Султан Махмут.

(Окончание.)

Тень Селима была примирена смертию нечестивых убийц его и угодников Мустафы. В тот день, когда Махмут вступил на престол, 33 головы были выставлены на воротах Сераля, и между ними отличалась отвратительным [205] безобразием своим голова начальника черных евнухов, положенная на серебряном блюде - преимущество его сана! Офицеры Ямаков (отдельной команды корпуса янычар, особенно гибельной для Селима тем, что она выдала главных зачинщиков мятежа, которые за 14 месяцев прежде низвели его с престола) сии офицеры, сколько захватить их было можно, удавлены и брошены в Босфор, а женщины серальские, которые обнаруживали радость при смерти Селима, были зашиты в мешки, и у башни Ниц-Кулесси против Сераля пущены ко дну моря.

Всем известное, кровопролитное возмущение янычар, давшее повод к умерщвлению Мустафы, представляет страшное зрелище, и можно сказать, с етой грозной минуты Махмут пребыл в безопасности, охраняемый почти волшебной силою. Он чувствовал ето; крепкий обстоятельствами положения своего и единодушными предрассудками всей нации, он предпринял и произвел в действие меры, на которые никто не отважился из его предшественников, и которые наверное [206] лишили бы его престола, если б находились в живых другие Принцы Оттоманской крови, могшие занять его место. Рождение сыновей ни сколько не угрожало ему опасностями: Турки не имеют никакого понятия о регентстве и почитают за ничто своих Принцев, пока не пришли они в совершенный возраст. Однакож внезапная смерть старшего, уже десятилетнего сына (на коего были обращены глаза партии, противившейся преобразованиям и нововведениям), многими была приписана яду.... Но покушение, на подобное злодейство, кажется, было бы еще ненужным и для самого виновника; гораздо вероятнее, что Принц умер от оспы.

Человек, оказавший твердость и превосходство духа, каковые, без сомнения, обнаружил Султан Махмут, должен быть чуждым низкого суеверия; но то не менее справедливо, что он неперестал быть Турком. Превосходство духа его выводится из сравнения с непросвещенным его народом и с его предшественниками. Мы поступили бы очень неблагоразумно, если бы, удивляясь хорошим [207] его свойствам, приписали еще другие, о которых он по своему воспитанию и положению не мог даже иметь никакого понятия; мы погрешили бы, если б, подобно многим другим, представили его чудом ума и таланта, восстановителем бесчисленного народа, творцем войска, героем, в сравнении с коим Петр Великий был бы неболее как учеником, а Фридрих - смышленым сержантом. Не смотря, что Коран объявляет астрологию беззаконною наукою, приличною одним лишь идолопоклонникам, Махмут, следуя примеру своих предшественников, имеет при себе Мунеджима-Баши или верховного астролога; говорят, что он особенно в опасном и затруднительном положение прибегает еще к другим гадателям, и от них узнает дивные дела, чрез придворных своих и чиновников, ни мало неуступающих черни в суеверии...

Но Султан любопытствует знать мнение только лишь тех предсказателей, которые говорят в его пользу. В Апреле месяце, один известный в Константинополе Турок утверждал, что некий давно умерший святый Кадий [208] много раз являлся ему на макушке минарета, принадлежащей к мечети, близь коей покоится прах мнимого угодника. Он будто бы предсказывал в торжественных выражениях несчастие, которое воспоследует при разрушении Султаном законов и обычаев народных. Сей голос из другого света, согласный с мнениями и предрассудками тысячи Турков, с такой быстротою распространился по городу, что необходимо должен был дойти до Султана. Махмут назвал Турка дьявольским сыном и велел наказать его палками. Таким образом разрушилась и сверхъестественная сила проникать в будущее!

Желая мослеминов своих примирить с духом и направлением различных преобразований, военных и гражданских, частию приводимых уже в действие, частию только лишь прожектированных, Султан Махмут принял меры, необыкновенные для восточного деспотизма: он обратился к общественному мнению. Сочинение, под заглавием: Основания победы, написано было под его собственным надзором, немногими [208] просвещеннейшими из Турецких литтераторов. Предубеждение в пользу списывания на сей раз было пренебрежено; желали, чтобы книжица скоро дошла до рук многих лиц, и для того постарались красиво напечатать ее в типографии, которую несчастный Селим завел в Скутари, Азиатском предместии столицы. Я удивлялся изящной наружности сочинения; оно было почти в нашу большую осьмую долю, но шире и походило более на вид Гишпанских изданий в малую четверть. Набирали буквы и тискали бумагу Армяне; сии Райи, как я уже упомянул, отличаются способностью своею к механическим работам. Бумага была доставлена из Государств Христианских; ибо из двух фабрик, которые завел было тот же несчастный Султан Селим, одна, находившаяся в конце Константинопольской гавани, близь Пресных вод, уничтожена, а другая, на Азиатском береге Босфора у против Ферапии, доставляет лишь плохое, толстое изделие, Турками употребляемое для домашнего обихода; для тиснения же оно не годится. Я видел многие екземпляры етой книги в хорошем сафьянном [210] переплете. Средство, принятое Султаном, которое представил я чрезвычайным и беспримерным, является однако же не в первый раз. Во время Селима, Челиби Еффенди, один из главных вельмож государства, своими летами и мудростью некогда знаменитый, сочинил Защищение и объяснение преобразований, которые особенно относились к утверждению Низам Джедид, т.е. преобразования корпуса янычар и обучения войск Европейскому порядку. И действительно, из отрывков, мною переведенных из сей книги, оказалось, что Основания победы есть лишь только повторение и распространение книжки Челиби Еффенди. Подобно образцу своему, сочинение сие толкует, что некогда столь знаменитое Государство полумесяца утратило лучи свои, и теперь, вместо того чтобы внушать страх бесчисленным народам неверным, оно ощущает лишь боязнь в своем собственном недре. Сия перемена приписана развращению янычар и смешным предрассудкам мослеменов против дисциплины и усовершенствований, замечаемых у неприятелей; сказано там же, что о сих предрассудках [211] несправедливо утверждают, будто бы начало их скрывается в религии и в установлениях Пророка.

(Из Н. P. J. пер. B. P.)

Текст воспроизведен по изданию: Султан Махмут // Вестник Европы, Часть 170, № 3. 1830