ПУШКИН А.

ВЗГЛЯД НА ВОЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ТУРЕЦКОЙ ИМПЕРИИ

(См. “Сын Отечества” изд. 1826 г., №9, стр. 74-90, №10, стр. 173-191.)

(Окончание)

Прежде сего, на каждых семь или восемь татар, имущество состояло в одном медном котле, в одной эпанче для покрывания ночью от дождя, и в войлоке, из коего, становясь лагерем, они разбивали палатку на четырех сотках. Все ездили верхами, имея по одной заводной лошади на каждого воина, и с собою малое количество овса или проса, и лошадиного мяса вареного, либо соленого, что, кроме овса, было весом не более 12 фунтов. Столь воинственный снаряд, вероятно, способствовал Эрдегрулу, туркоманских татар Мурге, в удобном завоевании Анатолии; и не есть ли сие изображение того, когда воинственные племена германские, оставив дикие страны отечества своего, и чуждые неги и роскоши, полунагие с оружием в руках, толпами предстали пред величественными, [265] блестящими золотом и изнеможенными Римскими легионами, и одним ударом обращали их в бегство? Сим же обычаям следовали и турки в первых войнах своих. Хотя они и доныне храбры и смелы: но со времен Магомета IV, наипаче познакомились на войне с роскошью; потребности в войсках увеличились, огромная прислуга и умножение мастеровых сделалось необходимой принадлежностью армии, которая уже не воевала набегами, как прежние Татары сие делали; но имела некоторую непременность и постепенность в движениях. Турецкий лагерь, расположённый по большей части наподобие полумесяца, и наполненный женами, невольниками и разного звания людьми, обозами и множеством палаток и шатров, не в надлежащем порядке расставленных, составляет, так сказать, вторую армию, может быть многочисленнейшую первой: по неспособную сражаться, и увеличивающую одни только беспорядки и смятение в случав тревоги и неудачи, тем более, что кажется, турки не следуют принятому в Европе обычаю, чтобы в лагере располагать войско в боевом порядке. И таковые лагери, преисполненные изобилием, неоднократно доставались в добычу русским. Увенчанный лаврами Румянцов [266] под Кагулом, где 17000 русских разбили на голову 150.000 армию Визиря — и опытом искушенный в военных действиях, умел ценить искусство своих врагов. Он говорил: “Турецкую войну надобно начинать с брюха” и по моему мнению сии слова означают не только учреждение магазинов к путей продовольствия, так как Бюлов весьма основательно о сем рассуждает; но что оборонительно наступательные движения против отважных нападений турок одни суть средства к утверждению прочного завоевания в сей стране. Партизаны действием малой войны воспламенят мужеством коренных жителей, сих изнуренных невольников военным деспотизмом Оттоманским: они, ободренные летучими отрядами, составленными преимущественно из драгун и конных егерей, могут в разных краях государства восстать и быть опасны для своих властелинов, кои равно любят и воинскую славу и негу. Нужно стараться по возможности действовать наиболее на флангах и в тылу турецкой армии, чтобы пресекать пути сообщения и продовольствия, и, может быть, последуя примеру лорда Веллингтона в Испании, нужно превращать в пустыни те страны, по коим надлежит [267] наступательно проходить Оттоманской силе, особенно, если с моря и со стороны Азии возможно сделать диверсию, или отвлечение больших масс турецкой армии. Полезное действие летучими отрядами Румянцева при осаждении Шумли (1774), когда он не мог по малому числу войско, со всех сторон держать ее в блокаде (то же самое им было сделано под Колбергом 1761 года), служит подкреплением сему мнению. Действительно в малой войне, все прикрытии транспортов должны быть многочисленны. Никогда не можно быть уверен, что сделаем спокойно свой дневный переход, не зная где неприятель находится. Силы будут развлечены и прикрытия требуют множества войск, скоро могущих изнурить строевую конницу. “Турецкие войска—, замечает Жомини, —наносят почти такой же вред русским, какой казаки прочим европейцам: обозы не более безопасны в Булгарии, как были в Испании и Польше”. Если сие справедливо, то причиной сему может служить недостаточное внимание к природным жителям, христианам, коих защищая, надлежит их [268] самих вооружить и подвинуть к народной войне.

Турки, как будто бы чувствуя слабость свою в наступательной войне, полагают большую надежду в укреплении мест; из всех народов, обитающих в Европе, они сохранили древний обычай укреплять свои станы; сие превосходное обыкновение исправило бы некоторым образом беспорядок и неустройство их пехоты, ели бы можно было чем либо Другим заменить их военный порядок. При всем несовершенстве строения многочисленных их крепостей а замков, с чрезмерно высокими валами, глубокими рвами, дурно фланкированными и без искусственных средств, в новейшие времена изобретенных, они являются, если не более искусными, то по крайней мере более твердыми и решительными в оборонительных действиях, нежели в наступательных: защищаются отчаянно и делают отважные вылазки. Несколько слов о взятии Измаила (1790) служит подкреплением сей истины.

Сильная оборона, наступление дурной погоды и малочисленность российской армии делали совершенно невозможным сие предприятие: но великий гений Суворова превозмог все препятствия, на кои он решился [269] по особенному приказанию фельдмаршала кн. Потемкина, и увенчал новыми лаврами оружие наше. Герой Рымникский требовал, чтобы город сдался без кровопролития: но ответ Паши был следующий: прежде Дунай остановятся в своем течении, или небо преклонится к земле, нежели Измаил сдастся. И так надлежало взять приступом. Суворов, окружив Измаил, заложил батареи, желая удостоверить Тeрок, что он предпринял правильную осаду, и чтобы выстрелами обессилить укрепления, кои были высоки, хорошо вооружены и имели пред собою глубокие рвы. Между тем контр-адмирал Рибас со своей флотилией поражал их суда, и все втайне приготовлялось к приступу. Русских было всего 28000 человек, из коих находилось много больных от стужи; а гарнизон состоял, большей частью, из войск, защищавших Бендеры, Килию, Аккерман, Хотин и прочие крепости, в сию же кампанию покоренные, и всего считалось оного в Измаиле более 43000 человек, снабженных всем нужным для обороны; таковая многочисленность гарнизона при сильных укреплениях доставляет чрезвычайные выгоды осажденным пред осаждающими. С нами Бог! —вскричал Суворов и [270] распорядив войска к приступу с свойственным ему искусством, повел их к Измаильским стенам. На правом фланге командовал тремя колоннами Г. Л. Потемкин, на левом Г. Л. Самойлов; казаки были спешены, и с укороченными пиками, шли колонной на приступ. Туман, последовавший за ясной погодой, скрывал движения наших войск, и восходящая заря была предвестницей ужаснейшей битвы. Войска в безмолвии приблизились к укреплениям, и в 300 шагах сильный огонь с крепости по ним открылся; земля стонала от выстрелов, но русские выдержали огонь и усаливали свое наступление. Генерал Кутузов, с отличною храбростью действовавший в опаснейших местах, во время самого приступа был назначен комендантом, в ту самую минуту, когда отборнейшие войска турок отчаянно сопротивлялись его нападению и едва не сломили к не опрокинули его пехоты: но Кутузов преодолел защищение. Усилие было упорное во всех концах крепости, и каждый шаг стоил ужаснейших кровопролитий. Наконец войска русские ободренные примерами храбрых своих начальников, переправились чрез, глубокий водяной ров, накидав в оный фашин, и в 8 часов утра, уже [271] русские знамена развевались на обагренных стенах Измаильских. Но город еще не был взят: отчаянные жители, вместе с войсками, и даже женщины с оружием в руках, встречали победителей на улицах, где кровопролитная сеча началась и продолжалась целые сутки. Ни многочисленность, ни отчаянное защищение, ничто не могло превозмочь мужества полуночных орлов. Измаил пал: 10000 пленных, 232 орудия, 345 знамен и множество артиллерийских и разных припасов достались добычею победителям, а остальное войско не сдавалось, упорно сопротивлялось в мечетях и домах, кои обращены были в замки, и там погибли.

Военные действия турок, большей частью, основаны на силе крепостей, защищенных многочисленными гарнизонами и доставлявших им великую выгоду во время войны; вероятно, сие служит важною причиной медленности многих наших кампаний и часто бесполезных кровопролитий. Может быть, при нынешнем образе войны, если когда случится действовать против турок, не примут ли каких либо других мер решительных в последствиях и надежных в успехе. К чему следовать принятому обыкновению? и не новым ли [272] искусством Суворов и Наполеон изумили свет своими победами, из коих первый быстротой и внезапностью, малыми силами побеждал, а последний сии правила Суворова применил к великим, движениям многочисленных армий? Но притом не должно забывать слова бессмертного Кутузова: что дурной генерал побьет турок, а хороший призадумается о продовольствии и сбережении армии от болезней.

Ныне скорость в исполнении планов своих и в частных действиях войск на поле сражения, составляет отличительнейшую черту военного искусства, к чему много содействовало усовершенствование тактики, облегчение вооружения армии и умножение артиллерии и легких войск. Со времен Людовика XIV и до Фридриха Великого, военные действия производились большей частью в странах, наполненных пограничными крепостями, кои должны были быть поддержаны армиями, равно как сии последние долженствовали прикрывать крепости. Все усилия в том заключались, чтобы многочисленные обученные армии стеснять в малом пространстве, и в одно и то же время, быть в состоянии осаждать крепость, и выиграть сражение. От сего приведено было в большее совершенство [273] фортификационное искусство и правильность боевых порядков: но со времен Фридриха Великого, крепости потеряли сие влияние, и скорость в движениях сделалась главнейшей пружиной для произведения важных дел. Нет сомнения, что дух времени и обстоятельства изменяют образ войны. Войска в XIX столетии неоднократно проходили неприятельские земли, не заботясь осадой крепостей, между тем, как при Людовике XIV, армия, ведущая таким образом войну, боялась бы подвергнуть себя недостатку в продовольствии, или иметь отрезанными свои пути сообщения. Ныне, напротив того, они оставляют за собою сии пограничные преграды и переносят оружие в самые недра государства, быв уверены, что гарнизоны, находящиеся в крепостях, не осмелятся удалиться от своих постов, и что каждый из них опасен в окружности своей крепости. Ныне все удостоверены, что не надобно упускать случаи, дабы воспользоваться успехами своими. По разбитии неприятеля на поле сражения, крепость лишена будет важной помощи и должна будет сдаться. Нужно только, неутомимо преследовать разбитого неприятеля и не давать времени ему опомниться. Таким образом Пишегрю в одну кампанию [274] покорил Голландию, усаженную крепостями, а великий Суворов в четыре месяца, Верхнюю Италию.

Невозможно ли будет во время турецкой войны, если бы когда сие случилось, последуя сим примерам, на сих же правилах открыть военные действия: так, чтобы при развлечении Оттоманских сил со стороны Азии и моря, наша резервная армия, быстро приблизившись к Дунаю, могла немедленно осадить и блокировать важнейшие крепости, а действующая, следуя оборонительно-наступательным движениям, кои всегда на прочном основании операционных линий должны быть предприняты, сильными летучими отрядами подкрепляла восставших жителей против турок, и стремилась в самую внутренность государства? Искусным генералам, образовавшим себя опытом и наукой в военном деле, хорошо знающим театр войны; и статистику Империи, а наипаче чуждым предрассудков, принятых обычаями и привычкой, остается решить сию задачу, которая, как в военном, так и политическом отношении, заслуживает внимание просвещенных критиков.

Текст воспроизведен по изданию: Взгляд на военное состояние Турецкой Империи. // Сын отечества, Часть 107. № 11. 1826