О Турции

(Из Journ. des Deb.).

Возникает важный вопрос политический по поводу известных происшествий в Европейской Турции и по тому участию, какое могут в них принять Християнские Державы: спрашивается, почитать ли Турков законными владетелями Константинопольской Империи, или напротив?

Говорено уже было, что Турки расположились военным станом в Европе: етою фразой довольно точно выражается пребывание сего вооруженного народу среди народу безоружного, среди народа покорно раболепствующего, презираемого своими гордыми властителями, которые, употребляя его для искусств, самими почитаемых подлою работой, невошли ни в какие связи с побежденными, не приняли от них ни языка, ни религии, ни нравов, ни обычаев, ничего своего им несообщили же, и остались доныне тем, чем были [211] на другой день по завоевании Константинополя. Ето именно значит занять страну военной силой, а отнюдь не то что владеть ею в качестве законных властителей: не таким образом Татары, превратившиеся в Китайцев, владеют Китаем, которой сам сделался Татарским.

Следственно неприятельские расположения всегда существовали и теперь не прекратились между Турками и Греками, которых принимать должно за отдельные нации. При обладании законном предполагается взаимный мир, гражданская свобода, политическое равенство между народом владеющим и владеемым; а между Турками и Греками нетолько никогда небывало никакого в правах равенства, но Греки сверх того еще, точно как рыбы, вовсе не имеют участия в правительстве, недопускаются к нему в качестве подданных, и никогда небыло приметно с одной стороны той уверенности в своих правах, с обеих той взаимной приязни, которые после трех с половиною веков пребывания под одним правительством должны бы соединить оба народа, должны бы составить из обоих одну нацию.

Иду еще далее, и предполагаю две законности: законное состояние общества и [212] законное право фамилии, имеющей верховную власть в руках своих, или, если угодно, предполагаю законность вещей и законность человеков. Последняя утверждается долговременным и бесспорным обладанием, добровольным согласием народа, изъявленным со стороны других Держав признанием, и проч. проч.: неспрашивайте, какой именно срок достаточен к неопровержимому утверждению законности. Люди могли бы определить, что после тридцатилетнего спокойного обладания хищник известного участка земли имеет уже право называться законным владетелем; но натура не определила времени, по прошествии которого неправедное присвоение власти над обществом делалось бы законным обладанием. Ветры заносят зерно на вершину горы; там оно прозябает, возвышается, никому неизвестное, и вот вы уже видите его деревом высоким, презирающим ярость ветров, деревом, коего густые ветви предлагают вам прохладное убежище от зноя. Без всякого сомнения Султан есть законный Государь Турков, которые одни суть его истинные подданные, потому что они только одни употребляются им в качестве чиновников и солдат, и в сем отношении законность его неоспорима: но заметить должно, что он есть законный Государь [213] более по нашим, нежели по их понятиям...

Но есть еще законность другого рода, из всех священнейшая - законность здравого разума и истины. Всякое общество, которое, по негодности своих законов, неведет людей к их нравственному совершенству; всякое общество, которое подобно Турецкому, осуждает своих членов на всегдашнее невежество; всякое общество, которого законы находятся в противуположности с натурою человека и общежития, где религия состоит из нелепостей, обряды варварские или своевольные - всякое такое общество не есть законное, ибо оно несоответствует намерениям Отца и Создателя всех обществ. Для мысли етой, сколь не кажется она смелою, у меня есть достаточное поручительство. Бакон нарочно сочинил трактат о войне священной (de bello sacro), желая доказать, что Державы Християнские могут и должны ополчиться противу Турков, которых называет он народом бесправным (exlex).

И так с одной стороны военное занятие, доколе оно продолжается, отнюдь не может называться законным обладанием; ибо Греки ничего незначат в публичном состоянии общества Турецкого; [214] их только терпят; они непользуются покровительством, и частные права их вовсе ненадежны; с другой стороны общественное состояние Турков не совместно с естественною целью всякого общежития, ибо оно неведет людей к добродетели и к счастию. По сим двум причинам, я думаю, в господстве Турков над Греками трудно признать какой-либо характер законного обладания.

И заметить при том должно, что дело теперь идет не о свободе, не о счастии, а о бытии Греков. Уже теперь не во власти Держав Европейских, не во власти самой Порты Оттоманской сделать, чтобы Греки и Турки обитали вместе на прежних местах своих. Султан сколько бы ни обязывался торжественнейшими договорами поступать умеренно с Греками, но он не властен более располагать действиями ни народов, ни солдат своих; иго же, под которым Греки стонали и которое, по долговременной привычке страдания, казалось им не столь тяжким, ныне сделалось для них несносным. Дать им бытие отдельное и независимое в каких нибудь областях Турции - на ето Порта вовеки несогласится; следственно в несчастной доле надобно оставить народ сей, положим выродившийся, но не [215] утративший ни желания, ни средств возродиться: или, говорю, должно оставить его и хладнокровно смотреть на продолжительную борьбу со смертью, или же подать ему помощь, какую Християнские народы, как люди, обязаны подавать один другому. Да не покажется кому либо опасным злоупотребление, какое можно сделать из сего правила. Никакой народ в свете не находился в нынешнем положении Греков, единственного из Християнских народов тем, что он порабощен нехристиянами.

Нетолько Турки впредь с Греками вместе жить не могут, но может быть, что они уже не в состоянии иметь и никаких мирных сношений с Християнами. Угрозы войны и мщения, без всяких последствий, возбудили бы в них еще более своевольной наглости, еще бoльшее к нам презрение, и наши сношения с ними сделались бы от того еще затруднительнее. Дело возможное, что сии угрозы дали бы им понятие о необходимости усовершенствовать военное их искусство, и действовать против нас не фанатизмом только, но еще и другим оружием. Ни в людях, ни в деньгах сия Держава неуступит прочим; по военному праву [216] своему она еще их и опаснее, а суеверная ненависть ее против Християн, пробужденная последними ее неистовствами, естественно не допустит Турков до политических сближений с нами.

В Турции, скажу еще раз, вижу общество законное, то есть законами содержимое; да и какой собрание людей, даже какая шайка разбойников может существовать без законов? Но я невижу в ней общества, основанного на законах справедливости. Истинно законное состояние общества есть образованность гражданская, потому что она самим естеством предназначена для человека; образованность же есть не иное что как Християнство, приспособленное к общежитию. Всегдашние мятежи в странах идолопоклоннических и Магометанских, кровопролитные низложения Государей, умерщвление отвергаемых законами младших братьев царствующего самодержца - все ето не служит ли доказательством, что и сии народы и правительства их ниже понятия неимеют о том, чтo мы разумеем под законностью? Не показывает ли все ето, что они другого права не признают, кроме права сильного.

Но из под уважения к законности выказываются две побудительные причины, [217] одна коммерческая, другая политическая. Конечно изгнание Турков из Европы уничтожило бы те отношения торговые, которые существовали между ими и Християнскими народами. Но Християнское правительство, чье бы оно впрочем ни было, в Константинополе, согласное с нами во нравах, в склонностях, в потребностях жизни, не замедлило бы вступить с нами в новые сношения по торговле. Еслиб наши искусства и наша промышленность водворились в новом государстве, так что жители его более уже не имели бы надобности в предметах, по которым Турки состоят в числе данников наших, тогда торговля между Востоком и Западом ограничилась бы может быть одним лишь обменом внутренних каждой страны произведений: но разве не того же хочет и Натура, производящая неодинакие вещи в разных климатах, и разе не к тому всегда стремится политика, строго запрещая ввозить чужие изделия, или налагая на них ужасную пошлину? Статься может, от того было бы менее мануфактур в Европе; но также было бы менее и тех людей трудолюбивых, но необоротливых, которые при первом потрясении политическом или торговом, остаются без хлеба и без работы, - людей, которые замедляют сбыт собственных [218] произведений, или останавливают ввоз первых веществ промышленности, - людей, наконец, обременяющих правительства своими нуждами, своей праздностию и своим беспокойным духом.

Остается взглянуть на другое отношение, которое с виду кажется политическим; но в самом деле едва ли нескрыты в нем торговые же побуждения. Опасаются распространения соседственной Державы, имеющей всю возможность воевать с Турками и потом воспользоваться плодами своих подвигов... (Здесь Автор излагает свои мысли о неосновательности подобных опасений. Статья его заключается следующим замечанием, о справедливости коея могут судить читатели.) Отступление Турков из Европы нанесло бы смертельный удар могуществу Варварийских областей и облегчило бы средства к заведению Християнских колоний на берегах Африки.

De Bonald.