Турция.

(Продолжение.)

История Османского полуострова протекшего года и борьба эллинов с турками обильны великими и важными происшествиями; но несравненно больших и важнейших должно ожидать в будущем 1826 году. Новая Эллада неоднократно находилась [94] на краю гибели, и потом вновь поднималась блистательнее прежнего. Взгляд в будущее ныне столь сомнителен, что мы не дерзаем обратить наблюдательного взора в мрак грядущих времен, который, вероятно уже рассеется к тому времени, когда сии строки выйдут в свет; и потому ограничимся одним только историческим повествованием происшествий сего 1825 года. Конец 1824 года ознаменован был новыми победами греков на море. 12-го ноября египетский флот, в морском сражении при Кандии, потерял четыре большие военные корабля и 20 транспортов; а 3-го декабря, знаменитый греческий адмирал Миаули взял еще фрегат, несколько меньших военных судов и 12 транспортов. Патрас был обложен теснее, и в то же время, казалось, наступил счастливейший период для внутреннего спокойствия Эллинского правительства: выборы членов Законодательного Совета были спокойно окончены; заседания сего сословия, состоящего из 63 членов, открыты 13 октября в Навплии. Исполнительное собрание было утверждено, и не только приложено попечение о военных потребностях, но и о народном образовании, учреждением университета, нескольких лицеев и других [95] воспитательных заведений. — К сожалению сие согласие, казавшееся истинным, было весьма непродолжительно: Колокотрони в средине Пелопоннеза водрузил знамя возмущения против центрального правления, и многие знаменитые Капитаны присоединились к нему, а именно: Никита Туркоед, известная амазонка Бобелина, майнотский Бей Петр Мавромихали, и столь же смелый, сколь ненадежный, Одиссей. Правда, что сие возмутительное предприятие не имело успеха: сын Колокотрони был убит на сражении при Триполице; сам он был разбит Генералом Кондуриоти и принужден сдаться правительству, которое сослало его на Идру; Бобелина нала под ударом кинжала одного Грека, которому, как говорят, она отказала в руке своей дочери; Одиссей, угрожавший Афинам, был взят в плен Гурою, коего влияние с тех пор весьма умножилось, и посажен в башню, им самим для защиты Афин выстроенную. Однако же тем не были прекращены неудовольствия хищных пелопоннесских капитанов, которые были привязаны к единомышленному с ними, необузданному и самолюбивому Колокотрони, и следствия их неудовольствий и внутреннего несогласия слишком скоро [96] обнаружились при высадке, войск Ибрагима-Паши в Пелопоннезе, Греция находилась на краю гибели. Между тем, как турки продолжали готовить великое вооружение свое, и Омер Врионе, по прекращении переговоров с греками, снова перешел на турецкую сторону, сын вице-короля Египетского, Ибрагим-Паша, у которого, при переезде к Родосу, смерть похитила опытного и известного в самой Европе, адмирала Измаил-Гибралтара, беспрепятственно высадил, 22 февраля, на берег между Короном и Модоном, 4500 человек египтян, и к началу марта, успел уже усилить войско свое до 12000 человек. В то же время Сераскир-Решид-Паша со значительной силой предпринял осаду Миссолонги и Анатолика, а Капитан-Паша отправился из Константинополя с флотом, на котором находилось от 8 до 10 тысяч человек высадного войска. Ибрагим-Паша, вскоре по высадке войск своих, которые, при пособии европейской дисциплины и предводителей, вооруженные штыками и подкрепленные порядочной конницей, были Грекам гораздо опаснее величайших орд неприученных к дисциплине турок, начал осаждать Наварин. Помощь Миаули, который в ночи с 12 на 13 мая сжег [97] Египетский фрегат, две корветы, три брига и несколько транспортов, остались без пользы. Недеятельность Пелопоннесских капитанов, междоусобия, царствовавшие между ими; идриотами и правительством, были тому причиной, что Наварин, 18 мая, сдался на капитуляцию, и Ибрагим-Паша, оттуда беспрепятственно прошел до Триполицы. Тогда только греки с ужасом увидели, какой опасности подвергли их междоусобные распри; враг правительства, Колокотрони, получил прощение с приверженцами своими, призван обратно с Идры, и в конце мая, дана ему главная команда над войсками в Пелопоннесе. Между тем турецкое войско прибыло 12 апреля к Миссолонги и Анатолико, и снова предприняло осаду сего оплота греческой свободы, по одержании Решидом-Пашего победы при Салоне. Не столько счастлив был Капитан-Паша: в мае, сражаясь с Сахтурием при Капо-д'Оро, потерял он несколько корабле; однако же успел достигнуть Модона. Тщетно Кондуриотти спешил подать помощь Наварину: возмущение Капитанов Колокотрониевой партии ему в том воспрепятствовало. Ибрагим занял Каламату, Аркадию и Триполицу, которую греки, при выходе, предали пламени; [98] оттуда проник до Аргоса, но принужден был войском Колокотрони, после нескольких стычек, опять отступить к Триполице. При защите Миссолонги, выдержавшей жаркую бомбардировку, снова оказался геройский дух Эддинов. Все старания иностранных агентов убедить их к сдаче сей крепости, были, 2 августа, отринуты, преимущественно твердостью Ното-Боццари, и на приступах, которые предпринимали 35000 турок на сухом пути к 4000 с моря несколько дней сряду, сии последние лишились около 9000 человек. Во время сих приступов подоспел и Миаули, сжег несколько турецких кораблей, и принудил весь флот к отступлению, так, что турки, не взирая на занятие ими крепости Анатолико, должны были 21 июля превратить осаду в блокаду и бессильную бомбардировку. В то время, как Ибрагим-Паша из Триполицы, которую он избрал основанием своих движений, набегами своими распространял ужас и отчаяние по всем частям Педопоннеза, и в нескольких стычках отразил противников своих, Колокотрони и Димитрия Ипсиланти, многочисленные толпы беглецов собрались около Навплии. В сем отчаянном положении и, может быть, по совету [99] командора Гамильтона, исполнительная власть 22 июля решилась требовать помощи у Ионийских островов, а 24 объявила, что отдается под покровительство Англии; против сего однако же сильно протестовали многие уполномоченные и представители французских и Северо-Американских Филеллинских Комитетов, генерал Рот и Тоуншенд-Вашингтон, племянник освободителя Америки. Греческие депутаты отправились в Лондон; но еще до прибытия их воспоследовало объявление английского нейтралитета, воспрепятствовавшее отправлению вспомогательных экспедиций со стороны британских частных обществ. Между тем смелый капитан бракдеров, Канари, отважился на покушение, превосходящее все прежние своей дерзостью: с тремя брандерами, он въехал 10 августа в Александрийскую гавань, с намерением сжечь в оной египетский флот. Сей опыт не удался, и привел вице-короля в такую ярость, что он сам на корабле преследовал Канари, но не мог нагнать его. В последствии и Капитан-Паша прибыл с флотом своим в Александрийскую гавань, где он был принят с величайшими почестями, и приняв главное начальство под соединенным турецко-египетским флотом, [100] состоявшим из нескольких больших военных судов, многих, отчасти европейских, транспортов, десяти брандеров и даже одного парового судна, отправился в Кандию, где снова в нескольких местах возгорелось возмущение; а оттуда, 5 ноября, благополучно прибыл в Наварин. Греческий флот, который между тем перевозил вспомогательные войска в Пелопоннез, в числе 75 военных кораблей и 35 брандеров, оставил 3 ноября Идрийские воды, и предполагал встретить Турецкий флот у Наварина, будучи обманут ложным слухом, что последний прежде всего обратится; на Идру и Специю.— Хотя турки, по отражении последнего приступа, принуждены были отказаться от третьей осады; Миссолонги, однако же все вожди их снова собрали свои силы, с намерением двинуться впереди и помышляли даже о неслыханном, у них и неудобоисполнимом зимнем походе. Они определили, чтобы одна часть их флота подкрепила осаду блокируемой крепости Миссолонги; прочие же войска должны были усилить Ибрагима-Пашу, который нигде не встречал больших препятствий; по некоторым известиям; но, как кажется, преувеличенным, он имел еще 9800 человек египетской пехоты, 5000 албанцев и 1400 [101] человек конницы, и ожидал только соединения с высаженными войсками, чтобы одним ударом довершить гибель греческой свободы в Пелопоннезе. Внутреннее положение греков, даже по мнению друзей их, подвержено гораздо большим опасностям, чем внешнее. Правители их презираемы и даже ненавидимы народом; несогласие еще умножается происками французских и английских филеллинов; и хотя правительство считает у себя до 35000 человек войска, но имеет под ружьем только 5000, — капитаны; в бездействии покоятся в Навплии и проматывают деньги, за которые они обязаны ставит Войска; говорят даже, что сам Колокотрони, в несколько месяцев, забрал до 800000 пиастров, хотя он никогда не выставлял более 2000 человек. Один только батальон был сформирован французским полковником Фавье, под покровительством Маврокордато, который один желает порядка, за то именно всеми ненавидим, потерял почти все свое влияние, ж сам уже отчаивается в успехе греческих дел. Меры, предпринятые Правительством к всеобщей конскрипции и к набору рекрут за деньги, были неуспешны. При таковых критических обстоятельствах решено [102] было, созвать в январе народное собрание. Между тем говорят, что островитяне, которые доселе не принимали большого участия в происшествиях Морей, устрашенные угрожающею оной опасностью, готовы на все отважиться для спасения оной. Американский командор Роджерс, как сказывают, во время пребывания своего в греческих водах, уверился во внутреннем расстройстве сей нации, и едва ли будет убеждать свое правительство подать оной помощь; напротив того, генерал Лалеман вооружает там экспедицию, состоящую из 2 фрегатов со вспомогательным войском, и английские филеллинские общества стараются убедить знаменитого Кокрена, оставившего Бразильскую службу, чтобы он принял начальство над греческой морской силой.

Возмущение в Сербии, которое могло быть весьма полезным для греков, вскоре было укрощено верховным вождем князем Милошем Обреновичем. Молдавия и Валахия оставлены большей частью Турецких войск (И сия часть нередко без позволения оставляет пограничные крепости, чтобы бесчинствовать в несчастных сих княжествах и грабить их жителей. Еще в начале февраля сего года, семеро Турок, под видом купцов, забрались в деревню богатого Бояра Лазо, разными пытками дознались, где скрыты его богатства, били, мучили его и престарелую его мать, ограбили их совершенно, вытащили бедного Бояра из дома, и в конце его собственной деревни расстреляли пистолетами), однако же находится в [103] величайшем расстройстве. Константинополь в сем году не был позорищем значительных беспокойств, хотя внезапная смерть Наследника турецкого престола Абдул-Гамида (рожденного 6 марта 1811 года), которого янычары часто грозили противопоставить отцу его, возбудила сильные подозрения против Султана у всей всегда недовольной неистовой толпы. Единственный брат его, Абдул-Мешид, весьма слабого здоровья, а у Султана только еще двое детей в живых, так, что династия Пади-Шаха в сию роковую минуту легко может вымереть. Неудовольствие Порты, возбужденное пособиями, подаваемыми грекам английскими офицерами; преимущественно командором Гамильтоном, было прекращено объявлением нейтралитета со стороны Англии; и новая перемена в турецком министерстве, давшая перевес умеренной [104] партии, подает надежду к сохранению мира между Портой и европейскими державами; — но, кто знает, какие неожиданные происшествия таятся в колыбели будущего года, и сколь оные могут быть важны для Эллады и для турецкой монархии!

( Окончание впредь)

Текст воспроизведен по изданию: Новости политические: Турция // Сын отечества, Часть 106. № 5. 1826