине столица сия была покорена Латинами; при другом [52] Балдуине же они были из нее выгнаны. Константин, сын Елены, при Патриархе Григорий, восстановив город сей, назначил его быть столицею Империи Греческой; при другом Константине, сыне также Елены, в патриаршество также Григория, город был завоеван и Греческая Империя разрушена. При Магмуте (Магомете) Турки овладели Константинополем; они же твердо уверены, что при каком-то Магмуге утратят оный город, и что Магмут сей есть - Султан ныне правительствующий. Для продолжения ряда имен, надлежало случиться, чтобы при самом восстании Греков Константин был чаемым наследником Российского престола, а Патриархом Константинопольским - Григорий. Как бы то ни было, но соединение сих трех имен Турки почитают для себя несчастным.

Такая уверенность народа легковерного и невежественного может иметь важные следствия. Но тут еще не самое важное из предзнаменований, грозящих разрушением государству. Уничтожение янычар было мерою [53] благоразумною для внутреннего покоя; но по случаю нынешней войны она противна выгодам Турции. Доныне еще Султан не имел времени заменить янычар другим войском, равно привычным к оружию, равно одушевленным ревностию к славе полумесяца.

Магмут уже находится не во цвете молодости; но все еще обладает полнотою сил юношеского возраста. Он царствует уже двадцать лет, оставшись единственным у отца своего живым младенцем из пятьнадцати детей мужеского и такогож числа женского пола - и сему обстоятельству обязан своим существованием. Будь в живых еще другой из священного поколения, имеющий возможность по возрасту своему взойти на престол Турецкий - янычары давно бы уже удалили Магмута. У него было два сына; мятежники имели в виду старшего, десятилетнего отрока, с тем чтобы в свое время сделать его преемником нынешнему Султану, и Магмут знал по опытам, что подобное предприятие легко было исполнить; оба предшественника, из которых один собственный брат его, были удушены. Сын умер, и [54] слухи носились, будто бы сам отец отправил его на тот свет; однакож известно, что отрок умер от оспы, а Султан, приказав привить коровью оспу другим своим детям, дал подданным пример чрезвычайный. Тем показал он желание усвоить себе Европейскую образованность не по одной лишь части военного искусства. Он впрочем немало упражнялся в Литтературе восточной, разумеет и пишет хорошо поарабски, и гаттишерифы, которые всегда диктует сам, а часто и пишет собственноручно, заслуживают похвалу слогом своим и содержанием. В частной жизни он отнюдь не являет себя человеком жестокого, мрачного характера; у него есть много дочерей, от разных матерей родившихся, и детей сих он любит нежно. Напротив того всем известно, с какою суровостию, с какою непоколебимою жестокостию поступал Магмут не только с райями, но даже с Турками, и сколь дешево ценит он жизнь человеческую. Как впрочем ни действовал он против своих подданных, но врассуждении членов других наций никогда не изменял своего [55] покровительства и даже уничтожил варварское обыкновение отправлять послов чужестранных в семибашенный замок. При начале восстания Греческого - когда разъяренная чернь неистовствовала, повсюду умерщвляя Греков, где их ни находила - Франки были вне всякой опасности и спокойно занимались в городе своими делами.

Очень занимательно описание пути между Константинополем и Дунаем; путешественник наш ехал по той дороге, по которой будет идти Русская армия. Из Константинополя взял он направление на Кирклиссу в Румелии, ехал вдоль цепи гор, переправился через Балкан, спустился в Шумлю и прибыл в Рущук, в Булгарии.

Окрестности Константинополя представляют страну печальную, пустынную и состоят из песчаных холмов, как в Суссекском Графстве. Единственная дорога, через них ведущая, есть не что иное как широкая тропа, которая от первого дождя зимнего становится непроходимою, Разительным доказательством упадка Оттоманской [56] Империи служит, что первый город, куда Вальш прибыл из Константинополя, именно Клинликли, состоит из трех домов бедных, между тем как за двадцать лет перед сим он имел значительное число жителей и находился в цветущем состоянии; город сей опустошен во время смятений 1807 года и следующего, и с той поры уже более не возникал из своих развалин. От Константинополя до Кирклиссы, т. е. на расстоянии сотни Английских миль, не видать ни одного дерева, и следственно Русским, когда станут приближаться они к столице, откроется превосходное поле для их военных движений. Лучшие города и деревни между Кирклиссою и цепью Балкана обитаемы Булгарами, земледельческим, крепкого сложения народом, переведенным из их родимой отчизны, для того чтобы кем нибудь снова заселить пустынные равнины Фракии. Цель ета не совсем однакоже достигнута, а различные угнетения, которым людей сих подвергают, ни мало к тому неудобны, чтобы возбудить в них дух приверженности к Султанскому господству; Булгары же сверх того [57] исповедуют Христианскую Греческую веру, и потому они более склонны действовать за одно с Русскими.

Основанием Балкана со стороны южной служит цепь гор довольно низкая; верх ее, неизмеримая равнина, простирается даже до высшей цепи; по ней разбросаны прекрасные деревни, обитаемые Булгарами. Деревня Бынн, где Вальш ночевал с проводником своим Мустафою, чрезвычайно ему понравилась. "У добрых людей только и была одна комната; семейство состояло из Чурбаджи, хозяина, бобы (Не бабы ли? Перев.), хозяйки, из троих ребятишек и пары овец. Домик, подобно всем прочим, сплетенный из хворосту, был так низок, что я только лишь мог стоять в нем прямо; но в хижине было все чисто, ново и без запаха; пол вымели, разостлали ковер; на очаге пылал прекрасный огонек, и я, видя свет, мелькающий на лице добрых хозяев, ощущал в себе нечто приятное, точно как бы находясь у себя дома. Мы взяли с собою из [58] Кузукестри баранины; боба нам ее изжарила, а к другой стороне огня приставила медную мису, положив туда воды, муки, яиц, и вышло нечто похожее на тонкий пирог. Когда он выпекся, хозяйка раздвоила его, между верхнею половиною и нижнею положила масла, сыру, и таким образом нарочито возвысила свою работу; явилась чаша с капустою, кружка в вином, склянка с водкою (раки). Вот хозяйка уставила весь ужин на скамейке и подала его с такою ловкостию, в таком порядке, что в пору хоть бы какой нибудь Английской поварихе. Во все ето время у нее за кожаным поясом торчала прялка; простое орудие сие было в беспрестанной работе и снабжало одежею целое семейство. Скоро потом мы улеглись благополучно друг подле друга все вместе, ногами к огоньку; закутались в ковер и заснули в мире и согласии. Я проснулся рано; трудолюбивая хозяйка сидела уже при свете огня с одним из детей своих и пряла бумагу. Смотря на меня, оне вдвоем тихо и медленно напевали простую песню. Я думал об отдаленной родине своей, о добром расположении честных людей к [59] чужестранцам. Вспомнив Мунго-Парка, вспомнив его трогательное описание такой же сцены, я, подобно ему, ощутил в душе своей сладостное умиление.

(Будет окончание.)

Текст воспроизведен по изданию: Картины на пути через Ромелию и Балканские горы. (Отрывки из путевых записок английского доктора Вальша, бывшего священником посольства при лорде Странгфорде, в Константинополе) // Вестник Европы, Часть 161. № 13. 1828