ОТРЫВКИ О ТУРЦИИ

(Окончание. См. "Сын Отечества", 1821 г., часть 72, № 36, стр. 97-115; часть 74, № 47, стр. 21-30; часть 74, №48, стр. 69-80)

Стечение мусульман мало-помалу вывело из употребления обычай требовать с христианских селений детей мужского пола для наполнения рот Агемоглан или учебного отряда. В 1680 году раии (христиане) были уже совершенно освобождены от сей дани, тягчайшей из всех, какие только налагаемы были на них по праву победы.

В тоже время дозволено было волонтерам записываться в списки Од: они не отправляли никакой службы и не получали жалованья, но гордясь именем янычар, были уверены, что найдут ревностных защитников в воинах сего отряда; несколько христиан также удостоены были сей чести. [98]

Вступление в янычары не ограничивалось никакими законами, и по сей причине списки некоторых Од увеличились до крайности: они содержали в себе более 10.000 имен, между тем как в других не было и двухсот. Отступление от первоначального правила, по которому в янычары определялись одни только невольники и военнопленные, было причиной, что воинство сие перестало быть орудием воли Государя: присоединясь к нации, оно совершенно подчинилось влиянию народного мнения.

Древний порядок, который был душою и славою янычар, начал ослабевать. Свободные мусульмане нашли затруднительным повиноваться воинскому Уставу, предписанному невольникам. Закон о том, что янычары не смеют вступать в брак, исполнялся не в точности; женатым позволялось жить вне казарм.

Прежним законом запрещалось давать обед тем янычарам, которые не являлись при перекличке: в последствии Правительство нашло, что гораздо выгоднее для него сократить свои расходы сбережением съестных припасов, нежели принуждать сих солдат к исполнению должности исправным получением ежедневного их содержания. [99]

В казармах жили одни только те янычары, которые, не имея никакого ремесла и промысла, не находили другого средства к своему пропитанию. Воинские упражнения и маневры, установленные Великим Солиманом, были забыты. Янычары собирались только для получения жалованья, и в сие время все их дело состояло в том, что они по два в ряд, проходили мимо Назиров или инспекторов.

Они не отправляли никакой службы, кроме караулов и патрулей. Оружие их в мирное время состояло в одних обыкновенных палках; им запрещено было носить огнестрельное оружие, ибо сие буйное войско могло б причинить более вреда, нежели пользы общему спокойствию.

Наконец жительство в казармах не почиталось уже необходимостью для получения жалованья: знатнейшие члены Правительства старались записывать своих служителей в действительные солдаты сего корпуса, и получали на них содержание от казны.

Пансионы Отураков или ветеранов часто доставались какому-нибудь царедворцу или слуге; даже жалованье янычар, выдаваемое по личным свидетельствам начальников корпуса, сделалось предметом [100] откупов и мздоимства, разорительных для солдат.

Таким образом исчезли слава, порядок, подвиги, воинская опытность, нравственная и физическая сила янычар; но гордость, привилегии, политическое их влияние и расходы государства на их содержание не уменьшались, а напротив того возрастали. Султан нашелся принужденным повиноваться войску, которое хотел подчинить своей воле, изменением правил его учреждения.

Корпус янычар, считающий в списках своих от трех до четырех сот тысяч имен, и получающий от казны ежегодно жалованья более нежели на 60.000 служащих солдат, в продолжение последних трех кампаний не выставлял в поле более 25 тысяч человек. Сии солдаты, не умея владеть оружием, и непривыкшие действовать совокупно, вообще представляют вид мятежной толпы, более шумной, нежели храброй, готовой скорее рассеяться, нежели сражаться.

Считаем не излишним войти в некоторые подробности о внутреннем устройств сего войска. Корпус (или Орта) янычар разделен был по Уставу Великого Солимана на 196 Од, по числу казарм, [101] которые назначены были для сего корпуса в Константинополе. Сии 196 Од состояли из 101 Оды Жажабеев, 61 Болюков и 34 Сейменов. Первые, коим особенно вверено было охранение пограничных крепостей; отличались тем, что офицеры их имели право носить желтые сапоги и ездить верхом за Агою янычар, между темь как офицеры Болюков и Сейменов носили сапоги красные и обязаны были следовать пешком за своим Генералом.

Порядок сей жало переменился. Различие цветов на сапогах доныне наблюдается, но должности и важность сих трех отрядов изменились. Мы заметили выше, что некоторые из сих Од или полков, как напр., тридцать первая, очень многочисленны, заключая в себе более десяти тысяч солдат и записанных в оные волонтеров, а в других нет и двухсот человек; большая часть из оных содержат в себе от 4 до 5 сот солдат. Шестьдесят пятая Ода, к коей принадлежал солдат, дерзнувший поднять преступные руки свои на особу Османа II, при возмущении, бывшем в 1623 году, с того времени уничтожена, и несмотря на все последовавшие бунты, имя оной еще [102] поныне упоминается с проклятием в вечерних молитвах янычар.

Знаменитость или бесславие каждой из сих Од, равно как население и более или менее воинственный дух жителей округа, назначенного для ее укомплектования, причиняют эту разность. Сии неустройства доказывают, до какой степени Турецкое Правительство связано старинными, затруднительными и вредными постановлениями.

Первые янычары, жившие более в поле, немели в казармах, различались между собою по номерам котлов, употребляемых для изготовления им пищи. От сего произошло звание Чиорбаджи или распорядителя похлебки, принадлежащее начальнику каждой Оды, и важность, сопряженная с поваренною должностью в сем корпусе.

Атчи или повар, Караколуджи или судомои, Сакки или водовозы сделались унтер-офицерами в каждой Оде: им позволено было арестовать и наказывать виновных. Котлы сделались точкою соединения янычар и больше были уважаемы нежели знамена, Байрактар или Хорунжий подчинен был повару.

Разделение янычяр на Оды заставило присовокупить две новые должности: Ода-Баши или начальника казарм, и [103] Векильхаджи жди казначея: они были помощниками Чиорбаджи; первые для надзора за внутренним порядком, последние для управления расходами и заготовления съестных припасов.

Чиорбаджи избираются Агою янычар, который обыкновенно продает сие место Ода-Башиям, за 5 или за 6 тысяч пиастров. Жалованье Чиорбаджи маловажно, но доходы, сопряженные с сей должностью весьма значительны. Сверх того, она открывает путь к первым воинским достоинствам в Государстве. Чиорбаджи, пользуясь системой подкупов, господствующей во всех отраслях государственной службы в Турции, стараются вознаградить собственные убытки продажей мест, от них зависящих. Ода-Баши, которые могут быть избираемы только из янычар той же Оды, и не имеют власти распоряжать раздачей жалованья и пищи, мало платят за свое неприбыточное место; но они имеют другое преимущество: прежние товарищи, рядовые янычары, почитают их своими защитниками, и они, пользуясь сим влиянием, становятся страшными для своих начальников.

Жалованье Ода-Баши составляет в день 120 аспров, повара 90, Байрактара 80 [104] судомои и водовозы получают от 50 до 60 аспров; Отураки или заслуженные солдаты (ветераны) до 90 аспров. Среднее жалованье простых янычар простирается до 20 аспров (120 аспров составляют один пиастр).

Сия нечувствительная постепенность в распределении жалованья воинам различных чинов, может существовать только в войске, составленном первоначально из невольников. С того времени, как достоинство аспра уменьшилось в пятеро против прежней цены его, разность жалованья по сим различным местам сделалась еще менее приметной; уважение, сопряженное с высшей степенью и превосходнейшим годовым окладом, уничтожилось. Офицеры принуждены были управлять солдатами посредством лести, и Правительство лишилось сильного способа действовать на войско помощью офицеров.

Янычары в конце XVII столетия получали из казны ежегодно жалование 3784 мешка (мешок состоит из 500 пиастров), это составляет не много более 9 миллионов франков (рублей). Ныне же войско сие получает деньгами около 10.000 мешков. Присоединив к жалованью цену [105] съестных припасов, коими снабжают солдат, живущих в Константинопольских казармах, и занимающих крепости, найдем, что сумма расходов, употребляемых Правительством на корпус янычар, составит около 20 миллионов франков.

Главные начальники, составляющие генеральный штаб янычар, суть: Ага-Янычар (Енит-Шери-Лгази), Сеймен-Баши, Истамбол-Агази, Киая-Бей, Енит-Шери-Эффенди, Мувур-Агази, Баш-Чаус и Орта-Чаус.

Ага-Янычар есть главный начальник сего корпуса. Он по воле своей набирает всех генералов и офицеров оного, назначает отряды для составления гарнизона в крепостях, вверенных янычарам, и определяет губернаторов в оные. Сии назначения, при которых он руководствуется собственными выгодами и политикой, значительно умножают его имение и поддерживают его влияние. Но подверженный опасности потерять место и жизнь без суда, по повелению Султана, наравне с прочими его невольниками, Ага-Янычар имеет одно только средство отвратить или удалить такое неблаговоление: снискать приверженность солдат. Вот цель всех его усилий! По достижении оной, Ага-Янычар [106] становится человеком весьма опасным для верховной власти.

Между тем положение сего начальника, при всем блеске и величия, весьма сомнительно и опасно: с одной стороны он должен опасаться гнева Султанского и коварств развратного Двора, а с другой подвергается мятежным движениям буйных солдат, которые, подобно своевольной черен, скорее верят обвинениям, нежели похвалам, и осыпают почестями только на одну минуту; излишние их ласки всегда бывают предвестником близкой его смерти.

Оттоманские Императоры прежде сего обыкновенно давали сие важное место одному из своих Ичь-Огланов, воспитанных в серале; но с того времени, как янычары усилились, Султан обязан на место убитого или отставленного Аги, или по истечении годового срока, положенного для отправления сей должности, избирать ему преемника из числа офицеров главного их штаба или из простых Чиорбаджей, т. е. людей, воспитанных в сем корпусе, и напоенных господствующим в нем духом. Сие ограничение в избрании людей на столь важное место нанесло бы сильный удар верховной власти и спокойствию [107] Империи, если бы янычары не разрушали сами

действия сего великого преимущества своим беспорядком и жестокостями: печальный конец многих начальников, сделавшихся жертвой неистовства янычар, устрашает всех, кои назначаются в сию ненадежную и опасную должность. Находясь между двумя крайностями и наученные участью своих предместников, они всеми силами стараются прекращать мятежные движения своих солдат, и оказывают великую, приверженность ко Двору.

Последние возмущения в Константинополе (1808 и 1809 годов) служат тому примером. Все сии мятежи, возбужденные низшими чиновниками и направляемые уленами, увлекали, а иногда поглощала в быстром волнении Агу янычар; но никогда не были причиняемы сими главными начальниками.

Сеймен-Баши есть начальник Од янычарских, составляющих класс Сейменов. Он первый помощник Аги, обыкновенно заступает его место и отправляет за него должность под именем Енита-Шери-Агази-Каймакана, всякий раз, когда Ara удаляется из Константинополя во время войны, для сопровождения [108] Великого Визиря и принятия начальства над янычарами.

Енит-Шери-Киая-Бей есть второй помощник Аги-Янычар. Именем его он раздает офицерские патенты и приказы по службе, и получает все донесения. Его можно почесть начальником штаба сего корпуса.

Истамбул-Агази есть особенный начальник всех янычар Константинопольских. Место сие также очень важно, ибо в столице янычары нередко оказывают гибельное сопротивление власти Правительства.

Енит-Шери-Эфенди есть судьи янычар: все важные споры, происходящие между янычарами, подлежат его суду. К нему отсылаются все солдаты, обвиненные в уголовных преступлениях, неповиновении или других проступках, кои по важности своей превышают власть внутренней полиции, особо учрежденной в каждой Оде. Определения его представляются на утверждение Аге-Янычар, который решает дела окончательно.

Мувур-Агази есть представитель всего корпуса янычар при Порте; его название произошло от Музура или печати корпуса, которую он всегда носит с собою. [109]

Он находится при Великом Визире. Должность его состоит в ходатайстве за общие дела корпусе янычар, и каждого из них в особенности, пред лицом Правительства. Он имеет право требовать солдат, взятых под стражу внутреннем, полицией, дав отправления их в Оду или к Енит-Шери-Эфендию.

Баш-Чаус обязан принимать рекрут и составлять списки корпуса. Принимая рекрута, он дерет его за ухо и дает ежу пощечину. Сим способом дают чувствовать молодым невольникам, принимаемым в сей корпус, что они совершенно зависят от своих начальников, и обязаны им слепой покорностью.

Орта-Чаус обязан исполнять все приговоры, произнесенные Агою-Янычар, Енит-Шери-Эфендием или начальниками Од. Ему помогают в сих занятиях два Чауса.

Великий янычар, осужденный на смерть, до исполнения казни лишается сего почетного звания. Имя его исключается из списков Оды. Сей пример уважения к чести корпуса имело сильное и полезное действие, когда корпус янычар состоял из невольников, гордившихся своими победами, и [110] приученных к подвигам воинским: теперь это не иное что, как простой обряд.

Янычары сделались в новейшие времена весьма опасны Правительству своими частыми возмущениями и почти бесполезны для защищения государства, по причине неопытности и неустройства. Кажется, что в сих обстоятельствах полезно было бы преобразовать или распустить сей корпус. Первая из сих мер была б благоразумнее, ибо янычары, древностью своего учреждения и важными заслугами, оказанными отечеству, сделались одним из существенных оснований сей воинской Монархии. Последняя же не может быть приведена в действо; ибо для распущения сего корпуса, надлежало б противопоставить ему новое войско, набранное из народа; но мы уже видели, что самые способные и храбрые из молодых мусульман обыкновенно записываются в Оды янычар.

Преобразование янычар было возможно в то время, когда сей корпус состоял из невольников, которые, при всем буйстве своем, легко и скоро успокаивались; но с тех пор, как состав оного изменился, с тех пор, как изнеженные Монархи предпочли негу гарема благородным занятиям войны, янычары не могут быть [111] исправлены; когда Султан и нация останутся в прежнем состоянии.

Чтобы Государь, рожденный в серале, воспитанный в неге, проведший лучшую часть жизни своей в заключении, стесненный в своих мнениях предрассудками, способными унизить ум человеческий до последней степени, принес на трон здравый рассудок, потребный для познания ничтожества его мнимого величия и порочности существующих учреждений; чтоб Государь сей, совершенно преобразовав оные, дал собою пример добродетели и великих качеств, и внушил оные своим министрам и солдатам — это было бы необыкновенным явлением, которого в Турции почти безрассудно ожидать и надеяться.

Неудачи последней войны долженствовали бы открыть глаза туркам; но так как победоносные российские войска не проходили еще чрез Балканы, то чернь Константинопольская и жители Малой Азии, обманываемые хвастовством янычар, приписывали все свои неудачи измене полководцев.

Улемы, знающие истинное положение дел и причину зла, называли бедствия последней войны с Россией действием [112] небесного гнева, и для утоления оного предлагали принести в жертву министров, которые устрашали их своей силою или талантами.

Должно думать, что сие ослепление рассеется только тогда, когда окруженные многочисленной армией неприятелей, Султаны увидят истребление своих войск, занятие Ромелии, опасность Константинополя, и греков с оружием в руках.

Тогда турки познают пагубное свое заблуждение и пожалеют о том, что не ввели воинского устройства европейских народов, попустили ослепить себя честолюбивым жрецам и ослабили власть своего Государя. Счастливы они, если, перенеся позднее раскаяние в Азию, примут там правила и учреждения, способные возвратить им могущество в сей стране, бывшей колыбелью их величия, где они еще и теперь могут остаться многочисленной и сильной нацией!

При всех упреках, заслуживаемых янычарами, нельзя, однако ж, не признаться, что существование сего корпуса есть одна из причин, наиболее способствовавших сохранению целости, сей Империи от честолюбивых замыслов Пашей и начальников провинций; они составляют огромное [113] тело, которое, пуская многочисленные отрасли по всем провинциям, получает движение от головы своей.

Прежде нежели Паша успеет собрать довольно денег для составления и содержания постоянной армии, и для сопротивления жадности и преследованиям Правительства, янычары сей провинции для него тоже, это янычары столичные для Султана и его министров. Их угрозы и движения часто разрушают в самом начале преступные замыслы Паши. Жалобы их, доходившие к престолу, стоили жизни многим из сих градоправителей.

Мы видели, что янычары, сделавшись страшными для верховной власти, объявили себя защитниками заключенных в серале Принцев: исторгая их из рук убийц, подсылаемых недоверчивыми и жестокими Султанами, они несколько раз сохраняли от совершенного истребления Дом Оттоманский, и следовательно спасали Империю.

Пер. В. С-в.

Текст воспроизведен по изданию: Отрывки о Турции // Сын отечества, Часть 74. № 49. 1821