Статья из Парижа о делах Греции и Египта.

(Писано после падения Миссолонги.)

Паша и Наместник Египетский всегда ли будет следовать политике столь же неблагоразумной как и жестокой, относительно к Греции - политике, сперва предписанной ему Портою Оттоманскою, потом истощившею сокровища, богатства и способы сего искусного правителя; политике, в следствие коей обедневший и ослабевший Египет перейдет под непосредственное владычество Султана, а сам Мегемет-Али подпадет судьбе, неизбежно грозящей каждому необыкновенному человеку, [62] разумеется, если он не предотвратит ее каким нибудь решительным подвигом.

В начале войны Греческой, Мегемет-Али, под разными предлогами, долго не решался идти на помощь Империи. Наконец Магометанский фанатизм обнаружился в роптаниях и в угрозах; народ, удерживаемый Главными деяниями правителя и его попечениями о внутреннем устройстве, уже начал спрашивать: "Желаем знать, что такое наш Наместник: Христианин ли он, или чтитель Могаммеда? Окружив себя неверными, которым столько доброхотствует, не уже ли он в связах и с мятежниками?" Дервиши, факиры, некоторые из улем уже замышляли перемену, которая наверное уничтожила бы все, что ни сотворено вводимою образованностию в Египте. Даже палач был в готовности, и голова Мегемета Али, победителя Вехабитов и Нубии, легко могла быть привезена в Стамбул каким нибудь Капиджи-Башею. В столь критические минуты Паша, может быть, хотел бы поднять знамя независимости; но измерив свои силы, взвесив случайности, он заблагорассудил покориться - хотя по наружности. [63]

Ибрагим отправился. Остров Крит - которым овладел он, несделав ниже одного выстрела - увидел себя под господством кротким, уважающим правила терпимости - по крайней мере так позволено сказать о нем, говоря сравнительно. Паша, может статься, надеялся тоже сделать и с Мореею: уже был он в тайных связях и с некоторыми начальниками Пелопоннеса, которые хотели сдать ему Наполи ди Романию. Если бы план сей увенчался успехом, то - дело очень сбыточное - Египетское наместничество не замедлило бы превратиться в независимую державу, Империя Оттоманская подпала бы разделу, и временное покорение приморской Греции новому властелину, говоря сравнительно, сколько нибудь сносному, было бы менее бедственно, чем ужасные несчастия, ныне грозящие поразить оную.

Но вспыльчивый нрав Ибрагима и героическое сопротивление гарнизона Миссолонгского разрушили сии предположения.

Теперь желательно знать, все ли еще Мегемет-Али будет служить орудием Порте, заставляя сына своего действовать в ее пользу? Будет ли смиренно [64] повиноваться ее приказами - чтобы ко Двору Стамбульскому отсылались тысячами головы и уши; чтобы селения превращались в пожарища - между тем как сам Паша заводит новые в Египте; чтобы взлетали на воздух крепости и цитадели - между тем как сам он знает, сколь нужно беречь их.

Много раз было говорено о ссоре между Египетским Пашею и Портою; подозревали его в сношениях с правительством Греческим; замечали минуты странного бездействия в войске Ибрагима. Недавно читали мы в письме Авгсбургского корреспондента; что Наместник жаловался Дивану на затруднительное состояние своих финансов, на необходимость удерживать в подчиненности Нубию и оберегать караваны, идущие в Мекку. Не устал ли он служить властелину неблагодарному и вероломному?

Теперь только узнали мы о новой политической замашке сего Наместника: сорок два юноши, избранные из первых фамилий Каира, прибыли во Францию, где будут они воспитываться в особо учреждаемой для того Коллегии и обучаться в ней различным [65]наукам. Профессоры и другие ученые мужи приняли на себя труд быть наставниками их и надзирателями. Г. Агуб, г. Жомар и некоторые другие, по приглашению от Египетского правительства, будут главными начальниками заведения. Содержание назначено щедрою рукою... В числе молодых воспитанников (возраст их от 16 до 20 лет) находится один мугурдар или секретарь Наместника, и несколько других чиновников его дома.

Чего ждать от распоряжения столь необычайного? Мегемет-Али, которой хочет просветить Египет, неужели неперестанет опустошать полуострова Греческого? В самое то время, когда сносится он с нашими учеными, с литтераторами, не уже ли хочет остаться предметом ужаса во мнении общественном?

Или же сия последняя мера не предвещает ли счастливой перемены в его расположении? Нет ли у него на уме, избавившись умышленно от войск Африканских, которых сам страшился, вступить в переговоры с Греками, освободить, может [66] быть, Пелопоннес, отказаться от содействия Туркам и предоставить одному Султану ратовать противу Греков? Уже видел он вблизи, уже мог измерить слабость Порты: без его роковой помощи она не долго боролась бы с Греками. Известно, с какою готовностью покидают ту сторону, от которой ожидать нечего, по дознанной ее неблагодарности, и которая никому нестрашна, своею слабостию. По чему знать? может быть, в голове, столь необыкновенной, родится план, которой даст совсем иной вид делам и происшествиям.

(С Франц.)

Текст воспроизведен по изданию: Статья из Парижа о делах Греции и Египта // Вестник Европы, Часть 148. № 9. 1826