|
АЛИ-ПАША(Издатель получил сию статью при следующем письме: “Появление записок г. капитан-лейтенанта Броневского, воздвигнувшего занимательным и полезным своим сочинением, столь прочный памятник славным, и до сего мало известным подвигам Российского флота в Адриатическом море и в Архипелаге, возбудило внимание всех соотечественников, а особливо мореходцев наших. Я убедил одного из сих последних дополнит похвальные труды г. Броневского, описанием плавания российской и турецкой соединенных эскадр, покоривших в царствование Императора Павла I под начальством, адмирала Ушакова, Ионические острова и Неаполитанское Королевство. Читатель, снабдив себя обоими, сими сочинениями, иметь будет полное повествование все[ подвигов российского флота с 1798 по 1810 год, подвигов только прославивших флаг русский и имена Ушакова и Сенявина! Настояния мои были увенчаны желаемым успехом, и ежели некоторые ожидаемые нужные сведения будут в скорости доставлены, то первая часть Записок капитан-лейтенанта Meтаксы не замедлит быть напечатана. Между тем покорнейше прошу издателя “Сына Отечества”, поместить в Журнале своем прилагаемую статью, которая потому сочтена любопытнейшей, что говорится в ней о славном Али-Паше, в Европе мало известном, но страшном в краях господствования своего, и имеющем там великое влияние. При сем испрашиваю позволения доставлять в последствии и другие статьи, а равно и объявление о подписке на книгу сию”. - прим. А. Б. Москва. 25 апреля 1819.) В книге сей, столь часто упоминаться будет об Яннинском Али-Паше (сам Али-Паша дает себе наименования визиря и Эпирского наместника, хотя на то, на другое Портой не признано), что я не лишним почитаю поместить здесь сокращенную его биографию, которая даст [50] читателям моим полное понятие о происхождении, нраве, политике и возрастающем могуществе нынешнего Эпифского Наместника, поделавшегося страшным не только соседственным ему народам, но и самой Порте Оттоманской. Отец его, Вели-Паша, был уездный Воевода в Делфине (древняя Додона, небольшой городок, в Албании против острова Корфы лежащий.. Посла смерти его досталось управление округа сего сына его Али, который с сим малым уделом [51] умел в течение 20 лет соделаться властелином всего Эпира, Фессалии и большей части Греции. Ныне сама Порта Оттоманская видмт в нем более мощного и опасного соседа, нежели данника и подвластного ей Наместника. Возвышением сим обязан Али высокому уму, коим он одарен, коварной своей душе, отличной храбрости, деятельности и неутомимому упрямству, с коим действует во всех своих предприятиях; однако же много способствовали успехам его и злоупотребления; возникшие в последние времена в Венеции. Корыстолюбивые начальники сей, некогда славной республики доставляли Али-Паше за малую плату порох, свинец и даже пушки, до того времени в Албании неизвестные. С помощью сих снарядов, кои присылаемы ему были из ближайших Венецианских крепостей и портов, в Адриатическом море лежащих, вступил он на грабительское свое поприще, и продолжает свои подвиги до сих пор с величайшим успехом. Способы и богатства Али-Паши умножались по мере порабощения смежных [52] с его владениями областей. Он сыпал щедро деньгами при Султанском Дворе, где подкупленные им любимцы давали всем его грабежам и насильственным поступкам благоприятные виды. Часто случалось, что вместо строгого наказания и даже казни за проступки, коими и самое достоинство султана было оскорблено, Али-Паша был награждаем и жалован почестями, как усмиритель непокорных Порте воевод. Во всех несчастных войнах, которые Турецкая Империя вела против России, Франции, сербов, Пасвана Оглу, Али-Паша выставлял большое вспомогательное войско, часть коего с притворством и осторожностью употреблял против врагов Порты, а остальное служило ему к распространению своих границ. Порта долго находилась в недоумении касательно настоящих его намерений, прикрываемых личиной, слепого, повиновения и неограниченной преданности; она токмо тогда вышла из заблуждения своего, когда Али-Паша, чувствуя себя довольно сильным, вместо [53] неукоснительного исполнения и фирманов, ответствовал на оные коварными и даже грубыми отговорками. Завидуя возрастающему могуществу Яннинского Паши, и страшась мятежнического его духа, Порта несколько раз прибегала к снурку (С сими поручениями посылаются Капиджи, придворные чиновники в роде фурьеров. Они отправляют должность кабинет-курьеров при Порте Оттоманской и большей частью, посылаются с потаенным фирманом для снятия головы наместников и прочил вельмож, впадших в немилость у султана. Комиссия их прикрывается каким-либо другими препоручением, доставляющим им случаи видеться и быть наедине с той особой, которую им велено казнить. Несчастному представляется тогда Султанский фирман и снурок шелковый, коим должен он быть удавлен, но Капиджи предпочитают всегда кинжал или пистолет, яко оружия вернее и скорее действующие; у убиенного снимается тотчас голова и отводится в Константинополь. Ежели виновный находит средство избежать как-нибудь казни, тогда Порта стрекается от фирманов своих, и не признает покушений посланного ей Капиджи; сии же никогда не возвращаются ко Двору, ибо подвергаются неминуемой смерти) сему последнему и ужасному орудию восточных деспотов, однако неутомимая бдительность Али-Паши, и звонкость его червонцев не только предохранили его от смерти, но [54] часто доставляли ему удовольствие предупреждать намерения самого Султана. Палачи в одежде придворных чиновников, имевшие повеление отрубить ему голову, соделывались сами его жертвой, как скоро уступали только в его владения; об отправлении же сих чиновных делящей был Али-Паши всегда заблаговременно изнищаем турецкими министрами, кои прежде были токмо защитниками его, а наконец содедались совершенно наемными его слугами у султанского Двора. Порта, видя все покушения свои против его жизни тщетными, и опасаясь сильного перевеса на всем восточном берегу Адриатического моря, ежели Али-Паша объявит себя от ней независимым, прибегала по обыкновению своему к разным робким и бессильным мерам, страхом ей внушаемым; но видя твердость, решимость и силу Али-Паши, она принужденной себя нашла признать его визирем и обладателем отторгнутых у нее лучших европейских ее провинций. Дети его Мухтар и Велия были возведены в первые Пашинские достоинства, [55] последнему же по просьбе отца вверено было управление Пелопонеского полуострова (Он был Портой отрешен по прошествии двух лет. Греки Пелопонеса, немогшие более сносить лютости его и грабежей, отправили в 1805 году депутатов в Константинополь матери султана Селима с жалобами на Вели-Пашу, Сия благодетельная заступница невинных, упросила сына своего не только избавить Пелопонесцев от жестокости ига Вели-Паши, но даже приказать возвратить им два миллиона пиастров, кои он вымучил от них безмерными налогами. Великодушные Пелопонесцы уступили ему половину сей суммы с тем только, чтоб он ускорил освобождение полуострова через Лопанниский залив.) Али-Паша управляет подвластными ему провинциями столь же самодержавно, как турецкий султан своей Империей. Одна воля его дает законы, а оной ничто не может ни переменить, ни поколебать. Имущество, жизнь и честь своих подданных почитает он собственностью своей. Горе тому, кто малейшим ропотом осмеливается возбудить гнев раздраженного Али-Паши! Мщение достигает немедленно несчастного; оно простирается на целое его семейство, а нередко и на все селение, коему он принадлежит. Таким образом погубил он побочного своего брата [56] Карайско и все его семейство, за то, что он гласно негодовал на зверские поступки своего брата прошив некоторых богатых Эпиротов, коих Али умертвил для похищения их имущества. Старший сын его, Мухтар-Паша (он командовал в 1810 году под Батиным 40 тысячным корпусом албанцев и был разбить графом Каменским), одарен мужеством, кротостью и великодушием; он оказывается во всех случаях защитником невинных и покровителем всех вообще христиан. Напротив того Вели-Паша, младший, есть чудовище лютости и распутства; отец столько же завидует добродетелям первого, сколько страшится пороков второго: он их обоих ласкает и обманывает по одиночке; но ни тот, ни другой не пользуется полной его доверенностью. Оба брата не имеют ни малейшего влияния на дела и отчужденны от сердца отца своего. Главное занятие Али-Паши в мирное время состоит в обучении войск, в исчислении своих богатств и постепенном [57] приращении доходов. Обширный его поместья, большей частью похищенные у соседей, кои отдает он на откуп, приносят ему великие доходы; к сему надобно присовокупить многочисленное его скотоводство, таможни, поголовные подати, исключительные его права на продажу скота, шерсти, возку строевого лесу (Дубовые леса около Воницы, Превезы и Химары почитаются превосходнейшими в Средиземном море. Венецианские корабли строились оными и Тулонский флот до революций снабжался Эпирскими лесами. Французское Правительство при королях имело для закупки оных контору в Превезе. Во всю бытность российского флота в Корфе лес для починки судов наших, покупался также в Вонице. Али-Паша присвоил себе все леса без изъятия, даже и партикулярные; несчастные его рабы за самую ничтожную плату должны производить рубку оных и доставлять их в назначенные им Эпирские пристани.) и пр. Сверх сего, имеет он несколько купеческих кораблей, которые нагружаются в турецких портах всякими товарами на его счет и доставляют оные в разные торговые пристани Италии и в Триест; оттуда же в замену привозят все, что необходимо для Эпиротов как то: сукна, шелковые материи, бархат, красные [58] шапочки (род ярмарок) именуемые Фесси и употребляемые всеми без изъятия подданными турецкими. Али-Паша продает все сии товары за исключением путевых расходов, купцам своим оптом из 20 процентного барыша. Значительные его капиталы обращаются во всех торгах и оборотах, чинимых его подданными; участвуя везде, он однако же никогда не бывает в накладе. Его доходы простираются до 20 миллионов пиастров. Из оных платит он Оттоманской Порте малую часть поголовного сбора, называемого у турок харац. У Али-Паши убытков и недоимок не бывает. Он может выставить и содержать до шестидесяти тысяч пехоты и до 20 тыс. Фессальской конницы. Артиллерии у него достаточно и во всей исправности; наемные французы устроили ему оную и завели литейный и пороховой заводы в Тепеленгии (Место его рождения, отстоящее на 13 миль от Яннины; он тут построил крепость, обведенную водяным рвом; в ней хранится казна и лучшие его сокровища; случае поражения армии Али полагает укрыться в Тепеленгии и найти там спасение свое или могилу.). В мирное время содержит [59] Али-Паша не более 10 т. пехоты и 3 т. конницы. Албанцы суть любимое его войско; к туркам не имеет он большой веры; вооруженных греков опасается иметь при себе, хотя большая часть дел его и находится в руках сих последних. Он полагается их праводушие, а еще более на нежную любовь, которую греки имеют к своим семействам, задерживаемым у Али залогами; всякий раз, что они обязаны отлучаться по своим оборотам вне Пашинских владений, греки его обогащают, а арнауты охраняют жизнь его. Устройство внутренней и внешней полиции делает честь его уму, а еще более необыкновенной его памяти и деятельности. Ни что не доказывает столь разительно сей неусыпной деятельности, как-то, что в 32 летнее его управление Эпиром, моровая язва, опустошавшая толикократ Ромелию и Ливадию, не могла никогда проникнуть Яннину и в [60] прочие владения Али-Паши. Лице, которое он видел хоть один раз, не изглаживается никогда из памяти его. Он знает лично всех тех из своих подданных, кои в кругу своем или в народе имеют малейшее влияние. До сведения его доводятся ежедневно самые бездельные обстоятельства и маловажные приключения, происходящие в кофейных домах; все семейственные разговоры в городских и даже в деревенских беседах: одним словом, нет вещи, которая бы до него не доходила. Сии точные сведения, из разных мест одному только Али-Паше сообщаемые, дают ему средства к скорейшему отысканию воров и всякого рода преступников: он имеет особенный дар употреблять ко всякому делу, способнейших к тому людей. Во многих случаях женщина, купцы, нищие, монахи, иманы, дервиши, даже дети заступают весьма успешно место полицейских. Все Яннинские почетные граждане, именитые купцы, ведущие переписку со своими родственниками или по торговым делам, [61] и с Константинополем, с Россией и с прочими европейскими государствами, до такой степени страшатся впасть в подозрение Али-Паши (а особенно в военное время), что все письма свои представляют добровольно любопытству его, а потом уже отправляют оные, куда следует. Али-Паша имеет на жалованье множество иностранцев, которые переводят ему письма сии, равно как и все ведомости, издаваемые в европейских столицах. Наемные сии секретари ведут переписку его на иностранных языках, хотя он ни на одном из них читать не умеет. Талисманом, который он всегда носит на руке, скрепляются все письменные его дела. В Константинополе живут на его содержании несколько ездовых, приставленных к разным министрам и другим особам, имеющим влияние при Дворе Оттоманском. Они доставляют ему немедленно все сведения, новости, к происходящие в министерстве перемены. Али-Паша по известиям сим руководствуемся в своей политике. Он иногда более сведущ в [62] делах турецкого кабинета, нежели сам султан. Чего не делают деньги— у турок? Политика его самая тонкая и неизменная. Он плавает по ветру и по течению, придерживаясь сильного и потворствуя торжествующей державе: он был преданнейшим слугою Бонапарта, покуда счастье сему благоприятствовало. Сии два деспота вели переписку между собою: т. е. друг друга обманывали. Наполеон обнадеживал Али, что сделает его независимым королем, и что к нынешним его владениям, присоединит еще Ионические острова, а Али-Паша со своей стороны обязывался иметь 100 тыч. войска и двинуться с оным в Константинополь по первому востребованию французского императора; но хитрый турок проник коварного корсиканца, коего сделался он скрытным врагом с тех пор, как французы, занимавшие Корфу и прочие Ионические острова, стали ему всячески препятствовать завладеть Паргой. Мера сия может быть причтена к лучшим деяниям в политической жизни Бонапарта; поелику намерение Али-Паши было [63] основать в Парге (укрепленной природой как с сухого пути, так и с моря) новый Алжир. Уже флотилия его у в Превезе и Буцинтре собравшаяся, ожидала токмо о пышных кормчих из Алжира и Туниса для начатая разбойнических своих действий. Все Деи и владетели варварских государств в тайном союзе с Али-Пашой. Угнетатель матерого берега Эпира имел целью истребить также торговлю всех народов, учредя в Адриатическом море новую колонию африканских разбойников; но Наполеон вовремя воспрепятствовать сему предприятию Али-Паши, не из человеколюбия, сердцу его чуждого, но из собственных своих выгод; ибо Италия и Далмация были ему уже подвластны, а Грецию полагал он в скорости присоединить к всемирной своей Империи. Али-Паша страшится могущества России и влияния оной над ее единоверцами. Австрию старается он усыпить, предлагая ей свои услуги для приобретения Сербии, Боснии и Герцеговины. На англичан, новых своих соседей, смотрит он с негодованием. [64] Они, следуя врожденному побуждению истреблять при самом начале всякую рождающуюся морскую силу, отняли у него всю надежду иметь на море даже вооруженную лодку. Он однако же скрывает свою ненависть под личиной притворной приязни. К Порте Оттоманской оказывается пристрастным и покорным, когда находит в том свои выгоды, ежели же оных для себя не предвидит, то отчуждает себя вовсе от турецкого подданства. Всякий раз, что храброе воинство российское торжествует блистательными победами над турецкими войсками или вообще над врагами России, Али-Паша старается приобрести приязнь и благоволение греков. Монахи греческие составляют тогда любимую его беседу; он им позволяет исправлять пришедшие в ветхость церкви и монастыри (во всех турецких владениях строжайше запрещено православным возобновлять и исправлять церкви без особенного дозволения от местного начальника; подобные же позволения подвергают греков всегда величавшим пожертвованиям) и споспешествует [65] даже к тому щедрыми денежными вспоможениями; не редко присутствует он при святом крещении младенцев, и именует их приемными своими детьми. Одним словом он старается внушить, что он в тайне христианин. Ежели бы российская армия дошла до стен Стамбула, нет сомнения, что Али-Паша принял бы христианскую веру, лишь бы мог сим отречением исповедания своего, удержать при себе владения свои и награбленные сокровища. Золото, сила и вероломство суть кумиры, коим он поклоняется; другого исповедания Али-Паша не знает! Посещающим его иностранным путешественникам, старается он показать развязность, вкус и просвещенное обращение европейского вельможи; но ролю сию не может он долго выдерживать, не обнаружа своего невежества. Али-Паша думает привести в изумление своими войсками, сокровищами и награбленными редкостями, но сие затмевается беспорядком, неразборчивости и дурным вкусом, встречающимся повсюду. За столом у него, [66] например, раскидано золото, серебро, хрусталь и фарфор, но токмо для украшения, а не для употребления; часть его прислуги одета богато, а другая служит в замаранном и оборванном платье; гостей подчивает он сам и щедро, но неопрятно. Он им наливает по большому стакану лучшего американского ликеру, а потом своими руками отламывает часть баранины и кладет оную гостю в тарелку; ежели за столом который-нибудь из прислужников ошибется и сделает не то, что ему велено, то он выходит из себя, ругается и забывает всякую благопристойность. Одним словом на каждом шагу и по всем его поступкам и движениям, всякой узнает не могущественного визиря, но лютого Арнаута. Я познакомился с доктором Али-Паши г. Донатом Пасхалием, уроженцем острова Корфы, человеком весьма ученым, который хотя и получал от него в месяц по ста червонцев и содержание, называемое у турок тайн (порция съестных припасов, производимая ежедневно при султанском дворе, равно как и в домах турецких вельмож, чиновникам, кои составляют их свиту), но в скорости [67] от него отошел. Пасхали не мог себя принудить, по примеру прочих европейцев (большей частью французов) в службе Али-Паши находящихся, оказывать рабское повиновение всем его прихотям. Все они обязаны переодеться в длинное восточное платье или в албанскую одежду; должны отрастить себе усы, целовать его полу, говорить с ним стоя на коленях, а что всего мучительнее, слушать в безмолвии жестокие его приговоры, раболепствовать подлым и корыстолюбивым его любимцам и нередко быть свидетелями ужаснейших зрелищ, ибо Али-Паша при себе наказывает и производит пытки над несчастными своими подданными или пленниками. Надобно иметь каменное сердце и быть лишенным всех чувств, чтобы предпочесть спокойствию души и совести, щедрую плату подобного изверга. Я ограничу себя сими подробностями, дабы не отвлечь слишком читателя, от [68] движения эскадр наших. Имя Али-Паши будет часто встречаться еще в книге сей. Несмотря на все его пороки, кои отчасти отнести должно невежеству, необузданности власти и свирепству, нравов того края, нельзя не сознаться, что Али-Паша одарен от природы качествами, кои сделали бы из него великого и мудрого Государя, ежели бы родился он в просвещенном государстве. Текст воспроизведен по изданию: Али-паша // Сын отечества, Часть 30. № 21. 1819 |
|