Нынешний властелин Турции и жизнь Константинопольская.

Магмут, родившийся в 1785 году, получил престол братоубийством, а брат его умертвил несчастного, одаренного способностями, Селима III: таково преемничество трона в Турции. - Магмут отличается великою проницательностию, силою характера и мужеством. Среди беспокойств, бывших прежде и после смерти Селима, равно как и в последние несчастные времена, он показал удивительное присутствие духа. Узнав, что между янычарами вспыхнуло смятение и дан был сигнал к убийствам, он вскричал в бешенстве: "Смерть [130] им, или плуг пройдет по развалинам Константинополя!" Известно, с какою точностию исполнены сии угрозы. Главные черты его характера суть жестокость и корыстолюбие. Следующее происшествие может служить тому доказательством. Три брата родные, по имени Дуз Оглу, Армянские банкиры, коих единственное преступление состояло в том, что они честным образом сберегли свое имущество, были схвачены ночью, заключены в оковы, приведены во дворец и там замучены. Один из них умер, проклиная Султана и Турков следующим образом: "Да истребит вас меч Русских; да превратится Константинополь в груду развалин и костей человеческих!" Спустя несколько месяцев, Галет-Еффенди, любимец Султана, присоветовавший ему решиться на сей жестокий поступок, по его же велению был удавлен. - "Я был" говорит автор сочинения: Deux annees a Constantinopel et en Moree 1827, "я был Арнаут-Кени, деревне на берегу Босфора. Увидев большое стечение народа перед одним красивым домом, я пошел туда и приметил труп, лежавший на [131] земле. С ужасом узнал я того человека, которого за несколько дней видел гулявшего с семейством по морю. То был Еврей Хапчи, один из отлично уважаемых банкиров Константинопольских, любимый всеми однородцами, благодетельствовавший всем бедным; но богатство было причиною его погибели. Бостанджи-Паша явился в дом его с некоторыми чиновниками Сераля. Не предчувствуя никакой опасности, Хапчи благодарил их за честь посещения, изъявлял им всякого рода учтивости и приказал угощать их трубками, кофе, вареньем. Поговоривши с четверть часа весело между собою, Бостанджи вдруг встал с своими спутниками; в бешенстве бросились они на несчастного банкира, и между тем как один зажал ему рот рукою, другие надели ему на шею веревку и удавили несчастного. Труп его был выброшен на берег, и все его домы, все имение досталось - Султану.

Тиранство Султана наиболее угнетает злополучных Греков. По истреблении янычар один из начальников сего войска (Густа) внесен был в список [132] назначенных к казни. Опасаясь, чтоб ему не изменили, искал он убежища у одного Христианина. Василаки, молодой Грек, принял его в надежде доставить ему возможность спасти жизнь. Как же испугался он, когда, спустя неделю по кровопролитии, пришедшие служители Султана объявили ему, что дом его должен быть осмотрен. Несчастного спрятали в сундук, где едва мог он переводить дыхание. Один Турок вздумал открыть сундук; Густа был схвачен, приведен в Константинополь и повешен. Грек имел ту же участь. - Семейство Аффендулия, одно из знатнейших Греческих фамилий, жило зимою в деревне на Европейской стороне Босфора, а летом в поместье своем на островах Принцовых. Они были достаточные люди, и в дом их господствовало вожделенное согласие. Отец, почтенный старец, оказал Султану многие важные услуги. Фамилия жила на островах, не предчувствуя горестной участи, ее ожидавшей - как вдруг Султан приказывает позвать к себе старца вместе с двумя его сыновьями. Их тотчас арестовали, отвели обратно в их дом, [133] и бросили в глубокий бассейн сада; имение тотчас было конфисковано. Все другие члены семейства находились в неописанном страхе. Наконец является посланный от Султана; Елена, одна из дочерей Аффендулия, спрашивает, какие принес он вести? "Твой отец и твои братья" воскликнул негодяй "получили от Падишаха великие милости! Дай мне сперва чего нибудь выпить, а там скажу тебе, в чем состоят награды." Ему подали хороший обед, в продолжение которого получил он в подарок шитую шаль, ценою выше 1,200 пиастров. Гость благодарит, встает спокойно и объявляет дочерям старца, что Аффедулиев нет уже на свете. "Государь конфисковал их имение, и самой дом, где вы теперь находитесь, уже вам не принадлежит." Спустя два дня явились Турецкие чиновники и выгнали семейство Аффендулия из их дома.

Известен обычай начальников Турецких отсылать к Султану гoловы и уши, которые потом выставляются на воротах Сераля. Со времени восстания Греков такое зрелище было ежедневным, [134] и подобные трофеи выставлялись всегда перед дворцем Султана. Народ исчислял их и был в упоении, смотря по числу годов и ушей. Ибрагим-Паша, покорив Миссолунги, отправил в Константинополь четыре бочки сих трофеев; чтобы дать Султану высокое понятие о победе, он велел отрезывать уши и у Турков, погибших под стенами крепости.

Между тем Европейские Министры вели очень приятную жизнь в Константинополе, давали блестящие балы и вечеринки. Турки признаются, что Пера есть самый веселый квартал в столице. Противоположность между тамошнею веселостию и обыкновенной унылостию в домах Турецких поразительна. Кажется, что в Пере дышешь гораздо чистейшим воздухом, нежели в других частях города. Турки никогда не являются в обществах Франков; свободная атмосфера для них неестественна, и мы в глазах их нечто иное, как Христиане-собаки. Правда, у Турков находишь иногда черты великодушия, благородства; но они фанатики, по невежеству суеверны, жестоки по врожденной склонности, [135] преданы сластолюбию и неге. Чернь у всех народов имеет горестное любопытство смотреть на казни; но чувство не теряет всех прав своих, и часто видишь при таких зрелищах людей со слезами на глазах. В Турции приготовления к смертной казни почитаются торжеством. Несчастного, обреченного к погибели, иногда встречают насмешками; крик, произносимый им среди ужасных терзаний, обращается в забаву, и дьявольский хохот зрителей дает знать, что жертва казни исчезает в муках. Один купец употреблял фальшивые весы: полицейский коммиссар велел его тотчас схватить, намазал ему лице и голову медом, чтоб кусали мухи; потом за одно ухо пригвоздил его к дверям лавки. Коммиссар вышел, оставив несчастного в таком положении. История времен грядущих без сомнения произнесет строгий суд над робким характером политики, которая в течение столь многих столетий позволяла дикой Татарской Орде, угрожавшей Христианским Державам гибелью, обитать в прекраснейшей, столь многими воспоминаниями [136] освященной части Европы - позволяла морским разбойникам Северо-Африканских берегов разрушать Европейскую торговлю, принуждать могущественные Державы к уплате позорной дани; и для чего? из одной только ревности или страха, чтобы не рушилось мнимое равновесие, которое в самом деле никогда не существовало и едва ли существовать может.

(Извлеч. из Нем. Журн.)

Текст воспроизведен по изданию: Нынешний властелин Турции и жизнь константинопольская // Вестник Европы, Часть 161. № 14. 1828