ОПИСАНИЕ ТУРЕЦКОГО ПОХОДА РОССИЯН ПОД НАЧАЛЬСТВОМ ГЕНЕРАЛА ОТ ИНФАНТЕРИИ ГОЛЕНИЩЕВА-КУТУЗОВА В 1811 ГОДУ

(Продолжение).

В ночи с 11-го на 12-е октября, сделан был поиск на Силистрию. генерал-майор Гампер, с двумя батальонами, двумя эскадронами и казаками, перешел Дунай выше сего города, между тем как вновь сформированная команда из 140 булгар, вступивших на российскую службу, переправилась чрез реку ниже оного. На рассвете, булгары и кавалерия заняли высоты, повелевающие Силистрией, и между тем они появлением своим обращали на себя все внимание и огонь неприятеля [240] российская пехота в глубоком молчании пробиралась между подошвою высот и Дунаем. Достигнув таким образом городского вала, не быв замечена неприятелем, она внезапно сделала приступ с двух сторон; булгары атаковали с третьей, и все с невероятною быстротою и мужеством ворвались в укрепления. Турки покусились было защищаться внутри города, но не могли долго устоять противу штыка русских. Они потеряла в сем деле много убитых, и до двух тысяч пленных обоего пола, в том числе трех значащих чиновников; 8 пушек новых, только что привезенных из Константинополя, 4 орудия чугунных, 8 знамен, арсенал, перевозные суда и большая добыча досталась в руки победителей. Командовавший в Силистрии трех-бунчужный Паша, Элик-Оглу, едва спасся бегством [241] булгары, участвовавшие в сем деле, оказали отличную храбрость.

По взятии сих двух мест, Кутузов приказал отрядам Грекова в Гампера возвратиться на левый берег Дуная, разорив снова неприятельские укрепления в Typтукае и Силистрии. Таковыми действиями, приведя в страх неприятеля, он отнял у него все способы и надежду, в течение сего похода утвердиться на каком либо пункте правого берега, от Рущука и до устьев Дуная.

Между тем как сие происходило на нижнем Дунае, ген.-лейт. Зассс, желав заставать войска Измаил-Бея испытать под Виддином туже участь, каковую войска Верховного Визиря претерпевали при Рущуке, отрядил для сего ген.-майора графа Воронцова с 3 батальонами и 3 эскадронами (2 батальона Мингрельского пехотного, 1 батальон 43-го егерского и 3 эскадрона Чугуевских улан.). [242]

Граф Воронцов, выступив 7-го октября из позиции под Калафатом, тел усиленным маршем, и, сделав привел у Сальчи, того ж числа к полуночи прибыл в Грую, и с рассветом дня начал переправляться за Дунай. Отряд ген.-майор Графа Орурка (из 3-х батальонов, 14 эскадронов и одного казачьего полка), для того же пояска назначенный, стоял лагерем близь сербского редута в Радоговицах; почему граф Воронцов приказал и своим войскам тут же расположиться. В полдень все было переправлено в готовилось и походу. С общего согласия с генералом графом Орурком, граф Воронцов известил сербского воеводу, Вельку Петровича, находившегося в Неготине, чтобы он, со всеми войсками своими (до 1500 человек пехоты и конницы) следовал к реке Тимоку, и, перейдя оную, дожидался бы в долине [243] прихода российских войск. В 3 паса, соединенный российский отряд, выступив в поход, обошел занятое неприятельскими партиями селение Флорентин, дабы в Виддине не узнали о его движения, и следовал горами вправо; а полковнику Второву с одним каре (из батальона Нейшлотского и 2 рот Охотского полков), граф Воронцов приказал придти к Флорентипу не ранее того времени, когда прочие войска отряда должны были появиться пред Виддином, и, прогнав оттуда турков, немедленно учредить на Дунае переправу, для ближайшего сообщения с корпусом Г. Л. Засса, посредством паромов, которым еще с утра приказано было спуститься из Груи по правому берегу реки к Сальчии.

Граф Воронцов намерен был, пройдя ночью горами на селение Старой Гинсова, прежде рассвета [244] спуститься с оных к Дунаю, между разоренным селением, бывшим против лагеря корпуса ген.-лейт. Засса и рекою, и тем отрезать неприятельских фуражиров, табуны и все, чтобы ни находилось на берегу до самого Флорентина; к сожалению, темнота ночи и заросшие от малого проезда дороги тому воспрепятствовали. Частые ошибки в направлении марша и происходившие от сего остановки причиной были, что уже рассвело, когда российские поиска, шедшие от Тимока по Неготинской дороге, начали спускаться с гор на обширную долину Виддинскую.

Отряд графа Воронцова (за исключением каре из 6-ти рот полковника Второва), состоявший из четырех с половиной батальонов пехоты, 17 эскадронов кавалерии с 9-ю орудиями, и полка [245] казаков (В том числе, Мингрельского пехотного полка 2 батальона, Охотского 6 рот, 43 егерского и батальон, Переяславского Драгунского полка 4 эскадрона, Волынского уланского 10 эскадронов, Чугуевского уланского 3 эскадрона, Донской казачий Киреева полк, 7 орудий пешей и 2 орудия конной артиллерии.),—тянулся одной колонной; впереди шел Донской Киреева полк; за ним сербская конница, под начальством Воеводы Бельки Петровича; потом егерский батальон и сербская пехота, под командой подполковника Красовского; остальная вся пехота и регулярная кавалерия с двумя орудиями конвой артиллерии; за вею самый необходимый легкий обоз всего отряда, а в арьергарде 3 эскадрона Чугуевского уланского полка, составлявшие хвост всей колонны. Казаки и сербы, рассыпавшись по полю, перехватывали все ими встречаемое и не допускали [246] никого уйти в Виддин. Между тем с каждою минутою становилось светлее, и турки из города и из лагеря, под самыми стенами Виддина расположенного, начали выезжать для перестрелки с нашими передовыми.

Приближась к деревне Иновой, граф Воронцов устроил свой отряд в боевой порядок. Первая линия оного составилась из всей пахоты, построившейся тремя кареями; сербская пехота расположилась между средним и левым кареем, а кавалерия — во второй линии. Весь отряд продолжал движение свое левым флангом около, подошвы высот, на коих лежат деревни: Капитанец, Кирембег и Шеу. Пехотные стрелки, прикрывавшие марш с боку, отбивали турецких наездников по одиночке, или в малых кучах приближавшихся; когда же усилия их становились важнее, то весь [247] отряд, остановясь, прогонял их картечными и ружейными выстрелами, и потом опять продолжал свое движение. Подводя к деревне Капитанец, дорога, повернув вправо, привела весь отряд весьма близко к стенам Виддинским. Здесь неприятель, весьма умножившиеся устремился на него сильными толпами, с яростным криком и, обскакав правый фланг, напал на кавалерию там находившуюся, в намерении, отрезав от нее арьергард, овладеть обозом.

Положение графа Воронцова в такой близости от крепости, было самое опасное; но неустрашимость войск и искусные распоряжения начальников, все преодолели. Кавалерия наша, особенно находившиеся тут пять эскадронов Волынского уланского полка, сделали неприятелю храбрый отпор, а подоспевший к ним на помощь каре Охотского полка, огнем своим, скоро [248] помог кавалерии совершенно отбить турок, которые, будучи поражаемы со всех сторон, обратилась в бегство, оставив на месте великое число убитых и несколько пленных.

После сего, граф Воронцов продолжал движение свое несколько времени довольно спокойно; но когда он прошел деревню Кирембег, то неприятель, в другой стороне собравшийся в больших силах и поставивший на высотах близ предместья Виддинского несколько орудий, открыл сперва из оных огонь по нашим войскам, а потом конницей и пешими стрелками атаковал центр и правый фланг нашего отряда, составлявший на походе голову колонны. Однако ж и здесь турки встретили храбрый отпор со стороны Мингрельского полка и егерского батальона подполковника Красовского, коим помогали также лучшие сербские наездники, ободряемые примером. [249] Воеводы своего, Вельки Петровича. Неприятель прогнан был с весьма значительным уроном; а российский отряд, достигнув беспрепятственно до предназначенного ему пункта при Дунае, занял лагерь на месте, самом удобном для сообщения с корпусом ген.-лейт. Засса, упираясь левым флангом к реке и загнув несколько назад правый фланг, из казаков и сербов составленный. По окончании сражения, прибыл из Флорентина и полковник Второв, со своим кареем. Можно полагать, что в сем деле турки потеряли одними убитыми более 500 человек, а число раненых должно быть и того более: ибо при нападении их на правый фланг российского отряда, где был рукопашный бой и где они подходили на 50 шагов к каре Охотского полка, урон их от картечного и ружейного огня был весьма велик. [250]

По показанию пленных турок, было в сем деле Измаил-Беева войска до 3000, а Виддинского до 2000 человек. Коль скоро неприятель увидел, что отряд графа Воронцова утвердился на правом берегу Дуная, и что ген.-лейт. Засс со своей стороны послал сильные партии вниз по Дунаю; то 11-го октября, Мулла-Паша Виддинский прислал к ген.-лейт. Зассу письмо, с изъявлением дружества и предложением возобновить прежние сношения свои с россиянами. Генерал Засс отвечал, что на предложение сие он охотно согласен, с тем однако ж, чтобы Измаил-Бей, с войсками своими, оставил левый берег Дуная, и, по переходе на правую сторону реки, не предпринимал против россиян никаких дальнейших движений. 13-го числа, Мулла-Паша прислал к ген.-лейт. Зассу своего поверенного в делах, с известием, что Измаил-Бей, будучи стеснен на нашей [251] стороне Дуная, согласен возвратиться с войсками своими на Виддинскую сторону, если только россияне не будут обеспокоивать его владений. Ген.-лейт. Засс тотчас заключил с ним условие, тем охотнее, что под пушками Виддинской крепости очень трудно было воспретить ему обратный переход через Дунай; но как при сем надлежало опасаться, чтобы Измаил-Бей не обратил сил своих к Рущуку на соединение с Верховным Визирем, то генерал Кутузов предписал ген.-лейт. Зассу иметь строгое за ним наблюдение и для сего избрать одно из двух: или перейти самому с большей частью своего корпуса чрез Дунай и, открыв действия против Измаил-Бея, не давать ему свободы подкрепить Визиря; или, если ген.-лейт. Засс найдет большие затруднения к движениям за Дунаем, в рассуждении недостатка продовольствия [252] и прочего, то чтобы не упускал из веду Измаил-Бея, и ежели заметит движение турок к стороне Визиря, в таком случае, с большей частью своего корпуса шел бы на соединение к главному российскому корпусу против Рущука, что и можно было во полнить гаем скорее, что путь для ген.-лейт. Засса чрез Малую Валахию был короче, нежели для Измаил-Бея, который должен был сделать большой обход по правой стороне Дуная.

Армия Визиря, стесненная на левом берегу реки, претерпевала крайний голод; что и побудило Визиря, около половины октября, прислать в Журжу своих уполномоченных для переговоров о мире. Приступая к сим переговорам, Кутузов согласился приостановить военные действия, с тем, чтобы в случае разрыва перемирия с которой либо стороны, предварено было о том [253] за 24 часа; однако ж, он предоставил себе право тотчас возобновить действия, если б заметил со стороны турок какие-нибудь неприязненные приготовления, как-то: постройку судов, батарей или умножение войск в Рущуке. Кутузов считал за счастье, что войска турецкие, на сей стороне Дуная находившиеся, не сдались до начатия переговоров: ибо Визирь, увидев их тогда от себя отчужденными, не так бы скоро соглашался на все его требования. Армия турецкая осталась запертой, как была дотоле; ей не позволено было иметь никакого сообщения с Визирем и войсками в Рущуке находившемуся, а письма из Рущука в лагерь и обратно пересылаемы были под открытыми печатями. Пропитание сим войскам Кутузов решился доставлять от себя, но отпускать хлеб в таком умеренном [254] количестве, чтобы они ни коим образом не могли составить у себя запаса. Поелику условия сего перемирия не касались до корпуса ген.-лейт. Засса, то для прекращения сообщения между Виддином и Рущуком, и для затруднения в доставлении подвозом к войскам Измаил-Бея, Кутузов приказал генералу Зассу послать от корпуса своего отряд на правый берег Дуная, ниже Лама-Паланки, с тем, чтобы при удобном случае сделает искушение и на сие укрепление. Таковой отряд послан был 5-го ноября, под командой генерал-майора Репниского 1-го, и состоял из трех батальонов 43-го егерского полка, одного батальона Олонецкого, одного Шлиссельбургского и одного Охотского пехотных полков, двух сот пандуров, одного эскадрона Тираспольского драгунского, одного эскадрона Чугуевского уланского и трех сотен казаков. [255] Генерал-майор Репнянский, прибыв с помянутыми войсками к острову, против Лома лежавшему, оставил на оном две роты Охотского полка и 200 пандуров, а с прочими, в ночи на 4-е число, переправясь за Дунай выше острова, пошел к Лому; несмотря на сопротивление неприятеля, тотчас занял предместье оного и начал бомбандировать самое укрепление, В то же время и сам ген.-лейт. Засс, находясь пропит Лома на левом берегу Дуная, приказал открыть по укреплению канонаду с флотилии в островских против Лома устроенных батарей, чем нанесен неприятелю великий вред. Между тем ген.-майор Репнинский увидел подходящие к сему укреплению со стороны Виддина и других окружных мест сильные неприятельские партии, посланные как для усиления гарнизона помянутого укрепления, так и для [256] сбору; с селений провианта; почему, сжегши большую часть предместья, обратился к тем неприятельским толпам и, по упорном бое, рассеяв их, взял в плен 18 человек.

После сего отошел он ниже от укрепления за реку Лом, и расположился в выгодной позиции. В сем деле россияне потеряли убитыми одного, обер-офицера и 10 нижних чинов, ранеными двух обер-офицеров и 37 нижних чинов.

Неприятель, видя, что позиция, занимаемая ген.-майором Репнинским, явно препятствовала свободному сообщению войск Измаил-Бея с Рущуком—собрал рассеянные 4-го числа войска свои и, подкрепясь из окружающих Берковцы мест новыми силами, 6-го ноября в полдень поя свился на горах по дороге, на Берковец к Лому ведущей, в больших толпах, конницы, со многими знаменами и одной пушкой, которые соединясь с вышедшими к [257] ним из Лома всеми силами, стремительно и отчаянно напали, на лагерь ген.-майора Репнинского, с намерением вытеснить его из занимаемой им позиции; однако ж, по упорном с обеих сторон, более трех часов продолжавшемся сражении, неприятель был везде опрокинут, разбит и прогнан с большим уроном. Россияне в сем деле потеряли 47 рядовых убитых и 58 раненых.— Действия в Сербии равномерно производились с успехом: полковник Полторацкий с одним батальоном Нейшлотского пехотного полка, в укреплении Баня находившийся, выступил оттуда на соединение с сербскими войсками, чтобы атаковать турок, в числе до пяти тысяч собравшихся в 15 верстах пред крепостью. Ниссою, с намерением сделать покушение на Баню, или на Гургузовцы (Укрепление Баня находится в местах, в 20 верстах от Ниссы и верстах, в 10 в стороне от Белградской дороги укрепление Гургузовцы лежит в 55 верстах от Ниссы по Виддинской дороге.). [258]

Неприятельские разъезды встретили 11 октября сербскую конницу, подкрепленную находившимися в конвое Черного Георгия 25 уланами Волынского полка и 25 казаками Киреева полка. Посла непродолжительной перестрелки, неприятель принужден был отступить к главным силам своим, занимавшим выгодную позицию впереди того места, где расположен был их лагерь, который, по первому известию о приближении сербов, был снят и отправлен к Ниссе.

Сербская конница и пехота, подкрепляемая российским батальоном полковника Полторацкого, устроясь в боевой порядок, атаковали неприятеля на всех пунктах. [259] Сильное сопротивление турок, послужило только к большему поражению их, особенно удачным действием четырех российских орудий. Неприятель дважды возобновлял упорное нападение и дважды был опрокинуть. После сего, начальник турецких войск, собравши все силы свои, в одно место, с великим стремлением произвел третье нападение; во турки, встреченные сильным ружейным и картечным огнем, скоро рассеялись и обратились в бегство. Вся конница и пехота преследовала неприятеля более пяти верст до редута Грамади, в десяти верстах пред Ниссою находящегося, в коем спас он свою артиллерию и, оставив здесь часть войск своих, с другою отступил к Ниссе. Потеря неприятельская в сем деле была весьма значительна. С нашей стороны в Нейшлотском батальоне убито двое рядовых и ранено [260] 17 человек. Сербы также мало потеряли. Черный Георгий, верховный вождь народа сербского, с особенной похвалою отозвался о войсках российских, в сем деле бывших, которые, по словам его, примером своим возбуждали соревнование в сербах.

В сие время получил Черный Георгий из Лизвицы (с западной, границы Сербии) известие, от 5 декабря, что турки собрались к реке Дрине, в редута, в прошлом году ими под Лизницей построенный. Визира Боснии, со всеми силами своими, хотел атаковать Лизницу, где находился воевода Антоний Богичевич с войсками своего округа, и с часу на час ожидал, что турки начнут окружать его. Воевода Лука Лазаревич, с ратниками Шабацкого округа находился в Лелеляинцах, в трех часах пути от Лизницы. Сима Мархович стоял в Чокешти в [261] четырех часах от Лизницы, а протоиерей Матвей Алексич—при Соколе. Воевода Богачевич просил их, чтобы пришли к Лизнице для занятия старых своих редутов и потом содействовали бы ему, сообразно с обстоятельствами; но они еще не приходили, а между тем в Лизнице был большой недостаток в порохе.

Черный Георгий, прогнав турецкие войска в Ниссу, с большей потерей сжег часть Нисского предместья, и перевел всех христиан из деревень, окружающих Ниссу, числом до 2000 душ, в Сербию; а как опасность, угрожавшая западным границам Сербии, необходимо требовала присутствия его на реке Дрине, то он возвратился сперва к Делиградским укреплениям, на реке Мораве, и оттуда уже тайно, с частью резервного войска, отправился к Дрине, а над остальными [262] поручил начальство сербскому военному попечителю Mладену.

16-го октября Черный Георгий напал на турок, опустошавших окрестности местечка Буковицы, и разбив их прогнал за Дрину; а 20-го числа он вновь разбил при речке Лиме турецкие войска, под начальством Паши Печанского.

Но возвратимся к тому, что происходило при Рущуке. Сколь ни великое Кутузов имел отвращение к приостановлению военных действий, но должен был к сему приступить, рассудив, что без того Визирь не только не согласится на какие-либо уступки, на даже и не вступит в переговоры; ибо вся цель его долженствовала состоять в том, чтобы скорым заключением мира спасти войска свои, на сей стороне Дуная находящиеся, в том числе и корпус янычарский. Если Кутузов [263] не согласился на перемирие, тогда, без сомнения, мог бы взять и плен всю армию турецкую; но Визирь не имел бы уже причины спешить миром, да и Великому Султану не осталось бы никакого побуждения к скорой ратификации оного.

С другой стороны, хотя бы Кутузов и находил полезными, по взятии в плен турецкой армии, перенести военные действия свои за реку Дунай: то он не имел достаточных к тому способов. С открытием настоящего похода, все приготовлено было к действиям оборонительным; почему сообразно с оными расположены были и его магазины. Почти все войска Дунайской армии с апреля по декабрь месяц собраны были только в двух пунктах: близь Журжи и против Виддина. От одного сего обстоятельства уже истощены были все способы, которые могла [264] представить Валахия, изнуренная продолжительной войною, и подвижной магазин, пополняемый уже из отдаленных мест. Напоследок, способы в продовольствию столь великого числа людей и лошадей, сделались столь затруднительными, что Кутузов по неволе должен бы был прекратить военные действия. Перевеся войну за Дунай, какой огромной надлежало иметь подвижной магазин! Вся страна за сей рекою, верст на сто, совершенно обнажена была от жителей, российские партии, в течение прошедшего лета, весьма далеко ходившие в Булгарию, загнали всех в Балканские горы; следовательно, не имея возможности перевозить даже необходимых потребностей пропитания, Кутузов в сие позднее годовое время не мог бы отдалиться от Дуная боле 30 верст. Кроме сего, у Кутузова [265] недоставало многих таких вещей, которые в расчет оборонительных действий не входят, как на пример: постоянного поста на Дунае. При армии достаточно было способов для переправы за Дунай 800 корпуса ген.-лейт. Маркова и для сообщения с сим корпусом; но чтобы находиться со всей армией за Дунаем, потребно было иметь сообщение надежное в обширное. Легко исчислить можно, сколько на 50 тыс. человек и более, получающих провиант, нужно иметь перевозных судов, для доставления им только полумесячного продовольствия. Сие число судов так велико и время, потребное для перевозки провианта, так продолжительно, что и самый предприимчивый генерал остановился бы на сем действии. Кутузов полагал, что иметь во власти своей армию турецкую, не столь важную по числу людей, как по знатности чиновников [266] и корпусов, ее составляющих, было средство надежнейшее к миру, нежели несколько поисков за Дунаем, которые россияне могли бы сделать в прибавок к произведенным от корпусов Засса, Маркова и отрядом Гампера на Туртукай в Силистрию.

Две трети запертой турецкой армии уже погибли в сражениях, в разные времена бывших, но еще более от бедствий, ей претерпеваемых. Хирурги российские, во время перемирия в турецкий лагерь посланные, видели несколько тысяч человек раненых ядрами, наиболее с флотилии нашей, которые, быв без призрения и врачевания, все лишились жизни. Сколько человеколюбие ни побуждало Кутузова вспомоществовать туркам, однако ж снабдив их в изобилии всеми потребностями, чрез то, может быть, он продлил бы только переговоры [267] шире. Терпение, сими несчастными оказанное, достойно быть описано пером историка. Трудно поверить, какие перенесли они бедствия. Сперва питались лошадиным мясом, без соли, употребляя вместо оной порох; но, будучи с каждым днем все более и более стесняемы россиянами, наконец лишились всех лошадей своих; потом питались они несколько времени травяными кореньями; но и сей способу скоро истощился. Не имея дров для разведения огня и будучи почти наги, они умирали от голода и холода по несколько сот ежедневно. Кутузов, как по обстоятельствам, так и по расчетами своим, отпускал им пропитание самое умеренное, так что хлеба приходилось в день золотников по двадцати на человека. Из числа 2500 турок, которых нужда заставила перейти в лагерь российский, осталось весьма мало здоровых. [268]

Приближение зимы побудило Кутузова требовать у Визиря, чтобы армия турецкая отдана была ему на сохранение до заключения мира. В следствие сего, по сделанному условию, войска турецкие вошли 26 ноября в деревню Малку, а 56 орудий, найденных в лагере, отвезены в Журжинскую крепость, для хранения в оной.

Упомянутые войска состояли под начальством Сераскира трех-бужчужного Паши, Чабан-Оглу, имеющего титл Визиря и многих других Пашей (При войсках сих находились: один Сераскир, два татарских Султана: Аслан-Гирей и Селим-Гирей, один бунчужный Паша, четверо Пашей двух бунчужных и множество других знатных чиновников.). Между ними находился и остаток части Янычарского корпуса, присланного из Константинополя, под командой [269] Ага-гар-Агаси. Турецкая армия, при переходе ее с правого на левый берег Дуная, по показанию всех начальников оной, состояла из 36 тысяч человек. Из того числа в разных сражениях, с 28-го числа августа по 13 октября, то есть, до предотвращения военных действий, они потеряли конечно до 10 тысяч; а 2500 человек в разные времена перебежали к нам; потому от бедственного состояния их, недостатка продовольствия и одежды померно их невероятно много, так что на лицо осталось тысяч около восьми, из коих 5865 человек, выведенных из лагеря, расположены были в Валахии по деревням, в окрестностях местечка Русе-ди-Веде, верстах в 50 от Дуная. Оставшихся в лагере труднобольных турок, более двух тысяч человек, Кутузов, по просьбе Верховного Визиря, велел перевести в Рущук; тем [270] охотнее, что такое множество больных, одержанным гнилыми горочками, могло бы произвести заказу и между российскими войсками.

По близости турок, расположенные по деревням между Русе-ди-Веде, Мавродина и Магуры, — Кутузов разместил по квартирам свои войска, как для наблюдения за турками, так и для предупреждения всякого со стороны их беспокойства, а корпусам ген.-лейт. Засса и Маркова, он приказал возвратиться на левую сторону Дуная. В то же время главная квартира перешла в Бухарест, куда переведен был и конгресс, собравшийся в Журже для переговоров о мире.

В половине декабря месяца, Кутузов приказал всем войскам своим следовать на зимние квартиры, исключая 22-й пехотной дивизии и части 8-й дивизии, которые еще остались в окрестностях [271] Журжи, и расположились по квартирам таким образом, чтобы иметь в руках своих турецкий корпус, за ними находившийся.

По благополучном окончании сего похода, Кутузов немедленно отправил на Волынь, под начальством генерала князя Багратиона, резервные батальоны 15-й дивизии, Гренадерские роты как от сей, так и от 9 дивизии, и 5 Донских казачьих полков, с их конной артиллерийской ротой. Затем оставшаяся 15-я пехотная дивизия, заняла прежние квартиры свои по близости Днестре, а 9-я дивизия между городами: Бухарестом и Бузео.

Теперь остается только бросить взгляд на происшествия и обстоятельства второй воловины сего достопамятного похода. Счастливые события открыли Кутузову почти верное начисление армии турецкой, принявшей в первый раз, в [272] течение всей последней войны вид и действия наступательные. Неприятель с своей стороны, несмотря на бдительность российских войск, не мог также не иметь достаточного сведения о сих войсках, и, основываясь на сем, первоначально направил многочисленные силы свои в окрестности Рущука, куда Кутузов успел притянуть все, что только мог противопоставить ему, не обнажив прочих пунктов.

Коль скоро Визирь предпринял наступательные действия у Рущука и Виддина на левый берег Дуная, со всеми силами своими: то сие обстоятельного весьма бы озаботило Кутузова, имевшего на первом пункте только девятнадцать, а на втором двенадцать батальонов до чрезвычайности слабых от болезней, обыкновенно свирепствующих в Валахии в летнее время, если б он имел дело с предприимчивым [273] и отважнейшим неприятелем, и нельзя отвечать за то, в состоянии ли бы он был удержать стремление турок в обоих упомянутых местах, если б он не предвидел всего, что может Визирь против него сделать, и не привел заранее в движение войск 9-й пехотной дивизии, из 12 батальонов состоявшей, которая прибыв к Кутузову 3 сентября, поставила его в возможность послать некоторое подкрепление к своему правому крылу, при Виддине находившемуся. В последствии, славный корпус Кутузова еще усилился несколькими батальонами от 15-й дивизии. Но сколь полезны были для него пять Донских полков, взятых им из Раи-Хотинской, о сем можно судить по тому, что должен будучи двенадцатью Донскими и Уральскими казачьими полками содержать кордонную стражу, начиная от [274] Ворчарова, (что на Трансильванской границе) вдоль по Дунаю и до устья реки Днестра, на протяжении тысячи верст, он не мог употребить ни одного казака на оных при действующих войсках, дабы теме необнажит в совершенно какому-либо пункта своей линии. Опыт сего повода доказал, что в случае войны в Валахии, сверх тех казачьих, полков которые должны содержать стражу вдоль по Дунаю, необходимо нужно иметь еще несколько казачьих полков в резерве, для действия в поле против многочисленной конницы турецкой.

Обратившись к войне в Валахии фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского, мы увидим, что в предначертании его действии никогда не входило защищение всей Малой Валахии от реки Олты до границ Сербии; даже крепость Турна, при впадении Олты в Дунай лежащая, [275] не была занята его войсками. Не имея надобности заботиться о сохранении сообщения своего с сим краем, он по временам присылал туда только два или три батальона, единственно для развлечения сил неприятельских, и Малая Валахия переходила попеременно в те или в другие руки. Таким образом линия Дуная, почти на 500 верст сокращенная, позволяла Румянцеву иметь более единства в его военных действиях, и требовала меньших способов и менее попечений к ее защищению. Напротив того, Кутузов не властен был сократить свою линию обороны, а должен сообразоваться с тем, что начато было его предместниками в командовании Дунайской армией; ибо политические виды препятствовали предоставить сербов собственным их силам, и вследствие сего, самая [276] необходимость требовала занимать о защищать Малую Валахию, дабы не потерять совершенно сообщения своего с сербами. Кутузов начал поход сей с малыми способами, и потому ничего не мог предоставить на произвол судьбы. Расчеты его, не столь смелые, как заботливые, немогли быть по крайней мере ошибочны, и наконец, вспомоществуемые необыкновенным стечением обстоятельств, они увенчаны были счастливым и полным успехом.

Между тем переговоры не подвигались, и приятная надежда, вскоре подписать мир между Россией и Турцией, едва было вовсе не уничтожилась. Генерал Кутузов решился заключить перемирие и начать переговоры потому только, что Верховный Визирь обещал постановить реку Серет границей между обоими государствами; но Великий [277] Сулпиан не согласился на таковую уступку, которую находил слишком значительной. Уполномоченные турецкие получила от него повеление взять назад данное ими слово, и предложить России только часть княжества Молдавского, между реками Прутом и Днестром лежащую, выговорив притом, чтобы даже крепости Измаил и Килия, возвращены были Порте Оттоманской. Столь явное нарушение заключенного обязательства, без сомнения, долженствовало возбудить негодование Императора Александра Его Величество повелел поступать с находящимися во власти Кутузову войсками турецкими, как с военнопленными, и, распустив конгресс, возобновить военные действия.

В феврале 1812 года, лед на Дунае довольно утвердился, почему ген. Кутузов приказал производить поиски за сию реку, дабы показать [278] туркам, что россияне уже готовы к возобновлению войны. В ночи с 1-го на 2-е февраля, генерал-майор Булатов, с 5 батальонами. 500 казаками и 7 орудиями, перешел за Дунай, из Зимницы в Шистов, где захватил в плен турецкий отряд из тысячи человек. Следующей ночью, возвратившись на левый берег Дуная, взял он направление к Турне, а в когда с 4-го на 5-е число, вторично перейдя сию реку, вступил в Никополь, однако ж, не нашел там неприятеля. Турки, в окрестных деревнях находившиеся, бежали в укрепление, построенное ими при Гулянцах. Россияне взяли укрепление сие приступом; но Али-Паша, начальствовавший турками, Отступил во внутренний окоп, заключавший в себе магазины неприятельские. Опасение, чтобы не разошелся лед на Дунае от наступившей оттепели, не позволяло [279] Булатову долее оставаться на правому берегу сей реки; почему он, желая развязаться с Али-Пашею, позволил ему свободно отступить к Виддану; а потом, истребив магазины, возвратился в Турну.

В ночи с 4-го на 5-е число, ген.-майор Гартинг, с четырьмя, батальонами, равномерно перешел через Дунай из Каралата в Силистрию; но, не найдя неприятеля в сем последнем городе, возвратился в свое место, не имев даже случая к бою.

Генерал-майор графа Ливен, выступивший из Галацы с четырьмя ступивший из Ралаца с четырьмя батальонам и , казаками, перешел Дунай 5-го числа, и доходил до Бабадага, откуда возвратился чрез Maчин опять в Галац.

Генерал-майор Тучков, отправленный из Измаила, с четырьмя батальонами при 6 орудиях и казачьим полком, перешел Дунай близ [280] Тульчи, в ночи с 5-го на 5-е число, и, пройдя чрез Бабадаг, достигнул города Мангалии, коим овладел и ночи с 10-го на 11-е февраля. После сего он возвратился в Измаил, приведя с собою 850 пленных.

Таким образом военный действия, казалось, восприяли ход свой; но обе противные стороны такую имели надобность в мире, что наконец поладили между собою. Россия, угрожаемая страшным нашествием почти всех европейских народов, под предводительством Наполеона, желала иметь возможность, без всякого развлечения, соединить все военные силы свои на западной границе государства. С другой стороны, турки, сраженные бедствиями, в прошедшем году ими претерпенными, истощили уже все способы свои и не находили более средств к набору новой армии. В таковых обстоятельствах сближение не могло [281] не последовать. Турецкие уполномоченные не оставляли еще Бухареста, не смотря на прерывание конгресса. Переговоры возобновились и тем с большим успехом, что обе стороны несколько сбавили из объявленных ими притязаний. Предварительные статьи подписаны были 5-го мая, а окончательный мирный договор — 16-го числа того ж месяца. Река Прут и устье Дуная назначены границей между обоими государствами; вследствие чего Россия удержала за собою крепости: Хотин, Бендеры, Аккерман, Килию и Измаил, а прочие завоевания свои возвратила Порте Оттоманской.

Текст воспроизведен по изданию: Описание турецкого похода россиян под начальством генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова в 1811 году // Отечественные записки, Часть 34. № 96. 1827