ЗАПИСКИ ГРАФА ЛАНЖЕРОНА

Война с Турцией 1806-1812 г.г.

Конечно, французы имели больше влияния на возникновение этой [712] войны, стоившей нам много людей и денег, чем князь Прозоровский. Если бы Наполеон желал нам служить в этом случае, как он обещал, он бы нам отдал без войны то, что мы желали, и что нам было необходимо нужно, но тогда он был занят грандиозными планами войн против Испании и Австрии и не хотел заниматься Россией. Его адская политика заставила поспешить вести две войны, крайне несвоевременные и (как это и сам он сознавал) с гибельными для него последствиями. Его целью было ослабить единственное государство, которое могло еще воевать с ним. Он не знал Россия, да и сами русские не сознавали ни своих сил, ни своих громадных средств.

Как бы то ни было, князь Прозоровский получил из Петербурга приказ послать, перед открытием конгресса, курьера в Константинополь, чтобы объявить султану, что если он не вызовет тотчас же посланника из Англии, война будет объявлена. Два дня спустя по возвращении курьера, нам стали хорошо известны намерения Наполеона, и можно было быть уверенным, что теперь турки не согласятся на сделанное им категорическое предложение.

23-го февраля князь Прозоровский послал в Константинополь курьером капитана Паскевича, флигель-адъютанта Государя, а с 3-го марта он разместил свою армию на тесных квартирах.

Главные силы, состоявшие из 8-ой, 15-ой, 16-ой и 22-ой дивизий и части 12-ой, были под начальством Кутузова. Задачей ему была поставлена осада Браилова. Генерал Милорадович оставался в Валахии, а генерал-майор Исаев, помощник его, в Малой Валахии. Он командовал правым флангом, я продолжал командовать левым, а генерал-лейтенант Николай Эссен 1-ый — резервным корпусом, размещенным по всей завоеванной стране, от Сербии до Черного моря — где он занимал все крепости (Один корпус был в Ботлишанах, чтобы следить за австрийцами, которые вели тогда войну с французами. Наш новый союз с Наполеоном и гибельные обстоятельства, постановленные Эрфуртским договором, принудили нас к позорным и пагубным для нас и для всей Европы, действиям. Мы не вели против австрийцев активной войны, (чем вызвали неудовольствие Наполеона), но непрестанно беспокоили их и вызывали на диверсии, вследствие чего была потеряна возможность положить конец политической и военной тирании грабителя Европы и оборонительным союзом подорвать могущество колосса, поколебленное недавним сражением под Асперном. После блестящей победы эрцгерцога Карла, австрийцы самостоятельно могли бы добиться этого, если б мы их не тревожили, а будь они с нами в союзе, успех их был бы несомненным). [713]

Этот резервный корпус был огромный, если сосчитать по числу батальонов, а батальоны были составлены в полном комплекте. Из вторых батальонов каждого полка (резервного) были взяты лучшие офицеры, старые солдаты и даже часть рекрутов, чтобы пополнить два действующих батальона, некоторые из этих батальонов были не что иное, как кадры, к ним присоединили несколько полков, о которых были дурного мнения, или шефов которых не любил князь Прозоровский.

Эссен, высокомерный, гордый, самолюбивый, как истый ливонец, сознавая свои способности и считая себя обиженным тем, что должен был занимать пост, который считал за весьма ничтожный, тогда как блестящие, наступательные действия поручены генералам, с которыми он даже сравнивать себя не хотел, был очень недоволен своим назначением, что он резко и высказывал. Но он ничего не выиграл и страшно о том горевал. Несколько времени спустя, в Яссах, с ним сделался апоплексический удар, который заставил его покинуть и армию, и Молдавию, где он мог бы быть крайне полезен.

Атака Журжева 24 марта.

22-го марта, Паскевич вернулся из Константинополя, привезя отказ турок, который и надо было ожидать (В марте месяце, Засс, всегда деятельный и ловкий, нашел средство захватить корреспонденцию Челибея (бывшего великого визиря — сосланного в Измаил) с браиловским Назиром. Курьеры, несмотря на договор, проезжали через Галац. Засс прекрасно принимал их, напаивал пьяными, отбирал и переписывал их депеши. Он знал об удивлении и беспокойстве Челибея по поводу возможности возобновления войны, о малых силах, которые имел, и о помощи, которой просил. Назир отвечал ему, что верит в мир, хотя надо иметь в виду наше вероломство и быть настороже, и прибавлял, что помощи прислать не может. Еще до открытия конгресса сделали ошибку, отослав в Болгарию и в крепости татар, эмигрировавших в Россию, а также жителей Хотина, Бендер, Аккермана и Килии. Их пересылка вызвала большие стеснения, стоила много денег и лучших солдат. Турки же могли бы их употребить против нас, так как люди эти были раздражены ненавистью и очень законным желанием мести. Отправка их была политическим абсурдом, не имевшим извинения).

Князь Прозоровский хотел воспользоваться этим моментом, когда неприятель не был еще подготовлен к войне и, не находя повода к возобновлению неприязненных действий, желал овладеть Журжевым. Этот поступок был не особенно законен, но [714] влияние этого города было весьма полезно нам. По отношению к туркам, князь Прозоровский считал все позволительными на чем он и основывал свои надежды. После отъезда Мустафы-Байрактара в Константинополь, — Рущук и Журжево остались без влиятельного начальника; а когда он умер, один армянин, по имени Манук-Бей (Бей значит князь, так по крайней мере переводят в России. Манук никогда им не был, но заставлял называть себя так), который был наследником и хранителем его тайн и богатства, приехал из Константинополя в Рущук, где овладел всем состоянием Мустафы, присоединил к своему и уехал в Бухарест.

Его происхождение, жизнь и род занятий не служили в его пользу, но благодаря своим огромным богатствам, он мог быть полезным. Приняли его очень радушно и оставили в армии, чем-то вроде шпиона, ибо он узнавал все новости. Через 2 года граф Каменский дал ему даже орден св. Владимира 3-ей степени, и нам казалось очень странным видеть декорированным этого авантюриста и шпиона.

Он оставил в Рущуке своего друга, некоего Ахмета, бывшего также как и он агентом Мустафы. Ахмет, зная, что Босняк-Ага имел виды на Рущук и что, если он овладеет им или будет послан туда визирем (что и было на самом деле), то не замедлит истребить всех оставшихся приверженцев Мустафы, решил передаться нам и подкупить нас какой-либо услугой, а именно: предложил нам помочь овладеть Журжевым.

Он начал переговоры, через посредство Манук-Бея, с консулом России Кириковым, который был (как говорят) увезен, по приказанию Мустафы, в начале войны, в Бухарест, а затем препровожден в Рущук, где содержался очень строго до перемирия (Кириков крайне обязан Ахмету и Мануку, так как очень возможно что без них, он сделался бы жертвой злобы Мустафы).

Ахмет нашел возможным, под разными предлогами, вывести из Журжева всю артиллерию и не оставил там и 400 человек. Он сговорился с Милорадовичем, что уедет из Рущука в тот самый день, в который тот приблизится к Журжеву, соединится с ним и ручается за взятие города.

Этот проект, прекрасно рассчитанный, наверное, удался бы, если б принимал участие в исполнении задуманного не такой человек, как Милорадович. Непростительно было со стороны князя Прозоровского доверить ему это и оставлять так долго командовать в такой интересной для театра войны стране. Прозоровский [715] не мог не знать его легкомысленности, несообразительности, ветрености, глупости, его смешного чванства и низких расчетов, связывавших его с изменниками (я говорил уже об этих бесчестных связях, а ниже приведу еще некоторые подробности).

Милорадович сообщил Филиппеско о наших планах, и тем все дело было испорчено, так как турки узнали все, что против них затевалось (Милорадович квартировал у Филиппеско; кабинет его никогда не был закрыт, бумаги валялись на его столе, или на туалете дочери его квартирохозяина. Приказы, самые секретные, читались и были известны даже тогда, когда Милорадович и не поручал читать их Филиппеско (что бывало беспрестанно). Французский консул Ду имел очень интимные связи с этим негодяем, и турки были извещены обо всем. (Дальше будут видны детали всей этой интриги)). Если бы даже в управлении Валахией не было наших величайших врагов, то и тогда Милорадовичу не следовало так открыто заготовлять фашины и строить лестницы, что туркам не трудно было узнать все наши враждебные намерения. Очень странно, и никоим образом нельзя извинить нерадение Милорадовича, командовавшего в течение 3-х лет войсками в Бухаресте, и имевшего очень слабое понятие о Журжеве и его укреплениях. Он без конца посылал туда офицеров под разными предлогами, но те, или по небрежности или не обладая необходимыми способностями хорошо видеть, составляли крайне неточные планы и донесения.

Квартирмейстер его штаба майор Ероев, бравый и деятельный, но ограниченный и тяжелый, был послан туда в начале марта, но также ничего, больше других, не увидал.

Журжево расположено в 5-ти или 6-ти верстах от Дуная, на одном из его рукавов, который очень редко высыхает ранее сентября месяца. Этот рукав разветвляется на несколько ручьев и образует два больших острова, под названием Кашара и Канирлова; они разделяются каналом, который прокопан перпендикулярно к Журжеву. Крепость очень маленькая, она не имеет и тысячи шагов в окружности, но расположена очень правильно. Бастионы построены по новым правилам, анвелопа прикрыта, хорошо устроенные прикрытые пути облицованы полисадом, а гласис окружен вторым наружным очень глубоким рвом. Расположение этого рва не представляет затруднений для правильной осады, когда он может служить даже 3-ей параллелью, или ложементом; им также можно воспользоваться и при приступе.

Никто из разведчиков Милорадовича не заметил этого рва, что доказывает их полное невнимание при разведках. [716]

Вдоль Дуная город был открыт и, только после таки турки выстроили каменную стену. В рукаве реки, омывающей город, есть маленький островок, на котором выстроена небольшая, старинная крепость, какие строили генуэзцы в Крыму и Бессарабии лет 400 тому назад. Эта крепость имеет не более 500 шагов в окружности и очень возвышена. В самом городе Журжево были очень плохие казармы для войск и несколько домов для офицеров. Вокруг крепости, по обычаю турок, находилось огромное предместье, хорошо разбитое и населенное, оно простиралось до гласиса крепости. Это предместье было окружено ретраншементом, имевшим 6 верст в окружности.

Князь Прозоровский, предуведомленный о планах Манука и Ахмета через Милорадовича, спросил его: удастся ли атака? Милорадович, никогда ни в чем не сомневавшийся и желавший, по крайней мере, получить генерал-аншефа, ответил князю, что успех несомненен в виду плохого состояния крепости, слабости гарнизона, храбрости войск, находящихся под его командой, и преданности их к нему (Он был проклинаем ими; весь его корпус терпел лишения, благодаря недостатку заботливости, и все до последнего солдата знали, что он служит изменником).

Решили взять город приступом, но держали это дело пока в секрете. Участников было 8 человек: князь Прозоровский, Безак — начальник канцелярии, Кутузов, Гартинг, Милорадович, русский консул Кириков, Манук-Бей и Ахмет. Я приехал тогда в Яссы и жил у Кутузова, который доверил мне этот секрет, но я предсказал неуспех, и он разделил мои опасения.

Милорадович не был человеком, которому можно было бы поручить подобное предприятие. Лишь только он получил приказ рискнуть на эту атаку, как через 0,5 часа сообщил об этом своему милейшему Филиппеско, а через 8 дней Журжевский паша знал обо всем. Пашу этого, по имени Эдин, я давно знал, он был смелый фанфаронь, болтун и не был достоин, чтоб его оповещать о предполагаемом деле.

Князь Прозоровский, всегда деятельный и желавший быть везде, приехал в Капачени (в 20-ти верстах от Бухареста и 55-ти от Журжева), чтоб быть ближе к Милорадовичу, которому он предоставил славу этого предприятия.

Корпус Милорадовича, усиленный Ново-Ингерманландским и Орловским полками, 22 марта расположился в Фолошоках, в 38-и вер. от Бухареста, при слиянии рек Кильниш и Аржиш. [717]

23-го марта Милорадович сделал очень тяжелый ночной переход в 28 вер., а 24-го решился на приступ, который не удался. Ночью замечены были в горах огня, тянувшиеся до Дуная. Огни эти очень удивили генералов, но валахский депутата, бывший при Милорадовиче (и по всей вероятности поверенный Филиппеско) уверил, что это крестьяне сжигают старую траву в это время года. Милорадович не усомнился в истине его слов, другие же генералы отнеслись недоверчиво и долго недоумевали о причине огней. Спустя 6 месяцев, когда я приехал командовать в Бухарест, я удостоверился, что это были сигналы, которыми Фелиппеско давал знать Эдину-паше о движении наших войск.

Кроме того, Милорадович плохо рассчитал время и расстояние, а грязь и лужи, образовавшиеся после оттепели и дождей, заставили несколько колонн сделать обходы, что задержало движение, и войска подошли к ретраншементам предместья только после восхода солнца, в 7.30 ч. утра, а рассчитывали начать штурм в 5 ч. Конечно их увидели в городе, где все уже было приготовлено к встрече.

Для атаки войска были разделены на 5 колонн, следующим образом:

1-ая правая колонна:

Генерал-майор Палицын.

2 батальон Апшеронского полка.

2 батальон Сибирских гренадер.

2-ая колонна:

Полковник Броммер

2 батальон Олонецкого полка

2 батальон Малороссийских гренадер

3-ая колонна:

Генерал-майор Ставицкий.

2 батальон Ново-Ингерманландского полка.

1 батальон Олонецкого полка.

Первые три колоны были под общим начальством генерал Гартинга.

4-ая колонна:

Генерал-майор Ушаков.

2 батальон Одесского полка

2 батальон 6-го егерского полка 5-ая колонна: Полковник Толбухин.

2 батальон Орловского полка

1 батальон 6-го егерского полка. [718]

Последние две колонны были под общим начальством графа Цукато.

Белорусские гусары и Остахова полк, самые храбрые, были поставлены в резерве.

Если б получше изучили местность, которую желали атаковать (а знать ее должны были в совершенстве, так как я уже говорил, туда постоянно посылались разведчики, а турки никогда не предпринимают предосторожностей против лиц к ним посылаемых), то увидали бы, что надо демонстрировать влево и в центре, а главные силы перевести вправо (их движение было бы скрыто домами предместья), или же повернуть фронтом против большого левого бастиона, и войти в мертвое пространство, куда не проникал ружейный огонь с высоких валов бастиона. Тогда легко можно было бы войти в крепость по берегу реки. Правда, что в то же время мы подвергались бы опасности быть под огнем небольшого укрепления с острова, но оказалось, что там не было ни души, чего конечно нельзя было предполагать (а между тем это факт, так как Журжевский паша, имея мало людей, совершенно оставил это маленькое укрепление). Милорадович перевел гр. Цукато с левого своего фланга на правый, но он ничего не мог там сделать; но если бы он передвинул сюда Гартинга и остался бы и сам, то трое таких храбрецов наверное бы победили турок.

После нескольких орудийных выстрелов с нашей стороны по ретраншементам предместья, турки покинули их, так, как надо было иметь по крайней мере 1.500 чел., чтобы их защищать, а турок всего было 400 чел.

Там нашли 14-ть пушек, которые турки принуждены были нам оставить. Некоторые жители скрылись в крепости, a другие спрятались в домах или в садах.

Колонны, сомкнувшись, прошли узкие улицы предместья, затем собрались впереди, но их отвага не могла одолеть тех затруднений, которые представляли как отдельные укрепления, так и рвы крепости.

Только один, Сибирского полка, майор Рихтер понял и сделал то, что действительно надо было сделать. Он с 30-ю солдатами обошел фронт бастиона слева, ворвался в крепость и даже поднялся на валы, но так как никто не поддержал его, то он погиб вместе с 30-ю славными гренадерами.

Все остальные колонны считали этот ров наружным, и никто не знал о его глубине, а иные даже и о существовании его. Солдаты отважно кинулись в него, быстро поставили свои [719] лестницы, но они оказались слишком короткими. Генерал Гартинг всегда несчастливый, как в своих предприятиях, так и в возлагаемых на него поручениях, плохо рассчитал его глубину. Хотя нескольким солдатам и удалось перейти этот ров и даже перебраться по закрытому пути, но не было никакой возможности перейти второй ров, облицованный камнем; для сего надо было доставать лестницы из первого рва и переносить их во второй, под выстрелами в лицо и среди белого дня.

Энергия и храбрость Милорадовича, Гартинга и гр. Цукато не помогли делу. Генерал Ставицкий, сидевший на краю рва, руководил переходом его с геройским хладнокровием, но вскоре был убит ружейным выстрелом. Ставицкий — был командиром Белорусского полка, и не место гусарскому генералу быть в штурмующей колонне, но Милорадович назначил его туда, зная его поразительную храбрость. Вскоре Милорадович увидел, как к туркам подплыли 17-ть судов с десантом из Рущука, и тогда в нем зародилось сомнение в успехе штурма. Попытка сделать новые усилия, или даже оставаться под стенами крепости дольше, значит подвергнуть весь свой отряд полнейшему истреблению, и он решил отступить.

Отступление совершено было в полном порядке. Он не успел разрушить всех домов предместья, но сжег только часть их. Оставаясь в ретраншементах крепости до полудня, он взял с собой только 7 пушек, но не позаботился о том, чтобы иметь достаточно лошадей — для отвоза их; остальные 7 пушек заклепали. Сделав в ретраншементах несколько совершенно бесполезных брешей, вечером того же дня Милорадович отвел войска в Дайо.

Русские потеряли в этом несчастном штурме, так плохо руководимом и еще хуже исполненном, 27 офицеров и 800 солдата убитыми и ранеными.

Милорадович имел наглость в своих донесениях (подражая бюллетеням Наполеона) довести цифру погибших турок до 2.000 человек, а Прозоровский имел слабость подтвердить это в своих приказах.

Я повторяю, что город не имел и 400 вооруженных защитников, ни один из них не погиб, и только лишь 12 или 15 турок было ранено.

Спустя 8 часов после приступа, в Бухаресте уже знали о нашем неуспехе, и Филиппеско торжествовал; а через несколько времени стал распространяться слух, что турки даже преследовали и, окончательно разбив Милорадовича, двинулись на [720] Бухарест. Несмотря на полную абсурдность этого слуха, народ верил ему, и он вызвал в Бухаресте панику. Генерал Энгельгардт, президент Дивана, потерял голову и сделал тысячу глупостей. Когда майор Магденко, понтонер, приехал в Бухарест за лошадьми для отвоза пушек, то Энгельгардт его арестовал. Ко всем этим известиям Прозоровский отнесся довольно холодно, так как его занимал теперь план действий против Слободзеи.

Маленькая деревушка Слободзея расположена на левом берегу небольшого рукава Дуная, протекающего в 6 верстах от Журжева. В этой деревне находился дом Мустафы-Байрактара, и почти вся деревня была населена его людьми и состояла из домов, фабрик, конюшен и риг его приближенных. В этой деревне в 1807 году, Мейндорф подписал перемирие, которое ему так плохо удалось. Слободзея, сделавшаяся знаменитою с тех пор, была окружена огромным ретраншементом в 2 версты длиной. Надо было иметь, по крайней мере, три тысячи человек для защиты его, турок же было в Слободзее всего 250 человек.

Генерал Милорадович отрядил туда батальон Сибирского полка, под начальством полковника Лопухина и капитана Руссо (убитого в деле под Рущуком). Лопухин легко овладел ретраншементом и перебил всех защитников его, за исключением 14 человек, взятых в плен. Два судна с десантом, прибывшие на помощь из Рущука, были потоплены нашей артиллерией.

В ретраншементе нашли 27 пушек, а в доме Мустафы 32 знамя и громадное количество оружия и боевых запасов. Это оказался целый арсенал, который, как мы видели, был очень слабо защищен. Надо думать, что турки не ожидали нашего нападения и ничего не успели вывезти оттуда. Да и нам трудно было воспользоваться всем найденным в Слободзее имуществом, так как все деревни, на расстоянии 30 верст в окружности, были покинуты жителями, и нигде нельзя было достать ни одной лошади и ни одной повозки. Тогда Лопухин, по приказанию Милорадовича, взорвал дом Мустафы, сжег все остальные дома и разрушил укрепления. Затем, присоединился к своему корпусу, который на другой день возвратился обратно (Лопухин и Руссо вполне заслуживали награды, но они ничего не получили, хотя князь Проворовский и делал представление о награждения Милорадовича и всего его корпуса, но согласия не последовало. Многие офицеры были достойны награды, но дело кончилось несчастливо; а в России благодарят только за успехи. Я говорил, что Милорадович рассчитывал быть генерал-аншефом, но ошибся на один год; желательно, чтобы на целое столетие). [721]

Заняв Обилешти и Нагошти, Милорадович около последней деревни построил редут, работу которого поручил майору Ероеву. Это вышло очень неудачно. Редут расположили в 30 шагах от старого полуразвалившегося монастыря, но еще настолько крепкого, что если бы неприятель занял его, то мог бы, после одного ружейного залпа, овладеть редутом. К тому же редут был совершенно бесполезен здесь, так как р. Аржиш летом во многих местах пересыхает, и тогда редут очутится слишком далеко от реки, чтобы охранять мост. Когда я приехал командовать в Валахию, я велел его срыть.

Другой редут, построенный Милорадовичем, в д. Крешести, на р. Ольте, был расположен удачнее. Для защиты правого берега реки, он занял Руссо-де-Веде и прекрасно расположил свои аванпосты, от Ольты до Аржиш. Несколько времени спустя он собрал свои войска в плохом лагере под Копачени и занял Слатин, на Ольте, в 120 верстах от устья этой реки. Этот порт ни к чему не был годен, но Прозоровский находил нужным удержать его за собой, так как считал его важным, что также разделял квартирмейстер его штаба полковник Хоментовский. Как только я приехал в Валахию, то приказал отставить его, так как считал его годным только для устройства магазинов второй линии.

Между тем, князь Прозоровский вернулся к главным силам, которые тогда приближались к Браилову.

Чтобы не прервать порядка описания военных действий, бывших на правом фланге нашей армии, я должен сначала описать, что происходило в июле, в М. Валахии, до моего приезда в Бухареста.

После возобновления военных действий, Исаев предполагал атаковать Видин, но Прозоровский отклонил эту идею, плохо согласованную с силами, которыми располагал Исаев. Он надеялся на подкрепление себя сербами, но они совершенно не годились для подобной операции.

Видин — самый укрепленный пункт, который турки имели на Дунае; он был всегда очень населен и имел сильный гарнизон, который можно считать в 18 — 20 тысяч. Чтобы атаковать их, нам надо было иметь, по крайней мере, вдвое больше сербов, присоединив к ним 7 или 8 тысяч наших солдата и сильную осадную артиллерию. Тогда только можно было надеяться на удачное выполнение такого крупного предприятия.

Прозоровский не мог и не должен был давать 5.000 ч. Исаеву, [722] а если он хотел взять Видин, то должен был сам принять в нем активное участие.

Взятие Белграда сделало Исаева слишком доверчивым к сербам, которым без нашей помощи и без нашей артиллерии не удалось бы взять этот город, такой же сильный, как и Видин, только потому, что они блокировали его бесконечное время. В Белграде укрепления были в ужаснейшем состоянии, артиллерия совершенно негодная к службе и незначительный гарнизон.

Кладову было легче взять, чем Видин, а между тем этого еще не сделали.

24 марта Исаев собрал 2 батальона, 5 орудий и нескольких казаков Гоготова полка, в 80 верстах от Крайова, около Дуная, против острова Ольмары. 25-го он занял остров, в ретраншементах которого нашел нескольких турок, защищавших деревню, расположенную по средине острова. Турки не хотели сдаваться, и Исаев, окружил их, открыл артиллерийский огонь, который заставил удалиться подплывшие лодки с подкреплением. 26-го турки сдались.

Заняв остров и усилив оборону его ретраншементами, Исаев уведомил сербов о своем успехе, надеясь, что они, приблизившись, войдут с ним в сношение, чему так способствовало овладение островом Ольмар. Остров представляет собой превосходный порт и, если бы он был укреплен, как следует, то взятие его было бы очень трудным.

Мы не имели достаточных сил в М. Валахии, чтобы действовать там наступательно, а потому принуждены были вести себя очень осторожно, занимая лишь такие пункты, которые мы могли бы удержать за собой при поддержке войск, расположенных в соседних пунктах. Сюда относятся: 1) Крайово в 40 верстах от Видина, откуда можно было идти вправо и влево по Дунаю, течение которого изменяется около Видина и поворачивается с запада на восток. 2) Чернец — откуда можно наблюдать Кладово и Орсово, и 3) Каракал — чтобы наблюдать Орсово и Исловои защищать Крайово. Эти три пункта очень основательно были заняты Исаевым, прекрасным офицером и обходившимся без квартирмейстера.

Спустя некоторое время после взятия о. Ольмар, Мелентостойкович, один из самых достойных, по храбрости и талантам, воевод, подошел к Дунаю и 21 апреля сжег предместье Кладовы.

Между тем, турки, получив подкрепление в Туртукае, Журжеве, Зимнице, Турно и Фламунде, не оставляли в покое [723] Милорадовича. Не предпринимая ничего серьезного, они делали постоянные нападения и, если не имели большого успеха, но все-таки беспокоили и утомляли войска. Они пытались перейти Дунай в Туртукае и занять Ольтеницу (маленькая деревня, в 5 вер. от устья Аржиш), но кн. Прозоровский, очень предусмотрительно, разместил там небольшой отряд, который он последовательно подкреплял. Сначала там было несколько казаков и две слабые роты егерей, а затем туда отрядили из авангарда целый батальон 7-го Егерского полка. Начальник этого отряда, полковник Лаптев, как хороший офицер, имел несколько стычек с турками и, несмотря на все их усилия, не допускал укрепляться на левом берегу Дуная, где был выстроен редут, столь безуспешно атакуемый ими. Пост этот для нас был чрезвычайно важен, так как, если бы турки заняли его, то для наблюдения за ними надо было бы иметь очень сильный отряд. Значение этого поста усиливается еще и тем, что из Ольтеницы, вдоль левого берега Аржиши и Домбровицы, можно дойти до Бухареста. Большая дорога тянется на протяжении 25 верст по совершенно открытой местности, а затем идут небольшие леса и кустарники. 15 апреля турки приблизились по реке, к Каракулу, но Исаев поспешил из Крайова форсированным маршем и заставил их отступит. Милорадович, желая, чтобы турки прекратили свои беспокойные демонстрации, задумал взять редут, который они построили в Зимнице. Это предприятие казалось мне совершенно бесполезным, и я решительно отказался от него, когда командовал в Валахии. Редут был очень большой, сильный и мог получить за несколько часов помощь из Систова, а потому взять его приступом, без больших потерь, было невозможно. Он был построен между двумя или тремя укрепленными пунктами, граничившими с левым берегом Дуная; срыть его было тоже бесполезно, так как турки в два дня могли его восстановить. Граф Цукато (Граф Цукато был иллириец и родственник графа Колентуля, австрийского посланника в Петербурге. Он помог ему поступить на службу в Россию. Это был прекрасный офицер, о котором я буду говорить ниже), командовавший авангардом Милорадовича, отправил в предполагаемую экспедицию, которая в сущности была поручена ему самому, генерала Палицына, Палицыну удалось выгнать турок из ближайших деревень, а 10-го мая он появился перед редутом и атаковал его, но, потеряв 8 офицеров, в том числе Орловского полка майора Жеденеева и до 100 солдат, Палицын отступил. [724]

3-го июня турки, выйдя из Ислаева на правый берег Ольты, захватили жителей и стада их, однако казакам Исаева удалось все отбить у них, а их самих прогнать, понеся чувствительные потери.

15-го июня турки сделали вылазку на южную сторону острова Ольмара, который они непременно хотели вернуть себе обратно. Предполагая, что турки желают проникнуть на левый берег Дуная и отрезать войска, бывшие на острове, Исаев приказал командовавшему Апшеронским полком, подполковнику Кондратьеву подкрепить своим полком пост в Гогошах и послал бы еще один батальон на остров.

Кладова была весьма важным пунктом в стратегическом отношении; обладание ею упрочивало наши сношения с сербами лучше, чем с острова, и освобождало север Малой Валахии от томительных набегов турок. Крепость эта, которую австрийцы называют Фитислам, расположена на правом берегу Дуная, в 20 верстах от Орсовы и от австрийской границы Трансильвании. Она имеет 4 бастиона, обнесенные полисадом, каменную цитадель и хороший ров. Она могла бы долго сопротивляться правильной осаде, но ее трудно было взять приступом, а между тем именно этот способ и избрали для овладения ею (В 5 верст, ниже Кладовы видны остатки каменного моста, построенного во времена Траяна для атаки дакийцев, живших тогда в Валахии, и действительно нельзя было найти лучшего места для постройки моста. Здесь река очень узка и не быстра. До сих пор еще видно предмостное укрепление, выстроенное Траяном, на левом берегу Дуная с бывшей огромною крепостью. Когда вода спадает, обнаруживаются остатки арок этой великолепной постройки).

Этот приступ был причиной долгой ссоры между Исаевым и Милорадовичем, который, из ненависти к Исаеву, просил Прозоровского назначить взятие крепости штурмом. Я читал этот рапорт Милорадовича, предлагавший Прозоровскому штурм, но однако не принимавшему на себя ответственности за неуспех. Как бы то ни было, но Прозоровский приказал Исаеву взять Кладову. Он употребил русское слово "сорвать" (sorvate), что значит овладеть местом атаки; хотя настоящее выражение — атаковать или штурмовать (shtourmovate). Это происходит от немецкого слова, как и большинство военных терминов, введенных в русский язык Петром Великим.

2-го июля Исаев перешел Дунай со всеми своими войсками, объявив об этом всем частям, расположенным в М. Валахии. Он имел 6 слабых батальонов, 300 пандуров и несколько [725] казаков. 4-го он блокировал Кладову и соединился с 1.000 сербами, которых и отправил осмотреть местность, занятую укрепленным лагерем, на возвышенности, в 3-х вер. от города. 5-го он построил три батареи, из которых одна в 4 орудия, обстреливала крепость с левого берега Дуная.

Князь Василий Трубецкой, генерал-адъютант Государя, находился с Исаевым. Он был прислан из Петербурга после известия о неудачном штурме Браилова. Это был очень честный человек, привязанный к своему царю и родине, безрассудно храбрый, иногда даже до неосторожности. Он имел приказание от Государя донести обо всем, что происходит в армии. Прозоровский его очень уважал и отправил ознакомиться с Валахией.

Быть может он имел слишком большое влияние на решение Исаева — взять приступом Кладову, решение — которое еще колебалось в нем до приезда Трубецкого, но 9 июня приступ был произведен и, к сожалению, так же безуспешно, как и приступ Журжева.

Для штурма Исаев разделил свои войска на 5 колонн: первая с правого фланга состояла из батальона Старооскольского полка, прибывшего только накануне, под командою майора Афанасьева и полковника Олонецкого полка Турчанинова — приехавшего вместе с кн. Трубецким из Бухареста, где стоял его полк. Вторая — состояла из двух батальонов Пензенского полка, под командою полковника Желтухина. Третья — состояла из пандуров, под начальством Курта, молдавского крестьянина из Фокшан, неизвестно каким образом возвысившегося на русской службе до полковника. Четвертая колонна состояла из слабого резервного батальона малороссийских гренадер, под командою подполковника Аш, храброго и чудного офицера. Наконец, пятая — состояла из одного слабого резервного батальона 6-го егерского полка, под командою майора Глебова, и была первоначально назначена для прикрытия батареи, расположенной на левом берегу Дуная, но, оставив ее, она перешла реку в 2-х вер. выше Кладовы и двинулась вдоль реки для атаки крепости.

Аш атаковал храбро, но безуспешно. Курт и его пандуры бежали. Они хороши только при защите редутов и вообще укреплений, где страх за судьбу, которая их ожидает, если они попадут в руки турок, заставляет их защищаться до последней крайности. Желтухин вообразил, по своему обыкновению, что он контужен, и скрылся, а полку его пришлось очень плохо. Турчанинов с большими потерями был отбит; он делал большие усилия, чтобы достичь вала, но ему невозможно было перейти [726] глубокий, обнесенный полисадом, ров. Майор Афанасьев был убит.

Исаев принужден был отступить, потеряв 7 офицеров и 350 солдата убитыми и 20 офицеров и 600 солдат ранеными. В Кладове было 6 — 7 тысяч турок, т. е. гораздо больше, чем нужно для защиты ее. Эта потеря в тысячу человек была слишком чувствительна для Исаева, который и без того имел слишком мало людей в М. Валахии. Переходя Дунай, он оставил на левом берегу только сербов, которые не участвовали в атаке и прикрывали батареи.

Дабы помешать туркам посылать подкрепления из Флорентины, Исаев сделал демонстрацию и приказал перейти Дунай, около остр. Ольмара, одному резервному батальону Олонецкого полка, под командой майора Роганева и капитана Гернет, которые имели небольшое дело с флорентийскими турками и задержали их в крепости.

Со времени атаки Кладовы, до моего приезда в Бухарест, ничего не произошло интересного в обеих Валахиях.

Теперь перехожу к описанию действий главных сил при осаде Браилова и в Бессарабии.

Е. Каменский.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Записки графа Ланжерона. Война с Турцией 1806-1812 гг. // Русская старина, № 3. 1908