Статья о Турции из Парижа.

Мало есть вопросов, которые при нынешнем положении дел в Европе, большее возбуждали бы любопытство, нежели сколько возбуждает следующий: Как велика прочность или непрочность Оттоманской Империи? Етот вопрос нередко занимал уже историков и политиков; бессмертный Сервант, тому 250 лет, после Лепантского сражения, пытался доказать методически и весьма умными доводами, что Турция находится в очевидном состоянии упадка, и что в немногие годы она должна быть покорена и разделена на части. Ныне тот же вопрос рассматривается с живым любопытством: но, кажется, в журналах до сей поры смотрели на него не с надлежащей точки; ибо дело состоит не в одном лишь множестве солдат и не в одних статистических цифрах; надобно принимать еще в уважение нравственные и политические причины, равно как и обстоятельства по [303] предмету военной географии. С сей-то стороны рассмотрено теперешнее состояние Турции в любопытной статье, под заглавием: Взгляд на величие и упадок Оттоманской Империи (Взгляд, о котором идет речь, помещен в последних двух (21 и 22) книжках превосходного Французского журнала: Nouvelles Annales des Voyages, de l'Histoire et de la Geographie par M. M. Eyries et Malte-Brun. Мы уже не один раз пользовались сим журналом, и впредь надеемся извлекать из него любопытное для читателей Вестника. Рдр.).

Обыкновенно причиною упадка Турецкой Империи полагают изменение древних нравов между Турками. Но ето мнение не во всем справедливо: вельможи выродились, народ же Турецкий остается тем, чем был прежде. Сие важное разделение следующим образом объяснено в Летописях путешествий:

1) Нравы Турков, говоря вообще, ни мало не изменились; в авторах пятнадцатого века мы находим их с теми же добродетелями, с теми же пороками, какие замечаем в них и в настоящее время. Турки кровожадны, когда их раздражили; ленивы и беспечны, когда они в покое; корыстолюбивы, но тщетно вздумал бы иностранец подкупить их деньгами; [304] собирают богатства, покрытые слезами, но охотно ими жертвуют отечеству и религии; превращают в пепел целые селения и учреждают странноприимные дома; верны клятве, и презирают наше народное право; крепки в правилах чести, и чужды сострадания; всегда преданы престолу и всегда мятежны против Султана; грубы и вместе умеренны в своих забавах; от наслаждений легко переходят к самой строгой воздержности; добрые отцы семейства, супруги уважаемые и нежно любимые, не смотря на тщеславное хвастовство их своим многоженством, о котором впрочем говорится у нас много уже и лишнего; способны к героической дружбе и к варварскому мщению; мужество свое иногда простирают до рыцарского безрассудстава, иногда до стоического бесчувствия, так что Турок с трубкою во рту дозволяет себя зарезать, или же один скачет на ряды неприятелей и вызывает на бой целую армию; из роскошного дома с непритворным спокойствием идут на ссылку, с высоты величия к ешафоту, жертвуя собою, и с равным хладнокровием жертвуя всем, чтo их ни окружает: ибо почитают себя и покорными робами и страшным орудием непреклонного, непобедимого рока. Таковы Турки ныне, такими же видим их [305] на каждой странице их древней истории... С сей-то смесью добродетелей и пороков завоевали они прекраснейшую половину Римской Империи.

"Турки теже и ныне; но около их все переменилось, и они не умели ни помочь невыгодам, ни воспользоваться выгодами, которые были следствием упомянутой перемены. Кажется по всему, что им вовсе недоставало гибкости и воображения, когда нехотели они соображаться с обстоятельствами, и когда неумели придумать средств, чтобы воспротивиться оным, желая лучше погибнуть ради любви к своим привычкам, к своим учреждениям, нежели чему-либо научиться от неприятеля, презираемого им.

Но ежели есть между Турками класс людей совершенно выродившийся, ровно как и совершенно развращенный, так ето Двор Константинопольский, в отношения к которому все дворы Пашей можно назвать колониями и вместе рассадниками. Ко всем порокам, неразлуным спутникам корыстолюбивого, лютого и кровожадного деспотизма, ко всем родам испорченности как нравственной, так и гражданской в етом классе присоединяется еще весьма важной существенный недостаток: люди сии изнежены, порабощены роскоши, [306] неспособны лично отважиться на военные опасности. Звероловство, ета любимая охота древних Султанов, предоставлено простому народу, и многие из вельмож Турецких равным образом готовы коня воинственного обменять на покойные носили."

Учреждения империи Оттоманской гораздо более изменились, нежели нравы Турков. Их-то рассматривая, можно видеть начало упадка и смена разрушения, которые Порта скрывает в своих недрах. Читатель увидит ето из следующего краткого извлечения.

1. Коран, сие всеобщее уложение народов Мусульманских, содержит в себе начала свободы гражданской и политической. Выдуманная Магометом Феократия была умерена духовным вельможевластием и обычаями совершенно народными. Арабы не принадлежат ли и теперь к самым свободным народам? Не они ли в продолжение трех веков составляли образованнейшую нацию? Но Турки, орда сверепая, устроенная по феодальной системе еще до принятия Магометанской веры, никогда немогла внести дух Корана в свои учреждения, где часть военная всегда угнетала часть политическую. Правило [307] равенства, столь приметное в Коране, исказилось у Турков и послужило лишь к основанию деспотизма. "Арабы равны перед Богом; Турки же равны перед Султаном и еще перед палачем."

2. Военный деспотизм был началом Оттоманского величия: при Императорах великих, в правление Солиманов и Амуратов, он поддерживал порядок и правосудие. Етот же деспотизм сверх того еще сотворил для себя превосходные орудия, особливо же в янычарах, которых первоначальное учреждение (говорит Французский журналист, и нам нетрудно понять, что он мимоходом намекает на янычар Наполеоновых напоминает нечто такое, чему были и мы свидетелями. "Од им завоеванием готовилось другое; цвет юношества, у побежденных народов похищенный, должен был усиливать и освежать народ своих победителей. Во всех частях военное воспитание сих юных воинов вдыхало в них фанатическую любовь ко славе: лагерь был для них отечеством, а божеством Султан воинственный." Ныне могущество Султан весьма ограничено, хотя не властями законными и не конституциею: не Муфтии, не Улемы (докторы прав), не Аяны (избранные из народа) служат преградами порывам [308] деспотизма; нет, ето мятежные янычары, которых корпус наполняется теперь единственно Мусульманами, и которые представляют из себя нечто похожее на действующую народную гвардию; ето могущество Пашей, Беев, Агасов и разбойничьих атаманов; ето наконец партия сераля, всегда противная партии Дивана. Неограниченная власть столь раздробленная гибельна для народа, и она-то есть истинный бич Оттоманской Империи. Восстановление деспотизма Солиманов было бы единственным средством спасения для Турков, уже более неспособный к учреждениям законно-свободным, какие мог бы внести Коран в общество народа кочевого.

(Перев.)